Рыбалка в Пронькино (СИ)

2

Когда Толян, утрамбовав лягушачью ямку, зашёл обратно в избу, Машка сидела за столом и вяло ковырялась вилкой в банке с американскими консервами — тушёное мясо с овощами — а Дуэйн сосредоточенно разворачивал антенну спутниковой радиостанции, готовясь к очередному сеансу связи…

Дуйэн Джеремия Робинсон впервые появился в Пронькино в тот день когда команда федералов приехала в село проверить состояние полевых хранилищ делящихся материалов, оборудованных там неделю назад. Хранилища содавались в типичном для федералов стиле: с платформы тягача юрко соскочил по откидным направляющим оранжевый автопогрузчик, а из кунга подошедшего «Урала» высыпались солдатики с секциями сборных стеллажей в руках. Ни у кого не спрашивая разрешения, военные мигом собрали стеллажи в сарае у Толяна и ещё у пятерых местных жителей, выглядевших поздоровей, и погрузили на них контейнеры с радиоактивной бедой. Затем собрали деревенских жителей и зачитали им короткий приказ, обязывающий их регулярно охлаждать установленные контейнеры, поливая их обычной колодезной водой, покуда живы. За неисполнение приказа или попытку побега с радиоактивной каторги жителям полагался расстрел на месте. Вопросы есть? Вопросов нет.

Прибыв в Пронькино во второй раз, полковник Аксёнов и его заместитель майор Галай действовали всё так же споро и убедительно. Взвод автоматчиков прочесал село и быстро собрал мужскую часть населения на всеобщее построение, совсем чуть-чуть постреливая в воздух для ускорения процесса, а майор Галай моментально построил селян в одну шеренгу на импровизированном плацу у здания сельсовета.

— Смирррр-наа! Рравнение! на-а-а-а середину! Вольно!.. Бля-а-ать!!! Товарищ военнослужащий запаса! Была команда «вольно», команда «разойтись» нихуя не подавалась — так куда же ты из строя попиздовал? Как, блять, фамилия? Громче, не слышу! Чагин? И продолжает пиздовать! Ёёё…Чагин, ты издеваешься или ты луноход? Срочную служил? Ах, блять, плоскосто-о-о-пие! Ну ладно, становись в строй, мудила. — бравый майор Галай горестно вздохнул. — Вобще, сборы бы вам очень даже не помешали, жаль, блять, обстановка не позволяет. — майор заглянул в тетрадку — Так, блять… Старший сержант запаса Анатолий Лиговцев, два шага вперёд! С тобой хочет поговорить не какой нибудь там хер, а целый полковник Аксёнов.

Толян шагнул из строя и вскинул было руку чтобы отдать честь приближающемуся полковнику, но посередине движения резко передумал и опустил ладонь.

— Ат-ставить, Лиговцев! К пустой голове не прикладывают. Но молодец, выучки не потерял. Ты кем срочную служил? ВУС у тебя какой?

— Автослесарем, товарищ полковник! ВУС 700, мастер третьего разряда.

— Тааак, автослесарем… — протянул полковник, заглядывая в кожаную папку. — Открываем личное дело и читаем: ВУС 100, старший разведчик-сапёр. Проходил срочную службу в особом десантном разведбатальоне NN военного округа, с всесторонней подготовкой в разведшколе к выброске на территории вероятного противника и углублённым изучением американского английского языка. Перед демобилизацией своего призыва получил звание старшего сержанта и остался на сверхсрочной службе ещё на два с половиной года в должности помощника инструктора по минно-взрывному делу а также инструктора по разговорному языку вероятного противника, которым овладел в совершенстве. По окончании срока службы был поощрён часами «Командирские» и денежной премией. Лиговцев, блять, ты кого наебать хотел, волчара?

Толян стоял по стойке смирно, изобразив на лице полное безразличие.

— Значит так, блять, разведчик! Властью, данной мне как военному коменданту Особого Федерального округа номер 27 я тебя мобилизую. Уклонение от мобилизации в условиях чрезвычайного положения ка-а-а-ррается! Как? Правильно, расстрелом на месте! Вопросы есть? Вопросов нет… Приказ о твоей мобилизации подготовлен и вступает в силу с момента получения тобой мобилизационной повестки и предписания. Возьми у майора Галая, ознакомься и распишись в получении.

Толян поставил на бумаге неровную закорючку и отдал майору ручку и папку с подписанным листком. Полковник обвёл взглядом нестройную шеренгу и хмыкнул:

— Лысые, блять, черти, все до одного, прямо как только что из учебки… Старший сержант Лиговцев!

— Слушаю, товарищ полковник!

— Слушай сюда, разведчик! На казарменное мы тебя ставить не будем, службу будешь нести по месту жительства. Пр-ри-казываю тебе наладить взаимодействие с наблюдателем из Соединённых Штатов Америки мистером Робинсоном и обеспечивать ему выполнение поставленной задачи. Дуэйн Робинсон, воинское звание кап-ррал, ат-ка-ман-ди-рррован министерством аб-ба-р-р-оны, блять, и особой комиссией по ядерной энергетике Соединённых Штатов Америки — полковник набрал в лёгкие воздуха — в ХДМ «Откат», блять, для постоянного наблюдения за режимом хр-р-ра-а-нения делящихся материалов в хранилищах полевого типа номер пятьдесять семь дробь один, блять… пятьдесять семь дробь два, блять… а также три, четыре, пять и шесть! Непосредственным куратором капрала Робинсона на данной территории является ка-антррактор минобороны США частное охранное предприятие Блэкуотер, оно же Зи Сервисиз. Твоя ближайшая задача, Лиговцев — обеспечивать перевод, взаимопонимание наблюдателя с местными жителями, вообще присматривать за иностранцем чтобы не упился насмерть, в речке не утонул и собаки не порвали. Проследи чтобы он по бабам не шлялся и хуй по дороге не потерял. И не дай бог, блять, это уже к каждому из вас относится — полковник обвёл глазами строй — если тронете хоть один волосок на его лысой чёрной башке, виноватого искать не буду, а повыдергаю всем руки и ноги, а что останется покидаю, блять, живьём в силосную яму и засыплю сверху реакторным плутонием. К нам вчера приехал спецконвой из Европы, блять, и привёз тридцать семь с половиной тонн этого гавна. А мы, блять, должны его куда-то пристроить. Предложения есть? Предложений нет.

