Тем не менее, японцы, похоже, наконец, пристрелялись. Несколько высоких фонтанов вдруг выросли рядом с "Измаилом" и окатили его палубу потоками воды. Более неприятно было то, что взрываясь на воде, японские снаряды бросали в дредноуты снопы далеко разлетавшихся осколков. Русским оставалось благодарить конструкторов своих гигантских кораблей за сплошное бронирование бортов хотя бы тонкой броней, защищавшей от таких вот осколочных попаданий. Повреждений было по-прежнему немного. На "Измаиле" была порвана антенна радиотелеграфа, пострадали и расположенных под возвышенным полубаком матросские гальюны, на защиту которых не хватило брони. А вот "Кинбурн" получил прямое попадание 8-дюймового снаряда за второй дымовой трубой. Пробив верхнюю палубу, фугас разорвался в буфетной. Вдобавок потек бензин из пробитых осколками баков адмиральского моторный катер, почему-то не слитый перед боем. В буфетной вспыхнул пожар; пламя побежало по паркету офицерской кают-компании. Огонь удалось погасить дружными усилиями буфетчиков, коков и дежурных кухонных матросов еще до прибытия пожарного дивизиона. Но на эскадре успели заволновались при виде дыма из смотровых люков "Кинбурна".
- Михаил Коронатович! Поглядите что с "Курамой"! - вскрикнул флаг-офицер лейтенант Кадыба
Дым из труб переднего мателота не позволял хорошо разглядеть происходящее со вторым крейсером-броненосцем, но то, что "Курама" близок к катастрофе, было очевидно. Он кренился, над грот-мачтой подымался огромный столб пара и дыма.
Контр-адмирал Кумадзо Сиранэ понимал, что три его броненосных корабля не могут противостоять русским сверхдредноутам сколько-нибудь продолжительное время. Оставалась надежда нагнать 3-ю и 4-ю эскадры линкоров вице-адмирала Сузуки, чтобы получить от них хоть какую-то поддержку. Однако надежда эта таяла с каждый новым попаданием русского снаряда. Первый же снаряд, угодивший в головной "Ибуки", флагманский корабль Сиранэ, перерубил ему заднюю дымовую трубу, скрутив оставшиеся у основания железные листы в какой-то чудовищный штопор. Средняя труба также была серьезно повреждена осколками. Другие осколки, проникшие через дымоход в кочегарки, перебили водогрейные трубки сразу нескольких котлов, результатом чего стало значительное падение хода корабля. Гораздо хуже "Ибуки" пришлось, когда один или два 14-дюймовых снаряда одновременно ударили в районе грот-мачты. 3-дюймовая броневая палуба была пробита, осколки дошли до машинного отделения и на время вывели из строя левую турбину. Кормовой мостик оказался уничтожен вместе с резервными командно-дальномерным постом и боевой рубкой. Находившееся ниже на батарейной палубе 120-мм орудие выбросило наружу вместе с куском левого борта. Близкие попадания крупнокалиберных фугасов заблокировали кормовые башни 12-дюймовых и 8-дюймовых орудий. "Ибуки" сразу лишился половины своей артиллерии! На всем полуюте на верхних палубах простиралось пространство сплошного разрушения. Еще повезло, что русские стреляли осколочными снарядами. При таких же попаданиях бронебойными, "Ибуки" точно бы лишился хода и, вероятно, получил бы взрыв кормовых погребов боеприпасов.
На концевой "Икоме" такого не случилось лишь чудом, когда 356-мм русский фугас ударил в носовую башню и, взорвался, пробив броню, внутри. Башню охватил пожар от вспыхнувших там боеприпасов, однако, по счастливой случайности, упавший секунду спустя и взметнувший фонтан у самого борта второй русский снаряд залил весь полубак потоками воды и погасил пламя. Третий снаряд срезал "Икоме" фок-мачту, разнеся на мелкие куски фор-марс с прожекторной площадкой и постом управления огнем. Наиболее же тяжелые повреждения получил идущий в середине колонны "Курама". Русский снаряд при попадании в крейсер пробил навылет барбет задней башни левого борта и, не взорвавшись, проник далее через шахту воздуховода и колосники в кормовое котельное отделение, затем пронизал перегородку второй котельной и оказался в одном из котлов, где взорвался, наконец, от высокой температуры. Сила взрыва заставила вначале подозревать, что сдетонировали погреба 203-мм боеприпасов. Командир "Курамы" даже отдал приказ оставить корабль. Однако затем приказ был отменен, орудийная башня хотя и вышла из строя, но ее погреба уцелели. Зато из строя вышло 18 из 28 котлов броненосного крейсера и большая часть обслуживавших их персонала. Вдобавок вспыхнуло несколько пожаров, а поврежденные котельные отделения быстро затапливало через течь в расшатанной взрывом обшивке. Остановились парогенераторы, перестали работать электрические помпы и брандспойты, замерли без тока артиллерийские башни. Стрелять продолжали только наводимые вручную 120-мм орудия, но их снаряды не долетали до врага. "Курама" быстро потерял ход до 10 узлов. Корабль резко повернул вправо, уклоняясь от удара нагоняющего заднего мателота. При этом "Курама" едва не протаранил скрывавшиеся от огня за линией броненосных крейсеров легкие "Сойя" и "Тоне".. Идущий позади "Икома" тут же заслонил корпусом поврежденного товарища.
- Эх! Не добили! - протянул Кандыба.
Разочарование на мостике "Измаила", похоже, было общим. . Да, здесь знали о потопленных вражеских эсминцах и радовались этим вестям, но японские миноносцы топили и в прошлую войну. Нет, после виденных в юности воочию или на страницах иллюстрированных журналов картин уходящих под воду броненосцев эскадры Рожественского, все жаждали стать свидетелями гибели большого японского корабля. Гибели не от установленной тайно мины, а от прямого артиллерийского огня!
- Добьем! - успокаивающе произнес Бахирев. - Но не сейчас! Хватить с этими недобитками возиться! Мы с вами, господа, вышли на дистанцию действенного огня по большим броненосцам. Пора поменять цели на более серьезные. Распределяем сообразно положению в колонне. Мы на "Измаиле" бьем по "Сетцу", "Бородино" - по "Аки", "Кинбурн" - по "Касиме", "Наварин" - по "Катори". Да, и сообщите его высокопревосходительству, что "Афона" мог бы вести огонь по "Сацуме".
Старшие артиллерийские офицеры получили указание прекратить обстрел трех японских броненосных крейсеров и перевести орудия на идущие впереди более крупные вражеские корабли. Когда огонь был задроблен, и башни дредноутов, повинуясь командам с центральных постов, стали поворачиваться на новые цели, среди расчетов башенных орудий, желавших покончить с японцами, раздались гневные крики: "дайте добить! ", "опять уйдут" и даже "измена!" На "Наварине" дошло до того, что комендор Дыбенко, угрожая бунтом, заставил командира 4-й башни отключить системы автоматического централизованного управления. После чего башня была развернута на ближайший из кораблей противника "Читозе".
Поврежденный в схватке с отрядом Порембского крейсер, видимо, имел серьезные проблемы с рулевым управлением. Он всё более выкатывался из японской линии в сторону русских. Собственно, потоплением "Читозе" намеревался заняться Колчак, дав уже соответствующие распоряжения командиру "Афона". Но покончить с японским кораблем повезло всё же самовольщикам с "Наварина". Один из выпущенных ими снарядов попал прямо под мостик "Читозе", на уровне ватерлинии. Взрыв снаряда вызвал детонацию носового боевого погреба. Над кораблем взлетели подброшенные силой взрыва куски палубы и мелкие обломки. "Читозе" окутался густым дымом и стал тонуть, быстро уходя в воду носом. Через минуту над поверхностью осталась только кормовая часть, так что было видно поврежденный руль, потом и она резко ушла вниз, нырнув в исторгающие пузыри волны. Хотя потопление старого бронепалубного крейсера едва ли можно было считать большим достижением для бригады сверхдредноутов, гибель знакомого по имени еще с прошлой японской войны корабля на русских линкорах была отмечена дружными криками "ура!" И вообще это было знаменательное событие - впервые в новой истории крупный японский корабль был потоплен в артиллерийском бою, а у русского флота потопления противника артиллерией не было со времен Синопа! Бахирев поздравил "Наварин", сделав одновременно выговор за неисполнение приказа сосредоточить огонь на вражеских линкорах.
По сравнению с крейсерами-броненосцами японские линкоры-недодредноуты казались гораздо более серьезными противниками. Один "Сетцу" мог бить на борт из восьми 12-дюймовок. И шестнадцать 12-дюймовок у четырех остальных броненосцев. Плюс шестнадцать 10-дюймовок промежуточного калибра "Аки", "Сацумы", "Катори" и "Касимы". Сорок крупнокалиберных орудий - по количеству стволов сопоставимо с бригадой "измаилов". Но если у русских линейных крейсеров единый и гораздо более мощный 14-дюймовый калибр позволял эскадре действовать как организованное единое целое, то у японцев разнокалиберное вооружение не позволяло организовать хоть какое-то общее управление огнем. Даже на считавшемся дредноутом "Сетцу" 305-мм орудия были разных систем: в носовой и кормовой башнях - длинноствольные английские, в бортовых - устаревшие японского производства. Точности стрельбы на большом расстоянии это совсем не способствовало, наоборот - серьезно затрудняло пристрелку, попробуй отличи фонтаны от падения 12-дюймового снаряда от 10-дюймовых . Исходя из всего этого, Бахирев планировал продолжать бой, оставаясь на траверзе у японцев на дальней дистанции, может быть даже увеличить ее до 70 кабельтовых. Тогда реальную опасность для русских будут представлять лишь четыре современные 12-дюймовки "Сетцу"
Адмирал Колчак во время боя не спустился на мостик или в рубку, а оставался на марсовой площадке "Афона", подобно знаменитому британскому адмиралу Битти во время Ютланской битвы. Однако открывавшаяся перед русским флотоводцем картина сражения мало походила на побоище у Скагеррака. Вместо жаркой схватки с жестокой перекрестной стрельбой русская и японские эскадры спокойно шли параллельными курсами в отдалении друг от друга, обмениваясь кажущимися маловредными на такой дистанции залпами. Так ведь до вечера можно провозиться!
- Приказ вице-адмиралу Бахиреву, - Колчак диктовал приказ с папиросой в зубах. - Действовать решительно! Идти на сближение с противником! Охватить с головы! Врага не жалеть!
Из-за поврежденной радиоантенны "Измаила" сообщение туда было передано прожектором и флажками.
Бахирев мрачно подкрутил усы. Опять Колчак хочет рисковать чужими жизнями. Но нового обвинения в трусости он от командующего не допустит. Зато потом уж выскажет, всё, что думает. Приватно или публично! Вице-адмирал повернулся к стоявшему с ним рядом на мостике командиру "Измаила" капитану 1-го ранга Плену.
Командуете поворот два румба на правый борт! И прибавьте хода! Сблизимся с японцами кабельтовых на сорок, потом начнем обгонять и делать кроссинг. И еще, Павел Михайлович, спускайтесь-ка в броневую рубку, да побыстрее.
А вы, Михаил Коронатович?
Я уж здесь постою, здесь воздух посвежее да и видно дальше...
Укрываться в защищенной 400-мм броней боевую рубку вице-адмирал Бахирев не хотел ни в коем случае. Он помнил, как описывали в давнишних газетах и журналах Цусимское побоище. Все восхищались храбростью японского адмирала Того, пробывшего весь бой на открытом мостике, тогда как русский адмирал Рожественский скрывался за броней, по слухам, даже прятался от летящих через смотровую щель осколков, встав на колени. Нет! Такого у него не будет!
Исполняя приказ командующего, "Измаил", "Кинбурн", "Бородино" и "Наварин" двинулись на сближение с японской эскадрой. Тяжелые орудийные башни также синхронно поворачивались, продолжая отслеживать противника, только всё ниже опускались хоботы массивных стволов, чтобы бить по более близкой цели, практически - прямой наводкой. Снизу, из бортовых казематов, в сторону японцев вытянулись тонкие стволы орудий вспомогательного калибра. На 40 кабельтовых и они могли вести огонь по врагу. Японцы также яростно вели огонь из всех своих стволов, чередуя фугасные и бронебойные снаряды. При сократившейся дистанции артиллерийская дуэль стала гораздо ожесточеннее, тем более, что в него активно включилась среднекалиберная артиллерия. Против сорока восьми 130-мм пушек русских дредноутов у пяти японских линкоров было вместе двадцать одно 152-мм и десять 120-мм орудий. Серьезного значения в дуэли кораблей линии средняя артиллерия, впрочем, не имела.
Бой развивался стремительно. "Измаилы" вели огонь с максимальной скорострельностью, выпуская четырехорудийные залпы главного калибра каждые тридцать секунд. Батареи 130-мм орудий стреляли непрерывно. Снаряды кучно ложились во вражеской линии, иногда полностью заслоняя ее из виду фонтанами всплесков и дымом разрывов. Сокрушительный огонь главного калибра "измаилов" сразу же дезорганизовал стрельбу противника, подавив большинство японских орудий в первые минуты боя. Тем не менее, русские успели почувствовали, что победа не будет легкой. "Измаилу" два или три попадания с "Сетцу" пришлись в бронепояс у ватерлинии и остались без последствий. Задняя дымовая труба русского дредноута была пробита навылет снарядом среднего калибра (120 или 152-мм, на "Сетцу" были и такие, и такие). 305-мм фугасный снаряд разорвался на носовой башне - не пробил броню, но смел взрывной волной и сколками установленные на крыше дальномерный пост и расчет зенитного орудия.
