Русский пасьянс: Записки датского журналиста

Я — плохой сын. Только совсем недавно, спустя двадцать лет после смерти отца, нашел его старую фотографию — в военной форме — и повесил на стене в своем кабинете. Вспоминаю его веселым, добрым, любящим застолья, душой компании.

Отец ушел из жизни в 1981 году и, слава богу, не стал свидетелем моей маленькой борьбы с Советской властью, которую он всю жизнь защищал.

ПОВЕСТКА ИЗ ВОЕНКОМАТА

Я лично благодарен Хрущеву, потому что, как ни странно, обязан ему собственным появлением на свет…

…В сентябре 1952 года мой отец, офицер действующего резерва, получил с фельдъегерской почтой повестку из военкомата:

"Старшему лейтененту Пимонову Ивану Владимировичу.

На основании постановления Совета Министров СССР вы привлекаетесь в качестве командира-инструктора для выполнения специального задания.

Вам надлежит уволиться с настоящего места работы и явиться в военкомат для получения предписания о дальнейшем прохождении воинской службы в рядах Советской Армии".

Отцу было 36 лет. В армии, куда его призвали по сталинскому набору в 1936 году сразу после окончания нефтяного техникума в Майкопе, он уже давно к тому времени отслужил.

Родился он в русском селе с характерным названием Абезываново в Кабардино-Балкарии, вырос на Кубани.

Его отца, моего деда, я помню очень хорошо. Дед никогда не имел паспорта. Сталин запрещал выдавать паспорта крестьянам в деревнях со времен коллективизации, дабы привязать их к земле. Когда дед уже глубоким стариком приезжал погостить к нам в Москву, то его отказывались лечить врачи — по причине отсутствия паспорта. При Брежневе он сам отказался взять серпастый-молоткастый в знак протеста против коммунистов, хотя никогда диссидентом не был, а всю жизнь пахал землю и сажал сады. Дед вспоминал:

— Я пережил все банды. И анархистов, и белых, и красных. Они все были похожи друг на друга. Разбойники и есть разбойники. Сегодня одни займут хутор, завтра — другие. Но было одно отличие. Придут белые или анархисты, так нальешь им молока, дашь хлеба, уложишь спать — они и довольны. Поквартируются, пока их другая банда не выкурит, и убираются восвояси — до следующего прихода. А вот красные вели себя иначе. Не только харчевались, но уводили с собой скотину, забирали кур, крали из избы.

С тех пор дед красных не любил.

Отец мой внешне был в деда — кубанский казак: брови вразлет, большие темно-сливовые глаза, черные как смоль волосы. "Сталинские соколы", ездившие по Кубани в поисках молодых, крепких парней для службы в Москве, сразу заприметили отца — красавца в буденновке и к тому времени уже первокатегорника по легкой атлетике, с легкостью исполнявшего сложнейшие фигуры на всех снарядах.

Отец рассказывал, что офицеры, входившие в военную комиссию, руководствовались какой-то "химической теорией НКВД" по отбору кадров для службы.

Отец не знал, что это за теория, но говорил, что предпочитали "людей с особой внешностью".

Только недавно я сам узнал из российской печати ("Независимое военное обозрение"), что в конце 1930-х имелась секретная инструкция Берия № 00134/13 "Об основных критериях при отборе кадров для прохождения службы в органах НКВД СССР". В одном из разделов этой инструкции говорилось:

"…Очень опасными в социальном плане по своей психогенетической сущности являются люди, произошедшие в результате смешанных браков. Для кадрового отбора важно отсекать в основном лиц, у которых присутствует еврейская кровь…"

Сталин и Берия не отставали от Гитлера и Геринга в применении расовой теории отбора.

ИЗМЕНА РОДИНЕ

Хотя у отца было много кровей, в основном, правда, русская и украинская, признали его, по всей видимости, "чистым арийцем" и сразу предложили служить в Москве. Здесь ему, молодому офицеру, приходилось стоять часовым у кабинета Берия. Отец рассказывал, как Лаврентий Павлович самолично жаловал офицеров охраны махоркой.

За год до начала войны отец служил в Одессе. У меня сохранились его фотографии того времени — он в военной форме с двумя шпалами на петлицах. Позже его направили в Межрегиональную разведшколу в Свердловске, после окончания которой он служил в Москве в военной контрразведке, в так называемом негласном составе, поэтому всегда ходил в штатском — в модном костюме-тройке.

