Рубеж веков

Глава 19

В воздухе стояли столбы пыли, поднятые тысячами ног, и серой неосязаемой пеленой ложились на одеяния солдат, их мокрые от пота волосы — это армия шла на Силистрию, в которой, как узнали, находилась семья султана. Теодор с парнями гадал — неужели благородные хотят захватить семью султана в плен? Или просто требуется установить контроль над всем подунавьем, а без этой сильнейшей крепости этого было не сделать.

Подойдя к городу, мы увидели, что сарацины без дела не сидели, и позаботились соорудить земляные форты на подступах к городу и без того хорошо укрепленному. Ещё бы — всё же одна из резиденций султанов, и давно все путешественники знали, что этот город самый изысканный из всех на Дунае: в нём имелись замок и дворцы правителя и приближенных лиц, множество мечетей и бань.

Укрепления города, в котором когда-то родился легендарный Флавий Аэций, представлял собой (как можно было увидеть с юга и западных возвышенностей, откуда и наступала армия ромеев и их союзников) состояли из прямой четырехбашенной стены, прикрывающей Данубу и порт, и второй — восьмибашенной, изогнутой наподобие гигантского лука, заключала в себя все самые важные части города.

Укрепления как таковые Лемку не удалось рассмотреть, так как вместе со своими людьми он принял участие в обустройстве лагеря — вместе со всеми он копал, таскал тяжести, и всячески следил за окружающими, чтобы даже намека на драку не случилось.

Он не ленился лично проверять каждую корзину, убеждаясь, что войнуки плотно утрамбовывают землю, поскольку плохо серьёзно относился к словам о той опасности, что может быть вызвана небрежением в устройстве лагеря, что говорилась в наставлениях древнего императора. Закончив работы с землёй, их отправили помогать с порохом и ядрами. Все немного возмущались тому, что приходится работать им, когда ведь можно набрать крестьян из окрестных деревень или вон, ланциариев же зачем-то набирали? Так пусть и отрабатывают свой хлеб!

Поговаривали, что многие знатные люди успели на кораблях покинуть город, но многим казалось, что это было неправдой, так как опасности поджидающие на воде были не менее большими, чем при путешествии по суше и наверняка богатые сарацинские негоцианты далеко бы отправились, без риска потерять всё заработанное, как мы считали, нечестивыми трудами.

Артиллерийская канонада продолжалась почти два дня, периодически меняя своё положение — это пушки подтаскивали всё ближе к стенам города, так как один за другим окружающие город форты пали, или даже гарнизон их просто оставил — и эти факты чрезвычайно наполняли радостью сердца солдат и воодушевляли. Сарацины слабы духом и не горят желанием сопротивляться!

А Лемк с войнуками-скопефтами непрерывно работал, и для него эти дни проходили чрезвычайно однообразно — постоянный далекий гул, натруженные руки, пыль, дым костров и нехватка сна.

Через какое-то время ему удалось побывать на одном из захваченных фортов и уже оттуда, пользуясь фактом возвышенности укреплениями над окружающей действительностью, он смог частично оценить городские укрепления.

Кирпично-каменная кладка, насколько он смог рассмотреть, не ремонтировалась со времен строительства. Ему это подсказали знакомые пушкари — например, это можно было сказать по тому, что темный камень покрывали серый лишайник и густая зеленая растительность, обосновавшаяся в щелях. Стены выглядели серьезными препятствиями для штурмующих, потому что были высоки и дополнены значительными бастионами, с которых защищающиеся могли вести фланговый огонь. Но союзные войска уже заняли данубские острова, и часть больших пушек могли обстреливать город оттуда, поджигая его жилища в предместьях. Потому эти воины, предполагая, что разговаривают с кем-то из итальянцев, спокойно объясняли молодому младшему офицеру, что надо пострелять совсем немного — может быть два дня, и стены рухнут, открыв доступ до великих богатств.

