Рубеж веков

Глава 17

За короткое время после падения Адрианополя вся территория с более мелкими городками, что лежали к западу и северу попали в руки ромеев и их союзников. Филиппополь, Харманли, Лозенград, Чирпан, Шерамполь, Новая Загора, Старая Загора или Августа-Траяна, Ямбол и многие другие. Многолюднейшая область упала в руки войска почти без всякого сопротивления. Лишь отдельные укрепленные поселения отказались впустить солдат, надеясь на то, что сумеют продержаться до войск самого султана Ибрагима.

А между тем, войско, что выступило на запад, увидело причины, по которым такая многолюдная область вела себя тихо и отсутствовали знаменитые гайдуки, которые в прошлых годах бродили в этих местах числом до пяти сотен сабель в четах. Под молодым сарацинским городком Харманли движущееся войско встретило целое поле, усеянное человеческими костями. Часть костяков покачивались в петлях на ветвях небольшого леска, иногда соприкасаясь с гулким стуком. В небольшой ветерок, раздавался целый перестук, похожий на мелодию. Тут уже не бродили падальщики, не летали вороны, а был обычный пейзаж. И тем более было не по себе от этих тысяч останков, которых сарацины запретили хоронить, так как они принадлежали гайдуцкому войску, которое попробовало поднять восстание в прошлом году и где оно в массе своей и полегло. Ощерившие рты черепа, казалось, в немом удивлении провожали пустыми глазницами толпы солдат, бросивших вызов жестоким господам этих земель. Они как бы говорили — «Куда вы? Посмотрите на нас! С вами будет то же самое!»

Уже когда часть войска подходила к Ихтиманским горам, что отделяют Фракию от Средецкой Болгарии (а соединяют Гемские горы и Родопы), и уже поднималась на перевал Трояновы Ворота, когда были получены сведения от местных жителей о том, что крепость на перевале занята сильным гарнизоном и она полна припасов. Несмотря на это, последовал приказ двигаться дальше. Но пока поднимались на теснины, пришлось оставить внизу практически весь обоз, так как горные дороги крайне узки и обрывисты. Страшно представить, что на них творится в плохую погоду. Поднявшись к самой крепости, попытались устроить осаду — но как её устроить, если окружить её невозможно, и она свободно может получать припасы с западной стороны? Потому помучались под ней с неделю и было решено возвращаться ввиду сложности снабжения припасами и водой солдат, которые уже стали ощущать нехватку провизии.

Лемку было интересно взглянуть на одну из групп местных жителей, которые называли себя тоже «римлянами», что у них звучало как «аромуны». Рассказывали, что это потомки солдат и переселенцев из Рима, которые со временем немного одичали и стали заниматься на обширных горных пространствах охотой и скотоводством. В основном они проживали дальше на запад, и в этих местах их было совсем мало, но несколько сотен мужчин этого племени присоединились к войску и стали проводниками и разведчиками. Так же войску помогали местные одичалые греки — цинцары или черновунцы. Являясь скотоводами, которые кочевали между Румелией и Силистрией, они вытеснялись с лучших пастбищ юрюками и сарацинами в самые отдалённые и труднодоступные районы, которым ярко желали отомстить и вернуть себе свои пастбища. Причем аромуны и черновунцы не любили друг друга из-за веков конкуренции за оставшиеся земли и стремились порой подставить друг друга. Когда произошли стычки между этими, на первый взгляд очень похожими мужчинами, вооруженными в основном луками и более редким огнестрелом, со своими кривыми однолезвийными ножами, одетыми в свои традиционные черно-белые одежды, пришлось запомнить, что посылать их на совместные задания нельзя ни в коем случае.

