Русофобия

15 августа

Нью-Йорк, Отель «Варвик»

9.00

Артём Свиридов сладко потянулся, наслаждаясь ощущениями комфорта и неги. Кровать была широкой и мягкой, шёлковое постельное бельё нежно холодило кожу. Рядом лежала Наташа, его молодая жена. Самая красивая женщина из всех, кого он когда-либо встречал. Наташа была высокой брюнеткой с идеальной кожей и зелёными глазами. Артёму нравилось смотреть, как она спит, расслабленно раскинувшись на спине, рот приоткрыт, обнажённая грудь приподнимается в такт дыханию. Если бы он был художником, написал бы с неё аллегорию безмятежности и сексуальности в духе античных скульпторов.

Шло четвёртое утро их семейной жизни. Артём погладил грудь жены, наощупь она была нежной и бархатистой, он никак не мог насытиться ею. Начал целовать, чувствуя, как нежность сменяется возбуждением.

– Солнышко, – прошептал он, заползая на неё, – просыпайся, пора отдавать мне супружеский долг.

– Ты уже ночью всё получил, – сонно пробурчала в подушку Наташа.

– Проценты набежали, – Артём продолжал целовать, сначала шея, затем развернул её к себе, нашёл губами грудь. Он слышал, как участилось её дыхание, и знал, что находится на верном пути. Наташ была не только самой красивой женщиной, но и самой отзывчивой в постели. Определённо, ему очень повезло с женой.

Рузвельт хоспитал

9.53

Зоя Михайловна за то время, что мы не виделись, тоже претерпела изменения. Она уже начала ходить, самостоятельно ела и могла говорить. Да и в целом, выглядела она более уверенной и живой что ли.

Когда мы с агентом Фэйссобером приехали, она была на гигиенических процедурах, как нам пояснила медсестра. И мы остались ждать в палате. Едва Зоя Ардова зашла внутрь, она увидела нас и узнала. Лицо пожилой женщины осветилось такой радостью, будто мы были её самыми близкими людьми. Хотя, если подумать, то сейчас мы с Майклом и есть самые близкие для неё люди в этом чужом городе.

– Здравствуйте, Зоя Михайловна, – я кинулась ей помочь добраться до кровати. Но она меня мягко отстранила и дошла сама. Медленно, но с уверенностью в своих силах.

– Спасибо, Лиличка, – сказала она, отдышавшись, всё же видно, не так просто ей давались передвижения, как она пыталась нам продемонстрировать, – я стараюсь справляться сама. Надо же когда-то привыкать.

В её словах сквозила горечь, но она быстро взяла себя в руки.

– Я готова, можете меня допрашивать. Я кивнула Майклу.

– Миссис Ардов, – агент Фэйссобер всё понял и начал задавать вопросы.

– Расскажите о дне вашего прибытия, – перевела я ей.

Она задумалась лишь на секунду, решая с чего начать.

– Мы выбрали Нью-Йорк, потому что Коля был здесь однажды в юности и с тех пор мечтал ещё раз увидеть этот город, который так похож на наш Ленинград… – Зоя Михайловна мечтательно улыбнулась и начала вспоминать счастливые годы.

Оказывается, Николай Иванович Ардов половину своей жизни провёл в море. Сначала он попал во флот, отдавая долг родине, затем уже – по зову сердца. Вернувшись из армии, он пошёл работать в компанию, занимающуюся международными перевозками. Прошёл множество проверок и тестов, выдержав все испытания, предусмотренные бдительным КГБ. Отправляясь в очередной рейс, длящийся несколько месяцев, Николай брал с собой фотографию любимой жены, а потом и детей. Он знал, что его ждут, и всегда возвращался, привозил подарки из других стран и мечты, вновь эти страны увидеть. Когда-нибудь позже. Путешествие в Америку на золотую свадьбу им подарили дети. Сказали, что дальше уже откладывать некуда. На семейном совете Ардовых единогласно постановили – Нью-Йорк. О папиной мечте знали все. А мечты, как известно, должны сбываться.

Дети и гостиницу заказали, и билеты. Летели эконом классом, но восторгов по прилёту это не остудило. Николай Иванович восхищался устройством аэропорта, сравнивал его с Пулково. В самолёт Ардовы брали книги, любимых классиков. Одна женщина, сотрудница аэропорта, которая проверяла их багаж, увидела книги и сказала, что тоже любит русских писателей. Она так хорошо говорила по-русски. Ардовы были очень рады побеседовать с соотечественницей. Предлагали даже встретиться, посидеть в ресторане, но она отказалась.

