Рог Роланда и меч Гильома

ИСТОРИЯ ВТОРАЯ

«Монжуа! Монжуа!» — Совет у Марсилия. — Бланкандрен снаряжает посольство. — Оливковые ветви и коварные замыслы. — «Дай Бог ему спастись!» — Совет у Карла. — Горькая судьба Базана и Базилия. — «Не след отвергать просьбу побежденного». — Кто поедет к Марсилию? — Выбор короля. — Случай на охоте. — «Ты не замена мне, Роланд!» — Королевская перчатка.

вот — минуло время, и при звал Карл Великий своего племянника Роланда, отправляясь в новый поход в Испанию, покоренную нехристями-сарацинами.

Семь долгих лет провоевал державный Карл в далекой Испании. Смело бились его дружины. Чудеса храбрости выказывали его могучие рыцари. Не раз на горах и в долинах раздавался знаменитый боевой клич французов:

— Монжуа! Монжуа!..

Развевалось Карлово знамя, приводя в трепет неверных. Потому что под этим знаменем сражался сам непобедимый король, сжимавший в руках свой всесильный меч Жуайёз. Потому что под этим знаменем воевали двенадцать пэров — самые знаменитые королевские рыцари. Потому что под этим знаменем шли в сражение могучий Роланд, и доблестный Оливье, и бесстрашный Эмери Нарбоннский.

Весь нагорный край завоевал Карл — до самого моря. Не было такой твердыни, не было такого замка или города, которых не взял бы он силой своего оружия. Повержены в прах крепости, разрушены башни и стены. И только Сарагосу не сдали мавры Карлу Великому. Правил ею в то время царь Марсилий, который поклонялся своим языческим богам, за что и был осужден на верную погибель христианским воинством.

Однажды в знойный полдень отправился Марсилий Сарагосский в плодовый сад. Прилег на мраморное ложе под сенью тенистых крон и призвал на совет своих герцогов и графов.

— Воины мои, — сказал он маврам, — Карл Великий, правитель Франции, вступил в наш край и жестоко воюет нашу землю! Вот какое горе нас постигло. Грозит он нам разгромом, и нет у меня такого войска, что могло бы расстроить его рать. Мудрые вельможи! Подайте совет, как избежать смерти, как уйти от позора?

Молчат нехристи. И лишь один славный кастелян, защитник северного города Вальфонды, решился ответить своему повелителю.

Звали его Бланкандрен, он был доблестным бароном и мудрым советчиком.

— Оставьте пустые страхи! — сказал он Марсилию. — Долго уже воюет Карл на нашей земле, пора ему идти восвояси. Отправьте к гордому и кичливому Карлу послов. Поклянитесь ему в дружбе, пошлите ему в дар медведей, львов да собак, верблюдов и мулов, нагруженных арабским золотом. А главное — пошлите ему сотен десять соколов, которые благополучно перенесли линьку. Уж до чего охоч Карл, привыкший месяцами травить зверей вокруг своего Ахенского дворца, так это до линялых соколов! Пусть он расплатится со своими наемниками золотом. Пусть уведет он их из наших пределов. Обещайте ему, что по осени, в святой Михайлов день, вы сами явитесь к нему в Ахен с поклоном, примете христианскую веру и станете служить ему верой и правдой. Если захочет — пошлем ему знатных заложников. Не пожалеем своих детей — я первый готов отправить моего сына на смерть. Пусть лучше император срубит им головы, чем нам лишиться земли, крова, почета и власти и побираться с нищенской сумой!

— Хороший совет, — сказали язычники.

— Клянусь вам, — продолжал Бланкандрен, — клянусь своей бородой и правой рукой, что, получив такие подарки и заверения, снимут французы лагерь и вернутся в свою милую Францию. Возвратится Карл в столицу, отпразднует день святого Михаила, пройдет срок крещенья, но ни слова о нас не услышат спесивые франки. Ужасен Карл в своем гневе. Повелит он казнить заложников. Но лучше им лишиться головы, чем нам — своей родины.