На идущим вторым "Бородино" крупнокалиберный снаряд с "Аки" отрикошетил от 9-тонного якоря и вскрыл надводный борт в носовой части. Косая рваная пробоина дошла до помещений бани, где размещался пустовавший пока, к счастью, лазарет. Обломком оторвавшейся обшивки был тяжело ранен один из фельдшеров. Еще более впечатляющим оказалось двойное попадание (видимо, башенным залпом) с "Касимы" в кормовую оконечность "Кинбурна". Гордость корабля - большой столовый зал - в одно мгновение превратился в жарко пылающие обломки. В грохот боя вплелся короткий мелодичный стон, когда осколки пронзили стоявший в зале концертный рояль. Вспыхнул и за секунду сгорел иссеченный осколками кормовой Андреевский флаг. Хотя пожар был быстро потушен, а новый флаг был тут же поднят, на "Кинбурне" и эскадре это сочли дурным знаком. "Наварин" отделался сбитым шлюпочным краном и упавшим за борт трапом.
Противнику досталось куда больше. Было невероятно, что японцы смогли вообще выдерживать такой обстрел, хоть как-то сохранять строй. На головной "Сетцу" были сбиты все три дымовые трубы и грот-мачта. Фок-мачта накренилась на перебитых треногах. Клубы дыма и языки пламени охватили всю центральную часть корабля. Носовая башня была выведена из строя прямым попаданием, не пробившим броню, но порвавшим всю гидравлику и электроцепи. Из кормовой башни продолжало стрелять лишь одно орудие, а второе торчало из амбразуры коротким обрубком оторванного ствола. Переднюю левую башню просто разнесло на куски. Русский снаряд вошел между двумя её орудиями и разорвался на задней стенке. В башне и в перегрузочном отделении под нею рванули поднятые туда боеприпасы, выбросив наружу столб дыма и пламени, как из огнедышащего кратера. Но заслонки в снарядный погреб успели закрыть находившиеся внизу матросы, потом туда пустили воду, что спасло корабль. Башенную крышу взрывом подкинуло высоко вверх, а саму башню сорвало с основания и повалило на палубу, перевернув боком.. Взрыв повредил главные паропровод носовой кочегарки, поэтому скорость корабля упала до 17 узлов. Были повреждены и внутренние коммуникации, из-за чего рулевое управление и управление артиллерийским огнем из рубки "Сетцу" стали невозможны. Вице-адмирал Сузуки для передачи приказов вынужден был направлять посыльных пробираться по полуразрушенному дредноуту
Не меньше досталось идущему следом "Аки"... Первые залпы, выпущенные по нему "Бородино", легли с перелетами. Огромные русские снаряды с паровозным рёвом пронеслись низко над самым кораблем, едва не задев трубы. Но потом "Аки" стал "ловить" попадания, сотрясаясь от каждого следующего мощного удара. 14-дюймовые "бородинские" снаряды проламывали броню и взрывались с оглушающих громоподобным грохотом, оставляя после себя в отсеках настоящие пещеры сплошных разрушений. Один их русских снарядов, пробив 6-дюймовую броню верхнего пояса и 3-дюймовых скос броневой палубы, проник в горизонтальный перегрузочный коридор, связывавший все башни 254-мм орудий левого борта.
Взорвавшись, снаряд вызвал возгорание перевозившихся по коридору боеприпасов. Защитные двери из коридора в перегрузочные отделения башен закрыть не успели. Вероятно даже, что эти двери были специально открыты для спасения находившихся в коридоре. В результате в течении полуминуты огонь проник во все подбашенные отделения, где так же воспламенились заряды. Шахты башенных элеваторов мгновенно уподобились бьющим вверх гигантским бунзеновским горелкам. Из амбразур и люков всех трех бортовых башен стали вдруг вырываться струи ярчайшего пламени. По всей средней части корабля - от фок- до грот-мачты встала высокая сплошная стена пламени. На "Бородино" даже решили, что "Аки" взрывается и прекратили огонь. Но пламя, которое выжгло башни со всеми находившимися там, не прошло в артиллерийские погреба. Путь вниз по подъемникам успели перекрыть, а сами погреба были затоплены. Помимо башенной 10-дюймовой артиллерии левого борта страшный пожар уничтожил и все четыре 6-дюймовки на батарейной палубе. "Аки" мог теперь стрелять на левый борт только из 12-дюймовок носовой и кормовой башен.
Серьезно пострадали от обстрела меньшие по размерам броненосцы "Касими" и "Катори". Их прежняя служба в основном состояла в дальних зарубежных плаваниях с официальными визитами. Теперь эти блестящие корабли превращались в плавучие руины, груды горящего рваного железа. Наличие на "парадных" броненосцах большого количества дерева и окрашенных поверхностей привело при обстреле к масштабным пожарам. Силу огню добавили боеприпасы, поднятые к размещенным на палубе и мостиках малокалиберной артиллерии. Охватившие спардеки обоих малых линкорах пожары сделали практически невозможными стрельбу одноорудийных 10-дюймовых башен и казематных батарей 6-дюймовых орудий. Покинувшие орудия из-за огня и дыма включились в борьбу с пожарами. В ходе короткого боя "Касима" лишился и носового и кормового постов управления. 14-дюймовые снарядов снесли мостики вместе с мачтами, рухнувшими за борт. 9-дюймовая броня боевых рубок не спасла находившихся там офицеров, погибли и командир, и старший офицер корабля. У кормовой башни главного калибра сдвинуло броневую крышу, оба орудия сместились с лафетов. Носовая башня продолжала стрелять, самостоятельно выбирая цели. На "Катори" были уничтожены главный пост управления огнем, а резервный, на спардеке, пришлось покинуть из-за пожара. Впрочем, это уже было не важно, потому что прямые попадания, хотя и без пробития брони, вывели из строя сначала носовую, а потом и кормовую 12-дюймовые башни. После этого "Катори" вел огонь на левый борт только из последней 3-дюймовки в носовом каземате. Из-за разбитых дымовых труб и вентиляторов в котельных отделениях росла концентрация вредных газов, кочегары массово теряли сознания у топок. Оба броненосца получили повреждения в подводной части корпуса из-за близких разрывов снарядов, были затоплены угольные ямы, вода постепенно поступала в котельные и машинные отделения.
Меньше других пострадал замыкавший японскую колонну "Сацума". Его противником был не один из "измаилов", а гораздо менее сильный "Афон". Флагманский корабль адмирала Колчака с бортовым залпом из восьми 11-дюймовых орудий (пятая башня на противоположном борту могла стрелять через корпус только в крайнем случае и на очень ограниченных углах) смотрелся едва ли сильнее "Сацумы", который мог вести огонь на борт из четырех 12-дюймовых и шести 10-дюймовых орудий. Разве что бывший немецкий линейный крейсер был бронирован чуть лучше, чем японский броненосец, да единый общий калибр давал "экс-Гебену" преимущество в управлении огнем.
В целом бой шел на равных. "Афону" удалось подбить на "Сацуме" заднюю 10-дюймовую башню. 280-мм снаряд раскололся о башенную броню, но часть осколков всё же попала внутрь и повредило одно из 254-мм орудий. Кроме того были выведены из строя механизмы вращения башни, поэтому и уцелевшее орудие не могло вести огонь. Кроме того, на "Сацуме" был разбит каземат со 120-мм орудием. В свою очередь "Афон" потерял два среднекалиберных орудия переднего плутонга правого борта, уничтоженные вместе с расчетами, когда японский 305-мм снаряд взорвался, пробив броню, в каземате. Вспыхнувший там пожар быстро потушили, однако вторая башня главного калибра некоторое время не могла вести огонь из-за сильного задымления. Дым из каземата мешал и наблюдению из боевой рубку, куда командующий спустился с марса. Свое переселение под защиту 350-мм брони Колчак с деланным смехом объяснил правилом не лезть со своим уставом в чужой монастырь: раз он оказался на дредноуте германской постройки, нужно быть там, где немецкие конструкторы отводили место адмиралу - в максимально защищенном командном пункте.
Колчак обдумывал, как воспользоваться главным преимуществом своего корабля - большой скоростью. Правда, активно маневрировать означало покинуть эскадренную линию. Но адмирал не собирался быть пассивным наблюдателем того, как дредноуты Бахирева методично и скучно разделывают японцев. И, к тому же, кто говорил, что командующий со своим флагманским кораблем не может действовать самостоятельно от эскадры? Вспомним, например, как в Балканскую войну при Элли и Лемносе греческий адмирал Кондуриотис на своем броненосном крейсере обходил связанные боем турецкие броненосцы. Может, "Афону" следует зайти противнику с кормы и расстреливать анфиладным огнем. При этом русские получают серьезное преимущество в числе стволов - стрелять на кормовых углах "Сацума" может только из трех задних башен.
Колчак распорядился на всякий случай предупредить о своем решении Бахирева, но из радиорубки доложили, что эфир забит помехами. Удивительно, у японцев еще хватает станций глушить наши переговоры! Но не отказываться же ради этого от задуманного маневра. Передать сообщение сигнальной связью! Подтверждения не дожидаться! "Афон" свалился в резкую циркуляцию на левый борт (японцы при этом решили, что повредили русским рулевое управление) и после поворота на 24 румба взял курс на зюйд, пересекая курс вражеской эскадры между "Сацумой" и далеко отставшими от своих линкоров японскими крейсерами.
Вражеская линия была на створе, так что видно было теперь лишь концевой "Сацума ". "Афон" дал полный залп из всех своих пяти башен, и десять 280-мм снарядов закрыли японский броненосец густой гребенкой водяных столбов. Не успели они опасть в море, как последовал новый залп. За шесть минут было выпущено шесть залпов. "Афон", находясь в выгодном положении, спешил выпустить максимальное число снарядов. Колчак, замирая дыхание, рассматривал в перископ (на германских дредноутах отказались от смотровых щелей в рубках) на увеличенное изображение водяной завесы, надеясь, что там вот-вот полыхнет вспышка рвущегося в пробитых погребах боезапаса...
- Александр Васильевич! Справа, справа... Поворачивают...
Колчак послушно повернул перископ вправо. В поле обзора вплыли выходящие из-за водяной стены силуэты кораблей. Первый, второй, третий, четвертый... Японская эскадра совершала последовательный поворот за флагманом на зюйд-вест. Перед русским линейным крейсером оказались вдруг все пять больших вражеских кораблей. На темных силуэтах зажигались огненные точки. Японцы открыли по "Афону" огонь орудиями правого борта, до того не участвовавшими в бою.
После той обработки, что учинили 14-дюймовки "измаилов", японские линкоры пребывали в полуразрушенном состоянии. Однако при побортном расположении главного калибра у устаревших японских линкоров, их правые башни сохраняли боеспособность и, разумеется, когда оттуда увидели большой русский корабль, да еще под адмиральским флагом, они немедленно открыли по нему огонь из всех стволов. Даже если учесть, что уцелевшие концевые башни японцев продолжали стрелять по гораздо более опасным "измаилам", для комендоров башен правого борта иной цели, чем "Афон" просто не было. А это было четыре 305-мм орудиями у "Сетцу" и шестнадцать 254-мм пушек "Аки", "Касимы", "Катори" и "Сацумы". Стреляли и среднекалиберные орудия правобортных батарей, но ущерб от них был незначительный, чего нельзя было сказать о крупнокалиберных снарядах. Конечно, системы управления огнем на изувеченных огнем "измаилов" японских линкорах уже не действовали, но короткая дистанция не давала поблажек. Вокруг "Афона" вскипал целый лес фонтанов, заливая водой палубу и надстройки. Осколки дырявили легкие конструкции. За считанные минуты корабль получал сразу три серьезных попадания и все - в башни главного калибра. Первый снаряд разорвался на броневой крыше левобортной башни, сбив ей смотровой колпак. Часть осколков ударила вместе с пороховыми газами внутрь башни, уничтожив там расчет, другая часть - проникла через вентиляционные шахты в машинное отделение. Второй японский снаряд заклинил вращение носовой башни; третий попал в корму и прошел небронированный борт, пока не взорвался на барбете задней кормовой башни, выведя из строя механизмы наводки и подъема боеприпасов. При таком плотном обстреле попадания были гарантированы. Бак "Афона" был изрешечен разорвавшимся на воде у борта снарядом, второй снаряд, пробив броневой пояс, вызвал затопления одной из угольных ям.
Теперь "Афон" мог стрелять на левый борт лишь из двух орудий возвышенной кормовой башни и, на определенных углах, орудиями правой бортовой башни. Продолжать при таких условиях бой со всей японской эскадрой означало серьезно рисковать своим кораблем. Вот ведь Бахирев, ничего нельзя ему поручить! Столько бил по старым японским посудинам из мощнейших орудий, а они вон как огрызаются! Адмирал Колчак приказал капитану Кетлинскому поворачивать на 16 румбов и уходить на всей скорости назад. При повороте линейный крейсер угодил под еще одно попадание в борт, которое взорвало трубу подачи боеприпасов и вызвало пожар в каземате четвертого 130-мм орудий правого борта. Зато теперь уже можно было свободно ввести в действие уцелевшую бортовую башню.
Но медлить с отходом было нельзя ни в коем случае. Вражеская эскадра завершала последовательный поворот, двигаясь на 10 узлах курсом на зюйд-вест. "Афон" был у японских линкоров как на ладони. А с другой стороны их нагоняли три японских тяжелых крейсера - "Ибуки", "Курама" и "Икома", хотя и сильно поврежденные, но, вероятно, сохранившие несколько 12-дюймовых орудий. Для "Афона" близкая встреча с ними могла оказаться роковой. К счастью, двигательная установка русского линейного крейсера малопострадала, а охватившие верхнюю палубу и надстройки пожары сыграли даже на пользу, создав подобие дымовой завесы. "Афон" на полной скорости вырвался из захлопывавшихся бронированных тисков. Но где был всё это время Бахирев со своими "измаилами"?! С наблюдательного поста на фор-марсе доложили то, что Колчак менее всего ожидал услышать. Четыре русских сверхдредноута шли на юго-восток, расходящимся курсом с идущей на юго-запад вражеской эскадрой.
