Рубежи

Глава 1. Мексиканское противостояние

В поместье Густафа Маркони Ян не чувствовал себя пленником. Да, он не мог вернуться домой, но в основном потому, что не было денег даже на такси. Магией же он пользоваться не мог из-за сломанной руки. И потом, будь у него деньги, что бы он смог сделать без документов в чужой стране? Использовать «кривой» телепорт он не собирался — слишком рискованно.

А ещё здесь в поместье была Мила, к которой Яна пока не пускали. Именно что «пока», ведь девушка все ещё оставалась без сознания, и Ян своим присутствием только помешал бы творцам, поддерживающим печать контроля. Печать контроля богини Воды, не Милы. Оставалось надеяться, что те знали, что делают. Как и Макс, отправивший их с Милой сюда, тоже знал.

По совету все того же Макса, Ян все свободное время убивал в библиотеке Густафа, куда пустили без лишних вопросов, вновь заставив сомневаться, что он в плену. Но вот с книгами, описывающими воззвания к Агни, богу Огня, не повезло — их успели забрать другие творцы. Воспользоваться божественной помощью хотел каждый, и Ян, лично присутствовавший в Шамбале при открытии Врат, не мог их осуждать.

Шамбала стала средоточием ада на земле, и богиня Воды показалась не самой страшной среди тварей, что полезли из обвала, больше не скрытого печатью Агни, предыдущего Ключа Огня. Из-за них Макс не мог сразу телепортировать Яна с Милой, и Яну пришлось наблюдать, как тот сражается с порождениями тьмы высших уровней — ещё не гончими, но гораздо сильнее той тени, что удалось прикончить Яну в Антарктике. Им повезло, что приближенные к Лин Вею творцы успели активировать Рубежи — защитную систему Шамбалы, созданную ещё до призыва богини Воды.

Когда Макс вел Яна в безопасную зону телепортации рядом с храмом Огня, Ян успел увидеть одну из рун поддержки Внутреннего Рубежа и заключённого внутри нее творца, превратившегося в живой факел.

— Он будет гореть столько, на сколько хватит его огня, а потом умрет. Все, кто дал клятву верности Лин Вею, знали об этом, и их выбор был осознанным, — заметив взгляд Яна, уточнил Макс.

Осознанный выбор смерти, чтобы другие могли жить. Вряд ли они надеялись на то, что вероятность уничтожения руны, сдерживающую богиню Воды, равна нулю. Но никто из них не сбежал — Внутренний Рубеж работал, уничтожая тварей сразу на выходе из обвала. Только что будет после смерти одного из творцов, питающих руну поддержки? Двух? Трёх? Всех? И Ян вдруг понял, что совершенно не представлял, чем будет заниматься Макс, когда отправит их с Милой к Густафу.

— А ты? — спросил он.

Макс истолковал его вопрос по-своему, но ответил:

— Мы с чистильщиками займемся поддержкой Внешнего Рубежа, что будет страховать Внутренний, если тот не справится. Не волнуйся, шансов умереть на Внешнем Рубеже не меньше, чем здесь.

Тогда Ян промолчал, потому что не знал, что на это ответить. Ответ не приходил в голову и по сей день, хотя он вот уже неделю жил в поместье Густафа и часто возвращался к тому разговору.

— Надеюсь, этот идиот не умер, — пробормотал Ян, откладывая в сторону очередную бесполезную книгу.

За неимением возможности работать с книгами о воззвании к Агни, он пытался найти хоть какую-то информацию о богине Воды. Но даже в книгах о векшах упоминания их богини встречались крайне редко. Чаще автор просто называл ее по имени — Сарасвати, этим и ограничивался. О векшах и устройстве их общества люди знали тоже не особо много, а основные знания базировались на рассказах сбежавших из Авекша рабов. За все время таких случалось штук пять и было это очень давно. Если переводить на привычный Яну календарь, последний сбежавший приходился примерно на средневековье. Стоило ли всерьез воспринимать эти рассказы сейчас — не понятно, потому что время на Авекша протекало медленнее, чем на Земле. И Ян решил, что любые знания лишними не будут.

Векши делились на касты и кланы, но, в отличие от тех же индусов, низших каст у них не было. Благодаря магии, особенно бытовой, необходимости выполнять тяжелый труд у векш отпадала, освобождая время для самообразования и самосовершенствования. Конечно, при таком раскладе больше приветствовались жрецы, философы и ученые, но каста воинов и широко известный на Земле клан Охотников не чувствовали себя ущемленными в чем бы то ни было.