– Миссис Ардов, – Майкл, которому я переводила рассказ Зои Михайловны, достал фотографию, – посмотрите внимательно, это та женщина? Это она разговаривала с вами и мистером Ардов в аэропорту?

– Да, – Зоя Михайловна лишь мельком взглянула на снимок.

Когда она начинала рассказывать о Розалинде Голдер, улыбалась, вспоминая первые радостные мгновения пребывания в Нью-Йорке. До тех пор, пока не увидела фотографию. Потому что она поняла.

Я испугалась, что у неё снова случился инсульт. Лицо Зои Ардовой побледнело. Дыхание стало прерывистым. Казалось, она не может вдохнуть. Она открывала рот, закрывала, открывала опять, но сделать вдох у неё не получалось. Её глаза смотрели прямо на меня. В них были страх, боль и обречённость.

Майкл побежал звать доктора.

– Нет, Зоя Михайловна, не смейте! – Я села рядом с ней и взяла её руку. Из глаз полились слёзы. – Пожалуйста, не надо.

Ардова сильно сжала мою руку. Я вытирала слёзы, чтобы лучше видеть её, но глаза тут же снова застилало пеленой. В палату забежали врачи и медсёстры, оттеснив меня от Зои Михайловны. А Майкл вывел меня в коридор.

Он терпеливо стоял и держал меня за плечи всё то время, что я рыдала в больничном холле, уткнувшись ему в грудь. Настоящий джентльмен, он просто молчал и ждал, пока иссякнет водопад.

– Майкл, – наконец я отстранилась и, хлюпая носом, принялась искать в сумке бумажные платки. Не помню, плакала ли я когда-нибудь столько, как сейчас, в этом чужом городе, где люди, которые становятся мне дороги, могут умереть в любой момент, и я ничем не смогу им помочь. – Спасибо вам и извините.

– Всё в порядке, – он был сдержан и невозмутим. Как обычно.

– В Нью-Йорке есть русские церкви? – Мне вдруг захотелось сделать то, о чём я не думала много лет. Я хотела помолиться и поставить свечку за здоровье Зои Ардовой.

– Да, если хотите, я отвезу вас позже.

– Очень хочу.

Больше всего на свете.

Отель «Варвик»

10.00

Артём и Наташа сидели за столиком в небольшом и уютном ресторанчике отеля. Свиридовым гостиница понравилась. Персонал относился к молодожёнам с особым пиететом. Три дня назад их встретили шампанским и фруктами. И продолжали оказывать повышенное внимание, почти предугадывая каждое желание молодой пары. Конечно, Артём понимал, что хороший сервис стоит хороших денег, но его это не особо волновало, ведь медовый месяц, как и свадьбу, оплачивал Наташин отец.

В ожидании заказа супруги молчали. Этим утром произошла первая в их семейной жизни ссора. Наташе хотелось новых впечатлений и развлечений, она предлагала покинуть уже отель и отправиться исследовать Нью-Йорк. А Артём предпочитал остаться в номере, в широкой мягкой кровати, и продолжить исследование тела молодой жены.

Слово за слово, и молодожёны наговорили друг другу таких слов, после которых обоим было неловко. Артём думал, какие эти бабы упёртые. А Наташе казалось, что примирение вовсе невозможно теперь, и вся эта идея со свадьбой и медовым месяцем была большой ошибкой.

Сидя за столиком в ожидании заказа, Артём твёрдо решил помириться с женой в постели и никуда не выходить. А Наташа – отправиться после завтрака на прогулку по городу, с Артёмом или без него.

Заброшенное промышленное здание на окраине Нью-Йорка

10.00

Джек покинул здание бывшей швейной фабрики. Во внутреннем кармане куртки у него лежала фотография красивой молодой женщины. На обратной стороне снимка была надпись «одиннадцатое августа, два часа дня»

Он внимательно огляделся по сторонам, и только когда убедился, что его никто не видит, вышел на улицу. Это был хороший район, потому что здесь даже среди дня редко кого встретишь. Хороший район для того, кто не хочет быть обнаруженным. Кроме Джека здесь обитали только голуби и худая бродячая собака со своими голодными щенками.

