Роковое пари

Глава 26. Мелисса: судьба — та ещё стерва

Мне просто нужно всё рассказать. Признаться. Покается во лжи и попросить прощения за обман. Так будет правильно. Так я смогу дышать полной грудью.

То, что я рассказала Ронни про ожог, и мне стало гораздо легче — прямое тому доказательство.

Я резко выдыхаю и решительно открываю входную дверь в дом. Кричу из коридора:

— Мам, пап? Вы дома?

— Мы в гостиной, милая, — откликается мама Маргарет, я слышу в её голосе осторожность и хмурюсь.

Захожу в гостиную и вижу родителей, сидящих на диване напротив кресла, в котором сидит Хьюго. Я озадачиваюсь ещё сильней, — брат не частый гость в этом доме, если не считать воскресных обедов. Впрочем, решительность затмевает недоумение, и я киваю собравшимся:

— Хорошо, что и ты здесь, Хьюго — мне нужно кое-что вам рассказать.

— Нам тебе тоже, — глухо откликается брат.

Мама бросает на него тревожный взгляд, отец Коллинз устало прикрывает глаза.

Что бы это ни было, я должна выступить первой. Иначе, могу слабовольно передумать. Я набираю в грудь воздуха и быстро говорю на выдохе:

— Я обожаю рисовать, это то, чем я жила, живу и буду жить. Потому я подала заявку в КелАрт, потому сбегала по ночам и рисовала граффити за деньги, нарушая закон. Чтобы заработать на обучение. Я лгала вам, что занимаюсь уроками с отстающими одноклассниками. Все карманные деньги, что вы мне давали я либо тратила на краски и холсты, либо откладывала. С зарплатой разносчицы газет я поступала так же. — Я перевожу дыхание и заканчиваю: — Я вовсе не та, какой вы меня видите. Всё это время я притворялась послушной девочкой. Я очень раскаиваюсь в том, что обманывала вас. Пожалуйста, простите меня.

В комнате воцаряется тишина, и лишь Хьюго тихонечко усмехается. Я поднимаю на него глаза и вижу, как он мне одобрительно кивает.

— На-нарушала закон? — прерывает молчание взволнованный голос мамы. Она с тревогой смотрит на сына и спрашивает: — Хьюго, то, что делала твоя сестра, серьёзно? У неё могут возникнуть проблемы?

Что?.. Она не злиться, а... переживает?..

— Мама, я обманывала вас с папой, — напоминаю я.

— И мы с твоей мамой страдали из-за этого, дочка, — поднимается на ноги отец Коллинз. Он ловит мой виновато-ошарашенный взгляд и поясняет: — Не из-за обмана, Мелисса. А из-за того, что ты выбрала именно этот путь. Скажи, где мы допустили ошибку? Каким образом дали тебе понять, что ложь — единственный выход?

— Вы... вы всё знали?

— Далеко не всё, милая, — отвечает мама. — Но мы догадывались о том, что ты что-то скрываешь от нас. И не вмешивались, чтобы не беспокоить тебя. Нам просто хотелось, чтобы ты росла здоровой и счастливой.

— А каждый человек сам выбирает то, что делает его счастливым, — замечает отец.

— Боже... — выдыхаю я и, больше не в силах стоять на ногах, опускаюсь на диван. — Всё это время... Я могла... — Я замолкаю и во все глаза смотрю на родителей. Через мгновение восклицаю: — Но вы так радовались тому, что я спокойная и послушная! Тому, что со мной не будет ожидаемых проблем! Что я не сорванец, как вам рассказывал обо мне мой родной папа!

Родители озадаченно переглядываются, и мама пересаживается ближе ко мне. Берёт меня за руки, сжимает мои пальцы своими и осторожно говорит:

— Значит, это мы должны просить у тебя прощения. За то, что ввели тебя в заблуждение. Я не знаю как и когда мы это сделали, но мы с отцом Коллинзом никогда не хотели, чтобы ты подстраивала себя под нас. Это правда, милая. Прости нас, пожалуйста.

— Но...

Я не знаю, что сказать. Не знаю, что думать... Осознание, что я сама придумала причины для лжи — обескураживает. Переворачивает всё вверх дном.

Столько лет притворяться без какой-либо надобности!

Что это говорит о моих умственных способностях?.. То, что я первоклассная дура!