Трояновы Ворота надо было взять, но как — никто не знал. За перевалом лежала плодородная долина, центром которой была София, как ныне называли древнюю Сердику, или как она ещё называлась во времена Юстиниана — Триадица. Этот богатый город, так же как и Адрианополь, не был столицей Силистрии, в отличии от тех же двух резиденций султана — западной в Белграде (или Сехирбейяз, как ещё стали называть его сарацины) и восточной резиденции — непосредственно Силистрии, расположенных на Данубе. Но он был очень богат, вокруг располагались много мастерских и рудников, здесь проживали множество различных умельцев и просто богатых людей, а сам город славился своей изысканной архитектурой. Единственной причиной, почему этот город не стал столицей — это сложность в том, чтобы добраться до него, окруженного горами. Старые имперские дороги хоть и поддерживались в хорошем состоянии, как Виа Диагоналис, но уже не могли вместить все караваны купцов, паломников, крестьян, путешественников, кочевников, всякого сброда, вечно шатающегося по дорогам. Аромуны и черновунцы рассказывали, что к северу в горах есть ещё тропки, по которым можно провести войска, но они ещё более круты и ни одна телега, не говоря уж о пушках, не смогут там пройти. Да и солдаты не всякие справятся. Конница там явно не пройдёт.

Как бы не злились знатные, но поделать ничего не смогли. Попытка поставить с трудом доставленные орудия натолкнулись на меткий пушечный обстрел со стороны господствующей на местности крепости, ядра откуда простреливали казалось каждый клочок в окрестностях. Попытка ночного штурма, предпринятая одним из отрядов добровольцев, была быстро отбита с большим уроном для них. Все подошедшие силы в бой было не бросить — слишком мало пространства. И как итог, пришлось возвращаться, потеряв впустую более двух недель, которые ушли на путь и несколько сотен убитых и искалеченных, разбившихся, заболевших и потерявшихся солдат.

В штабе начали отдавать приказы, разворачивая всё подходящие растянувшиеся войска, решив оставить небольшой заслон на месте лагеря, который легче было бы снабжать припасами. Нашли развалины старой ромейской дозорной башни, которую начали быстро восстанавливать и укреплять на новый лад, затащив наверх несколько фальконетов, пару полукулеврин и десятка пять солдат, так как больше разместить там было невозможно. Но этих сил, по задумке, вполне должно было хватить, чтобы помешать бандам сарацин пробираться на восток, к Филиппополю и дальше. А основные силы, день за днём спускались в долину и уходили на северо-восток, к более многочисленным перевалам через Гемские горы, ведущим в богатые края Приданубья вообще и к восточной резиденции султана Силистрии и древней столице болгар — Тырново, в частности. Захватив приречные и приморские города, можно было бы обойти труднодоступные части Гемских гор и выйти к Софии-Сердике по северной дороге.

Войско поделили на четыре части, по числу основных перевалов, через которые они должны были пройти. Пятой частью был корпус Кавасила, который действовал у Шумлы, которую не мог взять и опустошал местность у Мадары, Маркианополя и Варны, как теперь называли Одессос. В захвате прибрежных поселений ему вовсю помогал флот союзников, моряки которых проявляли ужасную свирепость в разграблении поселений.

Вообще слухи о добыче, которую брали Кавасил и все, кто был с ним, вызывали чувство зависти у большинства офицеров и солдат, которым слухи о тамошней добыче застилали глаза и они забывали о том, сколько всего они уже набрали, заставляя поторапливаться. Ромеев в ходе движения ставили всегда позади, потому как, что зачастую не стеснялись озвучивать латинские и ромейские аристократы, солдаты из ромеев все из нищих и воров, а потому не смогут удержаться от грабежей, и потому грабили всех идущие впереди савойцы, генуэзцы и прочие, накапливая количество телег с добром в обозе.

Сицилийская турма двинулась как и все, на северо-восток, следуя к Вырбишскому перевалу. Через восемь дней пути часть войска, в которое входила Критская турма Стефана Алусиана повернула к Казанлыку, стерегущему путь через Шипкинский перевал Гемских гор на Тырново. Вторая часть свернула ещё через четыре дня на Твердицу, что вела к городу Елена, что собой закупорила второй проход к Тырново. Сицилийцы с частью савойев ещё через пару дней повернули к Вырбишскому ущелью. Остальные войска, помимо тех, кто остался охранять захваченную провинцию и собирать пополнения и припасы, двинулись к Ришскому перевалу, следуя на «помощь» Кавасилу, чтобы разобраться с Шуменом и двинуться к Данубе.

