Русский фантастический, 2014 № 01. Сказатели

Вериль Елена Елизарова

Марте Опанасенко повезло — ее налетчики застрелили. А Деборе и Айгюль, женам Шломо Камински и Рашида Мурзамуратова, не повезло — их пираты угнали с собой. Способных держать оружие мужчин казнили. Стариков и детей не тронули.

Запасы рения налетчики выгребли с рудниковых складов подчистую, селение ограбили и убрались, прихватив с собой двадцать шесть женщин — жен и старших дочерей астероидных колонистов.

Ивана Опанасенко радиограмма с вестью о несчастье застала в пути. Втроем с Рашидом и Шломо они направлялись на закупку провизии на Вилену, аграрную карликовую планету в пяти сутках лета.

— Разворачивай! — ворвался в пилотскую рубку Иван, едва принял радиограмму и осознал, о чем в ней говорилось. — Беда, — выдохнул он и завыл в голос — тоскливо, будто пес по умершему хозяину.

Рашид вырвал у Ивана из рук мятую бумагу с текстом. С минуту, каменея лицом, читал. Затем с размаху саданул кулаком по пульту управления и бросил старенький грузовоз в разворот.

— Гады… — давясь от перегрузки, хрипел с кресла второго пилота Шломо. — Гады! Что же это творится, господи!

— Найдем, — хорохорился командир прибывшей на астероид спецрейсом команды рейнджеров. — На части порвем, на куски.

Иван молча слушал, затем поднялся и, сутулясь, пошел прочь. Найти пиратскую базу было делом нереальным — искали ее безуспешно не одно десятилетие. А даже если предположить, что найдут, Марту это не вернет. Айгюль, Дебору и прочих — тоже, вряд ли кто-либо из женщин останется в живых после того, как пираты ими насытятся.

«Жизнь закончилась», — осознал Иван. Закончилась вместе с жизнью Марты. Осталось трое малышей: Танюшке пять, Женечке на год меньше, а Олег едва начал ходить. Что же теперь делать… Как жить, как поднимать детей, как быть с рудником, как…

— Врасплох нас застали, — глядя в землю, говорил старый Дитер Вейсман. — Не ожидали мы. Мой Курт, царство ему небесное, как раз на посту был, при пушках, на пару с Джо Морганом. Позвонил еще домой, сказал: «Что-то закупщики раньше срока пожаловали, сходи, отец, к складским, скажи, чтобы начинали вывозить руду». А это вон какие закупщики оказались. — Старик стер слезу с морщинистой дряблой щеки. — Они по пушкам еще с орбиты врезали — ракетами. Курт мой там и погиб — сразу, и Джо с ним вместе. То ли пароль, то ли позывные эти сволочи знали. Проворонили парни их, не распознали, а потом уже поздно было.

— Ладно, старик, — вздохнул Шломо Камински. — Что уж теперь. Решать надо, что с рудником делать.

Шломо, понурившись, замолчал. Беда враз согнула его, выбив из жизнерадостного весельчака и веселье, и радость. Сейчас на Шломо было страшно смотреть. Розовощекое, добродушное, всегда гладко выбритое лицо стало злым, одутловатым и заросло щетиной. Могучие плечи казались теперь покатыми, а карие со смешинкой глаза — печальными и выцветшими.

— Куда мне решать, — махнул рукой старый Дитер. — Вы, считай, втроем на все поселение остались. Вы и решайте. Как скажете, так и будет.

Рудником пятнадцать колонистских семей владели на паях, равными долями. Четыре дюжины детей после налета разом осиротели, оставшись без матерей. И с тремя отцами — на всех.

— Продавать надо. — Рашид глядел исподлобья. Его смуглое, скуластое, узкоглазое лицо посерело, кожа обветрилась, и заострился, словно у покойника, подбородок. — Поделим выручку, разлетимся. Пристроимся куда-нибудь. Как думаете?

— Мне безразлично, — уныло ответил Шломо. — Пришла беда — отворяй ворота. Выручки-то не будет — полугодовой запас руды похитили. Хорошо, если продажная цена покроет долги. Куда я теперь мальцов дену.

Остались у Шломо на руках пятеро мальчиков, погодков, мал мала меньше. Старшему едва сравнялось двенадцать.

