Рубеж веков

Глава 2

Ещё больше город закипел, когда через пару дней на основных городских форумах повесили, а потом начали зачитывать повеление василевса о том, что жители города мужского пола, от 16 до 45 лет принимаются в формируемое имперское войско, с оплатой в 18 полновесных больших денариев в месяц и выплатой 6 больших денариев одноразово при подписании пятилетнего контракта, с выдачей платья, оружия, со столованием за счёт василевса. Отслужившим не менее трёх сроков обещали земельный надел. Отслужившим не менее четырёх сроков пообещали к земельному наделу выдать подъёмные в сумме не менее годового жалования. Желающим записываться велели подходить на форумы Аркадия, Бычий, Амастрианский, где будут сидеть, как их назвали, рекрутёры, которые и будут записывать желающих.

Для парней и мужчин, живших при церкви святого Иоанна, где они, будучи ещё малыми сиротами, проходили обучение и где они в дальнейшем остались трудниками, получая кров и питание, взамен трудясь либо при приходе, либо на тех работах, куда пошлют, все эти новости находили живой отклик.

— Что думаете? Будем монахами или попробуем пожить иначе?

— То есть вариант ухода отсюда и занять где-то свою улочку, взимая плату за проход с прохожих ты уже не рассматриваешь?

— Нам никто не помешает этим заниматься после того, как мы послужим в войсках.

— А ты не рассматриваешь вариант, что мы оттуда можем вовсе не вернуться? Останемся в каком-нибудь овраге со стрелой меж ребер, и кости наши падальщики будут грызть.

— Твои, так и быть, могут и грызть, а я собираюсь подзаработать деньжат, приодеться не хуже этих сволочей с алебардами, чтобы все девки были мои. Ну и ещё мир посмотреть. Думаю, вместе со всеми этими отрыжками собак, что к нам припёрлись, мы сможем накостылять дикарям, которые когда-то забрали у наших предков, а значит и у нас, земли, города, богатства, в конце концов. Ну а потом, я не собираюсь быть там простым солдатом.

— И кем ты хочешь быть?

— Для начала, конечно же побуду простым бойцом, а потом, когда меня приметят, выдвинусь вперёд! И кто знает, может меня ещё возьмут в комиты, или я стану букелларием (личная охрана полководцев и частных лиц) какого-нибудь презанта (придворный) или даже за подвиг или два, попаду в число палатинов (гвардия) или этериатов при императорском дворце. И уж на войне шанс всегда есть, например надо лишь знамя в бою захватить!

— Дааа, вот это у тебя планы… — поражённо выдохнул маленький кружок собравшихся в уголке их барака, слушая речь Сида. — Но тебя в этерию не возьмут. Ты же наш, городской.

— Мне нельзя думать мельче, я хоть и не совсем помню своих родителей, но помню, что я — Мардаит, а мы когда-то показали всем соседям, что с нами шутить плохо!

— Ну а не получится стать героем сразу, мало ли, вдруг проиграем, то можно набрать ещё людей понадёжнее и под шумок улизнуть, не дослужив до конца! Ищи ветер в поле! А для смелых людей работа всегда в мире найдётся.

— А не боишься, что там за воротами ты найдёшь не простую смерть? Говорят те сарацины любят кожу с людей заживо снимать, разрезать напополам, или камнями забивать.

— Нууу, это конечно не самая лучшая смерть, — почесал Сидир затылок — лучше, конечно, в своём дворце и в окружении ангелоподобных девиц. Но что предначертано, то не предотвратить! — он попытался изобразить скрипучий голос, как у иерея Луки, что вёл у них, как они шутили, обрезанный курс старых времён: орфографию, грамматику, основы математических наук. На изучение остального курса (риторика, философия и юриспруденция) им нужны были родители, у которых бы водились деньги.

Мардаит обвёл взглядом собравшихся друзей. Лемк сидел с ногами на лежаке, перебирая страницы толстой тетради. Юхим вертел в руках нож. Пётр, Илия, Евхит и Месал.

— Ну так что? Что думаете? — вновь задал он вопрос.

