День был дождливый и серый; при каждом выдохе к глазам поднималось маленькое облачко пара, и сквозь него мир казался другим. Знаю, многие не любят промозглую осеннюю сырость, но я всегда видел в ней что-то романтическое, и каждый раз неясная печаль наполняла сердце.
Хотя сегодня сердце было уже переполнено, так что для печали в нем просто не осталось места: я был удивлен, взволнован и немного напуган неожиданным звонком незнакомого нотариуса.
Через час я уже сидел в его конторе и, если честно, терялся в догадках.
Нотариус — немолодой, с залысинами и хитрым взглядом — усадил меня в кресло, попросил подождать минутку и принялся смотреть мои документы.
— Вы сказали, что дело срочное, — в конце концов не выдержал я.
— Так и есть, Серафим. Так и есть, — подтвердил он и, оторвавшись от бумаг, протянул мне руку: — Борис Львович.
— Очень приятно, — вежливо ответил я, хотя приятно не было нисколечко: протянутая рука показалась мне гибкой змеей, а ладонь ужалила холодом.
— Итак, молодой человек, согласно этому завещанию, вы являетесь единственным наследником Александра Семеновича Яновского — его квартиры, банковских счетов и…
— Не может быть! — воскликнул я. — Это какая-то ошибка — я понятия не имею, о ком вы говорите.
— Нет, ошибки нету, — поспешил заверить Борис Львович. — Здесь указано, что вы не являетесь родственниками; и я трижды проверил ваши данные — все совпадает.
— Даже так? — изумился я. — Не понимаю…
— Ну знаете, в жизни всякое бывает… — зашел издалека нотариус. — К примеру, может статься, что он ваш настоящий отец.
— Мой отец умер, когда мне было тринадцать, — резко заметил я. — И он был хорошим человеком.
— Никто не спорит, царство ему небесное, — внезапно перекрестился нотариус. — Просто я пытаюсь вам объяснить, что жизнь, как горная река, полна подводных камней.
— Я понимаю, что вы хотите сказать, — нахмурился я.
— Так вот… Если, конечно, вы не откажетесь от наследства, то к вам перейдет роскошный пентхаус в центре столицы и приличные денежные средства. И еще небольшая коробка. Понятия не имею, что в ней, — может, фотографии или дневники…
Я не знал, что ответить…
— А вы лично были знакомы с Александром Семеновичем?
— К сожалению, нет. Но я получил подробные инструкции и, по сути, являюсь его душеприказчиком. Можете посмотреть завещание.
— Интересно, — пробормотал я, впиваясь глазами в документ.
«Невероятно! Такое крупное наследство — и просто так?
В это невозможно поверить…»
— Не понимаю, отчего вы такой угрюмый? Тут радоваться надо, а не хмурить брови. Тем более, вы безработный музыкант, ютитесь с мамой и бабушкой в однокомнатной квартире, даже девушку привести некуда…
— Извините, но это не ваше дело! — возмутился я.
— Нет, молодой человек, это — моя работа, — возразил нотариус.
Я молча вернул завещание и задумался.
Борис Львович тоже молчал, терпеливо ожидая ответа.
— Хорошо, — решился я и удивился, что такое, казалось бы, простое решение далось мне с трудом. — Что от меня требуется?
— Да в общем-то ничего: все бумаги готовы, вам только нужно подписать заявление. А дальше я начну оформление. Но это, разумеется, займет какое-то время. И не волнуйтесь — мои услуги были оплачены наперед.
— Понятно. И никаких подводных камней?
Борис Львович слегка замялся:
— Видите ли, согласно распоряжению покойного Александра Семеновича, вы обязаны незамедлительно переехать в свою новую квартиру. Кроме того, до полного оформления документов вы не должны сообщать другим лицам, что получили наследство.
— То есть?
— То есть ни родственникам, ни друзьям — никому, — пояснил нотариус. — Это ясно?
Я кивнул.
— Замечательно. Тогда подписывайте, и я отвезу вас домой.
Когда мы закончили с документами, Борис Львович вручил мне картонную коробку и улыбнулся:
— Здесь могут быть ответы на ваши вопросы.
— Ага, — в свою очередь улыбнулся я. — Или пара старой обуви.
Мой новый дом действительно находился в центре — им оказалась одна из модных высоток, построенных лет пять или шесть назад.
«Дом для богатеньких! — мысленно присвистнул я, оказавшись в огромном вестибюле. — Черт, да тут даже пальмы растут!»
