Князья Вишневецкие: краткий историко-родословный очерк

Восточноевропейская генеалогическая традиция относит угасший род князей Вишневецких, наряду с князьями Воронецкими и угасшим родом князей Збражских, к числу прямых потомков литовского великого князя Гедемина. Одни исследователи выводят родословную Вишневецких от великого князя литовского Ольгерда Гедеминовича[69], другие — от его сына Корибута (в крещении — Дмитрия) Ольгердовича[70]. Эти утверждения основываются на летописном свидетельстве Хроники Литовской и Жмойтской, которая неоднократно попеременно называет Дмитрия Корибута и его отца зачинателями этого русско-литовского княжеского рода[71]. В одном генеалоги едины — в самостоятельную княжескую фамилию род Вишневецких оформился в седьмом колене от Гедемина после 1463 года. Его основателем традиционно считается князь Михаил Васильевич (?–1576), дед нашего героя, получивший при разделе наследства в доменное владение замок Вишневец на Волыни, к названию которого, собственно, и восходит эта фамилия[72].

Однако сведения некоторых белорусско-литовских источников позволяют не соглашаться с традиционной для российской генеалогии точкой зрения о времени появления этого княжеского рода. Впервые хроника Литовская и Жмойтская упоминает Вишневецких как самостоятельный княжеский род в связи с Городельской унией, составленной 2 октября 1413 года между Польшей и Литвой (сама же хроника почему-то датирует ее заключение 1424 годом), положившей конец междоусобной войне двух родных братьев — Ягайло (в крещении — Владислав II) и Витовта, являвшихся, как известно, королем польским и великим князем литовским соответственно. Хронист повествует: «Знова едность подтвердили поляки з литвою. Кроль Ягейло потым приехал до Литвы, а у Городла мел з Витолтом з[ъ]езд и з панами радными Великого князства Литовского, а также и с княжаты уделными, киевским, волынским, Гедроцким, Збразским, Вишневецким и Жеславским, и панами обоих панств»[73].

Данное нарративное свидетельство с позиции достижений исторической науки позволяет нам усомниться в объективности содержащихся в нем сведений: общеизвестно, что текст унии был составлен на латинском языке, и со стороны Великого княжества Литовского в его подписании принимали участие только бояре-католики северо-западных областей государства, тогда как на православные земли востока и юго-востока Литвы — Витебская, Полоцкая, Смоленская, Киевская, Волынская — не участвовали в Городельском съезде, акты унии их не касались, и они долгое время оставались автономными территориями[74].

Как уже было сказано выше, Вишневецкие были князьями Волынской земли, православными по своему вероисповеданию, а поэтому, естественно, принимать участия в подписании Городельской унии не могли. Таким образом, налицо типичный для средневекового летописания перенос представлений более позднего времени на более раннюю историческую эпоху, свидетельствующий, однако, о высоком социальном статусе князей Вишневецких во время создания Хроники Литовской и Жмойтской (летописание заканчивается восшествием на польско-литовский престол Сигизмунда III Вазы в 1588 году). Тем не менее, сам факт упоминания о князьях Вишневецких как об участниках судьбоносного для формирования государственности Речи Посполитой события, которым являлась Городельская уния, более чем через полтора века после ее подписания свидетельствует о той высокой роли и значимости этого рода во внутренней политике страны, которые были ему присущи на момент составления Хроники.

В пользу данного утверждения свидетельствует еще одно обстоятельство: Городельская уния 1413 года оказалась чрезвычайно выгодной для части русско-литовской феодальной знати Великого княжества Литовского, исповедующей католицизм, которая в результате получила «…волности, слободы и гербы обычаем полским…»[75], т. е. на них были юридически распространены привилегии и права дворянства Речи Посполитой. Польско-литовская уния была оформлена в виде трех договорных грамот, последняя из которых получила наименование «Городельского привелея», в котором было юридически закреплено уравнение в рыцарских правах польского дворянства и литовско-белорусского боярства, приписанного к 47 «гербовым братствам» феодалов Речи Посполитой (и только «природные» князья Великого княжества Литовского получили собственные родовые гербы)[76]. Перечень этих гербов хорошо известен, но в их числе мы не встречаем упоминания родового герба князей Вишневецких «Корибут». Следовательно, с историко-правовой точки зрения мы уверенно можем говорить о том, что в результате унии 1413 года князья Вишневецкие формально не были инкорпорированы в объединенное княжеско-панское сословие Короны Польской и Великого княжества Литовского, сохраняя до определенного времени религиозную, административную и сословную автономность, что позволило им пережить гонения на православную земельную аристократию, ставшие причиной феодальной войны 1432–1437 гг. в Великом княжестве Литовском.