— Пожалуй, так! — вскричали басурмане.

Тогда распустил Марсилий свой совет, призвал к себе десять самых хитрых и отчаянных мавров во главе с Бланкандреном и повелел им снаряжать посольство к Карлу:

— Франкский король осаждает сейчас Кордову. Отправляйтесь под стены крепости. Возьмите каждый в руки оливковую ветвь, которая всегда была символом мира и дружелюбия. Если вам удастся примирить меня с Карлом, я вознагражу вас землей, поместьями и всяким добром — кто сколько захочет взять.

— Мы заслужим эту честь, — ответили мавры.

— В добрый путь! — продолжал Марсилий. — Просите короля, чтобы он пощадил нас всех. Скажите ему, что и месяца не пройдет, как явлюсь я к нему в Ахен с тысячью моих лучших баронов, и все вместе примем мы христианскую веру. Уверьте великого Карла, что буду я его верным слугой, а коль нужны ему заложники — дадим, сколько попросит.

— Вот это добрый мир! — согласился коварный Бланкандрен.

А в стане Карла Великого праздновали победу над неприступной Кордовой. Одолел ее король, снес ее башни, разбил стены, оделил своих воинов богатой добычей. Ни одного язычника не осталось в разрушенном городе: кто не убит, тот окрещен.

Сидит Карл в плодовом саду. На седых волосах корона, белая борода ниспадает на грудь. Сидит величаво на золотом чеканном троне, под сосной, среди цветущего шиповника. Вокруг короля расположилась верная его свита: тут и Роланд, и Оливье, и Эмери Нарбоннский, и другие славные рыцари; кто стар — играет в шахматы, кто молод — развлекается потешным боем.

Издали виден король. Издали спешат к нему послы язычников. У каждого в руках оливковая ветвь, у каждого в мыслях страх и вероломство.

Как было положено, по чину и закону, поклонились басурмане. Первым вышел Бланкандрен и сказал со смирением:

— Да хранит тебя, король, твой всесильный Бог! Мой владыка велел сказать, что возжаждал он спасения души и понял, как благ и чист ваш закон. Царь Марсилий шлет тебе свои дары: медведей и львов, борзых псов и верблюдов, да десять сотен линялых соколов. Шлет он тебе арабского золота, чтобы смог ты расплатиться со своими наемниками. Вволю ты уже навоевался в наших землях, великий Карл. Пора тебе возвращаться в Ахен. А мой господин придет туда вслед за тобой, чтобы самому принять святой закон Христа.

Задумался король Карл.

— Так ли это? — спросил он наконец. — Ваш Марсилий — мой заклятый враг. Кто будет мне порукой, что вы не лжете?

— Заложники! — гордо ответил мавр. — Десяток-два заложников, сколько скажешь. Самых знатных сыновей отправим к тебе. Я первый пошлю своего сына. А когда вернетесь вы назад, явится к тебе в Михайлов день мой повелитель, и в тех ключах, что создал вам Господь, в теплых и чистых ахенских ключах крестится и он, и тысяча самых знатных его вассалов!

— Дай Бог ему спастись! — воскликнул король.

На следующее утро, пока сарацинские послы еще отдыхали в своем шатре, созвал Карл совет. Явились к нему отважные и мудрые рыцари: герой Ожье и нормандский герцог Ришар; архиепископ Турпен, лихой воин и набожный правитель; гасконский вождь Аселен и храбрый Тибо из Реймса; пришел граф Роланд, и знатный Оливье, и смельчак Эмери Нарбоннский; пришел и отчим Роланда Ганелон, который вскоре всех предал. Но видно в недобрый час сошлись они на совет, потому что принес он франкам многие беды.