— Я за, не собираюсь становиться монахом или всю жизнь тут горбатиться. — ответил первым Юхим.

— Я за, лучше проливать пот за хорошие деньги, а не за эти медяки. — Пётр.

— Я за. Бусико бы это одобрил. — отозвался Лемк.

— Вот, есть польза от книг! — улыбнулись все.

Илия просто кивнул. Евхит, крестясь:

— Куда вы, туда и я. Бог нас не оставит.

— Всё равно умирать. Если мы не пойдём в султанаты, то они рано или поздно придут сюда. — последним отозвался Михаил.

— Тогда решено, завтра не идём на работу, заканчиваем свои дела, у кого какие они есть, а послезавтра идём записываться к рекрутёрам.

Не успели парни разойтись по своим делам, как в помещение зашёл тот, кого здесь уже давно не видели. Игумен Михаил, высокий старик в рясе, что была чернее тёмной ночи, нагнувшись, преступил порог. Когда он вошёл, его поясок и крест сверкнули в лучах лампадки, осветив, казалось все уголки низкого и тёмного помещения. Все находившиеся в бараке подскочили.

Теодор, хоть и оказался в стороне от всех, но ощутил, как почти материализовавшаяся тяжесть вины за те страницы, что он утащил из интересной книги, легла на его плечи. Вспомнив недавний совет Сида, он постарался смотреть под ноги.

— Братья мои, возможно вы уже слышали о том, что василевс объявил о создании войска, для защиты города нашего от безбожников и язычников что окружают нас. Все вы знаете о нашем бедственном положении. Давно прошли те времена, когда от имени Господа Бога и одного вида легионов разбегались наши враги. Прошли те времена, потому как оскудели мы на веру, на смелых и храбрых людей. Изнежены, горды, златолюбивы были наши предки, любили они больше держать в руках кубок с вином, завидовали богатствам соседей своих, за что их и покарал Господь. Но времена те прошли.

Выдержав паузу, он продолжил:

— Ведомо мне, что многие из вас собираются уходить из стен церкви, записавшись в войско. И вот что я хочу сказать…

Толпа замерла.

— Патриарх Матфей решил, что это дело богоугодное. И он благословляет вас. Те, кто решит остаться, пусть не сомневаются — их путь, это тоже Божий путь.

Осенив крёстным знамением всех, он покинул помещение. Луна за оконцем засияла ярче.

— Делааа… — протянул Пётр. — То они нам твердят, что все на западе предатели и безбожники, а тут не против что мы будем с ними. Твердили, что проливать кровь грех, а в войско идти благословляют.

— Это ты просто мало книг читал, так бы ничему не удивлялся! — хлопнул его по плечу Теодор, заваливаясь обратно. — Надо будет завтра привести себя в порядок, чтобы от одного нашего вида нам засчитали двойное жалование.

Под немудрёные шутки стали укладываться и остальные, так как лампадка, без масла, затухала.

Следующий день был одним из самых непривычных дней в жизни Лемка и парней. После утренней молитвы и завтрака они оказались предоставлены сами себе. Келарь, что всегда находил им занятия, проходил рядом с ними так, будто их и не существовало. Илия, Сидир, Евхит пошли навестить знакомых, а Юх, Михаил и Теодор отправились побродить по городу, стараясь держаться центральных улиц.

Растрескавшиеся стены, грубо отремонтированные здания, осыпавшаяся мозаика, пустые постаменты скульптур. Следы пожаров. Время оказалось безжалостно для города. Можно лишь предполагать, каким он был. Дворцы, в которых нашли приют бездомные и преступники всех мастей.

