Глава 5 Сорбонна

Наполненные бокалы с вином и бутылка полетели на пол. А в следующую секунду в вагон ворвался ветер — не выдержало треснувшее оконное стекло. Длинный, узкий осколок воткнулся в стену, пройдя едва ли в сантиметре над головой Анатоля.

— Элина! — рявкнул я. — Реконструкция!

Девушка подняла дрожащую руку. Я схватил её за плечо, усиливая поток энергии.

К тому моменту, как на пороге купе возник Синельников с воплем: «Что здесь происходит?!», последняя трещина на стекле затянулась. Так же, как не осталось и следов инея.

Погасшие светильники зажглись, ветер больше не задувал, температура в купе быстро повышалась.

— Всё в порядке, господин Синельников, — преувеличенно бодрым голосом заверил Боровиков.

Я заметил, как, повинуясь его жесту, с пола исчезли осколки разбитых бокалов и испарились лужицы пролитого вина. Катающуюся по полу бутылку Боровиков, не мудрствуя лукаво, затолкнул ногой под сиденье.

— Мы всего лишь играем… э-э-э…

— … в фанты, — пришёл на помощь Боровикову Анатоль.

— А что с господином Корицким? — Синельников подозрительно оглядел Корицкого, распластавшегося на столе.

— Это такой фант, господин Синельников, — объяснил Анатоль. — Станиславу выпало изображать труп. Убедительно получается, не правда ли?

Корицкий на столе шевельнулся и застонал.

— Вы портите нам всю игру, господин Синельников! — возмутился Анатоль. — Так Корицкий из-за вас проиграет!

Синельников с подозрением осмотрел купе. Объявил:

— Мне кажется, что тут пахнет вином.

— Помилуйте, — Анатоль развёл руками, — откуда? — метнул быстрый взгляд на Элину. Та чуть заметно шевельнула ладонью. Винный запах мгновенно исчез, в воздухе разлился аромат жасмина. — Это вы, верно, мимо вагона-ресторана проходили — вот вам и мерещится, — широко улыбаясь, заверил Синельникова Анатоль.

Он встал и ухватил наставника под локоть. Что сделал дальше, я не видел, но был готов поклясться, что в карман Синельникова перекочевала приличного номинала купюра.

— Вы, должно быть, устали, господин Синельников, — Анатоль настойчиво выталкивал наставника из купе. — Вот и чудится чёрт знает что… Прилягте, отдохните. Ночь на дворе…

— Вот именно, что ночь! — опомнился Синельников. Достал карманные часы. — Через пять минут — отбой, дамы и господа! Прошу вас заканчивать ваши игры.

— Да-да, — Анатоль таки выпихнул его в коридор. — Мы уже расходимся.

Он, стоя у двери, подождал, пока Синельников уберётся из вагона. После чего плюхнулся на полку рядом с Боровиковым. И, глядя на ворочающегося на столе Корицкого, задал вопрос, который беспокоил всех:

— Это что сейчас, чёрт побери, такое было?!

* * *

Корицкий начал шевелить языком лишь после того, как над ним похлопотала Элина. Со скул исчезли уже начавшие наливаться кровоподтеки, из разбитого носа перестала идти кровь, лицо обрело более-менее нормальный оттенок.

— Объяснись, Станислав, — потребовал Боровиков.

Я решил до поры до времени не вмешиваться. Когда разномастный коллектив на глазах превращается в сплочённую команду, лучшее, что может сделать командир — отойти в сторону, чтобы не мешать.

Все четверо ребят, сидящие в купе, как бы они до сих пор ни относились к Корицкому, во мнении были единодушны: то, что он устроил, недопустимо.

На кипящих от гнева Анатоля и Афанасия мне пришлось рявкнуть — иначе успокоить не получилось бы. Кристина казалась бесстрастной, но я уже слишком хорошо её знал — для того, чтобы поверить в эту маску. Под ней Кристина наверняка кипела от ярости не меньше парней. И даже Элина, своей отзывчивостью временами напоминавшая мне Клавдию, как только взгляд Корицкого обрел осмысленность, а к лицу вернулись краски, поспешила отсесть от него подальше.

— Объясниться? — проворчал Корицкий. — Не понимаю, о чём ты говоришь, прости.

— Ах, не понимаешь? — прищурился Боровиков. — Ты обещал Косте предсказать судьбу — а вместо этого напал на него. Будь на месте Капитана кто-то послабее — неизвестно, чем это вообще бы закончилось.

— Как ты посмел напасть на капитана команды? — вмешался Анатоль. — Так — понятно?!

— Я ни на кого не нападал.

