Дни в Викентьевке вошли в свою колею. Я работал на ремонте завода, бабушка лазила в каждый закоулок будущей деревни. Влад руководил всем остальным, а заодно приглядывал за бабулей, чтобы она ничего не наворотила особо выдающегося. Немногочисленные пока — я надеюсь, что только пока — жители работали, занимались своими делами и с интересом наблюдали за разворачивающимся вокруг бесплатным — для них — цирком.
Кстати говоря, трубки взорвавшейся установки изобиловали скрытыми трещинами и внутренними кавернами. Если попытаться использовать такое вопрос не в том, лопнет ли, а как скоро это случится и в скольких местах сразу. При ремонте я столкнулся с проблемой нехватки металла в деталях, и растерялся — как быть? Сделать трубки тоньше? Это опасно. Короче? Они станут бесполезны.
«Да добавь ты металла! Тебе что старых, негодных деталей не хватает? А на эту мелочь… Да хоть монету возьми медную, копейку ту же».
«Копейкой здесь не отделаешься».
«Ну, несколько монет — какая разница? Главное, смысл идеи ты понял».
Пошарив по карманам, я нашёл алтын[1] и, прижав его к трубке, использовал металл для заполнения микротрещин и каверн. Случайные свидетели большими глазами смотрели, как монета «впитывается» в трубку и, кажется, готовили новую партию слухов про меня.
На новом уровне работа с металлом получалась… на новом уровне, как ещё сказать-то? Пусть это и тавтология.
«В заглублённом ниже уровня земли подземном подвале клуба любителей тавтологии найден мёртвый труп убитого насмерть покойника».
«Вот откуда ты такое выкапываешь, а⁈»
«Из богатого жизненного опыта и культурного наследия моего мира».
«Так сказал, будто эти источники равнозначны».
«С учётом того, что многие элементы этого самого наследия к культуре причислить сложно, а ценность у них строго отрицательная — вполне возможно».
Правда, даже так приходилось разбирать установку на запчасти и каждую проверять и чинить отдельно. Иначе не получалось ни выделить конкретный элемент, ни охватить магией целый узел, для последнего у меня не хватало сил и уровня. При этом самые крупные корпусные детали я охватить своей магией полностью также не мог, а обрабатывать по частям… Разве что потом отдельно пройтись по стыкам участков? Когда получу третий уровень развития своего дара смогу работать с частями установки, не разбирая её и не позволяя деталям «слипаться», а также модифицировать материал, делая из одного сплава другой или из одной марки стали другую, выводя «лишние» компоненты и добавляя нужные из другого куска металла или чистого слитка.
Сейчас же для ремонта медных частей требовалась медь, латунных — латунь и так далее. Крайне желательно — той же марки. Причём оказалось, что для экономии сил лучше было предварительно растолочь металл-донор в порошок. С точки зрения логики брать кусок металлолома как есть или в виде порошка — почти одно и то же, с поправкой на незначительный расход сил на измельчение ненужной детали. А вот с точки зрения магии оказалось всё очень и очень разным. Символизм, туды его в качель — использовать материал для «дополнения» в разы дешевле, чем «совмещать две детали в одной», причём минимум втрое! И я, разумеется, заметил и понял это далеко не сразу. Сил и времени лишних потратил немалое количество. И дед, который опять долго матерился на отсутствие логики в «местной магии», тоже своевременно не подсказал. А окружающие всё ещё считают, что у меня развитое логическое мышление — и где оно, когда нужно именно мне⁈
Три полных дня у меня ушло на пострадавший ректификатор, причём половина времени — на котёл. Вообще, чем ближе к котлу, где дольше всего находилось варево — тем больше разрушений, сама колонна получила незначительные повреждения в виде поверхностной коррозии деталей, которые все были исправлены за два часа. А вот котёл… Я несколько раз хотел бросить это дело и заказать новый, но стоило представить, сколько времени и денег это потребует, в первую очередь — времени, как становилось плохо. Послойное восстановление, по спирали, от дна к верхушке.