Кантаро Сузуки вполне осознал, что продолжение сражения по навязанной русскими схеме боя однозначно готовит японскому флоту полное уничтожение. Противнику при его превосходстве в скорости достаточно будет просто повторить то, что так великолепно продемонстрировал адмирал Того пятнадцать лет назад: обойти с головы и сделать кроссинг японской кильватерной колонне - "и поставить палочку над Т". Но Сузуки не собирался послушно вести свои корабли на убой, как тот бородатый русский адмирал при Цусиме. Если им и суждено сегодня погибнуть, то пусть это будет быстрая и отважная смерть в атаке. Японский адмирал распорядился подготовиться к повороту лево на борт, на пересечение курса русской эскадры. Возможно, они сумеют прорвать и разрушить вражеский строй. Пусть даже дело дойдет до тарана! Одновременно на минную флотилию, укрывавшуюся от огня по правому борту японских линкоров, был передан приказ выйти вперед и атаковать противника с носовых курсов.
"Сетцу" накренился, поворачиваясь носом на русский боевой строй. Мимо, обгоняя на полном ходу тяжелый дредноут, выбегали вперед маленькие миноносцы. На передней правой башне флагманского японского линкора впервые с начала боя увидели противника. В визиры прицелов его орудий вплыл стремительный и грозный силуэт головного в русской колонне "Измаила". Все четыре его низкие широкие башни озарились вспышками залпа. Одновременно выстрелили и две 12-дюймовки башни "Сетцу", единственной, способной сейчас стрелять по врагу. Русский залп лег почти перелетом, но всё же один из снарядов задел японский корабль. Он попал в корпус справа от заднего мостика и, вскрыв палубную броню, поразил правое турбинное отделение. "Сетцу" с работающими только левыми винтами неудержимо повело в правую сторону. Отсутствие связи рулевого отделения с боевой рубкой не позволило как-то выправить эту самопроизвольную циркуляцию. Следовавшие за флагманом корабли стали повторять этот маневр, отворачивая от противника. Справа неожиданно обнаружился большой вражеский корабль, по которому тут же открыли огонь все орудия нестрелявшего ранее борта.
"Сетцу", наконец-то вернул себе управление, однако его ход упал до десяти узлов. К тому же корабль сильно рыскал по курсу, готовый в любой момент свалиться в новую циркуляцию. Вице-адмирал Сузуки приказал дать знать сигнальной связью на "Аки", чтобы его командир вел флот дальше. "Сетцу" отошел в сторону, чтобы не задерживать эскадру. Странно, что русские позволили японцам так беспрепятственно маневрировать. Но где они сами? С крайним удивлением адмирал Сузуки наблюдал, как четыре мощных русских линейных крейсера, вместо того, чтобы воспользоваться благоприятным моментом и завершить разгром почти уже разбитого 3-го флота, уходят, удаляясь, куда-то совсем в другую сторону.
Вице-адмирал Бахирев отдавал последние распоряжение по охвату вражеской колонны с головы. Неожиданный поворот противника на пересекающийся курс даже облегчал эту задачу. Бахирев перешел на правое крыло мостика, повисшего на многометровой высоте, чтобы лучше разглядеть прущий прямо в лоб "Сетцу", который тяжело толкал перед собой волну глубоко ушедшим в воду носом. На боковой башне линкора сверкнули огоньки выстрелов сразу двух орудий, сразу окутавшихся коричневой дымкой. А потом из-под ног Бахирева вдруг исчез мостик.
Японцам, как бывало с ними и раньше, несказанно повезло. Единственный залп, который успела выпустить по "Измаилу" передняя правая башня "Сетцу", угодил русскому дредноуту прямо в боевую рубку. Два 305-мм бронебойных снаряда не смогли пробить закаленную крупповским методом сталь 16 дюймовой толщины, но мощное сотрясение вывело из строя системы связи и управления командного центра "Измаила". Все находившиеся в его рубке получили контузии. Рикошетом от рубки снаряды ударили по опорам расположенной позади многоуровневой конструкции. Возвышавшиеся вокруг фок-мачты этажи открытых и закрытых мостиков, наблюдательных и управляющих постов стали разваливаться как карточный домик. Внутри этой рухнувшей на палубу и завалившей стакан броневой рубки груды исковерканного железа оказались погребены десятки людей, в том числе и вице-адмирал Бахирев. Адмирала быстро нашли, освободив от завалов вход в бывшую адмиральскую рубку. Бахирев был в сознании и пытался подняться из кучи тел и обломков. Правая его рука висела, рукав мундира набухал темным, лоб был рассечен до кости. Адмирала и других выживших перевязали и осторожно снесли на носилках в лазарет. Капитан 1-го ранга Плен, жестоко страдавший от контузии, спустился для руководства боем в центральный боевой пост. Обычной для крупного боевого корабля резервной кормовой рубки у "Измаила" не было, что являлось одним из немногих серьезных недостатков новейшего русского линкора. Управление из центрального поста, находившегося в недрах корабля, на третьей нижней палубе, не могло полностью заменить живого наблюдения за ходом боя.
События, между тем, продолжали разворачиваться с поразительной быстротой. Из-за вражеской эскадренной колонны внезапно появились небольшие четырехтрубные миноносцы. Они вышли вперед, развернулись фронтом и устремились в лобовую атаку на головной русский корабль. Расчеты носовых плутонгов 130-мм орудий "Измаила" не получали с уничтоженного командного пункта ни распоряжений, ни целеуказаний. Заградительный огонь по миноносцам артиллеристы открыли самостоятельно, когда враг был уже в 20 кабельтовых.
Командир корабля Плен, наконец, смог уяснить сообщение о вражеской минной атаке на носовых курсах. Немедленно эта новость стала занимать Плена гораздо больше, чем непонятные маневры японских линкоров. "Измаил" мог вести встречный огонь из двенадцати 130-мм орудий противоминных батарей, не считая трех 356-мм орудий носовой башни. Но хватит ли этого, чтобы гарантированно уничтожить все атакующие эсминцы при разбитых дальномерах? Если японцы подойдут вплотную, они будут потоплены прямой наводкой. Однако они могут сделать торпедный залп и с дальней дистанции. Не особенно метко, но при большом количестве пущенных торпед - опасность попадания вполне реальна. На случай такой массированной атаки инструкции предписывали колонне линкоров резкий отворот и отрыв от идущих торпед. Однако в Ютланском бою британский флот после такого поворота потерял преследуемую германскую эскадру. Теперь большинство теоретиков военно-морского дела высказывались за то, чтобы поворачивать на торпеды. В этом случае, при минимальном риске попадания в нос линкоры не удалялись, а приближались к противнику. Возможно, будь сейчас на мостике "Измаила" решительный Бахирев, он так бы и сделал. Но не отошедший от контузии капитан Плен, который судил о ситуации фактически вслепую, решил не рисковать и дал приказ при наблюдении пусков торпед отворачивать налево, от японцев.
Участие японских эскадренных миноносцев в эскадренном сражении сводилось пока что в малоудачных стычках с русским авангардом, да, чуть позже, в постановке дымовой завесы, которая не очень-то пригодилась главным силам японского флота. При этом флотилия потеряла почти половину своих кораблей. Всего семь миноносцев шли теперь справа от колонны линкоров, мало что видя за их громадами. Тем не менее, было понятно - линкорам в бою приходится очень тяжело. Выше их мачт вставали водяные столбы от падения снарядов, поднимались клубы дыма от прямых попаданий, рушились трубы, багровыми отблесками разгорались пожары. Эсминцы же пока никак не страдали от того чудовищного обстрела, который обрушивался на линкоры.
Но вот на флагманском "Сетцу" на оставшейся единственной фок-мачте взлетел сигнал к атаке. Эсминцы дали максимальный ход и ринулись вперед. Миг и они очутились на простреливаемом пространстве между двух эскадр. Впереди открывалась величественная картина идущих в колонне и изрыгающих огонь четырех русских дредноутов. Слева убегала за корму колонна собственных линкоров. Как не притягивали к себе внимание грозные вражеские корабли, взгляды невольно оборачивались назад. Только теперь на эсминцах поняли, насколько досталось в бою линкорам. Их левые стороны выглядели так, будто исполинский мальчишка истыкал железным прутом бумажные игрушки. Удивительно, что линкоры вообще выдержали такой обстрел. В прошлую войну, как говорили, русские снаряды обычно оставляли на кораблях лишь аккуратные круглые отверстия, которые тут же затыкали специальными деревянными пробками. Теперь же корабли выглядели так, будто попали в центр страшного тайфуна... Русским, похоже, досталось несравненно меньше... Вражеские дредноуты кажутся огромными, страшными и неуязвимыми. Этим гигантам хватит минуты, чтобы разделаться с вышедшими из-за прикрытия линкоров маленьким миноносцами. Но раз уж всё равно погибать, стоит сделать свою смерть более славной. Эсминцы "Асакадзе", "Оите", "Новаке", "Аннами", "Юдати", "Исонами", "Уранами" бросились в атаку, вздымая буруны своими форштевнями.
На них перенесли огонь батареи скорострельных противоминных орудий русских дредноутов. Японцы отвечали из своих орудий, хотя что значили их слабых пушек на фоне залпов тяжелых орудий, которыми обменивались корабли линии. Неожиданно на "Измаиле" у фок-мачты сверкнула яркая вспышка. Высокая мачта накренилась и, медленно надламываясь, обрушилась за борт. Весь передний мостик дредноута превратился в обломки. По японским миноносцам прокатился ликующее "банзай!" Они продолжали свою атаку.
По мере приближения к русским дредноутам их огонь становился всё более точным. Близкие разрывы рвали осколками борта и надстройки, в трюмы захлестывалась вода. На эсминцах, стиснув зубы, молились успеть дотянуть до дистанции торпедного залпа. Прямых попаданий пока не было, и японцы продолжали идти вперед. Но вот "Измаил" начал разворачивать на миноносцы носовую башню главного калибра. Через мгновение она дала полный залп, блеснув разом тремя огненными вспышками. Тяжелые снаряды, прогудев над мачтами, взметнули фонтаны за кормой головного "Асакадзе". Чудовищные всплески погребли под собой идущий следом "Аннами", как показалось, просто вбив маленький кораблик в толщу воды. Потом миноносец показался из под стекающей воды, но без труб и мостика, с сорванными пушками и торпедными аппаратами. Его топки были залиты, и "Аннами" беспомощно раскачивался среди взбаламученных волн. Боясь потерять под усиливающимся обстрелом оставшиеся корабли, флотилия стала разворачиваться для торпедных пусков торпед. За самое короткое время шесть миноносцев выстрелили двенадцатью торпедами, которые устремились к русским кораблям, оставляя за собой на волнах зловещие линии пузырьков.
Вражеские гиганты поворачивали кормой к торпедам, уходили прочь... Капитан Одзава стер с лица брызги воды. Вместе с водой с лица стекала кровь от незамеченного в горячке боя ранения, он не чувствовал боли. Ему удалось заставить отступить сверхдредноуты! Японские линкоры совершили поворот полный кругом и уходили на северо-восток, всё более удаляясь от своих грозных врагов. Грохочущие над морем залпы главного калибра становились всё более редкими. Остаткам 3-й минной дивизии японского флота пора было уходить под защиту своей линейной эскадры. "Измаилы" удалялись, но к японскому отряду неслись полным ходом два русских легких крейсера - один типа "Светлана", другой, четырехтрубный, похоже, немецкий трофей.
Для миноносцев легкие крейсера были смертельно опасным противником. Вдобавок, с другой стороны на японцев мчались еще и четыре больших эсминцев-"новика", пытаясь отрезать пути отступления. Вокруг вновь вставали фонтаны от частых падений русских снарядов. Возможно быстро эсминцы отходили назад. Снаряд русского крейсера поразил "Новаке" прямо в артиллерийский погреб. Японский корабль переломился пополам и ушел в воду, высоко задирая корму со вращающимися винтами. За кормой уходящих эсминцев остался и потерявший ход "Аннами". С эсминца кричали "банзай!", прощаясь с товарищами. Через пару минут "Спиридов" и "Трапезунд" накрыли "Аннами" своими залпами. Миноносец лег на изорванный снарядами борт и затонул.
Командующий 3-й флотом Японии вице-адмирал Кантаро Сузуки задумчиво расхаживал по мостику линкора "Сетцу", вернее, по тому, что от мостика осталось. Самоубийственная атака миноносцев заставила отвернуть русские быстроходные дредноуты. Эскадры разошлись, бой стих на какое-то время. Русским не надо спешить, они могут настигнуть поврежденные японские линкоры в любой момент. Но вдруг Колчак отвернул не из-за миноносцев? Неужели русские разгадали тонкий замысел игры, которую вели с ними корабли Сузуки? Нужно предупредить об этом главные силы. Однако после часа жесточайшего боя у Сузуки не осталось ни одной исправной радиостанции. Послать один из миноносцев? Но его перехватят кружащие вокруг быстроходные русские крейсера и эсминцы. Оставалось только ждать и, не теряя времени, по возможности устранять полученные повреждения для нового боя...
Едва ли, впрочем, "Сетцу" переживет еще одну огневую дуэль с кем-то вроде "Измаила". Сузуки вздохнул. Когда-то, при своей закладке, "Сетцу" и однотипный "Кавачи" считались гордостью Страны Восходящего Солнца - первые линейные корабли, построенные в Японии из собственных материалов, первые дредноуты японского флота. Им не везло с самого начала, они устарели уже к моменту спуска на воду. Два года назад нелепо, от взрыва собственного боезапаса, погиб "Кавачи". И вот сегодня "Сетцу" после боя с новейшим русским дредноутом представлял собой будто жертву страшного кораблекрушения. Впрочем, могло было быть хуже, помогла толстая броня, способная сопротивляться даже снарядам новейших русских орудий. Остальные корабли эскадры пострадали еще сильнее.