Вперед, вперед, вперед… Переходы продолжались с утра до вечера, с небольшими перерывами на еду и сон. Всё в пыли — толстый слой на одежде, пыль на зубах, в ушах, проникая под одежду и смешиваясь с потом, нарастала слоем грязи на теле. Телеги не выдерживали, разваливаясь. Припасы не успевали доставляться, из-за чего участились случаи грабежа простого населения, у которых всё отнималось силой, отчего чувство, что их пришли освобождать, сменялось чувством, что просто поменялись госопда. У солдат накапливалась усталость. Лемк чувствовал, будто его ноги превратились в два полена, которые постоянно болели. И если ему было легче, так как у него был конь, на которого он иногда пересаживался, то что чувствовали остальные, Теодор даже не хотел представлять. Тут он понял, что хоть горы и выглядят красиво, особенно когда они поднялись на хребет, который почти на милю возвышался над оставшейся позади долиной, но вот постоянно то пониматься вверх на несколько стадий, то спускаться вниз — это было очень выматывающе. Неплохо выглядели лишь старые солдаты да войнуки, которым такие переходы по неровному рельефу были вполне привычны. Причём войнуки и все вещи свои несли на себе, так как телег у них не было. Именно стремлением быть не хуже своих новых стрелков было то, что Теодор не весь путь проделал на коне. Хотя и на коне он успевал натереть ноги так, что уж и не знал что делать.

Идя по горам, на войско участились случаи нападения. Здесь издавна были расположены отряды дербентчи, главной задачей которых была охрана дорог и перевалов. Первоначально разбитые на полусотни, возглавляемые своим байрам-агой, они делились на тех, кто отдыхал, и кто патрулировал дороги, сменяя друг друга. К ним ушло немало конных воинов из тех, кто вырвался из битвы у Эвроса, ушедших в горы кочевников, добровольцев-бешли, а также исмаилитских разбойников зейбеков. Так что оказалось, что тут в Гемах образовалось целое войско, которое успешно скрывалось. Не чувствуя в себе сил, чтобы напасть на корпуса ромейско-савойских войск, они устраивали налёты на селения, в которых войско набирало провизию, нападали на отставшие обозы и даже отдельные малочисленные отряды.

Вновь участились случаи дезертирства. Часть солдат отставала на марше, отойдя присесть по нужде и уже могли не вернуться. Некоторые из них были убиты или зейбеками, или местными жителями, образовывали свои собственные банды, или попадались патрулям, которые гнали их обратно в войско, или же были повешены. Теодору тоже пришлось участвовать в этой тяжкой процедуре, так как один из его солдат, молодой понтиец, которого им прислали в качестве пополнения, решил передумать и сбежать от армейских тягот. Этот юноша плакал, вставал на колени, обещал, что больше так не будет делать, что это в последний раз, когда он вообще ослушался приказа. Но приказ Моленара был прост — вздёрнуть на первом же суку.

Уже после, вечером, когда он сидел у костра, копаясь в себе, кляня себя за то, что не смог никак возразить Моленару на его приказ и сейчас бы один из его солдат, пусть и не самый лучший, остался бы жив, к нему обратился один из войнуков — Бойчо Коев:

— Не переживай так, лагатор, ты всё сделал верно. Если позволить воинам разбегаться, то никого не останется. Даже самые сильные духом придут в уныние, когда рядом с ними не останется товарищей. Потому лучше казнить одного оступившегося, но подавить сомнения в остальных.

