Русское солнце

11

А все-таки Юрий Владимирович Скоков догадывался, что имел в виду Ельцин, когда ночью 18 августа во Внуково он шепнул ему на ухо:

— Ну, Юрий Владимирович, мы тут… такое, понимаешь, придумали, так «лысого» закрутили…

Делегация России вернулась из Казахстана. Ельцин был пьян, хотя на ногах стоял. А вот Бурбулиса пришлось закидывать в «членовоз» плашмя, хотя Бурбулис отчаянно сопротивлялся и кричал Коржакову, что он и сам может идти.

«Лысый» — это Горбачев.

Чуть раньше, 6 августа, в самолете, когда Ельцин и Скоков летели в Кемерово, Ельцин вдруг спросил:

— А как, Юрий Владимирович, вы отнеслись бы… к чрезвычайному положению?

Когда Ельцин говорил серьезно, его лицо каменело. Скоков удивился:

— Если речь об экономике, Борис Николаевич, в мировой практике это бывает часто, например в Америке. Если же мы говорим о танках и пушках… тут, по-моему, обсуждать нечего, это — уже война.

Ельцин повернулся к иллюминатору. Скокову показалось, что Ельцин — недоволен. А что он имеет в виду, если у него нет танков и пушек, все — у Горбачева?..

…А, черт, душно, работать не хотелось, — Скоков бросил папку с документами и открыл окно.

В час дня Скоков обедал. В час тридцать на прием был записан Олег Попцов, шеф Российского телевидения, на два тридцать — генерал Виктор Павлович Баранников, протеже Ельцина, начальник всесоюзной милиции.

Нет, работать не хотелось, лень. Скоков удобно устроился на диване и вытянул ноги. Его злил Ельцин. На самом деле его вообще злило все, что происходит в Кремле.

Почти четверть века Скоков работал в оборонке и неплохо знал промышленность, особенно электронные заводы. Он отлично понимал: если вот так, с бухты-барахты, в России начнется рынок, Ельцин быстро станет посмешищем.

Поразительно все-таки — Ельцин совершенно не чувствовал Россию, свою страну, — совсем! Определяя нэп, свой личный нэп, Ельцин выбрал не Россию крупных промышленников, директоров, то есть тех людей, кто с ним, с Ельциным, всю жизнь был бок о бок, — он выбрал Россию Бурбулиса и Гайдара, хотя за Бурбулисом и Гайдаром в России как раз не было России.

Интересно, кто предупредил его о Форосе, — кто? Паша Грачев? Или Филипп Денисович?

По срокам — вроде бы Грачев. Паша сидел на АБЦ, секретном объекте КГБ на окраине Москвы, с конца июля. Они с Язовым пили водку и без конца спорили, вводить в Москву танки или нет (Язов любил Грачева, как сына).

Или Филипп Денисович, — а?

Зимой, когда Крючков и Язов расстреляли сначала Вильнюс, потом Ригу, Ельцин поехал в Прибалтику. Здесь генерал армии Филипп Денисович Бобков, первый заместитель Крючкова в КГБ, спас Ельцина от гибели.

…В зале заседаний латвийского ЦК Скоков сразу заметил высокого худого парня, стоявшего в дверях. Дождавшись, пока люди чуть-чуть схлынут, он подошел к Ельцину и отвел его в сторону.

«Веселенькое дельце, — подумал Скоков. — Коржакова нет, сгинул куда-то, из охраны Ельцина никого…»

Скоков и не уходил.

— Ну, л-люди, — вдруг громко сказал Ельцин.

Это было похоже на ругательство.

Ельцин развернулся, мрачно взглянул на Скокова, но прошел мимо и ничего ему не сказал.

Приехали в резиденцию. Скоков был в ванной, когда Ельцин сам, без стука, открыл дверь в его номер:

— Юрий Владимирович, надо поговорить.

Скоков застыл с полотенцем в руках.

— Слушаю, Борис Николаевич…

Ельцин нервничал.

— У нас, Юрий Владимирович, могут быть осложнения с самолетом. Предположительно — в районе Тулы, когда будем снижаться.

— А источник информации, Борис Николаевич?

— Я источнику… верю.

— Значит… Горбачев?

— Лично он.

— Вот козел, прости господи!

Ельцин сел в кресло.

— Ваши соображения?

— А тут без вариантов, Борис Николаевич… От Риги до Ленинграда — около четырех часов на машине. Утром едем в Ленинград и улетаем в Москву любым рейсом.

— А наш, понимаешь, самолет?

— Пусть взрывают, кому он нужен… пустой…

Так и решили. Рано утром опухший, сильно помятый Ельцин вышел во двор. Ельцин не ходил, Ельцин — двигался. Бурбулис собирался ехать в «Чайке» Ельцина, но в «Чайке» уже был Скоков, так что Бурбулис вздохнул и сел в «Волгу» Коржакова.

В Москве Скоков быстро «вычислил» Филиппа Денисовича Бобкова.

