Рождественский Клаус

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Брукс

Мы едем молча, проезжая мимо тропы, усеянной елями и голыми березами, припорошенными слоем снега, их ветви наклоняются друг к другу, создавая полог, который сверкает в угасающем свете. Свежий воздух несет аромат сосны и кедра, и единственный звук — это ровный стук копыт и изредка звенящие колокольчики, привязанные к упряжи лошадей.

Когда моя семья приезжала зимой в Старлайт Пайнс, мы катались на санках, устраивали эпические бои в снежки, и я тусовался с Эндрю у него дома. Удивительно, но мы никогда не катались на санях, поэтому я впервые любуюсь окружающими пейзажами.

Лила сидит рядом со мной с одеялом на коленях, ее взгляд задерживается на снежном пологе, на лице безмятежная улыбка.

Я очарован ее присутствием, от ее заразительной улыбки до того, как она кусает губу, когда нервничает, и я поражен тем, как легко она успокаивает бурю внутри меня.

А ее любовь к Рождеству заставляет меня видеть это время года в совершенно новом свете, делая невозможным не поддаться ее волнению.

Признаюсь, некоторые из моих мыслей далеки от невинности. Прошло несколько часов, но я не могу избавиться от воспоминаний о нас в зале для мероприятий.

Ее тело плотно прижалось к моему, когда я притянул ее к себе, сладкий запах перечной мяты кружился вокруг нас, и несомненный голод в ее глазах, когда они задержались на моем рту.

Когда я снова смотрю на Лилу, замечаю, что она дрожит, ее зубы стучат.

Не задумываясь, придвигаюсь ближе и обнимаю ее, притянув к себе. Даже сквозь все слои одежды я чувствую ее тепло, заставляю себя прогнать неуместные мысли.

— Что ты делаешь? — спрашивает Лила, широко раскрыв глаза.

— Неужели ты теперь превратишься в сосульку на моих глазах? — говорю я, поплотнее заворачивая одеяло вокруг ее ног.

Лила наклоняет голову, уголок ее рта дергается, словно она борется с ухмылкой.

— Мне больше нравится благородный Брукс.

— Это называется самосохранением. Если ты подхватишь переохлаждение, мне придется объяснять Эндрю, почему его сестра заболела на моих глазах.

— А я думала, ты просто милый, — шутит она.

Я прижимаю ее к себе еще крепче, вспоминая, как все, казалось, замедлилось, когда она потеряла равновесие и упала со стула сегодня утром — это было всего в нескольких футах от земли, но она могла бы серьезно пострадать, если бы я не был рядом и не поймал ее.

Мысль о том, что она может пострадать, вызывает острую боль в моей груди, вызывая непреодолимое желание обнять ее и убедить себя, что она в безопасности.

Несмотря на все мои усилия возвести стены, Лила разрушает их по кирпичику, и чем больше я пытаюсь убедить себя, что она недосягаема, и выбросить ее из головы, тем сильнее становится мое желание.

Что сбивает меня с толку.

Я построил успешную империю, посвятив свою жизнь бизнесу и отключив эмоции. Если я не позволю себе чувствовать, мне не придется сталкиваться с осложнениями, которые они приносят. Но все это не относится к Лиле.

Напрашивается вопрос: изменились бы мои приоритеты, если бы у меня было что-то — или кто-то, — к кому я бы беспокоился, возвращаясь домой по ночам? Кому-то вроде нее.

— Что-то не так?

Лила кладет руку мне на щеку, ее лицо покрыто тенью беспокойства.

Я киваю.

— Все в порядке.

— Хорошо. — Она улыбается. — Я уже начала думать, что ты жалеешь, что застрял со мной в санях.

Она ошибается.

Ее присутствие притягивает, и меня тянет к ней, как мотылька к огню.

Я качаю головой.

— Никогда. — Вынимаю ее другую руку из-под одеяла и подношу их обе ко рту, чтобы согреть, кончики ее пальцев ледяные на моих губах. — Ты каким-то образом снова сделала рождественский сезон терпимым, веришь или нет, — говорю я, озвучивая свои предыдущие мысли.

— Что ты имеешь в виду?

Печаль омрачает ее выражение лица, отражение ее сочувствия, которое заставляет меня довериться ей.