— Это наша общая вина, Мелисса, — с теплотой в голосе замечает отец Коллинз. — Слово Божье говорит: прощайте, и прощены будете. Потому прости себя и нас, мы поступим так же.

Я сглатываю и киваю, глаза печёт от назревающих слёз, но я их сдерживаю и, поддавшись порыву, крепко обнимаю маму Маргарет.

— Больше нет необходимости заниматься чем-то незаконным, — продолжает отец Коллинз. — Это наша прямая обязанность, как твоих родителей, оплатить обучение там, где ты желаешь учиться. Хорошо, Мелисса?

— И вы не против того, что это искусство? — отстраняюсь я от мамы. — Что это не то, что будет помогать людям?

— А с чего ты взяла, что искусство не помогает людям? — улыбается отец. — Именно оно во все временна придавало смысл в жизнях людей.

Я стираю с глаз непослушные слёзы и по очереди смотрю на собравшихся:

— Спасибо вам большое. За всё, что вы для меня сделали.

— И тебе спасибо за то, что ты есть в нашей жизни, — со слезами в глазах улыбается мама.

Мы вновь обнимаемся, а через секунду я слышу, как Хьюго тактично откашливается, прежде чем сказать:

— А теперь перейдём к тому, что может тебя расстроить, Мел. Но ты должна об этом знать.

Мама мгновенно напрягается, я из-за этого тоже, она отстраняется и заботливо касается ладонью моей щеки, улыбается с грустью:

— Будет тяжело, милая. Но я уверена, что ты справишься. Он тоже.

— Он? Кто?

— Помни, что здесь нет твоей вины, хорошо?

— О чём ты? Что случилось? — не на шутку волнуюсь я.

— Мел, — привлекает моё внимание Хьюго. — Я хочу рассказать тебе о причине, по которой был против ваших с Ронни Лейном отношений.

А вот это интересно... Но почему у всех настолько траурные лица? Что за причина такая ужасная?

— Говори, — жадно предлагаю я, выпрямив спину от напряжения.

Хьюго на секунду прикрывает глаза, а затем выдыхает и опирается локтями на колени. Сплетает пальцы в замок. Опускает голову, но через мгновение вновь поднимает, глядя в пространство:

— Я узнал об этом семь лет назад. Подруга попросила разузнать о семье мисс Лейн, бабушке Ронни и Бонни...

— Да, Ро рассказывал мне, что именно так ты стал за ним приглядывать.

— А он рассказывал, как погиб его отец? — с жалостью во взгляде смотрит на меня Хьюго.

— Автокатастрофа. Им с Бонни тогда было по восемь лет.

Помню, что почувствовала, когда поняла, насколько схожи наши с Ронни судьбы...

— Как и тебе, Мел, когда разбилась ваша машина.

Хьюго продолжает смотреть на меня с таким выражением, словно я сама знаю, что он имеет ввиду. Словно наш с Ронни возраст, в котором мы потеряли родных людей, не простое совпадение. Словно автокатастрофы — не частое явление на дорогах, и эти две связаны между собой...

Связаны... между собой.

— Нет... — выдыхаю я.

По позвоночнику прокатывается озноб, страх и отчаяние наполняют сердце до краёв. Расширяют его так, что ему становится тесно в груди, а мне — больно. Ещё немного, и я услышу, как трещат рёбра...

— Нет... — повторяю я и с надеждой заглядываю в лица родителей. — Этого не может быть. Умоляю, скажите, что это не правда...

— Прости, милая, — едва не плачет мама, сжимая мои пальцы своими.

Я вырываю руки, подскакиваю с места и бегу вон из дома.

— Мелисса!

— Не держите её. Она должна и может справиться с этим сама.

Могу?.. Как я могу справиться с таким?!

Я выбегаю из дома, хватаю велик и, выйдя за ворота, еду туда, куда глаза глядят. Ошеломление настолько сильное, что я с трудом могу соображать, потому действую на автомате. Ноги сами крутят педали, руки — выбирают направление, сердце болезненно и глухо бьётся в рёбра. Рассудок напрочь отказывается принимать участие во всём этом.

Я словно попала в бредовый сон, от которого всё никак не могу очнуться.

Но очнуться придётся, и пробуждение не будет легким.

Нога соскакивает с педали, меня ведёт вперёд, и я чудом не кувыркаюсь носом о землю, сумев сохранить равновесие. Отбрасываю от себя велик, падаю на траву под ногами и ползу по ней к кустам, в которых хочу спрятаться. Словно возможно спрятаться от правды, ага.