По шеренге прошла лёгкая рябь, там и сям послышался угрюмый шепоток.

— Лиговцев, поселишь наблюдателя у себя в хате. Поставишь койку, матрац найдёшь. Если понадобится, выдашь ему полотенце, простыни, бритвенный набор, шитвянку и прочее вещевое довольствие. Всё что надо получишь у прапорщика Амельченко, вон он стоит у того ЗИЛа, тебя ждёт. Вопросы есть, разведчик?

— Чем кормить американца, товарищ полковник? Он ведь на нашей деревенской пище недели не протянет.

— Сержант, насчёт еды не парься. Блэкуотер обо всём позаботится. Будете теперь всей деревней жрать американские консервы и пить кока-колу. Ну и остальное чего вам будет нужно по необходимости американцы вам подкинут. Радиопротекторов не проси, у нас их даже на личный состав не хватает.

— Товарищ полковник, а где же наблюдатель?

— Ты что ж фишку не сечёшь, разведчик?

Толян срисовал глазами местность, выцепив на горизонте чёрную точку. Точка постепенно увеличивалась, превращаясь в транспортный вертолёт Bell-412 с эмблемой «Xe Services LLC» на борту. Не долетев метров ста до построения, вертолёт завис в метре от земли, и из него вывалился огромный армейский рюкзак, а вслед за ним ловко, по-кошачьи выпрыгнул исполинских размеров негр, одетый в летний камуфляж натовского образца. Не оглядываясь на взмывший вертолёт, чернокожий посланец небес легко забросил рюкзак на плечи и уверенно зашагал прямиком к полковнику и Толяну.

…Пока Машка поливала контейнеры, а Толян закапывал лягушку и предавался воспоминаниям, Дуэйн успел обойти остальные пять хранилищ, представлявщих собой такие же убогие сараи во дворах у селян, набитые радиоактивными контейнерами, и замерить уровень радиации в каждом из них. Теперь он сидел в позе лотоса рядом со своей радиостанцией и священнодействовал. Сперва Дуэйн подсоединил переносной счётчик Гейгера с самописцем и флэш-памятью к хитрой клемме на корпусе радиостанции и слил таким образом своему начальству суточные данные о радиационной обстановке. Затем последовал короткий устный доклад.

Как обычно, Толян из Дуэйновского доклада нихера не понял, потому что он почти целиком состоял из аббревиатур, цифр и условных наименований, которые Толяну были неизвестны. Но приказа расколоть и понять эту галиматью Толян не получал, а потому насчёт доклада не парился. Заставить несговорчивого афро-американца попросить у начальства динамита было гораздо актуальнее ибо от этого зависела сохранность шкуры Толяна — и не только его одного — в течение самого ближайшего времени.

Неожиданно Дуэйн сделал жест рукой, приглашая Толяна подойти поближе и одновременно приложил пальцы к губам, призывая сохранять молчание. Американец протянул Толяну небольшой наушник, который тот незамедлительно пристроил у себя в ухе. Дуэйн поправил микрофон у рта:

— Echo eleven, echo eleven! This is Meerkat one. Do you read me? Over.

— Meerkat one, this is Echo eleven. I read you. Over. — продребезжал наушник в ухе у Толяна.

— There is one more thing, sir. Over. — осторожно произнёс Дуэйн, скорчив жуткую рожу и показывая Толяну оттопыренный средний палец.

— What is it, corporal? Over.

— It's a special supply request, sir. Over.

— What kind of supplies do you need? Over.

— Need about four hundred kilos of regular explosives. Dynamite or slurry like Tovex or straight TNT in sticks with burning caps and safety fuses with the burning time about 60 seconds. Over.

— What do you need it for, corporal? We are not planning any special ops in this area that require explosives. Over.

— I need it for my personal use, sir! Over.

— Personal use? Are you going to blow up the fucking village or what? Over.

— Sir! No, sir! Nothing like that, sir. Over.

— Then how are you gonna use this shit, you gear queer? Over.

— It's the natives, sir. The only way for them to repel radiation and stay alive is to keep eating some monster mutant fish out of a local lake, sir! But the fish grew some brains and fights back furiously. The natives can't catch it anymore because they ran out of dynamite, sir! Over.

— Meerkat one, listen up! The natives are expendable. Their well being is not your concern. When they get zapped by radiation, the Russian feds will eighty-six the rest of the village and move the field storage units to a different place. When that happens we'll pick you up and drop you to the next location. Over.

— I understand, sir. I just thought it would worth a try to extend their life expectancy. It would be humane, sir! Colonel, please listen! Those explosives might really save a bunch of human lives, the entire village! Please, sir! Over.

— Corporal, are you out of your fucking mind? We can't have highly explosive materials next to the storage of weapon grade plutonium and shit! Do you understand? Over.