— Что-о?! — теперь уже взвилась Элина. — Нас тут, помимо тебя — пять человек, и каждый своими глазами видел нападение! У нас, по-твоему, массовая галлюцинация?!

— По-моему, он просто держит нас за идиотов, — подала голос Кристина.

— Не знаю, как вы, а я очень не люблю, когда меня держат за идиота. — Боровиков начал вставать.

— Сядь, — приказал я.

В купе воцарилась тишина.

— Вопрос ты услышал, — сказал я Корицкому. — Отвечай.

— Повторяю, — Корицкий отбросил со лба длинные волосы. — Я ни на кого не нападал! Если бы вы были более сведущи в теории предсказаний, я, возможно, попробовал бы объяснить…

— Он второй раз назвал нас идиотами, Капитан, — дёрнул меня за рукав Анатоль. — Надеюсь, не будешь возражать, если я вызову его на дуэль?

— После меня, — буркнул Боровиков. — Старшим надо уступать.

— Тогда поклянись, что не убьёшь его! Это будет нечестно по отношению ко мне…

— После Игры — резвитесь, сколько влезет, — оборвал перепалку я. — А раньше, чем закончится Игра — никаких дуэлей. Мне негде брать других игроков.

Парни недовольно замолчали.

— Говори, — приказал Корицкому я.

— Что? — он приподнял бровь.

— Ну, ты только что сказал, что, будь мы поумнее — попытался бы что-то объяснить. Валяй, объясняй.

— Это сложно…

— Это я уже слышал.

— И долго…

— А мы никуда не торопимся. До Парижа — двое суток. — Я демонстративно потянулся к двери купе и запер задвижку. — Ну?

Глаза Корицкого забегали.

— Вы что — полиция? — попробовал вякнуть он. — Я что — арестован?

— Нет. Да, — сказал я. — Мы, конечно, не полиция. Но ты не выйдешь отсюда до тех пор, пока не ответишь на мои вопросы.

— Ты не имеешь права!

— Подай на меня в суд.

— Когда мы вернёмся…

— Вот именно, — кивнул я, — когда вернёмся. А до тех пор, пока не вернулись — ты будешь делать то, что требую я.

Я оперся кулаками о стол, грозно приподнялся. Потребовал:

— Говори!

Вот теперь Корицкий испугался уже по-настоящему, даже отпрянул. До сих пор, видимо, не отдавал себе отчёт в том, что здесь и сейчас находится полностью в моей власти. Что ему не придёт на выручку его могущественный род, друзья его могущественного рода, и кто там ещё по списку.

— Я… — голос у Корицкого сел. — Я не помню, что нападал на тебя.

— Зато мы, пятеро, помним. Этого достаточно.

— Ах, да я не о том! — Корицкий, видимо, успел придумать, как можно выкрутиться. — Я пытаюсь вам объяснить, что работа с нитями судьбы — материя чрезвычайно тонкая. Этот аспект очень мало изучен, и побочные эффекты порой непредсказуемы. Всё, что я помню — я взял из твоих рук карту. А что делал дальше, не помню.

— Вообще? — простодушно удивился Анатоль.

— Абсолютно. Как отрезало.

Теперь Корицкий смотрел на меня уже с нескрываемым облегчением. Он нашёл-таки лазейку. Повторил:

— Ничего не помню! Имейте в виду, господа и дамы: это те слова, которые я буду говорить в суде. В случае, если Барятинский соберётся обвинить меня в нападении.

— Барятинский тебя и без суда по стенке размажет, — пообещал я. — Пошёл вон.

— Что? — изумился Корицкий.

— Я говорю — вон отсюда. — Я открыл замок и сдвинул дверь купе. — Давай-давай, живо! Не заставляй вышвыривать тебя пинком, как нагадившего кота. И если ты ещё хоть раз до конца пути попадёшься мне на глаза — серьёзно об этом пожалеешь.

* * *

— Почему ты его отпустил?!

Когда мы расходились, Кристина придержала меня за рукав и потащила за собой в тамбур.

— Потому что не захотел попусту тратить время.

Здесь, в тамбуре, в отличие от купе первого класса, шумоизоляцией никто не озаботился — логично, в общем-то. Уютный перестук колёс превратился в такой грохот, что мы с Кристиной едва слышали друг друга, приходилось кричать. Ну, зато глушилка не нужна. Во всем есть свои плюсы.

— Но он ведь врал, что ничего не помнит! Это же неправда!

— Я знаю. Дальше что? Мы ведь никак не докажем, что он врёт. А переходить на следующую стадию ведения допроса пока нельзя, у этого подонка девятый уровень владения магией. Он самый сильный маг в команде, после меня. На Игре он нужен мне живым и здоровым.