— Марсилий Сарагосский прислал к нам послов, — сказал император, — и сулит мне несметные богатства: борзых псов и верблюдов, львов и медведей, десять сотен линялых соколов и столько золотой казны, что я смогу расплатиться со всеми своими воинами. Однако просит взамен басурманин, чтобы ушли мы отсюда домой. Он клянется прибыть в Ахен и принять там святое крещение. Однако я в великом сомнении: можно ли доверять коварному мавру?

Тут поднялся с места Роланд и потребовал не верить сарацинам.

— Марсилий-язычник известен своим коварством, — сказал он королю, — и всегда был хитрым изменником. Вспомните: он уже присылал к нам однажды своих послов. Несли они такие же масличные ветви, такие же слова говорили, так же клялись в мире и верности. Вспомните, государь: точно так же просили вы у нас совета, и мы, безумцы, поверили их льстивым речам. Вспомните наших славных графов, Базана и Базилия, которых вы послали к поганым нехристям, а Марсилий казнил обоих у Антильских гор. Нет, государь, громите арабов, как прежде, бейте их без пощады, ведите к Сарагосе грозную рать. Пусть всю оставшуюся жизнь проведем мы в осаде этой крепости, но зато отомстим злодею за смерть посланцев!

Поник великий император челом, теребит усы, мнет свою седую бороду, не спешит отвечать племяннику.

Тогда поднялся со своего места граф Ганелон, выступил вперед перед Карлом и сказал ему смело и кичливо:

— Нелепо, государь, слушать тех, кто обуян гордыней, — будь то я или кто другой. Тому внимайте, кто даст мудрый совет всем во благо. Царь Марсилий готов заключить с нами мир, желает стать вашим вассалом, готов, как слуга из рук сеньора, получить от вас во владение испанские земли, перейти в нашу веру и стать добрым христианином. А кто не хочет слушать его мольбы и склоняет вас к отказу, тому не жалко ни наших жизней, ни франкской крови. Подобные речи внушены тщеславием, не им должно внимать, но советам мудрости!

Тогда поднялся престарелый боец, самый славный из баронов великого Карла Немон Баварский.

— Вот разумный совет, государь, — молвил он королю. — Не след отвергать просьбу побежденного. Молит Марсилий о пощаде, и великим грехом будет отвергнуть его мольбы. К тому же он готов прислать знатных заложников — не это ли повод, чтобы окончить долгую войну?

— Верно! Прав герцог! — вскричали франки.

Согласился с ним и Карл. Стали думать французы, кого послать в посольство в Сарагосу.

— Вручите мне, государь, свой жезл и перчатку, — вновь сказал Немон Баварский, — и я охотно отвезу ваше посланье царю Марсилию.

— Извольте сесть, герцог, — ответил король. — Клянусь бородой, вы самый умный из моих советников, негоже отпускать вас так далеко. Нет, не вы поедете в Сарагосу!

— Тогда я поеду! — воскликнул Роланд.

— Не бывать этому, — возразил Оливье. — Вы слишком, сударь, круты. Не ровен час, еще затеете ссору. Если королю угодно, лучше я отправлюсь к сарацинам.

— Молчите оба! — приказал король. — Клянусь бородой, ни один из моих пэров не будет избран в посольство.

Тогда встал с места архиепископ Турпен из Реймса:

— И впрямь, нельзя к поганым слать наших самых славных рыцарей. Мы семь лет уже бродим по Испании, из конца в конец исходили этот край, множество бедствий претерпели и горя хлебнули. Государь, дайте отдохнуть вашим воинам, а перчатку и жезл передайте мне: я сам доставлю ваш ответ язычникам.

— Садитесь на ковер и извольте молчать! — разгневался король.

Стали думать бароны, кого же все-таки послать послом к Марсилию.

— Пусть едет мой отчим, — сказал наконец Роланд, — пусть едет граф Ганелон.

— Вот это дело! — согласились французы. — Граф хитер и оборотист, он лучше всех исполнит королевское поручение!