Инкорпорирование рода князей Вишневецких в структуру сословной иерархии аристократии Речи Посполитой, как нам представляется, следует увязывать с распространением прав и привилегий, ранее дарованных литовским феодалам-католикам в 1413 году, в отношении православных землевладельцев Великого княжества Литовского, осуществленным великим князем Жигмонтом Кейстутовичем в условиях междоусобной войны против сторонников князя Свидригайло в форме издания 6 мая 1434 года Трокского привилея, согласно которому им позволялось иметь шляхетские гербы и привилегии. Жигимонт подчеркнул, что издал привилей для того, чтобы между народами Великого Княжества «не было никакого разлада и чтобы они пользовались равными милостями»[77]. Именно этим событием мы вполне определенно можем датировать официальное признание родового герба князей Вишневецких «Корибут», хотя это совсем не означает, что он не мог использоваться ими ранее неофициально.

Самое раннее известное нам изображение этого герба датируется 60-ми годами XVII столетия: полумесяц рогами вниз, на который водружен четырехконечный крест с такими же крестами на лучах; под полумесяцем — пятиконечная звезда, один луч которой направлен вниз[78]. Подобная геральдическая эмблематика использовалась князьями Вишневецкими вплоть до угасания их рода в 1744 году (род герба «Корибут», помимо князей этой фамилии, составляли также князья Збражские, Порыцкие, Корибут-Воронецкие, с Збража Воронецкие[79]). Более того, непродолжительное время, в годы королевского правления в Речи Посполитой Михаила Корибута Вишневецкого (1669–1673) этот герб являлся династическим символом Короны (т. е. Польши) и Великого княжества Литовского как составных частей Польско-Литовского государства, хотя его использование в качестве монетного чекана археологией или нумизматикой не зафиксировано[80].

Страницы Хроники Литовской и Жмойтской изобилуют сведениями о военных подвигах представителей этого княжеского рода — прямых предков Д.И. Вишневецкого. Так, в 1512 году его дед, князь Михаил Васильевич (1475–1517), являясь одним из военачальников союзной русско-литовской рати, предводительствуемой князем Константином Острожским, вместе со своими сыновьями участвовал в разгроме набега перекопских (крымских — О.К.) татар хана Менгли-Гирея под родовым замком Вишневец[81]. Пятнадцать лет спустя, в 1527 году, отец князя Дмитрия князь Иван Михайлович (вместе со своим родным братом князем Александром Михайловичем) был в числе русских, волынских, литовских и польских воевод «з рыцарством», нанесших жестокое поражение под Киевом крымскому царевичу, именуемому в летописной традиции «Малаем». После разгрома кочевники были преследуемы на расстоянии 40 миль, вплоть до местечка Ольшаницы, и у них было отбито до 80 тысяч угоняемых в рабство христиан «…з Руси, Подоля и Подгоря», все «добытки и здобытки», «…а татар на пляцу (на поле — О.К.) положили и побили всех 24.000, мижи которыми было и турков 10.000, а сам Малай царевич, утекаючий от двух литвинов, догнанный, зостал поиманным, которого Константин, гетман литовский (Константин Острожский — О.К.) казал обесити на голе едной и стрелами нашпиковати (привязать к столбу и расстрелять из луков — О.К.[82].

Ратная служба князя Ивана Михайловича нашла свое отражение также в Евреиновской летописи и Мазуринском летописце, которые называют его начальником «пенежных людей» (наемников, навербованных на военную службу за плату, по-польски «pieniądze» [пенёндзе] — деньги — О.К.) в составе гарнизона Киева при отражении набега крымских татар в «от сотворения мира 7038 году» (1530/1531)[83], и похода перекопских татар Белека-мурзы в 1538 году[84]на украинские земли.

Однако непрекращающиеся пограничные войны Речи Посполитой с Крымским ханством приносили княжескому роду не только ратную славу, но и горечь утрат кровных родственников. Так, находившийся с посольством при польском короле Сигизмунде II Августе боярин М.Я. Морозов доносил 24 сентября 1549 года царю Ивану IV Васильевичу о том, что «… пригнал в Краков гонец, а сказал, что приходили Крымские многие люди, и пришед, взяли князя Федора Вишневецкого в его новом замке с женой и со многими людьми, а замок сожгли, а до самого Вишневца не доходили»[85]. Об этом же пишет и Хроника Литовская и Жмойтская: «Року 1549. Татаре перекопские вторгнули на Волынь и много шляхты и розмаитого (разночинного — О.К.) люду набрали, и князя Вишневецкого з жоною поимали и до своей земли завели»[86]. Князь Федор был дядей князя Дмитрия, младшим братом его отца и являлся не единственным представителем этой фамилии, погибшим от рук крымских татар. Видимо, в том числе и жаждой кровной мести объясняется личная непримиримая и неукротимая вражда Д.И. Вишневецкого к роду ханов Гиреев и возглавляемому ими государству, вследствие которой частное лицо не только объявило личную войну суверенной стране, но и на протяжении нескольких лет довольно-таки успешно вело ее, умело используя в своих целях экономические, политические, военные, дипломатические противоречия между Московским царством, Польско-Литовским королевством и Крымским ханством.