А в один из дней Моленар дал приказ, чтоб привели себя и оружие в порядок. И Теодор, как его старший протодекарх, не мог не спросить:

— Господин, если мы здесь, то что же — нам предстоит участвовать в штурме вражеского города? Мне надо знать, что сказать своим людям.

— Не лезьте вперёд со своими рассуждениями, солдат! Скажите людям, чтобы были готовы к любому развитию ситуации. Как и подобает настоящим солдатам, которым им ещё возможно удастся стать.

Теодор вспыхнул, но ничего не сказал, удержав резки слова при себе.

Глубокой ночью их подняли. Быстро затянули ремни, перекусили из котла холодной кашей и выдвинулись на построение. И взоры всех были направлены на город, виднеющийся в этот предрассветный час более темным силуэтом на фоне более светлеющего, серого неба.

Кто-то негромко ругался, кто-то сопел досматривая сны, и лишь отблески потайных фонарей то тут, то там, указывало на то, что не только их кентархия была поднята.

Лемк увидел следы от попавших и застрявших в стене ядер, слегка напоминая тёмные жемчужины в гигантском браслете.

Передали приказ — двигаемся колонной за направляющими. Колонну не покидать, в случае боя — ждать команд командиров. У Тео, несмотря на рассвет и тот факт, что не выспался, нервы были взвинчены: куда идём? Штурм это или нет? По его мнению каждый командир должен быть в курсе всех новостей. На штурм похоже не было — ни лестниц, ни брешей в стене проделано не было.

Вынесли знамя, и сотни воинов в колонне двинулись, спотыкаясь и тихо чертыхаясь, к видимой только командирам цели. Там, у стен, его воинов ждали орудия и пули сераткулу, секбанов и других воинов, которые наверняка считали, что смерть Теодара и других ромеев будет самым замечательным событием этого утра.

Рядом хмурился Корст. Ангел проверял как достаются ножи и Теодор сам проверил свою скъявону — не прихватило ли чем лезвие в ножнах, не пролил ли Юц какую-нибудь дрянь на клинок. Но ничего, клинок ходил мягко, а шершавая рукоять с далматинским котом в навершии успокаивала, как бы говоря — я тебя защищу, я убью твоих врагов.

Одно дело приказать солдатам не стрелять, объяснить, что их жизнь зависит от бесшумности и выдержки, другое дело — ничего не сказать и молча вести навстречу, возможно, западне, и страхи холодят душу. Достаточно завизжать кошке, и солдат выпалит в темноту.

— Кто что видит? Куда идём? — спрашивали шёпотом друг друга воины.

— Разговоры! Прибью! — не менее тихо отвечали каждому такому декархи, прикладами, эфесами, кулаками или древками утихомиривая любопытство подчиненных.

Стена становилась всё ближе, и беспокойство проявлялось всё больше, ведь уже входили в область поражения крепостных орудий, а вскоре уже подошли так близко, что их могли обстрелять из мушкетов.

Но нет, одни из ворот, что являлось сейчас самым охраняемым местом, были открыты!

— Черт побери, кто-то здорово постарался…

— Заткнулись!

Солдаты, рассмотрев такое дело, непроизвольно увеличили шаг, спеша под защиту — пройти за стену, чтобы не быть обстрелянными с форта. У предвратных укреплений никаким образом не раздавалось шума боя, а значит неизвестные помощники сдали и их.

И тут же в стороне раздались крики, и огонь огненным лепестком ударил со стен, на какое-то время осветив всё пространство. Ядро со свистом рассекло воздух, пронеслось над кентархией, ударилось о землю и куда-то покатилось. Через какое-то время заговорили все остальные орудия, и часть из них была куда метче.

Расстояние до ворот оказалось вовсе не близким, особенно когда по тебе ведут огонь. Строй начал рассыпаться, но команды оставались прежними, а потому командиры уже не стесняясь, не давали никому покинуть строй. Беспорядочный сперва огонь из мушкетов усиливался, и становился всё плотнее. При этом в разных местах стены уже раздавались звон столкнувшихся клинков.

