— Ты хорошо держалась на суде, Ольга, — сказал Сивард. — Вардиг был бы доволен.
Княжна, сидя за столом в большой зале наместника, молча кивнула. Перед ней стояла чаша подогретого мёда, но ни сладкий напиток, ни похвала не радовали её. На душе было сумрачно. Когда Ольга выносила приговоры убийцам пред очами всевидящих богов, ей всё казалось кристально ясным и она не сомневалась в своей правоте. Но теперь как будто тени казнённых вились невидимками рядом, маячили в тёмных углах, смотрели мёртвыми глазами…
— Держалась хорошо, по-княжески, а вот вести допрос тебе ещё учиться и учиться, — продолжал варяг.
Ольга вскинула голову, тут же забыв о тяжких думах.
— Почему это?!
— Ты не задала латтам ни одного правильного вопроса. Какая разница, почему они считают эту землю своей или почему не чтят законы гостеприимства?
— И какие же вопросы правильные? — запальчиво спросила княжна.
— Ну, скажем, кто их сюда послал? Кто приказал им захватить Коложь?
Ольга смущённо промолчала.
— К счастью, мы с Рачилой подробно допросили татей ещё до твоего судилища, — усмехаясь, продолжал Сивард. — Этих предателей послали сюда именно потому, что они бывали здесь прежде. Их знали в лицо и впустили беспрепятственно, как друзей. А послал их сюда латтский князь Довгерд.
Ольга нахмурилась. Такого имени она не помнила.
— И это очень странно, — добавил полусотник, — потому что прежде этот правитель никогда не выказывал враждебности к плесковскому князю. Правда, и в союзы с ним не вступал.
— Потому и не вступал, что таил замыслы, — проворчала Ольга.
Сивард пожал плечами и обернулся, услышав, что кто-то окликает его.
Дверь большой палаты отворилась. Вошли двое варягов, а с ними — расстроенный управитель.
— У нас пропажа, — громко сообщил один из варягов.
— Какая ещё пропажа? — свёл брови Сивард.
— Мертвеца недосчитались! — Воин вытолкнул вперёд управителя. — Ну, рассказывай!
Старик, пугливо поглядывая на грозного воеводу, заговорил:
— Когда собирались сжечь трупы убитых, заметили, что счёт не сходится.
— Ты говорил, их пришло четырнадцать, — вспомнил Сивард.
— Так и есть, господин. Троих твои вои казнили, они на стене висят…
— А мёртвых тел — десять, — подхватил варяг. — Один исчез!
Сивард встал, принялся накручивать висячий ус на палец.
— Кто же станет воровать мертвеца? — удивилась княжна.
— Никто не станет, — согласился Сивард. — А почему?
— Не знаю… — Ольга встрепенулась: — А если он просто прикинулся мёртвым и убежал?!
Варяг медленно кивнул.
— Ищите его! — резко приказал он молодым варягам. — Зовите свидетелей, кто той ночью был в палатах наместника! Хотя столько времени уже прошло… Если выжил и не совсем дурак, то давно сбежал. Пойдём поглядим ещё раз на мертвецов!
— Да что на них смотреть-то, — уныло пробормотал управитель. — Их от этого не прибавится.
Сивард с варягами пошёл к дальней крепостной стене, под которой в ожидании костра были сложены мертвецы. Вскоре к ним присоединился и Рачила. Сообразив, что произошло, тиун тут же раскричался: «Ну всё! Упустили ворога! К своим за подмогой побежал! Скоро тут будет темным-темно от латтов!»
— Может, и будет, — пробормотал Сивард, глядя на убитых. — А ну-ка, позовите Зимаву!
— Кого? — не сразу понял тиун. — А, ту бабу нахальную…
— Что-то я не вижу здесь латта, про которого она особо говорила. Мелкий да плешивый, что по дворам с грамотой ходил и записывал… Ни один из них на него не похож!
Привели Зимаву. Вдова дважды прошлась вдоль выложенных рядком убитых и покачала головой.
— Нет его тут.
— Хорошо, — кивнул Сивард. — Иди домой. Спасибо… Ох, скверно, — пробормотал он, когда вдова ушла. — Он ведь вражье войско сюда приведёт. И знает, сколько нас тут...
— Будем искать гада! — наперебой заговорили варяги. — Из-под земли выкопаем!
— Ну-ну, — хмыкнул Рачила. — Вражина наверняка давно ушёл из Коложи. К своим за реку бежит, аж пятки сверкают.
— И то верно, — в кои-то веки согласился с ним Сивард.
