Рубеж веков

Глава 7

Отдых был прерван. Всё следующее утро виглы и трезвые солдаты носились по городу, собирая своих нетрезвых товарищей. Опухшие, пошатывающиеся солдаты приводили себя в порядок, чистили одежду, начищали своё оружие. Кентарх Герард Дипар велел контарионам, чтобы их наконечники их пик сверкали уже к вечеру. А для тех, у кого были хоть какие-то металлические элементы доспеха, тем он велел их начистить так, чтобы он мог в них видеть своё отражение.

Суета поднялась из-за того, что передали приказ быть готовыми к смотру, а затем — к походу. Несмотря на то, что приказ поступил неожиданно, боевой дух был высок, чему значительно способствовали выплата жалования и хорошая пьянка, после которой остались сожжёнными несколько харчевен и бессчётное количество пострадавших в драках между собой, с обывателями, с залётными гостями людей. Правда, если бы солдаты не оставили оружие в казармах, то городу пришлось бы пережить погром, подобный тому, который был почти четыреста лет назад.

Лемк носился со всеми. Голова гудела, всё происходящее казалось сном, в котором он себя видит со стороны. Вроде это ты, а вроде и нет. Тело, казалось, само действовало, выполняя те действия, которые требовались. Проверить, не потерял ли что из покупок, зашить порванные в драке вещи, оттереть пятна с одежды, одеть влажную рубаху, чтобы быстрее высохла. Помочь Сидиру зашить его вещи, таскать бочонки с порохом, связки древк, помогать грузить шатры, бочки с солёной рыбой, мешки с мукой, а также миндаль, мёд, специи, которые шли в числе груза врачей, для выдачи раненым и больным.

Вечером при построении полулоха, а затем и кентархии, на него и тех скопефтов, что помогали в погрузке, наорали и велели вновь привести себя в порядок. Лемк, который изгваздался в пыли и рад это был сделать. Пока он приводил в порядок одежду, он не слышал, как Дипар переговорил с Глёкнером, посоветовав поставить «того парня, с ссадиной на щеке» в первый ряд, потому что у него «вполне зверский вид, почти как у настоящего ландскнехта».

А потом Дипар вновь их всех построил и под командой уже гемилохита Брауна они отправились в термы, где до блеска отмылись, вновь почувствовав себя людьми после трудного дня.

Утром их, построив, повели сперва в сторону форума Августа, к храму Святой Софии, где испокон веков проводились церемонии с участием императора. Как сказали — василевс там проведёт смотр войск и даст своё монаршее благословение на поход. Но потом их повернули обратно, повернув на юг, где, доведя до Цикловия, кентархия за кентархией, турма за турмой выходили за распахнутые настежь Золотые Ворота. Теодор никогда сюда не заходил — просто потому что не пускали. И теперь он во все глаза смотрел на этот памятник прошлого. Задуманные и как ворота, и как триумфальная арка в честь победы великого императора Константина Великого над жадным Лицинием, они, даже по прошествии почти тысячи трёхсот лет поражали. Двое огромных ворот, которые они пересекли, вывели их в пространство между двумя высоченными башнями. Лемк не мог даже прикинуть их высоту. Когда-то, по слухам, надо воротами стояла огромная мраморная статуя Фортуны. Ворота были прекрасны в своём величии, но время и люди их совсем не жалели. Лет шестьдесят назад как произошло землетрясение, из-за которого статуя упала, и её заменили на деревянную статую Девы Марии. Ранее прекрасная статуя, покрытая яркими красками и лаком, сейчас стояла не в приглядном виде. Кажущаяся со стороны чёрно-серой, потрескавшаяся и выгоревшая на солнце, она больше напоминала обликом мифическую горгулью, выпрямившуюся к нему и потерявшую крылья. Стены покрыты трещинами. С наружной стороны бойниц были выпавшие куски кирпича. То тут, то там в стене меж кладки прорастал кустарник. В башнях видны следы старых ремонтов, кажущимися более старыми заплатками на фоне общего вида стен.