Слева от входа манекеном сидел консьерж, который сразу механически улыбнулся:
— Добрый день, Борис Львович! Здравствуйте!
Второе приветствие было адресовано мне, и я уже собирался ответить, но консьерж так неприкрыто ощупывал меня глазками, что желание быть любезным пропало.
Конечно, рваные джинсы, облипшие грязью ботинки и потертая куртка делали меня человеком второго сорта, но он тоже к первому не относился.
Борис Львович также ничего не ответил, только слабо кивнул, и мы направились к лифту.
— Что ж, осматривайте свои владения, — сказал он, когда мы поднялись наверх.
Ключ бесшумно повернулся в замке, вспыхнул свет, и я первым шагнул в квартиру.
Я часто мечтал о своем жилье, но мечты мои были скромными, поэтому пентхаус показался настоящим дворцом: двухэтажный, с огромными окнами и высокими потолками, просторный и светлый и с удивительным видом на реку. Хотя обстановка была простая, без помпезности и лепнины, которую я опасался увидеть: неброская мебель, деревянные полы и портрет Джимми Хендрикса в студии над камином. А еще — невероятная стереосистема и несколько гитар у стены.
— Неожиданно, — заметил я, оборачиваясь к молчаливому Борису Львовичу. — Прежний владелец тоже был музыкантом?
— Не знаю, — пожал плечами нотариус. — Наверняка это было не основное занятие, а так, хобби. Вы довольны?
Я открыл один из гитарных чехлов. Надо же, бас!
— Доволен? Да я потрясен! — признался я.
— Прекрасно! — заулыбался нотариус. — Тогда обживайтесь и не забываете о правилах: никаких друзей и вечеринок, пока не будут оформлены документы. Вот немного налички — на первое время.
— Спасибо, — обрадовался я, принимая пухлый конверт.
— Банковские карточки сделаем через несколько дней. Всего хорошего, Серафим.
— До свиданья!
Я остался один. Один в огромной квартире.
Неужели я был неправ, и чудеса все же случаются в этом жестоком мире?
Около часа я бродил по пентхаусу, изучая обстановку и содержимое шкафов. Большинство вещей были новые и, как оказалось, моего размера. Это натолкнуло на мысль, что Александр умер не старым, и, возможно, его смерть была внезапной. Кроме того, мне начало казаться, что между нами существует какая-то связь. Не думаю, что он был моим настоящим отцом, но все же…
Вечерело. Серый мир за окном потемнел, и город вспыхнул разноцветными огоньками. Мост метро, подсвеченный фонарями, казался дорогой жизни, уходящей в темную неизвестность вечности, и я прилип к стеклу, пытаясь заглянуть в нее с двадцать третьего этажа.
А потом неожиданно вздрогнул — в доме стояла непривычная тишина.
«Странно, — мысленно удивился я. — Вот уже три часа, как мне никто не звонил».
Проверив телефон, я убедился, что так и есть — ни пропущенных звонков, ни сообщений.
«Ну и ладно, — совсем не расстроился я. — Так даже лучше. А маме я позже позвоню — скажу, что ночую у Стаса».
Размышляя, я оказался на кухне и машинально заглянул в холодильник. Эх, придется сбегать за продуктами.
Я взял немного купюр из конвертика, приличную кожанку из шкафа и спустился вниз.
На этот раз консьерж был нем как рыба — наверное, до сих пор переваривал мое вселение.
Дверь оказалась довольно тяжелой, и я поморщился, представляя, что каждый раз, выходя на улицу, буду толкать ее как хрупкая девчонка. Все, завтра же запишусь в тренажерный зал — теперь я могу себе это позволить.
Наконец поборов непослушную дверь, я очутился снаружи.
Господи! Здесь не было ничего — ни фонарей, ни машин, ни сквера через дорогу… Непроглядная чернота вцепилась в глаза и стала сжимать горло; обжигающий, совсем не сентябрьский холод погладил по волосам. Такого ужаса я не испытывал никогда, разве что в далеких детских кошмарах, но из них можно было сбежать…
Обезумев, я схватился за дверь и, тяжело дыша, ввалился обратно.
Внутри все было нормально: яркий свет, ужасные пальмы, мраморный пол и эта отвратительная лепнина!
Да что же со мной происходит?
— Что-то забыли? — поинтересовался консьерж.
— Да… — хрипнул я и, собравшись, выдохнул: — Забыл спросить, где ближайший магазин.
— Через квартал, — ответил консьерж и добавил: — Закажите лучше доставку.
— Не сегодня, — возразил я. — Хочу прогуляться.
И снова вернулся к двери.