Кантаро Сузуки вспомнил, как получил приказ перехватить отряд старых русских крейсеров. Его отдал командующий Соединенным флотом адмирал Танин Ямай. Тогда Сузуки предложил выйти в море с тремя вооруженными 12-дюймовой артиллерией крейсерами-броненосцами, включая недавно еще переквалифицированную в учебное судно "Икому". Сузуки вежливо напомнил, что шесть лет назад, во время недавней войны с Германией сам Ямай как раз с тремя такими крейсерами ("Курамой", "Икомой" и однотипной "Цукубой", позднее погибшей на собственной базе из-за взрыва боезапаса) был послан на юг Тихого океана в погоню за эскадрой знаменитого адмирала фон Шпее. Увы, того перехватили англичане, выставив против немцев пару быстроходных линейных крейсеров-дредноутов. Сейчас, если русский адмирал Старк задержится хотя бы на пару деньков у Карафуто - Сахалина, три японских тяжелых крейсера вполне успеют отрезать его от Владивостока. Конечно, новый "Рюрик" посильней "Шарнхорста" и "Гнезенау", а старые знакомые японцев - "Россия" и "Громобой" теперь несли по восемь 203-мм орудий. Но против шести 305-мм орудий "Ибуки", "Курамы" и "Икомы" старые русские крейсера не выстояли бы.
Ямай объяснил Сузуки, что ситуация не так проста, как могло показаться. Русский флот долго не проявлял активности, но агентурные сведения из Владивостока говорят, что противник собирается что-то предпринять. Можно предполагать, что Колчак, понимая неготовность своей эскадры к генеральному сражению с новейшими сверхдредноутами Соединенного флота, будет пытаться выманить в Японское море часть японских линейных сил и разгромить их, пользуясь численным преимуществом. Поэтому в рискованном и малопонятном на первый взгляд рейде старых русских крейсеров можно заподозрить не промашку командования противника, а хитрую западню. Но ставящий капкан охотник сам попадет в засаду. Посланные на перехват "Рюрика", "России" и "Громобоя" корабли станут приманкой, которая выманит из Владивостока русскую эскадру. Выманит под удар Соединенного флота!
Ямай объяснил, что трех крейсеров-броненосцев вполне хватит расправиться со старыми русскими кораблями, но, однако, при ожидающейся встрече с дредноутами Колчака "Курама", "Ибуки" и "Икома" могут погибнуть слишком быстро, еще до того, как к месту боя подойдут главные силы Соединенного флота. Возможно, русские в этом случае успеют ускользнуть обратно во Владивосток. Поэтому в поход должны отправиться все корабли 3-го флота. Собственно, охота на русских рейдеров не будет для них основной задачей, главное - дать обнаружить себя Колчаку и продержаться до подхода Соединенного флота, который и решит исход сражения.
Помолчав, Ямай добавил, что понимает опасность, которой будут подвергаться устаревшие корабли 3-й эскадры в столкновении с превосходящими силами русского флота. Сузуки попытался возразить, что его жизнь и жизни всех его людей принадлежат Японии, и все они будет счастливы погибнуть за императора, но командующий мягко прервал его. Обдумывалось, говорил Ямай, использование в качестве приманки 2-го флота - четырех линейных крейсеров типа "Конго", быстроходных и с сильным вооружением. Однако потом было решено не рисковать ценными линейными крейсерами, всё же уступающим по мощи четырем русским сверхдредноутами типа "Измаил". К тому же, добавил Ямай, дело не только в кораблях. Сузуки понял, что речь идет о недавно назначенном начальнике 2-й эскадры - принце Фушими Хироясу. Близкий родственник императора не мог быть наживкой в ловушке. Однако, как дипломатично дал понять Ямай, если бы его не назначили командующим Соединенным флотом и он продолжал быть начальником линейных крейсеров, то, несомненно, первым в бой шел бы не 3-й, а 2-й флот.
На следующий день эскадра Сузуки двинулась из Сасебо в сторону Цусимского пролива. Кантаро вспоминал, как 16 лет назад в этих местах он, тогда начальник дивизиона миноносцев, выслеживал неуловимые русские крейсера - все те же "Россия" и "Громобой", ради которых 3-й флот, как было объявлено, отправился в нынешний поход. А главный русский броненосный крейсер - "Рюрик" - носил имя того корабля, который японцам тогда всё же удалось потопить. Пусть русские считают, что японцы верят в повторение старой истории.
Близ Окиносимы эскадру заметила русская субмарина. Она вела себя так неосторожно, что была атакована в надводном положении оказавшимся рядом миноносцем охранения, который и потопил лодку. К счастью, она всё же успела передать радиограмму о японской эскадре. Одна из посланных в район Владивостока субмарин вскоре доложила о выходе в море всего русского флота. Не желая слишком удаляться на север, Сузуки крейсировал между Мацусимой и Такэсимой, обозначенных на международных картах как Дажелет и Лианкур. Был риск, что эскадры разойдутся, не встретив друг друга. Хорошо, что авиация теперь позволяла заглянуть за горизонт. Недавно полученные из Британии гидросамолеты "авро" регулярно совершали полеты над морем. И вот, наконец, они заметили русские корабли! Доклад с авиатранспорта "Вакамии" подтвердил, что противник вышел в поход всеми своими силами - 12 дредноутов и множеством легких судов. Когда же над "Сетцу" пронесся русский аэроплан, адмирал Сузуки понял, что Колчак заглотнул наживку! Русские действовали стремительно, направив на перехват 3-го флота пять своих быстроходных дредноутов. Сузуки отправил по радио кодовое сообщение командующему Соединенным флотом. Ответа-подтверждения не ожидалось. Радиограмма главных японских сил могла быть запеленгована русскими и отпугнуть их. Получил ли адмирал Ямай сообщение или нет - станет ясно чуть позже. Если радиограмма затерялась в эфире, 3-му флоту придется до самого конца сражаться одному и погибнуть в бою.
Сузуки вспоминал, как вначале заворожено рассматривал русские дредноутов, с лаконичным силуэтом, похожим на очертания стремительного эсминца, но удивительно громадного, почти на треть длиннее "Сетцу", так что глаз отказывался верить в истинные размеры этих чудовищ, невольно считая их более близкими и не такими большими, чем на самом деле. Но когда четверка русских линкоров приблизилась, их величина уже не вызывала сомнений, поэтому ощущение надвигающейся гигантской мощи холодило сердца японских моряков. А потом по эскадре стали бить огненные молоты вражеских снарядов, разбивая большие корабли, точно бумажные детские игрушки.
В тот миг Сузуки пожалел, что не открыл для своих команд истинную цель их жертвенной миссии. Если бы его люди знали, ради чего их устаревшие корабли поставлены под расстрел новейших русских дредноутов, то они бы сейчас были преисполнены ликования, а не одного лишь молчаливого мужества и решимости обреченных. Увы, приказ командования недвусмысленно требовал полной секретности. Тогда, в штабе, Кантаро пробовал возражать, говоря о воодушевления воинов важностью их дела. Ему напомнили историю, как в начале Ютландского боя к немцам попали англичане с потопленного передового эсминца. Пленные сообщили, что следом за ними идет весь британский флот. В результате германские дредноуты успели повернуть и выскользнуть из уже захлопывающейся ловушки. Сузуки мог бы возражать, что японцы, даже если враг сможет взять их живыми в плен, никогда не откроют тайну, но спорить со штабными было бессмысленно.
В любом случае, моряков 3-го флота нельзя было упрекнуть, что в бою они проявили недостаток храбрости. Когда по их кораблям непрерывно молотили русские 14-дюймовые орудия - дырявя броню, сметая надстройки, оглушая громом разрывом, ослепляя огнем и удушая едким дымом рвущихся то здесь, то там снарядов, ни один из японцев не покинул свой пост иначе как вознесенным славной смертью на небо или спущенный тяжелораненым в переполненный лазарет. Они тушили пожары на заваленной обломками палубе, боролись с затоплениями в полуразрушенных отсеках, подвозили и кидали уголь в топки в удушающем жаре кочегарок или подавали снаряды на подъемники в вымороженных холодильниками артиллерийских погребах. До конца оставались в наполненных дымом орудийных башнях и казематах - стреляли и стреляли по русским дредноутам, которым, как казалось, японский огонь не причинял никакого вреда. Потом, всё-таки, удалось разбить башни "Гебену", снести носовой мостик головному "измаилу"...
Но, конечно, японским кораблям досталось больше. Полуразрушенные обгоревшие линкоры, чьи топки задыхались из-за отсутствия тяги в сбитых трубах, едва выгребали винтами десять узлов. Неровной кильватерной линией идут броненосцы - "Аки", "Касима", "Катори", "Сацума". Флагманский "Сетцу" двигается вне линии, мало по малу отставая от остальных. Рулевое управление у него успели исправить, но работает всего одна турбина, поэтому кораблю никак не удается занять свое место в строю. Не успевают пока догнать линкоры и крейсера - тяжелые броненосные "Икома", "Ибуки", "Курама" и легкие бронепалубные "Сойя" и "Тоне". Между больших кораблей ходят пять миноносцев - всё что осталось от минной флотилии. Это - что касается своих. Теперь противник. Русские, как и раньше, действуют двумя отрядами. На норд-норд-весте черным облаком дымов висят загонщики - легкие крейсера и большие эсминцы. А на норд-норд-осте всё более чётко вырисовываются большие русские корабли - бывший "Гебен", а рядом с ним три еще более крупных линейных крейсера. А одного "измаила", похоже, удалось вывести из строя! Главный русский отряд устремился в погоню и с хорошей скоростью. Значит, скоро новый бой! Горнист в закопченным лицом и в прожженом мундире вновь протрубил с обломков фор-марса тревожный сигнал. Подъемники боеприпасов не действовали, и матросы спешно тащили снаряды к уцелевшим орудиям, по зияющей провалами палубе протаскивали пожарные рукава со свеженаложенными заплатами. Адмирал Сузуки, к удивлению стоявших рядом офицеров, расцвел в удовлетворенной улыбке. Боги оказались милостивы к детям Аматерасу! Русские возвращаются, они ничего не знают о идущим к ним Соединенном флоте.
- Жалко Бахирева! - заговорил с Колчаком командир "Афона" . - И чего он геройствовал, в броневую рубку не пошел?
Адмирал раздраженно захлопнул опустевший портсигар:
- Обидел я Короната перед боем, грешен! Теперь зудит внутри, что это он из-за меня, после моего "не трусить"...
- Бросьте, Александр Васильевич, - сочувственно засмеялся капитан Кетлинский. - Михаил Коронатович - казак! Так бы или иначе в рубку бы не пошел. Слышали про то, как он, в семнадцатом к Церелю на "Баяне" ходил нашу батарею ободрить, когда по ним германские дредноуты били? А тут, представьте, сам на сверхдредноуте против японского старья, да еще и в рубку прятаться. Как он еще на эсминец не пересел, чтобы японцев получше разглядеть. Ну, да Господь милостив, главное, передали, что живой... А с японцами и вчетвером справимся!
Когда "Афон" после своего неудачного маневра подошел к бригадной колонне линейных крейсеров, головной "Измаил " производил трагическое впечатление - фок-мачта сбита вместе с носовыми мостиками, позади боевой рубки - завал обломков. Колчак одобрил решение капитана 1-го ранга Плена уйти от минной атаки в сторону от противника. Руководить из центрального поста маневрами по уклонению от торпед означало подвергнуть линкор большому риску минного подрыва. По этой же причине командующий распорядился, чтобы "Измаил" не участвовал в добивании японской эскадры, хотя артиллерия дредноута практически полностью сохранила боеспособность (за исключением двух поврежденных 130-мм орудий в третьем правобортном каземате и экспериментальной 100-мм зенитки). Капитан Плен получил приказ идти на соединение с бригадами линейных кораблей. В поддержку "Измаилу" Колчак выделил дивизион эсминцев капитана 1-го ранга Леонтьева - "Изяслав", "Автроил", "Прямислав", "Брячислав". В принципе, назад следовало отправить и "Афон", у которого не действовало три орудийные башни из пяти. Однако у Колчака не было времени перебираться со штабом на другой корабль. Командир "Афона" капитан 1-го ранга Кетлинский заверил, что в течении часа-двух все поврежденные башни главного калибра будут приведены в боеспособное состояние. Пока же "Афону" лучше было держаться в стороне от боя, а находившемуся на нем командующему руководить сражением сигнальной связью через легкие репетичные корабли (радиосвязь по-прежнему глушилась мощными вражескими передатчиками)
Вместо раненого и отбывшего на "Измаиле" вице-адмирала Бахирева адмирал Колчак назначил временным начальником бригады линейных кораблей контр-адмирала Веселкина, младшего флагмана эскадры, державшего брейд-вымпел на "Бородино". Собственно, Колчак был далеко не в восторге от передачи бригады тому, кого он сам весной 1917 года по слезному молению гарнизона снял с должности коменданта Севастополя. Но выбирать не приходилось. Если самому отправляться на "Бородино", японцы могут успеть и уйти. А так дело пошло довольно быстро. Получив семафором инструкции, Веселкин сменил курс с зюйд-оста на зюйд-вест и повел "Бородино", "Кинбурн" и "Наварин" вдогонку за неприятелем.
Первыми под огонь главного калибра вновь попали идущие замыкающими во вражеском строе тяжелые крейсера. "Ибуки", "Икома" и заметно отставший от них "Курама" отвечали редкими выстрелами из уцелевших 12- и 8-дюймовок. Стрелял и десяток где-то среднекалиберных пушек, но их 150-мм и 120-мм снаряды мало чем могли повредить русским дредноутам, которые били по противнику из тридцати шести 356-мм стволов. Залпы следовали за залпами, попадания за попаданием, но японские корабли, превращенные в полные руины, еще держались на плаву и не спускали флаги, хотя стрельба с них постепенно затихала пока практически не прекратилась. Колчак передал через эсминцы "Капитан Кроун" и "Капитан Керн", служившие репетичными судами, приказ контр-адмиралу Веселкину заняться вражескими линейными кораблями, а окончательное уничтожение японского крейсерского отряда предоставить легким силам контр-адмирала Порембского.