Жрецы делились на три крупных группы, среди которых находились малоизученные творцами подгруппы. Жрецы Реки следили за всем Авекша, устраняя последствия природных катаклизмов и прочих подобных неприятностей, порой предотвращая их. Благодаря им жизнь на Авекша процветала.

Следующими шли жрецы Сарасвати — на них лежало социальное и политическое устройство общества. Они принимали законы, касающиеся как внутренней жизни векш, так и их взаимодействия с творцами. В особо спорных ситуациях они всегда обращались за советом к богине Воды и никогда не нарушали ее слово. Богиня в ответ заботилась о векшах и одаривала их своей магией. По крайней мере, пока творцы не решили призвать ее на Землю.

Третьими шли жрецы Брамы — местные целители. Их магия была зеленых оттенков, а руны похожи на руны целителей с Земли. Вот только векши жрецов Брамы, несмотря на цвет их магии, нисколько не принижали, а признавали наравне со жрецами Реки и Сарасвати. Впрочем, они своих целителей не считали за полукровок, объясняя цвет магии смешением крови Сарасвати с кровью Брамы.

Кто такой Брама никто из творцов не знал, но предполагали, что это один из богов векш — не то выдуманный, не то умерший. Его магия никак не ощущалась в мире Авекша, в отличии от магии той же Сарасвати или магии Реки. Зато влияние на векш было огромным — во время первой войны Двух Рек их воины шли в бой с именем Брамы на устах. Да и в целом Брама был местным примером для подражания.

Так, философы в основном занимались разработкой новых заклинаний, нежели углублений знаний об общих законах развития природы, общества и мышления. Потому что истинное знание дал им Брама, со знанием вручив магию и научив ееиспользовать — плести руны. Целью философов с тех пор стало улучшение этих умений на благо векш.

Но и ученые Авекша не совсем походили на ученых Земли, и, если кого и изучали, так людей-рабов. Вот уж кто пытался создать полукровок в прямом смысле этого слова. Причем не только заставляя совокупляться людей и векш, но и такими прогрессивными методами, как искусственное оплодотворение, которое на Земле появилось только в семьдесят восьмом году двадцатого века. Естественно, опыты плодов не принесли — являясь разными биологическими видами, люди не могли иметь потомства от векш и наоборот.

Векши, привыкшие все проблемы решать с помощью магии, решили, что дело во внутреннем огне, что есть у каждого человека. Огонь не дает Воде породить новую жизнь. Так начались опыты по изменению магического ядра, из-за чего испытуемые почти всегда умирали. Благо, в это время на Земле никто, даже творцы, не обращал внимания на то, что там творится с дикими племенами, а значит, расходный материал для опытов всегда был. И ученым векш удалось добиться прогресса в этой области — они создали людей с Водой вместо Огня, но даже так скрестить человека и векша не удалось.

Зато некоторые подопытные научились пользоваться магией векш, благодаря чему сбежали обратно на Землю. Некоторых изловили творцы и, хорошенько допросив, казнили. Творцов пугала чужая магия в исполнении людей, пусть та и давалась бывшим рабам тяжело, сокращая их и без того нелегкую жизнь. Творцы верили, что не уничтожь они «заразу» чужой силы, она распространится и убьет магию вовсе.

Но всех беглецов найти не удалось, некоторые успели еще и потомством обзавестись, которое невозможно было отличить от обычных людей. Так потомки людей с водным магическим ядром растворились в миру. Отсюда такая нелюбовь некоторых творцов к смешанным бракам — они считали, что именно смешанные браки ведут к угасанию родов и выгоранию отдельных магов.

Ян закрыл очередную книгу и посмотрел на свою руку, укрытую за черным гипсом. Он тоже был выгоревшим, только отчего-то не погиб, а лишь приобрел огонь, близкий к изначальному. По сути, он — чистокровный творец, и не только по линии матери — судя по прочитанным у Густафа книгам, семья отца принадлежала к якобы угасшему роду творцов. Эту информацию Ян нашел в двухтомнике Сераджа Ачария «Огонь Изначальный» — в приложениях к книге перечислялись фамилии угасших родов и имена их потомков, которые вновь вошли в сообщество творцов.

Ачария говорил несовпадающие с мнением других экспертов вещи. Он не связывал браки творцов с обычными людьми с выгоранием и угасанием, а повторял все то, что однажды рассказал Яну Арсений. Вернее, это Сеня, скорее всего, цитировал индуса. И раз уж чистильщикам и приближенным к ним людям не чужды идеи Серажда Ачария, Ян решил почитать и другие его книги. Кажется, не так давно видел парочку — одну в разделе про векш, другую — в истории Шамбалы и творцов.

