Рокировка

Глава 3 Часы

Я пожал плечами.

— Сомневаюсь, что помогло бы, но за попытку спасибо. И что же — Корицкий?

— Ничего. Загадочно улыбается. — Кристина помолчала и признала: — Улыбка у него мерзкая.

Я засмеялся и обнял её.

— Лучше не надо, — вздохнула Кристина. — Мы стоим не на виду, но всё равно… Не нужно привлекать лишнее внимание.

— Ладно. — Я с сожалением убрал руку. — Так и быть, подожду до Парижа. Уж там на нас точно не будут пялиться. Сможем делать всё, что захотим.

Кристина вспыхнула и отвела взгляд. Пробормотала:

— Не нужно проецировать свои желания на меня, господин Барятинский! Если вы чего-то хотите, это вовсе не означает, что… что…

— О, да, — усмехнулся я. — Это, видимо, проекция прижималась ко мне на аллее. У проекции горели глаза и сбилось дыхание.

— Прекрати! — Кристина смешалась окончательно.

— Хорошо, — сжалился я, — больше не буду. А то ведь размечтаешься, потом ночью не уснёшь. Не выспишься — а нам вставать рано. Готовиться к Игре…

Услышав про Игру, Кристина тут же прекратила смущаться — как бывало всегда, когда разговор заходил о деле. Строго сказала:

— Кстати, насчёт Игры — точнее, поездки в Париж. Отец просил передать, что завтра ждёт тебя в тайной канцелярии.

— Именно завтра?

— Ну… Он сказал — как только у тебя будет возможность. Но ведь эта возможность не появится раньше, чем завтра? Сегодня уже поздно.

— Насколько я знаю господина Витмана, «уже поздно» — не про него, — пробормотал я. — Наверняка торчит на работе… — Решение принял мгновенно. Жизнь определенно налаживалась — появился повод не торчать больше на балу. — Побегу. Не скучай, милая, — я поцеловал Кристину в щеку, втиснул в её ладонь бокал и одним прыжком перемахнул садовую скамейку, возле которой мы стояли.

— Нахал! — только и сумела выдохнуть мне вслед Кристина.

— Если ничего не путаю, Константин Александрович, вы должны сейчас находиться на выпускному балу, — демонстративно взглянув на часы, с неудовольствием сказал Витман. Он, как я и думал, оказался на месте, в круглом кабинете. — Вам не кажется, что немного злоупотребляете своим положением?

— Выпускаюсь не я, — плюхаясь в ближайшее кресло, напомнил я. — Свою роль на этом празднике жизни уже отыграл. Соответственно, имею полное моральное право покинуть светское общество и заняться более важными делами.

Взгляд Витмана смягчился.

— Не любите балы?

— Терпеть не могу.

— Понимаю. Тоже плохо переношу такие мероприятия. Особенно когда они отвлекают от работы.

— А работаете вы круглые сутки, — так же выразительно, как он, посмотрев на настенные часы, сказал я. — Что-то мне подсказывает, что вы сейчас должны находиться дома… Вызывали?

Витман кивнул. Он разминал в пальцах сигарету. Щёлкнул по стоящей на столе сигаретнице, вопросительно посмотрел на меня.

— Да, спасибо, — сказал я.

Сигаретница описала в воздухе изящную дугу и приземлилась на подлокотник моего кресла.

— Что скажете по поводу Парижа, капитан?

— Красивый город, говорят, — вытаскивая сигарету, откликнулся я. — Никогда там не был, с удовольствием ознакомлюсь с достопримечательностями.

К сигарете подплыл огонёк, я закурил.

— Мне, увы, не до шуток, — вздохнул Витман.

— Мне — тем более. Вы, вероятно, в курсе, что государя императора шантажируют, требуя меня казнить?

— Разумеется.

Витман вышел из-за стола. Встал у окна, прислонившись спиной к подоконнику, придвинул к себе пепельницу. Приказал вдруг:

— Расскажите о госпоже фон Краузе.

— Хотите сказать, что вы её упустили? — нахмурился я.

— В данный момент я хочу получить информацию от вас. Кто вас познакомил с ней?

— Никто. Она подошла сама, когда я был во дворце.

Я рассказал о том, как после разговора с императором ждал Клавдию, и как передо мной появились пиво и Луиза.