— Вот что, парни… — Иван грузно поднялся, оперся клешнястыми натруженными пятернями о стол. — Я против продажи. Детей поднимать надо. Продадим рудник — по миру пойдут. Года три всего придется ишачить, четыре от силы, пока старшие пацаны не подрастут. Питу Моргану скоро тринадцать, близнецам Ошимото — уже четырнадцатый.

— Легко сказать, три-четыре года, — протянул Шломо задумчиво. — Как их прожить-то?

— Как-нибудь. — Иван стиснул челюсти. Серые, обычно маловыразительные глаза стали вдруг стальными и упрямыми. — Как на каторге. У меня с восьмого по десятое колено предки — каторжане и лагерники. Едва ли не все поголовно. Ничего, сдюжим.

Как они сдюжили, Шломо понимал плохо. По шестнадцать часов в сутки, без выходных и праздников. Вскорости он уже чувствовал себя не человеком, а неким автоматом, роботом, которого раз поставили в забой и велели долбить, а смазывать и ремонтировать забыли.

— Больше не могу, — взмолился однажды Рашид. — Нет, я не от работы загибаюсь. Вернее, от нее тоже, но в меньшей мере.

— От чего же тогда? — поинтересовался Иван.

— Безбабье замучило. — Рашид потупил глаза. — Стыдно признаться, спать не могу, гаремы снятся. Валюсь с ног как убитый, а посреди ночи вскидываюсь и зубами скриплю до утра.

— Мастурбируй, — пожал плечами Иван, — говорят, помогает.

— Пробовал. Противно это, да и какое там «помогает». Пару часов облегчения, потом опять в дугу скручивает. Боюсь я, парни. Третьего дня Алиска Морган, дуреха сопливая, глазки мне начала строить. От горшка два вершка, сиськи еще не выросли. Так что вы думаете? Едва удержался, чуть не набросился на нее, педофил драный.

Иван переглянулся со Шломо.

— Ты вот что, дружище, — Иван шмыгнул носом, — еще потерпи малость. Пит уже не сегодня завтра сможет тебя подменить. С погрузчиками он и сейчас ловко управляется, способный парнишка и работящий, жаль, Джо, покойник, не дожил. Месячишко еще, другой — и отпустим тебя, слетаешь на Вилену или на Весту. Еще куда-нибудь… сосватаешь девчонку или вдову, мы тут как-нибудь без тебя пока перебьемся.

— Кто за меня пойдет, — махнул рукой Рашид. — Шахтер: рожа черная, жопа черная, за душой ни гроша да семеро по лавкам.

— Ладно тебе, — усмехнулся Шломо. — Года два-три еще — и рудник снова начнет приносить прибыль.

— Если начнет, — поправил Рашид. — И какая баба будет ждать эти годы. Да и за-ради чего? Глаз моих красивых? Косых ко всему. Тем более в таком захолустье.

— Я вот думаю… — поскреб пятерней в затылке Иван. — Ты правильно говоришь, дружище. Нормальная баба ни за одного из нас не пойдет, для этого мозги надо иметь набекрень. Остается, однако, вариант. — Иван замолчал, помялся и, наконец, закончил: — Я думаю взять лигирянку.

— Сдурел? — присвистнул Рашид.

— Да нет, в здравом уме и при памяти. Я считаю, нам каждому надо взять по одной. Всем лететь на Лигирь необязательно. Одного пошлем — без разницы кого. Пит его заменит. Займем в галабанке под будущую выручку, и ходок выкупит трех лигирянок. Каких сторгует, желательно не уродок.

Наступила тишина. Слухи о землянах, взявших в наложницы лигирянок, ходили давно. И были эти слухи самыми что ни на есть противоречивыми. Говорили, что лигирянки приносят несчастье. Также что, наоборот, удачу. Еще поговаривали, что они ревнивы и мстительны. Ходила история о некоем дальнобойщике Фредди, женатом на лигирянке и увлекшемся в полете пассажиркой. Фредди нашли под утро зарезанным, в обнимку с зарезанной же лигирянкой, причем, кто кого убил, так выяснить и не удалось.