У Казимира Порембского было три легких крейсера и двенадцать эсминцев, вооруженных 5-дюймовыми и 4-дюймовыми орудиями. Этого вполне хватало против японских миноносцев и бронепалубных крейсеров, но пытаться добивать среднекалиберной артиллерией огромные броненосные крейсера, пусть и сильно поврежденные, значило расходовать впустую снаряды. Следовало применять торпеды, но, чтобы подойти на дистанцию гарантированного торпедного пуска, эсминцам надо было бы подойти среди бела дня на три-пять кабельтовых. И тут возникал вопрос - насколько выбита артиллерия у японских кораблей? Даже несколько уцелевших орудий на ближней дистанции могут представлять серьезную опасность для незащищенных броней эсминцев
Первым из японских кораблей под ударом оказывался отставший от своих из-за поврежденных котлов "Курама". Броненосный крейсер глубоко осел пробитым в нескольких местах корпусом, вода подошла к амбразурам батарейной палубы, сделав непригодными большинство орудий бортовых казематов. Разбитые динамо-машины обесточили башни с 8-дюймовыми и 12-дюймовыми орудиями. Несколько крупнокалиберных снарядов из погребов можно было поднять и на ручном приводе, но наводить вручную тяжелые башни, чтобы попасть в быстроходные и маневренные миноносцы, было уже немыслимо. На вооружении огромного броненосного крейсера, не считая чудом уцелевшей зенитки на кормовом мостике, оставались лишь одно 120-мм орудие на мидели правого борта и два таких же орудия в казематах на возвышенном полубаке. Из них "Курама" и открыл беглый огонь, развернувшись носом к атакующему его дивизиону русских эсминцев - "Калиакрия", "Фидонисия", "Керчь" и "Гаджибей" под командованием капитана 1-го ранга Климова.
Двух пятидюймовок было явно недостатчно, чтобы остановить четверку "новиков". Однако на выручку "Кураме" пришли, повернув назад броненосные крейсера "Ибуки" и "Икома", а также, что в сложившейся ситуации, было гораздо важнее, и легкие японские крейсера. Первым в бой с русскими вступил "Тоне", который далеко обогнал и сильно поврежденного "Сойю", и крейсера-броненосцы. Маленький японский крейсер с хода вступил в скоротечную огневую дуэль с передовым у русских эсминцем "Керчь". Эсминец упорно шел вперед, хотя получил пробоину в дымовой трубе и пожар на полубаке, угрожающий взрывом носовых торпедных аппаратов. Но "Керчь" всё же приблизиться к "Кураме" на 10 кабельтовых и только тогда развернулся бортом и сделал залп из кормовых аппаратов сразу шестью торпедами. Японский тяжелый крейсер попытался уклониться от идущего на него залпа, но одна из торпед всё же настигла его. У кормы взметнулась к небу выброшенная кустом вода, раздался гулких грохот подводного взрыва, всё заволокло бурое облако дыма... Большой корабль содрогнулся всем корпусом и накренился на левый борт.
На "Керчи", отходящей назад после удачного пуска торпед, пронеслось ликующее "ура!", его дружно поддержали и на других русских эсминцах. Однако, как оказалось, ликование было преждевременно. "Курама" удержался на плаву, хотя получил сильный крен и осел еще глубже в воду. "Керчь" - из первой серии эсминцев-"ушаковцев" - был вооружен устаревшими 450-мм торпедами со 100-кг зарядом взрывчатки. Одной такой легкой торпеды для потопления большого корабля оказалось мало. Японцам в прошлую войну, чтобы покончить с русским броненосцем, требовалось несколько подобных 18-дюймовых торпед. Англичане давно уже перешли на 21-дюймовую торпеду со вдвое большим зарядом взрывчатого вещества в боевой части. В России такой торпедой - образца 1917 года - успели вооружить только новые подлодки и эсминцы последних серий. "Калиакрия", "Гаджибей", "Фидонисия" отошли, не выпустив торпеды, не подойдя ближе 20 кабельтовых . Остальные русские эсминцы не рискнули приближаться и на 30 кабельтовых. А после того, как носовая башня "Ибуки" изрыгнула из обоих своих 12-дюймовых стволов огненные факелы выстрелов, подходит не стали и русские легкие крейсера. Контр-адмирал Порембский справедливо рассудил, что такой сильно недобитый противник ему не по зубам.
Тем временем "Бородино", "Кинбурн" и "Наварин" догоняли нестройно отползавшие на юго-запад японские броненосцы. Неожиданно четыре японских корабля стали совершать циркуляции, поворачивая теперь навстречу русской эскадре. Державший флаг на "Сацуме" контр-адмирал Косабуро Учидо, командир 4-й эскадры линкоров и младший флагман 3-го флота, запросил семафорной связью у вице-адмирала Сузуки согласия принять командование боевой линией и, после подтверждения, дал приказ о повороте все вдруг на 16 румбов. Адмирал Учидо решил, что, раз уйти от противника всё равно не удастся, лучше встретить врага невыбитыми орудиями правого борта. Кроме того, развернувшись назад, японские линкоры шли бы на соединение со своими отставшими тяжелыми крейсерами. Такой сложный маневр, как поворот "все вдруг", у сильно поврежденных японских кораблей получился плохо. Их строй окончательно смешался. Бой с русскими в сущности вели только оказавшиеся впереди и ближе остальных броненосцы "Сацума" и "Аки".
Развернувшись к русским правым бортом, эти японские корабли смогли обрушить на противника всю мощь своего огня - восемь 305-мм орудий главного и двенадцать 254-мм орудий промежуточного калибров. Хотя у русских против двадцати этих стволов было тридцать шесть своих, причем гораздо более крупного калибра, первые минуты казалось, что японцы могут добиться успеха. И "Сацума", и "Аки" сосредоточили беглый огонь своей артиллерии на головном "Бородино", вокруг которого нередеющим лесом ставали двадцатиметровые водяные столбы. Не обошлось и без прямых попаданий. Один из японских снарядов ударил в левую амбразуру второй башни, легко пробил 50-мм броневой щит, сбил со станины крайнее орудие и, пройдя всю башню, взорвался на командно-дальномерном посту в задней части башни. Выживших в башне оказалось гораздо меньше, чем убитых на месте. Уцелели в основном из самого дальнего правого расчета, защищенные двумя броневыми переборками между орудий. Осколки попали в податочную трубу и сбили один из зарядников, но, к счастью детонации не произошло. Тем не менее, хотя два из трех башенных орудия могли бы продолжать стрельбу, фактически из-за разбитых органов управления башня вышла их строя
Почти одновременно еще один снаряд пробил бортовую броню под той же второй башней и взорвался внутри корпуса, вызвав пожар в каземате 130-мм орудия, впрочем, быстро потушенный. Другие снаряды, падая на острых углах, отражались от скрепленного в монолитный панцирь броневого пояса, нанеся его плитам лишь незначительные повреждения. Более серьезные последствия имело повреждение вентиляционного колодца носовых кочегарок. В результате там резко усилилась задымленность, и кочегары получили команду надеть противогазы. В ходе яростного встречного боя контр-адмирал Веселкин пережил несколько неприятных моментов, особенно когда бронебойный японский снаряд, отрикошетив от воды и вращаясь городошной битой, гулко ударил по броне боевой рубки в считанных сантиметрах от смотровой щели.
В свою очередь все три русских линейных крейсера направили огонь главного калибра на "Сацуму". Японский броненосец совсем скрылся в гуще непрерывно встающих вокруг него водяных столбов, в клубах дыма от рвущихся снарядов. Корабли быстро сближались на встречных курсах, поэтому старшие артиллерийские офицеры в центральных командных постах уже не трогали управление углом возвышения орудий (стрельба велась прямой наводкой), а непрерывно меняли курсовые углы наведения на цель, поворачивая башни за проходящим по правому борту с носа на корму вражеским броненосцу. За десять минут максимального сближения русские дредноуты выпустили каждый из "измаилов" выпустил по двадцать четырехорудийных залпов. Из двухсот сорока выпущенных по "Сацуме" крупнокалиберных снарядов (ста восьмидесяти фугасных и пятидесяти бронебойных) около десятка попало в цель, причинив японскому линкору повреждения, несовместимые с дальнейшим надводным существованием. Быстро потопить даже из 356-мм орудий огромный двадцатитысячетонный броненосец, сопоставимый размерами с дредноутом, было непросто. Однако каждое попадание производило огромные разрушения. Если снаряд проникал в корпус, было видно, как из глубины корабля вспыхивают отблески взрывов и разгораются пожары. Первые минуты встречного боя русские продолжали стрелять фугасами, составлявшими 3/4 боекомплекта "измаилов". Фугасные снаряды разбивали вдребезги надстройки броненосца, снесли мачты и трубы, исковеркали надводный борт, вызывали масштабные пожары, но не могли нанести вражескому линкору фатальных повреждений. Потом из погребов стали поднимать бронебойные снаряды... Проникая, пробивая броню, глубоко внутрь корабля, они не вызывали такого поразительного видимого эффекта, как рвущиеся снаружи фугасные снаряды, но их попадания были гораздо более губительными.
Впечатляющая картина последних мгновений жизни корабля осталась в памяти у многих очевидцев. Расстояние между противниками в этот момент не превышало двух миль, поэтому конец "Сацумы" можно было наблюдать во всех подробностях. Очевидно, бушующие в недрах "Аки" пожары добрались до одного из боевых погребов. В какой-то момент порыв ветра снёс в сторону поглотивший броненосец дымную тучу, и "Сацума" стал хорошо виден. Из-под его передней 10-дюймовой башни вдруг вырвался длинный завиток огня и рыжего дыма - сравнительно маленький на фоне бронированной громады. Несколько секунд после этого огромный 20 000-тонный корабль шел прежним курсом, потом, не теряя скорости, стал плавно наклоняться вправо, садясь всё глубже и глубже на бок и черпая уже бортом воду, потом перевернулся через борт и на всем ходу стремительно ушел в глубину. Через несколько минут над местом гибели "Сацумы" прошел, не останавливаясь, броненосец "Аки", подмяв под киль немногих уцелевших. Среди погибших на "Сацуме" девятисот человек был и контр-адмирал Косабуро Учидо - первый японский адмирал, нашедший смерть в морском сражении.
Русские корабли переключились на обстрел новой цели, но "Аки" уже удалялся, скрытый дымовой завесой японских миноносцев. Адмирал Колчак немедленно передал приказ бригаде линейных крейсеров разворачиваться и продолжать преследовать противника. Контр-адмирал Веселкин подкорректировал указание командующего, подняв сигнал к повороту все вдруг. При таком маневре, более сложном, чем последовательный поворот колонны, сберегалось время. Но для Веселкина важное было то, что при одновременном повороте всех кораблей менялось их место в строю. "Бородино" теперь шел последним, следом за "Наварином" и "Кинбурном", и соответственно подвергался меньшей вероятности обстрела со стороны японцев. Веселкин также передал на ставший головным "Наварин" приказ обходить японцев по их левому борту, где вражеские орудия ранее уже были почти все выбиты. Фактически противника можно было добивать без какой-либо угрозы для себя
Японские корабли двигались уже без всякого строя. "Наварин" вел огонь по идущему впереди остальных "Аки", "Кинбурн" стрелял по идущим в кильватере большого броненосца "Катори" и "Касиме". "Бородино" избрал целью наиболее отставший из вражеских кораблей "Сетцу". Выставленная японскими миноносцами дымовая завеса и дым передних русских мателотов настолько затрудняли прицеливание, что командир "Бородино" капитан 1-го ранга Иванов-Тринадцатый по просьбе старшего артиллерийского офицера попросил у контр-адмирала Веселкина сделать поворот на 16 румбов, чтобы выйти из дымного шлейфа "Кинбурна" и "Наварина", либо задробить бесполезную стрельбу. Однако Веселкин запретил покидать линию и прекращать огонь. В целом стрельба "Бородино" была малорезультативной, что нельзя сказать о результатах огня двух передовых русских дредноутов.
Особенно успешно вел огонь "Наварин", быстро пристрелявшийся по "Аки" и больше не выпускавший его из-под накрытий. Прямое попадание пробило японскому линкору кормовую башню. Взрыв сорвал ей броневую крышу, вывернул из станин орудия. Новый залп снес броненосцу последнюю дымовую трубу, разбил кормовой мостик. Сквозь застилающий накренившийся дым было видно, как корабль пытается развернуться, чтобы ввести в действия уцелевшие орудия правого борта. В этот момент русский снаряд, упав с небольшим недолетом, прошел под водой и ударил "Аки" ниже ватерлинии, под бронепояс. В обшивке образовалась огромная пробоина, через которую тут же хлынула бушующим потоком забортная вода, затапливая машинное отделение. Не завершив поворота, "Аки" потерял ход и стал быстро валиться на бок. На кренящуюся искореженную палубу спешили выбраться японцы из затопляемых нижних отсеков. Через минуту корабль перевернулся. Море вокруг кипело от голов плавающих людей, было видно, как некоторые вскарабкиваются на обросшее ракушками дно поверженного левиафана. Потом "Аки" стал погружаться кормой. Над водой задрался нос с типичным для японских кораблей клиперским "клювом" и быстро пошел вниз, вызвав на поверхности моря огромный водоворот, затягивающий многочисленные жертвы. Только немногие обломки указывали место, где только что был огромный броненосец.