Остальные, евшие, кашеварящие и сидевшие согласно закивали. Из болгар он выделял уже ряд бойцов, которые ему во всём помогали: Бойчо Коев, Михаил Стойчев, Иван Недялко, Нено Йотов, Арнауд, Вылко, Младен Милушев, Ангел, Деян Бежански, Корст (или вернее Кръст) и другие. Были и другие, с которыми у него не получалось общения, в глазах которых он читал: «Ничего, будет и наше время, и тогда мы тебе всё припомним». Янчо Златев, Първан, Ганчо Михов, Райко Цеков, Кубяк, Камиль, Чуботя — хорошие бойцы, но они вызывали какое-то опасение. Хотя никаких нареканий по исполнению приказов они не вызывали. Но у костра, который из-за плотности расположения и по тёплому времени года, зачастую разжигался всего один, все располагались отдельно — пару групп войнуков, отдельно городские ромеи, отдельно греки, итальянцы, испанцы и прочие.

И так день за днём, пробираясь по тропкам, подвергаясь нападениям время от времени конных банд, не видя горизонта из-за зарослей шиповника, скального дуба, миндаля, кипариса, непроходимых порой зарослей держи-дерева. Пройти удавалось зачастую за день не слишком много, порой даже всего нескольких миль, так как постоянно приходилось двигаться со скоростью обозов где что-нибудь так и норовило сломаться.

Однажды удалось зажать одну крупную конную банду в сотню голов. Это произошло потому, что, когда они на одной из небольших полянок устроили нападение на отдыхающих солдат, повернули назад, но оказалось, что на встречу по дороге, по которой должны были видимо отступить, шёл отряд савойской кавалерии, сходу их атаковавший. Скрываясь от них, они скрылись в одном из ущелий, где смогла отбиться от савойцев. Подошедшая пехота, вскарабкавшись по склонам, начала обстреливать их сверху. Отчаявшись, сарацины попытались в последнем рывке прорваться через строй, но висли на пиках, были изрублены, расстреляны выстрелами в упор. Спустившись вместе с другими вниз, чтобы найти уцелевших и скрывшихся исмаилитов, Лемк увидел, что практически всё дно ущелья было заполнено старыми человеческими костяками, проглядывающими через природный мусор. Кости лежали слоями. Было видно, что они не как под Харменли, лежат уже давно. Даже не десятки — сотни лет. Что тут случилось в древности, было той ещё загадкой. Но найденная под подошвой медная монетка — фоллис, покрывшаяся слоем патины, наводила на мысли, что тут покоятся ромеи, или те, с кем они сражались. Но проблем было столько, что на это место никто и не обратил внимание. Мало ли вокруг всякого разного? В этих местах развалины стоят на развалинах, которые стоят на костях ещё со времен фракийский царей и древних эллинов, которые жили тут ещё появления мессии. Потому, добив раненых врагов и оставив их тела поверх старых костей, похоронив своих, собрав то, что можно было собрать, солдаты двинулись дальше, держа путь на Хезарград, где предполагалось отдохнуть.

— Если бы я знал, что солдатская доля — это не красивая одежда, сытная еда, доступные женщины, а вот эти переходы, пыль и осточертевший мушкет, то лучше б остался дома. — говорил оливриец Никифор, когда однажды, уже после преодоления перевала Лемк нашёл в себе силы найти своих товарищей по старому полулоху. — Там сейчас, когда всех повыметали в армию, рук наверное не хватает… А тут — ты как раб, таскай из огня каштаны для этих господ! Мы встречаем сабли сарацин, а всё что мы добываем в городах и селениях достаётся нобилям! Даже самые затрапезные конники за последние пару месяцев вон как приоделись — бархат, парча, шёлк… Тьфу! — сплюнул он. — Это я уже не говорю о том, что собрались восстанавливать старые порядки. Слышали уже?

— Ты о чём? О прониях? — лениво спросил в ответ Мармарец, выскребывющий деревянной ложкой миску от остатков пшеничной каши.

— Да, о них! Нет, вы видели что делается?! Советники базилевса вновь хотят взяться за старое!

— Тебя что конкретно не устраивает?

