Русофобия

21 августа

Нью-Йорк, аэропорт имени Джона Кеннеди

13.05

В аэропорт меня сопровождали под конвоем: двое незнакомых агентов сели со мной в автомобиль, ещё четверо ехали в машине сопровождения. Наверное, так выдворяют из страны опасных международных преступников – торговцев оружием, наркобаронов, глав террористических организаций. И меня – рядового специалиста-консультанта по международным отношениям в Министерстве иностранных дел Российской Федерации. Если бы на душе не было так гадко, я бы посмеялась над этой ситуацией.

Майкл не появился, и от этого было ещё тоскливее. Это он своим поступком предал меня и то, что между нами было. А было намного больше, чем просто международное сотрудничество и одна проведённая вместе ночь. За эти дни мы стали по-настоящему близки. Возможно, между нами даже могло что-то получиться. А он отрёкся от меня ради служения своей дурацкой стране.

Всю дорогу до аэропорта я смотрела в окно, стараясь запомнить проносящиеся мимо урбанистические пейзажи. Больше мне не представится такой возможности, потому что въезд в Соединённые штаты Америки для меня запрещён пожизненно, как мне сообщили вчера. Думаю, я переживу это без особых проблем. Но где-то очень глубоко всё равно было обидно. Я ведь столько для них сделала, жертвовала свободой, здоровьем и даже жизнью. Неблагодарная нация эти американцы.

До вылета оставалось около полутора часов. Константин Петрович уже находился в зале ожидания.

– У вас получилось? – Спросила я вместо приветствия.

– Мне помог твой американец.

– Майкл? – Удивилась я.

Ефимцев кивнул, а потом не удержался и всё же пояснил:

– Не знаю, на какие рычаги он нажимал, но, если бы не агент Фэйссобер, твои щенки остались бы в Америке.

– Спасибо, – на душе стало немного теплее. Всё-таки в этой стране я обрела настоящих друзей, для которых неважно русский ты или американец. О том, почему Майкл решил мне помочь, сейчас я думать не буду. Подумаю об этом после, в спокойной обстановке, когда всё немного остынет, когда я буду дома и смогу отдохнуть от всего пережитого.

– Они уже в самолёте, вместе с багажом. Пойдём, нас ждёт Катя.

Я пробиралась вслед за Петровичем по залу ожидания, обходя бесконечные ряды кресел, чемоданы, вытянутые ноги, играющих на полу детей. За нами след в след шли мои сопровождающие, получившие приказ убедиться, что я села в самолёт и больше никогда не вернусь сюда, в самое демократичное из всех демократических государств. Даже в мыслях я старалась сарказмом прикрыть обиду. Вышвырнули меня, как нашкодившего котёнка, даже не удосужившись разобраться. Вот тебе и международное сотрудничество.

В самом конце зала, в нескольких метрах от стойки регистрации, нас ждала Катя. Её конвой был скромнее моего, всего два агента, против моих шести. может мне нужно гордиться тем, что американцы столь высоко меня оценили? Катя сидела в инвалидном кресле, была бледна сверх меры, с тёмными кругами вокруг глаз, рядом с ней стоял мобильный штатив для капельницы, соединённой с её веной.

– Как я рада, что ты жива! – Я подошла к ней, опустилась на колени и обняла, стараясь быть осторожной. Глядя на ссадины на её лице, я вспоминала то заброшенное здание и безжалостного убийцу, орудующего металлическим прутом.

– Я тоже рада, что ты жива! – бывшая шпионка улыбалась.

И я вдруг поняла, что весь ужас последних дней наконец-то закончился. Я лечу домой, и теперь всё точно будет хорошо. Русофоб погиб. Даже, если раны, нанесённые мной и не оказались смертельными, он наверняка утонул. Там было несколько метров глубины, он потерял много крови. Маньяка больше нет. Мы можем больше не бояться.

– Теперь всё будет хорошо, – сказала я Кате, совершенно убеждённая в правдивости своих слов.