Руки тряслись, сердечный насос громыхал, но я заставил себя выйти на улицу.
Все повторилось, но в этот раз я был готов к жуткой, обжигающей тьме. Прикинув направление, я зашагал сквозь нее, но сердце продолжало стучать, как сумасшедшее.
«Ничего, ничего. Все получится. Может, это внезапная куриная слепота или что-то вроде. Глаза привыкнут. Надеюсь…»
И они действительно привыкли. Правда, ночь по-прежнему была несказанно темной, но постепенно я различил дорогу. И сразу замер как вкопанный.
Я шел по земле. По сухой, покрытой трещинами, земле.
И тут я понял, что приду куда угодно, только не в магазин.
Нужно вернуться, пока еще можно отыскать дорогу назад.
Я оглянулся.
Дома не было — позади меня возвышался огромный маяк, наверху которого горел яркий желтоватый огонь.
Не помню, как снова очутился в квартире. Трясло так, что зубы стучали. Я зажег свет везде, даже в ванной, включил музыку, чтобы не сидеть в тишине, и достал из бара спиртное.
Почти залпом осушив стакан коньяка, я выпустил эмоции наружу:
— Да что за сверхъестественная хрень?!
Мой вопрос остался без ответа: из колонок лилось гитарное соло, а взлохмаченный Хендрикс довольно щурился над камином.
И тут я вспомнил о коробке.
Сорвав липкий скотч, которым была прихвачена крышка, я обнаружил бумажный сверток, аккуратно перевязанный крест-накрест. Вначале мне показалось, что в нем пачка писем или блокнотов, но, развернув упаковку, я увидел деревянную шкатулку, старинную и с резьбой.
И надо же — она оказалась закрыта, а ключа в коробке не было и в помине!
Я забегал по дому в поисках инструментов и в конце концов сорвал крышку с петель большим кухонным ножом.
Внутри лежал крошечный ржавый ключ. Мало того, он идеально подходил к замку на шкатулке. К чему эта загадка? Кем же ты был, Александр?
Я крепко выругался и услышал входной звонок.
— Да что же это такое? Неужели соседи? Вроде не громко…
Но все же, уменьшив звук, я пошел открывать.
На пороге стоял невысокий парень с двумя увесистыми пакетами. От него пахло сигаретами и сыростью. На темной куртке поблескивали крошечные капельки воды.
«А ведь на улице дождь», — подумал я, и в сердце разлилась пустота.
— Доставка продуктов, — сказал гость из недоступного мне мира.
— Я ничего не заказывал.
Парень посмотрел на меня, на дверь, в накладную и возразил:
— Ну, может, не вы, а жена или кто-то еще… Адрес точно ваш. Куда поставить?
Я указал на кухню:
— Сколько с меня?
— Уже оплачено, — сообщил курьер. — Распишитесь.
Я даже не удивился:
— Спасибо.
И черканул закорючку.
Парень замялся.
«Чаевые!» — догадался я и достал из кармана купюру.
— Вот, возьмите.
— Это много, — засомневался курьер.
— Мельче нет.
Парень с радостью схватил бумажку и был таков.
Я запер дверь и заглянул в пакеты: да тут на неделю хватит!
С едой дело пошло на лад — я быстро приговорил бутылку и Уснул на кухонном диване.
Утро выдалось серое: за окном продолжал лить дождь, и дома на горизонте пропали за сизыми тучами.
И все-таки был день. Возможно, эта чертовщина случается только ночью, и сейчас я смогу выйти из дома.
Я умылся, оделся и вспомнил о матери. Может, она звонила, пока я спал?
Нет, не звонила — телефон разрядился. Надеюсь, она не волнуется. Хотя, конечно, волнуется, ведь я у нее такой непутевый…
Решив немедленно во всем разобраться, я вызвал лифт и спустился вниз.
Консьерж был тот же.
«Наверное, работают в две смены: этот днем, а кто-то другой ночью. Или он робот», — подумал я и усмехнулся.
— Здравствуйте! Все в порядке? — поинтересовался прилипала-консьерж.
— В порядке. А что?
— Ну вчера вы так быстро вернулись…
— Гулять расхотелось, — отрезал я. — Возможно, у вас найдется зарядка?
Я показал свой старенький телефон.
— Найдется — у меня такой же.
— Тогда зарядите, пожалуйста.
— Не вопрос, — любезно сказал консьерж.
Вручив ему телефон, я направился к выходу. Через дверное стекло в вестибюль заглядывал грустный дождливый день.
