Русский корсар

Глава 16

Притулились в самой большой харчевне предместья, надеюсь не отравят. Нужно было решить, что делать дальше. Всех с собой в город тащить не стоит. Пусть отдыхают на природе, за городской стеной, язык учат. Для ума и здоровья полезнее. Меньше шансов подцепить какую — нибудь заразу. Меньше соблазнов. Только, надо наладить связь, вдруг какой форс-мажор. Теперь, ещё бы выяснить, с чем едят французскую столицу. Что можно, где нельзя. Куда идти, зачем спасаться.

Парни смекнули быстро, угостив пивом двух подвыпивших школяров. Те и рады были развязать языки. Закутавшись в дорожный плащ, я, сняв с пальца перстень передал его Осляблеву, нечего в городе светить, целее будет. План у нас был простой: снять жильё, заселиться. Затем осмотреться в городе, разузнать, чем живёт королевский двор. Получив аудиенцию у короля, заручиться поддержкой короны по моей маленькой экспансии в Новый свет. Материальной помощи не надо, лишние долги и обязательства не нужны. А вот разрешение на набор рекрутов и поселенцев, покупку пушек и мушкетов — не помешает. Всё ведь для блага государства и короны. Это мысль местному корольку нужно внушить обязательно. Чтобы, разного рода фавориты не вставляли палки в колёса, не мешает подмазать придворных шишек. Надеюсь, авторитет Фуггеров поможет.

Подсел к юношам поближе, внимательно прислушиваясь к разговору, изредка задавая уточняющие вопросы.

Пьяные откровения учеников средневекового колледжа принесли нам много нужной информации.

Правовое положение внутри городских стен у различных территориальных образований отличалось. Были отдельные, условно назовём их ленными, владения крупных феодалов, со своими порядками и законами. Присутствовали небольшие кварталы, принадлежащие церкви, жившие своей обособленной жизнью. Но, основная часть была застроена доходными домами, где жили сами горожане и гости столицы. Арендовать дом или квартиру, так просто было нельзя. Нужно было заключить договор у нотариуса, обязательно с участием нескольких свидетелей. Это стоило денежек, и вообще парижские бюрократы не бедствовали.

Особое внимание в городе следует обратить на экипировку. Обязательны высокие сапоги, выше колен, иначе весь низ будет испачкан. Парижские улицы были перманентно покрыты несколькими слоями грязи. Никакие королевские указы об очистке не срабатывали. Муниципалитет периодически нанимал целые армии уборщиков, но всё тщетно. Для большого города, это была капля в море.

Грязь и вонь не уменьшались. Грязь быстро вновь покрывала, вымощенные булыжниками мостовые и площади. Чего уж говорить о второстепенных узеньких улицах и переулочках. Ядрёная смесь, в которую входили: навоз, оставленный лошадьми, ослами, мулами, быками и коровами, вываливавшийся из переполненных конюшен. Очистки овощей и фруктов, всевозможные отбросы, ведущие своё происхождение из боен и живодёрен, красильных и кожевенных мастерских. Всё это мерзкое месиво, раздавленное колёсами повозок, разбавленное дождевой водой, шибало в нос не хуже горчицы. Постоянно испуская невыносимый, отдающий адовой серой, запах.

«Руанский сифилис и парижская грязь исчезают только вместе с теми, кого они коснутся», — подняв указательный палец, важно заявил один из школяров, представившийся, как Пьер.

Чтобы избежать контакта с грязью, парижане шли на самые разные уловки. Дворяне, чтобы передвигаться по городу, приказывали седлать лошадей. Судейские, врачи, просто богатые горожане использовали ослов и мулов. Те, что победнее нанимали носилки: две жерди, с прикреплённым посередине стулом. Некоторые, не мудрствуя лукаво, просто усаживались грузчику на плечи.

Именно грязь привела к тому, что пошла мода на высокие сапоги: они спасали чулки и штаны от повреждений.

