Русский пасьянс: Записки датского журналиста

ПРОЩАЙ, НАШ КРАСНЫЙ ФЛАГ

На следующее утро после попойки в Доме архитектора я проснулся в своем фешенебельном номере в гостинице "Метрополь".

Голова раскалывалась от похмелья. В оконной раме стояла знакомая с детства картина: Спасская башня Кремля с рубиновой звездой. Как в школьном букваре. Как в беззаботном и светлом детстве, когда я первоклассником вместе с ребятами из нашего двора в Лиховом пробирался по московским крышам через Столешников, в обход милицейских заграждений, чтоб хоть одним глазом увидеть военный парад на Красной площади и с гордостью посмотреть на трепещущий под порывами ветра красный флаг.

25 декабря 1991 года в 19.38 по московскому времени над Кремлем был навсегда спущен советский флаг. Советский Союз почил в бозе. Почему-то вспомнилась последняя встреча с поэтом Евгением Евтушенко в Копенгагене, где он на английском читал свое стихотворение "Прощай, наш красный флаг":

и дальше:

Люди плакали. Не из любви к красному флагу. Это была ностальгия по их юности. Просто мы все родились и выросли под этим флагом. И те, кто ему поклонялся, и те, кто его ненавидел.

Потом, гуляя с Евтушенко по замку Гамлета в Эльсиноре, я сказал ему: "Мне больше нравится не про флаг, а старое, из юности — "Идут белые снеги, как по нитке скользя". — "Спасибо, что ты сохранил в сердце мои стихи", ответил поэт. Тем же вечером он подарил мне свою новую книжку стихов на английском, надписал: "Наш почти интеллектуальный таблоид проникает повсюду — как непобедимый сперматозоид". Это он так прошелся по датской газете, опубликовавшей в моем переводе его эссе о русской культуре.

БУФЕТ В МАВЗОЛЕЕ

С похмелья подумалось: вот я лежу в теплой пуховой постели, в номере за 250 долларов в сутки, а ведь в паре сотен метров от меня лежит другой человек. Ленин.

Я представил себе Мавзолей. В ящике из пуленепробиваемого стекла лежит покойник с красноватой бородкой. В костюме и галстуке. По кругу, выложенному ковровой дорожкой, идут посетители, всматриваясь в лицо покойника. В советские времена Мавзолей ежегодно посещало два с половиной миллиона человек. Двенадцать тысяч в день!

Тело Ленина до сих регулярно смазывают специальным раствором, чтобы выглядело натурально — как живое. Когда-то, ещё во времена Брежнева, в здании Мавзолея помещался буфет для членов Политбюро. Популярный московский журнал горбачевских времен опубликовал меню буфета: коньяк, водка, балык, осетрина, черная икра. В общем, закусывали за здоровье Владимира Ильича чем бог послал. Буфет при Горбачеве ликвидировали. Все остальное по-прежнему.

В Мавзолее я бывал два раза в жизни.

Первый раз пятилетним ребенком в 1960-м — вместе с родителями, когда забальзамированная мумия Сталина ещё покоилась рядом с ленинской, до приказа Хрущева о выносе тела вождя, обвиненного в "культе личности".

Второй раз я был в Мавзолее вместе со своим главным редактором, датчанином Свеном Ове Гэдэ. С детской непосредственностью западного человека он решил поближе рассмотреть мумию вождя мирового пролетариата и, выступив из общего круга посетителей, неожиданно для охраны бодро направился прямо к саркофагу. Не успел он сделать и двух шагов, как его взяли в кольцо стражи в черных костюмах и настойчиво попросили вернуться в общий круг: "Проходите, не задерживайте движение! Энергичнее, энергичнее!"

По инструкции, посетителям запрещено приближаться к бессмертному Ильичу. В брежневские времена ходило много историй о старушках, воспринимавших слова о вечно живом Ленине буквально. Их прямо из Мавзолея увозили в психиатрическую больницу за метание в саркофаг писем с жалобами. Кто-то просил помочь с квартирой, кто-то — лампочку в подъезде ввернуть.