«Ну же, Сим! Не трусь! Там светло».
Но для меня на улице по-прежнему стояла темная ночь.
«Вот и все! Я никогда отсюда не выберусь», — с ужасом подумал я, и по спине пробежал холодок.
Ничего не случается просто так, и у каждого чуда есть темная сторона. Я же оказался в кромешной тьме. И, к сожалению, это был не сон, из которого можно сбежать просто открыв глаза.
Пересилив себя, я зашагал наугад. Темнота потихонечку отступила, и впереди задрожал огонек.
Недалеко от маяка горел костер, а вокруг сидели какие-то люди. Рядом с ними стояли небольшие повозки, но лошадей нигде не было. Еще я увидел шатер. Неужели цыгане?
Я прислушался: говорили они негромко и с легким акцентом — строили планы на будущее.
Мне по-прежнему было страшно, но я решил подойти к костру.
Выглядели незнакомцы чудно и совсем не походили на цыган, хоть и были чернявыми. Удивительные и выразительные лица показались смутно знакомыми, как будто я видел их прежде — может, на древних барельефах, может, в забытых снах.
Меня заметили, беседа остановилась, и один из «цыган» привстал:
— Новый смотритель?
— Новый, — согласился я и подошел вплотную.
— Это хорошо. Хорошо, что так быстро нашли замену. И вовремя, — сказал «цыган». — Вы, наверное, желаете с нами посидеть? Я — Нифрим, старейшина рода.
— Сим, — назвался я и устроился рядом.
На какое-то время все выжидающе затихли: «цыгане» отрешенно смотрели в огонь, а я разглядывал их необычные лица. Нифрим не выглядел старым, хоть в волосах блестела седина, а лоб покрывали морщины. Но, видимо, не только годы делают людей стариками — на нем лежала печать каждодневных забот, бессонных ночей и волнений.
Справа от старейшины сидела необычайно красивая девушка, какую на земле и не встретить. Она казалась древней царевной или даже языческой богиней…
Всего возле костра собралось человек пятнадцать, но взгляд, стремительно описавший круг, возвратился к черноволосой красавице.
В непривычно светлых глазах заплясали ржавые искры.
— Нина, — ласково улыбнулась она.
Сердце учащенно забилось, я смутился и оглянулся на маяк.
Странно, ведь маяки обычно строят на побережье, но здесь не было моря — только дикая, окутанная тьмой, иссохшая земля.
— Какая долгая ночь, — вздохнул я и обернулся к Нифриму. — А что случилось с прежним смотрителем, Александром?
— Алик погиб, — сообщил старейшина и тоже вздохнул.
Мне снова стало тревожно, но расспрашивать я не решился.
— Это случилось в последний День тьмы, — тихо добавила Нина.
— Если честно, мы шли сюда не надеясь, что маяк заработает вновь. Можно сказать, нам очень повезло, — признался Нифрим.
— Стало быть, вы кочевники? — поинтересовался я.
— Не совсем. В Дни света мы живем оседлой жизнью, но в Дни тьмы нам приходится покидать дома и искать защиту у маяков.
Я сделал неимоверно глубокий вздох, чтобы собраться с мыслями, не вызвав подозрений. Вопросов возникло множество, но больше всего беспокоило то, что эти скитальцы ждут от меня защиты. Разве я способен их защитить?
— Что я должен делать?
— Вы уже делаете, Сим, — улыбнулся старейшина и кивнул в сторону маяка.
— От кого вы бежите? — напрямую спросил я.
— От демонов ночи, что покидают свои пещеры в Дни тьмы, — пояснил он.
Я задрожал.
«Отлично! Здесь еще и демоны есть! Да что же это за мир такой? Или это другая планета?»
— Не бойтесь, они не могут приблизиться к маяку, — успокоила Нина.
— Но Александр…
— Алик оставил маяк и ушел, — прошептал старейшина. — Почему, не знаю. Мы слышали, как на него напали в темноте…
Мне стало не по себе. Хотя, наверное, так и заканчивают дни смотрители неспособные жить своей жизнью, раздираемые двумя мирами — от безумия и одиночества они сбегают во тьму…
— Сколько длится ночь?
— Алик приходил к костру тридцать раз, — сообщил Нифрим.
— Месяц?! — воскликнул я.
— Дни света вдвое длиннее, — опять успокоила Нина.
«Значит, в Дни света я снова увижу свой мир».
— Это все? Больше никто не придет?
— Придут. Я отправил людей сообщить, что маяк работает вновь, — поделился Нифрим.