Лигирь, планета земного типа, была четвертой от светила в системе гаммы Водолея. И, как всякую подобную планету, населяли ее гуманоиды. Внешне они мало чем отличались от гомо сапиенс, особенно если не брать в расчет цвет кожи, варьирующийся у лигирян от лимонно-желтого до ярко-оранжевого. Геномы обеих рас были, однако, несовместимы, хотя краем уха Иван слыхал скандальную историю поп-звезды, клявшейся, что забеременела от дикого лигирянина. Правда, ввиду общеизвестной любвеобильности этой звезды, клятва ее выглядела весьма сомнительно. Главное же отличие было не во внешности и не в структуре хромосом. Уровень развития лигирянской цивилизации отставал от земного на два десятка веков. Там еще в моде было рабовладение, варварские войны и довольно жуткие с точки зрения современного землянина нравы. Насильственные смерти любого толка были у местных в чести. В частности, поговаривали, что первым визитерам с трудом удалось воспрепятствовать массовому жертвоприношению в честь новых богов, свалившихся в железных огурцах с неба на головы аборигенам.

Мало-помалу, правда, к богам привыкли и настоятельным их просьбам вняли. Убивать и сжигать на кострах во славу прекратили. Зато охотно отдавали богам девушек — считалось, что та, на которую пришлые обратили внимание, сама вместе с ними возносится на небо — и в буквальном, и в переносном смысле. А уж ставший традицией выкуп за причисленную к сонму святых, по земным меркам пустяковый, враз делал счастливых родителей богачами.

«Девочки вполне себе ничего, можно даже сказать, хорошенькие. Ну и какую из них взять себе», — размышлял Иван, задумчиво разглядывая трех потупивших очи долу девиц.

На Лигирь по жребию выпало лететь ему. За неполную неделю, там проведенную, у Ивана в глазах рябило от едва скрытых прозрачными туниками женских прелестей. Очередь из мамаш и папаш, желающих сдать свое чадо на небо, выстроилась внушительная. Поднаторевший в процедуре Иван к концу первых суток стал тратить по пять минут на соискательницу. Имя, возраст, тембр голоса и цвет кожи заносились в блокнот, после чего посетители выпроваживались и сменялись новыми.

— Айла, 19, сопрано, желтый.

— Лиела, 24, дискант, бледно-песочный.

— Рина, 20, фальцет, оранжевый.

В результате из добрых пяти сотен кандидаток Иван отобрал этих трех. Возможно, потому, что, в отличие от череды прочих, девушки запомнились. Чем, он толком сказать не мог, и вот теперь, в тесной кают-компании рейсового межпланетника, пытался сделать выбор.

— Сюда смотрите. — Так и не определившийся с выбором Иван решил отдать инициативу девушкам. Он разложил на столе фотографии и теперь тыкал пальцем в крайнюю справа. — Это Рашид, — прокомментировал Иван в диктофон транслятора, обошедшегося в десять раз дороже, чем все три дамы оптом. — Отличный парень, энергичный, заботливый, работящий. А это Шломо. Хмм… он, в общем-то, такой же. Ну а я вот, перед вами. Морда, конечно, у меня еще та, но не суть. Итак, кому нравится Рашид?

— Нам нравишься ты, господин, — за всех ответила бледно-песочная Лиела.

— Э-э… — оторопел Иван, — что, всем трем? Так не годится.

— Любая из нас будет счастлива, если ты выберешь ее, господин.

— Н-да… — Иван поскреб щетину на подбородке. — Счастьице, должен заметить, то еще. Что же мне, по-вашему, жребий кидать, что ли? Я ведь ни одну из вас, по сути, не знаю. Так же, как вы меня. И потом, перестаньте называть меня господином. Я Иван, это прекрасное русское имя. Рашид тоже хорошее, только казахское. И Шломо — так называли мужчин иудеи еще три тысячи лет назад.

— Любая из нас будет счастлива, если ты выберешь ее, Иван, — поправилась Лиела.

«Идиотизм, — прикрыв глаза, подумал Иван. — Кто бы мог подумать, до чего я докачусь. Постыдная, дурацкая ситуация. Марта бы сказала — кретинская. Или дебильная, Марта за крепким словцом в карман не лезла».