В конце войны служил в Брянске, где организовывал борьбу с бандитизмом. Был ранен в рукопашной схватке во время какой-то операции. Уволился в запас в 1946 году, согласно официальной записи в военном билете — с должности заместителя командира батальона.

Отец не любил рассказывать о службе.

Раз только проговорился, что однажды его чуть было не отдали под трибунал. Случилось это после того, как отец написал рапорт с просьбой разрешить ему оформить брак с моей матерью, отец которой был иностранным подданным и, несмотря на все уговоры, наотрез отказывался принять советское гражданство.

Советским офицерам нельзя было тогда иметь иностранных родственников, не говоря уже о ближайших членах семьи. Это считалось чуть ли не изменой родине, поэтому отцу в просьбе отказали.

По словам отца, приехавший в его часть чин из госбезопасности просто сорвал с него погоны и пригрозил военным трибуналом, если он не прекратит общение с иностранцами. В те суровые времена за такие вещи могли и в шпионаже обвинить, и ещё под какую-нибудь расстрельную статью подвести.

ЛИМИТ ПЕРВОЙ КАТЕГОРИИ

Чтобы ощутить атмосферу массового террора тех лет, достаточно почитать рассекреченные при Ельцине документы из архива ЦК КПСС.

"Дополнительно разрешить НКВД провести аресты… антисоветского элемента и рассмотреть дела их на тройках, увеличив лимит по I категории на тридцать тысяч".

Лимит по I категории означал разнарядку на расстрел людей по решению так называемых троек — трех сотрудников НКВД, заменявших суд.

Сохранился и такой текст, написанный лично Сталиным от руки в новогоднюю ночь (!) 31 декабря 1938 года: "Дать дополнительно Красноярскому обкому 6600 чел. лимита по I категории".

Нет, Сталин никогда не относился к советским людям как к скоту. Это домыслы империалистов. Сталин просто называл своих сограждан "чел. лимит I категории".

ТОСТ ЗА ФЮРЕРА

В декабре 1939 года "Правда" опубликовала ответ Сталина на поздравительную телеграмму Гитлера по случаю шестидесятилетия советского вождя.

Сталин писал: "Дружба народов Германии и Советского Союза, скрепленная кровью, имеет все основания быть длительной и прочной".

В тот же день Сталин поднял в Кремле тост за фюрера.

Дружба была скреплена кровью, пролитой в Польше, на которую Советский Союз напал 17 сентября 1939 года, реализуя подписанные с Германией секретные протоколы. Таким образом, СССР вступил во Вторую мировую войну в сговоре с гитлеровской Германией, вторгшейся в Польшу 1 сентября того же года. На территории Западной Белоруссии был создан совместный центр подготовки гестапо и НКВД по борьбе с польским Cопротивлением.

Из СССР в Германию шли хлеб и продовольствие в обмен на промышленные поставки из Германии для советских заводов. В том же, 1939 году СССР тайно переправил значительную часть своего золотого запаса на хранение в Берлин.

В советских учебниках истории нападение СССР на Польшу в союзе с нацистской Германией подавалось как "помощь украинцам и белорусам", однако в доверительной беседе с послом Германии Шуленбургом Молотов был более откровенен:

"Этот аргумент необходим для того, чтобы сделать интервенцию Советского Союза внушающей доверие массам, и в то же время этот аргумент позволит избежать того, чтобы Советский Союз выглядел агрессором".

Эти слова Молотова, подписавшего в августе 1939-го секретный пакт с Риббентропом о разделе сфер влияния между СССР и нацистской Германией, посол Шуленбург отправил в Берлин Гитлеру. Сталин не только скрывал правду от собственного народа, но и доверительно информировал об этом фюрера.

В январе 2002 года польские журналисты напомнили о событиях тех лет президенту Путину во время его визита в Варшаву. Президент России сказал:

— Мы никогда не поставим на одну доску преступления нацизма и репрессии сталинского времени, хотя не забываем о негативной стороне сталинского режима.

Гитлер действительно не расстреливал своих солдат, как это делал Сталин, уничтоживший во время войны сотни тысяч советских военнослужащих.

Вот, например, справка, написанная заместителем начальника управления ОО НКВД СССР, комиссаром госбезопасности 3-го ранга Мильштейном для Берия в октябре 1941 года:

"С начала войны по 10 октября с. г… задержано 657 364 военнослужащих… По постановлению Военных трибуналов расстреляно всего 25 878, по постановлению Особых отделов и по приговорам расстреляно 10 201 человек…"

И это данные лишь за первые четыре месяца войны!