Броненосец "Катори" получил попадания в носовое котельное отделение и румпельный отсек и вывалился в сторону. Потом броненосец всё же вернул себе управление и встал в кильватер за бредущим кое-как "Сетцу". Сильно пострадавший японский дредноут держался за оказавшимся головным "Касимой". Поскольку ранее попадание в боевую рубку выбило на броненосце всех старших офицеров, "Касиму" и всю следующую теперь за ним эскадру продолжал вести лейтенант-коммандер Минэити Кога. В 18.00 с тремя уцелевшими японскими линкорами поравнялись три броненосных крейсера контр-адмирала Сиранэ и два бронепалубных крейсера контр-адмирала Кабаямы. Крейсера попытались пристроиться в кильватерную колонну линкоров, но в этот момент стоявший без хода "Курама" оказался как на ладони перед вышедшим из стелящегося над водой дыма "Бородино". Обнаружив в перископах большой японский корабль, старший артиллерийский офицер русского дредноута не медлил ни минуты, тут же ввел в автоматику управления главным калибром новые целеуказания и нажал педаль открытия огня. Через считанные секунды на полузатопленный "Кураму" обрушилась лавина убийственных залпов. На силуэте броненосного корабля расцвели яркие вспышки прямых попаданий.
В бой вступали всё новые корабли, подходившие к месту боя. "Сетцу" и "Ибуки", прикрываемые пятью миноносцами, отогнали огнем главного калибра наседавших с разных сторон русские эсминцы-черноморцы. Поддерживавшие их издалека 130-мм орудиями легкие крейсера Порембского активно перестреливались с переходившими в контратаки японскими "Тоне" и "Хирадо". В бой ввязались и подоспевшие "Трапезунд" со "Спиридовым" и дивизионом балтийских "орфеев". Контр-адмирал Веселкин, который мало что видел с идущего в хвосте колонны "Бородино", никак не решался вмешаться со своими сверхлинкорами в эту смертельную круговерть, боясь поразить 14-дюймовыми снарядами "измаилов" собственные эсминцы. Наконец, русские сверхдредноуты стали выпускать залп за залпом по вражеским линкорам. На их силуэтах расцветали огненные точки прямых попаданий. 356-мм русский снаряд пробил борт, скос бронепалубы и взорвался в полупустом погребе кормовой башни. Взрыв не показался особенно сильным; башня, подпрыгнув, даже устояла на месте, лишь поползли из амбразур и вентиляционных отверстий бурые струйки дыма. Но когда в башню, отдраив двери, вбежали матросы из пожарных расчетов, они увидели, как по податочной трубе из артиллерийских погребов быстро поднимается вода. Это говорило о фатальном повреждении днища. Командир. Узнав о случившимся, отдал приказ покинуть судно. Матросы стали бросаться за борт и плыть к подошедшим миноносцам. Через пять минут "Курама" затонул с креном на корму. Остававшиеся на судне японцы собрались на баке и кричали "банзай!"
Адмирал Колчак посмотрел на часы, щелкнул крышкой и сунул обратно в карман тужурки, накинутой поверх мундира от зябкой свежести на продуваемом ветром фор-марсе "Афона". Седьмой час пополудни... А ведь Япония никогда еще не несла таких боевых потерь! Уже сейчас потоплены "Аки", "Сацума", "Курама", "Читозе", а за всю германскую войну японцы потеряли у Циндао лишь старый крейсер да пару миноносцев... Перед этой победой меркнет памятный подрыв двух японских броненосцев на минах у Порт-Артура, считавшееся величайшим деянием русского флота в прошлую японскую войну. Да и вообще, разве не превзошел Колчак Синопскую победу? Нахимов ведь там топил с большими стопушечными кораблями куда менее сильные турецкие фрегаты. Да и потом что с нахимовской эскадрой случилось в Севастополе.
Тихоходные линкоры Развозова и Кедрова не поспеют даже к окончанию сражения... Наверное, действительно не следовали их брать в поход. Но, ничего... Вполне обошлись "измаилами". Причем тремя из четырех. Бахирева надо будет при возвращении списать для лечения. Веселкин пусть сам едет в Питер за наградами. И останется тогда на эскадре лишь один авторитетный командующий. Можно будет тогда и порядок навести железной рукой, а то Бахирев слишком добродушен, Кедров теориями любит заниматься, Развозов либерал, болтун и демагог... Но теперь всё изменится!
Однако, бой надо завершать. Молотить тяжелой артиллерией по полузатонувшим вражеским судам можно еще долго, пока снаряды в погребах не кончатся, только правильнее было бы добить японцев торпедами. Первый наскок эсминцев, японцы, правда, отбили. Значит, какие-то орудия у них еще остались, против легких "новиков" и этого достаточно. А что если бить торпедами с "измаилов"? Уцелевший у японцев средний калибр "измаиловской" броне не страшен, на каждом дредноуте на борт по три торпедных аппарата... Нет, не пойдет. Для гиганта "измаила" тремя 18-дюймовыми торпедами пальнуть - как горе мышь родить. Маленький "новик" таких дюжину выпустить может. Да и рискованно дредноутам так близко к врагу подходить. Вдруг у японцев и торпедные аппараты уцелели. Вот радиостанции до сих пор действуют, глушат всякую связь уже два часа. А любой подрыв "измаила" недопустим, до Владивостока шестьсот миль по неспокойному морю. Нет, надо бить торпедами всё же с "новиков". Но только с тех двух дивизионов, на которые поставили тяжелые 21-дюймовые трубы. Они и залп могут дать со вдвое большей дистанции, да и заряд у их торпед вдвое больше, чем у 18-дюймовых.
Колчак распорядился передать приказ командирам минных дивизионов Вилькицкому и Белли быть готовыми к торпедной атаке. При удаче можно будет потопить сразу все японские корабли!
Из рубки позвали: "Ваше высокопревосходительство!"
Ну уж нет! Не будет он спускаться, чтобы пропустить самое главное. Вот-вот оставшиеся японские корабли будут пущены на дно. И эта показательная казнь станет расплатой японцам за уничтоженные при Цусиме броненосцы Рожественского. За горечь и стыд, преследовавшие русский флот последние пятнадцать лет! А уж потом можно и мириться с этими желтыми англичанами... Или азиатскими немцами, так, кажется, японцев называли...
На марс, тяжело дыша, забрался капитан Кетлинский
- Ваше высокопревосходительство!
- Полно, Казимир Филиппович, давайте без чинов...
- Александр Васильевич! Пришло сообщение от отряда контр-адмирала Развозова!
- Ну, как они? Скоро здесь будут? В принципе, могут уже не спешить...
- Александр Васильевич! Передали... На наши линкоры весь японский флот навалился! На семь наших старых дредноутов восемь их новых!
- Как?!
Колчаку хватило двух секунд, чтобы прийти в себя после таких катастрофических известий.
- Вилькицкому! Белли! Немедленно отменить приказ о торпедной атаке. Большие торпеды нам еще пригодятся! Идем к Развозову. Надо торопиться, а то он без нас с Ямаем справится...
Соединенный флот адмирала Танина Ямая вышел из Сасебо уже на следующий день после ухода устаревших кораблей Сузуки и проследовал вслед за ними через Цусимский пролив, пока русские не успели послать туда новую дозорную субмарину взамен потопленной. Флот скрытно прошел вдоль побережья Хонсю до Вадзимы и стал крейсировать в центральной части Японского моря. Теперь, даже если русская эскадра не клюнет на наживку в виде эскадры Сузуки или разделается с ними до подхода основных сил, Ямай всё равно сумеет перехватить Колчака при возвращении во Владивосток.
Все возможные варианты будущего генерального сражения Танин неоднократно обсуждал с Томосубуро Като, нынешним главой Морского министерства и, в прошлую войну с Россией, начальником штаба Хэйхатиро Того в Цусимской битве. Адмирал Като любил повторять, что великий Того одерживал свои победы потому, что всегда заранее готовился к любой неожиданности. Русский флот должен быть обречен уже в момент своего выхода в море. А то, что русские рано или поздно выйдут из Владивостока, предсказать было нетрудно. Униженная былым поражением от Японии и воодушевленная недавней победой над Германией Россия не для того послала на Дальний Восток все свои дредноуты и самого энергичного адмирала, чтобы уклониться от боя. Русские только ждут удобного случая. Поэтому все случайности надо было сделать удобными для Японии.
Като не раз повторял, как важна для родины победа в этой войне. За последние пять лет Япония полностью изменилась, ее экономическая мощь росла немыслимыми ранее темпами. Кто мог представить, что страна, лишь три десятилетия назад начавшая строить железные корабли, превратится в третью судостроительную державу мира! Однако, подчеркивал Като, этот рост питался в основном военным производством. Пока в Европе шла война с Германией, японцы зарабатывали золото на военных заказах Англии, Франции, России. Но сейчас на работу военных заводов приходится тратить 60% собственного бюджета. Остановить эти заводы - значит не только подорвать экономику, но и отказаться от планов стать вровень с Британией и США, отстоять свое право на ведущую роль в Азии, без чего будущее Японии не будет иметь никаких перспектив.
Поэтому Като так настойчиво, вопреки противодействию парламента, продвигал программу строительства нового флота, способного бороться за господство в океанах с самими сильными игроками - британцами и американцами. Оппозиция кричала, что достаточно уже построенных дредноутов, что гонка вооружений, теперь уже с англо-американцами, грозит инфляцией, ростом цен на продовольствие и новыми "рисовыми бунтами". Император Ёсихито, слабый и больной, колебался, предлагал искать компромиссы, сокращать программы военного строительства. Война с Россией стала подарком судьбы. И этим подарком надо было воспользоваться по полной. Поднять народ на священную борьбу против коварного врага, уже второй раз подряд покушающегося на покой Японии; сделать главным лозунгом "пушки вместо риса"; заткнуть рты политиканам в парламенте; показать британцам и американцам, что Страна Восходящего Солнца - главная сила на Тихом океане. Ну и получить после победы хороши репарации русским золотом и новыми китайскими концессиями.
На суше военные действия для японцев развивались не очень благоприятно. Русские заблаговременно перебросили на восток значительную часть своей армии. Эти закаленные в трехлетних боях с немцами войска, со всей своей тяжелой артиллерией, авиацией, бронетехникой, отравляющими газами, заняли почти всю Маньчжурию. Пока японцы проявили себя лишь в обороне укреплений Квантунского района и "линии микадо" на границе Кореи, да еще в высадке морских десантов. Сейчас в Японии спешно разворачивается производство аэропланов, танков, иприта и фосгена, идет подготовка новых дивизий. Но добиться перевеса на сухопутном театре можно будет еще не скоро, разве что у русских начнутся солдатские мятежи, когда война станет затяжной.
На море ситуация была другая. В прошлую войну с Россией (37-38 гг. Мэйдзи) японский флот уступал русскому втрое, и победа была достигнута только потому, что противник не смог собрать свои эскадры вместе. Сейчас, хотя русские перебросили во Владивосток абсолютно все линейные силы, японский флот был численно равен российскому (большее количество у русских устаревших дредноутов компенсируется большим числом незадействованных пока японских броненосцев). Сложнее было другое. В первую войну с Россией адмирал Того одерживал свои победы, прежде всего, за счет превосходства в скорости, но теперь даже устаревшие русские дредноуты были не тихоходней новых японских. Что же касается быстроходного крыла эскадры, то русские с четырьмя своими "измаилами" заметно превосходили по мощи четверку линейный крейсеров типа "Конго". "Измаилов" могли бы укротить спущенные уже на воду сверхдредноуты "Нагато" и "Мутцу" с толстой броней, высокой скоростью и 16-дюймовой артиллерией главного калибра, но пока достройка этих кораблей не была завершена. Не успевали войти в строй и новейшие легкие крейсера типа "Кума", достойные противники русских "светлан", и эсминцы типа "Минекадзе", способные справиться с "новиками", а ведь превосходство в крейсерских и минных силах сыграло большую роль в Цусимском сражении.
Следовательно, старые шаблоны войны 37-38 годов Мэйдзи, основанные на быстроте и легкости, больше не подходили. Сейчас, на 8-м году эры Тайсё, нужно было использовать то, в чем японцы были сильнее врага - бронирование и огневая мощь! Это будут два опорных столба ворот к решающей победе на море. Кроме новейших "измаилов", русские дредноуты были вооружены 12-дюймовыми орудиями (а трофейный "Гебен" - даже 11-дюймовыми). Все восемь японских дредноутов 1-й и 2-й эскадр имели 14-дюймовые орудия. Некоторый перевес русских в числе стволов главного калибра - 144 против 80 у японцев - не играл большого значения, учитывая разницу в броневой защите эскадр. Если японские линейные корабли имели броневой пояс толщиной в 12 дюймов, у русских линкоров толщина бортовой брони не превышала 9 дюймов, не зря англичане в своих справочниках именовали их всех "линейными крейсерами". Ютландских бой кончился вничью, потому что за англичанами было превосходство в артиллерии, но у немцев - лучшее бронирование. В будущем сражении с русскими оба преимущества будут у японцев, поэтому эта битва станет величайшей победой на море. "Не жалейте русских! - говорил Ямаю Томособуро Като. - В прошлый раз, после Цусимы, мы ухлопали кучу денег на ремонт сдавшихся русских кораблей и потом не знали, что делать с кучей устаревшего железа. На этот раз просто пускайте всех на дно!"
В ночь выхода в море в Сасебо прибыл сам старый адмирал, живой "Бог войны" - 72-летний Хэйхатиро Того. В адмиральском салоне флагманского дредноута "Исэ" Того кратко напутствовал Танина Ямая и начальника 2-го флота принца Хироясу, пожелав им думать о благе Японии, а не о личной славе. Потом старец адмирал добавил: "Перед Нихонкай-кансэй, великой битвой в Цусимском проливе и Японском море, я убеждал своих офицеров не бояться врага, который кажется им сильнее, чем он есть на самом деле. Вам я говорю - не презирайте врага, который кажется слабым. Соизмеряйте ваши цели с вашими силами. Сохраняйте всегда хладнокровие и ясную голову. Помните, что от вас будет зависеть судьба империи!" Ямай и Хироясу почтительно проводили адмирала до трапа. Потом принц Фушими, сам срочно отбывая на "Конго", с усмешкой выразил жалость, что Того не видел Соединенный флот при свете дня: "Тогда Молчаливый адмирал промолчал бы по поводу осторожности".