— Рождество было любимым праздником моего отца, поэтому мы всегда отмечали его в Старлайт Пайнс. Он сказал, что наша квартира в Нью-Йорке слишком холодная и безликая, и это единственное место, которое передает дух сезона, и он хотел, чтобы мы с братьями тоже это испытали. — Я замолкаю, мой взгляд скользит к заснеженным деревьям. — Он был тем клеем, который скреплял нашу семью, и после его смерти мысль о праздновании рождества без него казалась предательством, не говоря уже о возвращении в место, которое напоминало мне о его отсутствии.

— Мне так жаль, Брукс, — говорит Лила, опустив взгляд. — Я не могу представить, как тяжело находиться здесь, особенно во время рождества.

Я опускаю наши руки на колени.

— Было несправедливо с моей стороны оставаться в стороне, особенно когда моя бабушка осталась горевать одна, а мы с братьями избегали возвращаться. Она заслуживает лучшего.

— Кей не была одна. — Слова Лилы облегчают чувство вины, давящее мне на грудь. — Она дала мне работу моей мечты, несмотря на отсутствие у меня опыта, веря, что я дорасту до этой роли. Учиться у нее было привилегией, и я дорожу каждой возможностью отплатить ей за доброту.

— Я имел в виду каждое слово, когда сказал, что моей бабушке повезло с тобой.

Я сглатываю комок в горле.

Она не единственная.

Лила ерзает на месте.

— Брукс, — шепчет она.

— Да?

— Я могу быть всего лишь надоедливой младшей сестрой твоего друга, но я здесь, если ты когда-нибудь захочешь поговорить. Тебе никогда не придется оставаться одному, если ты этого не хочешь.

И вот так ей удаётся развеять идею держать ее на расстоянии вытянутой руки. Она мне ничего не должна, и все же предлагает сострадание и терпение — то, чего я не уверен, что заслуживаю.

— Чушь, — говорю я тихим голосом. — Ты гораздо больше, чем сестра Эндрю. Ты вдумчивая, веселая и невероятный организатор мероприятий. Эта свадьба была бы невозможна без тебя. Ты стала любимицей моей бабушки — помимо Уинстона, конечно. Не говоря уже о том, что ты прекрасна и внешне, и внутренне, и я восхищаюсь тем, как ты заботишься об окружающих.

Лила смеется, качая головой.

— Это что, фраза из одного из твоих фильмов?

— Нет, это правда.

Она замолкает, открывая рот, чтобы что-то добавить, но останавливается.

Когда мы сворачиваем на грунтовую дорогу, она указывает на знак с надписью «Добро пожаловать в Мистлетоу-Ридж».

— Мы здесь, — восклицает она.

Я выгибаю бровь, осматривая окрестности.

— Где именно это находится и почему это место называется Мистлетоу-Ридж?

— Увидишь, — говорит она с огоньком в глазах.

Я не замечаю ничего необычного, пока она не подсаживается ближе, слегка подталкивая меня.

— Посмотри вверх.

Ее дыхание касается моей шеи, пока она говорит.

Когда я делаю то, о чем она просит, у меня отвисает челюсть, я замечаю сотни гроздьев омелы, свисающих с ветвей окружающих дубов и сосен.

Белые ягоды резко контрастируют с зелеными листьями, и трудно поверить, что они настоящие.

Как я мог не знать об этом месте до сегодняшнего дня? Я был в Старлайт Пайнс десятки раз, но, думаю, в детстве посещение достопримечательности, которая, как я считал, считалась романтической, было последним, о чем я думал.

И когда я стал достаточно взрослым, чтобы ходить на свидания, могу только представить, что это было бы последнее место, которое мой папа и бабушка хотели бы поместить в мой радар.

— Вид совершенно невероятный, не так ли? — спрашивает Лила, ее взгляд устремляется вверх.

— Ты права, — отвечаю я, не отрывая от нее взгляда. — Это не похоже ни на что, что я когда-либо видел. Я бы даже сказал, что это самое потрясающее, что я когда-либо видел.

— Не говори мне, что ты разнежился из-за маленькой омелы… — Лила смеется, но звук затихает, когда она замечает, что я полностью сосредоточен на ней, вид — самое далекое, о чем я думаю.