Он невольно покраснел и подумал, что сейчас предает мертвую Марту. Меняет память о ней на девку. Пустышку пятнадцатью годами его младше. Последняя мысль внезапно оказалась решающей.

— Ты, — вскинул Иван глаза на Лиелу, с ней разница будет хотя бы всего в десятилетие. — Я беру тебя. Тьфу, черт!..

— Спасибо тебе, господин.

Цвет кожи у девушки вдруг стал из бледно-песочного золотым.

«Она тоже стыдится», — понял Иван и покраснел пуще прежнего. Хорош гусь. Словно собаку на базаре выбрал. И слова соответственные, хорошо, не попросил показать зубы или что там у собак смотрят.

— Извини, — промямлил Иван, — я хотел сказать, что ты красива и это… — Он запнулся, подходящие слова не шли на ум. — Красива, нежна и эмм… это…

— Добродетельна, — подсказала Лиела. — У меня никогда не было мужчины, господин. То есть Иван.

«Этого только не хватало», — в сердцах выругался Иван про себя. Он вдруг явственно почувствовал себя старым развратником.

— Беда с ней, — жаловался Рашид. — С Риной. «Ты только не влюбись в меня», — процитировал он. — Как вам это, парни?

— Тот же случай, — подтвердил Шломо. — «Я буду готовить тебе, убирать за тобой, — писклявым голосом принялся он пародировать Айлу. — Растить твоих детей, ухаживать за ними. Буду тебе верна и покорна. Изучу еврейские обычаи, если велишь. Но заклинаю тебя: не люби меня». Можно подумать, человек волен над такими вещами. Кого же любить, как не женщину, с которой делишь кров и постель. У тебя та же история, Ваня?

Иван кивнул. История была та же. С оговоркой.

— Моя ко всему… — Иван сглотнул слюну, откашлялся и, наконец, решился оговорку озвучить: — Нехорошо говорить такие вещи о женщине, но моя холодна в постели.

— И не только твоя, — буркнул Рашид.

Шломо кивнул.

— Никогда бы не подумал, — сказал он. — Айла на вид чувственная, жаркая девушка. Да дело даже не в холодности, парни. Она, как бы это сказать, барьер ставит. Покорна, услужлива, приветлива, прекрасная хозяйка. А как доходит до этого дела, то… — Шломо махнул рукой. — Словно она меня боится. Или даже стыдится. Нет, неверно… словно она в эти моменты уходит, вот. Оставляя вместо себя лишь свою оболочку. Манекен, который поворачивается, когда попросишь, увлажняется, когда полагается, раздвигает ноги, когда надо. И — все.

— Почему ты постоянно повторяешь эту фразу, Лиела? В конце концов, она звучит как заклинание. Что плохого произойдет, если я, по твоим словам, влюблюсь?

Кожа у девушки в который раз поменяла цвет с бледно-песочного на золотой.

— Ты чувствуешь, что начинаешь влюбляться в меня, Иван?

— Не знаю… — Иван растерянно посмотрел Лиеле в глаза. — Я привязался к тебе. Спешу с работы домой, зная, что ты меня ждешь. Мне нравится твоя стряпня, нравится, как ты обращаешься с детьми. Им ты тоже нравишься. Танюшка вчера сказала «мама Лиела».

— Она правда сказала так?

— Да. Спросила, когда мама Лиела сошьет кружевной сарафан, который носят на ее родине. Сказала, что ты этот сарафан ей обещала.

— Иван, мы уже два года вместе. Ты взял меня потому, что кому-то надо было смотреть за домом и детьми, пока ты работаешь. И делить с тобой ложе, потому что каждому мужчине нужна женщина. Я необразованна и глупа по сравнению с женщинами твоей расы. Тебе было очень тяжело, Иван, и поэтому ты взял меня. Твоим друзьям тоже было тяжело, и они взяли других девушек из моего мира. Мы помогли вам, и теперь вам не так тяжело, как было прежде. Отпусти меня, Иван.

— Как это «отпусти»? — ахнул Иван. — Куда?

— Обратно. На Лигирь. Наши мужчины, когда берут женщину за себя, знают, чем это кончится. И идут на это потому, что так повелось в нашем мире.

Ивана передернуло. Он ошеломленно потряс головой, слова Лиелы звучали зловеще.