Джек ещё раз посмотрел по сторонам и двинулся вверх по улице. У него было задание. Важное задание. Но он отвлекался, думая о седьмом августа. Та русская не такая как другие. Но её ожидает такой же финал, как и остальных. Правда, сначала Джек узнает, какие у неё дела с ФБР. А потом развлечётся. Но всё это чуть позже. У него ещё есть время.

Временный офис ФБР в Нью-Йорке

12.15

Розалинда Голдер сидела в комнате без окон. Зато почти всю противоположную стену занимало огромное зеркало, за которым, это она знала точно, скрывались агенты федерального бюро расследований и рассматривали её, изучая мимику и движения. Её руки и ноги были скованы хитрым механизмом, крепившимся к специальному приспособлению в металлическом столе. Розалинда сидела, выпрямив спину. Её руки лежали на столешнице в непосредственной близости от механизма крепления, если она пыталась развести руки в стороны, то цепочка приподнимала её ноги. И наоборот, когда Розалинда, забывшись, вытягивала ноги, её руки тянулись к кольцу в центре стола. Это была новая пытка, догадалась она, заставить её постоянно держать в напряжении своё тело, чтобы потерять контроль над эмоциями и сорваться.

Хитро. Розалинда усмехнулась про себя. Но с ней этот номер не пройдёт. Она прикрыла глаза, отрешившись от физической составляющей, позволив телу расслабиться, даже в этом неудобном положении.

Этому она научилась в совсем юном возрасте, когда ещё даже не слышала слова «медитация». Другого способа скрыться от побоев отчима Розалинда не знала. На теле оставались синяки и кровоточащие рубцы. Они сильно болели. Но это было потом. Когда она оставалась одна, в безопасности, заползала в широкую бетонную трубу, проложенную для обмелевшего теперь ручья под скоростной трассой. Здесь было её убежище. Её истинный дом. Девочка натаскала в трубу различных тряпок, которые удалось найти, точнее, украсть, в маленьком нищем городишке. Теперь у Розалинды было настоящее верблюжье одеяло, которое кололось, но отлично грело девочку, прятавшуюся в трубе и по ночам, когда пьяный или обколовшийся отчим устраивал дома погром.

Сначала Розалинда плакала, потом поняла, что слёзы ей не помогут. Как и мама, которая после переезда к отчиму тоже начала делать себе уколы в вену. Розалинда не столько понимала, что собой представляют наркотики, сколько сталкивалась с последствиями их применения. Поэтому была совершенно убеждена, что наркотики – зло.

Потом была женщина из службы социальной опеки, которая забрала Розалинду в детский дом. Там было хорошо, ведь девочку кормили и не били, несмотря на то, что она не разговаривала. Затем была милая супружеская пара, плохо говорившая по-русски, долгий перелёт на большом самолёте. И новая жизнь, похожая на сказку. Розалинда могла бы стать счастливой, если бы сумела забыть. Но каждую ночь в детстве и даже сейчас, когда она стала взрослой и видела более страшные вещи, она возвращалась во сне в провинциальный российский городок. Отчим избивал её и называл цыганским отродьем, а отравленная наркотиками мать лежала на грязной кровати и смотрела куда-то вдаль. Сквозь свою дочь, мечтающую в этот миг, чтобы мама, наконец, умерла. И Розалинда смогла бы убежать и оказаться далеко-далеко оттуда.

Центральный парк

12.15

Наташа Свиридова в одиночестве сидела на скамейке в Центральном парке. Наташа рыдала. Жизнь казалась ей конченой, и дальнейшее существование представлялось бессмысленным. Артём отказался с ней идти. Он бросил её одну в медовый месяц. Вспомнив об этом, Наташа зарыдала с новой силой.

Ей уже не хотелось ни новых впечатлений, ни развлечений. Она хотела, чтобы всё вернулось и стало по-прежнему. Она хотела снова быть счастливой и любимой молодой женой.

Что делать дальше Наташа не знала. Она устала плакать, к тому же к ней подходили сердобольные ньюйоркцы, задавали вопросы и предлагали помощь. Она пересела на другую скамейку, расположенную в глубине аллеи. Здесь почти не было людей, и она не привлекала внимание своим несчастным видом.

Выплакавшись, Наташа немного успокоилась. К тому же стоял такой прекрасный день. Парк утопал в яркой зелени, сквозь которую светило солнце. С дерева спустилась пара белок, и, не обращая внимания на неподвижную девушку, зверьки начали возиться в траве.

Возможно, всё не так и плохо, и они с Артёмом ещё смогут помириться и начать всё заново. Девушка решила искренне на это надеяться. Ведь любовь всегда побеждает.

Временный офис ФБР в Нью-Йорке

12.15

Я наблюдала за женщиной, сидевшей по ту сторону стеклянной стены. Её неестественно прямая спина и застывшая поза, говорили о том, что ей неудобно. И то, только если присмотреться внимательнее. Других причин жалеть Розалинду Голдер или сочувствовать ей у меня не было. Эта женщина была убийцей. Даже если сама она и не держала нож, всё равно она была причастна к четырём жестоким смертям. Ведь именно она выбирала жертв. Она решала, кому жить, а кому умереть.

Будто почувствовав мой взгляд и мою решимость во чтобы то ни стало заставить её расплатиться за всё причинённое зло, женщина подняла глаза и посмотрела прямо на меня. Я отшатнулась от стекла, в её взгляде было столько ненависти, что я испугалась.

– Она может меня видеть? – Спросила я Майкла, сидевшего рядом и заполнявшего какие-то бумаги.

– Нет, ни видеть, ни слышать. Это звуконепроницаемое, пуленепробиваемое стекло. А с её стороны – зеркало, в котором она видит своё отражение.

– И свои грехи?

– Не знаю, – Майкл всё-таки оторвался от бумаг и с удивлением посмотрел на меня, – может быть.

Я положила руку ему на плечо и улыбнулась.

– Спасибо вам, Майкл, что позволили мне находиться здесь. Это очень важно для меня.

– Я знаю, – ответил он и вернулся к заполнению бумаг.

Временный офис ФБР в Нью-Йорке

13.36

Розалинда слышала, как открылась дверь, и кто-то вошёл в комнату. Мужчина, определила она, не открывая глаз. Тот агент, который был вместе с русской в аэропорту. Он подошёл ближе и сел за стол, напротив неё.

– Миссис Голдер, меня зовут Майкл Фэйссобер, я руковожу расследованием…

– Я знаю, кто вы и чем занимаетесь, – перебила его Розалинда. – Я расскажу всё, что знаю. Русской.

– Что?

– Я всё расскажу русской девушке, которая вам помогает. Не делайте вид, что не понимаете, о ком я говорю. Позовите её.

Розалинда снова прикрыла глаза и всем своим видом изобразила терпеливое ожидание. Агент Фэйссобер, не ожидавший такого поворота событий, слегка растерялся. Она хотела говорить с Лили.

Протокол не предусматривал привлечения гражданских лиц для допроса подозреваемых. Поэтому ответственность за принятие решения полностью лежала на Майкле.

– Хорошо, – согласился он, – но только в моём присутствии.

Розалинда Голдер ухмыльнулась, став неприятной и опасной. Ей больше незачем было скрывать своё участие в преступлениях Джека Трумэна. Для неё всё было кончено. Но напоследок она хотела доставить себе удовольствие и посмотреть в глаза этой грёбаной русской, когда та узнает о своей скорой и мучительной смерти. Розалинда верила в Джека. Он не отступится от своей миссии. А разобраться с чёртовой русской, которая испортила его планы, для Джека Трумэна станет делом чести. Главное – она успела ему сообщить. А теперь сообщит и седьмому августа или как там её зовут.

Временный офис ФБР в Нью-Йорке

13.52

Майкл считал, что уговаривает меня. Хотя я и не думала отказываться от разговора с Розалиндой. Я не боялась её. К тому же я видела, что она фактически связана, и не считала, что мне грозит физическая опасность. Мне было любопытно. Хотелось выяснить, кто она и как оказалась втянута в это дело. И в некоторой степени мне льстило, что она выбрала меня, тем самым сделав меня сопричастной к своей тайне.

– Не бойтесь, Лилиа, я буду рядом и не позволю причинить вам какой-либо вред, – Майкл продолжал меня убеждать.

– Хорошо, я согласна.

Я улыбнулась ему и направилась в комнату для допросов.