— Ни с того ни с сего? — уточнил Витман. — Госпожа фон Краузе просто взяла — и появилась?

— Ну, я её точно не звал.

— А как она сама мотивировала свой приход?

— Сказала, что почувствовала моё желание, — вспомнил я.

— Вот как. А вы действительно желали её прихода?

— А мы с вами уже настолько близки, что можем запросто обсуждать мои желания? — хмыкнул я.

Витман вздохнул.

— Константин Александрович. Давайте договоримся раз и навсегда. Если я о чём-то вас спрашиваю, то, сколь бы бестактным ни казался вопрос — поверьте, он имеет отношение к делу. Тем более, что… гхм. Уж простите, но несмотря на юный возраст, на невинного отрока, краснеющего при одном лишь упоминании того, что может происходить между мужчиной и женщиной, вы не похожи… Итак?

— В тот момент мне действительно хотелось пива, — признался я. — И от присутствия рядом красивой девушки тоже не отказался бы.

— Однако ни выпить пиво, ни прикоснуться к девушке вы не успели.

— Нет. Мне помешала Мария Петровна Алмазова. Вы в курсе, наверное.

— Да, мне докладывали. — Витман потёр виски. — Думаю, что намерением госпожи фон Краузе было опоить и соблазнить вас — уже тогда, в первую встречу.

— А цель? — удивился я.

— Подчинение. Для начала — себе, затем — передача вас своему кукловоду. Госпожа фон Краузе пыталась повторить попытку обольщения?

— Пыталась. Несколько дней назад навестила меня в Академии, во время прогулки в Царском селе. Уводила подальше от посторонних глаз, но потом вдруг передумала.

— Почему?

— Вероятно, потому, что я упомянул свой магический уровень. Поняла, должно быть, что я могу оказаться ей не по зубам, и вернулась к своему господину за новыми инструкциями.

— У вас, если не ошибаюсь, десятый уровень?

— Да.

— А у госпожи фон Краузе — одиннадцатый… Н-да. Действительно, немногим выше, чем у вас. Влечение вы испытывали — и довольно сильное. Но потерять голову себе не позволили. Так?

— Ну, допустим, так. А влечение здесь при чём?

— Суть магии госпожи фон Краузе — воздействие феромонами, — объяснил Витман. — Во многом именно этим, а не только умопомрачительной внешностью, объясняется её популярность у мужчин. Хотя госпожа фон Краузе следы своего воздействия, разумеется, скрывала. До недавнего времени никто ни о чём таком и подумать не мог, подробности всплыли только сейчас. После того, как она с помощью направленного портала перетащила вас в магическую локацию — попыталась соблазнить, верно?

— Угу, — кивнул я. — Детский сад, ей-богу. Неужели действительно думала, что я на это поведусь?

Витман как-то странно взглянул на меня.

— А какого ещё поведения, скажите на милость, можно было ожидать от юноши, которому недавно сровнялось семнадцать лет? Возраст, когда для того, чтобы потерять голову, иной раз достаточно просто взять девушку за руку? А вам, насколько понимаю, предлагалась, гхм… отнюдь не рука.

Я вспомнил обнажённую Луизу. Усмехнулся:

— Отнюдь.

— Ну, вот. Того, кто охотился на вас, в очередной раз подвела самонадеянность. Убедившись в том, что огнём и мечом вас не взять, он решил пустить в ход иной метод. И на этот раз выдвинул уже не пешку, вроде фальшивой Агнессы, а серьёзную фигуру. Фрейлина императорского двора — это не шутки, в ход пошла, так сказать, тяжелая артиллерия. Однако вашему врагу снова не повезло. Чары госпожи фон Краузе на вас не подействовали. После того, как стало ясно, что Луизе вы не по зубам, вас с помощью того же портала выкинули на Изнанку. И тут уже на сцену вышел сам кукловод. Верно?

Я кивнул. Витман развёл руками:

— Что ж. О том, что было дальше, расспрашивать не буду.

— Кристина рассказала?

— Да.

«Хорошо, — мелькнуло в голове. — По крайней мере, изобретать ничего не придётся. Хотя обсудить этот вопрос с Кристиной не мешало бы. Нам нужно придерживаться одной версии».

— Ясно, — кивнул я. — Так что там с Луизой?

