Роковой круиз

ДЕНЬ ШЕСТНАДЦАТЫЙ

— Ты позвонишь мне, как только доберешься туда? — в сотый раз спросил Дейв.

— Дэвид! Я позвоню, когда позвоню. Я позвоню тебе, если у меня будет что рассказать! — ответила Дженис.

— Трейси тоже так говорила.

— Дорогой, в морозилке есть запеканки, которые может разогреть любой, умеющий пользоваться духовкой. На всякий случай я приготовила пять штук. Но даже если вы пять вечеров подряд будете есть пиццу, мне до этого нет дела. Не переживай. Не работай слишком много. Не переутомляйся.

— Они сказали, что от тебя все равно ничего не зависит.

— Но я не могу сидеть сложа руки, Дейв! Мы с Трейси выросли вместе, мы с ней всегда были не как двоюродные сестры, а...

— Знаю, как родные. И я присмотрю за Джимом. У него совсем крыша едет.

— Ну, мы все обсудили и сошлись на том, что перенести отсутствие обоих родителей и сестры в придачу будет выше сил Теда. Я должна ехать, Дейв. У меня нет выбора. А вдруг с ними действительно что-то произошло, а я буду сидеть, ничего не делая, в то время как могла бы помочь?

— Ты ничего не забыла?

— Эта капитанша сказала, что мне понадобятся только джинсы, шорты и пиджак. Ну и купальник. Как будто я собираюсь купаться!

— Она отправляется на поиски, несмотря на то что их разыскивает береговая охрана на катерах и вертолетах?

— Ленни, хозяин пропавшей яхты, был ее другом. У них там, по-видимому, все очень близки друг другу. Вообще-то, она собиралась плыть в Хэмптонс, но вместо этого решила помочь искать Ленни.

— Так пусть она и ее партнер сами их ищут. Ты даже подниматься на борт не должна. Ты обещаешь?

— Дейв, я успела закончить сумочку Трейси. Я сбегаю за ней наверх, а потом мне надо мчаться в аэропорт. Когда я увижу Трейси, то сразу же вручу подарок, который приготовила ей на день рождения. К тому же эта мелочь придаст мне уверенности в том, что я действительно ее увижу. Эмма заедет за мной с минуты на минуту. Пожелай мне удачи.

Дейв прижал жену к себе и поцеловал ее улыбающийся рот.

Дженис побежала наверх и бережно уложила маленькую вечернюю сумочку, которую она закончила лишь накануне вечером, в свою дорожную сумку. Эмма уже сигналила перед домом. Они с Дэвидом опять поцеловались, и Дженис забросила на плечо ремень сумки.

Двенадцать часов спустя она поднялась на борт яхты «Биг Спендер». Вместе с Шэрон Глиман и Реджинальдом Блэком она пообещала Мехерио Амато и маленькому Энтони, что они найдут папу. Затем яхта отошла от пристани Сент-Томаса.

Трейси подняла свой самодельный парус и торжествующе улыбнулась. Когда он наполнился воздухом, ее первым желанием было позвать Кэмми. Но Кэмми выходила из каюты только для того, чтобы выпить свою порцию воды и съесть несколько ложек хлопьев. Вечером она открыла дверь, чтобы мать могла войти. Когда Трейси заглянула к ней, она спала или делала вид, что спит. Воздух в каюте буквально вибрировал от напряжения и безмолвной враждебности. Трейси пришлось позаботиться о том, чтобы Холли съела хоть что-нибудь, но та лишь глотнула воды, в которую Трейси обмакнула пакетик чая и добавила немного сахара и меда. Нервы Трейси были натянуты, как струна. Впервые в жизни ей показалось, что она может не выдержать, сорваться. И все же необходимость работать и крайняя усталость заглушали грызущее ее чувство тревоги. Время от времени она забывала, что ее семья дала трещину, которая будет углубляться и расширяться, пока не превратится в овраг. Кэмми начнет все больше избегать их с мужем, предпочитая одиночество обществу родителей. Это разобьет сердце Джима.

И все это только в том случае, если они выживут.

Она не сказала Оливии ни слова. Нет смысла. Но Оливия знала, на какие болевые точки давить, и ей это очень хорошо удавалось.

После окончания последней вахты Ливи закрылась в своей каюте и больше из нее не выходила. Холли едва могла говорить. Кэмми уединилась. Трейси осталась наедине со своими мыслями, которые ей так и не удалось выбросить из головы. Действительно ли Тед ближе ей, потому что он был плоть от плоти ее и Джима? Конечно нет. Скорее наоборот, Кэмми всегда была любимым ребенком, чудом, в которое она иногда с трудом верила, ибо воспринимала ее как вечно ускользающего эльфа, случайно залетевшего в их дом. Постоянно хорошее настроение Теда Трейси воспринимала как должное. Сожалела ли она о том, что кто-то другой, не она, подарил жизнь Кэмми? Разумеется. Но именно Кэмми, а не какому-либо иному ребенку. Собиралась ли она когда-нибудь рассказать Кэмми обо всем? Да, она планировала этот разговор нынешним летом, вот этим самым летом, когда девочке исполнилось девятнадцать. Но тут умер Франко, Оливия сообщила о своем решении вернуться в Америку, и Трейси проявила слабость. Она испугалась, испугалась сходства между ними, которое теперь, когда Кэмми превратилась в женщину, стало слишком очевидным. Чего именно она боялась? Оливия была шикарной и загадочной. Трейси была... простушкой и, как любая мать для своего ребенка, неинтересной. Боялась ли она того, что Кэмми захочет, чтобы Оливия стала для нее больше чем крестной? Или она откладывала запланированный разговор, который, по ее мнению, должен был быть интимным и доверительным, поскольку опасалась взрыва, вызванного нестабильным настроением и возрастом Кэмми? Трейси не выносила конфликтов, черт побери! Джиму это было хорошо известно. Она всегда соглашалась на все идеи Джима.