Чем ближе к форуму Константина, тем многолюднее, тем чище, красивее становилась обстановка. Древние здания уже не светились неаккуратными заплатами поздних ремонтов, но всё же было видно, что эти камни видели очень много со времён своего возведения. Всё отличалось от нищеты пройденных кварталов. Лавки большие и маленькие, магазины, в которых можно было найти всё, что только продавали в трёх частях света. Португальский сахар, чернильные орешки, имбирь, перец, гвоздичные головки, опий, бальзам Митридата, печатная глина, шелк, благовония, предметы туалета, «безоарные камни», драгоценные камни, индийский жемчуг, мускатный орех, месопотамский хлопок, мышьяк, краски, румелийская пряжа, салоникская шерсть, порох, оружие всех народов, вплоть до артиллерийских орудий, соль, мыло, воск, тосканская, лионская парусина, драгоценные породы дерева, слоновая кость и рабы из глубин Чёрного континента, ювелирные украшения всех стран, английская сталь и олово, аравийский кофе, камедь и канифоль, ладан, обои, бусы, сукно, бумага и стекла из «священной» республики, скобяные изделия с запада, северные меха, моржовые клыки и амбра, ну и, конечно, китайский шёлк и фарфор — лишь часть всех тех товаров, которые можно было здесь найти.

Жизнь в центре кардинально отличалась от того, что творилось на окраинах города. Речь всех народов мира сплеталась в хаотичный гул. Итальянские, тюркские и славянские наречия, испанская, арабская, немецкая, английская, унгарская, французская речь и другие звучала на каждом углу, неспешно журча или с хрипом торгуясь. Чью речь было практически не слышно — так это речь местных жителей, потому что не было у них денег на покупки в этом районе, они присутствовали здесь лишь в качестве грузчиков, уборщиков и в лучшем случае приказчиками. Тут торговали богатые купцы огромными партиями. Те же из местных семей, кто за века сумел сохранить свои капиталы, давно выучили языки соседних и ничем от них уже не отличались.

Проходя по улице, Лемк с друзьями не раз ловил на себе настороженные взгляды местных купцов. Подходя с интересом к тем или иным товарам, их не раз с ругательствами выгоняли дальше. «Lardi» — презрительно неслось им вслед. Будь их воля, местных жителей подавно не пускали в эти районы для богатых господ. Ведь от этих местных голодранцев одни проблемы — то драку затеют, вспомнив о былой гордости предков, которой уже давно нет, то попытаются обворовать, стащив под прикрытием той же драки корзину товара, штуку драгоценного сукна или спрятав в кутерьме событий добытое под одежду. А у этих молодых парней, что как раз идут, под их длиннополыми одеяниями как раз можно спрятать много чего. Поэтому лучше сразу кликнуть мальчонку для побегушек, чтобы позвал местную городскую стражу, виглов, присмотреть за этими подозрительными парнями. Ну или сразу выгнать. Где в городе и было много стражи, так это здесь, в районе, населённым иностранными купцами и чиновниками, нотариусами города, обслуживающими интересы зарубежных «гостей», которые уже давно по факту превратились в истинных хозяев города, что не раз доказывали. Район этот тянулся от с севера на юг, от Влахерн, через иноземные кварталы, форумы, Амастрийский, Феодосиев, Константинов, до Большого дворца и Вуколеона. Пусть и тут порой чувствовалось запустение, но ещё порой именно здесь можно было представить, какой был прежде этот великий город, из которого управляли одной из крупнейших империй мира, а он сам являлся огромнейшим городом Ойкумены.

Но друзья пришли сюда не для того, чтобы посмотреть на чужие богатства. Это было одно из мест, где можно было заработать немного меди, а повезёт, и серебра, без воровства и без тяжёлой работы. Забравшись на постамент какого-то безымянного полководца (время стёрло все надписи, кроме выцарапанных бродягами), Лемк принялся за работу:

Как практически любой житель города, он мог почти свободно изъясняться на итальянском, так как уж кого, а этих было представлено в городе очень много — гаэтанцы, амальфийцы, анконцы, генуэзцы, венецианцы, ливорнцы, тосканцы уже сложили целые поколения семей, торгующих в Городе. В Городе, во многом, уже практические не существовало какого-то единого государственного языка. Скорее, местные жители и купцы говорили на простонародной смеси всех языков бывшей империи. Зачастую бывало так, что коренной житель какого-нибудь Армироса, спасаясь от притеснений исмаилитов, и желая найти защиту у единоверцев в ещё живом Великом Городе, о котором он слышал только то, что это самый богатый город мира, при прибытии не мог понять — что говорят эти люди, которые и внешне не похожи на нормальных эллинов. Вот только местные жители давным-давно не считали себя эллинами. Местные (по крайней мере многие) продолжали считать себя наследниками того, прежнего государства, продолжали считать себя ромеями. И язык свой называли новоимперским, в отличие от старой империи, время которой закончилось более тысячи двухсот лет назад, но прямыми наследниками которой они продолжали себя считать.