— Sir! Yes I understand, sir! Over.

— Corporal, I make it your personal responsibility to prevent any explosives on site! As to the natives, all we want is their assholes and elbows in those damn storage units till the minute they're gone. Is that clear, corporal? Over.

— Roger that! Over.

— Very good, corporal! Over and out.

— Пидарасы. — кратко прорезюмировал Толян содержание радиообмена.

— А я тиебие сэразу ние говорил, блият, да? — меланхолично ответил Дуэйн. Толян в ответ скривился и сплюнул словно у него болел зуб, после чего секунд десять задумчиво мял себе ладонью шею и затылок.

— Вот суки! Значит, выходит нам помирать… А ты всё же мужик! Держи краба. — Толян поймал громадную чёрную ладонь и стиснул с такой силой, что Дуэйн непроизвольно вырвал руку и удивлённо потряс пальцами у себя перед глазами.

— A convicted felon, huh? — усмехнулся Толян. — Dishonorably discharged and locked up, eh? Then, after two years in a military prison, honorably restored, reenlisted and sent straight to Russia? That's weapon grade bullshit, man!

— Whatever! — чисто по-американски ответил Дуэйн и тут же продублировал свой ответ по-русски — Не веришь, ну и хуй с тобой…

— Всегда со мной. — пробормотал Толян. — Но скоро, видать, отвалится… С динамитом или без, а на озеро идти придётся!

Машка тем временем слазила в погреб, подошла к столу и вывалила на него из подола штук пятнадцать крупных картофелин. Клубни испускали слабое голубоватое свечение.

— Братушка, а скажи, отчего картошка светится? — спросила Машка, удивлённо вертя в руках фосфоресцирующий клубень.

— Картошка состоит из чего? — ответил вопросом на вопрос Толян.

— Из крахмала, из чего же ещё. Думаешь, я совсем дура!

— Правильно. — подтвердил Толян. А крахмал из чего состоит?

— А я откуда знаю! — возмутилась Машка. — Не знаешь сам, так и скажи!

— А крахмал, сеструха, состоит из молекул и атомов, ионизированных наведённой радиацией. Когда возбуждённый электрон в атоме переходит на более низкоэнергетическую орбиту, атом испускает квант света. Если плотность потока этих квантов превышает пороговое значение зрительного восприятия, картошка начинает светиться.

— Не знаешь ты сам ни хрена! Профессора мне тут изображает. — рявкнула Машка, с лязгом схватила из жестяной раковины остро отточенный штык-нож, приспособленный для кухонных дел, пододвинула к себе помойное ведро и стала быстро чистить картошку. Спиральные светящиеся кружева очисток раскачивались в воздухе и падали в ведро, устилая его дно переливающимися узорами, напоминающими огни святого Эльма.

Поели горячей толчёной картошки с американской свиной тушёнкой. Запили американским же чаем Липтон со вкусом лимона. После еды подремали, потом потянулись на двор по нужде. Во дворе радиация, казалось, давила сильнее чем в доме, усиливала скуку и сонливость.

Ещё чуток подремали и не заметили как солнце скрылось за лесом, и на землю пал мрак. Машка потрясла в руках хитрую лампу, сделанную из обычной стеклянной банки, и повесила на крюк под потолком. Лампа плавно налилась холодным мерцающим светом, и Машка загремела железной посудой, намывая её в оцинкованной лохани. Дуэйн читал маленькую библию в чёрной кожаной обложке и благочестиво перебирал костяные чётки — если верить его рассказам, он к этому приучился в тюрьме. Толян осторожно приподнял половицу и вытащил из-под неё укутанный в тряпицу коротковолновый радиоприёмник.

Телевидение окончательно умерло во время второй волны Пандемии вместе с телеведущими, тележурналистами, артистами, шоуменами, операторами и инженерами. Умерли радиостанции и газеты, предприятия, школы и больницы, бары, рестораны и ночные клубы, киоски с дешёвой водкой и презервативами и роскошные сауны. Умерла наполняющая все эти места шумная, пёстрая, жадная до удовольствий городская толпа, к которой Толян с малых лет испытывал бесконечное презрение, какое вероятно испытывает сидящий в глубине паутины паук-крестовик к мотылькам и бабочкам, бесцельно порхающим по жизни на лёгких и нарядных но непрочных крыльях.

Перед Пандемией все оказались равны — и олигархи, и финансовые воротилы, и вконец обнаглевшие, не знающие себе ни в чём отказа чиновники, и не в меру расплодившийся офисный планктон, и узбекские дворники, и мальчики-мажоры, и метросексуалы, и скинхеды, и футбольные болельщики. Смертельная лихорадка не пощадила почти никого.

Немногие уцелевшие горожане оставили мёртвые города и перебрались в деревни и сёла, тоже сильно пострадавшие от Пандемии, но всё же сохранившие некоторую жизнеспособность. Поскольку средства массовой информации перестали существовать, никто из сельских жителей не знал сколько народу осталось в живых, кому принадлежит верховная власть в стране, да и есть ли она вообще.

Фактической властью на местах были военные, поскольку у них было оружие, боеприпасы, автомобильный транспорт и средства связи. Но военное начальство не только не просвещало уцелевшее население о ситуации в стране, но и напротив — под угрозой расстрела велело селянам сдать все коротковолновые радиоприёмники, а также все батарейки и аккумуляторы, даже не работающие. Делалось это якобы с целью недопущения распространения панических слухов. Длинноволновые приёмники и телевизоры у людей не отбирали — в стране не осталось действующих радиостанций, по телевизору можно было смотреть разве что фильмы и видеозаписи из прежней жизни, но поскольку электричество давно отошло в область предания, всё что включалось в розетку превратились в никому не нужный хлам.