Испугался граф Ганелон, сбросил в гневе с плеч широкий плащ, подбитый горностаем, остался в одном шелковом камзоле, презрительно и надменно взглянул на Роланда. Невысок ростом Ганелон, но статен и крепок. Гордое лицо его пылает от ярости, глаза сверкают — ничего не скажешь, хорош граф! Любуются на него королевские пэры, любуется король. А Ганелон между тем повернулся к Роланду и процедил сквозь зубы:

— Ты злобный безумец, Роланд! Кому же не ведомо, что я твой отчим? Из-за тебя король посылает меня к Марсилию. Что ж! Дай только Бог вернуться из Сарагосы целым и невредимым, уж мы с тобой посчитаемся! Так за все разочтемся, что будешь помнить меня до самой смерти!

Смотрит Роланд на графа Ганелона, хорошо знает, отчего тот пришел в такую ярость. С того дня, когда вероломный граф столкнул на турнире Роланда с его отцом Милоном Англерским, желая погубить своего пасынка, судьба уже не раз сводила юного рыцаря с коварным отчимом. Знает Роланд: завидует Ганелон его славе и удачливости, его ловкости и его знаменитому Дюрандалю. А больше всего не может злопамятный граф простить Роланду одну их встречу, что произошла как-то на сельской дороге.

Дело в том, что граф Ганелон был заядлым и азартным охотником — точь-в-точь император Карл. Бывало, неделями не сходил он с коня, преследуя добычу. Однажды целую осень проохотился Ганелон в окрестностях Ахенского дворца. Леса вокруг королевской столицы густые и кишмя кишат всякой живностью. Травил Ганелон лис и зайцев, лосей и медведей, но самой лакомой добычей были для него кабаны. Любил Ганелон вкусно поесть и в этом своем пристрастии не отставал ни от короля, ни от его пэров.

Обычно перед обедом сами знатные охотники зажаривали на вертеле свою добычу — кому что было по вкусу. Ганелон же больше всего на свете любил жареную свинину, отчего и попал в обидную и постыдную переделку.

Так вот, на исходе охоты выследил Ганелон кабанье стадо, пустился его преследовать и далеко опередил своих слуг и сотоварищей по полевой потехе. В пылу охоты выскочил Ганелон на сельскую дорогу и увидел впереди огромное облако пыли.

— Вот они! — возликовал граф и с копьем наперевес врезался в самую гущу пыли, с наслаждением слыша визг, хрюканье и топот копыт. Когда же налетевший ветер разогнал пыль, неудачливый охотник с огорчением понял, что принял за кабанов обычное стадо свиней, которых погонщики-мясники, вооруженные дубинами и ножами, вели в столицу на королевскую кухню. Две жирных свиньи, заколотые Ганелоном, лежали на дороге, остальные бросились врассыпную.

Пастухи, рассвирепевшие от неожиданного и дерзкого нападения, от досадной задержки, да еще при виде свиней, убитых в суматохе, решили выместить свою злость на этом неведомом разбойнике, закованном в латы.

Добрый удар дубины сбил графа с коня, свинопасы навалились на него всей оравой и вскоре подвесили беднягу на придорожный дуб, обмотав веревку вокруг железного ворота рыцарского шлема. Графу не грозила опасность задохнуться, но его положение было постыдным: Ганелон вертелся на веревке, тяжесть вооружения тянула его за шею, подбородок упирался в железо.

— Негодяи! — хрипел граф. — Будьте вы прокляты!

Между тем погонщики, бросив у ног своего пленника двух убитых свиней, собрали стадо и отправились дальше, не обращая никакого внимания на проклятия их обидчика.

На счастье графа, вскоре на дороге показался всадник. С одного взгляда оценив отчаянное положение подвешенного рыцаря, всадник перерубил веревку, и Ганелон шлепнулся у ног его коня в придорожную траву.

— О! Это вы, граф? — воскликнул всадник. — Государь беспокоится, куда вы запропастились, и послал меня пригласить вас на сегодняшний ужин.