За Золотыми Воротами располагались Феодосиевые ворота. Построенные последним великим императором единой империи Феодосием Великим в честь победы над Магном Максимом, лет эдак через семьдесят после Золотых, они были ниже, чтобы могли простреливаться с башен второй стены. Но при этом внешне они были прекраснее — украшенные белыми колоннами и резными барельефами побед империи, которые добавляли следующие императоры. Длиной более трёх с половиной миль, высотой в сорок футов, шириной — в шестнадцать футов, с девяноста шестью шестидесяти шести футовыми башнями, ворота и стена до сих пор являлись символом величия старой империи. Но Теодор, зная, в честь каких триумфов ворота были построены, восхищался с оттенком горечи. Когда-то победа над согражданами стала привычнее побед над внешними врагами, что и погубило великую страну.

Перейдя деревянный мост через широкий ров, войска выстраивались гигантским прямоугольником, в котором не хватало одной стороны. Пехота заполнила всё пространство, разворачивая знамена, лишь с одной стороны располагались немногочисленная конница со своими значками.

С пустой стороны этого прямоугольника стали скапливаться нарядно выряженные нобили, комиты, командиры друнгарий и турм. Среди присутствующих там Лемк узнал лишь Хорхе Мартинеса де Лара, ставшего турмархом, с неизменным присутствием рядом уже командовавшего друнгарией Никколо да Мартони. Был там хартуларий Гарид с Нисоном Франгопулом, грозы разбойников Франческо де Медина и Кирилл Стипиот, их турмарх маркиз Гомес де Виллаб с друнгарием Томасом де Вальверде и прочие командующие войсками. Немного отдельно от военных стояла большая группа иностранных торговцев и представителей городских гильдий. Не смешиваясь ни с кем, стояли послы и купцы из республики Святого Марка, узнаваемые по своим золоченным поясам, узким кинжалам, заткнутыми за пояс перчатками и с небольшими бархатными шапочками без полей, токами, украшенные драгоценными камнями и одиночным ярким и пушистым пером чудо-птицы из глубин южного континента. Впрочем, их также можно было узнать по высокомерно поднятым подбородкам, по взглядам, которые они с пренебрежением бросали по сторонам.

Ждали. Стояла тёплая погода, с небольшим ветерком. Солнце не припекало, но в одежде было жарковато. И, странное чувство — солнце греет, но внутри холодно. Руки добела сжимали ложе мушкета. Теодор считал это великим моментом. Уже скоро он, как и завещал всем мессианским воинам Жан Ле Менгр, отправится на войну. Стоя первым в ряду, он озирал ряды контарионов и скопефтов. Он не знал, сколько их всего, но, слушая шепотом переговаривающихся в задних рядах товарищей был согласен, что более десяти тысяч. И потому сейчас он себя почувствовал одним из воинов Ксенофонта, легендарных десяти тысячах, о которых написан «Анабасис Кира», отличную книгу, которую ему удалось прочитать в скриптории, и которую потом у него отобрали.

К тому же он сейчас увидит василевса, императора, о котором в городе каких только не ходит слухов. В частности, поговаривали что Андроник когда-то собственноручно убил всех своих родственников — брата и племянника, а жену брата заморил голодом в подвалах, из-за чего он оказался проклят и не мог иметь своих детей, ведя затворнический образ жизни.

Когда вышла ещё одна процессия, по войскам, ожидающим выход Андроника IV, прошла волна шевеления и шёпотов. Задние ряды тянули головы, желая увидеть его воочию. Но офицеры быстро навели порядок окриками и эспонтонами. Но ожидания собравшихся оказались преждевременными. До рези в глазах всматриваясь в пешее шествие, он увидел, что возглавлял его патриарх Матфей II, сопровождаемый Великим логофетом Анастасием Хинтилом, высоким и худым стариком. Это был первый помощник василевса, которого многие называли настоящим главой города. Контролируя логофетов геникона — финансов, армии, дрома — почты и дипломатии, секретов — аудита, он держал под контролировал главное — потоки денег и то, куда они пойдут. Конечно, в той степени, в которой мог себе позволить, обязательно советуясь с венецианцами и другими крупными заёмщиками города. Их сопровождали многочисленные священники и монахи десятков церквей и монастырей города. Возле логофета и патриарха находились члены императорской охраны — блестящие этерии, кампания иноземных наёмников. А уже потом повалили толпы народа, ради такого дела бросившие все дела. Глядя на начавшееся столпотворение, представлялось что в городе совсем не осталось людей, и любой одиночный корабль, подошедший к гаваням города, мог без труда захватить его.