Впрочем, древний Толянов коротковолновик, работающий от самопальной батареи, построенной из глиняных крынок, наполненных уксусом с помещёнными туда медными и железными пластинами, позаимствованными в развалинах автотракторной мастерской, тоже не мог ответить на самые животрепещущие вопросы: сколько в стране осталось живых людей в целом и по областям? кому принадлежит власть в стране? продолжают ли ещё где-то в мире умирать люди от лихорадки или после тотального опустошения Японии, Индии и Китая Пандемия закончилась?

Без ответа оставался самый главный вопрос — что же будет дальше? С постоянно растущей радиацией, с жуткими контейнерами, которые военные под дулами автоматов всучили селянам, обязав под страхом смерти охлаждать их водой днём и ночью, с облысевшими от радиации односельчанами, которые и вовсе повымрут, если не будут употреблять в пищу озёрную рыбу, превратившуюся от той же радиации в свирепого мутанта, который и сам норовит всех сожрать… Куда дальше повернёт теперешняя мутная жизнь, которую уже и жизнью назвать язык не поворачивается.

После второй волны Пандемии в коротковолновом эфире не было слышно ни слова по-русски. Безмолвствовали и европейские радиостанции. Судя по передачам, из всех стран уцелели только США с Канадой, Австралия и Бразилия, периодически прорывавшаяся в эфир на португальском языке. Понять обстановку в мире было невозможно. Американцы кое-как озвучивали местные новости, а о событиях за рубежом не говорили ни слова, как будто весь остальной мир умер и перестал существовать. Австралийцы были по горло заняты помощью соседям, сильно пострадавшим от Пандемии — Новой Зеландии. Бразильцы молились богу, танцевали босса-нову и играли в футбол — за отсутствием вымерших соперников — сами с собой.

Терпеливо собирая по крупицам картину событий из разрозненных передач, как учили на курсах в разведшколе, Толян весьма быстро обнаружил, что в США и в Канаде Пандемия повела себя совершенно по-иному. В то время как во всех прочих странах она выкашивала всё население без разбора, в Северной Америке она избирала свои жертвы весьма хитроумно и изощрённо.

Сперва огненная лихорадка оставила без работы большинство врачей, сведя со света всех хронически больных, стариков и инвалидов, уничтожила обитателей всяческих домов призрения и всех без исключения тюрем, где она убила и заключённых, и администрацию, и вольнонаёмный персонал. Не миновала она и криминалитет, разгуливающий на свободе.

Следующими сгорели традиционно не работающие потомственные получатели велфера и фудстемпов, в основном чернокожие. Обезлюдели городские гетто и даунтауны где жил весь этот весёлый, разгильдяйский, воровитый, громкоголосый, нагловатый и праздный народ.

До самой своей гибели эта маргинальная культура, разросшаяся как гигантский сорняк и нагло распустившаяся на социальных щедротах, предоставляемых в виде откупа могучей товарно-денежной цивилизацией белых людей, была в непрестанном конфликте с этой цивилизацией чуждой им по темпу, нерву, нраву, организации мыслей и порядку вещей.

С одной стороны, машинная цивилизация, созданная белыми людьми, материально обеспечивала эту социальную страту, делая её всё более многочисленной и наглой, а с другой — жёстко насаждала в ней порядок, искореняя присущую этому народу анархию и исправно сажая в тюрьмы чересчур своенравных и непокорных маргиналов, не желающих жить по закону белого человека.

По странной насмешке судьбы в этих чёрных кварталах уцелели лишь уличные музыканты и танцоры, навсегда потерявшие самых горячих своих поклонников. Они были истинным голосом этих людей потому что умели выражать в музыке и в танце вибрации их мятежных и раскрепощённых душ, не искалеченных офисными галерами капитализма, их гибкую текучую грацию, их мощную горячую экспрессию, какой не бывает у белых людей, раздавленных тяжким гнётом корпоративных правил и вечно страдающих от переутомления и стресса.

Как говорится, цирк уехал, а клоуны остались… Точнее, остались замечательные, редкие по красоте цветы, потерявшие свои корни и стебли и питательную почву, из которой они росли — самобытную культуру негритянского гетто.

В то время как уцелевшие афро-американцы, зарабатывавшие на жизнь своим трудом, пикетировали Белый дом и выходили на массовые демонстрации, требуя суда над тайными убийцами, заразившими смертельным вирусом их менее удачливых соплеменников, а мексиканцы и прочие латиноамериканцы тряслись в своих домах и беспрестанно молились, считая себя следующей жертвой, в Белом доме уже не было ни живого президента, ни вице-президента, ни членов Конгресса. Чтобы не создавать паники в стране, на пару недель до разработки плана действий их срочно заменили кого двойниками из арсенала спецслужб, а кого просто загримированными актёрами.

Вся высшая элита страны — профессиональные политики, магнаты, лоббисты, финансисты и воротилы, владельцы заводов, газет, пароходов — были скошены в одночасье. В живых остались лишь те кто действительно управлял реальными предприятиями, а не тянул одеяло на себя на финансовом рынке и не стриг купоны, доверив свой бизнес дорогостоящим менеджерам. Пострадавшие месяцем ранее афро-американцы открыто злорадствовали. Справедливости ради надо отметить, что и белое население, точнее, его наименее обеспеченная часть, злорадствовало ничуть не меньше.