Наши лица находятся всего в нескольких дюймах друг от друга, мой пульс ускоряется, когда я рассеянно провожу пальцем по ее подбородку, молча пересчитывая веснушки, разбросанные по ее щекам. Лила дрожит от моего прикосновения, но не отстраняется.

На уголке ее рта есть пятно блеска для губ, и я осторожно вытираю его подушечкой большого пальца. Ее дыхание прерывается в ответ, пухлые губы практически умоляют о поцелуе.

— Ты чувствуешь что-то к моему рту или что-то в этом роде? — мягко поддразнивает она.

— Я чувствую к тебе что-то, — признаюсь я шепотом.

Она запрокидывает голову назад, широко раскрыв глаза. — Пожалуйста, не говори этого, если ты не имеешь этого в виду.

— Тебе уже пора понять, что я не говорю того, чего не имею в виду, Голди.

Прямо сейчас все, что должно было бы удерживать меня от желания, отходит на второй план.

Мой разум поглощен необходимостью сократить расстояние между нами. Мы находимся под лесом, полным омелы, словно судьба сговорилась заставить меня забыть, почему я сдерживался.

Это всего лишь один поцелуй; что может случиться в худшем случае?

Эта мысль может вернуться и преследовать меня позже, но сейчас мне все равно.

На этот раз я полностью отказываюсь от этой мысли, наклоняясь, чтобы целомудренно поцеловать ее ключицу. Она тает в моих прикосновениях, пока я провожу поцелуями по ее шее, вдоль челюсти, и когда я наконец скольжу своими губами по ее губам, посылая жар, распространяющийся по мне, как лесной пожар, я не могу насытиться.

Лила прикусывает мою нижнюю губу, проникая языком в мой рот.

Она на вкус как мята и солнечный свет.

Я никогда не ожидал, что поцелуи с ней будут такими — электрическими, настойчивыми и заставят меня жаждать большего.

— Боже, ты так прекрасна, — бормочу я.

— И ты наполовину очаровательный без этого постоянного хмурого выражения на лице, — дразнит она, ее пальцы скользят по контуру моего рта.

Я хватаю ее за руку, прижимая поцелуй к ее ладони.

— Осторожнее, Голди, а то я поверю, что тебе действительно нравится мой…

Прежде чем я успеваю закончить, до нас доносится звук далекого смеха и приглушенного разговора, нарушая тишину, словно оброненный стакан. Щеки Лилы краснеют еще сильнее, и, когда она отсаживается на свою сторону саней, ее рука касается моего бедра. Я делаю глубокий вдох, сдерживая желание держать ее поближе, и откидываю голову назад, удивляясь, как я так увлекся этой женщиной.

— Мы должны быть рядом с озером, — говорит она, вытягивая шею, чтобы лучше рассмотреть. — Все сани останавливаются, чтобы гости могли полюбоваться видом.

И вот так, отсутствие ее тела напротив моего оставляет пустоту холоднее, чем ветер, кусающий мое лицо.

Мы последние, кто возвращается в гостиницу.

Лила тут же переключается обратно в режим хозяйки, когда замечает гостей, толпящихся в вестибюле, и помогает моей бабушке разносить чашки горячего шоколада и песочное печенье.

Я поражен тем, как легко она может переключаться с совместного времяпрепровождения в санях на роль хозяйки, словно это ее вторая натура. Это не только ее эффективность, но и то, как она умудряется заставить всех почувствовать себя желанными гостями и, кажется, озаряет комнату своим присутствием.

Возвращение в Старлайт Пайнс оказалось совсем не таким, как я ожидал. Я избегал возвращаться, потому что это напоминало мне о том, что я потерял, и я хотел избежать празднования рождества любой ценой. Но теперь я начинаю думать, что этот город может таить для меня больше, чем призраки прошлого, и может стать началом чего-то нового.

То, что должно было быть коротким визитом, чтобы проверить бабушку, превратилось в поиск причины остаться после Рождества, чтобы провести больше времени с Лилой. Бесконечная куча бумаг и сценариев, ожидающих на моем столе в Калифорнии, больше не кажется такой насущной, как раньше.

Больше всего меня пугает то, как меня поглощает ненасытное желание снова поцеловать ее.

Готов я признать это или нет, у нее есть сила изменить все, и я не могу не задаться вопросом — что произойдет, если я впущу ее не только в свою жизнь, но и в свое сердце?