Первым начал говорить Великий логофет. Ведя речь, он поднимал руки, опускал их, показывал в одну сторону, на группы офицеров, нобилей. Вот только практически ничего не было слышно. До того ряда, где стоял Теодор, долетали лишь отдельные слова:

— Ромеи! Настал… подарки, которые они считают данью… никогда… так будем… предков что… орды варваров…с помощью…

Поднявшийся лёгкий ветерок, казалось играл со словами облечённого властью человека, забавляясь.

— Тысячи… в бой… поднимем знамена!

Начавшийся затем молебен и благословление войск ромеи и все прочие ортодоксы встретили преклонением одного колена, шепча со всеми слова молитвы, обращённой к защитнику воинов:

— Святой, славный и прославляемый великомученик Георгий! Собравшись перед тобою, молим тебя…

Посмотрев в сторону нобилей, он увидел, что молились все, только осеняя себя знамениями по-своему.

— … да услышит нас… и не оставит всех нас ко спасению… и дарует стране нашей победу над противником… укрепи данною тебе в битвах воинство… — доносилось единогласно отовсюду. И Лемк продолжал со всеми:

— …разрушь силы восстающих врагов, да постыдятся и посрамятся, и дерзость их да сокрушится и пусть увидят, что мы имеем Божественную помощь… Во веки веков!

И единогласно со всеми, на староимперском, над полем пролетело:

— Аминь!

Расстройство, что не увидит императора, оказалось смыто волной воодушевления, единения со всеми собравшимися людьми. Теодор готов был прямо сейчас бежать сутки до ближайшей вражеской столицы, через все преграды и вражеские войска. Он чувствовал в себе столько сил, что верил, что победит их всех!

Прозвучал приказ и войско начало вытягиваться, расползаться. Кавалерия ушла вперёд, довольно быстро скрывшись за холмами. Сицилийская турма двинулась на запад, придерживаясь древней Эгнатиевой дороги, ведшей в бывшие центральные провинции, где сейчас находилось сердце одного из султанатов.

Нетерпение встретиться с врагами, сокрушить, уничтожить их через какое-то время прошло, и Теодор начал больше внимательнее посматривать по сторонам, немного устыдившись своего порыва. На его удивление, часть войск осталась на месте, или начали втягиваться обратно в город.

— Почему они остаются? — прозвучал чей-то вопрос, который чуть не задал Лемк.

— А почему бы и нет? А кто город охранять будет? Вдруг нас всех перебьют, так его можно будет без боя взять! — неудачно пошутил Мармарец. Но кто-то хохотнул, поддерживая.

— Да и видели сколько-то их там осталось? Немного — турма или две ушла на север.

— Румелихисар?

— Наверное… Не забывай, у нас столько купцов в городе, что они наверняка настояли на том, чтобы взять выходы из Пропонтиды под свой контроль.

Всё было немного проще, и одновременно сложнее. Камнем преткновения стал вопрос командования. По знатности первыми стояли два сына двух испанских вице-королей, выступающих в этом конфликте частными лицами, де Лара и де Виллаб, но они были ещё совсем молодыми и не имели боевого опыта, а также Великий логофет Хинтил, Стипиот и ещё один ромей — Пётр Кавасил. Авторитетный логофет не собирался возглавлять поход, Стипиот, как глава виглов, тоже оставался в городе. Кавасил, член старого ромейского клана, не пользовался авторитетом среди латинян, так как один из их источников дохода было ростовщичество, порицаемое среди латинских дворян занятие. Был ещё Франческо де Медина, знатный неаполитанец, имевший опыт войны во Франции и уничтожения разбойников в горах Калабрии, и уже в городе. Но это тоже признавалось всеми как не слишком большие заслуги. Осталась кандидатура Германа Кристофера фон Русворма, австрийского подданного.

Он выполнял у ромеев роль личного поверенного в делах Рудольфа II, носил чин генерал-фельдвахтмейстера, что соответствовало испанскому чину батального генерал-генерала, и присматривал как расходуются средства, собранные коалицией на армию. Ещё был слух, что его отослали подальше от Вены, так как он настроил против себя всех полководцев Рудольфа своей несдержанностью и сумасбродностью. Но он был одним из немногих высших офицеров, собравшихся в городе, который имел опыт сражения с исмаилитами в этой войне. Участвовал в трагической битве под Керестешем, где себя отлично показал, а также в ряде удачных штурмов крепостей. А ещё — он был молод, всего тридцать четыре года, что как раз привлекло на его сторону голоса молодых испанских грандов. В итоге именно на его кандидатуре сошлись в выборе командующего, чему он несказанно обрадовался.