— Да то, что крестьян вот опять возвращают в состояние пАриков, а этих хлыщей, которые ни дня не работали, а только и делают что на конях скачут то туда, то сюда, а чаще всего убегая от сарацин, которых мы встречаем пулями и остриями пик, спасая их нарядные задницы, делают прониарами и дают им землю с этими самыми париками! Они получай деньги за просто так, и лишь по зову императора являйся на временную службу… С чего такая несправедливость?! Чем они лучше? Я видел, как многие из них чуть ли не побирались, воровали, ничем не отличаясь от прочих, а тут такое им счастье! Да и вон сколько прибыло всяких мерзавцев, которые в тяжёлое время убежали, а теперь на сладенькое потянулись назад… И всё за то, что вроде бы как они могут назвать более десятка своих предков!

Никифор чуть ли не брызгал слюной. Недалеко прошли пару венецианцев (которых всегда было легко различить по их золоченным поясам с сумкой), что вечно отирались при штабе, сопровождаемые несколькими закутанными в плащи охранниками, подозрительно зыркающими на всё.

— Заткнись ты уже, думай, что и когда говорить! Услышит кто из этих нобилей, расскажет кому надо и будешь потом болтаться, высунув язык на очередном дубе.

Месал, выдавший эту тираду, дальше вернулся в игре в кости с друзьями. А Теодору запали слова Никифора. Когда в прошлом существовали пронии, то они выдавались за военную службу, так как денег платить постоянное жалование для конницы не было, а таким образом можно было выбирать — собрать с проний деньги на войну, или призвать в войско. Но закончилось всё тем, что прониары крайне неохотно что ходили на войну, что отдавали деньги. А ещё — стремились передать свои земли, с которых собирали налог, своим детям. И попытка посадить на эти земли новых людей за действительную службу не раз заканчивалась восстаниями. Когда пришли сарацины, многие прониары и их потомки разбежались кто куда. Многие переходили к сарацинам, другие, бежали на службу к марковцам, составляя их знаменитые страдиотские части. На взгляд Теодора было странно восстанавливать то, с чем было столько проблем, что аж по прошествии двух веков люди помнили о пронориях, как о недисциплинированных и своевольных воинах.

А надежда на то, что сейчас всё изменится была слабая. Если бы у людей была возможность получать деньги и изредка рисковать жизнью, то они бы стремились свести риск к минимуму, совсем со временем перестав являться на службу, что и происходило в прошлом. Да и за последние десятилетия, как увидел Лемк, произошло уже немало коренных изменений. Конница уже не господствовала безраздельно на поле боя. Пехота, которая уже тысячу лет как потеряла свои позиции, вновь возвращала своё значение. Да, в битве при Эвросе конница, особенно сарацинская, показала, что их рано сбрасывать со счетов. Но весь бой вытянула пехота — несокрушимые терции не дали себя опрокинуть ни вражеской пехоте, ни тяжёлой кавалерии, не дрогнув даже когда весь фланг войска был сокрушён, дав время нанести удар савойской коннице. Конница — это молот, но молот без наковальни в виде пехоты, являющейся основой войска, не многое сможет сделать. Нечто похожее было сказано как раз у Маврикия. Формула его битвы — жёсткий, несокрушимый пехотный центр, подвижные конные фланги, и множество тактических хитростей у стратега, которыми можно было бы сокрушить даже более могущественные армии. Что он не раз и осуществлял.

Сзади раздался топот пары сапог, а потом раздался скрипучий голос Натана Моленара:

— Декарх Лемк! Вы почему сидите здесь, у этого костра, когда порученные вам солдаты находятся совершенно в другом месте, и я так понимаю, что в данный момент предоставлены сами себе. Вам было недостаточно прошлого случая?

Лемк поморщился. Не так давно болгары подрались с калабрийцами, и слава богу, что всё обошлось без крови, иначе бы не удалось обойтись без жёсткого наказания, ограничившись лишь тем, что Лемк пообещал лучше присматривать за стрелками. Конечно, это стало постоянной темой, которой его теперь доставал Моленар, которому было в удовольствие найти какую-нибудь мелочь, которой можно его попрекать.

— Вредная сволочь, — когда Моленар отошёл, высказался Теодор. — Но действительно, пора идти.

— Посиди ещё немного. Я не рассказывал ещё тебе, что мы услышали в очередной раз, находясь в охране.

— Опять какие-нибудь байки, кто кого и как грабил?

