Роковое пари

Глава 17. Бонни: я не знала, что такое страсть до поцелуя с ним

— Прописываешь план действий? — звучит у моего уха, от чего я вздрагиваю. — Разумно. Поддерживаю.

Из-за моей спины выходит Паола Хайт и нагло усаживается на край парты, за которой я сижу. Я тут же закрываю тетрадь с текстами своих песен и откланяюсь на спинку стула:

— О чём речь, Паола?

Она склоняется немного вперёд и поясняет страшным шёпотом:

— О вашем с Ро пари, разумеется, глупая.

В голове, как вспышка, взрывается воспоминание о жадном поцелуе Холда. К щекам приливает горячая кровь. А по позвоночнику прокатываются отголоски той острой слабости, что овладела моим телом в ту роковую ночь.

Хорошо, что сейчас я сижу, иначе...

Я беру себя в руки и встряхиваю головой:

— Никакого плана у меня нет.

— Очень зря, — пеняет мне одноклассница, складывая ногу на ногу и опираясь ладонями в стол. — Я только что наблюдала, как твой братик мило болтает с Коллинз, валяясь на лужайке за школой. И сдаётся мне, успехи у него получше, чем у тебя.

Всё может быть, если ему, как и мне, не взбредёт в голову позорно сбежать после первого поцелуя...

Интересно, Ронни хоть капельку мучают угрызения совести, как они мучают меня?

Я смотрю на Паолу и спрашиваю:

— Выходит, ты болеешь за меня?

— Болею? Вовсе нет, — отмахивается девчонка. — Так, женская солидарность.

— Как мило с твоей стороны, — с сарказмом замечаю я. — Спасибо, Паола.

— Глупости! — снова отмахивается она, пропуская мой сарказм мимо ушей. — Скажи, у тебя есть хоть какие-то подвижки? Может, дать тебе ценный совет? Я знакома с Холдом не понаслышке, знаешь ли.

Я удивлённо поднимаю брови:

— Ты... с ним встречалась?

— Было такое время, — самодовольно хмыкает она.

Холд спал с Хайт? Серьёзно?..

Я прокашливаюсь и отворачиваюсь к окну:

— Ещё раз спасибо, Паола, но я обойдусь без советов.

Особенно твоих.

Чёрт, почему так давит в груди?

— Ты совершенно точно в его вкусе, Лейн: смазливая мордашка, шикарные, длинные ноги. Ума не приложу, почему у тебя ничего не выходит. Поднажми немного, Бонни. Иначе, рискуешь прослыть слабачкой, оттого что проиграешь пари.

— Знаешь, что? — зло бросаю я, поворачиваясь к ней.

— Что? — невинно хлопает она глазками.

Я вытаскиваю из-под её задницы рабочую тетрадь, собираю всё остальное и бросаю в сумку. Поднимаюсь на ноги и холодно говорю, подражая Дилану:

— Слабаки не те, кто проиграли, а те, кто прячется за фальшивой улыбкой, якобы желая удачи участникам игры, а по факту злорадно ждущие их проигрыша. Потому что у них самих не хватает духу сразиться. Или же... Они попробовали, обманулись, что одержали победу, но на самом деле проиграли, выбрав поход в отель. Знакомо, Паола?

Я наблюдаю, как с лица одноклассницы сползает превосходящая улыбка, и направляюсь вон из класса.

Мне стыдно за свои слова и поступок. Бить по больному — удел слабых. Так что Хайт не очень-то и ошибается на мой счёт. Знаю, она сказала о себе и Холде, как раз, чтобы меня зацепить. Но я не должна была вестись на её провокацию. Не должна была показывать своих настоящих чувств тому, кому до них нет никакого дела.

Ещё и урок миссис Триш пропущу...

Я мысленно издаю стон отчаяния и сворачиваю в коридор по направлению к музыкальному классу. Придётся торчать там до начала репетиции «Дьяволиц».

Но на следующем повороте, я понимаю, что иду вовсе не в музыкальный класс...

Характерные звуки напряжённой игры в баскетбол я слышу ещё до того, как толкаю дверь в спортзал. О том, что я пришла именно сюда, жалею тут же. Потому и замираю на входе, привлекая ненужное внимание тренирующихся ребят. Но волнует меня внимание лишь одного из них.

Если я и забыла насколько потрясающе Холд выглядит в спортивной форме, то вспоминаю это сейчас. Возможно, раньше я подсознательно запрещала себе об этом думать, теперь же я знала всё о своих чувствах к этому парню. И восторгалась им.