Бедным школярам и студентам, как поведал нам разговорившейся Пьер, было ещё сложнее. Чтобы, попасть на танцы, свидание или в театр, им приходилось выкручиваться самым изощрённым образом. Прийти в грязной обуви на какое-нибудь мероприятие, значит опустить себя в глазах окружающих до самого дна. С грустным видом, школяр рассказал случившуюся с ним печальную историю.

Проблему с чистой обувью, он решил с помощью уличного мальчишки, тот за мелкую монету, нёс за ним чистые туфли. Обычно, для переобувания в таких случаях использовалась конюшня или дровяной сарай, принадлежащих хозяевам.

Случилось так, что в доме, куда юного фата пригласили на бал, не было ни конюшни, ни дровяного сарая, способных дать приют для подобной операции. Оказавшись в сильном затруднение, Пьер некоторое время крутился по улице. Затем всё же устроился на каменной тумбе у края мостовой, поставив на землю свою нарядную обувь. Пока он стягивал сапог и примерял правую туфлю, мерзавец лакей, крутившийся поблизости, схватил вторую и радостно хохоча побежал к дому. Школяр бросился за ним, но настиг только у дверей парадной залы, куда шутник хотел заманить его, чтобы заставить посмеяться окружающих. Вырвав обувку, юноша переоделся под лестницей. Но, было поздно, репутация его была подмочена. Все симпатичные партнёрши для танцев не удостоили его даже взглядом.

Рассказ Пьера, был познавательным, но время поджимало. Решили устроиться в предместьях, а уже утром провести разведку боем, то есть посетить центр города.

Городские ворота представляли собой печальное зрелище. Подъёмный мост уже давно стал стационарным, напоминая о своём былом величие, только обрывками толстых цепей. Проезд загораживали передвижные лавки, то есть примитивные столы-помосты на которых торговцы разложили свой нехитрый товар. Мясники, торговцы зеленью и дичью, продавцы бэушной обуви и поношенной одежды — все стремились продать свой товар раньше, окопавшихся на площадях и городских рынках конкурентов. По обе стороны моста притулились деревянные кабинки, будочки, галерейки, где укрылись акцизные служащие, при поддержке стражников городского ополчения. Так просто в город для иностранцев и торговцев въехать было нельзя. Нужно было предъявить какой-нибудь документ, удостоверяющий личность, а торговцам заплатить пошлину за ввозимый в город товар.

Мой герб и четыре всадника в цветах дома Сен-Пьер, позволили миновать ворота без проверки. Ещё бы, там с краю были пририсованы королевские лилии! Как потомок Бурбонов, я имел на это право. Дальнейший наш путь напоминал пробег мелкого жука по муравейнику. Тесно, шумно, некомфортно. Толпы потных сосредоточенных и растерянных людей сновали туда-сюда по узким улочкам. Толкаясь и препираясь друг с другом. Сквозь них, как ледокол во льдах натужно продвигались всадники, раздвигая грудью лошадей или мулов разгорячённую толпу. Заметил, что даже надменные дворяне не заставляли своих слуг применять плети, разгоняя толпу преимущественно при помощи голоса. Ибо, в такой толчее получить в ногу или задницу тычок ножом было проще простого. Вокруг было полно непонятных вооружённых личностей. В Париж стекались тысячи и тысячи дезертиров, наёмников и просто обедневших до крайности мелких дворянчиков. В надежде продать свои шпаги, они целыми днями фланировали по городу, стараясь любыми способами добыть себе на пропитание.