Витман вздохнул.

— Примерно то же, что и со всеми предыдущими куклами.

— Молчит?

— Увы. Она онемела. В буквальном смысле слова. А когда мы попытались заставить её дать показания письменно, у госпожи фон Краузе отнялись обе руки.

— А кто выступил инициатором того, чтобы меня награждала именно она? Этот след вы проверили?

— Разумеется. Но и тут, к сожалению, порадовать нечем. — Витман покачал головой. — Кандидатуру госпожи фон Краузе предложила лично государыня императрица. Как сказали Её величество в разговоре со мной, заливаясь слезами — искренне хотели, чтобы вам, спасителю её дочери, было приятно.

Я усмехнулся.

— Ну… В утешение Её величеству можете сказать, что до определенного момента мне действительно было приятно.

— Непременно передам, — кивнул Витман. — Однако, шутки в сторону. Признаться, мне страшно не хочется отпускать вас в Париж. Сейчас для этого, прямо скажем, не самый подходящий момент. Мы ведь доподлинно знаем, что враг находится здесь, в Петербурге.

— Мне тоже не хотелось бы уезжать, — кивнул я. — Враг ясно дал понять, что готов перейти к решительным действиям. В момент, когда это произойдёт, я хочу находиться здесь, а не за тридевять земель.

— Однако и не поехать вы не можете. Это вызовет массу кривотолков, а терять лицо вам сейчас нельзя.

— Согласен.

— Что ж, значит работаем с тем, что есть. Тем более, что, если помните, одна из ниточек ведёт именно в Париж.

— Помню. Федот описывал парижскую улицу. Надеетесь что-то из этого вытянуть?

Витман поморщился.

— Надеюсь — слишком громко сказано. Но попытаться определенно стоит. Чем чёрт не шутит, вдруг вам попадётся зацепка, указывающая на личность врага… Работать будете вместе с Кристиной. Она прожила в Париже не один год, знакома и с городом, и с некоторыми нашими сотрудниками. Инструкции получите непосредственно перед отбытием. А до того момента — убедительно прошу вас вести себя максимально осмотрительно.

— Приложу все усилия, — пообещал я.

— Уж постарайтесь. Делу ваш отъезд, конечно, не на пользу. Однако стоит признать, что в вашем нынешнем положении отбытие за границу — один из самых разумных вариантов поведения. Я имею в виду анонимку, переданную императору, — пояснил Витман. — Мы, разумеется, приняли все меры к тому, чтобы информация об этом не распространялась, но шила в мешке не утаишь. И, как вы недавно убедились лично, в ближайшем окружении императора полно людей, желающих ему добра. Разумеется, в их понимании этого слова.

— Вы сейчас — о начальнике стражи? — уточнил я.

— Именно, о господине Милорадове. Поверьте, он не единственный — такой ретивый. Я ни на миг не погрешу против истины, если скажу, что государя в нашей стране боготворят. Это относится ко всем слоям населения, от полуграмотных крестьян до великосветских вельмож. Императора и его семью любят искренне, от всего сердца. А теперь вообразите на минуту, что вам — обычному придворному, не посвященному в перипетии отношений между государем и неким Константином Барятинским, — становится известно, что жизни цесаревича угрожает опасность. И избавиться от этой опасности можно сравнительно просто — физически устранив Константина Барятинского. Вы, искренне преданный Его величеству придворный, понимаете, что государь, чьи милосердие широко известно, на такое устранение не пойдёт. Но, спрашивается, что мешает вам помочь Его Величеству решить эту проблему?

— Да, в общем-то, ничего, — рассудил я. — Ну, за исключением того, что Константин Барятинский будет сопротивляться.

— И умеет это делать превосходно, — кивнул Витман. — Однако о ваших боевых талантах, Константин Александрович, осведомлены немногие люди. Для постороннего взгляда вы, семнадцатилетний мальчишка — лёгкая мишень. И я уверен, что рано или поздно кто-нибудь из окружения императора не постесняется этим воспользоваться.

— С исключительно благородными намерениями, — кивнул я.

— Ну, разумеется. С какими же ещё. Поймите правильно, капитан — я уверен, что вы сумеете за себя постоять. Но…

— Но разгребать это всё потом — вам, — кивнул я. — И лучше, конечно, мне сейчас свалить с глаз долой и не отсвечивать — дабы не провоцировать разных хороших людей на благородные поступки.

— Рад, что мы услышали друг друга, — кивнул Витман. — И в очередной раз поражаюсь вашему хладнокровию.

Я пожал плечами:

— Я не любитель бегать по потолку. Предпочитаю решать проблемы по мере поступления.

— Отрадно слышать. Предполагаемое время вашего отъезда — через неделю. Точную дату сообщим дополнительно.

Поезд под названием «Норд-Экспресс», сообщение Санкт-Петербург — Париж, отходил с Балтийского вокзала поздно вечером.

Дед поехал меня провожать — как ни пытался я его убедить, что этого делать не нужно. И теперь он с изумлением смотрел на Корицкого, который стоял на перроне рядом с мужчиной и женщиной средних лет — отцом и матерью, видимо.

Дед с семейством Корицких сухо раскланялся. Они ответили тем же.

— Ты не говорил мне, что Корицкий едет с вами, — отведя меня в сторону, сказал дед. — Он — в группе сопровождения?

— Нет. Он — в команде.

Дед охнул:

— И ты молчал?!

— А должен был сообщить? Ты ведь на это никак не повлиял бы.

Дед покачал головой:

— Будь осторожен, Костя. Прошу тебя. Корицкие — это… В общем, от этих людей можно ожидать чего угодно! Любой подлости. А вы со Станиславом — в одной команде.

— Капитан которой — я, — напомнил я. — Не волнуйся. У нас было время пообщаться, Корицкий уже понял, у кого длиннее, больше не рыпается.

— Что, прости? — удивился дед.

— Ничего, — я хлопнул его по плечу. — Говорю: всё пройдёт отлично, не переживай.

— Мне бы твою уверенность, — дед покачал головой. — Ох!.. Чуть не забыл. Хотел вручить дома, в окружении всей семьи, в торжественной обстановке — так, как мы делали это всегда, по традиции рода. Но вокруг тебя вечно такая суета! — Он покачал головой. — Невозможно даже сказать, когда представится случай… В общем, вот, — дед вытащил из саквояжа карманные часы.

Золотой корпус, золотая цепочка — выглядел подарок внушительно.

— Они принадлежали твоему отцу, — сказал дед. — Поздравляю с окончанием первого учебного года, Костя! Лучший курсант Императорской академии — подумать только! Александр гордился бы тобой — не меньше, чем горжусь я. — Голос у деда дрогнул, он обнял меня.

А я снова подумал, что Григорий Михайлович, должно быть, давно перестал видеть во мне пришельца из другого мира. Я для него — Костя Барятинский. Строптивый, непокорный, временами заставляющий кипеть от ярости — но всё же любимый внук.

— Спасибо.

Полевая форма от Кардена, в которую я был одет, кармашка для ношения часов не предполагала. Надо будет к ним браслет приладить, что ли — носить на руке… Я спрятал часы в нагрудный карман.

— Потерять не бойся, — заметив мой взгляд, сказал дед. — Александр защитил часы специальным охранным заклинанием. Их не сможет утащить даже самый расторопный вор. Без твоего разрешения к часам не прикоснется никто. Если ты их где-то случайно оставишь — они будут дожидаться тебя там, где оставил.

— Удобно, — оценил я.

Рассеянностью, правда, никогда не страдал, а воры даже в детстве предпочитали обходить меня дальней дорогой. Но — мало ли что. Защитное заклинание, сработанное сильным белым магом — не самая бесполезная штука.

— Думаю, что на Игре часы тебе пригодятся, — улыбнулся дед. Однако, покосившись на Корицких, тут же нахмурился. Пообещал: — Я тоже обязательно приеду на Игру.

— Зачем?

— Хочу поболеть за тебя.

— Дед! Прекрати. Я не маленький мальчик, ничего со мной не случится. То жалуешься, что вот-вот развалишься, то в Париж собрался…

— Я очень давно не был в Париже, — немедленно ухватился за подсказку дед. — В последний раз — ещё перед свадьбой твоего отца, на открытии международной выставки.

— Вот и нечего…

— Ступай в вагон, Костя. — Дед обнял меня. — Счастливого пути!

По опыту я знал, что дальше с ним спорить бесполезно.