Я поднялся:
— Хорошо. Мне пора. Увидимся завтра.
— Будем ждать, — кивнул старейшина.
— До свиданья, — нежно улыбнулась Нина.
Я побрел обратно, к маяку, понурив плечи и борясь с тошнотой. В голове творился какой-то космический хаос и мелькали кометы мыслей. Разве можно было предположить, что, шагнув за порог, я окажусь в чужом и загадочном мире? Но если часть меня хотела сбежать, навсегда захлопнув невозможную дверь, то другая страстно желала остаться.
Я схватился за ручку и оглянулся: где-то там, у костра, сидела дивная неземная Нина.
День был в самом разгаре, и дождь прекратился. После темноты я щурился от света.
— Телефон! — окликнул меня консьерж. — Кстати, у вас гости.
— Кто? — удивился я, забирая свой старенький аппарат.
— Борис Львович.
— Ну конечно! — воскликнул я, словно забыл об условленной встрече, и поспешил наверх.
Борис Львович сидел на диване в гостиной.
— Здравствуйте, Серафим! Надеюсь, вы не против, что я заскочил вас проведать? Просто на звонки вы не отвечали, а вторые ключи остались у меня…
Я прислонился к стене рядом с камином:
— Приехали проверить, не тронулся ли я потихоньку? Не волнуйтесь, все у меня хорошо… Вы ведь никакой не нотариус, а, Борис Львович? Почему же вы сразу не сказали, что вам нужен смотритель маяка?
— А вы бы поверили, Серафим?
— Не знаю… Но почему вы выбрали меня? Только не говорите, что я какой-то особенный!
— Однако так и есть.
— И что же делает меня таковым? Хороший слух или бедность?
— Кровь, — сказал Борис Львович. — Кто-то из ваших предков был с другой стороны.
— Не может быть! — изумился я.
— А иначе вы бы не смогли пересечь границу. Понимаю, вы сейчас немного растеряны и напуганы…
Я прислушался к бурлящим внутри чувствам. Да, не без этого. Но больше всего я был зол, даже взбешен: никто не вправе отобрать мою жизнь, а взамен подсунуть другую — чужую и чуждую.
— Вы плохо меня изучили, господин наниматель. Для меня нет ничего важнее свободы. Так что вам придется поискать другого кандидата.
Казалось, Борис Львович был готов к такому заявлению:
— Конечно, Серафим, вы вольны отказаться, и я приму ваш отказ. Но пока вы не можете уйти, придется побыть смотрителем, хотите вы этого или нет.
— Целый месяц! — ужаснулся я. — А как же моя рок-группа и репетиции? Что я ребятам скажу?
— Что устроились на работу, которая требует постоянного присутствия. Хотя, если честно, ваши перспективы на музыкальном поприще нулевые.
— Значит, нулевые?! — совсем разозлился я.
— Ну вам уже тридцать, а вы еще ничего не добились, и только глупцы полагают, что у них вся жизнь впереди.
— Выходит, я глупец. Ладно, как-нибудь переживу…
— Не хотел вас обидеть, но никак не пойму, чем вас не устраивает работа смотрителя. Ведь это всего четыре месяца в году, а делать, по сути, ничего не нужно. Остальное время живите как вздумается. К тому же со средствами смотрителя вы сможете и группу раскрутить, и путешествовать…
Я усмехнулся: «Отличная попытка!»
— Многие вкалывают с утра до вечера и никогда не получат таких возможностей, — продолжил уговаривать Борис Львович. — И потом, неужели вам неинтересно? Может, если вы больше узнаете о другой стороне, то перемените свое решение?
— Вижу, вы сильно желаете, чтобы я его переменил.
— Буду с вами откровенен, Серафим, — в мире не так много людей с особенной кровью, и найти вам замену будет непросто. Значит, на один маяк станет меньше, и многие погибнут.
— Только не делайте из меня убийцу!
— Я говорю как есть. Вы сможете с этим жить?
Я вспомнил прекрасные глаза загадочной Нины и понял: нет, не смогу.
— Так что вы предлагаете? — взволнованно спросил я.
— Принять свое предназначение, примириться со своими обязанностями и перестать быть эгоистом, — сказал Борис Львович.
— Тогда объясните, кто эти люди? Почему мы должны их защищать?
— Они — наш последний рубеж. Не станет их — и тьма с другой стороны просочится в наш мир. А вы даже не представляете, Серафим, что кроется в этой тьме.
— Демоны ночи, — прошептал я и содрогнулся.