— Чем же это может кончиться? — спросил он.

— Ты не поймешь, Иван.

— Так объясни мне.

— Я не могу. У меня не хватит слов, но, если даже хватит, ты не поймешь. Для слова, которое в нашем языке обозначает, что бывает между мужчиной и женщиной, когда они любят друг друга, нет перевода в твоей машине, — кивнула Лиела на транслятор. — Мы называем это вериль, но само по себе слово «вериль» не скажет тебе ничего.

Иван поднялся, нервно заходил по помещению. Остановился.

— У меня нескромный вопрос, — сказал он. — Раз за разом нам с тобой становится лучше в постели. Только я не изменился, я такой же, возможно, не слишком умелый. Получается, что изменилась ты. Вопрос: почему?

Кожа Лиелы стала цвета червонного золота.

— Потому что так начинается вериль, Иван. Мы уже вступаем в него. Ты отпустишь меня?

— Нет, — сказал Иван твердо. — Не отпущу. Что бы этот вериль ни означал. Плевать я на него хотел.

— Напрасно, — прошептала Лиела. — На вериль плевать нельзя.

— Снова здорово, — буркнул Рашид угрюмо. — Наши истории развиваются параллельно. Рина тоже сказала мне про вериль. Позавчера. И просила отправить ее обратно.

— И Айла, — кивком подтвердил Шломо. — Две недели назад. Когда я спросил, что случилось с ее физиологией.

— Так или иначе, похоже на то, что пресловутый вериль угрожает тем, кто в него вступает, — произнес Иван задумчиво. — Неясно только, в чем это заключается.

— Будет день — будет пища, — пожал плечами Шломо. — Я никакой угрозы не ощущаю. Девочки нервничают, это бывает. Странно только, что нервничать они начали поздновато. Пары лет, так сказать, не прошло, как…

Старшие сыновья погибших колонистов подросли и заменили отцов в забоях и шахтах. Теперь работа на руднике перестала изматывать и поглощать жизненные соки. Добыча начала приносить прибыль, и режим жесткой экономии на астероиде закончился. Новоприобретенные плазменные пушки прикрыли поселение от возможных налетов. Последняя версия системы распознавания объектов исключила повторение того, что случилось шесть лет назад. Молодняк дежурил на посту у пушек в три смены, двадцать четыре часа в сутки, и впервые за долгое время Иван почувствовал себя в безопасности.

К Лиеле он привязывался с каждым днем больше и больше и с удовольствием проводил в ее обществе все свободное время. Рядом с ней было на удивление тепло и уютно. Даже разница в образовании сгладилась и стала незаметной. Ивану часто казалось, что его вторая жена в интеллектуальном плане не уступает первой. Иногда он отчетливо чувствовал, что Лиела в следующую секунду скажет или сделает, и неизменно угадывал. Сначала Иван удивлялся неожиданно открывшимся способностям к ясновидению, потом перестал. В конце концов, он прожил с ней бок о бок несколько лет и за это время достаточно хорошо ее изучил. Правда, покойную Марту Иван тоже изучил досконально, но предсказывать ее реплики или поведение не взялся бы.

Несчастье случилось на четвертый год после появления на астероиде лигирянок. Ивана посреди ночи разбудил запыхавшийся и взъерошенный Шломо.

— Вставай, — затряс он Ивана за плечо, не обращая внимания на прикорнувшую рядом с ним Лиелу. — Быстрее, ради бога!

— Что стряслось? — Иван спустил ноги на пол, замотал головой спросонья.

— Рашид повесился.

— Что-о-о?!

Рашид с Риной висели рядом, в самодельных петлях, касаясь друг друга локтями. Ивана едва не вывернуло наизнанку, стоило ему взглянуть на обезображенные мукой, распухшие лица.

— Отец с мамой вчера повздорили, — размазывая по лицу сопли и слезы, поведал Мурат, Рашидов младшенький. — Сильно кричали, я испугался и заткнул уши, чтобы не слушать, но все равно крик пробивался через ладони. А потом вдруг смолк, и я обрадовался, что они больше не ссорятся. И радовался до тех пор, пока не зашел в гостиную и не увидел их.

— Вериль, — сказала Лиела, когда вернулись с похорон. — Это вериль.