МЕДОВЫЙ МЕСЯЦ В СТЕПИ

Отцу повезло. Спустя несколько месяцев после срывания погон его "реабилитировали" — за хорошую службу — и разрешили жить — не оформляя отношений в загсе — гражданским браком с моей будущей матерью.

Но мое появление на свет было отложено. Тогда стеснялись заводить детей вне брака. На такие семьи косились, осуждали за аморализм.

Официально отец был приписан к подразделению, которое охраняло правительственную, арбатскую трассу Сталина из Кремля на ближнюю подмосковную дачу и квартировалось в казарменных помещениях особняка, где ещё до революции был ресторан, а позже — самый шикарный по советским понятиям ресторан "Прага".

На самом деле жил он вместе с матерью в съемной комнатушке в шесть квадратных метров на Самотеке, где помещалась только полуторная кровать. Туалета в квартире не было — ходили через дорогу в общественный — на другой стороне Садового кольца, там сейчас какая-то коммерческая фирма с иностранным названием.

К началу 1952 года отец уже закончил Университет марксизма-ленинизма, Высшую торговую школу, стал депутатом Коминтерновского райсовета и работал в совершенно гражданской должности. Был заместителем начальника отдела в Московском управлении торговли (его кабинет располагался на втором этаже дома на Кировской, 8, ныне Мясницкой, а на первом этаже с 50-х годов помещается магазин "Фарфор").

После войны отец вновь обратился в инстанции с просьбой разрешить ему жениться. Хотелось завести ребенка — в законном браке.

Опять отказали, на этот раз по партийной линии — отец был секретарем парткома. Сказали: если тесть примет советское гражданство, тогда разрешим. Иначе нельзя. А отец матери стоял насмерть: нет, и все.

И отправился отец вместо свадебного путешествия по путевке военкомата в богом забытые татарские степи "для дальнейшего прохождения воинской службы".

БРЕЖНЕВСКАЯ "ЦЕЛИНА"

Татар там было мало. Выселяли их не только из Крыма, но и из самой Татарии. К осени 1952 года выселение коренного населения из республик приобрело особый размах. Свидетельство тому — документ той эпохи, касающийся Молдавии:

"Товарищу Маленкову. Совершенно секретно.

В связи с письмом секретаря ЦК КП(б) Молдавии тов. Брежнева докладываю, что согласно постановлению Совета Министров Союза ССР № 1290-467сс от 6 апреля… подлежало выселению 11 280 семей бывших помещиков и белогвардейцев, а также участников нелегальных сект общим количеством 40 850 человек… Кроме того, в 1951 году, на основании постановления Совета Министров СССР № 667-339сс от 3 марта 1951 года, были дополнительно выселены активные участники антисоветской нелегальной секты и члены их семей общей численностью 2613 человек (732 семьи). В данное время установлено ещё 850 семей сектантов иеговистов, а также 400 семей участников сект архангелистов, субботствующих, пятидесятников и адвентистов-реформистов общим числом 1100 человек. По имеющимся в МГБ материалам, участники этих нелегальных сект ведут активную вражескую деятельность, проводят нелегальные сборища, на которые привлекают молодежь, размножают и распространяют антисоветскую литературу. Среди таких сект вскрыты подпольные националистические и террористические группировки… В связи с тем что они представляют социальную опасность, МГБ СССР считает возможным согласиться с мнением ЦК КП(б) Молдавии о выселении указанных выше лиц с семьями. Подпись: С. Игнатьев".

Вот чем, оказывается, занимался дорогой Леонид Ильич Брежнев в 1952 году — доносами на верующих и их массовой высылкой. А нас-то в школе учили, что он поднимал целину.

ГОРОД БУДУЩЕГО

В первом же письме из Татарии отец писал матери:

"11 октября 1952 г. я прибыл на станцию Бугульма, которую мы с тобой никак не могли найти на карте. Это — небольшой татарский городишко: грязный и темный. В домах здесь много клопов, тараканов и прочей грязи. В Бугульме разместилось наше территориальное управление, здесь я снял малюсенькую комнатушку — тоже с клопами и тараканами. Из Москвы нас здесь трое — я, мой старый сослуживец — старший лейтенант и ещё один полковник. Через неделю после приезда в Бугульму нас отправили за 180 км через горы в небольшую лощину, где должны быть нефтепромыслы. В этом пятилетии здесь будет построен город для рабочих нефтяной промышленности…