И наш поцелуй...

Не представляю, как я до сих пор удерживаю себя на дрожащих ногах.

— Ладно, парни, все в душ! — командует тренер Зальцман. — На сегодня тренировка закончена.

Ребята бросают мячи и, переговариваясь или перешучиваясь, направляются в мою сторону. Один лишь Холд держится одиночкой, не спуская с меня взгляда своих тёмных глаз.

Я сглатываю сухость и отхожу в сторону, пропуская разгорячённых и вспотевших баскетболистов. Кое-кто из них бросает на меня озадаченно-насмешливые взгляды.

Дилан идёт последним и останавливается напротив меня. Не взгляд, а пытка.

— Лейн, — сухо произносит он.

Я опускаю глаза:

— Привет, Дилан.

Воцаряется звенящая тишина, и я понимаю, что в огромном спортзале мы с Холдом совершенно одни. Нервозность стремится к отметке «критично».

Вспоминается утро, школьная парковка и то, как я снова сбежала, сломя голову, почувствовав на себе хорошо знакомый тяжёлый взгляд.

— Я знал, что ты пожалеешь, но не думал, что так скоро, — наконец прерывает молчание Холд.

— Дилан, я... Извини меня, — едва слышно шепчу я. — Я не жалею, просто...

— Избегаешь, я заметил. Только не ясно зачем пришла сюда.

— Я не догадывалась куда иду. Предполагалось, что в музыкальный класс.

Я наконец решаюсь поднять глаза и замечаю, как на губах Холда появляется и исчезает улыбка. А его глаза почему-то становятся почти чёрными. Моё сердце ухает вниз, когда Дилан делает шаг ко мне. Он приподнимает мой подбородок двумя пальцами и долго всматривается в мои глаза.

Мне кажется ещё секунда, и я умру на месте от невыносимой тревоги ожидания.

— Хорошо, — кивает Дилан, опуская взгляд на мои губы. — Попробуем ещё раз.

Он набрасывается на мои губы одновременно с тем, как подхватывает меня на руки. Я цепляюсь руками в его шею. Спина врезается в стену, но я не чувствую боли, потому что меня с головой накрывает волна испепеляющего жара. Кружится голова. В ушах звенит горячая кровь. Я отвечаю на поцелуй с теми же рвением, жадностью и отчаянием, с какими меня целуют.

Нам обоим не хватает дыхания...

Дилан отрывается от моих губ и обжигает своими кожу моей шеи. Я выдыхаю стон. Он держит в меня в своих руках так крепко и тесно, словно желает быть ещё ближе. Жар наших объятий буквально сводит меня с ума. Я снова сгораю в сладко-болезненной лихорадке.

А в следующее мгновение в обезумевшее сознание врывается чужой голос:

— Что здесь... А-а-х... Прекратите это безобразие немедленно!

Теперь меня накрывает волна страха, смешанная со стыдом, я распахиваю глаза и вижу покрасневшее от злости лицо директора, а у моего уха звучит рык Дилана:

— Чёртов Гарсия.

Холд ставит меня на ноги и берёт за руку, пока директор продолжает свирепствовать:

— В мой кабинет! Оба! Сейчас же!

Я поднимаю испуганный взгляд на Дилана и поражаюсь тому, что он улыбается. Но, очевидно, страх в моих глазах стирает с лица улыбку, а его пальцы сжимают мои крепче.

— Бояться нечего, Львёнок.

Я хочу ему верить, потому киваю, и мы отправляемся вслед за подпрыгивающим через шаг от напряжения директором.

У входа в канцелярию Гарсия останавливается и открывает двери, пропуская нас вперёд. Женщина в медицинской форме, стоящая у стойки миссис Чанг, оборачивается на звуки и удивлённо приподнимает брови, глядя на Холда. Миссис Чанг поднимается на ноги, завидев директора:

— Мистер Гарсия...

— Чудесно! — перебивает он своего секретаря. — На ловца и зверь бежит! Вы двое — садитесь, — указывает он нам с Холдом на сидения. — А вы, мисс Грин, будьте добры пройти в мой кабинет. У меня к вам серьёзный разговор по поводу вашего сына.

Женщина опускает взгляд на наши с Дилоном сцепленные руки и, спрятав улыбку, кивает.

Выходит, она — мама Дилана?..

Боже, как стыдно!