Улочки и проулки были плохо выровнены по горизонтали, то поднимаясь вверх, то опускаясь вниз, они напоминали весёлые горки на аттракционах будущего. Дома, попеременно, то каменные, то деревянные, впадали в другую крайность. Многие были перекошенные, словно в подражание Пизанской башне. Застройщики, ввиду низкой квалификации, честно давали новостройкам гарантию в десять лет, не больше. Может парижане привыкли, но жить в таком падающем доме, лично мне было бы попросту страшно. Некоторый опирались на подпорки из ошкуренных стволов деревьев. Это давало возможность нижним этажам пристраивать к дверям и окнам небольшие мансарды или балкончики. Такими же неказистыми пристройками грешили крыши, усеянные многочисленными каминными трубами. Типичные парижские дома, высотой, обычно, в четыре этажа, имели в ширину примерно пять метров, а в длину варьировались от шести до двенадцати.

Войти в дом можно было через парадный вход, напоминающий миниатюрные ворота, либо через небольшие калиточки. Часто последние вели в проходные тесные лавчонки, которые, впрочем, могли занимать и весь первый этаж. Многочисленные окна, украшавшие доходные дома с обеих сторон давали мало света, которому просто не удавалось пробиться сквозь соседние здания. Даже в богатых кварталах, где второстепенные улочки достигали полутора метров, они напоминали узкое горное ущелье с маленьким клочком синего неба далеко вверху. Парижу катастрофически не хватало воздуха и света. Нет, площади были, и даже сады для прогулок знати и горожан, но для большого города их явно не хватало. Лёгкие столицы французского королевства задыхались от нехватки кислорода. Тем не менее город рос, население выплеснулось за его стены, утратившие оборонительную функцию, превысив триста тысяч человек. Каждый, пятидесятый француз был парижанином.

Но, всё когда-нибудь заканчивается. Так и мы, наконец-то. добрались до Ратуши, где смогли решить свои проблемы. Деньги ускорили дело. Ушлый стряпчий не только составил договор аренды и нашёл свидетелей. Он лично вызвался показать нам все сдаваемые дома. Мы выбрали один, из трёх этажей, недалеко от особняков Рамбуйе и Шеврезов. Заинтересовало то, что спереди был небольшой дворик, а позади собственный сад. Окна задней стены смотрели на Сену. Ту ещё помойку, с берегами, заваленными мусором, но простору для циркуляции воздуха больше. Хотя, что жаловаться, в Лувре у самого короля были такие же проблемы.

Удивил уровень бюрократизации французской столицы. Нотариусы здесь были птицы высокого полёта. Без бумажки ты букашка — это точно о средневековом Париже. Жильё без договора аренды не снять, жениться без брачного контракта нельзя, будь ты хоть землекоп или герцог королевской крови. Дарственные расписки, доверенности, завещания — работы для крючкотворов было непочатый край. Юноша, положивший глаз на девицу, заключал договор у нотариуса, где записывалось его обещание сочетаться после ухаживаний законным браком. И если, он не мог исполнить обещанное (родители не одобрили его выбор), то ему грозило судебное разбирательство и крупный денежный штраф. Однажды подрались две торговки на рынке. Не придумав ничего лучшего, они обратились в суд, ища форму для примирения. Тем запретили браниться, прописав в случае рецидива штрафные санкции.

Дом осмотрели ещё раз, к нему прилагался (за отдельную плату) повар, служанка и привратник. Небольшую конюшню, примыкающую к первому этажу, обслуживал старый, весь скрюченный от застарелого радикулита конюх. Последнему, в виду возраста не куда было деваться, он работал за ношенную одежду и еду.

На первом этаже дома размещались кухня и зал, на втором целых четыре спальни, на третьем, непосредственно под чердаком, — маленькая кладовка и чулан. Две спальни были украшены восемью фламандскими гобеленами, с изображениями животных и полей, третья — пятью драпировками из неизвестной ткани, четвертая была просто выбелена клеевой краской. На стенах висело несколько картин на евангельские сюжеты, вряд ли представляющих художественную ценность. Небольшие дешёвые мутные зеркала дополняли обстановку. На полу лежали потрёпанные турецкие ковры, когда-то в молодую пору, бывшие стильными и дорогими. Вся мебель была из приятного на вид, нежного на ощупь, но типично буржуазного дерева — ореха. Шкафчики, сундуки, массивные кровати без малейшего признака резьбы, столы и стулья — мебель была повсюду. Её было с таким избытком, что о свободном беспроблемном перемещение по комнате не было и речи.