* * *
Пустые избы на мысу за крепостными стенами выглядели безрадостно — ненатопленные, тёмные, холодные. Варяги в поисках исчезнувшего латта обшарили всю крепость — и брошенные дома, конечно, тоже. Поиски шли до тех пор, пока Коложь и берег Великой не накрыли ранние зимние сумерки. Лишь тогда тихо отворилась дверь одного из пустых домов, и внутрь вошёл человек.
Огляделся, убедился, что никто за ним не проследил, прикрыл за собой дверь, повернулся — и уткнулся носом прямо в глядящий ему в лицо меч.
— Как-то ты мне не рад, — произнёс Рачила, глядя на остриё.
— А , это ты, тиун… — Невысокий лысоватый латт выдохнул и отступил, убирая меч в ножны. — Как меня нашёл?
— Дело нехитрое. — Рачила опустился на лавку, стащил с головы шапку, положил рядом. — Мы давно знакомы, ты не воин. Нет среди убитых — значит, спрятался и ждёшь темноты, чтобы уйти в лес. А где тебе прятаться, как не у холопа своего?
— Я не холоп, — проворчал из угла угрюмый мужик, отставляя к стене копьё. — Я вольный человек!
Рачила усмехнулся:
— Ну-ну! Вольный человек князя Довгерда…
— Зачем ты здесь? — бросил латгал, тоже опускаясь на лавку. — Что тебе надо?
— Что мне надо? Может, башку твою плешивую уберечь…
— А не боишься, что выдам? — оскалился латгал.
— Кому, варягам или нурманам? Слово у меня к твоему князю важное есть, — спокойно сказал Рачила. — Лоймар здесь.
— Здесь?! Лоймар?! Как? Зачем?
Латгал вскочил.
— Сядь и слушай! — повысил голос Рачила. — Хорошо слушай. Это не для тебя слово, а для князя Довгерда. Нурманы Лоймара пленили. При себе держат, выкуп хотят. Это те нурманы, что вас, бестолковых, побили, — сказал он с насмешкой. — А кого не побили, сегодня на стене развесили. Так что повезло тебе. На улице уже темно, собирайся. Князю Довгерду скажи: пусть поспешит, если сына своего вызволить хочет.
— А тебе-то это зачем? — буркнул латгал. — Ты чего хочешь, тиун?
Рачила хищно усмехнулся.
— Чего я хочу, о том говорить буду не с тобой. А ты мне будешь должен.
— И сколько? — уточнил латгал.
— Много. Жизнь. И ещё… не забудь передать князю, что здесь дочь Вардига.
* * *
Когда совсем стемнело, в жарко натопленной палате бывшего наместника собрались за столом трое мужей, от которых теперь зависела судьба Коложи: полусотник Сивард, хёвдинг Харальд и княжий тиун Рачила.
Варяги Сиварда как раз закончили докладывать о поисках. Результаты были неутешительными — четырнадцатого латта и след простыл.
Последствия этого побега были очевидны всем. И теперь надо было срочно решить очень важный вопрос: уходить ли из крепости, пока не подошли ещё враги, или затвориться за высокими стенами Коложи и остаться?
— Вот же не повезло нам! — вздыхал Рачила. — Кругом судьба против нас. Видно, нам заяц дорогу перебежал.
— Да, положение не лучшее, — согласился Сивард. — Но уж что есть, то есть.
— Так норны соткали, — пожав плечами, кивнул Харальд. И добавил весело: — Зато мы допросили латтов, и теперь я знаю, кто таков мой Лоймар. Он старший сын Довгерда! Вот удача!
— И что? — хмыкнул Сивард. — Выкуп побольше назначишь?
— Больше не могу, — с огорчением произнёс хёвдинг. — Уговор. Знал бы, что он сын конунга, потребовал бы сотню. Зато уж эти пятьдесят марок серебром я получу наверняка. Почему тебя так беспокоит беглый латт?
— Понятно почему! — вмешался Рачила. — Он всё расскажет и...
— И что с того? Нас тут больше полусотни. Врасплох нас не взять, а стены у этого вашего гарда хороши. Такой брать — сотни две воинов положить придётся. Захочет латтский конунг потерять столько? Не думаю.
— А я думаю, что захочет, — возразил Рачила. — Когда узнает, что его старший сын тут! А вот если нурманы вместе с Лоймаром уйдут отсюда, это другое дело…
Харальд вновь пожал плечами.
— Мне всё равно. Можем остаться, можем уйти. Только я Лоймара с собой прихвачу. Ну, уйти нам?
Сивард задумался.
— Нет, — решил он. — Если князь Довгерд придёт за сыном, то не успокоится, пока не возьмёт Коложь. Не поверит, что его здесь нет. И если будет битва, твои хирдманы нам точно не помешают.
— Можем все вместе уйти, — предложил Харальд. — Хочет латтский князь взять гард — пусть забирает. А конунг Вардиг потом его обратно отберёт. И повод у тебя есть — княжна. Скажешь, не хотел ею рисковать.
— Так, пожалуй, можно, — рассудил Сивард. — Но тогда и жителей Коложи с собой заберём…
— А вот так уже нельзя, — твёрдо произнёс хёвдинг. — С ними далеко не уйдём. Догонят нас латты по зимнику, и тогда никто не укроется. Если так, то лучше здесь врагов встретить, чем на голом речном льду. Решай, варяг. И решай сейчас. Времени у нас мало.
Сивард вновь задумался. И опять надолго. Харальд ждал.
— Будет тебе решение, — наконец сказал он. — Только не моё.
— И чьё же? — удивился хёвдинг. — Кому решать, если не тебе? Не тиуну же твоему хлипкому?
— Решать Ольге, — ответил Сивард. — Она здесь — голос князя Вардига. Вот пусть и скажет слово.
Харальд скривился… Но спорить не стал.
Юная Хельга неглупа. И в плену уже побывала. Вряд ли ей снова захочется.
* * *
Тем же вечером Радим подошёл к отдыхавшему у очага Гуннару, молча остановился в отдалении.
— Ну? — буркнул кормчий, не оборачиваясь. — Говори, что хотел.
— Там воины обсуждают, что делать, если придёт войско латтов…
— Ну?
— Если хёвдинг надумает уходить, я останусь в Коложи, — решившись, выдохнул Радим.
Волчья Шкура наконец обернулся и уставился на Радима. Взгляд у него был такой, что Радим поёжился.
— Маленькая Хельга? — наконец спросил Волчья Шкура.
Радим судорожно кивнул. Ему было страшно. Но он не отступил, только глаза отвёл.
— Знаешь, что бывает, когда предаёшь своих из-за девки? — негромко произнёс Гуннар.
Радим сглотнул.
— Я не предаю, — пробормотал он. — И она не девка.
— Тут ты прав, — неожиданно согласился Гуннар. — Она не девка. Она дочь конунга. И больше того скажу: нрав у неё таков, что не жене, а мужу под стать. А когда в возраст войдёт — пожелает, чтобы не по мужниной, а по её воле всё было. Поверь, малой, я таких видывал...
— Это разве плохо? — спросил Радим, с облегчением отметив, что Гуннар, кажется, на него не сердится.
— Кому-то плохо, кому-то хорошо, — ответил нурман. — Мужу с такой трудновато будет. А вот сыновей она родит славных. Но не от тебя. Дочери конунгов становятся жёнами конунгов. Вникаешь?
— Я тоже могу стать конунгом, — буркнул Радим без особой надежды.
Гуннар расхохотался.
— Ладно, — сказал он. — Вижу, что ты упёрся — не сдвинуть. Но Харальду мы сейчас ничего говорить не станем. Пусть сначала твоя маленькая любовь решит, уйдём ли мы из крепости или останемся.
— То есть если она решит остаться, то Харальд тоже не уйдёт? — уточнил Радим. — Станет сражаться с латгалами? Тут ведь в плену старший сын их князя… А если придёт огромное войско его вызволять?
— Надежда всегда есть, — сказал Волчья Шкура. — Пока ты жив. А когда умрёшь, тоже останется.
— На что ж тогда надеяться?
Сегодня Гуннар только и делал, что удивлял.
— Как на что? Это же самая главная надежда. Позволит ли тебе Хёймдалль ступить на Радужный Мост или сбросит вниз, в Хельхейм17. Но преступившим клятву в Асгард дороги нет. Харальд клялся в верности конунгу Вардигу. Пока тот не освободит его от клятвы, нам всем придётся сражаться за плесковского конунга. И за его дочь. Ибо потерявшим честь лучше сразу броситься на меч. А я намерен ещё пожить!
Гуннар поднялся, хлопнул парня по плечу так сильно, что тот присел, — и ушёл, оставив Радима в одиночестве обдумывать услышанное.
17 Биврёст, он же Радужный мост, соединяет обитель богов Асгард со Срединным (нашим) миром и прочими мирами. Хёймдалль — бессменный страж этого моста. Хельхейм — мир мёртвых, куда отправляются все, за исключением особо выдающихся воителей.
17
Биврёст, он же Радужный мост, соединяет обитель богов Асгард со Срединным (нашим) миром и прочими мирами. Хёймдалль — бессменный страж этого моста. Хельхейм — мир мёртвых, куда отправляются все, за исключением особо выдающихся воителей.