— Не, я не о том. Мы опять охраняли штабные палатки и было довольно хорошо слышно, что творится внутри, так как кричали там порой довольно громко. В общем, если не расписывать всё, то савойцы Карла Эммануила и ромеи с Петром Гаридом спорили по поводу земель, которые уже взяты. Савойцы требовали, чтобы ромеи признали часть присоединённых городов их собственностью, а ромеи говорили, что савойцы явились на войну по приглашению Грдана, вот пусть и валят к нему. Конечно, это было сказано не такими словами, немного витиевато, но думаю, что в передаче смысла я не ошибся.

— А что требовали савойцы?

— Все города, где стоят их гарнизоны, и всю территорию от Энеза и дальше по правому берегу Эвроса и далее, которую удастся захватить.

— Это что — Македония, Фессалия, Эпир, Ахея, Морея?

— Ага, как-то так! — улыбнулся Месал.

— Ну губа не дура.

— Хартуларий тоже посмеялся, сказав, что это исконно ромейская территория, которую ещё следует отвоевать обратно, и у него нет никакой уверенности, что у савойцев хватит сил это сделать. Ты бы слышал, как они после этих слов начали ругаться! Половину вечера ругались, пока хартуларий не сказал, что у него нет полномочий что-либо подписывать и он все предложения передаст императору. А этот Карл Эммануил говорил, что ещё его предок, какой-то там Амадей Зелёный отбивал у сарацин для ромеев земли, которые ромеи передавали без боя обратно и он не хочет больше повторения подобного.

— Это что, они хотят, чтобы у империи оставалась лишь Фракия и Парастрион?

(Парастрион (схоже с Мёзия) — земли между Данубой и Гемскими горами).

— Ага, и Парастрион ещё толком и не взят. И мы, хоть и убили старшего султанского сыночка силистрийцев, не видели ещё основные исмаилитские армии.

— Если всё так и продолжится, то мы очистим все земли до Унгарии от исмаилитской заразы! — воскликнул кто-то из темноты за костром.

— Посмотрим…

— Кстати, видели, что накануне присоединившийся обоз привёз? Латинские купцы привезли кучу петриналей. Представляете? Петриналей! Ружьё, стреляющее каменными пулями! Да уж лучше бы они арбалеты привезли. Скупают всякий хлам, которым никто не пользуется и везут сюда, продавая втридорога, по цене современных мушкетов нашим сволочным комитам, с которыми наверняка делят прибыль! А ещё там были несколько осадных пушек. Эти… Подскажите, как их… Эй, Николай, подскажи, ты же тоже слышал название! Шарфницы… Нет, шарфмецы! Точно! Доставили, говорят, из Штирии какой-то. Я тут разговорился с охраной обоза, так те пушки хоть и огроменные, да им уже сто лет в обед! Да я серьёзно!

— Ну пока Бог на нашей стороне, мы громим врагов и победа скоро будет за нами.

— Если мы будем воевать как в древности, то вряд ли мы сможем победить!

— Да в древности было много хорошего! — начал горячиться Лемк.

— И поэтому государство развалилось!

— Оно развалилось из-за того, что дуксы, прониаты и табулларии-нотариусы слишком многого хотели, ничего не давая взамен государству!

В их компании не раз случались такие стычки по поводу прошлого, потому никто уже и не обращал внимания на поджатые губы собеседника, тела, наклонённые вперёд и повышенный тон голосов. Поспорили ещё какое-то время, пока уставший спорить Месал не махнул рукой и подсев поближе к Теодору зашептал на ухо:

— Мы тут, пока тебя нет, тоже ведём разговоры. Осторожно, конечно же. И есть одна компания из наших, городских, которые разделяют похожие мысли с нами, по поводу судьбы Города и того, что было бы здорово восстановить его могущество. И там подобрались не просто всякий сброд, а уже те, кто как и мы, чуть-чуть приподнялся или даже стоят уже и повыше. Им не нравится засилье иностранцев на командных постах. То, что зависим от бывших собственных провинций — им как нож в горле. Так вот, они приглашают на встречи, предлагают держаться вместе.