— Вот что, милая… — Иван был настроен решительно. — Садись. Рассказывай, что такое этот чертов вериль.

— Не кощунствуй, прошу тебя. — Кожа у Лиелы привычно зазолотилась. — Вериль — это великое благо, высшая награда людям, которые любят друг друга. Но он может стать великим несчастьем, если не уберечь любовь.

— Вот как… — Иван задумчиво поскреб подбородок. — Значит, моего друга убил вериль. Рашид, получается, не сберег любовь, и вериль его покарал, так?

— Вериль всегда карает обоих.

— Прекрасно, — Иван в сердцах сплюнул. — Замечательно. И как это происходит? Каким образом вериль умудрился повесить двух здоровых, полных сил и жизни, людей?

— Откуда мне знать, Иван. — Кожа Лиелы приняла обычный бледно-песочный оттенок. — Вериль у каждой пары свой. Кто знает, что между ними произошло.

— Я, кажется, знаю, — ошеломленно протянул Иван. — Вернее, догадываюсь.

Алисию Морган он застал на посту при пушках. Тощая девочка-подросток выросла, превратившись в длинноногую и длинноволосую красавицу с широкими бедрами, тонкой талией и внушительных размеров грудью.

— Не твое дело, Иван, — дерзко ответила Алисия в ответ на прямой вопрос. — Я взрослая девушка, раскрепощенная, без комплексов и сплю с кем пожелаю.

— Вот как, — усмехнулся Иван криво. — С кем пожелаешь, значит. А то, что твоя раскрепощенность угробила двух человек, тебе, выходит, наплевать?

— Как это «угробила»? — ахнула Алисия. — Ты о чем?

— Ты спала с Рашидом или нет?

— Да! — выкрикнула Алисия Ивану в лицо. — Спала! Что с того? Я давно его хотела, он нравился мне, когда я была еще ничего не смыслящей в этих делах девчонкой.

— А жена Рашида, Рина, знала о вашей связи?

— Жена-а-а, — протянула Алисия и презрительно фыркнула. — Какая она ему жена? Бесплодная, безграмотная дикарка.

— Повторяю: знала или нет?

— Ну знала, — фыркнула Алисия. — Вернее, узнала. Я сама ей сказала.

— Зачем?! — Иван едва сдерживался — ему отчаянно хотелось ударить эту потаскуху — с силой, наотмашь, по лицу.

— Зачем-зачем… — Алисия кокетливо пожала плечиками. — Чтоб знала свое место, инопланетная сучка.

«Так вот что такое вериль», — думал Иван, наблюдая за хлопочущей на кухне Лиелой. Параллельность жизненных процессов, по-другому, пожалуй, не назовешь. Месяц назад он обрезал палец, зацепился за зазубренную скобу в шахте. Вернувшись домой, обнаружил, что палец у Лиелы также залеплен пластырем. Тот же, что у него, — указательный, на правой руке.

С ними обоими происходят одни и те же вещи. Речь стала едва ли не синхронной, они зачастую хором произносят одинаковые фразы. Все чаще и чаще Иван видит, о чем Лиела думает. Не глазами видит, а другим, внутренним зрением. И всякий раз угадывает. Получается, что вериль еще и телепатия. Синхронность в поступках, в событиях, в мыслях. Или, скорее, даже не синхронность, а близость. Во всем. У них даже зубы ноют одновременно.

Радиограмма с Весты пришла под утро. Принявший ее Иван с минуту осмысливал содержание, затем вскочил, собираясь немедленно бежать к Шломо. Остановился на пороге, замер. Развернулся и бросился в спальню будить жену.

— Была стычка, — начал объяснять он, пристально глядя в увеличивающиеся от страха глаза Лиелы. — Рейнджерам удалось захватить пиратский флагман, команду пленить. В результате переговоров достигнута договоренность. Пираты возвращают женщин, захваченных в предыдущих налетах, в обмен на команду флагмана. Среди них Дебора Камински, жена Шломо. Бывшая жена, — поправился Иван. — Обмен произойдет со дня на день. Это значит, что очень скоро Дебора будет здесь.

— Это ужасно, — прошептала Лиела. — Ужасно. Ей нельзя возвращаться.