Перекрикивая толпу, читая нараспев старую юмористическую поэму, он привлекал к себе внимание.

Немного изменённый стих, как и в прошлом, пришёлся по душе невольным слушателям. У толстых торговцев засверкали улыбки через густые бороды.

У него была хорошая память, что свободно позволяло пересказывать древние вирши. К тому же он неплохо натренировался, не раз пересказывая по вечерам уставшим после долгой и тяжёлой работы друзьям.

Юх и Миха, пока Тео читал, пошли по образованному кругу, держа шапки, и ловя кидаемую мелочь, под одобрительный шум. Когда уставший Лемк слез, то парни начали жонглировать несколькими мелкими камешками, давая время перевести дыхание. А затем Лемк продолжил надрывать горло:

Под хохот собравшихся, в шапки полетели даже мелкие серебряные монеты. Не дожидаясь, пока виглы оценят, что сейчас возможно произошло оскорбление веры, Лемк поклонился толпе и нырнул в толпу, скрываясь. Собравшиеся слушатели ещё пошумели, но не дождавшись того, кто продолжил бы представление, вернулись к своим делам.

Так, остановившись ещё пару раз и давая такие своеобразные представления, друзья заработали подзаработали денег побольше, чем в ежедневной тяжёлой работе в порту. И если бы нашёлся человек, который бы задал им вопрос, а чего же они таким образом постоянно не зарабатывать себе на жизнь, то понаблюдав ещё немного за тремя друзьями, увидели. Отойдя перекусить после очередного представления купленной тут же в одном их мелких переулков жареной камбалой, они оказались окружёнными полудюжиной оборвышей. Глядя на взгляды исподлобья, кисти рук, что скрывались в лохмотьях, можно было и не гадать, что добром эта встреча не закончится. Поэтому сразу после вопроса вышедшего вперёд:

— Надо делиться, звонкологолый.

В прошлом не раз с ними были подобные ситуации, а потому они знали что делать. Лемк просто и без затей вломил первому в челюсть, а Мих и Юх с зажатыми в кулаки камнями так же не поступили с рядом стоящими с ними, а потом успели бросить их в стоявших чуть в отдалении, а потом все просто бросились бежать. Пока оставшиеся на вторых ролях поднимали опрокинутых с ног заводил, троица друзей уже сбежала. Уже не первый раз везло в том, что пока эта шпана ожидала ведение разговоров, первыми нападали они и выигрывали бой. Выигрывали в том, что отступили, сохранив своё здоровье и заработанные деньги. Но так долго продолжаться не могло, они это понимали. Именно поэтому они когда-то приняли решение уйти бродяжничеств, поменяв «лёгкие» деньги с улиц, которые ещё не в каждый сезон можно было взять представлениями, на заработки в качестве низшего звена в церкви. Но где всегда были какие-никакие кров и стол.

Выбежали на центральные улицы, так как углубляясь во внутренние дворы, чужаки с других районов могли там запросто пропасть. Придерживая полы своих длинных одеяний, чтобы не запутаться во время бега, постарались принять спокойный и равнодушный вид, по которому и не скажешь, что их могли сейчас прирезать. Бывает, дело житейское.

Проведя время, как они решили, весело, решили вернуться к себе. Ближе к ночи, воняя кислым вином, присоединились остальные члене кампании. Наутро покормили только тех трудников, кто решил остаться, а остальные, собрав свои котомки, двинулись навстречу новой жизни. Которая, как они надеялись, будет сытнее и веселее.