— Следующая стадия ведения допроса? — свела брови Кристина. — О чём ты?

— Ну… не знаю, как по-вашему. У нас называлось — с применением спецсредств.

— Пытки? — прочитал я по губам Кристины.

Кивнул.

— И ты… В своём мире ты делал это?

— В своём мире я обычно доверял профессионалам. А со мной — делали, бывало.

— В своём мире ты многое пережил, — пробормотала Кристина.

— Как и ты, — я провёл рукой по её волосам. И поспешно отстранился — не то время и место, чтобы погружаться в воспоминания. — В общем, не знаю, как твой — а опыт моего мира подсказывает, что такие подонки, как Корицкий, будут врать и изворачиваться до последнего. А прижать его нечем.

— Нечем, — подумав, с досадой согласилась Кристина. — Ты прав. Если, конечно, дело и впрямь дойдёт до суда; если Корицкого вынудят принести клятву дворянина… Но до такого доходит крайне редко. А у его рода наверняка очень хорошие адвокаты.

— Наверняка, — кивнул я. — Потому я его и выгнал. Мы ничего бы не добились, только время бы потеряли.

— А у тебя есть предположения?

— О чём? Почему он на меня кинулся?

— Да.

— Ну, так… — я поморщился. — Это даже предположением не назовешь. Скажи: почему могла бы напасть на кого-то ты сама?

— Н-ну… — задумалась Кристина. — Это, вроде, очевидно. Если бы хотела его убить и давно вынашивала этот план.

— Нет, — я покачал головой. — Спланированные убийства суеты не любят. А свидетелей — тем более. Если бы ты давно собиралась это сделать — неужели стала бы убивать свою жертву в присутствии четырёх свидетелей? Как минимум двое из которых — близкие друзья жертвы, то есть непременно попытаются прийти на помощь?

— Хм-м…

— Вот именно. Убить меня Корицкий, может, и не отказался бы. Но не так по-идиотски, это точно.

— Тогда почему он на тебя кинулся?

— Опять же, вопрос к тебе. Почему могла бы кинуться ты? Если не для нападения, то?..

— Защита, — догадалась Кристина.

Я кивнул:

— Именно. Чёрт его знает, что он там разглядел в своих картах. Но первое, что приходит в голову — серьёзную угрозу для себя, исходящую от меня. Вот и шарахнул магией на опережение.

— Это… очень неосмотрительно.

— Ну, так Корицкий всё-таки не на тайную канцелярию работает — чтобы проявлять чудеса осмотрительности. Обычный дурак. Напугался — ударил. А думать, как ему оправдываться, начал уже потом.

— Звучит убедительно, — проговорила Кристина.

— Вот и мне так кажется.

— А что это может быть за угроза? Поединок?

— Поединок — первое, что приходит в голову.

— Но ты ведь не стал бы его убивать на поединке? Это… Да это элементарно запрещено правилами! На глазах у Императора…

— … и примерно тысячи представителей аристократических родов, — подхватил я. — Да. Тоже как-то не вяжется. Но что поделать. Других идей у меня нет.

— Ах!

Дверь, ведущая в тамбур, распахнулась, и показалась давешняя проводница. В руках она держала поднос с пустыми чашками и блюдцами. Увидев нас, замерла на месте.

— Я, кажется, помешала… Прошу простить, — девушка залилась краской.

— Мы, к сожалению, не делаем ничего такого, что стоило бы прятать от посторонних глаз, — успокоил я. — Собирались было, но решили потерпеть до Парижа. Уже уходим. Прошу, — отступил в сторону, пропуская проводницу.

— Когда-нибудь я тебя всё-таки убью, — прошипела мне в спину багровая Кристина.

* * *

В течение следующих двух суток Корицкий действительно старался не попадаться мне на глаза. Больше никаких происшествий в пути не случилось. А на вокзале в Париже нас встречали организаторы Игры.

Два дядьки в одинаковых летних костюмах и шляпах быстро и деловито организовали носильщиков для переноски багажа, распихали нашу команду по такси и выгрузили уже на месте.

— О, — только и сказала Кристина, когда мы вышли.

Прозвучало это с неподдельным восхищением. Нас привезли во внутренний двор длиннющего двухэтажного здания, стоящего буквой «П». Над центральной перекладиной «П» возвышался стеклянный купол.

Ну… Симпатично, конечно, но, как по мне — в Петербурге есть постройки и помасштабнее, и повеличественнее. Падать в обморок от восторга точно не стоит.

— Что? — спросил я. — Дом, как дом.