Высадили нас с грузовика в открытой степи, палаток пока не завезли. Согласно предписанию я назначен зам. командира полка, которого ещё нет. Полк нужно сформировать в селе Альметьево…

Очень плохо, что я ничего не взял с собой из дому, даже постельных принадлежностей. Надеялся, что все будет у солдат, а получилось так, что здесь ни у кого ничего нет. Сюда, в степь, привезли только людей, больше ничего. Как люди переживут зиму, не знаю…

…Любимая Рая, вышли, пожалуйста, теплое ватное одеяло, сапоги и шерстяной свитер. Пока спим на земле под открытым небом. Скоро обещают завезти палатки. Дожди идут проливные. Ветер пронизывающий. Греемся от костра. Курить нечего, нет даже махорки. Очень плохо с питанием. Хлеба нет, только гречка, ещё хуже с водой — воду завозят на грузовиках в брезентовых мешках только каждый третий день…

Вспоминаю "На дне" Горького. У меня сейчас такое же положение, хотя здесь ещё хуже — даже водки не выпьешь, её негде взять…

Началась цинга. У меня и у многих солдат на теле появились красные ранки. Чесотка. Некоторые солдаты бунтуют".

Нет, это были не военные учения на выживание в экстремальных условиях. Это были рабочие будни тех лет. В 1952 году в Татарии нашли нефть. Сталин приказал построить в степях социалистический город будущего — для нефтяников. Строили солдаты и зеки. Мой отец был одним из командиров строительства. Теперь этот город называется Альметьевск.

Недавно я прочитал в Интернете, что город был построен неправильно из-за ошибки архитектора. Его давно расстреляли — ещё при Сталине. Написал письмо в администрацию Альметьевска с просьбой прислать информацию о строителях города.

Ответили: "Местные архивы пропали. Данных о строительстве нет".

Отец вспоминал, что на стройке Альметьевска среди солдат однажды вспыхнул голодный бунт. Зачинщиков расстреляли на месте — без суда и следствия. Кому-то повезло — отправили в лагеря.

Уже после смерти Сталина, в день Октябрьской революции, 7 ноября 1953 года, мать писала отцу, все ещё строившему "города будущего":

"В Москве праздник. Люди весь день гуляли… Вечером на улицу выходить страшно. Убивают и грабят даже средь бела дня. После амнистии кругом бандитизм. Многие недовольны, что столько уголовников выпустили, пишут жалобы в партийные организации… В комнате холодно. Уже два месяца как не топят. Сплю в телогрейке… Нашего знакомого, директора магазина, исключили из партии и дали семь лет за то, что он бесплатно роздал продавцам 250 яиц…"

Эти далекие, кажущиеся такими нездешними, будто из другого мира, обрывки из переписки моих родителей, простых советских людей, каких были миллионы, отражают поблекший образ того холодного времени, переходного периода от Сталина к Хрущеву.

Зимой 1953 года отец — после лечения в военном госпитале в Куйбышеве окончательно комиссовался и вернулся в Москву, где по партийной линии был направлен на работу в Главное управление торговли для организации снабжения столицы продовольствием.

В то же время отец написал письмо в ЦК на имя Хрущева с просьбой предоставить ему жилье и военную пенсию — все-таки прослужил он офицером 17 лет. В пенсии отказали — по новому хрущевскому закону отцу не хватало трех месяцев службы. Зато жилье дали, первое в его жизни собственное жилье комнату в коммуналке. Можно было наконец завести ребенка. В 1955 году родился я. Ну точно благодаря Хрущеву.

ПАЛАТА ДЛЯ СМЕРТНИКОВ

Отец умер в больнице для ветеранов войны. Без взяток обслуживающему персоналу здесь не подавали и стакана воды. Однажды морозным февральским утром мне позвонили:

— Ваш батюшка скончался. От кровоизлияния в мозг.

Приехал в морг.

Лицо и тело отца были покрыты черными синяками. Хоть в закрытом гробу хорони.

Патанатом сказал:

— Может, он сам упал и ударился, а может… и помогли упасть.

Какому-то заслуженному полковнику НКВД понадобилась палата. Дали взятку персоналу… Очевидцы рассказывали мне, что ночью нянечки как следует "поговорили" с моим немощным, перенесшим несколько инсультов отцом…

Палата его освободилась. В неё въехал впавший в маразм бывший полковник. В суд я подавать не стал. Бессмысленно. Таких случаев по стране тысячи.