Я качаю головой, пытаясь прогнать глупую мысль, но она отказывается уходить.

Эндрю присоединяется ко мне у камина с кружкой горячего шоколада в руке и хмурым выражением лица.

— Осторожнее, Эндрю, а то эта хмурость останется на твоих свадебных фотографиях, — бормочу я.

Он скрещивает свободную руку на груди, его острый взгляд устремлен на меня.

— Не хочешь рассказать, почему ты смотришь на мою сестру, как будто она единственная в комнате? Или, еще лучше, почему ты остановился в ее коттедже? Ты не упомянул об этом, когда мы говорили ранее.

Мои уши горят, но я сохраняю нейтральное выражение лица.

Делаю большой глоток напитка, выигрывая себе время подумать.

Он прав. Я намеренно избегал этой темы. Что я должен был ему сказать? Что Лила доминировала в моих мыслях последние четыре месяца, и теперь, когда она проскользнула сквозь мою защиту, это как будто прорвало плотину, и нет никакой возможности остановить поток, хлынувший внутрь.

— Ну?

Эндрю барабанит пальцами по ноге, ожидая моего ответа.

— Все комнаты были забронированы, поэтому я спал в кладовке, но моя раскладушка сломалась прошлой ночью.

Он фыркает.

— И коттедж моей сестры был единственным местом, где ты мог остановиться? Это удобно.

— Напоминать тебе, что это ты вызвался помочь ей со свадьбой?

— В последний раз, когда я проверял, пребывание у Лилы не входило в обязанности моего шафера, — парирует он.

Технически мы делили кровать, и хотя ничего не произошло, похоже, это то, что я должен держать при себе. Последнее, чего я хочу, — это дать Эндрю еще один повод подозревать мои намерения.

Что наводит на вопрос: каковы мои намерения в отношении Лилы?

Всегда был вариант спать на полу в комнате моей бабушки или рухнуть на один из диванов в вестибюле. Конечно, ни один из вариантов не был бы особенно удобным, а последний мог бы заставить гостей сообщить на стойку регистрации за то, что я праздно слоняюсь без дела.

Правда в том, что я не смог устоять перед приглашением Лилы остаться с ней, когда представилась такая возможность. Не воспользоваться шансом было бы мучительно, как и пожалеть, что ушел от нее на вечеринке по случаю помолвки, и я не собирался совершать ту же ошибку дважды.

Глаза Эндрю сужаются, когда он опирается на каминную полку.

— Между тобой и моей сестрой что-то происходит?

— Ничего не было вчера вечером, — отвечаю я, уклоняясь от вопроса.

Я не рассказываю ему о поцелуе, который мы с Лилой разделили в Мистлетоу-Ридж ранее — еще одна деталь, которую он вряд ли бы одобрил.

Он мой лучший друг, и я боюсь, как это повлияет на наши отношения. Он посвящен во все подробности моего прошлого и был моим напарником с подросткового возраста, прекрасно зная о моей нерешительности по отношению к женщинам, с которыми я встречался.

Лила — одна из самых важных людей в его жизни, и я беспокоюсь, что он подумает, что я пользуюсь ею из-за нашей вынужденной близости.

— Я не уверен, что…

Замолкаю, когда приближается Ханна.

— Эндрю, вот ты где, — говорит она с улыбкой. — Твоя мама надеялась познакомить нас со своей подругой, которая недавно приехала в город.

Я с облегчением выдыхаю, благодарный за прерывание. Вот в чем проблема лучшего друга с детства. Он знает все твои секреты.

Да, я хочу Лилу, но рисковать дружбой с Эндрю и Ханной ради чего-то, что я все еще пытаюсь понять, кажется безрассудным. И последнее, чего я хочу, — это омрачить их большой день. Но даже сейчас я не могу избавиться от тяги к Лиле, и я могу только надеяться, что Эндрю не видит того, что я так старательно пытаюсь скрыть, — что каждый раз, когда я смотрю на его сестру, у меня словно земля уходит из-под ног.

Я ныряю головой вперед на неизведанную территорию, и с каждой минутой, проведенной с Лилой, мне становится все труднее сдерживаться. Наш поцелуй под омелой теперь запечатлелся в моей памяти, и я не уверен, что смогу удержаться от того, чтобы не влюбиться в нее. Я уже на полпути.