Обнимаю колени руками, закрываю глаза и признаю:

— Мой папа виновен в смерти папы Ронни...

Тогда у него был сложный период в жизни. Его уволили с хорошей работы, повышения на которой он долго и упорно добивался. Но финансовому кризису в стране плевать на старания отдельно взятых людей... В то время он часто пил и ругался с мамой. И в тот роковой день тоже. Пара бокалов вина, ссора во время движения и как итог: авария, унёсшая жизни трёх человек.

Мы ужинали в нашем любимом ресторане, мама умоляла папу вызвать такси, потому что сама не умела водить машину, но папа настоял на том, что поведёт сам.

Господи, как мне теперь смотреть в глаза Ронни?

Как нам теперь общаться? Как любить друг друга?

Почему судьба так жестока?

Не знаю сколько времени я провожу под кустами, но в какой-то момент пробуждаюсь, осознав, что прошлого не изменить. С ним можно попытаться жить дальше, но не исправить. Нет такой функции.

Я выбираюсь из кустов, сажусь на велосипед и еду в свой заброшенный домик. Мне нужно ещё немного времени. Совсем капельку. И я придумаю, как быть. Обязательно.

Я оставляю велик у прогнившей в некоторых местах стены и через окно забираюсь в дом. Иду в гостиную, но на её пороге оторопело замираю. Сердце болезненно сжимается.

Ронни.

Мой Ронни.

Он здесь.

Ронни сидит на полу у спинки старенького дивана, медленно поднимает голову на звук моих шагов и просто смотрит мне в глаза. Его взгляд... Застывшие в глазах слёзы...

Он тоже знает.

Я на ощупь продвигаюсь по стене вбок и сползаю по ней на пол. Не прерывая зрительного контакта ни на секунду. Хочу, чтобы он увидел в ответном взгляде всё то, что я чувствую: искреннее сочувствие и сожаление. Хочу, чтобы он понял, что и я вижу его боль, принимаю её и не осуждаю. Он имеет на неё право.

Так мы и сидим, глядя друг на друга, пока пространство вокруг не заполняет мелодия входящего на телефон вызова.

Ронни словно просыпается, шмыгает носом и хрипло отвечает на вызов:

— Бо?.. Что с твоим... Откуда тебя забрать?! Какого чёрта ты там делаешь?.. Ладно, скоро буду.

Ронни убирает телефон в карман, вновь шмыгает носом и поднимается на ноги. Я тоже встаю, чтобы убраться с его дороги. В прямом и переносном смысле?..

Сердце болезненно сжимается.

А в следующий миг я ощущаю тепло Его ладони на своей руке.

Ронни молча ведёт меня из дома, помогает выбраться через окно, прячет мой велик в кустах и вновь берёт за руку, чтобы отвести к своей машине.

— Бо нужна моя помощь, — говорит он, когда мы занимаем кресла. — Но я не хочу с тобой расставаться.

В пространстве и в целом?..

Я киваю, пусть он и не смотрит на меня, и пристёгиваю ремень безопасности.

Едем мы не слишком долго, и я удивляюсь, когда Ронни паркует машину у неприметного отеля, обладающего не очень хорошей репутацией.

— Номер 313, — говорит Ро и выходит из машины.

Я это понимаю, как приглашение идти вместе с ним, потому тоже тороплюсь выйти из машины. Мы идём к невысокому пандусу с комнатами отеля, проходим по нему до нужного номера, и Ро без стука распахивает дверь. Я захожу следом и оторопело оглядываюсь.

Номер выглядит так, словно в нём крушили мебель, а затем прибрались за собой: стулья без ножек у покосившегося столика, на котором стоит пустое ведёрко из-под шампанского, темные и влажные пятна на ковре, разбитый экран телевизора, и пара мешков с мусором у стены рядом с входной дверью.

А затем я вижу Бонни, и у меня обрывается сердце...

Ронни бросается к своей абсолютно потерянного и несчастного вида сестре, сидящей на краешке широкой кровати, и падает у её ног:

— Что... Что сделал этот сукин сын?! Бо?!

— Возненавидел, как я и предполагала... — отвечает та совершенно бесцветным голосом.

Я выдыхаю и откидываюсь спиной на стену позади. Упираюсь в неё затылком, подняв лицо к потолку.

Вот и Дилан Холд узнал о роковом пари брата и сестры.