В начале XVI века князья Вишневецкие были известны более своей военной доблестью, чем богатством и земельными латифундиями, которые они приобрели впоследствии. Так, по реестру 1528 года на службу Литовскому великому князю все Вишневецкие были обязаны выставить 84 конных воина, в том числе самое большое число среди них — 52 конника приводил с собой князь Иван Михайлович, отец героя нашего исследования. Это количество воинов не шло ни в какое сравнение с отрядами иных белорусско-литовских магнатов: личного войска князей Кезгайлов, насчитывавшего 768 служилых людей, дружины панов Радзивиллов, состоявшей из 621 воина, отрядов панов Гаштольдов и князей Острожских, имевших в своих рядах 466 и 426 конника соответственно; но, правда, превосходило число воинов князей Чарторыйских, выставлявших 55 человек, князей Соколинских — 40 конников, князей Пронских — 25 служилых людей, а тем более князей Лыко или Бердибяка, приводивших с собой всего по одному конному воину[87].

Количество воинов, которые все князья Вишневецкие выставляли на великокняжескую военную службу во второй трети XVI века, позволяет нам судить о размерах земельной собственности их рода на Волыни и в других частях Великого княжества Литовского. Общеизвестно, что до 1544 года в Литве один вооруженный воин — шляхтич — выставлялся с 8 крестьянских служб или одного фольварка, т. е. дворянского поместья. В экономическую основу организации государственной службы шляхты была положена так называемая «волочная помера», получившая свое окончательное юридическое закрепление в «Уставе на волоки» 1557 года, хотя начала она применяться в отдельных местностях еще задолго до этого времени. Суть ее заключалась в том, что 8 крестьянских семей 2 дня в неделю отрабатывали барщину на земле шляхтича, создавая ему тем самым материальные условия для полноценной службы: тренировок в воинском искусстве, приобретении вооружения, доспехов, лошадей и иного снаряжения, за что получали в пользование от великого князя или панов рады земельный надел четко определенной площади («волоку»), точно установленный размер которой пришел на смену условным мерным бочкам посевного зерна для исчисления пахотной земли и условным возам сена для исчисления размера лугов. Квадратура волоки зависела от качества земли (для плохой, или «подлой», земли она была большей, чем для хорошей), но в среднем по Великому княжеству Литовскому ее площадь, по подсчетам литовского историка Эдвардаса Гудавичюса, равнялась 21,3 гектара[88]. Таким образом, размер земельных угодий одного фольварка равнялся 9 волокам (1 шляхетской и 8 крестьянским), что в итоге составляло 191,7 га. Исходя из этого, мы с большой долей вероятности можем вычислить общую земельную собственность князей Вишневецких на конец первой трети XVI столетия, равно как и каждого представителя этого рода в отдельности: так, князь Иван Михайлович владел без малого 10 тыс. га пахотной земли (точнее — 9968,4 га), а вместе с братьями — чуть более 16 тыс. га (16 102,8 га). Даже по современным меркам размер их латифундий впечатляет: он равен площади угодий 4–5 современных сельскохозяйственных предприятий средней полосы Центральной России. Значительную часть этих земель впоследствии унаследовал князь Дмитрий Вишневецкий.

По одним генеалогическим исследованиям, Дмитрий Иванович Вишневецкий был старшим сыном дворянина Короны Польской (1522) князя Ивана Михайловича и вдовы князя Януша Сангушко Анастасии Семеновны Олизар (Олизарич)[89] из рода смоленских князей. Другие исследователи возводят родословную его матери к румынским и даже сербским монархам[90], что, на наш взгляд, нуждается в дополнительном подтверждении после проведения источниковедческих исследований. Князь Дмитрий Иванович и его родные братья Андрей (?–1563), Константин (?–1574) и Зигмунд (?–1552) и их наследники составили старшую ветвь рода князей Вишневецких, в то время как потомки его родного дяди, князя Александра Михайловича (?–1555), — Михаил (1529–1584), Максим (?–1565) и Александр (1543–1577) образовали младшую ветвь этой фамилии[91]. Князья Вишневецкие оставили глубокий след как в истории Московского и Польско-Литовского государств, так и в истории отношений между ними. Историю Восточной Европы второй половины XVI и всего XVII столетия невозможно представить без участия и влияния на ход событий выходцев из этого рода. Ниже укажем наиболее ярких представителей этой русско-литовской княжеской фамилии.