Будет непросто, поняла я, как только встретила пристальный взгляд Розалинды Голдер. Я оглянулась на агента Фэйссобера, вошедшего следом. Майкл обещал молчать, предоставив мне самой вести допрос, и вмешаться только в самом крайнем случае. Он кивнул, показывая, что рядом и поможет в случае чего.

– Ну, здравствуй, золотая моя, – протянула Розалинда по-русски, паясничая, с какой-то знакомой интонацией.

– Зачем вы хотели меня видеть? – Я же решила быть строгой и держаться официального тона.

– Дай ручку, погадаю, всю правду скажу.

– Хватит кривляться, – попросила я, мне было неприятно и брезгливо здесь находиться. – Вы собирались мне рассказать о вашем участии в жестоких убийствах.

– А ты ещё не догадалась?

Она ухмылялась, став похожей на цыганок, которые вечерами крутились возле станции метро у моего дома в Москве, нахально приставали к молодым женщинам, требовали денег или сигарет. Я всегда старалась быстро пройти мимо, не глядя на них. Главное, не встречаться с ними взглядом, – учила меня мама в детстве.

Да, похоже, я догадалась.

– Вы цыганка? – Я села напротив неё и сложила руки на столе перед собой. Я хотела показать ей, что не боюсь. Удерживающая её конструкция казалась надёжной, надеюсь, что Розалинда не сможет меня достать.

Вместо ответа она расхохоталась. Я поняла, что нахожусь на правильном пути.

– Вы из России?

Она перестала смеяться и пристально посмотрела мне в глаза. Стало очень неуютно.

– Думаешь, что всё знаешь про меня? – Розалинда наклонилась ко мне, её лицо было так близко, что я видела красные капилляры в её жутких глазах. – Ты ничего не знаешь.

– Ну, так расскажите мне, Розалинда – я чуть-чуть отодвинулась назад, на более комфортное расстояние, и по её взгляду поняла, что мой маневр не остался незамеченным.

Она была сильнее. И я вдруг осознала, что у меня нет никаких шансов выстоять против них. Против Розалинды Голдер и Джека Трумэна, команды убийц. Пока они вместе, мы ничего не сможем им противопоставить. Если она не захочет сотрудничать, русские в этом городе продолжат умирать. И, возможно, я тоже окажусь в их числе.

– Расскажите мне, Розалинда. Я хочу помочь. Эти люди ни в чём не виноваты. Я просто хочу, чтобы всё это прекратилось.

Она опустила взгляд и несколько секунд смотрела на свои руки, будто решая. Наконец, она заговорила:

– Я родилась в тихом захолустном городишке под названием Новоржев. Слышала о таком?

Я покачала головой, решив в гостинице заглянуть в интернет.

– А про него даже Пушкин писал, – она усмехнулась. – Мне было четыре, когда моя мать убежала от моего отца к русскому любовнику, прихватив меня с собой. Семья её осудила и отвергла, а меня решили вернуть домой. Поэтому матери пришлось уехать. Мы много раз переезжали, запутывая следы. Мать прожила с этим придурком десять лет, и всё это время с моего тела не сходили синяки. Мать сидела на героине, поэтому даже не всегда помнила, что у неё есть дочь. Отчим меня не насиловал, так что можно сказать, что мне повезло. Когда мать умерла, меня забрали в детдом. А потом усыновили американцы, и началась новая сказочная жизнь.

Она замолчала, а я ужасалась рассказу этой женщины. Господи, что же она пережила! Разве должны дети выносить подобное?

Вдруг я услышала, что она смеётся. Розалинда хохотала, глядя на меня. Из её глаз текли слёзы, и она вытирала их плечами. Так же резко, как начала, она прекратила смеяться.

– Что пожалела меня? Маленькую нечастную девочку? – Она попыталась подняться, но её, к счастью, удержали наручники. Гримаса исказила её лицо, оно стало ужасающим. – Я вот тебя не буду жалеть, когда Трумэн до тебя доберётся. Я вас ненавижу. Вас всех! Всех русских до единого надо уничтожить! Давить вас, как тараканов!

Она кричала, брызгая слюной. В её взгляде сквозила такая ненависть, что могла бы испепелить меня. Вот только мне больше не было страшно. Жалось и сочувствие к маленькой девочке с искалеченной судьбой были сильнее. Я остановила агента Фэйссобера, который попытался увести меня от плюющейся злобой несчастной русской цыганки.