Впрочем, злорадствовать никому долго не пришлось, потому что огненная лихорадка снова нанесла удар, на этот раз по латентным диабетикам — явных она скосила гораздо раньше. Все они заболели в один и тот же день, и через неделю никого из них не осталось в живых. Заболело множество людей, диабетом никогда не страдавших, но у всех кто успел пройти диабетические тесты в самом начале конца, когда смертельная лихорадка ещё не обессилила жертву, была найдена генетическая предрасположенность к этому заболеванию.

Женщинам стало очень опасно беременеть. Лишь безупречно здоровые самки человека разумного доживали до родов и рожали здоровых и красивых детей. Остальные сгорали в адском пламени неведомой лихорадки, не дожив и до второго триместра.

Газеты завопили о геноциде, неонацизме, фашиствующей евгенике, тайных сектах убийц, задумавших улучшить человеческую породу бесчеловечными методами, но тут Пандемия неожиданно ударила по работникам нефтеперерабатывающих предприятий, выкосив всех до одного. Нефтянка встала, автомобили и самолёты без топлива превратились в груду бесполезного металлолома, газетчики растерялись, не зная что и писать, но ничего придумать не успели, потому что следующая волна Пандемии выкосила все глянцевые журналы, жёлтую прессу, развлекательные и рекламные радиотелеканалы, нечестивых издателей книжной макулатуры, наживающихся на авторах, и писателей-подёнщиков, пишущих откровенный бред, пользующийся коммерческим спросом. Из всей писательской и журналистской братии огненная лихорадка пощадила только серьезных исследователей жизни, не разменивавшихся на сенсации и подённые мелочи. Не тронула она и научные издания.

Научные кадры почти не пострадали. Исключением оказались администраторы от науки, которые сами никакой научной деятельностью не занимались. Зато рекламные агентства всех мастей подверглись жесточайшему разгрому. Из личного состава огромной армии рекламщиков не уцелело ни одного бойца. Большинству из них неведомая напасть отказала даже в последнем праве — в праве умереть. Почти все они превратились в химер, и это было страшно. Впрочем, реклама всегда и повсюду занималась созданием химер и не изменила этому правилу до самого конца.

Затем Пандемия всерьёз принялась за духовенство, которое в большинстве своём объявило происходящий мор расплатой за грехи, призывало к всеобщему покаянию, молебнам, а более всего упирало на необходимость больше жертвовать на церковь, которая одна только может за всех заступиться перед Господом.

Но довольно скоро выяснилось, что ни духовные лица, ни просто верующие люди не могут защитить никого, и в первую очередь себя. Первыми в пламени Пандемии сгорели мусульмане всех мастей. Христиане, евреи, буддисты и беспартийные, похоже, в основном уцелели, но церковный клир и пейсатые еврейские ортодоксы последовали за мусульманами с интервалом в пару недель. В культовых учреждениях стало некому отправлять богослужения. Общество отреагировало на потерю рекламных агентов Всевышнего усилившимся страхом, гражданскими беспорядками, быстро и почти бескровно подавленными национальной гвардией, и суеверными приготовлениями к концу света.

Конца света не произошло, но огненная лихорадка не отступала и недели за три методично прибрала людишек, которые занимались профессиональным легальным отъёмом денег у населения, не производя при это сами какого либо осязаемого продукта — биржевых спекулянтов, ростовщиков, финансовых брокеров, организаторов лотерей и устроителей благотворительных фондов, владельцев и совладельцев доходных домов, казино и липовых университетов, торговавших дипломами за деньги, рантье всех мастей, руководство и персонал невероятно расплодившихся в стране лицензионных агентств, намертво закрывавших пришлым чужакам вход в прибыльные виды бизнеса, и много кого ещё.

От состава городских и окружных администраций и правительств штатов осталось не более четверти, а их лоббисты, адвокаты, менеджеры хедж-фондов и дружки-бизнесмены, кормившиеся на льготных бестендерных контрактах, полученных благодаря связям, и закреплявших своё исключительное положение щедрыми откатами, переселились на кладбище почти в полном составе, исключая лишь тех кто пополнил популяцию химер.

Если бы Пандемия свела со света только этих надувал, пиявок, прилипал и кровопийц, общество наверняка бы возрадовалось, но все предыдущие жертвы настолько обескровили и испугали народ, что из апатии его вывела только смерть знаменитого художника Дона Авентуры, умершего от огненной лихорадки, засвидетельствованной несколькими уважаемыми врачами.

Это было своего рода сенсацией. Людей искусства смертельная болезнь доселе не трогала. Однако вскоре после смерти художника выяснилось, что картины, уходившие в Сотбис за многие миллионы, создал не он, а нанятая им команда талантливых анонимных мастеров кисти и мольберта, писавшая слаженно и слитно как один человек. Сам Авентура был хорошим коммерсантом, не лишённым вкуса, но кистью не владел.

Скандал с подложным художником вспыхнул и через пару дней затих, смытый обильным потоком новых смертей. Нация стремительно уполовинивалась, и никто не мог сказать, по какому принципу неведомый снайпер выбирал очередных жертв. Ходили, правда, упорные слухи, что почти перед каждой крупной жатвой находился какой-то прорицатель, обычный человек из народа, предсказывающий когда и сколько людей, и из каких социальных групп, истребит болезнь, но это были всего лишь слухи.

Весьма важно отметить, что однажы уничтожив какую-либо таргет-группу — например, людей страдающих ожирением или близорукостью — Пандемия уже никогда про них не забывала и продолжала своевременно и точно выжигать вновь появляющихся носителей признаков, занесённых ей в чёрную книгу раз и навсегда.