При этом технология «посыпать металлическим порошком, воздействовать магией, заставив деталь впитать порошок» не работала как следует. Точнее, результат получался удручающий по качеству. Приходилось срезать слой повреждённого металла на всю глубину проникновения трещин, а потом наращивать новый, следя за тем, чтобы он без швов и щелей сливался с основой. При этом срезанный не годился даже в переплавку, моя магия металла также оказалась бессильной очистить его — выплавленные новые слитки получались кривыми (это в форме-то!) и хрупкими, а один так и вовсе за каких-то полчаса проржавел на изломе так, будто пару лет пролежал в сыром подвале. В итоге я приказал собрать этот металл и закопать поглубже там, где ничего не будет строиться. Хотел было выбросить в болото, но передумал — неведомо, где эта дрянь выплывет. А она — дрянь, в смысле — всегда всплывает, даже если это кажется невозможным.
Что характерно, в верхней части котла, там, где не было контакта с жидкостью, состояние металла оказалось не столь ужасающим, но его я тоже срезал, на ту же глубину, во избежание. Ёмкости, в которых Конопельченко настаивал свои травы и бочки, в которых бродила «волшебная» брага, отправил в ту же яму не глядя, даже деревянные не решился сжигать, не будучи уверен в свойствах дыма, который при этом получится. Только что металл смял в комки, а клёпки разломал для пущей компактности.
По вечерам время тратил почти поровну на «посиделки» над документами и разговоры с Машей. Я, честно сказать, боялся, что столь срочный отъезд на дачу был связан с тем, что бабуля за время ночёвки после сватовства наговорила что-то такое, что испугало тёщу. И что может привести к отмене помолвки. Но моя Мурмурочка успокоила, сказав, что это было давно запланировано, обычно выезжают ещё числа пятнадцатого, в этом году задержались. И до мамы вроде как дошёл слух, что дачу — а Мурлыкины пользовались съёмной — могут отдать другим желающим. Просто камень с души.
Ещё спросил про Варвару, которая Мявекула.
— Ой, это отдельный цирк! Куда девалась та шустрая нахалка? Тиха, как ночная тень. Живёт за шкафом, перемещается от укрытия к укрытию, и то на полусогнутых. Один раз высунула нос на веранду — и тут же испугалась своей храбрости, сбежала обратно под шкаф.
На следующий день после приезда меня отвлекли от работы — те самые зрители, увидевшие, как я «кормлю» змеевик копейками. Это оказались рубщики из Тальки и ближних к ней деревень. Трасса уже дошла до Гремячего озера, точнее, была напротив него, и работники просились вернуться по домам, мол, оттуда ближе добираться, плюс домашние харчи и всякое прочее. Сохранность инструмента обещали обеспечить, коней забирать на ночь к себе, а подводы и прочее крупное оборудование просто накрывать дерюгой от непогоды — мол, кто, куда и как их утащит без дороги-то? Всё это смотрелось разумно и здраво, правда, дед подсказал пару-тройку подводных камней.
— Так, коней для своих нужд не использовать, или только для себя, не для заработка и так, чтобы успевали отдохнуть. Корма — на корм коням, а не им и всей домашней живности. Инструмент если поломаете или затупите, или пролюбите, когда будете дома использовать — будете-будете, не спорьте даже — ремонтируете или заменяете сами, полностью и без дополнительных напоминаний. На работу не опаздывать, пьяными и с похмелья в расчёте доспать под кустом не приходить — просто отправим домой и день не засчитаем, будут повторения — попрощаемся. С собой спиртное, даже бражку, которая «совсем не крепкая» не приносить и в обед не распивать. Если возражений нет — Рысюха с вами, ночуйте дома.
Судя по выражениям лиц в чём-то я их надежды порушил, а некоторые идеи подсказал новые. Тем не менее «палиться» на желании схитрить они не стали, условия приняли и из общинного дома съехали. Места для ночёвки, пригодного для бабули или лучшего, чем у меня сейчас, не прибавилось, но стало зато намного тише и спокойнее.