Из представителей старшей — княжеской — ветви (помимо князя Дмитрия Ивановича и его отца) более известны родной брат нашего героя князь Константин Иванович (?–1574) и его сын — князь Константин Константинович (1564–1641). Первый из них, воевода Киевский, староста (наместник, получивший в пожизненное кормление одно из воеводств Речи Посполитой — О.К.) Житомирский в 1571–1574 гг., в 1569 году присягал на унию Литвы с Польшей и от имени всех православных волынских магнатов подал прошение польскому королю, в котором они выставили сохранение их вероисповедания как условие продолжения существования Польско-Литовского государства (итогом унии стал Виленский привелей 1569 года, в очередной раз подтвердивший равенство политических прав католического и православного дворянства Польско-Литовского государства, дарованное Трокскимо привилеем 1434 года).

Его сын Константин, староста Кременецкий и Черкасский (1620–1638), а затем — воевода Белзский (1636–1638) и «Русский» (1638–1641), перешедший в 1595 году в католичество, принял деятельное участие в судьбе Григория Отрепьева, более известного нам под именем Лжедмитрия I: познакомил его со своим свояком Юрием Мнишеком и, собрав вольницу, последовал за Лжедмитрием I в Московию, а после гибели самозванца участвовал со своим отрядом в осаде Троице-Сергиевой лавры в составе сил Яна Петра Сапегии и Александра Юзефа Лисовского и походе королевича Владислава.

Потомки князя Константина-младшего, будучи католиками, занимали значительные административные должности в Речи Посполитой: его старший сын Януш (1598–1636) был сначала, как и отец, старостой Кременецким (с 1629 года), затем — с 1633 года — конюшим великим коронным (в XVII веке — почетная должность при польском королевском престоле — О.К.).

Оба внука князя Константина Константиновича — Дмирт-Ежи (1631–1682) и Кшиштоф (1633–1686) также являлись крупными сановниками: первый из них последовательно был воеводой (наместник в воеводстве — О.К.) Белским с 1660 года, гетманом коронным польным (командующий регулярным польским королевским войском на границе с Диким полем — О.К.) с 1667 года, великим гетманом коронным (главнокомандующим польской королевской армией — О.К.) с 1572 года, каштеляном Краковским, а второй — воеводой Подляшским (1673–1676), затем — Брацлавским (1676–1678) и, наконец, Белзским (1678–1682).

Старший сын князя Кшиштофа — Януш-Антоний (1678–1741), маршалок надворный Литовский (управляющий двором Великого князя Литовского — О.К.) с 1699 года, каштелян и воевода Виленский (с 1704 года), а затем Краковский (с 1726 года) не оставил потомства по мужской линии, и старшая ветвь князей Вишневецких пресеклась в 1744 году со смертью князя Михаила-Сервация (1680–1744), второго сына князя Кшиштофа, известного поэта и писателя, гетмана великого Литовского (главнокомандующий литовским дворянским войском — О.К.) с 1706 года и канцлера Великого княжества Литовского (гражданского управляющего Великим княжеством Литовским — О.К.) с 1735 года[92].

Основатель младшей — королевской — ветви рода Вишневецких князь Александр Михайлович, дядя героя нашего повествования по отцовской линии, являлся с 1534 года «державцем Режицким» (полномочным наместником великого князя в Режицком воеводстве — О.К.)[93]. Из его потомков в истории отношений Речи Посполитой и Московского государства наиболее яркий след оставили внук от младшего сына Адам Александрович (?–1622) и правнук от старшего сына Иеремия-Михал (1612–1651).

Князь Адам Вишневецкий, известный ревнитель православия, вошел в историю благодаря Григорию Отрепьеву, который жил на его дворе и открыл ему свою «тайну», что он чудом спасшийся царевич Дмитрий, после чего тот был отослан к князю Константину Константиновичу.