Но что сделано, то сделано. Трейси внутренне встряхнулась, пытаясь перенести все свое внимание на паруса. Когда яхта начала набирать ход, поднялось и ее настроение.

Любое движение было лучше этого бесконечного медленного дрейфования. Несмотря на показания компаса, свидетельствующие о том, что они долго плыли в направлении, противоположном тому, в котором им следовало двигаться, теперь яхта начала наверстывать упущенное. Время от времени в поле зрения Трейси попадали какие-то сучки и ветки, торчащие прямо из воды. Она чувствовала себя Ноем. Может быть, она скоро увидит землю или какой-нибудь корабль? Может, им удастся найти безымянный остров, причалить к нему и порыбачить? Трейси где-то читала, что иногда рыба играет под днищем судна, если это судно неподвижно. Они могли бы развести костер и приготовить свой улов.

Кожа у нее на лбу так шелушилась, что никакое количество лосьона было не в состоянии привести ее в порядок. Нос вызывал серьезные опасения относительно того, что ей придется делать пересадку кожи. Совершенно неузнаваемый, он сейчас напоминал нос клоуна. Несмотря на то что она постоянно наносила на лицо толстый слой геля, он все равно болел настолько, что Трейси даже чихнуть не могла. За руками она никогда особо не ухаживала, но теперь ладони все время кровоточили, хотя она смазывала трещины жиром, который выскребала из обнаруженной в кухне банки. Ее волосы от соленой воды и ветра сбились в сплошную массу, и она даже не пыталась их расчесать. Все шляпы либо размокли от воды, либо их разорвал в клочья ветер. Сохранилась лишь одна. Это была соломенная шляпа Оливии, которую Трейси надевала и туго завязывала под подбородком каждый раз, выходя на палубу. Солнцезащитные очки Трейси не снимала, но все равно ее глаза болели, время от времени все виделось словно в тумане и казалось расплывчатым. В один глаз что-то попало, и теперь, куда бы она ни посмотрела, перед ней плясала какая-то запятая. Когда Трейси вставала с кровати, у нее кружилась голова; язык распух, а кожа на руках обвисла. Долго занимаясь спортом, она знала, что эти симптомы означают обезвоживание.

В обычной жизни Трейси часто выпивала по полгаллона воды в день. Оливия и Кэмми не так остро ощущали последствия рациона в четыре унции. В случае с Кэмми это, возможно, объяснялось молодостью. Но Трейси знала, что должна экономить силы. Никого ни к чему не принуждая, она каждые четыре или пять часов решительно отходила от штурвала, и ее место занимали Кэмми или Оливия. Хотя Трейси очень хотелось восстановить контакт с дочерью, она усилием воли останавливала себя. Кэмми должна осознать и принять факт своего биологического происхождения. То, как уродливо и безжалостно был сорван покров с хрупкой и ревниво оберегаемой тайны, вполне соответствовало духу этого кошмарного плавания. Трейси надеялась — быть может, совершенно безосновательно — что через какое-то время, когда им уже ничто не будет угрожать, они смогут проанализировать все выпавшие на их долю испытания.

Кэмми продемонстрировала больше эмоциональной зрелости, чем ожидала Трейси. Но у нее никогда прежде не возникало необходимости проявить себя с этой стороны, поэтому Трейси оставалось только молиться и надеяться. Как мать, она не могла повлиять ни на упрямство Кэмми, ни на ее вполне естественную отчужденность. Мир, привычный Кэмми, вдруг резко изменился. Должно пройти некоторое время, прежде чем она поймет: эти перемены не оказали никакого воздействия на глубинную сущность ее личности. Трейси попыталась представить себе, как бы отреагировала она сама, получив подобную информацию. Стремясь быть объективной, Трейси вынуждена была признать, что, хотя ее поведение и не отличалось агрессивностью, тем не менее она наверняка создала бы внутри себя некоторое пространство, чтобы укрыться в нем, как это сделала Кэмми.

Трейси винила во всем не своего ребенка, а Оливию.

Она старалась не думать, что ее ждет через час и что принесет ей новый порыв ветра. Никогда еще она так остро не ощущала одиночество, напоминая самой себе последний глоток воздуха в безвоздушном мире. Одна из ее подруг... если быть до конца честной, наверное, умирает. Что касается другой подруги, то дружба с ней, скрепленная ранее уникальными узами, уже умерла. Отношения с ее ребенком подключены к аппарату искусственного жизнеобеспечения. Нет никакой гарантии, что их обнаружат, прежде чем... прежде чем станет слишком поздно. И энергетические батончики, которые она сжимает в руке. Три крохотных кусочка сегодня на рассвете она скормила Холли вместе с утренней порцией воды. Оставшуюся часть батончика съела сама.

Еще два батончика предназначены для Кэмми.

Кэмми должна выжить.