— Что значит «нельзя»? Здесь ее дом, дети. Доля в прибылях, наконец.

— Хорошо, пускай так. Ты должен поговорить со своим другом. Он не может встречаться с ней. Пускай забирает Айлу и отправляется в путешествие. Куда угодно. Вернутся, когда Деборы на астероиде уже не будет.

— Что значит «не будет»? — изумился Иван. — Она почти наверняка захочет здесь остаться. С детьми.

— Это трагедия, — выдохнула Лиела. — Значит, возвращаться нельзя твоему другу. Они не должны жить под одной крышей — если станут, беда может случиться в любой момент.

— Вот как, — процедил Иван задумчиво. — Вериль?

Лиела кивнула.

— Вериль. Он не терпит измены. Ни физической, ни даже в мыслях.

— Тут не может быть двух мнений. — Шломо упрямо выпятил подбородок. — Дебора — моя жена, мать моих детей. Мне безразлично, с кем она была все эти годы. Вернее, я смогу закрыть на это глаза. Да, я привязался к Айле, сильно, очень сильно. Можно, видимо, сказать, что люблю ее. Это, однако, не имеет значения. Любовь и привязанность ничего не значат по сравнению с долгом. Я отошлю ее обратно на Лигирь, как она когда-то просила. Обеспечу, естественно, и буду поддерживать материально, пока жив.

Иван заставил себя мобилизоваться.

— Шломо, — сказал он, стараясь звучать так убедительно, как только сумеет. — Если ты сделаешь это, то умрешь. Вы оба умрете. Как Рашид с Риной — одной смертью. Айла наложит на себя руки и ты вслед за ней.

— Что за бред, дружище?

— Это не бред. Это вериль.

Шломо усмехнулся.

— Вериль, — сказал он саркастически. — Я часто спрашивал Айлу, что это такое, она не смогла объяснить. Может быть, ты знаешь?

— Я не знаю тоже. Не знаю, как это работает. Но в своих словах я уверен. Забирай Айлу и улетай на Вилену. Я поговорю с Деборой, постараюсь объяснить ей, как обстоят дела.

— Брось, дружище, — произнес Шломо устало. — Выбор тут всего один, и я его уже сделал. Я заказал шаттл с Весты. Послезавтра Айла улетает.

Через три дня Шломо, так и не дождавшись Дебору, умер. Его нашли в ванной с перерезанными венами. Днем позже пришла радиограмма с Весты, куда шаттл доставил истекшую кровью пассажирку.

— Меня тоже это ждет? — спросил жену Иван, когда вернулись с похорон. — В один прекрасный день меня найдут удавившимся или зарезавшимся? Вернее, найдут нас обоих?

— Нет. — Лиела прильнула к нему, слезы потекли у нее по щекам. — Не говори так. Вериль — это не только кара, это еще и счастье. Он… понимаешь, он… Я не могу объяснить. Ты или поймешь это сам, или нет. Вериль не для двоих людей. Он для одного.

Иван отстранился. До него дошло. Внезапно. Подобно озарению.

— Вот оно что, — пробормотал он. — Вот оно как, значит. Ты хочешь сказать, что землянина по имени Иван больше нет? Так же, как лигирянки по имени Лиела?

Лиела не ответила. Слезы по-прежнему чертили кривые у нее на щеках.

Мы не симбионты, думал Иван мучительно. Не партнеры с параллельными жизненными процессами. И даже не сиамские близнецы. Вериль не просто сращивает души. Он превращает двух человек в одного. Сливает их сущности воедино.

— У нас когда-то была присказка, — проговорил Иван задумчиво. — Жили они долго и счастливо и умерли в один день.

— Да, — Лиела перестала плакать, теперь она улыбалась. — Вериль дарит счастливую жизнь и счастливую смерть. Тому, кто этого заслуживает. Одному человеку. Который раньше был двумя.

— Наш вериль еще не в окончательной стадии, так? — уточнил Иван. — Мы еще не вполне одно целое, но станем им? Это и есть счастье?

Лиела не ответила.

Иван обнимал ее за плечи. Он не знал, чувствует ли себя счастливым. Он пока еще был самим собой. Частично. И частично — уже нет. Ему было страшно.