Дорогой молчали. Ельцин был зол, его мутило.

— Вам не кажется странным, Борис Николаевич: лидер России удирает из Риги как тать в ночи? — вдруг спросил Скоков.

— А шта вы предлагаете?..

— Подчинить армию и КГБ России. Сегодня. Прямо сейчас.

— Хар-рошо, — а демократы шта скажут?

— А наплевать! Наплевать, Борис Николаевич! Когда коммунисты начнут стрелять, никто из демократов… своим телом Бориса Ельцина не закроет, будьте спокойны!

Ельцин молчал. Больше всего на свете он боялся потерять демократов, а демократы больше всего на свете боялись потерять его, Президента России!

Нет, не знал, не знал Ельцин, что он хочет, не знал! Вот и тыкался, как теленок, то в старичка Силаева, то в Святослава Федорова, то в Гайдара с Бурбулисом… Скоков понимал: если Ельцин отделит от государства его крупнейшие заводы, фабрики и, самое главное, его промыслы, они мгновенно (это Россия!) разбогатеют, научатся скрывать свои истинные доходы, сразу захотят стать ещё богаче… и в конце концов начнут диктовать России собственную политическую волю.

Трынкнул телефон. Владимир Россов, помощник Скокова, просил взять трубку.

— Чего тебе?

— Юрий Владимирович, господин Баранников просит принять его до обеда.

— А что у него?

— Понятия не имею, Юрий Владимирович. Не говорит.

— Ладно, — Скоков отпустил кнопку. Потом нажал её ещё раз: — Обед закажи на двоих.

Он вернулся к дивану. Октябрь… 24 октября… — вот день, который он запомнит на всю жизнь!

Ельцин позвонил в половине третьего:

— Как, Юрий Владимирович, вы отнесетесь… к моему предложению… возглавить, понимаешь, Совмин?

Скоков ждал звонка Президента.

— Без страха, Борис Николаевич. Если, конечно, вы говорите серьезно, а… не для каких-то там ваших… тактических игр.

— Я серьезно, — обиделся Ельцин.

Желание заменить Силаева на Скокова появилось у Ельцина ещё весной, в дни третьего съезда народных депутатов России, когда Силаев отказался идти на трибуну успокаивать съезд и вместо него выступал Скоков, его первый заместитель.

— С Русланом Имрановичем мы договорились, — продолжал Ельцин. — Вы готовьтесь…

Хасбулатов позвонил тут же, через минуту.

— Юра, та-ак… давай, готовься. В понедельник — утвердим.

А в субботу, накануне, к Бурбулису пришли Юрий Афанасьев, Марина Салье, отец Якунин, Лев Пономарев и ещё какой-то господин с шизоидным лицом, кажется Убожко.

Приемная Бурбулиса — напротив, двери стеклянные, все видно. Посовещавшись с Бурбулисом, они гурьбой пошли к Президенту.

Через час позвонил Ельцин:

— Юрий Владимирович, а штой-то демократы… все против вас?

— Интересно, — сказал Скоков. — А что они хотят?

— Так вот говорят, шта у вас есть какие-то «хвосты».

— Что… у меня, Борис Николаевич?

— Ну… не знаю я. «Хвосты» какие-то.

Ельцин повесил трубку.

Это люди, а?

В понедельник, на съезде, Ельцин сам назначил себя премьер-министром.

Вечером звонок:

— Ну, Юрий Владимирович, как, значит, я всем?..

Скоков поперхнулся:

— Да. Никто не ожидал, Борис Николаевич.

— Ну вот… — Ельцин был ужасно доволен. — Тогда, значит, предлагаю вам на первого зама.

Ё…

— Спасибо, Борис Николаевич, но условие: первый зам потому и первый, что он должен быть один.

— Формируйте кабинет, — твердо сказал Ельцин. — К четвергу — список министров…

Скоков впервые услышал, как Ельцин смеется.

Через час тихо вошел Бурбулис. Он взял стул и сел напротив Скокова, повернув стул спинкой вперед.

— Знаешь… давай договоримся.

— О чем, Гена?

— Дай… согласие на двух первых замов.

— У-у… ух ты!

— Дай!..

Скоков наслаждался.

— А ты, Гена, меня попроси. Ласково попроси, с душой, — ты умеешь!

Бурбулис пристально смотрел на Скокова:

— Я тебе помогу.

— Да ну?

— Клянусь. Из двух первых… первым будешь ты, — обещаю.

— То есть ты, Гена, перестаешь спаивать Президента?

— А это, Юрочка, не входит в мои планы…

Скоков откинулся на спинку стула:

— Козел ты, Гена, я тебе правду скажу.

Бурбулис улыбнулся:

— Шутишь?

— Нет: натуральный козел.

— Вот, значит, ты как… Не объешься иронией, Скоков.

— Смотри, Гена, у тебя и копытца есть! Подойди к зеркалу.

— Пожалеешь, Скоков!