Иногда эти признаки было довольно сложно определить и понять. Например, был случай когда десятки тысяч смертей, отношение которых к Пандемии было совершенно определённым, довольно долго не могли связать между собой. Неожиданную зацепку дала смерть кафедрального профессора из Гарварда, имени которого Толян не запомнил, после которой вся кафедра вздохнула с облегчением. Гарвадские учёные стали энергично раскручивать эту зацепку и пришли к выводу что Пандемия уничтожила весьма многочисленную когорту людей, стремившихся подняться по карьерной лестнице выше чем им позволял уровень их компетенции.

Когда Пандемия выкосила подчистую психических и раковых больных, аллергиков, дальтоников и гипертоников, геев, лесбиянок, алкоголиков, наркоманов, азартных игроков и компьютерных игроманов, практически весь криминалитет, оставшийся на свободе, а в довесок к нему весьма немалую часть полицейского корпуса и адвокатуры, американское общество уже никак не отреагировало, потому что всем было уже не до них. Поэтому никто уже не особо интересовался, чем страдали последующие жертвы — гемофилией, псориазом, слабоумием, клептоманией, лживостью, ленью, неряшливостью, остеопорозом или склонностью к детской порнографии.

Было очевидно, что кто-то или что-то, насылающее огненную лихорадку на определённые группы людей, выбирает их по какому-то весьма замысловатому алгоритму. Многие учёные и исследователи пытались подобрать ключи к этому алгоритму, используя все имеющиеся данные, но безрезультатно.

Несовершенный человеческий разум спасовал, но к счастью, выручила жопа. Умудрённая беспощадными ударами острого клюва птицы мудрости, коей, как известно, является жареный петух, заменивший на этом почётном посту сову Минервы, она довела почти до каждого гражданина неписанное сермяжное правило — сидеть на означенной жопе ровно, честно работать, стараться нигде не вылезать, ничем предосудительным или просто ненужным не заниматься, быть сугубым профессионалом в выбранном роде занятий, постоянно учиться чему-нибудь дельному, соблюдать режим труда и отдыха и ни в коем случае не болеть.

Разумеется, никто это правило специально не выписывал и не озвучивал, но тем не менее, все стали ему следовать, хотя и бессознательно, но неукоснительно. Жить стали аккуратно и осторожно, избегали всяческих двусмысленностей, излишеств, необдуманных действий, деньги тратили расчётливо, и военное положение, введённое в стране в первые же недели с начала Пандемии, воспринимали со всей серьёзностью и ответственностью.

Памятуя, что сделала Пандемия с теми кто догадался ходить по опустевшим домам её жертв и собирать оставшиеся бесхозными ценные вещи с целью обогащения, люди боялись даже помышлять о мародёрстве. Довольно быстро были созданы специальные службы которые методично и организованно собирали имущество умерших, сортировали его, складировали и распределяли среди нуждающихся. Точно так же аккуратно создали реестр жилья, в который занесли дома, освободившиеся в результате Пандемии. В эти дома планомерно расселяли всех нуждающихся в улучшении жилищных условий.

И только когда честность, аккуратность, бережливость и умеренность во всём стали общепринятной нормой жизни, смертность от Пандемии стала постепенно сокращаться пока не приблизилась к обычному характерному для общества совокупному проценту годовых смертей, заменив собой все прежние причины. Другими словами, все кто раньше должен был долго и тяжело угасать от ишемической болезни сердца, опухолей, атеросклероза, неврологических заболеваний и прочих неприятных вещей, стали сгорать в течение недели, как только в их организме появлялись начальные признаки этих заболеваний.

Казалось бы, обществу, несущему столь быстрые и значительные потери в живой силе, невозможно адаптироваться к новым условиям, но что удивительно — оно адаптировалось с потрясающей быстротой. Происходило это прежде всего потому что уничтоженные Пандемией люди, как всякий раз выяснялось, были обузой для общества и ни в коей мере не являлись частью его станового хребта, его социальной инфраструктуры.

Более того, всякий раз оказывалось что жертвы Пандемии, занимавшие серьёзные посты в инфраструктуре, пролезли туда благодаря связям или нечистоплотным приёмам и их нахождение на руководящих должностях не приносило ничего кроме вреда. В процессе зачистки (как её про себя цинично окрестил Толян) уволенным Пандемией функционерам моментально находилась замена из людей второго эшелона — достойных и честных профессионалов, аккумулирующих действительный опыт и знания и умевших их применять. Именно эти профессионалы, которым Пандемия расчистила места, которые они должны были занимать по праву, и помогли обществу в кратчайшие сроки приспособиться к новым условиям. Народ с червоточинкой, памятуя о недавней зачистке, улёгся на дно и боялся не только делать карьерные движения, но и дышал с опаской. Впрочем, даже самые крайние меры осторожности продлевали жизнь превратных людей весьма ненадолго.

Автомобильный транспорт перевели на альтернативные виды топлива.

Взамен убитой фондовой биржи создали небиржевые площадки где инвесторы могли купить акции приглянувшейся им компании, не вспоминая слово «ликвидность», которое в новых условиях потеряло смысл как потеряло его слово «форекс» вслед за смертью всех мировых валют.

Товарные биржи работали как часы, поуменьшилась лишь номеклатура за счёт всякой пены, без которой вполне можно было обойтись.

Суды практически полностью переключились на рассмотрение гражданских дел, потому что уголовные правонарушители как правило не доживали до суда.