Действительно, мощь Cоединенного флота была неизмеримо больше того, что Япония когда-либо собирала для морского сражения. За флагманом адмирала Ямая - 31 000-тонным сверхдредноутом "Исэ" шли, густо дымя из труб, корабли 1-го флота: однотипный "Хьюга" и чуть меньшие 30 000-тонные "Фусо" и "Ямасиро". Каждый из линкоров был вооружен двенадцатью 356-мм орудий в шести башнях: две башни, одна над другой - в носовой части, две - в кормовой и две - по середине. Главный калибр дополняли батареи вспомогательной артиллерии - по шестнадцать 152-мм орудий у "Фусо" и "Ямасиро", по двадцать 140-мм - у "Исэ" и "Хьюго". Скорость - 23 узла, мощное бронирование центра корпуса и барбетов орудийных башен главного калибра, более протяженное у построенных позже "Исэ" и "Хьюго" за счет утончения защиты казематов вспомогательных орудий.
Отдельной кильватерной колонной шли четыре линейных крейсера 2-го флота вице-адмирала принца Фушими Хироясу, еще недавно считавшиеся сильнейшими в мире "Конго", "Харуна", "Кирисима","Хиэй", по 27,5 тысяч тонн водоизмещения каждый. По артиллерийскому вооружению главного калибра линейные крейсера были на треть слабее линкоров - восемь 356-мм орудий в четырех башнях, установленных в два яруса на носу и корме; вспомогательная артиллерия - шестнадцать 6-дюймовок в казематах бортовых батарей. Броня намного тоньше, чем на линкорах, но зато скорость - более 27 узлов. Вот она - мощь Японии, ставшей перворазрядной морской державой. К тому же, если у адмирала Того пятнадцать лет назад, все броненосцы и броненосные крейсера были иностранной постройки, то из восьми нынешних дредноутов лишь один - "Конго" - был построен в Англии, остальные сошли с японских стапелей. Грядущий бой будет победой не только японских моряков, но и японских корабелов!
Линейные силы сопровождали шесть легких крейсеров, объединенных в два отряда. Первый составляли однотипные "Тикума", "Яхаги" и "Хирадо" - вполне обычные, немного устаревшие корабли этого класса со скоростью в 26 узлов, вооруженные каждый восемью 152-мм орудиями. Во втором отряде были гораздо более быстроходные крейсера. Правда, маленькие "Тенрю" и "Тацута" казались всего лишь немного увеличенными эсминцами со скромным артиллерийским вооружением из четырех 140-мм орудий (торпедное вооружение выглядело куда солидней). Но третий крейсер отряда - "Кума", только что введенный в строй головным из большой серии новейших японских легких крейсеров, при рекордной скорости в 36 узлов имел и семь 140-мм орудий.
Легкие крейсера должны были действовать вместе с эсминцами. Три дивизиона 1-й минной флотилии (12 кораблей) состояли из разнотипных эсминцев 1-го класса. Наиболее сильными из них были новейшие 1500-тонные "Таникадзе" и "Кавакадзе" с тремя 120-мм орудиями и шестью 21-дюймовыми торпедными трубами, способные разогнаться до 37,5 узлов. Тихоходней, 34 узла, и чуть послабей, шесть легких 18-дюймовых торпед, но четыре 120-мм орудия, были эсминца типа "Исокадзе", четыре штуки. Три больших 1200-тонных эсминца были получены по репарации из Германии и сохранили родное вооружение - по шесть 50-см торпедных аппаратов и три 4-дюймовых орудия. Первые построенные в Японии эсминцы океанского класса "Умикадзе" и "Ямакадзе" были вооружены по современным меркам довольно слабо - по два 120-мм и пять 3-дюймовых орудий и всего четыре устаревших 457-мм торпеды. Единственный во флотилии эсминец британского производства - "Уракадзе" был самым маленьким, всего 1 тыс. тонн водоизмещения, с самым слабым артиллерийским вооружением, одно 120-мм и четыре 76-мм орудия. Зато четыре его торпеды были тяжелые, 533-мм калибра.
2-я флотилия состояла из дюжины эсминцев 2-го класса типа "Момо" и "Моми" с водоизмещением до 1 тыс. тонн. Между собой они отличались в основном скоростью (новейшие "Моми" могли развивать скорость в 36 узлов, а "Момо" - только в 32 узла) и торпедным вооружением. У "Момо" было шесть легких 457-мм торпед, у "Моми" - четыре тяжелых 533-мм. Артиллерийское вооружение и у тех, и у тех состояло из трех 120-мм орудий. Вообще по своей силе эти 2-ранговые японские эсминцы не очень уступали большим 1-ранговым, хотя были гораздо менее мореходны и предназначались в основном для прибрежных действий. Наконец, в 3-й минной флотилии числилось двенадцать устаревших 2-классных 800-тонных эсминцев типа "Сакура" и "Каба". Они имели паровые машины вместо турбин, что позволяло им разгоняться только до 30 узлов. Торпедное вооружение состояло из четырех 18-дюймовых торпед, артиллерийское - из всего одного 120-мм орудия, способного соперничать со 102-миллиметровками русских "новиков", а также четырех малопригодных в бою 76-мм орудий. 3-ю минную флотилиб усиливали в качестве лидеров два новейших эсминца океанского класса - "Минекадзе" и "Савакадзе". Эти 1600-тонные корабли были вооружены шестью 533-торпедными трубами и четырьмя 120-мм орудиями каждый.
Адмирал Ямай знал, почему Томосабуро Като настоял на кандидатуре Кантаро Сузуки как командующего "жертвенным" 3-м соединением. Вице-адмирал Сузуки не только являлся одним из самых популярных и любимых на флоте за отзывчивость и честность среди "молодых" адмиралов, но был известен и за пределами Японии. Два года назад Сузуки водил японскую эскадру с дружеским визитом в Сан-Франциско, где произвел на принимающего его, как союзника, американцев колоссальное впечатление своими блестящими и взвешенными выступлениями. Японского адмирала цитировали газеты всех штатов. Таким образом, вполне вероятная гибель Сузуки (весьма нелюбимого за умеренность и "пацифизм" среди военного руководства) в бою с превосходящими силами русских не только бы окрыляла японских моряков огнем священной мести, но и произвела бы определенный эффект в Америке, где как раз сейчас колебались в выборе предпочтений между Японией и Россией.
Однако в данный момент Кантаро Сузуки интересовал командующего, прежде всего, как информатор о русской эскадре. Однако русские сами вышли на Соединенный флот, едва не сорвав всю операцию. В час дня в небе был замечен вражеский самолет. К счастью, русские пилоты не торопились давать радиограмму, чувствуя, очевидно, себя в воздухе в полной безопасности. Это было их ошибкой. На линкоре "Ямасиро" на его носовой верхней башне был установлен длинный помост, опиравшийся на стволы 356-мм орудий нижней башни. С этого крошечного аэродрома, высоко вознесенного над морем, с пронзительным треском сорвался аэроплан - истребитель "сопвич-пап", нырнул к волнам, но потом резко пошел вверх, прямо к русскому самолету. Их бой был недолог. Юркий японский истребитель зашел в хвост вражескому громозкому гидроплану и изрешетил его из пулемета. Обломки русского самолета рухнули в воду. Правда и японский аэроплан был обречен. Он мог взлетать с линкора, но не садиться. Не могла колесная машина и опуститься благополучно на воду. Отважный пилот направил свою машину прямо в волны и успел выбраться из кабины, пока искалеченный при ударе аппарат тонул. Авиатора подобрал подоспевший миноносец.
В два часа дня пришло сообщение, что Сузуки обнаружил авиаразведкой (не зря ему выделили авиатранспорт) все двенадцать русских дредноутов. Потом от Сузуки пришла радиограмма, что 3-й флот ведет бой с пятью линкорами и пятью легкими крейсерами противника. Больше сообщений от Сузуки не приходило. Очевидно, что Колчак атаковал 3-й флот с быстроходной частью своей эскадры. Но где находятся сейчас оставшиеся русские дредноуты устаревших типов? Успели они подойти к месту боя или Колчак уже вернулся к основной части своей эскадры после уничтожения кораблей Сузуки?
Адмирал Ямай задумался. Справиться за час-два с устаревшим, но хорошо бронированным дредноутом и четырьмя не самыми слабыми броненосцами даже для "измаилов" было бы большой удачей. Значит, скорее всего, Колчак с новейшими линкорами будет еще час-другой добивать Сузуки, а устаревшие русские дредноуты пока плетутся позади. Если сейчас изменит курс и идти не к месту боя Сузуки, а на перехват отставших русских кораблей, то есть все шансы разбить противника по частям. Сражение со всей русской эскадрой - восемь против двенадцати - выглядело для японцев слишком угрожающе из-за соотношения суммарного веса выпускаемого главным кабибром снарядов. Общий залп всех дредноутов Колчака составляет 78,4 тонн снарядов против неполных 53,9 тонн Соединенного флота. Однако при разделении русских сил их общий залп делится практически поровну. что дает для японцев преимущество в весе выпускаемых снарядов пять к четырем или, иначе говоря, славные 20%. Так что теперь Ямай сначала ударит по семи устаревшим русским дредноутам, а потом, когда подойдет Колчак, по его "измаилами". Пусть только главный русский адмирал подольше провозится с отрядом Сузуки. Бедный Кантаро, он так и не дождется помощи...
Новейшие японские линкоры набирали ход, вспарывая волны высокими форштевнями. С "Ямасиро" запустили второй аэроплан. Пока он улетал на воздушную разведку на запад, матросы деловито разбирали стартовую площадку на башне. Адмирал Ямай напряженно ждал результатов авиаразведки. Аэроплан вернулся неожиданно скоро и пролетая над "Исэ" ловко сбросил почти прямо на мостик капсулу вымпела. Командующий Соединенным флотом развернул свернутую в трубочку записку, прочитал торопливые иероглифы.
- Мы удостоились любви Аматерасу! Русские не успели объединить свои силы!
К пяти вечера, наконец, немного распогодилось. Свежий ветер местами разогнал туман и стало хоть немного видно морской простор, раскинувшийся вокруг устаревших русских линкоров. Стоявшие почти прижатыми друг к другу на тесном мостике "Петропавловска" (на первых русских дредноутах удобствами команды пожертвовали ради артиллерийской мощи) капитан корабля каперанг Михаил Александрович Беренс и командующий 2-й бригады линкоров контр-адмирал Александр Владимирович Развозов в напряженном молчании всматривались на юго-восток, будто желая заглянуть за горизонт, или хотя бы услышать оттуда далекую канонаду.
- Не прибавить ли еще хода? - произнес, наконец, Развозов. - Боюсь, до темноты япошек не догоним. А хотелось бы поучаствовать
- Если форсировать до 23 узлов, перегрузим турбины, - ответил Беренс. - Расход топлива будет такой, что не хватит обратно вернуться. Да и "Рюрик" с черноморцами отстанут. Ничего, думаю, Александр Васильевич и без нас справится. Если до темноты не поспеем, надо бы к Лианкуру курс класть, там договаривались встречаться...
- К скалам Оливуца и Менелай! - вставил с улыбкой, Развозов.
- Да, Александр Владимирович, - улыбнулся в ответ Беренс, - есть у сих островков и русское название. Хотя Лаперуз всё же открыл их раньше...
- Раньше, наверное, всё же японцы или корейцы. Кстати, Михаил Александрович там, кажется, Дажелет виднеется?
Беренс посмотрел на северо-восток, куда показывал контр-адмирал:
- Нет, Александр Владимирович, он в другой стороне совсем, да и далековато отсюда будет, чтобы разглядеть. Тучи, ненастье идет.
- Я, пожалуй, пойду чайку попью, - адмирал Развозов стал спускаться с мостика. - Живот в последнее время болит, спасу нет.
Однако долго чаевничать Развозову не пришлось. Встревоженный вестовой позвал его на мостик. Капитан Беренс заговорил, не отрываясь от бинокля:
- Плохие новости! Мой брат, Евгений, он с дозором на левом траверсе идет, просигналил, что видит весь Соединенный японский флот. Восемь дредноутов. Идут прямо к нам. Да их, собственно, уже отсюда можно различить. Радиосвязи нет, наши передачи глушат. С Колчаком не связаться...
- Полноте, Михаил Александрович, окститесь! Какие японцы? Может, брат ваш "измаилы" наши, наконец, углядел?
- Да вы сами взгляните, туман как раз совсем ушел. Вполне различимо. Где-то в ста тридцати кабельтовых. Поворачивают к нам. Силуэты весьма характерны. Впереди - это их линейные крейсера. Видите, по три дымовые трубы, по четыре башни: "Конго", "Хией", "Харуна", "Киришима"...
- "Кирисима", - машинально поправил Развозов.
- Будь по вашему ... За ними следом, двухтрубные, шестибашенные, это уже линкоры. Первые два, "Исэ" и "Хьюго", у них трубы рядом, сразу одна за другой. Следом два, у которых трубы разнесены - "Фусо" с "Ямасиро". Все новые дредноуты на месте. Слава Богу, "Нагато" нет. Я всё боялся его встретить, но, видно, так и не достроили...
- Как же так, Михаил Александрович? - шевелил губами контр-адмирал Развозов - Откуда же они взялись? Ведь предлагали же мне перед выходом в госпиталь ложиться... Операция мне нужна!
По мостику скользнула тень. Адмирал Развозов поднял голову и увидел вверху аэроплан с большими красными кругами на крыльях.
- Японец! - коротко пояснил Беренс. - Второй раз уже пролетает.
Гулко ухнуло, потом еще и еще. Над морем опадали высокие водяные столбы, над ними поднимался желтый дым
- Бомбит! - возмутился Развозов. - Сбейте же его, этот самолет, сбейте!