К концу моей работы бабушка, успевшая облазить всё и везде сунуть нос, откровенно заскучала, но ехать одна не хотела. Справедливости ради, была от неё и польза. Так, осмотрев вынимаемые из озера ил и грязный торф, она уточнила дозировку и способ внесения в землю, причём её слушали внимательно и без выражения недоверия — тут и возраст, и её направление магии сказались. Подсказала хозяйкам, что и как тут лучше выращивать, кому-то «подтянула» медленно растущие овощи, в общем — стала своей. Но сельская романтика ей быстро надоела и бабушка, как я уже говорил, заскучала и вот-вот могла начать чудить. Оставаться здесь с ней дальше — означало подвергать свою психику постоянной трёпке, чем дольше — тем больше. Пусть оставались ещё неоконченные дела, но приходилось уезжать.
В последний вечер я потратил некоторое время, чтобы переписать на бумагу всё то, что дед вспомнил про изготовление топливных брикетов из торфа, а также из опилок и щепы. Плюс то, что он вспомнил про торфяные горшочки и торфяные кубики для рассады, но сомневаюсь, что эти последние будут иметь спрос: технологии выращивания овощей в моём мире, насколько я знаю, сильно отличались от того, что показывал из своих воспоминаний дед. Дробление торфа, пластификаторы, добавки, регулирующие скорость горения, режимы прессования и сушки — многое обрывочное или предположительное, или вовсе расплывчатое «в достаточной мере». Маша поделилась новым рассказом про котейку:
— Вечером перепугались от странного и страшного звука, который вообще не могли определить. Не то рёв, не то гул, не то рычание. Осторожно, с защитой, зашли в комнату, а там — наша прелесть. Увидела мотылька и вышла на охоту. Залезла на спинку стула, но тот летает вокруг лампы, эта достать не может, смотрит на дичь — и орёт не своим голосом. У меня от этого дикого вибрирующего рёва до сих пор все ноги в пупырышках, так страшно было! Откуда только в такой мелочи такой звук⁈
Жаль, что эксперименты Влад будет проводить без меня. Хотя… Пока в Осиповичах в паровозных мастерских изготовят пресс, включая формы, и прочие механизмы, те же дробилки и механические мешалки, пока привезут, пока смонтируют. Думаю, ближайшие дней десять уйдут на сушку торфа, его дробление и перемешивание, приготовление смесей. А там, может быть, и я вернусь.
Ещё жаль, что не приму участие в запуске взорвавшегося и восстановленного мной агрегата. На его сборку, окончательную отладку и заправку уйдёт до двух дней, а за это время заскучавшая бабушка «выест всю печень», по странному, но на удивление понятному выражению деда. Но при этом испытывал странное облегчение от того, что не буду стоять рядом с чуть не убившим меня около года назад агрегатом. Стыдное чувство освобождения от постыдного страха, простите за опять же тавтологию.
В Осиповичах оказалось, что «дешёвого» поезда до Минска нет, так что или брать купейный билет на проходящий поезд до Минска, или ехать с пересадкой в Пуховичах.
«Или на машине — хоть до Пухович, хоть до Минска».
Пока бабушка изучала расписания в попытке сэкономить — я просто пошёл и купил два билета в купе поезда «Киев-Рига». Единственное, о чём жалел — что нельзя оставить деда рядом с бабушкой, чтобы оба мне голову не дурили, а друг другу — сколько угодно. Одна экономией где не надо, второй — автомобилизацией всей жизни.
В Минске использовал тот же приём: погрузил бабулю с чемоданами в поезд, а перед самым отправлением попрощался и выпрыгнул на перрон. Ну, а что? Ещё только два часа пополудни, у меня в городе дела, ради которых специально сюда ездить не хочется, а тащиться с бабулей и её чемоданами в губернское жандармское Управление идея и вовсе нездоровая. Примерно так ей и сказал — насчёт дел. И ещё что в Смолевичах её встретят — я ещё из Осипович дозвонился до Егора Фомича, и тот обещал или встретить, или привлечь к этому Семёныча.