— Это всего лишь слова, — нахмурился Борис Львович. — Современному человеку непросто понять, что за ними стоит. Зато древние люди знали, какая нам угрожает опасность.
— Значит, маяки существуют давно? — удивился я.
— Они были еще у шумеров, а смотрителями становились жрецы и маги.
— Но я не маг!
— Это вам так кажется. Просто вы еще не поняли, Серафим, как работает маяк: ваша сила заставляет его светиться.
— Выходит, маяк — это я?
— Можно и так сказать. Сила, заложенная в вас изначально, пробудилась, когда вы переступили порог этого дома.
— Но ведь это обычная многоэтажка!
— Для всех, но не для вас. Зиккураты, пирамиды, башни смотрителей всегда строились в особенных местах. Раньше их называли местами силы, но теперь мы знаем, что это места пространственных разломов. Ваш дом стоит на одном из них.
— И оказаться на другой стороне способен лишь маг, — сложив два и два, заключил я. — А что такое «другая сторона»?
— Иной план бытия, связанный с нашим как части песочных часов, — загадочно ответил Борис Львович.
Я задумался.
— Наверное, я останусь, — спустя минуту сказал я.
— Наверное? — прищурился Борис Львович.
— Меня смущает… беспокоит…
— Что? Говорите, не стесняйтесь!
— Судьба Александра. Вы знаете, что его растерзали демоны?
В глазах Бориса Львовича проскользнуло секундное удивление, но потом он потупил взгляд и вздохнул:
— Если честно, я не знал, что его постигла такая ужасная смерть… Но как это случилось, ведь возле маяка безопасно?
— Это случилось, потому что он оставил маяк и ушел во тьму.
— Странный поступок… Вам кочевники рассказали? Бедный Александр… Так вы боитесь повторить его судьбу?
Я кивнул.
— Не бойтесь, на маяке и возле него вам ничего не грозит. Просто не уходите далеко, если вздумаете прогуляться.
— Не вздумаю.
— Значит, договорились? Будете работать?
— Буду, — согласился я.
— Не ходите туда слишком часто — такие визиты отнимают энергию. Если что-то понадобится или возникнут вопросы — звоните. И, пожалуйста, не отключайте больше телефон, а то вы заставили меня поволноваться.
— Я не отключал, просто он разрядился, — виновато ответил я.
— Следите за этим.
— Обещаю.
Борис Львович поднялся, сердечно пожал мне руку, и пентхаус вновь опустел.
День пролетел незаметно: хотя мне было непривычно одиночество, я быстро нашел чем себя занять. Сперва созвонился с мамой, затем с друзьями, и они не усомнились в моей истории. Конечно, я рассказал им байку: мол, устроился давать уроки музыки сыну одного бизнесмена, и одно из условий моего внезапного трудоустройства — проживание с семьей в загородном доме. Зато деньги хорошие — и так далее, и тому подобное. С другой стороны, я часто устраивался на разные работы, иногда очень сомнительные, поэтому никто даже не удивился.
Закончив телефонные звонки, я какое-то время играл на гитаре, а потом уселся смотреть кино.
Ближе к полуночи стало как-то тоскливо. Я снова вспомнил загадочный Нинин взгляд и решил проверить, как обстоят дела на другой стороне. Также мне захотелось сделать девушке какой-то подарок и, не придумав ничего другого, я взял пакет с апельсинами. Неоригинально, во всяком случае в нашем мире, но там наверняка они не растут.
Выходя из подъезда, я на секунду засомневался — а вдруг пронести пакет не удастся? Но апельсины никуда не исчезли, и я, довольный, быстро зашагал к костру.
Дорога теперь виднелась отчетливей, и, оглянувшись, я удивился — маяк светил куда ярче, чем в прошлый раз. Мало того, с каждым новым шагом он разгорался сильнее, заставляя пятиться тревожную тьму.
Впереди горел костер. И еще один, и еще…
Я застыл, ошеломленный, и чуть не выронил апельсины — это же надо, сколько народа собралось! Неожиданное зрелище заставило сердце дрогнуть, ведь все эти жизни зависели от маяка. От меня.
Борис Львович был прав — я рассуждал как эгоист. И трус. К счастью, мне удалось сделать правильный выбор.
Разглядывая собравшихся, я насчитал девять костров и растерялся, не представляя, к какому из них идти. И тут увидел, что кто-то махнул мне рукой.
— Что, господин смотритель, не ожидали такого многолюдья? — с улыбкой спросил Нифрим, заметив мою растерянность.
— Не ожидал, — согласился я и посмотрел на Нину.