Кристина всплеснула руками:

— Боже правый, Костя! Ну, какой ещё «дом»?! Это же Сорбонна!

— Сорбо… А, — вспомнил я.

Это слово в разговорах курсантов мелькало нередко. Знаменитый Парижский университет, один из самых старых в Европе.

— Ну, логично. Мы же будем бороться с командой парижского университета — вот нас сюда и привезли.

— Нет, ты не понимаешь, — почти простонала Кристина. — Это же… Это же Сорбонна! Колыбель европейского образования, второй по старшинству университет в мире! А вокруг — Латинский квартал. — Она обвела руками. — Я жила в Париже в последние годы, перед тем, как вернуться в Россию. Мне было уже почти шестнадцать лет, но гулять здесь моя гувернантка не позволяла. Мы с ней прогуливались только по Люксембургскому саду, на улицы квартала не выбирались.

— Почему? — заинтересовался я.

Кристина потупилась.

— Н-ну… У этих мест не лучшая репутация. Здесь с незапамятных времен жили студенты, селились поближе к университету — оттого и название «Латинский квартал». Студенческая вольница, нравы — соответствующие. За несколько веков ничего не изменилось.

— Пьянки-гулянки, — сообразил я. — Заведения сомнительного толка, дамы сомнительного поведения, и всё такое прочее… Не лучшее местечко для благовоспитанной барышни, согласен.

— Да, — вздохнула Кристина. — А ещё в паре кварталов отсюда — вход в катакомбы.

— Катакомбы? — удивился я.

— О, ты не слышал о них? Это сеть подземных каменоломен, там ещё при римлянах начали добывать камень, из которого строили город. Париж рос, каменоломни тоже росли, и в итоге оказалось, что часть города стоит над огромным запутанным лабиринтом. Для того, чтобы не проседали постройки, подземные галереи специально укрепили. А лет двести назад было принято решение перенести в катакомбы останки умерших с городских кладбищ. Парижу ведь — больше двух тысяч лет, представляешь, сколько людей за это время похоронили на территории старого города? Их останки пропитали землю так, что вблизи кладбищ скисало молоко и вино, болели люди. Даже маги едва справлялись с эпидемиями. Поэтому городские кладбища решили закрыть, а останки захороненных перенести в катакомбы. Угадай, сколько их было?

— Если городу больше двух тысяч лет, и этот город — столица… — я задумался. — Миллиона четыре?

— Шесть, — сказала Кристина. — В катакомбах лежит около шести миллионов скелетов. Если верить фотографиям, то там, внутри, целые стены, выстроенные из костей и черепов.

— Если верить фотографиям? — переспросил я.

Кристина понурилась.

— Я не была в катакомбах.

— Дай, угадаю, — хмыкнул я. — Это тоже — зрелище не для благовоспитанной барышни, так?

— Именно.

— А то, что эту барышню с детства готовили к работе в контрразведке…

— Для моей мамы это не имело значения. Они с отцом вообще постоянно ссорились из-за моего воспитания. Отец говорил, что от меня не нужно прятать тёмную сторону жизни, а мама возражала, что эта сторона рано или поздно сама меня найдёт. И лучше поздно, чем рано. До тех пор, пока она может оберегать меня от всякой неприглядности, будет оберегать.

— Насколько понимаю, в битве за твой невинный разум победила мама?

— Да.

— Соболезную. И тебе, и отцу… Теперь ясно, почему госпожа Алмазова старшая запретила мне произносить при ней имя господина Витмана.

Кристина фыркнула и отвернулась.

А из такси между тем выгрузили наш багаж.

— Прошу за мной, дамы и господа, — сказал по-французски один из сопровождающих. — Дальше мы прогуляемся пешком, тут недалеко. Основные корпуса студенческого кампуса находятся не здесь, но исторические здания тоже сохранились. Сейчас в них — отели. Вы будете жить там, где учащиеся Сорбонны селились на протяжении многих столетий! Прошу, — сопровождающий изобразил приглашающий жест, и мы, подхватив чемоданы, потопали за ним.

— Когда проведёшь первую тренировку? — спросила Кристина.

— Сегодня.

— Сегодня?

— Ну, а чего тянуть? Тем более, что на завтра у нас с тобой — другие планы. Хотя…

— Что?

— Между сегодня и завтра есть ещё ночь. Как думаешь о том, чтобы провести это время с удовольствием?

Кристина покраснела. Проворчала:

— Не понимаю, о чём ты говоришь. Лично я ночью собираюсь выспаться.

Она поудобнее перехватила чемодан и прибавила ходу.

Загрузка...