— А ты чего?

— Я пока осторожничаю, ничего толком не отвечаю. Но это люди полезные. Я думаю, что если держаться их, то мы сможем обеспечить себе неплохое будущее.

— Ох, Месал, как бы это не было какой-нибудь подставой.

— Я поделился мыслями с нашими. Они вообще не против рискнуть, если что…

— Что? Вы думаете о… О перевороте? — Теодор испуганно оглянулся, не подслушивает ли их кто.

— Нет-нет, ты что? Пока ни о чём таком. Да и кто мы такие, чтобы о перевороте думать? Просто если вдруг нужна будет помощь от нас силой, то мы готовы помочь им.

— Я, конечно, всегда за вас, но не кажется ли тебе, что сейчас у нас слишком много проблем? Мы ведём войну. И думать о том, чтобы вести какие-то сейчас интриги — это как-то слишком…

— А когда ещё искать нам ещё друзей, как не сейчас? Война — всякую тварь видно, видно кто на что способен. Кто трус, а кто подобен героям прошлого. И ты сам говорил — даже великие императоры прошлого далеко не всегда рождались в императорской семье…

— Стой, хватит пока этих разговоров. Не время и не место. Мне пора идти к стрелкам.

Этот разговор запал Теодору. Он стал внимательнее смотреть на офицеров, гадая, в каких группах по интересу они состоят, кто кого поддерживает. Вон, Франгаполы, уже разбогатевшие на войне, отец-комит разворовывающий поставки армии, и его сынок, уже глава конного отряда, явно претендующие на пронории, будут всячески поддерживать восстановление старых порядков в отношении крестьян и вольностей. Стефан Алусиан, что кормится от купеческих кругов, и по слухам имеющий доли в их компаниях, явно будет не против покормиться с двух рук. Многие западные дворяне, наверняка будут не прочь поменять своё прошлое нищее существование на жизнь прониата. Но вот будут ли они верны государству, если придётся столкнуться в будущем с их родными странами… Такие как Гедик — солдаты, воевавшие всю свою жизнь, явно не против проний, да и притеснять париков вряд ли будут, так как и не особо понимают в сельском деле. А вот основная масса солдат, которым в будущем обещают за службу земельные наделы, ни в какой мере не нужны эти прониаты, так как есть риск того, что им потом навяжут их на шеи. И что тогда? Чем это будет отличаться от судьбы простых крестьян? Никаких гарантий, относительно того, что наделы ветеранов не попадут в пронии, что они в дальнейшем станут зависимыми париками, в недавно озвученном указе не было дано. Поэтому солдаты шептались, обменивались мнениями, считая, будто земельные наделы у них уже есть и думали, как им быть. Это сказалось не лучшим образом на общем боевом духе.

А армия продолжала своё наступление, продвигаясь через Гемские горы, порой с большим трудом протискиваясь через них, занимая перевалы и ущелья, создавая в них клисуры, укрепления, что должно было бы затруднить передвижение групп зейбеков и сарацинских налётчиков. Эти многочисленные разбойники, по слухам, смогли полностью остановить продвижение корпуса Алусиана, перехватывая обозы и устраивая засады.

В Сицилийской турме тоже были трудности. Пару раз их путь преграждали быстровозведенные паланки — деревянные укрепления, перегораживающие путь корпусу. Стоящие на возвышенностях, перегораживающие узкие горные тропы, они затормозили продвижение войска. Приходилось подтягивать пушки, разбивать в щепы не ошкуренные стволы деревьев. Сарацины, обстреливающие из-за укреплений войска, когда видели, что невозможно высидеть за укреплениями, убегали лесными и горными тропами.