– Всё в порядке, Майкл, мы продолжим. – Я снова повернулась к ней. – Это всё, конечно, очень животрепещущая история, но меня интересует другое – как найти Джека Трумэна?

Розалинда снова ухмыльнулась:

– Он сам тебя найдёт. Очень скоро.

Центральный парк

14.00

Наташа Свиридова задремала с раскрытой на коленях книгой. От Достоевского её всегда клонило ко сну, а с «Братьями Карамазовыми» она боролась уже несколько месяцев.

Где-то вдалеке гудел город, слышались радостные крики детей, гуляющих с родителями на центральных аллеях парка. А здесь, в уединении, была одна Наташа, птицы и солнышко, нежно ласкающее девушку сквозь густую листву.

– Какой хороший денёк, не правда ли? – Раздался рядом мужской голос, говоривший по-английски.

Наташа вздрогнула и открыла глаза. Книга упала в траву. Незнакомец поднял её и внимательно вчитался в обложку.

– Русский писатель? – С сомнением спросил он.

– Да, Фёдор Михайлович Достоевский. Вы любите русскую классику? – Наташа старалась быть вежливой и приятной, как её учили с самого детства, но этот привлекательный, в общем-то, мужчина пугал и вызывал необъяснимое желание держаться от него подальше.

– О, очень, – как-то неприятно ухмыльнулся он, – я вообще люблю русских.

Наташе сделалось зябко под пристальным взглядом незнакомца, и она поёжилась.

– Мне пора идти, – она начала приподниматься со скамейки, – было приятно познакомиться и поболтать с вами.

– Сядь обратно, – Наташа почувствовала, как что-то острое болезненно кольнуло её в бок.

Девушка опустилась на скамейку. Она чувствовала, что мужчина нажимает на нож, который медленно прокалывает её одежду, затем кожу. Ей хотелось закричать от боли и страха. Но страх сковал её, не давая пошевелиться.

– Пожалуйста, не надо, – прошептала она.

– Тсс, – он придвинулся совсем близко к ней и приобнял свободной рукой, так что издали они казались очередной влюблённой парой.

Временный офис ФБР в Нью-Йорке

15.34

Майкл собирался с духом, прежде чем войти в зеркальную комнату, где уже несколько часов сидела Розалинда Голдер. Всё это время женщина была лишена воды и пищи, чтобы стала сговорчивее. Профайлеры тщательно изучили запись беседы подозреваемой с Лилией Береговой и предложили методику ведения допроса, которой агент Фэйссобер и собирался следовать. Майкл бросил последний взгляд через стекло на подозреваемую и направился к ней. Пора уже узнать всю правду.

– Принесите воды, – приказал он дежурившему у входа молоденькому агенту и шагнул в зеркальную комнату.

Розалинда подняла на него мутный взгляд и снова опустила глаза. Было видно, что она устала. Похоже, тактика изматывания давала положительный результат. Майкл опустился на стул напротив подозреваемой. Он молча смотрел на неё и ждал, когда уже принесут воду. Это была рекомендация профайлеров. Конечно, агент Фэйссобер, как и все «старики», сомневался в этих новомодных техниках, но готов был попробовать любые варианты, лишь бы сработало.

Утомившись молчанием, Розалинда посмотрела прямо в глаза Майклу и уже открыла было рот, чтобы что-то сказать, но тут появился молодой агент с бутылкой воды. Поставив её на стол, он собрался уходить, но был остановлен ещё одним приказом:

– Освободите её.

И агент, и Розалинда Голдер удивлённо смотрели на Майкла.

– Вы меня слышали? – Он подбавил строгости в голос.

Молодой агент тут же убежал за ключами от наручников. И спустя пару минут Розалинда с видимым облегчением смогла пошевелить затёкшей шеей и плечами.

– Спасибо, – сказала она, прежде чем начать жадно пить воду.

– Принесите ещё воды, – велел Майкл, когда первая бутылка опустела.

Вторую Розалинда пила долго, смакуя удовольствие.

– Иногда вода может быть очень вкусной, – сказала она с усмешкой.

– Я рад, что вам понравилось, – вернул усмешку Майкл, – а теперь давайте поговорим.

Но разговор так и не состоялся, потому что в эту секунду в зеркальную комнату снова зашёл молодой агент и попросил агента Фэйссобера выйти на пару слов.