Князь Иеремия-Михал, сын князя Михаила Михайловича и Раины Могилянки, внук молдавского господаря и двоюродный племянник киевского митрополита Петра Могилы, был крупнейшим магнатом Левобережной Украины и с 1640 года являлся старостой Перемышльским, Каневским и Прасмыцким. Приняв под влиянием иезуитов католичество в 1631 году, он являлся одним из инициаторов и активным участником войны Речи Посполитой с Московией 1632–1634 гг. (так называемой Смоленской войны), а когда вспыхнуло восстание малороссийских (запорожских) казаков под руководством Богдана Хмельницкого, и противостоявшие им польско-литовские войска потерпели поражение, то он один только на личные средства продолжал вести боевые действия против восставших, разгромил их в сражении под Берестечком, но после чего внезапно умер.

Последним и одновременно венценосным представителем младшей ветви князей Вишневецких был единственный сын князя Иеремии-Михала Михаил, избранный королем Польши в 1669 году (после отречения от престола Яна Казимира Вазы) под именем Михаила Корибута и женатый на дочери австрийского императора Фердинанда III, эрцгерцогине Марии-Элеоноре фон Габсбург. Однако его четырехлетнее царствование не было удачным: 30 января 1667 года с Московией было заключено Андрусовское перемирие, по которому русские вернули себе Смоленские и Черниговские земли, а Польша признала воссоединение Левобережной Украины и России; в 1669 году в городе Острове был создана комиссия для выработки соглашения с запорожскими казаками, которые, будучи недовольны ее решениями, во главе с гетманом Дорошенко отдались под покровительство турецкого султана, что спровоцировало войну Речи Посполитой и Оттоманской Порты, итогом которой стали поражение под Каменец-Подольским и позорный Бучацкий мир 1672 года (спеша к войску, которое собралось против турок под Хотином, король Михаил умер в Львове)[94].

Столь высокого положения в Польско-Литовском государстве представители рода князей Вишневецких добивались не только своей успешной службой короне, но зачастую и благодаря весьма выгодным родственным узам и бракам, которые связывали их со многими известными княжескими и дворянскими фамилиями Речи Посполитой и иных стран Восточной Европы. Помимо названных выше владетельных австрийского и молдавского домов, их родственниками и свойственниками были многие польско-литовские магнаты. Так, сестра Д.И. Вишневецкого княжна Екатерина Ивановна была замужем за великим гетманом Литовским Григорием Александровичем Ходкевичем, сын которого (в католичестве) Ян-Кароль, также великий гетман Литовский, был одним из верховных руководителей польско-литовской интервенции в Московские земли в годы Смуты. На вдове последнего Екатерине Корнякт третьим браком был женат князь Константин Константинович (племянник князя Дмитрия Ивановича), сподвижник Я.-К. Ходкевича в войне с Московией. Активная поддержка князем К.К. Вишневецким авантюры Лжедмитрия I также объясняется их родственными отношениями: они оба были женаты на родных сестрах — Урсуле и Марине Мнишек (кстати, его внук Кшиштоф был женат на правнучке Юрия Мнишека Урсуле-Терезе).

В числе родственников князей Вишневецких был польский король Ян III Собесский, на племяннице которого княжне Теофиле Заславской был женат князь Дмитрий-Юрий (Дмитр-Ежи). Среди них назовем еще нескольких представителей рода князей Радзивиллов: князя Николая-Христофора (Миколая-Кшиштофа) по прозвищу «Сиротка», князя Священной Римской империи с титулом «князя на Олике и Несвиже», известного мецената, покровительствовавшего Виленской (ныне — Вильнюсской) Академии, и его правнука, князя Михаила-Казимира (Михал-Казимежа) по прозванию «Рыбонько», гетмана польного Литовского (командующего пограничными войсками против Московии и Крымского ханства)[95].

Князья Вишневецкие благодаря своему могуществу и авторитету, приобретенным государственной деятельностью и военными подвигами, а также родственными и даже династическими связями, являлись одной из наиболее влиятельных фамилий Восточной Европы во второй половине XVI и на всем протяжении XVII столетия. С их именами история связывает многие войны, которые вела Речь Посполитая со своими соседями — Московским государством, Блистательной Портой, Крымским ханством и Шведским королевством. В истории русского Средневековья их имена тесно переплелись с событиями Смутного времени (появлением Лжедмитрия I и последующей польско-литовской интервенцией), Ливонской войны 1558–1583 гг., русско-польских войн за Стародуб, Смоленск и Чернигов 1632–1634 и 1654–1667 гг.

Тем интереснее, как представляется, будет рассказ об одном из представителей этого русско-литовского княжеского рода — Дмитрии Ивановиче Вишневецком, военно-политическая деятельность которого и служба Польско-Литовскому и Московскому государству более чем на столетие определили ход событий в таком масштабном географическом регионе как причерноморские степи.


Загрузка...