Ян поднялся, собрал больше похожие на брошюры томики про векш и прошел расставлять их на полки, где брал. Сегодня, кроме него, в библиотеке никого не было, поэтому уходить никуда не хотелось, пусть побаливающие от напряжения глаза и намекали, что стоит сделать перерыв. Усталость Ян проигнорировал, но стоило взять в руки книгу Сераджа Ачария «Во имя Брамы», как от дверей его окликнули по имени.

С великим сожалением вернув книгу на место, он обернулся к приближающемуся к нему человеку. Им оказался Мигель, запакованный в черный костюм-двойку и фонящий магией так сильно, что гипс Яна едва не резонировал в ответ. Мигель тоже находился в поместье со дня открытия Врат и успел втереться в доверие к Густафу, став тому чуть ли не правой рукой. Конечно, с одной стороны, Мигель Фернандес был чистокровным творцом, к которому всегда хорошо относились в Конклаве Огня, а Конклав позаботился, чтобы ключевые его члены не участвовали в активации Рубежей. С другой, Мигель — один из чистильщиков, и то, что он переметнулся к Конклаву, расценивалось Яном как предательство.

— Чего тебе? — хмуро спросил он, недовольный тем, что его отвлекли.

— За тобой пришли, — сухо ответил Мигель и посторонился, освобождая Яну дорогу к выходу, после чего последовал за ним.

Путь их лежал в кабинет Густафа, возле которого впервые за все время не было охраны. Из приоткрытой двери слышалось, как хозяин с кем-то ругался, и ему время от времени поддакивал Генри Миллер.

«Не стали ставить Купол или не смогли?» — задумался Ян, на мгновение остановившись перед дверью.

— Заходи, — Мигель подтолкнул его в спину.

Быстро подавив в себе вспыхнувший гнев, Ян шагнул внутрь и сделал несколько шагов к центру. Взгляд выхватил пятерых участников встречи, но остановился на самом ярком. Рядом с тяжелым дубовым столом в кресле для посетителей сидел высокий векш, едва в этом кресле умещающийся. На его длинных темно-лиловых рогах мягко сияли синие руны, белые волосы заплетенные в мелкие косички доставали до плеч, оставляя открытыми удлиненные уши с висящими на них серьгами, похожими на миниатюрных ловцов снов — по три в каждом ухе, поднимающиеся от мочки до заостренного кончика. На коже синего цвета по лбу и под глазами пролегли глубокие морщины, подсказывая, что векш был уже в почтенном возрасте. А вот одежда казалась разноцветными лохмотьями, в которых то и дело проблескивали то ли амулеты, то ли просто украшения. Двумя руками с длинными темно-лиловыми ногтями векш держал серебряный посох, упирающийся одним концом в пол, отчего в точке соприкосновения иногда проблескивали искры.

— Густаф! — увидев Яна, завопил Генри. — Вы же обещали, что сохраните мальчику жизнь!

— Мальчик давно уже мужчина, — послышался от окна тихий голос Макса. — К тому же в моем доме он будет в большей безопасности, чем здесь.

Отец стоял, опершись о подоконник, и смотрел на Густафа. Без привычной маски на его лице отчетливо была видна проступившая накопленная за неделю усталость: темные круги под глазами, впавшие щеки, обострившиеся мимические морщины. Но он жив, и это внушало надежду.

— Тебя надо было казнить, как только раскрылся обман Лин Вея! — еще больше взвился Генри Миллер. — Убийца! Наверняка, смерть Эмбер тоже на твоей совести! Густаф! Почему вы ведете переговоры с этим ничтожеством?!

— Потому что это ничтожество, в отличие от вас, Генри, способно контролировать Внешний Рубеж!

— Так замените его кем-нибудь из Конклава Ог!..

Векш ударил посохом об пол, заглушая последний слог и последующий испуганный возглас Генри. Векш тем временем открыл свои яркие лиловые глаза и пристально посмотрел на Густафа Маркони. Под его взглядом Густаф попятился назад и, если бы не двое охранников, заслонивших его собой, так бы и пятился до самого камина.

— Райджиган, — Макс подошел к векшу и положил руку ему на плечо, — прошу вас. Не хватало еще, чтобы у него разрыв сердца случился. Помните: если он перед смертью не передаст владение местом силы своему наследнику, мы потеряем Милу, а вместе с ней возможность вернуть богиню Сарасвати домой.