ЭТО НЕ МОЗГ — А ГОВНО

Архивные материалы о деятельности Ленина, рассекреченные только при Горбачеве, публиковались на Западе ещё в 30-е годы.

"Расстреливать, никого не спрашивая и не допуская идиотских проволочек!", "повесить, повесить, дабы народ видел, не менее ста кулаков и богатеев", "выплатить за каждого повешенного 100 000 рублей, а затем свалить все преступления на белогвардейские части" — это образчики личных директив "самого человечного человека", как называла Ленина советская пропаганда с легкой руки революционного поэта.

А его знаменитое письмо Горькому о русских интеллигентах, "мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг — а говно"!

Красный террор, создание концлагерей (за двадцать лет до Гитлера!), уничтожение крестьянства и казачества, духовенства и офицерства, захват заложников как средство политической борьбы, организация тайной полиции с полномочиями расстреливать подозреваемых без суда и следствия — таким знал Ленина западный обыватель — из его же собственных программных статей, запрещенных в СССР.

ЛЮБИМОЕ БЛЮДО ВОЖДЯ

Из теплой постели вылезать не хотелось. Я поуютней закутался в одеяло, взглянул на будильник. Стрелки показывали 8.00. Огляделся. Телевизор, письменный стол, кресло, маленький белый холодильник в углу.

И вдруг кожей почувствовал, что за мной кто-то наблюдает. Уж не скрытая ли телекамера вмонтирована в потолок? Обвел взглядом стену над кроватью. И обмер. Со стены на меня прищурившись смотрел Ленин.

Неожиданно для самого себя я пробормотал:

Чертовщина! Прошло сорок лет с тех пор, как я первоклассником заучил этот стишок Маяковского, но каждый раз, когда в голове возникает образ Ленина, — стишок автоматически появляется на языке. Так же рефлекторно, как вырабатывается слюна у собаки Павлова при звонке, сигнализирующем о подаче еды. Далекие, едва различимые картинки детства проступили в памяти.

Моя бабка, Александра Ивановна Юрова, нижегородская крестьянка, заставляет меня съесть кусок черного хлеба, приговаривая: "Черный хлеб был любимым кушаньем Ленина. Будь хорошим мальчиком. Съешь хлеб. Будь как Ленин!"

Я ещё не ходил в школу, а бабка уже рассказывала мне, как Ленин, сидя в царской тюрьме, лепил из шариков черного хлеба чернильницу, наполнял её молоком и писал статьи о пролетарской революции. Потом выпивал молоко и закусывал чернильницей. Соратники Ленина подносили написанный молоком текст к свече и читали проступавшие на бумаге коричневатые буквы.

Какая мифологическая картина! В ней было что-то религиозно-дьявольское, что заставляло меня немедленно последовать примеру Ленина и съесть кусок черного хлеба, поднесенный бабкой к моему рту.

С тех пор, став убежденным антикоммунистом, я не ем черный хлеб.

Впервые "политически незрелым" меня назвала учительница в школе за анекдот про Ленина:

"Голодные ходоки жалуются Ленину:

— Едим солому. Скоро мычать будем.

А Ленин отвечает:

— Не верю, я вот ем медок, а не жужжу".

Одноклассники катались со смеху, а меня за этот анекдот не приняли в октябрята и лишили заветного красного значка с изображением кудрявого Ленина-ребенка. Да ещё вызвали родителей в школу, пропесочили за плохое воспитание сына. Я ревел от стыда. Краснел перед директором школы и мой отец, отставной офицер и член партии, да ещё депутат райсовета.

НЕМЕЦКИЙ ШПИОН

Когда я уезжал из Советского Союза, в разгар горбачевской перестройки, портреты Ленина ещё висели повсюду: в больницах, на фабриках, в школах, в учреждениях. Теперь вместо портретов Ленина — рекламные щиты с изображением Шварценеггера или какого-нибудь известного в криминальном мире дельца, баллотирующегося в парламент.

Был в гостях у одноклассника. Спросил его двенадцатилетнего сына Ярослава:

— Вы Ленина в школе проходите?

— А Ленин это кто? — Подумав, мальчик, вспомнил: — А, кажется, проходили. Это тот немецкий шпион, которого тайно ввезли в Россию в пломбированном вагоне. Ему ещё поручили законное правительство свергнуть. Училка рассказывала, он умер от сифилиса.