— Знаю, Гена…

Через неделю Ельцин назначил Геннадия Эдуардовича Бурбулиса первым (и единственным) заместителем премьер-министра, затем появился Гайдар, а Скокову «кинули» совершенно непонятную должность — государственный советник.

Когда Президент избран народом, Президента не выбирают.

Скоков достал маленькое зеркальце. Посмотрел на себя: да, уставшее лицо, в носу, в правой ноздре — волосок.

С-час мы его…

— Разрешите, Юрий Владимирович? — дверь чуть-чуть приоткрылась.

— Разрешаю, — улыбнулся Скоков.

— Здравия желаю! — сказал Виктор Павлович Баранников.

Шеф МВД обладал уникальным свойством всегда являться некстати.

— Жду-жду, Виктор Павлович, жду-жду, дорогой… — Скоков вышел из-за стола. — Обедали?

— Не успел, честно говоря.

— Что-то случилось, Виктор Павлович? — Скоков пожал ему руку.

— Случилось. Сегодня утром Горбачев и Бакатин напоили чаем маршала Шапошникова.

— Ого! — удивился Скоков, — маршал жив?

— Так точно, — ответил Баранников. — Они, Юрий Владимирович, проверяли его на вшивость, так я считаю. Предложили Шапошникову подготовить переворот.

— Что… готовить?

— Переворот. Мало им Фороса, Юрий Владимирович.

— Так… — Скоков сел в кресло. — Это ж хорошо, Виктор Павлович, — а? Это ж здорово! Вы садитесь, пожалуйста.

— Спасибо, — Баранников аккуратно присел на краешек стула. — Маршал так огорчился, Юрий Владимирович, что сочиняет рапорт об отставке.

— Это рано.

— Мы остановили.

— Президент в курсе дела?

— Я сразу к вам, Юрий Владимирович, — сразу. Если честно, я совершенно не верю Шапошникову.

— Не верите?

— Никак нет.

— А я верю, — Скоков улыбнулся. — Я верю, дорогой, Виктор Павлович! Рассуждаем: Шапошников — коммунист, Шапошников — примитивен, никто не спорит, да? Но он не такой дурак и не такой коммунист, чтобы сидеть на одних нарах с Язовым.

Баранников молчал. До сорока лет, то есть большую часть своей жизни, он работал в районном отделении милиции города Калининграда Московской области, где самым умным человеком был полковник Квашнин, его начальник, да и тот — горький пьяница.

— Хорошо… — Скоков очень любил, когда его слушают, — допустим, игра более тонкая, да? Допустим… Горбачев нарочно, через Шапошникова, подбрасывает Ельцину «дэзу». Вы же знаете, как Борис Николаевич реагирует у нас на слово «заговор»… Цель: сделать так, чтобы Ельцин сорвался, спровоцировать его на превентивный удар. А ещё лучше — просто на какую-нибудь глупость, тем более что Борис Николаевич… мы же знаем… человек решительный, рассуждать не любит… Красивый замысел?

— Очень сложный, Юрий Владимирович. Горбачев создал себе имидж вечного лидера, такой человек… так откровенно… на переговоры не пойдет, это факт. Он по-другому будет… чужими руками…

— Хорошо, другой вариант: Горбачев откровенно вербует Шапошникова, ему нужен свой человек в роли министра обороны — свой в доску. В любом случае, Виктор Павлович, Горбачев не может сидеть сложа руки — для него это смерть. И какая разница, в конце концов, что он придумает, если ничего, кроме гадостей, он придумать не может, — согласны?

Баранников встал:

— Каковы, в таком случае, мои задачи, Юрий Владимирович? Готовить удар?

— Да, готовьте. Но умно, — Скоков сделал паузу. — Виктор Павлович, надо понять: Президенту России негде было учиться. Точнее, негде учиться быть Президентом. Борис Николаевич так устроен, что он… легко поддается на любые провокации. Вот за этим, Виктор Павлович, и надо следить. Помочь Президенту, понимаете? Поэтому — контроль. Прямой контроль. И не надо стесняться… я вас прошу. Что касается Горбачева, он сегодня на приеме у Бориса Николаевича. Я — предупрежу Президента. Вы правильно сделали, дорогой Виктор Павлович, что сразу пришли ко мне. Так мы сработаемся, я не сомневаюсь: вы денно и нощно страхуете нашего Президента, я… страхую вас.

Скоков смотрел, как снайпер.

— А ваша идея, Юрий Владимирович?

— Совет безопасности? Я все сочинил, Виктор Павлович! Президент меня поддержит, я уверен. Безопасность… в широком смысле, — вы меня понимаете? Меня, скажем, беспокоит Гена Бурбулис, его влияние на Президента. И — правительство. Уж больно они у нас красавцы, Виктор Павлович… значит, красть будут, точно вам говорю.

— Безопасность от… всех, — я понимаю, Юрий Владимирович.

— Пойдемте обедать, Виктор Павлович, — улыбнулся Скоков, — что мы все о делах, о делах…