Девушка по-прежнему сидела рядом со старейшиной, но глаза ее были плотно закрыты, а лицо казалось застывшей маской. Теперь она походила на древнюю статую, искусно раскрашенную талантливым мастером, а неровный свет костра, играя на скулах, делал изваяние живым.
Я расстроился: Нина спала.
— Это вам, — сказал я, протягивая Нифриму пакет.
— Что это? — удивился он.
— Апельсины. Еда.
— О, это так любезно! Спасибо. Хотите присесть?
Я покачал головой:
— В другой раз.
Внезапно люди заволновались, некоторые даже привстали, с беспокойством вглядываясь в зловещую темноту. Нифрим тоже поднялся, и лицо его исказилось от изумления:
— Алик?!
Я резко повернулся и увидел невысокого человека, шагающего к маяку. Похоже, он торопился и поэтому игнорировал окружающих, но, приблизившись к нам, неожиданно сбавил шаг.
Выглядел Александр неплохо, совсем не так, как положено мертвецу: приятный, слегка за сорок, шатен, жилистый и живой. Правда, одежда его загрязнилась, местами даже порвалась, кончики пальцев заметно дрожали, а глаза лихорадочно блестели — по всему было видно, что он побывал в переделке.
Слова застряли в горле, и я уставился на прежнего смотрителя, совершенно не зная как быть.
— Так вы не погибли?! — пораженно воскликнул Нифрим.
— Как видишь, нет, — резко сказал Александр и схватил меня за руку. — Пойдем!
Он потащил меня за собой, как мать непослушного ребенка, и я подчинился, додумывая несказанное: «Ему срочно нужна моя помощь».
Возле входа в маяк Александр остановился и посмотрел на меня, да так, что я задрожал.
«Неужели он злится, что я отнял его маяк? — пронеслось в моей голове. — Так что же получается — я больше не смотритель?»
Не знаю почему, но я ужасно расстроился. Хотя, наверное, это из-за Нины…
— Извините, — пробормотал я. — Все думали, что вы погибли…
— Почему ты извиняешься? — округлил глаза Александр.
— Ну… Я занял ваше место, а теперь вы вернулись…
Он нервно улыбнулся:
— Спокойно, парень! Я не вернулся.
— Не понимаю…
Но объяснения не последовало.
— Слушай внимательно: мне нужно туда войти и сразу выйти, — заявил бывший смотритель, указывая на дверь. — Поэтому, будь добр, отвлеки консьержа.
— Зачем? — опешил я.
— Не хочу, чтобы он меня видел, ясно? И сам не болтай!
До меня, наконец, дошло:
— Так вы бежите? Бежите в наш мир? Но почему? Что с вами стряслось?
— Это тебя не касается, — резанул Александр и взялся за ручку. — Готов?
— Стойте! — крикнул я. — Вы не можете так уйти!
— Могу и уйду, — возразил бывший смотритель.
— Две минуты! Пожалуйста! Я сделаю все, что просите. Буду нем как рыба. Только поговорите со мной, помогите мне разобраться!
— И почему я должен тебе помогать? Я десять лет потратил, чтобы найти ответ. Десять страшных лет!
Последняя фраза прозвучала пугающе, и подозрения превратились в уверенность: что-то не так с этой работой, и с маяком, и с людьми.
Заслонив собой вход, я потребовал объяснений:
— Если хотите уйти незамеченным, расскажите, что вам известно. Иначе я не стану никого отвлекать.
Однако мой ультиматум на него не подействовал.
— Ну и ладно! Они все равно узнают, — невесело сказал Александр, отстраняя меня от двери.
Похоже, у меня осталась последняя попытка.
— Значит, вы хотите, чтобы я повторил вашу судьбу? Почему? Я же не враг!
Александр внезапно смягчился:
— Нет, ты дурак, который клюнул на их удочку. Наверняка уже возомнил себя героем, спасающим мир от жуткой тьмы? Но правда в том, что мир в спасении не нуждается.
— А как же демоны? — усомнился я.
— Их нет, — огорошил бывший смотритель.
Дыхание перехватило, голова закружилась, и я осел на ступеньку:
— Значит, меня обманули?
— О, не только тебя!
— Объясните!
— Хорошо, — сказал Александр и опустился рядом. — Представь, что маги древности отыскали способ привязать себя к нашему миру. Для этого они поселили здесь специально подготовленных рабов, являющихся своеобразными якорями. Как их готовили, мне неизвестно, но эти опустошенные люди стали вместилищами для душ. Таким образом, дух умирающего мага не устремляется к звездам, а переходит на эту сторону, вселяясь в тело раба.