Все больницы, как стационарные, так и новые госпиталя, оперативно развёрнутые в самолётных ангарах, из которых выкатили на лётное поле бесполезные в отсутствие авиационного керосина самолёты, были заполнены умирающими от огненной лихорадки людьми. По сути, это были уже не больницы, а хосписы, в которых больные нуждались только уходе и облегчении страданий и умирали не за несколько месяцев, а максимум за десять дней.

Окончательный удар по нефтяной промышленности нанесли внезапно появившиеся, никогда ранее не встречавшиеся и ничем не убиваемые микроорганизмы, которые со страшной скоростью пожирали извлечённую из недр сырую нефть и нефтепродукты, разлагая их на ряд простых соединений, и в том числе весьма высокий процент газообразного водорода.

Несмотря на то что последний являлся идеальным топливом, перестроить в короткий срок всю промышленность и транспорт на его использование оказалось делом абсолютно нереальным, и поэтому все привычные и казавшиеся неотъемлемой частью жизни расточительные излишества, которые общество позволяло себе благодаря дешёвому ископаемому топливу, быстро исчезли.

С исчезновением с карты мира стран — потенциальных противников — потребность в вооружённых силах в их привычном виде практически исчезла. Огненная лихорадка проредила ряды военнослужащих по тем же принципам что и гражданских. Отсутствие ГСМ превратило военную технику в бесполезный утиль. Альтернативного топлива не хватало даже для гражданского транспорта, да и вообще, на спирту и на рапсовом масле много не повоюешь.

Таким образом, в виду потери мобильности боевая мощь армии США упала практически до нуля. Но зато армия оказалась совершенно незаменимой для поддержки гражданской инфраструктуры. Военное положение, объявленное в стране, больше всего коснулось самих военнослужащих.

Военные теперь помогали штатским во всех областях. С присущей им чёткостью они взяли на себя обеспечение деятельности главнейших предприятий непрерывного цикла, координировали работу гражданских секторов экономики, в короткий срок наладили новые логистические цепи и оказывали неоценимую помощь в организации грузоперевозок и складского хозяйства, осуществляли подворные обходы населённых пунктов, выявляя заболевших огненной лихорадкой и отправляли их в госпитали-хосписы, а также вели учёт безвозвратных потерь.

Армейские подразделения занимались также сбором и захоронением трупов погибших от огненной лихорадки, отловом химер, распределением предметов первой необходимости среди населения, поддержанием правопорядка и даже психологической помощью пострадавшим от Пандемии — людям, потерявшим родственников, семьи, друзей.

Захоранивать сотни тысяч тел в земле было невозможно даже для армии, крематориев катастрофически не хватало, поэтому довольно скоро привычные виды похорон пришлось заменить на более практичные массовые погребальные костры с последующим захоронением пепла погибших в братских могилах.

Торжественные молебны в память погибших от огненной лихорадки, повсеместно организуемые военными, распространились по всей стране и быстро стали национальной традицией. Военнослужащие, которых в США всегда очень уважали, стали национальными героями.

Грузы и пассажиров, поток которых сократился как минимум на порядок, стали доставлять железными дорогами и водным транспортом. Вся нация пересела на велосипеды, которые стали служить не для праздного катания, а для деловых поездок — в основном, на работу и по магазинам. В сельском хозяйстве, страдавшем от нехватки ГСМ наравне со всеми, стали широко использовать тягловый скот.

Туристы неожиданно осознали, что вовсе не обязательно лететь за тридевять земель чтобы увидеть новые места. Оказывается, достаточно было отъехать от дома на час на велосипеде, или если повезёт, на автобусе, чтобы вдоволь набраться новых впечатлений.

Люди стали питаться тем что выращивалось непосредственно там где они жили. Заморские цветы и экзотические фрукты, доставляемые самолётами за тридевять земель, отошли в область предания. Отсутствующий кофе заменили районированными сортами чая. Народ приспособился к новой диете как и к необходимости добираться на работу на велосипеде, и пользоваться лестницей вместо лифта — не потому что лифты перестали работать, а потому что, как выяснилось, граждан, которые мало двигались в течение дня, Пандемия тоже не миловала.

Казалось бы, неведомый враг, истребив эксплуататоров, ворюг, надувал, прохиндееев и тунеядцев, и пощадив людей труда, осуществил то, о чём мечтали и Ленин, и Мао, и Че Гевара, никогда не брезговавшие массовыми расстрелами, но странное дело — после смерти магнатов и воротил, а также юрких бессовестных людишек всех мастей, обманывавших и обкрадывавших общество, как-то незаметно захирела и умерла Великая Американская Мечта.

Никто и никогда всерьёз не задумывался о том что люди со вкусом живущие за счёт общества и ничего не дающие взамен, на самом деле дают ему одну из самых важных вещей — они дают ему ни больше ни меньше как этот самый вкус! Они создают коммерческие образцы лучезарного счастья, подсказывают форму и расцветку хрупких крыльев мечты, направляют прихотливый полёт воображения… И вдруг этих людей почти в одночасье не стало.

Спровадив на тот свет аморальных и беспринципных граждан, огненная лихорадка сожгла вместе с ними нерв общества, его жадность к жизни, его напряжённые дни, таинственные вечера, сладкие и болезненные от ненасытного желания романтические ночи, его неразделимый сплав любви и ненависти, боли и страсти, смеха и слёз, неуверенности и наглости, его отчаяние, его надежды, его выстраданный всей жизнью циничный эгоизм и неистребимо порочную лживую искренность.

Если в прошлые времена, до Пандемии, жить было увлекательно и интересно, и размер человеческих желаний ограничивался лишь количеством денег в кошельке, то по её окончании, даже когда страна полностью приспособилась к новой реальности, наладила государственное управление и восстановила самые необходимые сферы экономической деятельности, желания стали самым большим дефицитом.