«Интересно, я сегодня успею и в лаборатории отметиться, и в одну из строительных фирм заехать, которые мне рекомендовали для работ в фамильном имении?»
«Кхм… А вот с этим пока не стоит торопиться, я думаю».
«Зачем⁈ И так столько лет потеряли!»
«Может потребоваться переделка проекта. Сильная».
«С чего бы это⁈»
«Давай, я тебе после лаборатории скажу, а пока ещё раз свои выкладки перепроверю? А то я и сам ещё не уверен».
Вот же… загадочный зверёк! Мне теперь мучайся неизвестностью. Это же отвлекать будет!
«Если я тебе скажу, что тут надумал — тебя оно отвлечёт ещё сильнее».
В лаборатории меня встретили… Да никак особо не встретили. Слишком мало я тут проработал до отъезда в Могилёв и слишком долго отсутствовал. Нет, меня узнавали, здоровались, но и только. Разве что Сергей Мышухин высказал некоторую радость. Заведующий лабораторией, Мефодий Никифорович, сразу усадил писать отчёт о командировке — ведь формально я считался в Могилёве откомандированным.
— Чистая формальность, я понимаю, но — положено! Вот-с, по формам пятнадцать а, семнадцать и девятнадцать бе, с приложениями согласно списка.
Но и я был уже не тот, немного закалился в бумажных джунглях и чернильных битвах.
— Простите, но это же для штатных сотрудников. Мне ни командировочных, ни суточных не положено, потому отчитываться за них тоже не нужно. Задание на командировку мне также не выдавалось, только сопроводительное письмо. Да и в целом, согласно циркуляру двести семнадцать от третьего марта…цатого года, мне надлежит отчитываться по форме шестнадцать, и приложения по списку из формы девятнадцать вэ.
— Да? С одной стороны — действительно, внештатник, с другой… Надо посмотреть, посоветоваться. Пока пишите, как знаете, и, главное, приложения готовьте, с фактическими данными.
В общем, от большей части писанины отбился, обязательные к сдаче материалы оформлены были заранее и скорее всего — идеально, Большая Света сбоев не давала ни разу за всю известную науке историю. Справился я со сдачей отчёта всего за полтора часа. Причём сейчас я понимаю, что это на самом деле «всего лишь», год назад я бы уже через полчаса начал нервничать «почему так долго», а из-за отсутствия опыта и знаний потратил бы полдня и ещё должен остался.
Работы для меня сегодня не было, так что в четыре часа дня я уже вышел на улицу — свободный, как ветер. Особенно с учётом того, что баул втихаря отправил с бабушкой, о чём позвонил ей через пятнадцать минут после отправления поезда и был обруган за безответственность, а из саквояжа выложил изрядную пачку макулатуры. Присутственные места закрываться начнут уже через полчаса, хотя иные конторы, включая строительные, ещё два часа работать должны. Так, стоп, что там дед мутил? Насчёт того, чтобы отложить долгожданное строительство в имении?
«Дед, давай, рассказывай, что ты там удумал такое?»
«Ты бы присел, внучек».
«Дед, давай без пошлых штампов?»
«Я сопоставил то, что нам говорили на лекциях, то, что видел в имении, услышанное от других студентов, посчитал…»
«Ну, что замолчал? Что ты там высчитал?»
«Что с вероятностью семьдесят восемь процентов у тебя — у нас — в имении есть так называемое „тонкое место“. Если уточнить некоторые воспоминания, то можно пересчитать точнее».
«Какое место?»
«Тонкое».
«Это которое переход на изнанку⁈»
«В котором можно построить переход на изнанку».
«Ты уверен⁈»
«На семьдесят восемь процентов».
«И что мне с этим делать⁈»
[1] Три копейки, если кто не в курсе. Изначально три СЕРЕБРЯНЫХ копейки, но потом эта подробность забылась. Отсюда и «пятиалтынный» для советской монеты 15 копеек.