Я аккуратно высвобождаю свою руку, падаю на сидение и прячу горящее лицо в ладонях. Безумно хочется плакать.

Рядом присаживается Холд:

— Перестань, Львёнок, мы не сделали ничего плохого. Просто Гарсию бесит, что мы целовались в святая его святых, вот и всё.

— Но что подумает обо мне твоя мама? — глухо каюсь я. — Она же решит, что я...

— Ты её не знаешь, — холодно обрывает меня Холд. — Поэтому не берись судить о её мыслях.

Меня обмывает новая волна стыда, я беру себя в руки, выдыхаю и нахожу пальцами своё колечко. Смотрю на Дилана:

— Твоя мама работает в больнице?

— Да, врач отделения первой помощи. — Дилан закидывает руку на спинку позади меня, а пальцами второй перехватывает у меня колечко. Я вздрагиваю, когда его пальцы задевают мою кожу. — Что оно для тебя значит?

Я опускаю глаза и отвечаю тихо:

— То, что одно время у меня было счастливое детство.

— Оно из пластика. Какой-то детский игрушечный набор?

— Жвачка, — улыбаюсь я. — Последние угощение от папы.

— Сколько тебе было, когда он умер?

Я смотрю на Дилана, он продолжает разглядывать колечко, и не ясно о чём он думает.

— Восемь, — отвечаю я. — Его вызвали на работу, но я не хотела его отпускать, и тогда он вынул из кармана пиджака этот наборчик — у него всегда находилось что-нибудь из сладостей для нас с Ро — и пообещал, что вернётся ещё до того, как из жвачки исчезнет вкус — так это будет быстро. Я начала её жевать тут же. А папа, смеясь, надел колечко на мой палец и сказал: что пока его нет, оно будет меня охранять. С тех пор я с ним не расстаюсь. Думаешь, это глупо?

— Не думаю.

Дилан поднимает на меня глаза и смотрит так пристально и понимающе, что у меня в горле собирается ком. Я зажмуриваюсь и бросаюсь на его грудь, обнимая за талию. Холд напрягается. Замирает, словно не знает, что делать в такой ситуации. Или же... ему не приятно. Но спустя пару секунд он выдыхает и прижимает меня к себе ещё сильней, касаясь губами моей макушки.

Безумно приятно и спокойно.

Кто-то тактично кашляет, и я резко отстраняюсь от Дилана.

— Мама, — сухо кивает женщине он, вытягивая ноги и скрещивая руки на груди.

Само равнодушие и спокойствие.

Я осторожно смотрю на мисс Грин, она мне улыбается и протягивает руку:

— Не будем ждать, пока мой сын представит нас друг другу. Тем более, нас заочно познакомил мистер Гарсия. Меня зовут Элина, Бонни.

— Рада знакомству, — тихо говорю я, пожимая её руку.

— Итак, вы двое поступили безрассудно и некрасиво, по словам директора, и я вынуждена провести с вами серьёзную беседу. Как на счёт обеда в нашем доме, Бонни?

Не могу понять: она говорит серьёзно или так шутит?

— Я...

— Мам, не стоит, — не одобряет её идею Холд.

Элина Грин делает шаг вперёд и говорит напряжённым шёпотом:

— Чистое везение, что в этот момент я оказалась здесь, иначе Гарсия уже вызвонил бы твоего отца, как он любит это делать. Поэтому будь хорошим мальчиком, и позволь мне познакомиться поближе с этой милой девочкой. Я ведь не прошу слишком много, верно?

Я не знаю, почему этой женщине так важно со мной познакомиться, но чувствую это по её интонации и вижу желание этого в её тёмных, как у Дилана, глазах.

Она переживает, что сын ей откажет.

— Я с удовольствием приду к вам на обед, мисс Грин, — скороговоркой выдаю я.

На Холда смотреть боюсь. Возможно, он считает, что наши отношения ещё не доросли до обедов с родственниками. На самом деле, так оно и есть, но что-то в его матери заставляет меня поступить так, как я поступила.

— Значит, вопрос с Гарсия решён? — спрашивает Дилан. — Мы свободны?

— Да. Ваше наказание: серьёзная беседа со взрослым и... мытьё полов в спортзале в течении недели. Отдельно друг от друга.

— Отлично, — поднимается он на ноги и идёт мимо матери. — Я в душ.

Мы с мисс Грин переглядываемся, и, кажется, обе выглядим виновато.

Наверное, потому что завели Дилана в ловушку.