Всё это отнимало время и силы. Время шло, а войско продвигалось вперёд слишком медленно. Были уже пройдены горы и перевалы, корпус спустился в предгорья и только тут получил возможность передохнуть в болгарских селениях, в которых не раз уже ограбленные сарацинами в ходе подавления прошедшего восстания и отрядами влахов в ходе войны население предоставило необходимое продовольствие и уже желанный отдых. Здесь также было много городов, без каких-либо укреплений, которые им было запрещено иметь. Самым значительным стало занятие древней болгарской столицы — Велико-Тырнова, крупного, но уже довольно полузаброшенного городка, сильно захиревшего в последние годы. Хотя по нему было видно, что сарацинское правление в предыдущие годы принесло ему когда-то определённый успех, так как являясь центром крупной земледельческой округи, отсюда снабжались армии сарацин. Потом зарядили летние дожди, которые тоже приостановили движение, но при этом и нападения банд исмаилитов тоже стали меньше. Но несколько таких крупных банд корпусу удалось уничтожить. Всё из-за того, что обозленные местные жители, заметив места схронов, стоянок таких банд, тут же рассказывали ромеям и их союзникам о них.

Именно Велико-Тырново стало местом сбора корпусов, которые подходили постепенно, продвигаясь медленно и тяжело, пытаясь сохранить большие обозы. В принципе, всё лето было потрачено на овладение и присоединение всех близлежащих территорий, а также организацию поставок необходимых припасов через Гемские горы. И лишь после этого армия вновь медленно двинулась вперёд, двигаяся сперва от Велико-Тырнова вдоль реки Янтры, пока не вышли к Шиштову, которому тут же вернули прежнее название Новы. И здесь же впервые увидели воды великой реки. Конечно, для людей, которые выросли на берегу моря количество воды не поражало воображение, но вот увидеть то место, которое наполняло воды Понта и Пропонтиды, было любопытно всем ромеям.

Пока союзная савойско-ромейская армия выходила к подунавью, с запада доносились вести о том, что союзная армия Австрия, наконец-то вновь набранная после поражения под Керестешем, с подконтрольными отрядами граничар и унгарских ишпанов смогла блокировать армию силистрийского султана где-то на реке Гроне, в ходе чего образовалась патовая ситуация, пока другая армия, армия румелийского султана, продиралась через многочисленные словенские крепостцы, которые до этого методично разрушала.

Ромейская армия, выйдя на территории, которые уже были довольно близки к Данубе, увидели сущую катастрофу, которая тут была устроена в пару предыдущих лет людьми Михая Храброго, восставшими болгарами, проходящими толпами кочевников, карательными сарацинскими войсками, да и просто всякими разбойничьими отрядами. Правда войск Михая тут уже не было. Полонский король Сигизмунд, пытаясь сохранить за собой и шведский престол, высадился с войском в Швеции, вступив в прямой конфликт со своим дядей, регентом Швеции, герцогом Карлом Сёдерманландским, но потерпев поражение, пришлось бежать обратно, потеряв после устроенной Карлом «Линчепингской кровавой бани» своих главных сторонников и пытаясь поправить свои дела, он всё больше закрывал глаза на то, что творится в Молдавии и Валахии, где польские магнаты вступили в противостояние с силами Михая Храброго, которому пришлось прекратить боевые действия против исмаилитов и переключиться на борьбу с магнатами. Да и у валахов Михая не было никаких целей на завоевание сарацинских городов. Главной целью Михая было усидеть на двух тронах, а также посматривал в сторону Семиградья. А постоянные жестокие набеги его людей через Данубу, не делавших разницу на то, кого грабить — исмаилитов или ортодоксов — на что-то ведь надо было вести войны и содержать людей? И сарацины потом ещё долго будут восстанавливать свои территории, оправляясь от нанесённых ударов и дважды подумают, а стоит ли вновь пытаться подчинить его, Михая, владыку многих территорий и главу многих и достойных людей. Да и оправятся ли сарацины после этой войны?

Для Теодора это было спокойное время. Он бы, наверное, даже сказал что скучное, если в армии можно было скучать. Тогда всё же — однообразное. Он занимался со скъявоной, стоял в охранении лагеря, изредка выбирался в конвоирование различных караванов со своими стрелками. Ни битв, ни серьёзных стычек, ни осад, ни штурмов. Войнуков не допускали к основному развлечению — грабежу сарацинских поместий, на которые рассылались по округе отряды латинян.