– Мы договорим, как только я вернусь, – пообещал Майкл Розалинде Голдер. Но в этот день женщина больше не видела агента Фэйссобера, она пробыла в зеркальной комнате одна почти до рассвета. Не подозревая, что о ней попросту забыли.

Центральный парк

16.52

– Как он мог напасть на девушку? – Пытала я агента Фэйссобера, пока мы ехали в машине к новому месту преступления. – Да, ещё и в Центральном парке. Среди бела дня!

Я заметила, что повышаю голос, лишь когда Майкл удивлённо посмотрел на меня.

– Извините, – смутившись, забормотала я, – я просто не могу понять, как ему это удалось. Ведь у него ни машины, ни темноты для прикрытия.

– И стиль совсем другой, – добавил американец, – он просто несколько раз ударил её ножом.

– Просто ударил, – хмыкнула я, – днём, в Центральном парке. Хороши же мы, гоняемся за призраками и допустили смерть ещё одного человека.

– Она жива.

– Что?! – Кажется, я снова перешла на крик, но это меня уже не волновало.

– Ему помешали, – пояснил Майкл.

Девушке действительно очень повезло, потому что в это же время Ева Шлиман выгуливала в Центральном парке собаку. Чтобы не пугать людей огромным чёрным доберманом с красным резиновым мячом-пищалкой в зубах, Ева старалась гулять по удалённым аллеям. Пинки, так звали собаку, первая обнаружила совершающееся преступление. А на голос собаки прибежала и хозяйка. Джек Трумэн сумел скрыться, но мисс Шлиман утверждала, что хорошо его разглядела и запомнила. Ещё бы такое забыть.

Ева позвонила в службу спасения и перевязала бормочущую что-то по-русски девушку. Мисс Шлиман когда-то изучала восточнославянские языки и сообщила полицейским, что жертва «разговаривает, кажется на русском». После чего полиция связалась с ФБР.

Снова оцепление и жёлтая лента, полицейские в форме и криминалисты в белых комбинезонах. Кажется, я начинаю к этому привыкать. Крови было много. Он успел нанести ей четыре ножевых ранения в правый бок, прежде чем собака с хозяйкой его спугнули. Значит, он и сам испачкался.

– Неужели мужчина, перепачканный кровью, в центре Нью-Йорка не привлечёт внимания? – Поинтересовалась я у Майкла, без особых эмоций взирая на окровавленную скамейку. Похоже, всё-таки втянулась, резюмировала я для себя.

Майкл устало вздохнул и посмотрел на меня, размышляя, потом кивнул:

– Маловероятно, но я попрошу полицию распространить информацию. Может, кто-то что-то и заметил.

Агент Фэйссобер поговорил с судмедэкспертами, опросил полицейских, первыми прибывших на вызов, записал у них адрес и телефон свидетельницы преступления, после чего мы поехали в больницу, где сейчас боролась за жизнь ещё одна жертва Русофоба.

Рузвельт хоспитал

21.10

Неизвестная русская девушка находилась в операционной уже несколько часов. В холле дежурил полицейский, и мы с Майклом примостились на жёстком диванчике. Он порывался отвезти меня в отель, но я хотела дождаться хоть какой-нибудь информации. Представляю, как ходила бы сейчас из угла в угол в гостинице. Уж лучше здесь, с людьми.

Пока ждали результатов, зашли в отделение интенсивной терапии, узнать о состоянии Зои Ардовой. К сожалению, она была без изменений, врач сомневался, что она оправится после второго инсульта. Но я надеялась. Она сильная, и у неё есть дети, которые её любят и беспокоятся. Разве это не стимул к выздоровлению?

Я отлучилась на несколько минут, а когда вернулась, услышала, что Майкл разговаривает по телефону:

– Было бы отлично… Да, пусть приезжает… Не надо, я справлюсь… Спасибо, детектив.

– Что случилось? – По его лицу я поняла, что новости хорошие.

– Похоже, нашёлся муж нашей девушки, – Майкл улыбался. Кажется, я видела это впервые.

– Это же здорово.