— А кем ты хочешь стать, когда вырастешь? — спросил я школьника.

— Что за глупый вопрос. Однозначно — Березовским! — твердо ответил Ярослав.

В его возрасте я мечтал стать Гагариным.

ТРИ ЛЕНИНА НА ТВЕРСКОЙ

То, что тело Ленина до сих пор не предали земле по христианскому обряду, объясняется не столько политическими причинами, сколько татарско-азиатским, иррациональным устройством русской души.

К Мавзолею до сих пор стоят очереди пожилых людей. В их языческом ритуале поклонения идолу таится русская вера в чудо: в возрождение собственной гордости, связанной в их жизни с именем Ленина.

Это они, униженные, никому не нужные, живущие на нищенскую пенсию, подрабатывают у входа на Красную площадь, предлагая туристам листовку "За Ленина!".

А рядом на книжном развале молодой человек в дубленке торгует гитлеровской "Майн кампф". Ленин и Гитлер рядом.

Прав был философ Николай Бердяев, высланный Лениным из Советской Республики: "Русский коммунизм и германский национал-социализм имеют общие демонические корни".

Из головы не шел стишок:

Почему, черт возьми, я повторяю эти строки, как кришнаит мантру?

Откуда взялась эта фотография Ленина, приколотая к стене моего гостиничного номера канцелярской кнопкой?

И самое удивительное: на фотографии Ленин был не один, а стоял в обнимку с каким-то ехидно улыбающимся господином в черном пиджаке, явно подшофе. Господин этот как две капли воды был похож на меня. А может, я вовсе и не в гостинице, а в психушке, где провел последние десять лет? И никуда я не уезжал, и никакой я не эмигрант, и все эти истории про сказочную Данию мне просто приснились? Я закрыл глаза. Мне представились окровавленная голова Чаушеску, зияющая дыра в Берлинской стене и пляшущий Ельцин с дирижерской палочкой.

Я мгновенно протрезвел.

Вспомнил, что прошлым вечером фотографировался в обнимку с Горбачевым. Но не с Лениным же!

Все, вспомнил. По дороге в гостиницу с вечера в Доме архитектора я зашел в какую-то пивную у Красной площади пропустить последнюю перед сном. В той пивной я и встретил Ленина. Вылитого! Он был в кепке, вонял портвейном и держал под мышкой газету "Правда". Даже по-ленински картавил, произнося букву "р". За эту полароидную фотографию он взял с меня десять долларов — стандартная такса для иностранных туристов, желающих запечатлеться на фоне Ленина. Потом ещё рассказывал, как раньше работал школьным учителем в провинции, а при Брежневе сел за антисоветский анекдот. Сейчас зарабатывает на хлеб, кося под Ленина.

— Конкугенция у нас сегьезная. Тги Ленина на Твегской объявилось, хоть в милицию иди за помощью, — пожаловался двойник вождя.

Мне стало не по себе. Неужели это посмешище, несчастный шут, голодный школьный учитель в задрипанной пивной — все, что осталось от кумира целого поколения?

ШАМПАНСКОЕ НАТОЩАК

В дверь постучались. В мой номер, катя перед собой тележку, вошел одетый в белый смокинг официант с негритянско-лиловым лицом. На тележке стояло ведерко с бутылкой шампанского "Дом Периньон".

— Я не заказывал никакого шампанского!

— Это подарок особо важным гостям от владельца гостиницы, — ответил негр, расплывшись в белоснежной улыбке (а может, мне просто показалось, что это был негр?).

— Я никакой не особо важный, — ответил я раздраженно.

— Да, но шампанское положено всем гостям, долго проживающим в гостинице, — невозмутимо парировал лакей.

"Только идиоты вроде меня живут по три недели в номере за 250 долларов в сутки, — подумал я. — Ну кто пьет шампанское натощак в девять часов утра? Только русские. Черт возьми, я же сам русский, хоть и новый датчанин".

— Наливай! — приказал я лиловому официанту, и пробка, как ракета, со свистом ударила в потолок.