— Но их тут больше сотни! — потрясенно воскликнул я.
— Возле этого маяка. Не забывай, что есть и другие. Так вот, время на этой стороне движется так медленно, что, считай, его и вовсе нет. Прошлое и будущее в этом месте как бы отталкиваются друг от друга, и происходит что-то вроде временного зависания, поэтому наш год длится здесь всего четыре дня.
— Получается, Дни тьмы — это всего лишь ночь? Одна длинная ночь?
— Так и есть, — подтвердил Александр.
— Постой! Когда же маги поселили здесь рабов?
— А ты как думаешь?
Я вздрогнул: неужели эти люди — ровесники Вавилона?
— Но ведь это вечная жизнь!
— Ага, в темнице, — кивнул Александр. — Настоящая жизнь там, на нашей стороне. Поэтому маги находятся тут недолго.
— А какова функция смотрителя? — спросил я, с трудом переварив услышанное.
— А вот это самое интересное. Маяк позволяет им путешествовать в наш мир и обратно.
— Ну и пусть себе путешествуют. Мне-то что?
— А то, что смотритель не может оставить маяк.
— Как так?
— Думаешь, твоя вахта продлится месяц? Черта с два! Ты больше не сможешь вернуться в наш мир.
— Даже в Дни света?
— Даже в Дни света, — глухо повторил Александр. — Видишь ли, часть тебя уже здесь, на этой стороне, в одном из рабов. Поэтому в Дни света ты будешь спать. Возможно, тебе приснится, что ты вернулся и зажил на широкую ногу, как тебе обещали. Мне, например, снилось. Такая сладкая иллюзия…
— Это ужасно… — прошептал я. — Что же делать?
— Ну я нашел свой сосуд и убил, — признался Александр. — Теперь я свободен и могу переступить порог.
— А как же я?
— Не знаю. Думай сам. И решай. Лет десять у тебя точно есть. Хотя, если честно, я был уже на грани. Дело в том, что смотрители как бы перетекают на эту сторону, поэтому живут недолго.
— Мне только тридцать, — простонал я.
— Надо же — я старше тебя всего на три года, — вздохнул Александр.
— А что после смерти? Для нас?
— Скорее всего, смотритель превращается в блуждающий дух.
— Как они?
— Наверное, как они. Но утверждать не берусь. А проверять не хотелось…
Я сжался: теперь меня пугала совсем другая тьма — та, которую я увидел на секунду заглянув в свое будущее.
Александр поднялся:
— Извини, но мне пора уходить.
Понимаю, ему не терпелось вернуться в наш мир.
— Ответьте на последний вопрос: как отыскать мой сосуд?
— Им должен быть кто-то из тех, кого ты встретил в свое первое посещение.
— И как я узнаю этого человека?
— Он будет постоянно спать. Кстати, им может оказаться женщина.
«Нина?!» — чуть не крикнул я вслух, и руки похолодели.
— Я должен его убить?
— По-другому никак, — зловеще прошептал Александр и протянул мне руку. — Давай поднимайся! Пора устроить небольшое представление.
— Пора…
Я горько усмехнулся и шагнул в вестибюль.
Ночной консьерж лишь мельком взглянул в мою сторону.
«И что мне делать? Устроить драку? Прикинуться пьяным?»
Но вместо этого я направился к лифту, затем громко вскрикнул и рухнул на пол.
«Должно сработать».
Консьерж, конечно, немного замешкался, но, увидев, что я продолжаю лежать, бросился на помощь:
— Что случилось? Вам плохо?
Я схватил его за руку:
— Голова закружилась. Ничего. Уже лучше.
— Точно? — нахмурился он, помогая мне встать. — Какой-то вы бледный… Может, вызвать врача?
— Не нужно. Лучше проводите меня домой.
Консьерж оглянулся на дверь, но возражать не стал:
— Только быстро. Какой этаж?
— Пентхаус.
Лифт приехал, и мы шагнули в кабину.
«Вот и все, — подумал я, когда двери закрылись. — Удачи тебе, Александр!»
В моей просторной тюрьме было темно и тихо. Не включая света, я подошел к окну. Внизу, золотясь огнями, дремала ночная столица.
Город, в котором я родился и вырос. Город, в котором я жил и любил.
Теперь нас разделяло не только стекло…
Где-то там, полной грудью вдыхая сентябрь, по нему шагал Александр.
И возможно, когда-нибудь я тоже смогу вернуться…
А пока для меня наступили Дни тьмы.