– Да, его скоро привезут сюда. – Майкл опустился на диванчик, и я села рядом с ним. Так мы и сидели молча, думая каждый о своём. Пока в холле не появился высокий молодой человек в сопровождении детектива Грисби. Майкл взглянул на меня, и мы одновременно поднялись им навстречу. Дэн Грисби представил мужчину, но я не сумела понять транслитерацию, поэтому переспросила его по-русски:

– Простите, как вас зовут?

– Артём Свиридов, – ответил он удивлённо. – Вы говорите по-русски?

– Я из России, – постаралась улыбнуться как можно дружелюбнее, – помогаю ФБР расследовать это дело.

– Что с моей женой? – Парень старался сдерживаться, но было видно, что его трясёт.

– Она жива, сейчас ей делают операцию, – я слегка сжала его предплечье, – пока это всё, что мы знаем.

Он опустился на диван и закрыл лицо руками. Мы с Майклом и детективом Грисби переглянулись. Артёма Свиридова нужно допросить. Но вот в состоянии ли он сейчас дать нам внятные ответы?

– Я с ним поговорю, – в конце концов, ему будет легче разговаривать с соотечественницей и на родном языке.

Майкл кивнул, соглашаясь, и мужчины отошли в сторону, давая нам возможность поговорить наедине.

– Артём, – я присела рядом с ним, – чтобы найти того, кто сделал это с вашей женой…

– Что с ней случилось! – Перебил меня молодой человек. – Вы мне так ничего и не сказали!

Он подскочил с диванчика и теперь нависал надо мной своей массой.

– Артём, успокойтесь, пожалуйста, – я взяла его за руку и потянула вниз, – сядьте, и мы обо всём поговорим.

Он разом сдулся и покорно сел рядом со мной.

– Простите меня, я очень переживаю за Наташу.

– Послушайте меня. – Я старалась говорить медленно и чётко, чтобы он осознал значимость этого разговора для спасения его жены. Даже если и не для спасения, то для поимки преступника точно. – Вы переживаете за Наташу. Чтобы ей помочь, вы должны взять себя в руки, сосредоточиться и рассказать мне о ней.

Это оказалось не так и сложно, хотя ничего важного Артём мне и не рассказал. Они с женой поругались, и она ушла гулять по городу. Одна. Молодой супруг теперь очень сожалеет, раскаивается и клянётся никогда не оставлять Наташу одну. Ну-ну, мой внутренний циник скорчил мину. Где-то я такое уже слышала.

Я махнула рукой Майклу, и они с детективом Грисби подошли. Я поднялась к ним навстречу и ответила прежде, чем услышала вопрос:

– Всё то же самое: вышла одна из гостиницы и попалась прямо в руки Русофобу.

В это время хлопнула дверь в конце коридора, та самая на которую мы смотрели с надеждой и страхом. Все четверо, мы повернулись на звук. К нам спешил хмурый доктор в светло-зелёной униформе.

– Кто родственники? – Неприветливо спросил он.

– Я! – Артём Свиридов подскочил с дивана и бросился к хирургу. – Что с Наташей?

– Операция прошла удачно. Состояние стабильное, но тяжёлое. Больше смогу сказать, когда она проснётся. – Доктор повернулся и пошёл обратно по коридору. Не знаю, как остальные, а я опешила.

– Стойте! – Крикнул ему вслед Артём, заставив обернуться. – Можно мне увидеть жену?

– Нет, – помотал головой доктор, – может быть утром.

Он уже давно скрылся за дверью, а я всё смотрела ему вслед. И это про наших врачей говорят, что они лишены человеческого тепла и участия? Впрочем, я видела не так много хирургов и русских, и американских, чтобы делать какие-то выводы. Я решила оставаться объективной и не судить сгоряча. Возможно, всё дело в разнице менталитетов. От размышлений меня отвлёк голос детектива Грисби, он предлагал отвезти Артёма обратно в гостиницу. Майклу нужно было вернуться в офис, чтобы написать отчёт. Поэтому я решила напроситься вместе с полицейским, но не успела. Потому что агент Фэйссобер вдруг заявил, что сможет завезти меня в отель по дороге в офис. Мне казалось, что офис ФБР находится в другой стороне. Но если принять во внимание моё неумение ориентироваться на местности, или другими словами, географический кретинизм, то, возможно, я ошиблась. Поэтому я не стала спорить с американцем, и спустя двадцать минут была уже в гостинице. Константин Петрович не брал трубку, поэтому, оставив душ на утро, я сразу же отправилась спать.