Со злобой и яростью признал Ганелон в своем спасителе юного Роланда.

— Благодарю за помощь, — скривился он, с трудом поднимаясь на ноги. — Однако не воображай, что ты меня спас. Я бы и сам без труда выпутался из этой небольшой неприятности. К тому же я не из тех, что любят одолжаться, и предпочел бы лучше умереть, чем быть тебе обязанным.

Резко повернувшись, ослабевший граф не удержался на ногах и под смех Роланда свалился в пыль подле свиных туш, распростертых на дороге.

Вечером он, как ни в чем не бывало, восседал за пиршественным столом при дворе Карла Великого. Однако, когда подали его любимую свинину, граф отказался.

— Вы злопамятны, граф, — весело окликнул его Роланд, сидевший напротив, — это нехорошо. Вы, может быть, отталкиваете старого товарища по несчастью! Или вы забыли, как он выглядит?

Ганелон посинел от злобы.

— Я ничего не забываю, — пробормотал он. — Я ничего не забываю…

Не забыл и Роланд про этот случай. Знает: готов его отчим на все, лишь бы отомстить своему удачливому пасынку.

Однако Роланд горд и отважен.

— Государь, — сказал он Карлу Великому, — если граф отказывается ехать к Марсилию, я по-прежнему готов его заменить!

Почернел Ганелон от гнева:

— Ты не замена мне, Роланд! Я тебе не сеньор, а ты мне не слуга. Если велит король — я исполню свой долг. Что ж, поеду я к маврам в Сарагосу. Но чует мое сердце: натворю я безумств у неверных, утолю свой гнев и свою обиду!

При этих словах графа Роланд рассмеялся ему прямо в лицо, еще более разъярив Ганелона.

— Я ненавижу тебя! — процедил он сквозь зубы Роланду. — Неправедно я избран в послы, и это ты подстроил… Государь! — громко обратился он к королю. — Я готов исполнить вашу волю. Я знаю, нет возврата тому, кто отправляется к маврам. Помните, государь: вы отдали мне в жены вашу сестру Берту… Передайте ей от меня поклон, скажите, что всего на свете дороже она графу Ганелону!

— Что-то вы разнежились, сударь! — нахмурился король. — Пора вам исполнять мой приказ.

Протянул Карл Ганелону свой жезл и перчатку, чтобы знали неверные, от чьего имени прибыл к ним посол. А Ганелон все не может успокоиться:

— Ваш племянник виной тому, что я еду на верную смерть. До гроба буду я его ненавидеть! И его, и всех пэров, любящих Роланда, и Оливье, с которым он так дружен… Все мне враги! Всем им бросаю я при вас вызов на смертный бой!

— Умерьте злость, граф! — оборвал его Карл. — Не мой племянник, а я, ваш король, велю вам немедленно отправляться к Марсилию.

— Я готов исполнять вашу волю, — повторил Ганелон, — и достойно приму смерть, как приняли ее Базан и Базилий!

Задрожали у Ганелона руки, уронил он королевскую перчатку наземь, а самому впору сквозь землю провалиться от стыда и неловкости.

— О Боже! — воскликнули французы. — Недоброе это предвестье! Бедой грозит нам посольство Ганелона!

— Что ж, увидим, — потупился граф.

Вручил король ему письмо к сарацинскому царю, осенил посланца крестом и отправил в дорогу.

Вернулся Ганелон в свой шатер, выбрал из всех своих боевых доспехов самый лучший, надел на сапоги золотые шпоры и привесил к бедру знатный меч Морглес. Может, не так он мощен, как королевский Жуайёз, и не так крепок, как Дюрандаль Роланда, но и он не раз спасал хозяина от гибели. Хитер Ганелон. Знает — не Морглес выручит его ныне в трудном деле, но умная речь и тонкая уловка. Не гнедой в яблоках скакун Ташбрюн принесет ему удачу, но быстрота мысли и расчетливость замысла.