Выбирая себе спальню — всё осмотрел внимательно. Достаточно просторное помещение оказалась полностью загромождённым.

Кровать была экипирована внушающими уважение слоями: сначала два тяжёлых соломенных тюфяка, затем нормальный матрас, накрытый пёстрой полосатой тканью. Занавески балдахина из красной материи, обильно украшенной позументом, тесьмой и бахромой из шёлка.

Кроме кровати, в комнате разместились: неуместная здесь кушетка, двенадцать стульев, три кресла, буфет и громадный сундук. Для чего может понадобиться в спальне подобное мебельное столпотворения, мой мозг понимать отказывался.

На нижнем этаже, главным местом являлась обширная кухня, к которой примыкала обеденная зала, прихожая, комнаты для слуг и каморки хозяйственного назначения. Убранство на первом этаже роскошью не отличалось. Голые стены, большой стол на скрепах, кровать для послеобеденного отдыха, дюжина сидячих мест из скамеек и табуретов. Буфет и ёмкость для воды, в виде металлической лохани. Всё, корме последней, из того же орехового дерева.

На удивление в доме присутствовали книги. Небольшая библиотека из трёх десятков томов, оставшаяся от одного из жильцов. Рачительный хозяин приложил их список к арендному договору, заранее обеспокоюсь, чтобы у пищи для разума не выросли ноги. Читатель на старофранцузском из меня был ещё тот, но при беглом просмотре удалось разобрать, что это в основном: классические труды античных авторов и рыцарские романы. Вроде, ещё пара изданий по этикету и стихи Франсуа Вийона. Как, позже выяснилось, книг во Франции печатали много, до двадцати пяти тысяч наименований в год. Стоили они недорого, и были вполне доступны для всех кроме нищих. Появились даже печатные карты Парижа.

Для интереса решили пройтись по магазинам, мне нужно было кое-что прикупить для визита в королевский дворец. Встречают здесь по одёжке. Привратник, скользкий молодой паренёк с бегающими глазками, вызвался проводить. Мне он сразу не понравился, так и зыркал завидущими глазами, облизывая алчным взором каждую пуговицу на моём камзоле. Но, выбирать было не из кого, подумаешь рожа слуги не понравилась. Да, плевать.

В лавку известного ювелира, пользующегося популярностью у дворцовой знати, я зашёл с важным и величавым видом. Кланяйтесь, барыги! Тренируюсь, а то привык с нижестоящими по панибратски. Здесь это не понимают. Принимают за слабака, самозванца или юродивого. Приобрёл толстую золотую цепь на шею, важный атрибут знатного происхождения. Тут, как у нас в девяностых, чем толще цепь, тем выше статус.

На выходе заметил, что привратник уделяет моей покупке повышенное внимание. Как будто золотая цепь для него недосягаемый и вожделенный фетиш. Да, пусть глазеет, за погляд денег не берут.

Вечером, когда уже готовились ко сну, раздался громкий стук в двери. Оказалось, мои послали гонца — случилась страшная беда. Толком посланец ничего сказать не мог. Только закатывал глаза и трясся. Это потом многое мне показалось подозрительным. А тогда я быстро собрался, и захватив с собой двух немецких наёмников, помчался выручать товарищей. Передвигаться по ночному Парижу было чревато, меня предупреждали, но тогда я об этом не подумал, за что и поплатился.

Когда мы проезжали очередной проулок, сзади послышался свист. По моему знаку, пришпорили коней. Свету от двух факелов было недостаточно, поэтому, когда передо мной возникла натянутая верёвка, я ничего не заметил. Грохнувшись со всего маха с лошади, сильно ударился затылком о мостовую. Перед тем, как наступила темнота, в голове сами собой сформировались строки: