РЯВанш!

Лейтенант Сигиёси Мива начинал свою службу мичманом на "Асо". Наблюдая в перископ гибель крейсера, на котором он прослужил семь лет до перехода на подводный флот, Мива не мог не испытывать глубочайшей горечи и жгучего желания мести. Важно, однако, было сохранять хладнокровие. Мива командовал подлодкой S-16, построенной по образцу устаревших малых британских подлодок береговой обороны типа С. Несмотря на устарелость конструкции, 300-тонная субмарина была весьма грозным оружием. В мировую войну на счету английских подлодок типа С было несколько германских боевых кораблей, включая куда более современные подлодки, и даже взорванный виадук в Зеебрюге. Четыре субмарины типа С даже воевали в составе русского флота, потопив там пару немецких минзагов.

В Японию десять лет назад англичане поставили шесть лодок данного типа. Недавно всех их скрытно перебросили в Гензан вместе с пятью совсем уже древними американскими субмаринами фирмы "Холланд". Устаревшие подлодки могли пригодиться на тот маловероятный случай, если русские заблудятся и пойдут вдоль берега Кореи, но на практике они больше ремонтировались, чем выходили на патрулирование в прибрежных водах. Лейтенант Мива завидовал своим коллегам, кому выпало служить на современных лодках. Три больших субмарины французской фирмы "Шнейдер", две итальянские "Фиат-Лауренти" и, наконец, две английские "Виккерса" типа L, находились сейчас в открытом море. Их завеса должна была перехватить эскадру Колчака на обратном пути во Владивосток. А были ведь еще полученные по репарации немецкие подлодки- заградители U-55, U-90, U-99, U-125, UВ-125 и UВ-143. Они скрытно действовали у самых русских берегов, чтобы в нужный момент засеять подходы к вражеским портам десятками мин. И почему Миве досталась малая лодка, которая со своим бензиновым двигателем представляла больше угрозы своему экипажу? Однако судьбе было угодно, чтобы первыми в Японии среди подводного флота прославились именно лейтенант Мива и его устаревшая S-16.

Воздушный налет застал малые японские лодки у бортов своих плавучих баз "Ицукусима-Мару" и "Нагаура-Мару". На плавбазах, бывших крейсерах, располагалась и большая часть подводников - постоянно находиться на крошечных посудинах было невозможно. Из одиннадцати лодок три взорвались или сгорели вместе со своими плавбазами, еще три затонули от полученных повреждений чуть позже. Пять лодок уцелели, но на четырех технические неисправности делали невозможным скорый выход в море. Из всей подводной флотилии двинуться с места смогла одна лишь "шестнадцатая". А ведь поначалу казалось, что и она обречена. Когда "Ицукусиму" стали штурмовать русские истребители, лейтенант Мива едва успел под свинцовым дождем перевести своих людей на свою лодку, стоящую у борта крейсера. На субмарине обрубили швартовые и попыталась отойти от горящей "Ицукусимы", но упавший в воду швартовочный конец опутал винт. Тогда лодку стали буксировать гребными шлюпками, однако ее надводный корпус и рубка успели обгореть. Ожоги получили почти все участвовавшие в спасении субмарины матросы. Сам Мива смахнул с головы остатки шевелюры.

Освободив винт, на "шестнадцатой" запустили бензиновый двигатель надводного хода и двинулись к выходу из бухты. Увы, почти сразу возник пожар в машинном отделении. Мива не растерялся, приказал команде подняться наверх, плотно задраив за собой люк. Лишенный притока кислорода, пожар погас сам собой. Продолжавшие летать над бухтой русские самолеты оставили без внимания лодку, над которой висело густое облако дыма, решив, видимо, что с нею уже покончено. Японцы всё же обнаружили в верхней части корпуса несколько пулевых пробоин, которые заткнули деревянными пробками. Погружаться глубоко, однако, субмарине теперь было крайне нежелательно. Вернувшись внутрь лодки, команда вновь запустила мотор, и S-16 покинула бухту. Лодка неторопливо шла вперед, пока показавшиеся на юге дымы русского крейсерского отряда не заставили лейтенанта Миву дать команду к погружению. "Шестнадцатая" с ее восьмью узлами подводного хода, конечно, не могла присоединиться к сражению надводных кораблей, когда навстречу русским крейсерам из Гензана вышли корабли-ветераны (на "Чиоде" и "Акицусиме", кстати, сражались и оставшиеся без лодок моряки-подводники). Мива выжидал, пока его терпеливость не была вознаграждена. Вражеский легкий крейсер с тремя низкими дымовыми трубами подошел к гибнущему высокотрубному "Асо". Тот уже не имел возможности сопротивляться, и русские торжествовали, не подозревая об опасности, которая грозила им из-под воды.

"Адмирал Истомин" двигался малым ходом, когда в пяти кабельтовых слева по борту вдруг заметили воздушный пузырь, выскочивший на поверхность. Следом из-под воды появилась и верхняя часть рубки подлодки, всплывшей после пуска обеих своих торпед. Торпеды шли, расходясь в стороны и оставляя за собой белые полосы пузырьков, прямо на русский крейсер. "Шестнадцатая" погружалась, провожаемая градом спешно выпущенных снарядов. Лейтенант Мива едва успел опуститься на двадцать метров, когда лодка содрогнулась от удара близкого взрыва. Торпеда попала в цель!

"Истомина" сильно встряхнуло, на палубу обрушился водопад забортной воды, в воздухе расходилось дымное облако, резко пахло взрывчаткой. Турбины остановились, в трюмах погасло электричество. На крейсере не заметили подлодки и решили, что торпеду каким-то образом выпустили с "Асо". Русские немедленно возобновили яростный обстрел тонущего японского корабля. После нескольких новых попаданий он стал стремительно валиться набок, подминая спущенные шлюпки. Старый крейсер лег на борт, обнажив выкрашенную красным подводную часть. Трубы касались воды, дым растекался черной пеленой по волнам. На возвышавшийся над водой часть борта перебралось много людей, они кричали "банзай!" Потом корма "Асо" поднялась в воздух, сверкнув на мгновение бронзовыми лопастями винтов и разом исчезла в кружащемся водовороте.

Положение потопившего японский крейсер "Истомина" было тоже весьма тяжелым. Полушкин потребовал доклада о повреждениях. Из трюма сообщили о пробоине в отсеке турбогенераторов, шло затопление носовых кочегарок, воду заметили и в носовых снарядных погребах. Нефтяная пленка, появившаяся у подорванного борта, говорила также о повреждение топливных цистерн. Экипаж отчаянно боролся за спасение корабля. Аварийные партии действовали быстро и слаженно, локализуя затопления. К счастью, повреждения корпуса оказались меньше ожидавшихся - "шестнадцатая" стреляла устаревшими торпедами с меньшей взрывной мощностью.

Крен "Истомина" на левый борт был сбалансирован затоплением правобортных отсеков. Шла подготовка к тому, чтобы запустить турбины, остановившиеся из-за сотрясения при взрыве. Пока что крейсер представлял собой идеальную мишень для атаки подводной лодки, тем более, что рядом не осталось ни одного эсминца, который помещал бы субмарине повторить нападение. К счастью для русских, у S-16 было только два носовых торпедных аппарата. Сейчас на "шестнадцатой" японские подводники пытались перезарядить аппараты запасными торпедами, но сделать это быстро в крайне ограниченном объеме лодки у них не получалось. Однако к "Истомину" уже приближались другие японские корабли.

Вице-адмирал Хироясу с оставшимися у него пятью эсминцами продолжал маневренный бой с русским минным дивизионом капитана 1-го ранга Белли. Противники выписывали петли, пытаясь обойти друг друга и занять выгодную позицию, пока не вернулись к месту схватки крейсеров (по версии, которой принц придерживался после войны, он целенаправленно шел на помощь сражавшемуся в одиночестве "Асо"). Заметив, что русский крейсер накренился и потерял ход, Хироясу дал приказ к атаке. Рискованно подставив корму русским "новикам", японские эсминцы устремились к "Адмиралу Истомину". Они шли двумя колоннами - слева "Кавакадзе", "Момо" и "Нара", справа - "Амацукадзе", "Кува" и "Эноки". Японцы были полны решимости отомстить за гибель "Асо", "Чиоды" и своего товарища "Касивы", потопленных снарядами русских "адмиралов". Дневная атака эсминцами крейсера, пусть и поврежденного, выглядела предельно рискованной. Единственной надеждой японцев было то, что торпедированный русский крейсер не сможет эффективно обороняться

В этом японцы ошиблись. "Истомина" запустил турбины и постепенно набирал ход. Помпы, питаемые с кормовых турбогенераторов, откачивали воду из затопленных отсеков. Снаряды подавались из кормовых погребов и разносились по цепочке к орудиям. Когда японские эсминцы приблизились, огонь по ним был открыт без малейшего промедления. Первый же залп лег в ста метрах от вырвавшегося вперед "Кавакадзе". Эсминец увеличил ход и, сблизившись до 15 кабельтовых, начал разворот для пуска торпед, но в этот момент сам был поражен в кормовую часть сразу двумя снарядами. Они разорвались в машинном отделении, выведя из строя обе турбины. Эсминец остановился, окутанный паром и дымом от начавшегося пожара. Выпущенные с неуправляемого корабля четыре 533-мм торпеды не попала в цель, однако он отвлек на себя внимание артиллерийских расчетов русского крейсера, а также закрыл дымом атаку остальных японских кораблей.

Пока "Момо" и "Нара" подходили к "Кавакадзе", чтобы снять с него людей, "Амацукадзе", "Кува" и "Эноки" сблизились до 8 кабельтовых и дали залп из носовых аппаратов, выпустив шесть 457-мм торпед. Заметив идущие на корабль белые линии торпедных следов, командир крейсера Полушкин попытался увести "Истомина" от залпа. И это почти удалось, однако поврежденному кораблю чуть-чуть не хватило скорости. Одна из торпед всё же зацепила его за самый кончик кормы. Это второе торпедное попадание на мостике вначале даже не заметили. Полушкин только обнаружив, что корабль не слушается руля, и попробовал связаться с румпельным отделением. Не дождавшись ответа, командир послал на корму вестового. Матрос вернулся и доложил, что румпельное отделение отсутствует вместе с кормой. Японская торпеда оторвала "Истомину" всю кормовой часть по 120-й шпангоут, лишив рулей и центральной пары винтов.

Японские эсминцы развернулись и укрылись в дымовой завесе, готовясь к повторной атаке. Она со всей определенностью должна была завершиться потоплением русского крейсера. Но тут в ход боя вмешались подоспевшие "новики" капитана 1-го ранга Белли. Первым был добит стоящий на месте "Кавакадзе", на котором еще оставалась часть команды. Получив попадание в носовую часть, эсминец еще более осел в воду. Разрывы снарядов сметали с палубы корабля всё живое, но японцы всякий раз вновь поднимали над кораблем упавший флаг, под конец просто привязав изрешеченное полотнище к поручням мостика. На "Капитане Белли", который добивал "Кавакадзе", не оставалось торпед, чтобы быстро покончить с обреченным кораблем. Оставив полузатопленный эсминец, "Белли" бросился догонять другие "новики", которые преследовали отходящие японские эсминцы. Положение этой четверки было незавидным. На помощь "Истомину" шел "Корнилов", тесня японцев на с севера, тогда как "новики" заходили с юга. Не стихали и пушки "Истомина". Японцы оказались в огневом мешке, из которого не так-то просто было вырваться.

Контр-адмирал Мацумуру Тацио вел свой отряд на русские авиатранспорты. Выбрасывая из труб снопы искр форсированной тягой, "Тацута" разогнался до 35 узлов, так что эсминцы "Наси" и "Кая" едва поспевали за ним. Поврежденный при столкновении "Нире" остался далеко позади, ждать его не стали. Следом за японцами в любой момент могли устремиться русские крейсера и эсминцы. Надо было любой ценой успеть к авиатранспортам раньше их. Времени на уничтожение авиаматок у Тацио будет немного.

"Мациевич" и "Нестеров" уходили полным ходом на северо-восток, но шансов уклониться от боя у них уже не было. "Тацута" еще издалека открыл стрельбу из носового орудия, и, прежде чем прикрывавшие авиаматки русские миноносцы поставили дымовую завесу, японцам повезло добиться весьма удачного попадания. 140-мм снаряд разорвался на корме "Мациевича", прямо в самолетном ангаре. Там загорелись бочки с бензином и сложенные запасные деревянные детали аэропланов. Затем огонь охватил машинное отделения, прекратилось электроснабжение. Пожар быстро распространялся по кораблю и приобретал такую силу, что было понятно - "Мациевич" не спасти, тем более, что его непрерывно поражали всё новые снаряды. Контр-адмирал Дудоров распорядился вывалить за борт шлюпки.

"Тацута" продолжал вести огонь по едва различаемому через дым русскому авиатранспорту. Навстречу японскому крейсеру отважно ринулся маленький русский миноносец. Японцы перенесли свой огонь на него. Первый и второй залпы "Тацуты" легли мимо, но третий поразил цель. На миноносце была снесена фок-мачта, кораблик остановился, выпуская клубы пар из пробитых котлов. Однако на уцелевшей мачте продолжал развиваться бело-голубой Андреевский флаг, а с палубы стреляли две трехдюймовые пушки, один русский снаряд даже продырявил на "Тацуте" гребной катер. Новые попадания разрушили миноносцу мостик, снесли трубы. После десятого залпа разбитый снарядами "Грозный" перевернулся и пошел ко дну со всем экипажем.

От "Мациевича" отваливали шлюпки. Было спущено и три гидроплана. Облепленные людьми, они не могли взлететь, но плыли по воде, как глиссеры. На авиатранспорте оставались лишь расчеты двух правобортных орудий, продолжавших с горящей палубы без успеха выпускать по "Тацуте" последние снаряды. Их огонь, тем не менее, как-то сдерживал слабобронированный японский крейсер на расстоянии. Тацио не хотел больше тянуть с уничтожением авиатранспорта, и дал приказ выпустить трехторпедный залп из носового аппарата. Тяжелые торпеды "Тацуты" имели достаточную дальность хода, чтобы поразить неподвижных корабль даже издалека. Японский адмирал нетерпеливо ждал результатов, оглядываясь на силуэт русского крейсера, неуклонно приближавшегося с зюйд-веста. Наконец торпеды дошли. Почти посередине корпуса "Мациевича" беззвучно поднялся высокий водяной столб. Почти одновременно из дымовой трубы корабля вылетел вверх сноп яркого пламени. Авиатранспорт вздрогнул всем корпусом и стал медленно разламываться , задирая нос и корму. И только после этого до японцев докатился глухой гул взрыва. Потом всё заволокло плотным дымом. Когда он рассеялся, вместо корабля девятитысячного тоннажа плавали лишь горящие обломки и перевернутая шлюпка.

Пока "Тацута" разделывался с "Мациевичем", эсминцы "Наси" и "Кая" атаковали второй русский авиатранспорт. Но с "Нестеровым" у японцев пошло не так хорошо. Японские пушки на эсминцах были меньшего калибра, да и стрельба с маленьких, перегруженных тяжелым вооружением и, потому неустойчивых, корабликов не могла быть столь же меткой, как с более крупного крейсера. А, может, японцам просто не повезло здесь с "золотым" попаданием, хотя досталось "Нестерову" изрядно. На авиатранспорте был сильно разрушен мостик, повреждена рулевая система, сбита стеньга с радиоантенной. Корабль начал крениться, на верхней палубе бушевало несколько пожаров. Главная пожарная магистраль была перебита, и огонь тушили вручную, поднимая воду ведрами.

При этом сам "Нестеров" крайне удачно отстреливался от подходивших с правой раковины эскадренных миноносцев. Первым русскими залпами был накрыт "Наси". Снаряд ударил в полуют, выкосив расчеты кормового орудия и торпедного аппарата, к счастью, не взорвавшегося, и повредил осколками правую турбину. Машинное отделение стало наполняться водой через изрешеченный борт. Новое попадание сбило переднюю дымовую трубу и снесло второе орудие."Наси" быстро терял ход, выкатываясь влево. Русские перенесли огонь на " Кая". Эсминец засыпали осколки от близких разрывов, но искусное маневрирование позволяло избегать прямых попаданий. Потом "Кая" всё же был поражен под мостик. В носовом котельном отделении вспыхнул пожар, эсминец, теряя скорость, рыскнул в сторону.

"Тацута" готов был прийти на помощь своим эсминцам, но с дальномерного поста ежеминутно докладывали о приближении русского крейсера. Тацио понял, что второй русский авиатендер придется оставить недобитым. Контр-адмирал дал приказ о повороте оверштаг, навстречу идущему с юго-запада русскому "адмиралу". Поврежденные "Наси" и "Кая" отползали в сторону, надеясь, что приближающийся грозный русский крейсер не обратит на них внимания, но к "Тацуте" приближались последние боеспособные корабли 3-й минной флотилии - флагманский "Минекадзе", над которым вился вымпел контр-адмирала Яманако, маленькие эсминцы-"каба" - "Сакаки" и "Кусиноки". Тацио предложил эсминцам Яманако идти параллельным курсом и атаковать вражеский крейсер вместе с "Тацутой", стреляя торпедами перекрестно.

Капитан 1-го ранга Дмитрий Иосифович Дараган расхаживал по наспех сколоченному временному мостику своего крейсера. После вчерашнего сражения "Адмирал Грейг" выглядел неважно. Выгоревший почти вчистую настил на палубе, повсюду пробоины от снарядов и осколков, разбитые кормовая и ходовая рубки. Да, вчера "Грейгу" досталось. И если бы "Измаил" не заслонил его от вражеских линейных крейсеров, то неизвестно, стоял бы сейчас Дараган на мостике. Сам погибай, а товарища выручай! - такое главное правило на русском флоте. Вот и теперь "Грейг" изо всех сил спешит спасать гидрокрейсера. Из них, похоже, один только остался... Эх, жаль отпустили встреченного японца, отомстили бы за наш корабль! (Чуть раньше "Грейг" лишь бегло обстрелял, проходя, не задерживаясь, мимо попавшегося у него на пути эсминца "Нире" со смятым носом, разбив тому еще и рулевое управление).

Навстречу "Адмиралу Грейгу" двигался японский легкий крейсер с тремя низкими трубами. Этот противник не вызывал у Дарагана серьезного беспокойства. Вчера "Грейг" справился с куда более сильным крейсером "Кума". А нынешний, типа "Тацута", был всего лишь увеличенным эсминцем, у которого артиллерийская мощь и броневая защита принесены в жертву скорости и торпедным аппаратам. Поднимая буруны форштевнем, "Тацута" заходил на "Грейга" справа по носу. Слева были видны три японских эсминца, передний побольше, двухтрубный, следом маленькие, но четырехтрубные. То, что враг атаковал с двух сторон, при побортном расположении орудий на русском крейсере было даже выгодно - редкий случай, когда могла быть задействована вся артиллерия. Плохо только, что сильнейший у врагов крейсер заходил с правого борта, наиболее пострадавшего во вчерашнем бою - снаряды "Кумы" выбили там половину орудий. Сейчас "Грейг" мог стрелять по "Тацуте" лишь из четырех 130-мм стволов. Вернее, из трех - орудие в кормовом каземате не могло быть развернуто на идущего на крамболе противника. Попаданий, правда, ни с одной, ни с другой стороны пока замечено не было, да и велась стрельба на большой еще дистанции ради экономии снарядов не особо часто.

Потом эсминцы, набирая скорость, неожиданно бросились в атаку. Стрелять по ним сразу стали гораздо живей, но японцы продолжали упорно приближаться сквозь вырастающий вокруг лес водяных всплесков. Идущий впереди остальных "Минекадзе" развернулся и выпустил оставшиеся у него две торпеды из носового аппарата. Дараган тут же дал команду лево руля, поворачивая корабль носом к идущим торпедам. В этот момент с марса закричали, что "Тацута" справа тоже идет на сближение. Намерения японцев и тут были ясные - влепить торпедный залп в повернувшийся к ним бортом крейсер. Надо угадать, как уклониться от двух атак. "Грейг" продолжал идти на торпеды "Нары", пока они не прошли мимо стремительными дорожками пузырьков. А справа уже показались торпеды, выпущенные "Тацутой". Русский крейсер резко описал циркуляцию на 90 градусов влево, обращаясь ко второй группе торпед кормой. Две из них прошли от "Грейга" слева и справа по борту, одна была отброшена винтами. Во время опасных маневров крейсера вода вокруг него кипела от разрывов, по залитой палубе стучали осколки. "Минекадзе" выпускал последние 120-мм снаряды, остававшиеся у него в погребах; устаревшие эсминцы "каба" стреляли даже из 76-мм орудий. "Тацута", проходивший за кормой у "Грейга", обрушивал на него огонь всех своих четырех 5,5-дюймовых пушек, тогда как по японскому крейсеру в этот момент могли стрелять лишь два русских орудия кормовых казематов. 140-мм японский снаряд ударил в грот-мачту и разорвался, осыпав полуют градом осколков. Один из них потом нашли даже в свежеиспеченной буханке хлеба на камбузе. Особенно же пострадала кормовая рубка и резервный командно-дальномерный пост. Почти все, находившиеся там, получили ранения разной степени тяжести.

Справа по траверсу были видны два "кабы", которые продолжавших идти на русский крейсер. Командиры "Сакаки" и "Кусиноки" самоотверженно шли на сближение, чтобы наверняка поразить противника своими устаревшими легкими торпедами. С "Грейга" по японцам стреляли три бортовых орудия. Несмотря на короткую дистанцию, расчетам никак не удавалось поразить обращенные к ним носами маленькие узкие корабли. В 5 кабельтовых от крейсера эсминцы развернулись, чтобы выпустить по четыре торпеды каждый. И в этот момент в "Сакаки", наконец, попали. 130-мм снаряд пробил борт у грот-мачты и разорвался прямо под кормовым торпедным аппаратом. Торпеды сдетонировали. Над эсминцем мгновенно разлилось широкое огненное зарево, весь корабль окутало облако черно-желтого дыма. Сквозь дым на идущем следом "Кусиноки" успели заметить лишь задранный вверх нос "Сакаки", быстро уходящий под воду.

"Кусиноки" и сам оказался под обстрелом. Русские вели огонь почти в упор. Эсминец сразу получил пробоину в машинное отделение, разорванный паропровод лишил корабль хода, от взрыва на снарядных кранцах начался сильный пожар. Но корабль всё же успел сделать торпедный залп. Командир "Кусиноки", лежа на разбитом мостике с оторванными ногами, радостно засмеялся, при виде, как четыре белых дорожки тянутся к русскому крейсеру. "Адмирал Грейг" накренился, на пределе остойчивости поворачиваясь прямо на идущие торпеды. На полубаке крейсера утверждали, что слышали жужжание их винтов и свист сжатого воздуха, когда крейсер прошел между мчавшимися под водой всего в десяти метрах друг от друга торпедами. Ну, а потом "Грейг" на полном ходу протаранил не успевший уклониться "Кусиноки", со скрежетом врезался форштевнем между мостиком и дымовой трубой эсминца, перерубив его пополам. Носовая часть "Кусиноки" затонула сразу после удара. Позади осталась плавать лишь искореженная корма, охваченная огнем от разлившейся нефти. "Грейг" отделался смятым форштевнем и затопленным до броневой палубы форпиком.

Дав пару залпов вдогонку уходившему "Тацуте", "Адмирал Грейг" направился к месту гибели "Капитана-инженера Мациевича". Там виднелось несколько шлюпок с людьми. Туда же спешил и уцелевший "Штабс-капитан Нестеров". Миноносцы "Бойкий" и "Бравый" погнались за оказавшимся вблизи от них "Наси". Поврежденный японский эсминец мог отстреливаться только из одного бакового 120-мм орудия, но русские старались держаться по корме, ведя огонь из своих 75-мм пушек. "Наси" получил несколько пробоин, в том числе - и подводных. Его спасло прибытие на помощь "Кая", заставившего "Бойкого" и "Бравого" отступить. "Наси" и "Кая" взяли вместе курс на север, к Канко. Туда же шел и державшийся отдельно "Нире". "Адмирал Грейг" мог легко догнать и расправиться с тремя эсминцами-калеками, но капитан 1-го ранга Дараган дал команду поворачивать на юг, где продолжалось сражение крейсеров и эсминцев.

Под градом снарядов охвативших их с трех сторон русских кораблей эсминец "Амацукадзе" и четыре эсминца "момо" рвались на восток . Этот прорыв не прошел для кораблей принца Хироясу безболезненно. Особенно пострадали концевые эсминцы. У "Кувы" 130-мм снаряд снес грот-мачту, вывел из строя кормовые орудие и торпедный аппарат, выбив заодно осколками их расчеты. На "Наре" русский снаряд разорвался в радиорубке. Охвативший ее пожар был вскоре потушен, но затем эсминец получил новое попадание в машинное отделение, где пришлось останавливать левую турбину, теряя скорость. Досталось, впрочем, и преследовавшим японцев "новикам". На "Капитане Керне" близкий взрыв снаряда вывел из строя, заклинив вращение, все три кормовых орудия. Снова сказался недостаток размещения основной части артиллерийского вооружения русских эсминцев в одном месте. У "Капитана Кроуна" 120-мм снаряд разнес рубку и мостик, убив или тяжело ранив всех, кто там находился. Среди погибших оказался командир корабля Николай Александрович Гельшерт, известный своим участием в полярных экспедициях вместе с Колчаком, тогда еще не адмиралом. "Кроун" выкатился из линии, пока старший минный офицер не наладил управление из рулевого отсека. Командир дивизиона капитан 1-го ранга Владимир Белли дал с "Капитана Белли" приказ о прекращении преследования японцев и о возвращении к своим крейсерам, тем более, что их присутствия требовал и контр-адмирал Порембский.

Судьба подорванного "Адмирала Истомина" вызывала у Порембского опасение, но его командир убедил адмирала в возможности спасения корабля. На "Истомине" вновь запустили носовые турбины, которые вращали уцелевшую пару внешних винтов. Крейсер смог двигаться, не смотря на полуоторванную корму, хотя его скорость не превышала 5 узлов. Однако без буксира было не обойтись. На корабль были поданы буксирные концы с эсминцев "Капитан Конона-Зотов" и "Капитан Керн". Они помогали лишившемуся рулей крейсеру в управлении. "Капитан Белли" ходил галсами в охранении вокруг поврежденного крейсера - русские стали подозревать, что "Истомина" всё же подорвала субмарина. На "Грейг" была послана радиограмма: идти вместе с отрядом авиатранспортов на соединение с остальными крейсерами.

Сообщение о приближении "Тикумы" возродило надежды у вице-адмирала Хироясу, перебравшегося с потопленного "Кавакадзе" на "Момо". Можно было снова попытаться если и не разгромить отряд противника, то, во всяком случае - не дать ему увести с собой подорванный крейсер. Однако ожидавшихся с "Тикумой" эсминцев так и не появилось. Как передал по радио контр-адмирал Тацио, 3-я минная флотилия прекратила существование, а от 2-й остались лишь те корабли, что были у самого принца Хироясу. Остальные либо потоплены, либо не могут продолжать бой из-за повреждений. Значит, у принца осталось всего три эсминца - "Амацукадзе", "Момо" и "Эноки". "Нара" с одной турбиной едва ли способна участвовать в торпедных атаках, а с замеченным в отдалении "Минекадзе" не было связи.

Несколько минут принц напряженно размышлял. "Тацута" со своим несерьезным для крейсера вооружением всё же сможет на некоторое время связать боем исправный русский крейсер. Но как в это время с тремя эсминцами атаковать его подорванного собрата, который и сам еще вполне боеспособен, да еще его прикрывают четыре сильных эсминца "новика"? Не стоит забывать и о третьем русском крейсере, который в любой момент может вернуться к двум остальным! Так что же, отступать, возвращаться в Гензан, раз русские соблаговолили отойти от входа в бухту?! Нет! Северные варвары еще пожалеют, что дерзнули приблизиться к берегам империи божественного тэнно! Фушими Хироясу собирался повторить то, что неплохо получилось у японских легких сил прошлой ночью, при первой атаке русской линейной эскадры. Тогда одна часть эсминцев оттянула корабли охранения вперед, а вторая нанесла удар по хвосту колонны и торпедировала линейный крейсер. Теперь "Тацута" должен своей атакой оттянуть на себя и крейсер, и эсминцы противника. Тогда Хироясу получает неплохой шанс подобраться к подорванному русскому кораблю.

Чтобы замаскировать свой маневр, японские эсминцы выставили дымовую завесу. Пока поврежденный "Нара" двигался южнее бредущих тихим ходом русских, продолжая выпускать дым, остальные три эсминца повернули под прикрытием завесы на юг, потом на запад, прошли почти до Гензана и вновь развернулись, приготовившись за дымом, к нападению. Для комбинированной атаки надо было дождаться сообщения от контр-адмирала Тацио. Принц Хироясу нетерпеливо покусывал ногти на крохотном мостике эсминца. А ведь только вчера под ногами вице-адмирала был мостик линейного крейсера!... Вот, наконец! Из радиорубки принесли листок бумаги. Тацио начал действовать. Хироясу должен был ждать еще полчаса, - русским надо было дать время отреагировать на атаку эсминцев

Низко, совсем низко над "Тацутой" пронеслись поплавки и широкие крылья трещащего мотором аэроплана. Русские опять подняли в воздух свои самолеты! Развернувшись, аэроплан приближался теперь с другого борта. За кормовой надстройкой развернулось, готовясь к бою, 76-мм зенитное орудие. Сделало выстрел, звонко зазвенела о палубу выброшенная гильза. Заряжающий торопливо вставлял в казенник новый снаряд, пока наводчик поднимал короткий ствол пушку, следя за быстро приближающейся воздушной целью. Между дымовых труб застучали зенитные пулеметы, но быстро заглохли из-за перекосов металлической ленты. Кто-то закричал, что самолет сбросил торпеду. Нет, он что-то тащил за собой на воде на тросе. Буксируемая мина? Но уж слишком мала... Прежде чем японцы смогли понять смысл действий вражеских пилотов, самолет снова низко прошел над "Тацутой", едва не зацепив мачты своими крыльями.

Вжиииик!

Противный металлический визг и грохот...

Груз, который самолет тащил за собой на проволоке, оказался легкой крюкастой кошкой. Она чиркнула по борту эсминца, подпрыгнула, пронеслась бешено по палубе и надстройкам, снова взмыла вверх, зацепилась за антенну и сорвала ее, оставив "Тацуту" без радиосвязи.

Когда радистам "Адмирала Корнилова" удалось, наконец, наладить связь с авиатранспортом "Штабс-капитан Нестеров", контр-адмирал Порембский потребовал срочно выслать к нему гидроаэропланы для наблюдения за подводными лодками. Вновь подниматься в воздух сразу вызвался кавторанг Вирен, лишь только с его "аиста", спущенного в последний момент на воду с тонущего "Мациевича" забрали спасенных моряков. Подлетая к "Корнилову" и "Истомину", летчик действительно обнаружил недалеко от них субмарину в подводном положении и обозначил ее сигнальными дымами - снарядов для бомбометания на самолете на этот раз не было. Однако Вирен заметил и другое.

За выставленной японцами дымовой завесой шло маневрирование их кораблей. Как можно было понять, противник готовился атаковать русский отряд с головы и хвоста. Главной целью атаку наверняка будет дважды подорванный и еде державшийся на плаву "Истомин". Вирен быстро написал донесение, вложил его в пенал и сбросил на палубу "Адмирала Корнилова". То, что крейсер буквально через пять минут изменил курс, перейдя в кильватер второго крейсера показало, что донесение адмиралом получено и принято к сведению.

Николаю Вирену хотелось сделать еще что-нибудь, чтобы досадить японцам. Но что? Может, попробовать лишить их главный корабль радиосвязи? На этот случай у Вирена в кабине было припасено незамысловатое устройство, чтобы рвать корабельные антенны. "Аист" устремился к трехтрубному японскому крейсеру. Остальное было делом техники - подцепить, пролетая, натянутую проволоку радиоантенны. Попавшись на крюк, она звонко лопнула, хлестнув порвавшимися концами по трубам и мачтам.

Контр-адмиралу Тацио не стал обращать внимание на оборванную антенну. "Тацута" шел в бой. В кильватер крейсера встал догнавшие его-таки "Минекадзе", тоже под контр-адмиральским вымпелом. Два японских корабля шли на юго-запад на тридцати с лишним узлах. Артиллерийские расчеты снова выстроились у своих орудий. Бой со вторым русским крейсером не будет легким. Первый раз "Тацуте" повезло, к тому же тогда он шел в атаку вместе с тремя миноносцами, два из которых русские потопили. А теперь рядом с "Тацутой" только один эсминец... Вражеские суда впереди уже можно было довольно хорошо различить. Два крейсера, четыре эсминца. Слева от них горизонт застилала дымная полоса. Сейчас боеспособный крейсер и эсминцы должны устремиться навстречу "Тацуте". Тогда к оставшемуся в одиночестве подорванному вражескому крейсеру из-за дымовой завесы устремятся японские эсминцы...

Проклятие! У русских вперед вышли только три "новика". Крейсера остались вместе. Принцу Хироясу с ними не справиться! Надо предупредить его, чтобы отменил атаку! Но радиосвязи нет, антенна порвана!

- Передать семафорной связью на "Минекадзе"! Дать радиограмму вице-адмиралу Хироясу на "Момо". Содержание: Отменить атаку! Поврежденный русский корабль сопровождает второй крейсер...

- Господин контр-адмирал! С "Минекадзе" отвечают. У них разрушена радиорубка. И по пять штук снарядов на ствол...

Да, со снарядами и на "Тацуте" не густо... Что же. Раз так, остается одно - как можно быстрее идти вперед, чтобы успеть встретиться с эсминцами принца около русских крейсеров. Едва ли три "новика" смогут удержать "Тацуту".

- Машинное! Самый полный! Заклепать клапана и дать максимальный ход!

Крейсер снова набирал скорость. Этот корабль был создан для максимально быстрого движения в морской стихии. Будто стремительный водяной зверь с длинным вытянутым телом скользил он по волнам. В его трюмах грозно ревели огнем десять котлов, стиснутых бок о бок в тесных котельных. Они гнали и гнали по трубам чудовищный напор перегретого пара в кормовую часть - к трем мощным турбинам, занимавшим чуть ли не половину корпуса корабля. Турбины в своих кожухах вращались с труднопредставимой скоростью 50 оборотов в секунду. Роторы, передавая вращение на трехметровые винтов, снижали эту частоту всего до 7 оборотов. Но и это хватало, чтобы стремительный "Тацута", оставляющий за собой широкий бурлящий след взбитой пены, едва не выпрыгивал из воды.

Узкий корпус корабля дрожал мелкой ритмичной дрожью. Острый форштевень рассекал воду, точно плуг, так что высокий волны почти захлестывали высокий полубак и свободно заливали низкие торпедные площадки. Это было уже не важно. "Тацута" уже выстрелил все шесть своих тяжелых торпед. У легкого крейсера оставались лишь пушки, да холодная ярость его экипажа.

Русские эсминцы впереди разворачивались, чтобы стрелять по японцам всем бортом. Но попасть в несущийся на бешеной скорости встречным курсом маленький крейсер - задача не из легких.

Окатывающие мостик "Тацуты" водяные брызги слепили дальномерщиков на их командном посту. Носовое орудие стреляло по собственному наитию своего наводчика. Один раз ему, вроде бы, повезло - задняя дымовая труба ближайшего русского эсминца превратилась в железные лохмотья, его корму заволокло дымом... Не дожидаясь, пока "Тацута" поравняется с ними, "новики" поворачивали, ложась на параллельные курсы - один по правому, другой по левому крамболю. Третий, чуть отстав, сблизился с "Минекадзе", осыпая его снарядами. Японский эсминец молчал, только маневрировал, уходя от залпов, потом вдруг резко пошел на сближение. "Новик", решив, наверное, что японцы хотят выпустить торпеды, стремительно уклонился в строну. Но торпедные аппараты "Минекадзе" были пусты, как, похоже, и у русских.

Носовые орудия "Тацуты" были развернуты на правый, кормовые - на левый борт. Крейсер вел артиллерийскую дуэль сразу с двумя противниками. Его 140-мм снаряды могли нанести более легким русским кораблям тяжелые повреждения, хотя пока попадали чаще в японский крейсер. Его броневой пояс надежно защищал от 102-мм орудий "новиков". Но бортовая броня прикрывала только центральную часть японского корабля, защищая котельные и турбинные отделения. Носовая и кормовая оконечности с погребами боеприпасов, топливными ямами и рулевым управлением, кубриками и кладовыми прикрывала лишь тонкая броневая палуба. Русские снаряды рвали "Тацуту". В разрушенный кубриках не утихали пожары. Осколки снарядов дырявили борта множеством мелких пробоин, через которые при высокой скорости крейсера хлестали в трюм настоящие фонтаны. В погребах боеприпасов работали уже по пояс в воде пополам с нефтью из пробитых цистерн. Рулевая машина вышла из строя, рули теперь перекладывались вручную, тоже рискуя захлебнуться в затапливаемом румпельном отсеке.

Но всё же "Тацута" сохранял пока высокую скорость. Он обогнал русские "новики", оставив их за кормой. Впереди теперь были русские крейсера. Один из них активно вел огонь и маневрировал, отрезая три японских эсминца от спасительной дымовой завесы. Контр-адмирал Тацио дал приказ держать курс на второй русский крейсер, если получится - имитировать торпедную атаку. Это заставит русских забыть о кораблях принца Хироясу... Командир "Тацуты" обратил внимание Тацио на расходящиеся в воздухе столбы цветного дыма, который зачем-то оставил недавно круживший здесь русский аэроплан. Внезапно крейсер сильно вздрогнул от удара, словно налетел днищем на подводную скалу. В трюм запросили о повреждениях, таковых не обнаружилось, хотя все почувствовали сильный толчок снизу, сопровождавшийся металлическим скрежетом. Между тем за кормой заметили широко расходящееся по волнам маслянистое пятно, в котором вскипали воздушные пузыри.

Внизу, в сорока пяти метрах под килем "Тацуты" погибала подводная лодка S-16. За два часа, прошедшие после успешного торпедирования "Истомина", японские подводники перезарядили оба своих торпедных аппарата. Разряжая аккумуляторы максимальным подводным ходом, лодка обогнала тихо идущие русские крейсера и встала на позиции на перископной глубине впереди их курса. Командир субмарины лейтенант Мива колебался в выборе цели: добить уже подорванный крейсер или попытаться поразить второй, идущий у него в сопровождении. Страшный удар снес "шестнадцатой" рубку, вскрыл, как консервный нож жестяную банку, обшивку корпуса. Субмарина легла на борт и быстро пошла вниз. Людей болтало, кидало безжалостно на стенки, кружило и вертело в бушующем внутри лодки потоке темной воды. Они сталкиваясь головами в стремительно убывающих воздушных пузырях, жадно глотая последние глотки воздуха, отравленного кислотными парами из залитых аккумуляторных ям, теряли сознание от растущего давления. Нескольких человек выбросило через широкую пробоину, ободрав о ее рваные края. Среди чудом спасшихся с морского дня и беспомощно барахтавшихся в бензиновой пленке оказался и лейтенант Сигэёси Мива, втянутый ловко брошенной петлей на борт эсминца "Капитан Белли".

Ровно через тридцать минут после радиограммы от контр-адмирала Тацио эсминцы "Амацукадзе", "Момо" и "Эноки" выскочили на полной скорости из-под прикрытия дымовой завесы. К тому времени русские эсминцы, буксировавшие "Адмирала Истомина" успели отдать концы и ушли вперед, навстречу идущему с северо-востока "Тацуте". Поврежденный русский крейсер, почти не способный управляться, шел самым малым ходом и едва ли сумел бы уклониться от правильно пущенных торпед. Однако это не могло слишком радовать японцев. Добираться на дистанцию результативного залпа своими устаревшими 457-мм торпедами трем эсминцам пришлось бы под огнем осененного контр-адмиральским флагом второго русского крейсера. Этот возвышавшийся над водой большой грозный корабль неожиданно оказался здесь, а не далеко впереди, ведущим бой с "Тацутой".

Русский крейсер решительно пошел на сближение, ведя огонь всей левобортной батареей. Первый же его залп лег близким перелетом по "Амацукадзе". Эсминец начал маневрировать, уходя от накрытий, но дистанция для эффектного уклонения была слишком мала, к тому же была опасность столкновения с двумя другими миноносцами. Скоро "Амацукадзе" получил попадание в районе грот-мачты. Разрыв снаряда вызвал детонацию снарядов, сложенных у двух кормовых 120-мм орудий. Оба орудия были уничтожены вместе с расчетами, на корме возник сильный пожар, грозивший взрывом уже торпедных аппаратов. Командир эсминца приказал немедленно выпустить торпеды. Тем не менее, этот неприцельный залп заставил русский крейсер выполнить противоторпедный маневр. В это время он продолжал вести огонь только из носовых орудий. Поврежденный русский крейсер тоже присоединился к бою. Подошедший русский эсминец развернул его к японцам правым бортом, и по кораблям Хироясу ударило еще восемь 130-мм стволов. Стрелял и "новик", но только из одного носового 102-мм орудия, три 4-дюймовки на корме, похоже, были выведены из строя.

Собственно, одной артиллерии поврежденного русского крейсера хватило бы, чтобы отразить атаку трех японских эсминцев. То, что русские оставили рядом с подорванным кораблем еще и полноценный крейсер, говорили об их решимости не защищаться, а разделаться с японцами. Охваченный пожаром "Амацукадзе" под перекрестным огнем терял скорость. "Нара" и "Эноки" еле уворачивались от летящих в них с двух сторон снарядов. Они повернули назад, едва не столкнувшись друг с другом, но уже не успевали уйти, оторваться за счет своей большей скорости. Срочно было нужно ставить дымовую завесу, но все химические шашки успели использовать раньше. Эсминцы выпустили торпеды из кормовых аппаратов. Шансов попасть в противника у них практически не было, оставалось надеяться, что русские снова будут уклоняться от залпа и потеряют несколько минут.

Внезапно на левом траверсе появился новый корабль - к месту сражения полным ходом шел крейсер "Тацута". Вид его был ужасен. Надстройки охвачены пожарами, передняя мачта наполовину сбита, задняя сильно накренилась, дымовые трубы и раструбы воздухозаборников пестрят множеством пробоин. Корабль погрузился так низко, что над водой возвышались лишь оконечности, а в средней части борта почти не были видны. Но четыре орудия "Тацуты" изрыгали языки пламени, посылая снаряды во все стороны - в поворачивающий на него русский крейсер, в другой, подорванный, стоящий на месте, в идущие следом и ведущие огонь вдогонку троицу "новиков". Большие русские корабли немедленно обратились против нового врага, забыв на время об эсминцах принца Хироясу.

Было ясно, что "Тацута" обречен. 130-мм снаряды русских крейсеров пробивали его корпус даже там, где броневая защита была самой сильной, а четыре японские пушки, размещенные открыто на палубе, к тому же крайне неудобно, парами "спиной друг к другу", не могли тягаться с тридцатью орудиями "адмиралов", половина из которых стояла в защищенных броней казематах. Вокруг "Тацуты" встал настоящий частокол водяных всплесков. Рухнула за борт подсеченная грот-мачта, взрыв полностью разрушил штурманскую рубку. Однако самый тяжелый удар японский крейсер получил, когда очередной залп с "Корнилова" лег с недолетом. Два снаряда, пройдя последние метры под водой, поразили борт ниже ватерлинии.

Первый снаряд проделал обширную дыру против 3-го котельного отделения, повредив один из котлов, а остальные вскоре пришлось срочно гасить, так как хлещущая из пробоины вода подходила к топкам. Если учесть, что 1-е котельное отделение было затоплено еще раньше инфильтрацией из носовых отсеков, то у "Тацуты" осталось всего четыре котла из десяти. Еще серьезней были последствия попадания в носовое машинное отделение. Там сразу вышла из строя левая турбина, а чуть позже, когда морская вода попала в магистрали, пришлось отключать и правую. Крейсер остался с одним работающим центральным винтом, что при неполадках с рулевым управлением делало его почти неуправляемым. К тому же он почти потерял ход и в любую минуту мог затонуть, если бы трюмные переборки не выдержали напора воды. Однако в этот момент кому-то из артиллеристов "Тацуты" посчастливилось сделать воистину "золотой" выстрел. В который раз проявился труднообъяснимый феномен, замеченный еще в прошлую войну, когда японские снаряды со странным постоянством поражали русские корабли в командные центры.

Командир "Адмирала Корнилова" Сергей Дмитриевич Коптев не жаловался на судьбу. В Цусимском сражении миноносец "Грозный", на котором он служил минным офицером, отбился от японских дестроеров и прорвался во Владивосток. Если бы так смогли сделать все русские корабли - Цусиму назвали бы русских победой. Тогда, пятнадцать лет назад, Коптев поклялся отомстить когда-нибудь за других, которые не дошли. Давнее обещание можно было считать выполненным, но вместо радости сердце Коптева наполняли непонятная тоска и тревога. Возможно, тому виной был дурной сон накануне. Прошлый день капитана 1-го ранга был насыщен разными яркими событиями. Сначала - жаркая перестрелка с крейсерами 3-го японского флота, потом столкновение уже в сумерках с главной японской эскадрой... Однако в те два-три часа, которые Коптеву удалось прикорнуть на диване между отражением ночных атак миноносцев, приснилось ему нечто, никак не связанное с происходившим в последние часы. Видел во сне Сергей Дмитриевич себя, лежащего в петроградской квартире, которая, в свою очередь имела немыслимо непрезентабельный вид - загаженный пол, оборванные обои, черный, закопченный потолок. В квартире пустынно, темно и мрачно. Судя по замерзшим окнам, дело происходит зимой, но комната нетопленая, поэтому Сергея Дмитривича сотрясает дрожь от пробирающего до мозга костей холода. В конце концов, он понимает, что смерть его близка. Утром Коптев постарался забыть увиденное во сне, события нового дня заставили забыть о зловещем предчувствии, но...

"Что ж, я сделал, что хотел," - успел подумать Коптев, ослепленный ярчайшей вспышкой, и полетел куда-то, не чувствуя более бренного тела...

140-мм японский снаряд взорвался на броне боевой рубки "Адмирала Корнилова", ударив в смотровую щель плотным снопом раскаленного железа. Капитан 1-го ранга Коптев погиб на месте. Контр-адмирала Порембского спасло чудо. В этот момент он стоял за тумбой штурвала, удержавшей осколки, но также получил сильнейшую контузию... Взрыв вывел из строя штурвал, машинное управление, переговорные устройства, уничтожил дальномерный пост. Не получая более указаний, корабельная артиллерия прекратила огонь, дав "Тацуте" шанс на спасение. Только через десять минут старший офицер крейсера капитан 2-го ранга Лев Михайлович фон Галлер взял на себя управление "Корниловым" из кормовой рубки.

Танин Ямай вышел из помещения портового радиотелеграфа, куда его вызвали для общения по прямому проводу с морским министром Томосабуро Като. Требовалось время, чтобы переварить услышанное от старого адмирала. Во-первых, были кое-какие хорошие новости. Нашелся линейный крейсер "Харуна", тяжело поврежденный во вчерашнем сражении. Он полностью потерял ход, но сумел продержаться ночь на плаву, хотя вода поднялась до амбразур казематов вспомогательной артиллерии. Сейчас два подошедших спасательных судна непрерывно откачивают из дредноута воду, а буксир тащит его в ближайший порт в Мацуэ. Вторая хорошая новость - в Гензан вот-вот прибудут самолеты истребители, чтобы прикрыть гавань от новых воздушных налетов. Впрочем, кого тут теперь осталось прикрывать...

Теперь первая плохая новость. Немыслимо, но, судя по сделанных открытым кодом радиосообщениям, 3-й флот вице-адмирала Сузуки сдался русским у скал Такэсимы, примерно там, где 15 лет назад капитулировали перед японцами остатки русской броненосной эскадры. Устаревшие линкоры Сузуки, конечно, незначительная потеря на фоне гибели современных дредноутов 1-го и 2-го флотов, однако чудовищным бесчестием для Империи, для всех японцев является сам факт капитуляции крупного военного соединения. Непонятно, что могло толкнуть адмирала Сузуки на такой поступок... Но главная плохая новость была всё же другой - о событиях в Цусимском проливе. Потопление старых броненосцев, новейший "Нагато", выбросившийся на прибрежные скалы, не поразили японского командующего так сильно, как известия о проходе трех русских "измаилов" в Желтое море.

Колчак всё же провёл Ямая. Целью русского адмирала было вовсе не уничтожение части японского флота. До того, несмотря на все собственные потери, Ямай мог надеяться нанести ответный удар. Даже если с "измаилами" не удалось бы разделаться ночными атаками миноносцев, на подходе к Владивостоку русский флот ждала завеса подводных лодок. А субмарины, оказывается, надо было направить к Шанхаю! И сейчас нет никакой возможности исправить эту ошибку. Колчак пожертвовал своими устаревшими линкорами, чтобы вывести мощнейшие линейные крейсера из ловушки Японского моря на океанский простор. И у Японии уже нет ничего, что могло бы противостоять "измаилам" в собственных водах, и стоит только восхититься мудрости императорской ставки, принявшей решение не спешить до нейтрализации морской мощи противника с переброской отмобилизованных частей на континент. Осторожность ставки, как оказалось, была ненапрасной. В противном случае вся японская армия могла бы оказаться сейчас отрезанной от метрополии

Война в любом случае проиграна. Без подкреплений и морского снабжения войска в Квантуне и Корее не смогут долго продержаться. Сосредоточенная в Маньчжурии русская армия раздавит их. Японцам останется только оборонять собственные острова... И во всём этом виноват один человек. Он, Танин Ямай. Если адмирал Того своими победами создал по существу великую японскую морскую державу, Ямай похоронил ее. Жить после этого значит только увеличивать меру своего позора.

Ямай задумался... Взрезать себе живот и терпеливо ждать конца? Или с него хватит выстрела из пистолета? Подбежавший офицер стал торопливо докладывать последние сообщения о том, что происходило поблизости в море. Один русский авиатранспорт потоплен, легкий крейсер дважды торпедирован, но остальные русские корабли теснят японцев. Что же... Самое время присоединиться к торжеству битвы. Смерть в бою - отличный финал долгой службы на флоте. Пусть даже сражение не закончится у него, как у Нельсона, победой.

Адмирал отослал распоряжение командиру "Яхаги" подготовить крейсер к немедленному выходу из бухты. С "Яхаги" ответили, что наложить пластырь на пробоину так и не получилось - мешал смятый взрывом боковой киль. Из-за продолжающегося поступления воды оказалось полностью затопленным носовое котельное отделение. Корабль был повернут к берегу и уперся носом в дно. Выйти в море он уже не мог.

В Гензане оставался еще один, последний боевой корабль - старый бронепалубный крейсер "Акицусима", давно уже считавшийся судном береговой обороны. Когда адмиральский катер подошел к спущенному с борта трапу, Ямай вздохнул, предаваясь на минуту воспоминаниями. "Акицусима" был первым кораблем, которым он командовал. Пусть он будет теперь и последним. Со знакомого до последней стойки мостика Ямай обратился и к стоявшим рядом офицерам, и к матросом, которые смотрели на него с палубы.

- Империя переживает тяжелые дни! Боги испытывают нас, проверяют нашу доблесть! Велика сила врага, но сильнее дух сыновей Ямато! Сотни моряков вчера и сегодня отдали свои жизни за божественного императора и, погребенные в море, вознеслись на небе, сами став божествами! Будем достойными чести присоединиться к ним! И пусть трепещут враги, когда мы выйдем в море! До встречи в храме Ясукуни, где упокоятся наши души! Тенно хенко банзай!

- Банзай! Банзай! Банзай!

Крики "банзай!" провожали уходивший в море старый крейсер и с причалов Гензана, и с глубоко погрузившегося в воду носом "Яхаги", поврежденных миноносцев и уцелевших транспортов. За кормой "Акицусимы" плескался огромный флаг с изображением Восходящего Солнца. Вверху, на грот-стеньге, был поднят флаг адмирала, командующего Объединенным флотом. Артиллерийские расчеты выстроились в полной готовности у своих орудий. При скромном водоизмещении в три с половиной тысячи тонн "Акицусима" имел очень серьезное вооружение. Даже после снятия при капитальном ремонте шесть лет назад двух 120-мм орудий, на крейсере осталось еще четыре таких пушки и, главное, четыре мощных 152-мм орудия. Конечно, маленький узкий крейсер не мог служить устойчивой платформой для такой солидной артиллерийской батареи. Но при спокойном море и умеренной дистанции ветеран трех войн мог еще показать себя. Если только не потопят до того, как заговорят его пушки... Адмирал Ямай легко расхаживал по мостику крейсера. Здесь он останется до конца. И никто не заставит его спуститься в броневую рубку. Хотя бы потому, что таковой на этом корабле просто нет!

"Акицусима" вступил в бой в самый разгар сражения. Оно постепенно смещалось на юг. "Капитан Кроун" и "Конон-Зотов" преследовали отходивших к дымовой завесе "Нару" и "Эноки", пока "Капитан Белли" кружил, расстреливая в упор вокруг уже не отвечавшего "Амацукадзе". "Капитан Керн" вел на буксире "Адмирала Истомина", который продолжал изредка стрелять правым бортом вдогонку ползущему к берегу "Тацуте", по которому главным образом бил залпами разворачивавшийся на очередной галс "Адмирал Корнилов". Адмирал Ямай ожидал, что при появлении "Акицусимы" боеспособный русский крейсер (который под контр-адмиральским вымпелом) немедленно повернет на нового противника. Однако русский флагман вёл себя странно. Он будто потерял управление, уходя в сторону от своего поврежденного товарища и почти добитого "Тацуты". Такой ситуацией нельзя было не воспользоваться.

Выжимая предельные для своих изношенных машин 20 узлов, "Акицусима" ринулся к буксируемому миноносцем русскому крейсеру. Там-то приближающийся по левому траверсу японский корабль разглядели вовремя. Сделать, правда, могли не много. На сильно накренившемся после двух торпедных попаданий "Адмирале Истомине" на левом борту могли вести огонь лишь три орудия из восьми - два на возвышенном полубаке и одно на кормовой надстройке. Остальные, расположенные ниже, почти касались стволами воды. "Капитан Керн" стал поспешно тянуть крейсер вбок, чтобы развернуть к противнику полностью боеспособным правым бортом, но японцы быстро разгадали смысл этого маневра. Рядом с "Керном" взметнулись три водяных столба, один чуть пониже прочих. "Акицусима" бил залпами из трех носовых орудий - 120-мм и двух шестидюймовок. Пятый залп по буксирующему крейсер малым ходом эсминцу лег с накрытием и попаданием. Снаряд пробил стенку фальшборта, влетел под третью трубу и перебил "Керну" главный паропровод. Окутанный паром эсминец застыл на месте. Когда турбины удалось запустить вновь, оказалось, что буксирный трос успел опутать винты.

Положение "Адмирала Истомина" оказалось даже еще хуже, чем в начале. Теперь он мог стрелять только из двух носовых орудий. Русские смогли добиться единственного попадания - снаряд пронизал насквозь, не взорвавшись, полубак "Акицусимы". В свою очередь, старый японский крейсер переключился с подбитого им эсминца на "Истомина". Проходя мимо русского корабля, "Акицусима" вел непрерывный огонь всеми шестью орудиями левого борта, причинив "Истомину" немалые разрушения. Его палубу окутала плотная пелена дыма из пробитых осколками труб, были разбиты вентиляторы, прямое попадание уничтожило зенитное орудие за носовым мостиком.

Оказавшись за кормой у русского корабля, "Акицусима" открыл прицельную стрельбу по развороченным торпедным взрывом отсекам, потом сделал полный поворот и снова пошел на сближение с "Истоминым". Была пущена торпеда из аппарата правого борта, не попавшая в цель. Однако артиллерийский огонь японцев на уменьшившейся дистанции стал гораздо результативнее. Несколько попаданий в полуоторванную корму русского корабля вызвали затопление нескольких новых отсеков. "Истомин" всё более кренился с сильным дифферентом на корму. Непрерывно поступали сообщения о пожарах, вспыхивавших в разрушенных кубриках и кладовых.. Через пробоину в борту стал затопляться лазарет, откуда спешно пришлось выносить раненых. Рухнула грудой железа на спардек среди разбитых шлюпок задняя дымовая труба, поврежденная еще во время вчерашнего сражения. Командир крейсера Александр Полушкин дал приказ покинуть заполненную дымом от горящего мостика боевую рубку. Так как кормовая рубка "Истомина" была разбита еще минувшим днем, корабль фактически лишился управления. Пожарные дивизионы самостоятельно боролись с огнем, трюмные партии крепили выгибающиеся напором воды подпорки, артиллеристы, подняв стволы орудий на максимальный угол, перезаряжали свои орудия, обжигаясь о раскаленные казенники, и тут же выпускали снаряды в проходивших в считанных кабельтовых от них японцев.

Ведущий бой на "пистолетной" дистанции "Акицусима" тоже получил несколько попаданий, в том числе - из носового 102-мм орудия "Капитана Керна". Один из русских снарядов разорвался под спонсоном левой носовой шестидюймовки, разбил пушку и уничтожил расчет, осколки дошли до орудия другого борта, где также были убитые и раненые. Другое попадание ударило осколками и взрывной волной по носовому мостику. Адмирала Ямая сбило с ног с такой силой, что он на некоторое время потерял сознание. Прийдя в себя, он дал команду поворачивать на новый заход, приготовив торпедный аппарат левого борта. Между тем на "Капитане Керне" отчаянными усилиями удалось освободить винты от намотавшегося буксирного конца. Чтобы не тратить времени на завод нового буксирного троса, эсминец отошел задним ходом, а потом стал поворачивать крейсер, уперевшись в его корпус форштевнем. "Адмирал Истомин" медленно развернулся, немедленно открыв огонь по японцам орудиями правого борта.

"Акицусима" попал под продольный обстрел, море вокруг бурлило от снарядных разрывов, которые обрушивались на старый корабль каскадами воды и градом осколков. За несколько минут было выбито большинство орудийных расчетов, потери пришлось восполнять за счет расчетов артиллерии нестреляющего правого борта, но и их хватило ненадолго. Один из русских снарядов, пронизал обе дымовые трубы "Акицусимы", пробил палубу и взорвался в угольной яме, вызвав сильный пожар, охвативший всю корму. Снова был поражен мостик. На этот раз адмирал Ямай остался на ногах, два небольших осколка ему вытащили из плеча прямо на мостике, разрезав парадный китель. Увидев, что сбит адмиральский флаг, японский командующий приказал укрепить его на обломке грот-марса. "Акицусима" получал одно попадание за другим, превращаясь в охваченную огнем железную развалину, однако броневая палуба защищала трюмные отсеки и, несмотря на серьезные повреждения надводной части, японский крейсер продолжал упорно идти на "Адмирала Истомину".

Когда до русского крейсера оставались уже считанные кабельтовые, очередное попадание - в фок-мачту "Акицусимы" - опять хлестнуло по мостику веером осколков. Один или два пробили навылет тело Танина Ямая. Он поднялся на ноги, старясь не скользить в кровавой луже, навалился, чтобы удержать равновесие на ограждение. Как-то сразу пришло понимание, что ранение смертельное и что у него осталось лишь несколько минут. Адмирал оглянулся. Все, кто находился с ним рядом, лежали вповалку без признаков жизни. Системы связи были разрушены. Но на трапе уже появились матросы.

- Пусть кто-то бежит в торпедный отсек левого борта! Торпеде пуск!

Лишившись сил, адмирал сел на палубу, показав жестом, чтобы его оставили в покое. Он хотел всё видеть сам. "Акицусима" был в считанных кабельтовых от опоясанного огненными вспышками выстрелов русского крейсера. Вот к нему стремительно уходит белый след, теряясь среди вырастающих и падающих в взбаламученное море фонтанов. Потом вражеский корабль сотрясается всем корпусом, у его борта поднимается настоящий гейзер, окутанный дымом. Ямай удовлетворенно улыбнулся и закрыл глаза.

Торпеда с "Акицусимы" попала в правый борт "Адмирала Истормина" в районе носового мостика, прямо против первого торпедного попадания в левый борт. Хотя обе поразившие крейсер торпеды были устаревшего типа, с небольшим запасом взрывчатки, это совпадение окончательно определило судьбу корабля. "Истомин" угрожающе раскачивался из стороны в сторону, всё более погружаясь в море. Все котельные отделения быстро заполнялись водой и нефтью из поврежденных цистерн. Командир корабля каперанг Полушкин отдал приказ трюмной команде подняться наверх. К "Истомину" уже подходили эсминцы, готовясь принимать членов экипажа. Некоторое время рядом был и "Адмирал Корнилов", пока кавторанг фон Геллер не решил, что с эвакуацией справятся и без него, и можно вернуться к расползающимся в разные стороны японцами."Корнилов" дал полный ход и припустился вслед за "Акицусимой". Русские моряки жаждали отомстить за своих товарищей, однако смогли довольствоваться лишь несколькими новыми попаданиями в израненный японский корабль. Водяные столбы от падения снарядов береговых батарей заставили "Корнилов" повернуть назад. Полузатопленный "Акицусима" укрылся за первым попавшим островком при входе в бухту.

"Истомин" всё более кренился на левый борт, его покинули последние члены экипажа, которые размещались на "Корнилове" или чуть опоздавшему "Грейгу". "Грейг" и добил обреченный корабль, выпустив в упор торпеду. Четвертый взрыв стал для оставленного командой "Адмирала Истомина" смертельным. Он затонул величественно и достойно, не опрокидываясь, а погружаясь кормой на ровном киле. В связи с ранением контр-адмирала Порембского командование сводным отрядом принял на себя контр-адмирал Дудоров, державший флаг на гидрокрейсере "Штабс-капитан Нестеров". Хотя сопротивление противника на море было сломлено, и оставалось еще несколько часов до наступления темноты, от новых авианалетов на Гензан Дудоров решил отказаться. В небе появились японские истребители. От кораблей их отгоняли зенитками, но без истребительного прикрытия ("чайки", наверное, уже разместились на "Энгельсе") посылать на бомбежку "аисты" было бы безрассудным. Три гидроаэроплана с потопленного "Мациевича" были подняты шлюпочными кранами на палубы "Корнилова" и "Грейга". Эсминец "Капитан Белли" взял на буксир поврежденный "Капитан Керн". Остальные корабли двигались самостоятельно. Рейд к Гензану стоил серьезных потерь, но с минными флотилиями японцев было покончено. Два эсминца, которые оставались у японцев, угрозы для русской эскадры не представляли.

Подошедший к сидевшему на мели у прибрежного островка "Акицусиме" катер увез на берег закрытое адмиральским флагом тело Танина Ямая. Он умер героем. Его последнюю битву у Гензана в Японии объявили полной победой. Противник лишился современного крейсера и гидроавиатранспорта, тогда как японцы формально не потеряли ни одного крупного боевого корабля. Старые крейсера числились судами береговой обороны или транспортами, а "Тацута", пока русские дружно бросились на выручку "Адмиралу Истомину", успел, как и "Акицусима" прорваться под защиту береговых батарей, выскочив на мелководье.

Вечером по палубе эсминца "Минекадзе" расхаживал его временным командир - лейтенант Матоме Угаки. Несмотря на объявленную победу, настроение у лейтенанта было самое подавленное. В закончившемся только что сражении Угаки уже был готов направить свой эсминец "Минекадзе", на котором неоставалось больше ни торпед, ни снарядов, прямо в борт вражеского крейсера. Но адмирал Ямай опередил его. И теперь Матоме должен жить, зная, что погибшая гордость Японии - ее Соединенный флот - не будет отомщен. Глядя на серые волны, которые больше не освещало закатившееся за корейские горы солнце, Угаки сочинял хокку:

Большую часть прошлого дня лейтенант Иванович пробыл в небе. Сначала его "морской лебедь" летал на юг в поисках японской эскадры. Потом Иванович отвозил адмирала Колчака по воздуху обратно на север, чтобы командующий мог лично руководить битвой с главным вражеским флотом. И, наконец, Колчак отправил его снова на юг - искать русские линейные крейсера и вывести их к месту генерального сражения. Последней задачи Иванович выполнить так и не сумел - наших быстроходных дредноутов там, где они должны были находится, авиатор не обнаружил. Наверное, он ошибся где-то в счислениях. Молчал и имевшийся в воздушном аппарате беспроволочный телеграф, несмотря на непрерывные запросы испуганного радиотелеграфиста. Когда пустынные волны внизу стало стремительно заливать вечерняя мгла, Иванович понял, что вернуться к эскадре засветло он уже не успеет. Оставалось приводниться и переждать ночь на плаву, благо море казалось спокойным.

Благополучно посадив самолет, пилот и радиотелеграфист поужинали последней банкой консервов и допили фляги с холодным кофе, после чего кое-как расположились на ночлег в тесной кабине "лебедя". Иванович чутко вслушивался в окружающую темноту. Где-то далеко вдали грохотала, еле слышно, канонада; в отблесках зарниц угадывались вспышки орудийных выстрелов или, возможно, горящие от попаданий корабли. Но вблизи всё было спокойно, лишь однажды, незадолго до рассвета, Иванович различил в серых сумерках силуэт проходившего неподалеку эсминца. Так как было неясно, свой ли это миноносец или японский, летчики не стали подавать никаких знаков. Эсминец прошел мимо, не заметив плавающий по воле волн аэроплан.

Когда наступил новый день, пилот и радиотелеграфист стали обдумывать план своих дальнейших действий. Иванович предложил подняться в воздух и на остатках бензина заняться поисками своих кораблей. Буде они не отыщутся, надо будет искать любую местную рыболовную джонку. Японскую, а лучше корейскую. Приводниться рядом, захватить, поднявшись на борт, а потом добираться на ней до Владивостока. В шестнадцатом году на Черном море один наш экипаж после вынужденной посадки на воду именно так вернулся в Севастополь - на трофейной турецкой парусной шхуне.

"Морской лебедь" взревел мотором, устремился вперед, подпрыгивая на волнах и вот его поплавки снова оторвались от воды. С высоты птичьего полета бескрайний морской простор казался таким же подавляюще однообразным. Аэроплан кружил в небе, постепенно увеличивая радиус своих облетов. Ни дымка, ни белого мазка паруса, только то и дело замечаемые внизу обломки и пятна разлившейся нефти,- следы вчерашнего боя, распугавшего, похоже, все окрестные рыболовные суда. Когда топлива в баке оставалось только на час полета, Иванович заметил на горизонте точку крохотного острова.

- Кажется, Лианкур! - проорал пилот телеграфисту в переговорный рукав. - Полетим туда! Там точно должны быть рыбаки. А если нет, так хижины какие-то есть рыбацкие. Может, найдем, что перекусить.

Иванович знал, что острова Лианкура необитаемы и лишены постоянных источников питьевой воды. Но, так как близлежащие воды были богаты рыбой, на островках часто останавливались для отдыха или ремонта корейские и японские суда, команды которых устраивали себе там склады и промысловые базы.

Лианкур представлял из себя два то ли маленьких островка, то ли большие скалы, окруженные многочисленными мелкими скалами и рифами. Пилот издалека заметил поднимавшийся из-за островов довольно густой столб дыма.

- Э, да там кто-то есть! - крикнул Иванович. - Может, пароход какой зашел каботажный? Как бы нам его заполучить с одним-то пулеметом. Ладно, посмотрим.

По мере приближения вид архипелага становился всё более странным. Стало видно, что значительная часть составляющих его островов имеет явно искусственное происхождение. Практически всё пространство пролива между двумя основными клочками гористой суши занимала сопоставимая с ними размерами туша гигантского дредноута. Расположение трехорудийных башен главного калибра безошибочно указывало на принадлежность этого корабля к флоту Российской империи, а впечатляющие размеры позволяли отнести его к линейным крейсерам типа "Измаил". Было видно, что дредноуту изрядно досталось, его палуба и башни пестрели оспинами попаданий и черными отметинами пожаров; носовой мостик был полностью разрушен.

Этот корабль был не единственным. За островерхим островом лежал на мелководье второй дредноут. Вернее - большая его часть, передняя треть корпуса просто отсутствовала. Иванович узнал в корабле "Петропавловск", который он уже видел в таком печальном состоянии вчера, когда летел с адмиралом Колчаком. По соседству, к скалистому мысу приткнулся сильно разрушенный легкий крейсер. Дальше у берега стоял изуродованный тяжелыми снарядами броненосный крейсер "Рюрик". С другой стороны островков стояли еще один легкий крейсер и эсминец-"новик".

Пилот понял, что к островкам, как к ближайшей суше, пришли наиболее пострадавшие в сражении русские корабли, не имевшие шансов дойти до русских берегов. Не хватало, пожалуй, одной "Полтавы", горевшей вчера как гигантский плавучий костер. Нашли, значит, своих...

Иванович стал выбирать, куда бы приводниться. Садиться далеко в море ему не хотелось, а садиться у берега - почти всё свободное от рифов пространство занято кораблями. Наконец летчик выбрал крошечную бухту, глубоко вдающуюся в восточный остров. Этот заливчик был так мал, что ни один русский корабль не смог бы там поместиться, зато там стояли несколько джонок. "Лебедь" спланировал в узкий проход между черными скалами причудливой формы, шлепнулся поплавками на гладкую воду и подплыл, подымая зеркальную волны, к каменистому пляжу. За приводнением аппарата наблюдала на берегу толпа японцев - мужчин и женщин, одетых в разное тряпьё. Потом подбежало несколько матросов, навели карабины, но, увидев андреевский крест на хвостовом оперении, опустили оружие.

- Откуда прибыли, ваше благородие?

- Не видишь, что с неба! Помоги самолет на берег вытащить. И поесть-попить чего-нибудь принеси! Кто у вас тут главный?

- Их превосходительство вице-адмирал Бахирев!

Михаилу Коронатовичу Бахиреву было не до свалившегося в буквальном смысле с неба аэроплана. Полно было других, более важных забот. . Минувшей ночью, когда горящая "Полтава", жертвуя собой, увела хищные стаи японских миноносцев от других кораблей, там, не затихая ни на минуту шла упорная борьба даже не за спасение смертельно раненых судов, а за то, чтобы растянуть их агонию хотя бы на несколько часов. Чтобы хоть как-то добраться до ближайшей земли на последних резервах живучести. Несколько уцелевших радиоприемников принимали лишь морзянку кишевших вокруг японских эсминцев. Русские корабли молчали, опасаясь открыть себя врагу.

Старое штурманское чутье не подвело Бахирева. Он вывел свой отряд прямо к Лианкуру. Или к скалам Оливуца и Менелай, как еще называли острова в русских лоциях. Пока стояла темнота, большим кораблям было рискованно приближаться к этому скалистому, изобилующему рифами берегу. В предутренних сумерках первым двинулся на разведку "Прямислав" - единственный эсминец в отряде Бахирева. У островов "Прямислав" обнаружил четыре рыболовные шхуны, а также стоявший у берега боевой корабль, если так можно назвать старый миноносец со снятым торпедным вооружением.

Эсминец "Аотака" выслали к Такэсиме (Лианкуру) для обеспечения берегового поста наблюдения. Весь вчерашний день с высокой вершины западного острова японцы рассматривали вдали дымные тучи проходивших мимо эскадр. До них доносился грохот канонады происходившего неподалеку сражения. Ночь прошла спокойно, а на рассвете совсем рядом из тумана выплыли силуэты пяти больших кораблей. Передачу, которую начал вести японский радист, прервал разорвавшийся в радиорубке снаряд. Бой "Прямислава" с "Аотакой" был недолгим. Против пяти 102-мм русских орудий у японского кораблика была только одна 57-мм пушка, успевшая сделать два выстрела. Заливаемый через пробоины миноносец ушел на дно. Русские моряки пленили выбирающихся вплавь на берег японцев и тут же отправив их в трюм одной из захваченных шхун. Однако наблюдательный пост на верхушке скалы оставался необнаруженным еще два часа. Японцы воспользовались этим, чтобы передать сообщение при помощи гелиографа на соседний Дажелет (Мацусиму), где имелась своя мощная радиостанция.

Сообщения с Такэсимы были немедленно ретранслированы японскому командованию. Начальник генерального военно-морского штаба вице-адмирал Симамура Хаяо отвлекся от мрачных размышлений о потерях императорского флота. Так! А день начинается не так уж плохо! Сначала адмирал Ямай радировал о потоплении торпедами вражеских линкора и крейсера, теперь получена информация, что целая эскадра поврежденные русских кораблей - два дредноута и три крейсера - выбросились на скалы Такэсимы. Ими следовало заняться немедленно! Соединенного японского флота, правда, уже не существовало. То, что оставалось у Ямая, - минные флотилии - шли с опустевшими торпедными трубами в Гензан. Получив там торпеды, эти эсминцы должны были потом отправиться на север, чтобы перехватывать основные силы русских у Владивостока. Едва ли стоило отвлекать часть этих сил на юг. С русскими подранками у Такэсимы можно было справиться и имеющимися резервами. Вице-адмирал Хаяо распорядился отправить в Японское море 5-ю эскадру линкоров контр-адмирала Мацукане - пять старых броненосцев, к которым должен был присоединиться и только что веденный в строй линкор "Нагато". Вместе они гарантированно добивали поврежденные русские корабли. То, что вражеские линкоры и крейсера тяжело повреждены, адмирал Хаяо не сомневался - достаточно было узнать, в каком состоянии добрались до Майдзуры "Исэ" и "Хьюга". Положение русских кораблей, очевидно, было еще тяжелей, раз они даже не смогли уйти за ночь хотя бы чуть подальше от Японии. Но, на всякий случай, приказ идти к Такэсиме был отправлен по радио и 3-му флоту вице-адмирала Сузуки, который должен был находиться как раз где-то там. Точных данных о местонахождении и боеспособности соединения Сузуки не имелось, поскольку связи с ним не было с минувшего вечера. Морской генштаб рекомендовал 3-му флоту действовать по обстоятельствам: поврежденные корабли противника уничтожить или вынудить к капитуляции, а если враг вдруг сможет оказать сильное сопротивление - дожидаться "Нагато" и броненосцев Мацукане.

Состояние сводного отряда адмирала Бахирева действительно было самым тяжелым. Линкор "Петропавловск" до Лианкура успели дотащить только невообразимым чудом. Буквально через полчаса после прибытия обрубок оторванной носовой части линкора сел на дно. Корабль еле-еле удалось приткнуть, укрыв от ветра, за косым каменным парусом западного острова. Чуть южнее у берега крохотного островка с трудом поместились посаженные на камни крейсера "Муравьев-Амурский" и "Рюрик". Остальные корабли оставались на плаву. Огромный "Измаил" надо было как-то укрыть от усиливавшегося ветра, который грозил снести дредноут на многочисленные здесь рифы. Гиганта еле-еле завели в проливчик между двух островков. Этот проливчик был отрыт для больших судов лишь с южной стороны (на севере его перегораживала цепочка рифов), имел ширину в 150 метров, а протяженность - лишь чуть больше длины самого линейного крейсера. "Измаил" таким образом полностью заполнил собой пространство между островками. Крейсер "Адмирал Лазарев" встал у внешней гряды подводных скал рядом с эсминцем "Прямислав".

Добравшись до островов, Бахирев ликвидировал всего одну, хоть и ближайшую угрозу - затонуть в открытом море. До спасения кораблей и команд было еще далеко. Лианкур представлял собой два жалких кусочка гористой суши, если мерить - меньше двадцати десятин общей площади. Западный остров - круто уходящая из воды островерхая вершина, забраться на которую можно было лишь по почти вертикальным тропкам. Восточный островок - пониже и более плоский, имелась даже впадина - старый вулканический кратер, пара бухточек и что-то вроде рыбацкого становища. Нечего было и думать разместить там три с половиной тысячи матросов и офицеров, разве что - лазарет с самыми тяжелыми ранеными. Остальным предстояло по-прежнему пребывать на открытых палубах и в незатопленных корабельных отсеках, которые еще нужно было привести хоть в сколько-нибудь божеский вид.

Самые, конечно, неоткладываемые вопросы были с едой и питьем. Большая часть запасов в корабельных кладовых погибла вчера при пожарах и затоплениях. Мука размокла почти вся, уцелевшие сухари срочно разложили для сушки. На японских шхунах нашлось немного рыбы. Сами японцы питались ею в сыром виде. Русским же надо было варить уху. Камбузы уцелели только на "Лазареве". Еще необходимей была пресная вода, На Лианкуре не было и пресной воды, только немного дождевой, скопившейся в каменных углублениях, совсем плохого качества. Приходилось давать опресненную воду, для чего на том же "Лазареве" постоянно держали пар в котлах.

Главный вопрос же был - что делать дальше? Кое-как из нескольких разбитых корабельных радиостанций сделали одну вроде бы исправную. Но связаться с другими русскими отрядами не удавалось, не хватало мощности. Лучше получилось с приемом, удалось поймать переговоры между кораблями главной эскадры Колчака. Бахирев, наконец, узнал о финале вчерашнего сражения, которое он покинул в самом разгаре. Порадовало, что при обмене ударами легких сил наши потери от ночных атак японских миноносцев оказались меньше, чем ожидал Бахирев, - подорван, но остался на плаву "Афон", затонул "Адмирал Нахимов". Впрочем, "Полтаву", скорее всего, тоже надо записать в наши потери... Но японцы всё равно потеряли больше - русские эсминцы потопили у них один крейсер-дредноут типа "Конго" и два линкора типа "Фусо". С учетом двух "конг", расстрелянных минувшим днем орудиями "Измаила", японский линейный флот можно было считать фактически уничтоженным. Менее радостным было узнать, что Колчак за ночь успел уйти почти до широты Гензана. Помощи от него, следовательно, ждать было нечего. А вот линейных крейсерах "Бородино", "Наварин" и "Кинбурн" контр-адмирал Веселкин увел зачем-то далеко к югу, почти к Цусимскому проливу. Бахирев надеялся, что когда эти новейшие дредноуты пойдут назад, с ними удастся связаться по радио.

Пока же полагаться приходилось только на самих себя. Бахирев приказал командирам кораблей дать к полудню полный отчет о том, что повреждено и что можно было бы исправить. Особое внимание - состоянию подводного корпуса, котельных и машинных отделений: заделке внешних пробоин, ремонту турбин, котлов и магистралей. Если удастся быстро подлатать хотя бы один большой корабль, можно взять всех и уходить во Владивосток. Главный инженер-механик "Петропавловска" Рашевский предложил снимать уцелевшее оборудование со своего линкора и ставить на место разбитого на "Измаил". Бахирев сразу загорелся этой идеей, и на обоих кораблях закипела жаркая работа. Всё приходилось делать вручную, электричества не было, как и пара. Топки котлов на время ремонта, связанного, в том числе, с расчисткой дымоходов, переустановкой клапанов и паровых магистралей, пришлось погасить.

На зюйде заметили далекие дымы, встающие из-за горизонта. Бахирев встрепенулся. Неужели Веселкин? Как бы мимо не прошел! Радиостанции, как на грех, опять разобрали в поисках поломки... "Прямислава" навстречу послать? Но он быстро не обернется со смятым своим форштевнем. И тут адмирал вспомнил, что докладывали недавно о севшем самолете

Лейтенант Иванович не успел закончить завтрак из двух подмокших в морской воде сухарей, как ему передали приказ: провести воздушную разведку на юг. Опять в небо!

Бензина в баке оставалось на полчаса, но с адмиралом не поспоришь. "Лебедя" столкнули на глубокую воду. Гидроплан взревел мотором и под изумленные взгляды японских рыбаков медленно поплыл к выходу из бухты. Потом двигатель прибавил обороты, самолет развернулся против ветра и, подпрыгнув пару раз на встречной волне, оторвался от воду. Скоро воздушный аппарат уже летел туда, где всё более набухала чернотой стелющаяся у горизонта дымовая туча.

Через десять минут, Иванович уже мог разглядеть идущие без всякого строя корабли. Он сразу узнал их, потому что вчера уже видел с высоты птичьего полета. Но как разительно они изменились всего за сутки! Старый японский дредноут "Сетсу" стал похож на детскую игрушку, по которой долго бил молотком упрямый ребенок. Спардек превращен в железное месиво, из дымовых труб не осталось ни одной. Носовая башня беспомощно повернута набок, в кормовой одиноко торчит единственное оставшееся орудие, левый борт разворочен черным кратером. Немногим лучше выглядели и другие большие корабли - два броненосца типа "Касима" и броненосный крейсер типа "Ибуки". Вот и всё, что осталось от 3-го японского флота, не считая тройки миноносцев.

Вице-адмирал Кантаро Сузуки внимательно изучал через с трудом раздобытый бинокль открывшуюся наконец впереди Такэсиму. В просвете между двух гористых островков просматривался силуэт большого русского дредноута. Корабль был не под парами... Очевидно, поврежден во вчерашнем бою с Соединенным флотом Ямая и выбросился на берег...

Еще ночью, когда над обломками мачт кораблей 3-го флота вновь растянули проволоку радиоантенн, адмирал Сузуки узнал масштаб потерь, понесенных Японией. Отчаиваться, впрочем, было рано. В Ютландском сражении англичане тоже потеряли больше кораблей, чем немцы. Однако стратегически битва закончился в пользу англичан. Если бы британцам удалось перехватить немцев при отходе, то их победа вообще была бы бесспорной! А ведь Колчаку вернуться сейчас на свою базу куда труднее, чем это было немецкому командующему Шееру после Ютланда.

Не удивительно, что несколько русских кораблей предпочли вместо гибели в открытом море выброситься на первые попавшиеся островки. Если честно, то и сам Сузуки первоначально направлялся к Такэсиме вовсе не в погоне за отставшими от своих вражескими судами. Его собственные корабли пострадали так, что им следовало бы избегать встречи с любым боеспособным противником. Наилучшим вариантом для "Сетцу", "Касимы", "Катори" и "Ибуки" было садиться на грунт у любого подходящего берега. Что теперь поделать, если и русские, и японские тяжелораненые корабли в поисках спасения устремились к одному и тому же архипелагу. Выбирать не приходилось. Ждать несколько часов, пока к Такэсиме подойдет 5-я эскадра, Сузуки не мог, его линкоры столько не продержатся. Едва ли сумеют они дойти и до другого ближайшего острова - Мацусимы. Значит, остается одно - сломить сопротивление русских и самим встать у спасительного берега. Кстати, почему бы русским не сдаться? Они же должны понимать, что деваться им отсюда некуда. Какое совпадение! Пятнадцать лет назад здесь, ну, чуть южнее, спустили флаги последние русские броненосцы, уцелевшие после Цусимской битвы. Если сейчас, как и в 1905 году, принудить, противника, к капитуляции, то адмирал Сузуки войдет в историю как победитель! В Японии будут помнить о сдавшихся ему русских кораблях, а не о своих потопленных дредноутах

Сузуки распорядился выслать на разведку оставшиеся у него эсминцы "Асакадзе", "Исонами" и "Уранами". Подойдя к Такэсиме на 30 кабельтовых, головной "Асакадзе" поднял сигнал с предложением о сдаче. Русские ответили орудийными выстрелами. Эсминцы поспешно повернули назад. Командир "Асакадзе" Одзава доложил, что русские корабли едва ли боеспособны. К тому же главный их дредноут фактически сам себя загнал в ловушку - находясь в тесном проливе, он может стрелять только из кормовых орудий и, притом, на очень ограниченных углах. Одзава сказал, что сам готов был бы идти в торпедную атаку, но у миноносцев не осталось торпед.

Сузуки внимательно выслушал доклад

- Приказ по эскадре! Атаковать и уничтожить врага! Закончим то, что начали накануне!

На подготовку к бою у адмирала Бахирева оставалось полтора часа. Почему Колчак вчера не добил устаревшие японские корабли? Сейчас они вполне могут увеличить безвозвратные потери русского флота на несколько крупных вымпелов! Разумеется, в исправном состоянии "Измаил" и "Петропавловск" легко разделались бы и со старым японским дредноутом, и с еще более архаичными броненосцами. Однако сейчас отряд Бахирева был сборищем почти беспомощных инвалидов. "Измаил" после всего, что выпало ему вчера, имел две действующие орудийные башни - вторую и четвертую. У первой, носовой безнадежно затопило боевые погреба, так что ремонтировать ее поврежденные механизмы не имело смысла. Третья башня, на броне которой оставили следы сразу несколько японских снарядов, теоретически могла стрелять двумя орудиями из трех, но без точного прицеливания и наводки. И с ручной доставкой боеприпасов из погребов!

В четвертой и второй башнях тоже были проблемы, но их за ночь удалось более-менее решить. Вот только вести огонь по приближающемуся с юга противнику в настоящее время могла лишь одна кормовая башня. Три ее 14-дюймовых орудия могли стрелять строго на юг. Остальное закрывали высокие каменные берега островов, между которых стоял "Измаил". Вывести же дредноут из пролива было невозможно, так как паровые магистрали к турбинам хода были разобраны, и собрать их за полтора часа не было никакой возможности. "Петропавловск", при отсутствующей передней трети корабля, был, пожалуй, боеспособней "Измаила". Линкор мог свободно действовать двумя кормовыми башнями, то есть стрелять из шести 12-дюймовых орудий. У него даже сохранился резервный командно-дальномерный пост. Правда, сейчас на "Петропавловске" подходившего с юга противника просто не видели. Михаилу Беренсу-младшему, конечно, сообщали сведения с наблюдательного поста с вершины западной скалы, но вести перекидной огонь через высокий остров "Петропавловск" не мог. Не мог он и изменить позицию, ибо прочно сидел на грунте.

Таким образом, единственным кораблем с крупнокалиберной артиллерией, который мог вступить в бой с японцами, был "Рюрик", стоявший у южного берега. Вчера 14-дюймовки "Хиэя" превратили правый борт русского броненосного крейсера в грубо вскрытую консервную банку. Через многометровые пробоины было видно разрушенные, выгоревшие отсеки внутри корабля. В котельных "Рюрике" не действовали двадцать котлов из двадцати восьми; были затоплены машинное отделение и отделение динамо-машины правого борта. Найти места всех протечек не удавалось, поэтому "Рюрик" при подходе к острову поставили на мелком месте, где он через некоторое время уперся носом на грунт. Кочегарки единственного работающего 2-го отделения (8 котлов) давали пар левой динамо-машине. Это давало ток помпам, которые откачивали воду из боевых погребов. Удалось подвести электропитание и к башенным механизмам. Авральные ремонтные работы позволили вернуть к жизни большую часть корабельной артиллерии. "Рюрик" был обращен к морю неповрежденным бортом, и мог стрелять всем главным и промежуточным калибром: четырьмя 254-мм орудиями носовой и кормовой башен и четырьмя 203-мм двух бортовых. Имелось и восемь 120-мм орудий на батарейной палубе.

Командир "Рюрика" Владимир Руднев внимательно изучал через прорезь смотровой щели силуэты приближающихся вражеских кораблей. Выглядели они весьма жалко: накренившиеся, окутанные дымом, растекающимся по разрушенным надстройкам из дымоходов снесенных труб. Руднев после вчерашнего боя почти оглох, сообщения и вопросу ему писали мелом на закопченной броне резервной боевой рубки. Вот как сейчас:

Противник на ста девяносто градусах. Дистанция семьдесят кабельтовых. Пеленг двадцать восемь.

- Открыть огонь! - Руднев поморщился от головной боли.

Носовая и кормовая башни "Рюрика" выбросили из 10-дюймовых стволов языки двойного рыжего пламени. Залп через полминуты упал с небольшим недолетом. В башнях торопливо ввели поправки и повторили залп. На четвертом удалось добиться накрытия переднего японца. Теперь пристреливаться начали две меньшие бортовые башни. Когда и 8-дюймовые орудия добились близких падений, все башни перешли на беглый огонь. К стрельбе присоединились и 120-мм казематные орудия, которые с трудом, но доставая до противника частым дождем своих снарядов. Вокруг вражеских кораблей не успевали опадать водяные колонны, высокие и низкие. Вот рядом с ними вспыхнуло облачко прямого попадания. Корму головного "Сетцу" лизал огненный язычок разгорающегося пожара.

Японцы молчали. У Руднева даже зародилась радостная мысль, что у перемолотого вчера "измаилами" 3-го вражеского флота просто не осталось орудий. Сейчас они обойдут занятые русскими острова и удалятся к Дажалету... Но радость была недолгой. По силуэтам кораблей японской колонны пробежали огненные точки выстрелов. На "Рюрике" с напряженным вниманием вслушивались в свист летящего к Лианкуру первого вражеского залпа.

У Кантаро Сузуки не было другого выбора, кроме как победить - уничтожить русских и самим поставить израненные корабли на грунт у островов. Положение "Сетцу", "Касимы", "Катори" и "Ибуки" было самое критическое. Помпы не справлялись с поступавшей через пробоины и расшатанную обшивку забортной водой. Ее удавалось откачивать только из немногих действующих котельных отделений, чтобы не заливало топки. Ну и, понятно, из уцелевших погребов главного калибра. Крупнокалиберную артиллерию, оставшуюся в распоряжении адмирала Сузуки, составляли тринадцать стволов: пять 12-дюймовых орудий на "Сетцу" - две башни правого борта и одна пушка в кормовой башне; две 12-дюймовки в носовой башне "Касимы"; две 10-дюймовки в правобортных башнях "Катори"; две 12-дюймовки в носовой и две 8-дюймовки в передней правойбашнях "Ибуки". Это, если враг окажется по правому, менее битому вчера борту. Если по левому, пушек будет почти втрое меньше, а брони там, считай, уже нет...

Но, несмотря на тяжелое состояние своих кораблей, адмирал Сузуки был уверен в победе. Ее залогом было то, что японцы сохраняли маневренность, в то время как русские стояли неподвижно у берега в. Их можно было бить по одному в выгодных для себя позициях. Самый большой русский дредноут успел сделать лишь несколько выстрелов из своих грозных 14-дюймовок до того, как 3-й флот вышел из зоны обстрела. Теперь "Сетцу", "Касима", "Катори" и "Ибуки" обходили Такэсимы с юго-запада в 40 кабельтовых, сосредоточив огонь на русском броненосном крейсере. Тот горячо отвечал из восьми крупнокалиберных орудий и первым добился попадания в "Сетцу". Снаряд разорвался в районе кормового мостика, разбив стоящую там зенитную пушку. Возник пожар, усиленный взрывами сложенных у зенитки боеприпасов. Дым проникал в машинное отделение и мешал стрельбе последнему орудию кормовой башни. Через несколько минут японцы с лихвой отплатили своему противнику. Неподвижный "Рюрик" представлял для японских канониров удобную цель. Кроме того, нависший над русским кораблем высокий скалистый берег делал его положение вдвойне уязвимым. Сузуки приказал дать прицел для стрельбы с небольшим перелетом. Тогда ни один японский снаряд не пропадет впустую.

Вражеский залп пронесся над мачтами "Рюрика" и взорвался на скалах, выбив из них десятки тонн породы. Всё вокруг заволокло плотной завесой пыли. Через секунды в море и на палубу крейсера обрушилась лавина щебня, булыжников и больших глыб. Камни проламывали борта и стены надстроек, оставляли вмятины на броне. Замолчали полузасыпанные кормовые орудия. Одна массивная глыба смяла сверху донизу дымовую трубу. В кочегарках 2-го котельного отделения из топок повалил горячий удушающий дым. Погас свет, люди, задыхаясь, на ощупь, позли наверх и падали под градом летящих сверху камней. Крейсер продолжал стрелять носовыми башнями, откуда едва различали противника через пыль по вспышкам выстрелов. Частота стрельбы после пропажи тока резко упала. Восемь человек с натугой крутили маховики, вручную разворачивая орудия вслед за вражескими кораблями. Башня тяжело скрипела, перетирая краем барбета попавший туда щебень, казалось еще немного, и ее окончательно заклинит.

Неожиданно "Рюрик" потряс особенно мощный удар. Будто великанская рука схватила большой броненосный корабль за корму и подкинула в воздух. Не все японские снаряды летели с перелетом. Этот лег, как надо, вонзившись прямо в борт у задней 8-дюймовой башни. Двенадцатидюймовый снаряд пробил броневой пояс, скос броневой палубы и разорвался в артиллерийском погребе, вызвав детонацию остававшегося там боезапаса. Сорванная с основания тугой волной взрыва 400-тонная башня подскочила на несколько метров и, стволами вниз, рухнула в море. А в небо уже поднимался огненный смерч, тут же превращаясь в широко раздувшую капюшон исполинскую дымную кобру. В дыму продолжали рваться яркими вспышками подброшенные в воздух заряды и куски ленточного пороха. Через распоротый до киля борт в трюмы хлынула вода, быстро заполняя кормовые отсеки. Корпус "Рюрика" ломался, прогибаясь, терял остойчивость. Под скрежет подводных камней, выворачиваемых таранным форштевнем, крейсер стал стремительно крениться на левый борт. Трюмные механики, не дожидаясь команды, стравливали пар из оставшихся котлов, вода хлестала в кочегарки из верхних люков. Последние, кто оставался в нижних отсеках, торопливо выбирались по перекошенным трапам наверх. Окутанный дымом и паром корабль ложился левым бортом на грунт.

Владимира Руднева от верной смерти спасло, что незадолго до того он покинул кормовую рубку, чтобы командовать стрельбой носовых орудий. Командир крейсера немедленно отдал приказ покинуть судно. Шлюпки оказались разбиты, да и спускать их было уже поздно. Под градом каменной картечи люди вплавь добирались до соседних рифов. Скалистый берег был окутан дымом, его трясло, будто при извержении вулкана. Часть команды во главе с командиром осталась на корабле, перебравшись на его правый борт, который возвышался над водой. Им удалось спасти часть ручного оружия и один из пулеметов. Чуть позже, они тоже перебрались на остров.

Покончив с "Рюриком", японцы перенесли огонь на гребень скалы, чтобы обрушить камнепады в пролив, где стоял большой русский дредноут. Вскоре, однако, японские корабли заметил за скалистым мысом новую цель - "Муравьев-Амурский". Командир легкого крейсера Евгений Беренс-старший, понимая, что уничтожение его выбросившегося на берег корабля займет у противника лишь несколько минут, отдал команде приказ вынуть и выбросить за борт замки орудий, после чего выбираться на сушу. Для прикрытия эвакуации на палубе подожгли облитый маслом мусор и неубранные обломки.

Кто-то не подчинился приказу и остался на корабле, выпустив по подходившему "Сетцу" несколько 6-дюймовых снарядов. Японцы ответили грозным рыком тяжелой артиллерии. Взрываясь на мелководье, крупнокалиберные фугасы поднимали в воздух тонны донной гальки. Люди пытались укрыться за прибрежными скалами, но летевшие сверху камни поражали их и там. 12-дюймовые снаряды пробивали "Муравьева" навылет, но так как корабль уже прочно стоял килем на грунте, затонуть окончательно он не мог. Между тем пожар, который уже никто не тушил, распространился на разрушенную жилую палубу, где еще оставалось много деревянных вещей. Вскоре весь корабль горел от носа до кормы. Довольствуясь этим зрелищем, японская эскадра вновь перенесла огонь на гребень острова.

Дым от горящего "Муравьева" закрывал для японцев северную часть острова. Стоявший там на камнях "Петропавловск" остался незамеченным для авангарда японских миноносцев, которые двигались мористее больших кораблей. Командир линкора Михаил Беренс с тяжелым сердцем наблюдал с марса возвышавшейся над скалистым мысом грот-мачты за расстрелом "Муравьева". Обездвиженный линкор никак не мог помочь легкому крейсеру, которым командовал брат Михаила - Евгений Беренс. Но вот японцы стали выходить из-за скалы, и две кормовые башни "Петропавловска" хищно повели длинными стволами, ловя в прицелы вражеские корабли. Башенные командиры действовали самостоятельно. 4-я башня стреляла по "Сетцу", 3-я - "Касиме". Огонь велся с близкого расстояния, и уже на втором залпе флагманский японский корабль получил попадание в корму, причем вместе со сбитой мачтой за бортом оказался и боевой флаг, скоро, впрочем снова поднятый на обрубке. Был поражен и следующий за флагманом "Касима". Один русский снаряд заново превратил в груду разбитого железа очищенные было дымоходы, второй, попавший в боевую рубку, заклинил броненосцу штурвал.

Вице-адмирал Сузуки, оценив опасность от казалось бы совершенно беспомощно лежавшего у берега обломка русского линкора, решил не принимать бой. Превращенный в береговую батарею дредноут представлял слишком большую угрозу. Сузуки скомандовал поворот на юг, чтобы укрыться за мысом от орудий русского линкора и попробовать достать его перекидной стрельбой. Броненосец "Касима", управляемый при помощи машин, при повороте опасно приблизился к берегу и... с душераздирающим скрежетом пропарывая днище, вылетел на подводные камни. Котельные сразу оказались затоплены, трюмные команды едва успели спустить пар из котлов, спасая их от взрыва.

Сузуки подумал, что нет худа без добра и передал команде броненосца высаживаться на берег, чтобы атаковать противника с тыла. Японцы выпалили по остову "Муравьева" последние снаряды из носовой башни (боевые погреба тоже оказались под водой) и приступили к высадке на плотах, сколоченных из деревянных обломков. На острове команда неожиданно встретила отпор от расположившихся выше по склону матросов с "Муравьева" и "Рюрика". Не имея достаточно карабинов, русские сбрасывали валуны на головы карабкавшихся вверх японцев. Три остальных японских корабля хотели поддержать ведущий бой экипаж "Касимы". Но для этого было лучше развернуться к берегу правым, менее поврежденным бортом. Однако, островок был таким мал, что, совершая у его берега очередной галс, "Ибуки", "Катори" и "Сетцу" вышли за южную оконечность Такэсимы. Внезапно слева из-за скал им открылся вид на длинный низкий силуэт русского дредноута, который каким-то образом смог выползти из пролива.

Адмирал Бахирев не хотел покорно ждать, пока на запертый между островов "Измаил" сыпятся скальные обломки... Любой ценой надо было вытянуть дредноут из превратившегося в ловушку пролива. Хоть шлюпками! Хоть бурлаками тянуть громаду линейного крейсера! К счастью, на помощь пришел эсминец "Прямислав". Быстро развел пары и протиснулся с севера между рифов в пролив, прошел впритирку у борта "Измаила", бросил тросы и взял линейный крейсер на буксир, с трудом таща громадный броненосный корабль кормой вперед. Вытянул! Царапнув пару раз днищем о подводные камни, дредноут вышел из тесноты. Матросы с матерками крутили в башнях маховики, вручную разворачивая орудия туда, где дымил за скалами невидимый пока противник. Опрокинутый вверх развороченным бортом "Рюрик" взывал ко отмщению. И вот враг появился.

Первым в секторе обстрела "Измаила" появился крейсер-броненосец "Ибуки" под флагом контр-адмирала Кумадзо Сиранэ. На дистанции едва ли не пистолетного выстрела "Ибуки" получил сразу пять попаданий и все - в корпус. Крупнокалиберные снаряды вдребезги разнесли и так уже сильно поврежденный левый борт броненосца. "Ибуки" мгновенно превратился в охваченные огнем развалины. Через зиявшие, как огромные пещеры, пробоины внутрь корабля бурными потоками вливалась вода. Большой корабль стремительно кренился, волны уже захлестывали палубу. Море с шипением встречало погружающееся в него раскаленное железо. Люди спасались на мачтах и верхних надстройках, густо сыпались в воду. С грохотом взорвались котлы, вспучив спардек рвущейся изнутри клубящейся грязно-белой тучей. "Ибуки" опрокидывался на левый борт, и, наконец, затонул, оставив на поверхности лишь часть киля и лопасти винтов. За них цеплялись плавающие в воде японцев. Адмирал Сиранэ и командир корабля до последнего оставались в боевой рубке, где и нашли свою смерть.

"Ибуки" погиб всего за несколько минут, не успев сделать по "Измаилу" ни единого выстрела. Идущего следом "Катори" вообще не мог стрелять. У японского броненосца уцелели лишь две 10-дюймовки в башнях по правому борту, тогда как "Измаил" появился по курсу слева. Командир "Катори" немедленно дал в машинное отделение команду: самый полный назад! Это спасло корабль от упавших по носу русских снарядов. Но неожиданный маневр "Катори" едва не привел к столкновению с замыкавшим колонну "Сетцу". Старому дредноуту пришлось взять резко право руля, чтобы уйти от таранящего удара. Через несколько минут, двигаясь задним ходом, "Катори"с размаха выскочил кормой на мелклводье и замер, накренившись, недалеко от своего систершипа "Касимы".

"Сетцу", счастливо избежав столкновения с передним мателотом, внезапно очутился в пугающей близости от "Измаила". У того было восемь русских исправных 14-дюймовых орудий, а у "Сетцу" на левый борт стреляло единственная уцелевшая 12-дюймовка в кормовой башне. Командир башни в выпавшие ему перед попаданием русского снаряда краткие мгновения жизни успел сделать верный выбор цели. Японское орудие повернулось не на "Измаил", а на тянувший тяжелый дредноут русский эсминец. Выстрел лег точно. "Прямислав" сразу стал тонуть, погружаясь окончательно оторванным носом. Команду с эсминца приняли на "Измаил", но дредноут, оставшись без буксира, вновь полностью потерял ход. 14-дюймовые орудия громили "Сетцу", сбили ему кормовую башню, разворотили временный лазарет в развалинах кают-компании. Но "Сетцу" всё же развернулся и уже уходил за остров, огрызаясь теперь из четырех 12-дюймовок правобортных башен. Еще минута, и японский флагман скрылся, заслоненный скалой от "Измаила".

Кантаро Сузуки спешно давал распоряжения с мостика своего глубоко ушедшего в воду, изуродованного до неузнаваемости линкора. "Сетцу" приходил конец, он явно был уже неспособен к дальнейшему плаванию. Два последних попадания в корпус полностью исчерпали резервы живучести. В трюмных отсеках стремительно пребывала вода, помпы не справлялись. Оставалось только выбрать мелкое место, чтобы корабль не затонул, а сел бы на грунт. Кочегары в котельных, по колено в воде, выгребали жар из топок, стравливали котлы. Последний раз развернувшись, огромный линкор на остатках пара медленно наползал на прибрежную отмель. Под днищем оглушительно скрежетали камни.

Адмирал Сузуки оставался спокойным. Его совесть была чиста. Он сделал всё, что мог. Выманил в море русскую эскадру. Отвлек на свою эскадру устаревших линкоров новейшие "измаилы", чтобы адмирал Ямай мог спокойно атаковать оставшиеся, слабейшие корабли противника. Первым вышел сегодня на разбитые остатки вражеского флота и уничтожил большой броненосный и легкий крейсер... Сейчас "Сетцу", "Касиме" и "Катори" оставалось только дожидаться прибытия обещанной помощи. Ожидание может оказаться недолгим, если "Нагато" пойдет вперед один, без старых тихоходных броненосцев. Пока же стоит заняться перекидной стрельбой по стоящими за скалами к северу и югу русским линкорам. Сузуки распорядился передать на держащиеся в море миноносцы приказ корректировать стрельбу по невидимым с больших кораблей целям. Ну, а чтобы корректировать стрельбу по невидимым за скалами русским кораблям и лишить корректировки противника, надо было сбросить русских с вершины острова. На его склонах ни на минуту не затихала стрельба. Японские моряки под огнем врага упрямо карабкались все выше, корабли поддерживали их из нескольких зениток, способных стрелять на высоких углах. Сами японские линкоры, стоявшими в считанных кабельтовых от берега, тоже попадали под пулеметный обстрел, когда пули тонко посвистывали над палубой.

Тяжелые орудия "Сетцу" изредка стреляли по носу и по корме на север и на юг, получая целеуказания о скрытых выступами острова русских линкорах от стоявших вдалеке миноносцев. Неожиданно с эсминцев стали передавать какие-то малопонятные сигналы. Не дожидаясь, пока их разберут, миноносцы, невзирая на опасность обстрела, быстро пошли к острову. Что же там усмотрели, может действительно подходит "Нагато"? С юга из-за скал действительно поднимался дым. Странно только, что не слышно канонады. "Нагато" ведь первым делом должен был бы отправить на дно оставшегося без хода "измаила". "Асакадзе", пользуясь малой осадкой, подошел к самому борту стоящего на камнях "Сетцу". Командир миноносца Дзисабура Одзава с мостика своего кораблика прокричал в рупор, обращаясь к адмиралу:

- Ваше превосходительство! Сюда движется большой русский линкор!

- Он всё же развел пары?

- Нет, но его буксирует русский крейсер, который подошел с другой стороны островов. Ваше превосходительство! Вам надо немедленно перейти на "Асакадзе". Мы можем попытаться вырваться и уйти

- Нет! Я не брошу свой корабль!

- В таком случае позвольте нам остаться и принять бой вместе с вами?

- Немедленно уходите! Попытайтесь связаться с "Нагато" или броненосцами Пятой эскадры. Передать срочно на "Исонами" и "Уранами"! Пусть уходят! Не оставайтесь здесь и минуты, это приказ! Удачи!

Сузуки проводил взглядом убегавшие полным ходом в море эсминцы, а потом стал смотреть как из-за острова выползает неимоверно длинный русский дредноут. Буксировавший его с другого борта крейсер был полностью скрыт бронированным корпусом гиганта, вверху торчали только мачты да извергавшие дым трубы... "Измаильские" пушки заглядывали, казалось, в самые глаза бездонной чернотой своих 14-дюймовых зрачков. Бортовые башни "Сетцу" тоже пришли в движение, медленно, вручную разворачиваясь на противника.

- Не стрелять! Никому не стрелять! Передайте на берег, чтобы тоже прекратили огонь. Поднять сигнал: "Терплю бедствие! Прошу оказать помощь!"

Офицеры на мостике замерли в неподвижности. Сузуки раздраженно обернулся. Вот только бунта ему не хватало.

- Исполняйте приказ! Япония и так потеряла слишком много опытных моряков, чтобы мы погибли без всякой пользы! Откроем мы сейчас огонь или нет, русским всё равно не уйти от этого острова. Скоро здесь будут "Нагато" и пятая эскадра броненосцев. Тогда русским придется сдаваться. А мы сохраним для императора не только наши жизни, но и наши корабли.

Несмотря на все отчаянные усилия, турбины "Измаила" так и не заработали. К счастью легкий крейсер "Адмирал Лазарев" снялся с якоря и, обогнув Лианкур с востока, пришвартовался борт о борт с линейным крейсером и медленно потащил его "под руку". Когда показались японские корабли, стоявшие с сильным креном у берега, Бахирев готовился уже дать команду открыть огонь, как вдруг разобрал на "Сетцу" поднятый на обломке мачты сигнал по международному коду. Терпят бедствие? Сдаются? Адмирал со всей мочи гаркнул сигнальщику на прожекторной площадке:

- А ну, передай им, пусть подтвердят, что сдаются!

Минуту спустя на всех трех японских кораблях поползли вниз боевые флаги... Всё... Триумф... Виктория... И валящая с ног усталость, сильнее даже боли в сломанной руке...

Шлюпка с "Лазарева", одна из немногих уцелевших на эскадре, доставила на "Измаил" японского адмирала. Процедуру капитуляции с неизбежной передачей и возвращением сабли Бахирев передоверил командиру "Лазарева". Самому Михаил Коронатович единственное, что хотелось сейчас - выпить стакан коньяка или, если не отыщется, спирта и забыться в тяжелом сне. Однако, как сообщил Остроградский, явившийся в кое-как прибранную адмиральскую каюту, японец решительно настаивал на личной встрече с русским командующим. Бахирев, скрепя согласился, попросив Остроградского быть переводчиком. Японец, вроде бы, хорошо говорил по-английски, но Бахирев был не в том состоянии, чтобы вести беседы на иностранных языках.

Вице-адмирал Сузуки выглядел не лучше русских офицеров - в замызганном мундире, голова перевязана серым бинтом, пропитавшимся засохшей кровью. Но держался весьма решительно, без какого-то там пессимизма и подавленности.

- Я сожалею, что мне не пришлось пасть в бою, - Остроградский негромко переводил журчащую речь японца. - Я вынужден отдать своим кораблям приказ спустить боевые флаги. Мне жаль, но я не мог больше продолжать сопротивляться вашим силам. С этой минуты, надеюсь, мы перестаем быть врагами.

- Большая честь иметь дело с таким достойным противником. Вы храбро сражались, хотя судьбе было угодно, чтобы победа оказалась за нами.

Бахирев считал нужным продемонстрировать протокольное уважение, хотя он был чертовски зол на японца за погубленный "Рюрик". Пять лет Коронат проплавал на этом броненосном крейсера. Сначала командиром, потом командующим бригады крейсеров... Адмирал ожидал, что на этом обмене дежурных любезностей всё и закончится, однако Сузуки, похоже, думал по-другому.

-Надеюсь, ваше превосходительство понимает, что о чей-то победе в данной ситуации можно говорить только условно.

- Почему это? - нахмурился Бахирев. - Разве вы не сдались?

- Мы сочли необходимым спустить боевые флаги. Мои корабли, как и ваши, насколько я понимаю, прибыли сюда, чтобы не затонуть в море. В подобных случаях обычаи войны предлагают противникам приостановить враждебные бедствия ради спасения экипажей.

Почему же вы расстреляли "Рюрик"?!

Ваш крейсер первым открыл огонь, когда мы хотели пристать к берегу.

- В любом случае теперь вы - наши пленники.

- Мы все пленники этих островов. И эти острова намного ближе к Японии, чем к русским берегам. Сегодня или завтра сюда подойдут другие японские корабли, и вам тоже придется спустить флаги.

- В этом случае мы примем бой, а напоследок взорвем корабли!

- Обрекая своих людей на гибель, - адмирал Сузуки не отрываясь смотрел Бахиреву глаза в глаза своими узенькими щелочками. - Но можно сделать по-другому. Острова Такэсима или Лианкур можно объявить местом кораблекрушения. Никто не будет иметь права на военные действия, пока оказывается помощь терпящим бедствие. Ваших людей вывезут в нейтральный порт.