Следующим большим вопросом, в котором многие не могли прийти к единому мнению — куда направить основной удар. То, что сарацины не ждут нападения докладывали торговцы, прибывающие с их земель. Собравшееся по фирману (указу) румелийско-силистрийское войско традиционно отправилось в поход с началом мая, на основной западный фронт. Но могло остаться много тех, кто не вошёл в список фирмана, главным образом из сипахов и их джебелю, а также многочисленные кочевые юрюки, местные христианские сторонники сарацин — мартолы и войнуки, гарнизонные янычары, ветераны — отураки, дорожные дербентчи и просто местное исмаилитское городское ополчение, которого в городах было много. Все торговцы называли разные числа, но самые надёжные высказывались, что их будет от двадцати до тридцати тысяч человек. Такое число исмаилиты смогут собрать с получения сведений о начале войны с ромеями за две-три недели.

Учитывая, что в разноплеменном войске едва насчитывалось шестнадцать тысяч человек, задача предстояла непростая. Поэтому и важно было выбрать, куда наносить удар. Выбор был — и огромный. Североитальянцы и представители торговых кругов настаивали, что сначала надо занять контроль над Пропонтидой, нанеся удар по Румелихисару и Родосто, заняв контроль над выходом в первом случае и уничтожив многих сарацинских конкурентов во втором, а затем дальше идти вдоль восточного побережья, сжигая или захватывая прибрежные города. Вторая группа настаивала, что разделять войска нельзя, и надо единым кулаком идти к ключевому городу в регионе — бывшему Адрианополю, являющемуся крупным центром, где находилось множество припасов и мастерских для сарацинских армий.

— Ведь наша задача, господа, в первую очередь помочь истекающим кровью полкам мессиан запада, отвлечь и нанести наиболее болезненный удар! И мы должны с честью выполнить порученную нам их императорским и их королевским величествами задачу.

Третья группа выражала мысли, что надо бы подождать савойцев и тех, кто будет с ними, а уж затем, объединившись, совершать действия против султанатов.

Это были три основные точки зрения. И только после выбора кандидатуры фон Русворма командующим, его решением был принят план, постаравшийся учесть пожелания всех трёх группировок. Голоса ромейской части учитывались в последнюю очередь, так как зависящие почти во всём от латинян, находящиеся в гигантских финансовых долгах перед западным купечеством, оставшихся с прежних времён и взятых в трудные годы для выплаты дани своим «покровителям», которую платили уже с перерывами почти две сотни лет, они были вполне послушными.

Решено было две турмы, в составе пяти тысяч человек с пятнадцатью орудиями сразу направить на север, к Румелихисару, гарнизон которого в несколько сотен человек должен был быть блокирован и с моря флотом, который находился в Городе. Так как своего флота не было, то каждому капитану корабля, который находился в городе, пообещали щедрое вознаграждение в случае согласия присоединения к общей эскадре. Выдавать вознаграждение было из чего — всё имущество подданных султанатов было арестовано и должно было быть продано.

Кавалерию, обменявшись вслух о том, какое это убожество, отправили вперед, искать врага и перехватывать бегущих от наступающего войска местных жителей и то, что они уносили.

Так как Румелихисар находилась на расстоянии менее одного дневного перехода от Галаты, то осадив и взяв город, друнгарии должны были погрузиться на корабли эскадры и вернуться вдоль северного побережья назад, проследовав к Родосто, к которому уже должно было подойти всё основное войско. В самой крепости оставить одну-две турмы, для контроля ключевой крепости. Противодействия от румелийско-силистрийского флота не ожидалось. Силистрийцы никогда его в большом количестве не имели, ограничиваясь небольшим количеством галер, стерегущих разбойников в районе Несебра, Варны и дунайского устья. Румелийцы же держали свои корабли у Отранто и в Адриатике, охотясь на ускоков и ведя необъявленную войну против всех. Проще говоря — пиратствуя.

Вот и шли сейчас, выполняя приказ, новые войска Ромейской империи. Под красно-золотыми знаменами, с двуглавым орлом и лабарумом, собранные и обученные на деньги заклятых врагов прошлого, под командованием иноземных офицеров, на войну, в которую каждый из них вложил свою надежду.