- Это не самолет, - Беренс вновь поднял к лицу бинокль. - Вот молодцы, с какой дистанции главным калибром бьют. Считай от горизонта!
На русской эскадре пробили тревогу колоколами громкого боя. Матросы с дробным топотом разбегались по боевым постам. Из огромных труб повалили густые клубы черного дыма. Поднимая пар в котлах, дредноуты выстраивали боевую линию. К балтийским линкорам - "Петропавловску", "Севастополю", "Полтаве" и "Гангуту" - подтягивались черноморские дредноуты - "Император Николай I", "Император Александр III" и "Императрица Екатерина Великая". Последним в кильватерную струю пристроился броненосный крейсер "Рюрик". Дозорные легкие крейсера "Светлана", "Адмирал Лазарев", "Адмирал Бутаков" и "Адмирал Грейг" вместе с четырьмя дивизионами эсминцев отошли на правый фланг линии, укрываясь от подходившего с норд-оста вражеского линейного флота.
Левофланговый дозорный отряд, который и обнаружил приближение японцев - легкий крейсер "Муравьев-Амурский" с дивизионом эсминцев "Гавриил", "Константин", "Владимир" и "Михаил" отходил не к эскадре, а вперед, к юго-востоку, готовый, в случае необходимости, либо угрожать противнику встречной торпедной атакой, либо закрыть дымовой завесой собственную дредноутную колонну. Головные линейные крейсера японцев дали несколько залпов в сторону "Муравьева" и эсминцев, но на предельной дистанции не добились накрытий. Такой же малорезультативной была и эпизодическая стрельба по главным русским силам. Постепенно японцы нагоняли, сблизившись с эскадрой Развозова до 90-100 кабельтовых. Теперь их залпы ложились более прицельно, и на русских дредноутах после вспышек у горизонта напряженно ждали полторы минуты приближающиеся 14-дюймовые снаряды. Они обрушивались с неба в рокочущим свисте, взбивая ввысь то справа, то слева кипящие фонтаны воды, дыма и осколков.
Русские пока не открывали ответного огня. Наконец, начальник 3-й бригады контр-адмирал Кедров скомандовал начать стрельбу, не дожидаясь указаний от медлившего с приказами Развозова. Почти сразу выпалил и "Рюрик" из кормовой башни, тут же получив сигналами выговор от Кедрова за помеху пристрелки дредноутам. После повторного залпа с "Николая" к стрельбе подключились "Александр III" с "Екатериной", а затем и балтийские линкоры. Радиопереговоры забивались мощными помехами, наладить эскадренное управление огнем было невозможно. Тем не менее, семь русских дредноутов и тяжелый крейсер стали дружно бить залпами, разделив цели, согласно предварительным инструкциям по соответствующим кораблям во вражеском строю.
Бригада балтийских линкоров перестреливалась с идущими впереди японскими линейными крейсерами, бригада черноморских - с вражескими линейными кораблями. Такое распределение огня нельзя было назвать оптимальным Двум "Императорам" и "Императрице" Кедрова приходилось втроем драться с четырьмя сильнейшими японскими дредноутами. Концевой из них, по которому вел огонь слабейший в русской линии "Рюрик", вообще оставался практически необстреливаемым. Противник вполне мог использовать свой четвертый линкор как свободный огневой резерв. А ведь Ютландском бою 1916 года немецкий "Дерфлингер", случайно забытый противником и не попавший под обстрел, как другие германские корабли, причинил большой ущерб британской эскадре. Однако пока положение черноморцев было терпимо, поскольку тихоходные вражеские линкоры никак не могли выйти на дистанцию действенного огня. А вот быстроходные линейные крейсера уже схватились всерьез с линкорами-балтийцами.
- Надо бы повернуть на японцев, - обратился капитан Беренс к стоявшему рядом Развозову. - Всё равно на такой дистанции мы их броню не пробьем, а вот они у нас могут даже фугасами. К тому же бой на острых курсах для нас выгодней. Александр Владимирович! Прикажите поворачивать...
- Михаил Александрович! - Развозов повернулся к командиру "Петропавловска". - Я следую данным мне адмиралом Колчаком распоряжениям следовать на соединение с бригадой Бахирева. А вам лучше перейти на корму. Случись что, нельзя, чтобы корабль остался без начальника.
Нетрудно было догадаться, что адмирал просто вежливо отсылает настырного капитана подальше, дабы тот не лез со своими советами. Дождавшись, когда Беренс удалится, Развозов торопливо спустился с мостика в боевую рубку. Будто подтверждая его правоту, по броне царапнули осколки от разорвавшегося на воде совсем рядом снаряда... Закричал раненый сигнальщик. Могучий "Петропавловск" еле заметно качнулся от ударной волны и обрушившегося на его палубу водяного столба. Совсем по-другому дредноут вздрагивал от прямых попаданий, которые били, точно великанским молотом, передаваясь дрожью и глухим гулом по всему корпусу корабля. В глубинах трюма настороженно прислушивались к этому зловещему гулу, вслед за которым мог последовать прорыв в отсек забортной воды, а то и перегретого пара из порванной магистрали. Впрочем, пока японцы добивались прямых попаданий лишь пару-тройку раз в каждый корабль, и о них тотчас забывали, внимая звучащему сверху слаженному грохоту залпов 12-дюймовых орудий. В трюмах не могли не верить, что такая мощь сокрушит любого неприятеля.
В верхних отсеках было не так спокойно. Противник клал свои залпы не очень метко, но всё же летевшие по навесным траекториям 14-дюймовые фугасы несколько раз попадали в русские корабли. Падая почти отвесно, они пробивали, взрываясь, толстую верхнюю бронепалубу, а потом били вниз осколками и обломками разбитой брони. Более тонкая нижняя палуба не была им преградой. Разрушенными оказывались за раз сразу несколько этажей кают и отсеков со всей их сложной системой переходов, кабелей, шахт, трубопроводов и магистралей. Люди на верхних палубах получали тяжелые, нередко смертельные ранения и увечья. На линкорах последующих серий горизонтальное бронирование делали по другой схеме: верхняя броня - тонкая, нижняя - толстая, чтобы не пустить вниз осколки. Но на первых балтийских дредноутах разве лишь под самой нижней, третьей палубой, глубоко в трюме, можно было чувствовать себя в относительной безопасности от разрывавшихся далеко вверху снарядов.
Трубы и надстройки кораблей были пробиты во многих местах. На "Петропавловске" снаряды с "Конго" превратили в руины помещения офицерских кают, прямое попадание деформировало броневую крышу второй башни, намертво заклинив ее. На "Полтаве" вражеское попадание уничтожило радиостанцию, сорвали часть задней трубы. "Гангут" потерял грот-мачту и все шлюпки. 3-й бригаде, по которой вели издалека менее точный огонь линкоры японцев, досталось меньше. Из черноморцев наиболее пострадал "Александр III". Снаряд прошел позади третьей башни в каземат 130-мм орудия и подорвал сложенные там боеукладки. Пожар угрожал распространиться по элеватору в погреб боеприпасов, но аварийная партия успела прорваться через загроможденные горящими обломками отсеки и затушить огонь. Борьба с пожарами шла непрерывно на всех кораблях, особенно энергично принимались меры к восстановлению порванных электрических цепей - чтобы наводить орудия, подавать к ним снаряды, качать воду, просочившуюся в трюмы через расшатавшуюся от взрывов обшивку, гнать едкий дым из отсеков.
Не обращающий внимание ни на оглушающие залпы своих орудий, ни на рвущиеся рядом вражеские снаряды, капитан Михаил Беренс наблюдал с кормового мостика "Петропавловска" за японским флотом. Точнее сказать, двумя флотами. Тяжелые сверхлинкоры "Исэ", "Хьюга", "Фусо" и "Ямасиро" были всё еще позади, следуя за русскими параллельным курсом где-то в 90-95 кабельтовых слева. Идущие же на 27 узлах (против неполных двадцати у наших дредноутов) линейных крейсера "Конго", "Харуна", "Кирисима", "Хией" уже обошли русскую эскадру по траверзу и продолжали уходить вперед, заметно уклоняясь вправо, на пересечение курса русской колонны.
Да, так японцы действовали во всех своих сражениях - двумя флотами, основным и быстроходным... И против китайцев четверть века назад, и против Рожественского при Цусиме. Будто длинный и короткий мечи в японской школе фехтования. В бою в Желтом море с 1-й Тихоокеанской эскадрой быстроходные броненосные крейсера адмирала Камимуры, правда, не участвовали. Может быть, поэтому русские тогда почти удалось свести дело вничью. Эх, если бы адмирал Колчак повернул бы сейчас навстречу их эскадре. Против четырех новейших "измаилов" четверке не самых новых японских линейных крейсеров пришлось бы несладко. А теперь трудно приходится устаревшим русским линкорам.
Сражение продолжалось по заданному японцами сценарию. Их линейные крейсера один за другим поворачивали наперерез русской эскадре. Беренс уже не мог их рассмотреть, потому что во время боя на кормовом мостике убирали выдвинутые к бортам крыльев, чтобы они не мешали стрельбе кормовых башен. Чертыхнувшись, Беренс полез на марс. Огромные трехорудийные башни под ним пришли в движение, разворачиваясь для стрельбы вперед на предельно допустимый угол. Фактически, нормально вести огонь могла только носовая башня "Петропавловска", но её расчету мешали потоки брызг, набегавших на низкий нос корабля.
Адмирал Развозов передал из боевой рубки распоряжение довести ход до максимального, чтобы парировать обход вражеских линейных крейсеров. Потом последовал приказ о повороте на три румба вправо для улучшения углов обстрела противника - автоматика уже блокировала выстрелы орудий, развернутых на недопустимо острый носовой угол. Со стороны это выглядело так, будто строй русской эскадры отворачивает, прогибается под нажимом японских линейных крейсеров. Этот прогиб слишком напоминал Цусиму, где русский флот долго и безнадежно вырывался из зажимавших его голову огненных тисков адмирала Того.
Поворот русских вызвал ликование на головном линейном крейсере "Конго". Пока это был единственный повод для радости. 2-й японский флот оказался не готов к тому, что устаревшие русские дредноуты встретят его таким сильным огнем. В начале боя, рассматривая противника в бинокли, офицеры на мостике "Конго" не сдерживали насмешек при виде русских линкоров. Как они отличались от привычных к океану японских высокобортных красавцев, гордо вздымающих над волнами клиперские форштевни, с башнями, изящно расположенными на уступах барбетов и надстроек... Русские корабли выглядели слишком просто и скучно. Низкосидящих, с несерьезными короткими мачтами и тяжелыми рублеными носами. Шеренга башен вдоль длинной ровной палубы, из настроек - только крохотные мостики. По существу - мониторы-переростки. Исход сражения не вызывал сомнения. Стоило вспомнить, как три года назад устаревший немецкий линейный крейсер "Гебен" (ныне флагман командующего русской эскадрой) с легкостью уничтожил у Имброса сразу два английских монитора.
Но русские дредноуты-мониторы, несмотря на свой примитивный, бесхитросный вид, оказались отнюдь не простыми противниками. Линейные крейсера типа "Конго" создавались не для долгого линейного сражения, а для стремительного, набегового боя. При их конструировании главная ставка делалась на быстроходность и мощную артиллерию за счет облегченного бронирования. Линейные врейсера должны были не подставляться под вражеские снаряды, а держать противника на дальнем огневом контакте. Однако 12-дюймовые орудия русских дредноутов, хотя и уступали по калибру 14-дюймовкам японцев, имели гораздо большую, чем те, длину ствола и, в результате, сопоставимую дальность стрельбы. Вести огонь с безопасного для себя расстояния японцы уже не могли.
Конечно, японский 674-кг снаряд в был гораздо мощнее, чем 471 кг стали и взрывчатки русского снаряда. Однако русские могли компенсировать разницу большим количеством орудий и их лучшей скорострельностью. Каждый русский дредноут вел огонь из двенадцати орудий главного калибра, тогда как у японского линейного крейсера их было восемь, а трехорудийные русские башни на каждые два залпа двухорудийных японских давали три свои, выпуская за одинаковое время в полтора раза больше снарядов! Бой шел на большой дистанции, и прямых попаданий было немного, но противника стреляли друг в друга не бронебойными снарядами, а фугасами, которые рвали осколками высокобортные оконечности японских кораблей, не имевшие броневой защиты, тогда как у русских линкоров весь низкий борт был прикрыт противоосколочной броней. Нельзя было забывать и русской централизованной системе управления огнем, отсутствовавшей у японцев. Это давало серьезное преимущество в точности стрельбы
Принц Фушими Хироясу расхаживал по задымленному от соседства с носовой трубой мостику "Конго" и недовольно щурился в сторону русских кораблей, озаряемых частыми вспышками выстрелов. Последний раз он видел такое зрелище пятнадцать лет тому назад. Во время славного сражения при Цусиме принц, тогда молодой лейтенант, стоял на броненосце "Микаса" рядом с адмиралом Того и даже был ранен осколком русского снаряда, пролив драгоценную кровь священной императорской династии... В начале Цусимского боя русские тоже вели ожесточенный огонь, но последнее слово осталось за японцами.
Этот бой пока что шел непросто. "Конго" получил множество небольших, но неприятных осколочных пробоин в носовой части, куда не доходил броневой пояс. Прямое попадание пришлось в борт против носовых башен. Русский снаряд взорвался на 8-дюймовой плите броневого пояса, сильно вдавив ее в корпус. Вода хлынула через разошедшиеся швы в угольные ямы и бортовой коридор, стала просачиваться в боевые погреба. Помпы работали на полную мощность, откачивая воду из затапливаемых отсеков. Другой снаряд пробил на юте палубу над казематом 152-мм орудия и уничтожил его вместе с расчетом. Третий снаряд скользнул по крыше возвышенной кормовой башней. Ее броня не была пробита, но несколько канониров получили серьезные контузии.