Названный Райджиганом шумно выдохнул и, прикрыв глаза, проворчал:

— Нам не пришлось бы его терпеть, если бы творцы заботились о своей земле. Но вы, сожрав Калки, так и не получили истинной силы, — он удрученно покачал головой.

Макс едва заметно улыбнулся, но промолчал, вернулся на свое место. Генри Миллер, сжав кулаки, подорвался с дивана и открыл было рот, но его опередил Густаф:

— Да сядьте вы! Сядьте и заткнитесь! — Он вышел из-за спин охранников и сердито посмотрел на Макса: — Чего вы хотите?! Я не знаю, где ваша дочь! Но готов выделить людей для ее поисков — я и сам не понимаю и не одобряю действия Дерека. Да, Дерек Штаут — преступник и позор всего сообщества творцов! И я уверен…

Макс хлопнул в ладоши, потом еще раз и еще, продолжая аплодировать бурной речи Густафа. Тот и не думал смущаться такой реакции, лишь фыркнул и дернул плечом, повернувшись в сторону стоящего в дверях Мигеля.

— Он выгорел, — подтвердил Мигель. — Дэн Давыдов выгорел и не может ни помочь в поисках Ланы Смирновой, ни закрыть вместо нее Врата, он даже не годен для поддержки Внешнего Рубежа. Мне жаль, Макс, но вы в минусе.

— Контролирующая богиню Воды руна истощилась, — спокойно парировал Макс. — Вы тоже в минусе. И так как продолжаете зависеть от мнения слабых, но почтенных потомственных творцов, вы в большем минусе. Я бы сказал два-два, но Лану мы сможем найти без помощи Дэна. Так что два-три, в нашу пользу.

Густаф сжал зубы, а потом резко повернулся к Яну. И словно почувствовав его намерение, охрана шагнула вперед, а Мигель ухватил Яна за плечо, удерживая на месте. Генри Миллер снова подорвался:

— Густаф! Вы обещали!

Макс рассмеялся, и все остальные замерли на своих местах. От его смеха Яну стало жутко — так смеются самоубийцы, знающие, что, подорвавшись, заберут остальных с собой. И судя по тому, как дернулся глаз у Густафа, он в этом не сомневался. Густаф небрежно махнул рукой, заставляя подчиненных вернуться на свои места. По короткому жесту Ян заметил, как дрожат его пальцы.

«Мила, — понял Ян. — Он боится не Макса, он боится Милу. А у Макса есть способ снизить риски ее пребывания здесь до закрытия Врат».

— Итак, — просмеявшись, заговорил отец, — для начала вы доставите абсолютно все требующееся мне к Внешнему Рубежу, даже книги, которые вы так активно принялись прятать у себя и выкупать у других творцов. Как только я все получу, я пришлю к вам Шанкьяхти, чтобы она помогла с контролем богини. И да, девушка будет совершенно свободна в своих действиях, так что хорошенько подумайте, прежде чем вам или вашим подчиненным захочется ей нагрубить. В конце концов, она наследует самому Райджигану, а нам крайне нужна помощь наших союзников. — Не дожидаясь ответа, он повернулся к Яну и сделал приглашающий жест рукой: — Идем.

Через минуту они втроем очутились в токийском доме Макса. Векш тут же нарисовал в воздухе руну, создающую разлом, кивнул им на прощание и исчез. Ян с минуту смотрел на медленно исчезающую чужую магию, потом обернулся к задумчиво рассматривающему его гипс отцу.

— Мои бессмысленные поиски в библиотеке были отвлекающим маневром для меня или них?

— И то, и другое, — Макс вздохнул и примирительно положил руку на плечо Яна: — Конклав пытался воззвать к Агни. Ну, судя по тому, что они согласились на помощь векш, они точно к нему взывали, но он им не ответил. Это не значит, что нам не следует попробовать сделать тоже самое, но я почти уверен, что результат будет такой же…

— И что нам делать?

— Тебе — присматривать за матерью, пока твоя рука заживает. Саше сейчас очень нужна поддержка.

Ян посмотрел на осточертевший гипс, но перед глазами возник образ заплаканной матери. Исчезновение Ланы она, должно быть, восприняла особенно болезненно.

— Хорошо, — сказал он. — Если у меня будет свой коврик и миска с едой, я, так и быть, останусь.

Макс грустно улыбнулся и потянул Яна дальше по коридору:

— Идем, покажу, где твой коврик.