На дороге, прямо под нашими ногами лежали на земле несколько раненых, часть корчились от боли, то вскрикивая, то шумно вздыхая, кто-то агонизировал.

— Идем дальше, ему окажут помощь! Наверное.

В любом случае у нас не было права останавливаться или даже посылать кого-то из солдат назад, в лагерь. Мы не могли ослаблять наши боевые возможности даже несмотря на возможные смерти наших товарищей.

К западу и востоку от нас трещали аркебузы, мушкеты и вспыхивали красные клубы выстрелов бастионной артиллерии, и порой тяжелые свинцовые пули с влажным шлёпанием падали на камни, порой вскрикивали люди и выходили (если могли) из колонны и разворачивались, уходили в лагерь.

Кто-то из болгар так же молча вышел из строя и встав сперва на колени, потом просто рухнул пластом.

— Кто?

— Деян.

Болгары заволновались.

— С ним всё будет в порядке! Вперёд! Держим строй!

Кто-то свалился со стены.

Звуки боя становились всё ближе, и вот уже ворота, схватка за которые так и не состоялась…

Пока рассерженные защитники не пришли их отбивать в тот момент, когда подразделение Моленара выходило из проема ворот на площадку у них, забитую всевозможным мусором, навесами, лавками.

Исмаилиты, уверенные, что для них приготовлены уже самые лучшие места в раю, без страха шли в бой. Крича молитвы и воззвания, они атаковали ромеев. Для начала дав залп из ружей, сарацины отбросили мушкеты и обнажили свои кривые клинки, и падая от ответных редких выстрелов, вступили в ближний бой. Оружие столкнулось — сталь ударила о сталь, высекая искры и проливая кровь на грязную площадку. Страшные ругательства изрыгались, чтобы тут же смениться стонами.

Ромеи сбили строй и плотной стеной отбивали одну атаку противника за другой. Порой солдаты выпадали из общего строя, чтобы сцепиться с врагом в жестокой схватке под ногами у остальных, поднимаясь тогда, когда товарищи ему помогут и вонзят нож в спину врага. Ожесточение, с которым разом столкнулись ромеи, тут же вернулось обратно, когда молчаливая ярость греков и болгар, которым было что припомнить своим давнишним врагам, выплеснулась наружу — и только кровь потоками лилась из распоротых вен, скапливаясь в лужи меж телами павших, которых безжалостно затаптывали обе группы сражающихся, и стены орошало красным…

В отличие от сарацин, не все из ромеев бросили свое огнестрельное оружие, и теперь то один, то другой выстрел уносил жизни храбрых защитников города. И кто-то из них умирал быстро, а кто-то не сразу, как огромный бородатый воин, которому пуля попала в грудь, и от силы удара он сделал несколько шагов назад, постоял немного и при попытке шагнуть вперёд его ноги подкосились и он упал лицом вниз…

Солдаты кололи как на учениях, будто перед ними не живые люди, а тренировочные чучела, рубили безжалостно. Одна из немногих мыслей, пришедших Теодору в этот момент был факт сожаления о том, что люди так рано отказались от щитов.

Будто бы не слыша разгоревшегося сражения, над городом пронеслись крики призывающих прихожан на молитву сарацинских священников.

Сражение не затянулось — оно вообще было недолгим, так как уже через краткое время подошли идущие позади другие части Сицилийской турмы и упертых врагов порубили всех до единого и наступающие получили возможность проникнуть на улицы города, в котором кто-то пытался выстроить оборону — звуки стрельбы не утихали.

Моленар приказал добить раненых чужеверцев, а потом повел их на помощь тем, кто сражался на стене. Как таковых драк больше не было: стрелки шли впереди и на каждого пробегающего, наступающего или убешющего врага обрушивался град пуль.

— Быстрее-быстрее! Убивайте всех, у кого увидите оружие! Нет жалости! — кричали повсюду на разных наречиях и чувство победы постепенно разносилось по городу, по мере того, как союзники выбивали защитников из разных укрепленных точек.