Повседневная жизнь наладилась, но в неё не вернулось самое главное — мечты, амбиции, жизненные соблазны и простая человеческая зависть, которая в прежние времена была главным двигателем прогресса. Даже само выражение «Keep up with the Joneses» потеряло смысл, потому что все теперь жили примерно одинаково, имея всё необходимое, но ничего лишнего.

Жизнь стала простой, надёжной, предсказуемой, серой и безрадостной как стакан этилового спирта, на котором теперь ездили автомобили. Люди чувствовали себя как маленькие дети в разгар новогоднего праздника, увидевшие как кто-то страшный, сутулый, в сером пальто, тяжело сопя, подошёл к электрощитку и безжалостно выдернул с мясом проводку, погасив сверкающую ёлку и навсегда превратив сказку в унылые будни.

Старая сказка умерла. Новую сказку ещё только предстояло придумать.

Одряхлевшая беспомощная Европа, кишащая обнаглевшими и бесчинствующими мигрантами, коренное население которой давно утратило способность к самозащите и даже к элементарному размножению, сгорела за несколько недель вместе с арабскими странами. Аравийский полуостров и вся Северная Африка полностью обезлюдели. Устоял только Израиль, в котором выжили не только почти все иудеи, но и друзы.

И лишь по Кении продолжали как ни в чём ни бывало бегать дикие масаи, перегоняя скот.

Возбудитель заболевания так и остался неизвестен. К концу первой волны Пандемии, унёсшей треть населения Земли, практически все медицинские и научные организации работали на Пандемию. Из тканей больных выделялись какие-то вирусы, проводились многочисленные исследования, то тут то там мелькали сообщения о кардинальном прорыве в области диагностики и лечения, но на поверку всё это оказывалось пиаровскими приёмами, расчитанными на выбивание фондов.

А потом по всему миру прокатилась вторая волна Пандемии, которая поставила в окончании мировых исследований большую и жирную точку: болезнь собрала свою последнюю и окончательную жатву и прекратилась столь же таинственно как и появилась. Исследовать к тому времени было уже нечего, а главное — и некому. В Соединённых Штатах и в Канаде, где научные кадры в основном уцелели, исследования тоже постепенно свернули после того как учёные исчерпали все возможности и ровным счётом ничего не нашли.

Весьма интересным было также и течение болезни. Лихорадка никогда не убивала человека за несколько часов. Она планомерно сжигала его изнутри постепенно, день за днём. Заболевший не мог принимать пищу из-за страшной тошноты, постоянно пил воду и перед смертью выглядел как узник Бухенвальда. Больных пробовали кормить через зонд и через капельницу, но их ткани не усваивали питательных веществ. Вся биохимия поражённого неизвестной лихорадкой организма была перенастроена работать только на расщепление, на сжигание собственных тканей. Анаболические процессы, то есть синтез, построение новых тканей взамен изношенных, полностью отключались, зато катаболические процессы ускорялись на порядок. Организм сжигал сам себя за несколько дней. Даже самые ожиревшие толстяки умирали уже в виде скелета, на котором болтались простыни лишней кожи как паруса на мачте в безветренную погоду. Трупы умерших не разлагались — в них просто нечему было разлагаться, все ткани были сожжены дотла в биохимическом котле, построенном так и не найденным возбудителем.

Толян помнил как в начале Пандемии живые хоронили умерших в настоящих деревянных гробах, устраивали поминки как в обычные времена. Под самый конец в лучшем случае набивали мумифицированными трупами кузова самосвалов, собирая их на улицах и в помещениях, и отвозили их на городские свалки. Там, на свалках, ограждённых несколькими рядами колючей проволоки, огромные кучи мёртвых тел соседствали с терриконами мусора. Они сохли на солнце и мокли под дождём, медленно рассыпаясь в труху. Животные и птицы их не трогали, а химеры подкапываться под ограду не умели.

Бренные останки наивных и распущенных любителей городских удовольствий, растаскивали невероятно расплодившиеся рыжие муравьи. Они приходили на свалки несколько раз в день организованными колоннами и так же чинно уходили походным порядком, унося в челюстях остатки того, что когда-то ходило на двух ногах по паркету из морёного дуба, сидело, развалясь, в кожаном салоне и смотрело через тонированные стёкла, мазалось кремами от морщин, говорило модные глупости, нажимало на кнопочки нарядного сотового телефона и таращилось в мелькающую цветастую плазму во всю стену, с хрустом пожирая оранжевые чипсы и булькая газированным напитком.

В начале Пандемии химер регулярно отстреливали, сгребали их трупы в кучу бульдозерами и жарили на кострах из автопокрышек, а ближе к концу было обычным делом увидеть на обочине дороги стаю химер, с хрустом пожирающих иссохшие скрюченные трупы тремя или четырьмя парами челюстей, помогая себе клешнями и щупальцами.

Когда Пандемия, в основном, окончилась, бродившие повсюду химеры постепенно куда-то исчезли. Может быть, пережрали друг друга, а может и просто подохли с голоду, скорчившись где-нибудь в дальних оврагах и буераках или в опустевших городских квартирах. Зато у обычных людей, даже не перенесших неизвестную болезнь, стало обнаруживаться свойство отращивать потерянные члены на манер ящерицы.

А иногда и вовсе не потерянные. Среди оставшихся в живых упорно ходили жуткие слухи о том как кто-то из их знакомых якобы начал обрастать со всех сторон ушами, зубами, хуями, пальцами и щупальцами, постепенно превращаясь в химеру.