Бастионы были взяты или блокированы, когда Моленар присоединился к большому отряду, по большей части из испанцев и немцев, что пробивались к Большому дворцу для защиты имеющихся там богатств и гарема. Все были в предвкушении того, сколько там всевозможных сокровищ хранится, и потому шли ходко, несмотря на усталость.

Утро уже давно настало и даже лучи солнца, пусть пока и осторожно, освещали улочки и площади древнего города, который много видел в своей истории — от основавших его легионеров IX Клавдиего легиона, до второжений готов, сарматов, авар, булгар, русов, сарацин, и теперь он вновь, как и раньше, готовился сменить хозяев в очередной кровавой круговерти.

На одной из площадей они встретили итальянцев, что полностью перекрыли всё пространство, не пропуская никого. Тут же разгорелась ругань между союзниками, так как немцы и испанцы посчитали, что от них что-то скрывают.

— Прочь с дороги!

— Болваны, убирайтесь отсюда!

— Я не допущу, чтобы меня так называли!

— Это не ваше дело!

Дело действительно чуть не дошло до потасовки, и лишь чудом стороны сумели договориться, когда нескольких немцев проводили и показали, что они охраняют, и вернувшиеся командиры перестали дерзить, а молча отдали приказ уходить. Далее немцы, испанцы и группа ромеев и болгар Моленара прошла молча через обычную небольшую городскую площадь, что лишь в выходные да праздничные дни становилась оживленной из-за небольших лоточников, что вытаскивали сюда какой-нибудь немудреный скарб, да самые необходимые товары.

Только тут мы рассмотрели, что толпа итальянских солдат стояла, охраняя, над телами, видимо погибших в одной из многочисленных кровавых сшибок, произошедших за последнее время. И было вполне светло, чтобы понять, что тут среди убитых вооруженных мужчин лежат и женщины, и вроде бы даже дети (о чем тут же пошёл шепоток от солдата к солдату).

— Изверги!

— Чертовы бандиты…

— За них же выкуп можно было взять! — раздавались возгласы, показывая общее настроение.

У Большого дворца, к которому кое-как вышли, было полно народу, и все были уверены, что и герцог Савойский, и фон Русворм наверняка здесь, а потому следовало уходить, так как добычу никакую уже не собрать — и без них вычистят всё до нитки.

Здесь же увидели, как вырвавшийся тигр, грациозный зверь, в ошейнике — видимо из зверинца султана, вырвался из дворца, ошалело крутя головой и не зная куда бежать, как кто-то из офицеров пустил в него пулю, тигр рухнул и солдаты восторженно заорали.

Через несколько кварталов их остановили другие солдаты:

— Проваливайте! Люди живущие в этом квартале и их имущество находятся под охраной турмархаАлусиана и его людей, а потому иным тут делать нечего.

— Проклятые островитяне, успели же!

По улицам осторожно бегали ночные жители, грабя своих врагов в то время, когда еще не установилась чья-либо власть, и патрули не вышли на улицы, пресекая всякие безобразия. Пока сами солдаты были готовы и даже жаждали этих «безобразий».

Кое-где уже поднимались дымы пожаров, хоть треск выстрелов и звон оружия утих. Зато поднимался крики простых обывателей…

В итоге болгары вышли к порту, где стояли корабли, не рискнувшие в своё время выйти из-под защиты пушек порта, повернутых к реке, а сейчас уже и не успевших. На некоторых возилась команда, на какие-то уже запрыгивали итальянские «добровольцы» с оружием наголо, где-то трясущиеся капитаны доставали документы, подтверждающие, что они мирные негоцианты из нейтральных стран.

Сарацины, зная что пощады им особо не будет, кидались в воду, чтобы попытаться переплыть великую реку если не на лодках и кораблях, то хотя бы попытаться уйти подальше от разъяренной солдатни. Бросавшихся в воду людей со смехом кололи копьями, били древками, глядя как они тонут. Мессианин бы не сбежал от единоверцев, рассуждали победители — а раз бежишь, значит ты враг или его прислужник, что может быть ещё хуже.