ПРОДОЛЖАЮТСЯ СКАЗАНИЯ О СТРАНСТВИЯХ

И пред ним — зеленый снизу,

Голубой и синий сверху —

Мир встает огромной птицей,

Свищет, щелкает звенит.

Эдуард Багрицкий

Он идет, распрямив плечи, с высоко поднятой головой. И драконы скрываются с его большого пути, уползают шипя гигантские змеи, прячутся одноглазые людоеды-циклопы. Перед ним раскрывает заветные тайны многоцветный и многоликий мир. Как ни тесно сплелись быль и фантазия в сказаниях о том, что увидел он на Земле, его странствия помогут сорвать призрачное покрывало с нашей планеты.

Сквозь безмерную даль веков нелегко разглядеть идущего. Но мы кое-что знаем о нем, даже имя… Впрочем, у него разныэ имена. Ведь у каждого народа есть свои знаменитые путешественники.

СИЮЦЗИ

Их четверо. Они держат путь на Запад. Вы только взгляните, какой это трудный путь:

Вьются кольца

Проложенной в древние годы дороги.

На сосновых ветвях

Отдыхают в пути журавли,

И за ними, стремясь

Через пропасти и перевалы,

Отрываясь от скал,

Облака исчезают вдали,

Оставляя скучать

Одинокие хмурые скалы[17].

Всадник едет на белом коне. Это круглолицый почтенный монах. Его пешие спутники легко поспевают за ним. У них странный, фантастически удивительный облик. Не страшитесь их, не судите о встречных по внешнему виду. Все равно вам не догадаться, что среди них находится сам Сунь У-кун — Царь обезьян. Вы лучше послушайте, что расскажет он о себе:

«Еще в детстве я познал тайны волшебства, и меня назвали У-кун, что значит познание небытия. Благодаря своим способностям я стал Великим Мудрецом, равным небу. Однако за то, что я отказался повиноваться велениям неба и устроил дебош в небесных чертогах, пришлось мне перенести немало мучений. Но сейчас уже все позади, я постригся в монахи, вступил на путь Истины и сопровождаю моего учителя, Танского монаха, на Запад для поклонения Будде. Мне ли бояться высоких гор, опасных дорог, широких рек или бурных волн? Я могу ловить оборотней, покорять чертей, усмирять тигров и вылавливать драконов. Если понадобится — взберусь на небо и сойду в преисподнюю»[18].

У Сунь У-куна — Царя обезьян в этом путешествии много хлопот. От каких только опасностей не приходилось ему охранять, из каких только бед не выручал он ученого монаха, совершающего свой долгий путь!

Злые волшебники хотят съесть этого добродетельного монаха. Государыня женского царства хочет сделать его, давшего обет целомудрия, своим мужем. Чародейки с помощью хитростей и колдовства домогаются его любви. Даже источник, из которого испил прозрачной воды монах, вдруг оказывается непростым, волшебным. Кто отведает из него воды, тот зачнет и родит младенца.

И от всех злоключений монаха надо спасать. Сам он очень ученый, благочестивый, но не очень-то храбрый, и в тяжелую минуту умеет только молиться.

«Вьются кольца проложенной в древние годы дороги…» Уже скоро они выведут нас во вполне достоверный мир. Приближается крутой поворот, за которым откроется путь подлинных странствий, действительной жизни. А пока мы на последних дорогах легенды. «Сиюцзи» («Путешествие на Запад») — так называется одна из самых увлекательных средневековых китайских книг. Это фантастический роман[19]. В нем сто глав, около двух тысяч страниц и несметное множество невероятных событий и приключений. Главных героев его мы уже повстречали. Но кого только не увидишь еще на страницах романа — императоров, полководцев, монахов, чиновников, охотников, дровосеков, добрых духов, а также разных оборотней, с которыми неустанна сражается доблестный Сунь У-кун!

Оборотни — это звери, превратившиеся в злых духов, наделенных человеческим обличием. Настоящее лицо оборотня, вернее, его хищную звериную морду, можно распознать, лишь убив его или произнеся соответствующее заклинание. Вот вступает Сунь У-кун в борьбу со злым волшебником-оборотнем, отрубает ему голову, и на землю падает обезглавленный тигр.

Сунь У-куну приходится сражаться и с драконами, и с чародейками, и с могущественными колдунами. Но он побеждает всех. Ему доступно 72 превращения. Он может превратиться в муху или в пчелу, принять облик юноши и старика. Он выдернет волосок из своей обезьяньей шерсти, скажет волоску «превратись» — и тот превратится в задуманное: в оружие, в дерево, в живое существо.

А ученый монах, по имени Сюань Цзан, которого Сунь У-кун сопровождает в путешествии на Запад, обладает лишь святостью. Он бывает подчас несправедлив к Сунь У-куну. «Боюсь, что без меня вы никогда не доберетесь до Индии», — говорит ему Царь обезьян, когда однажды рассердившийся монах хочет его прогнать. «Моя судьба в руках неба», — смиренно ответствует Сюань Цзан. «Если мне суждено, чтобы какой-нибудь дух сварил и съел меня, — значит так и будет»[20]. Впрочем, попав очередной раз в беду, он опять призовет к себе на помощь Сунь У-куна.

У Чэн-энь — автор романа «Путешествие на Запад» — широко пользуется в повествовании стихом, прибегает к краскам поэтической речи для того, чтобы передать величие пейзажа, переживания героев, собственные раздумья и волнующие перипетии бесчисленных битв. Ведь бывает, что когда ведутся сражения с волшебниками, меркнет солнце, прячутся в страхе звезды. Разве можно в прозе изобразить такую картину:

От шума битвы солнце лик свой скрыло.

Однако тьму луна не озарила.

И, как птенцы, покинувшие гнезда,

По небу разбрелись испуганные звезды.

Действие происходит не только на земле, но и в преисподней и на небесах. Казалось бы трудно найти произведение более далекое от действительности, нежели этот старинный роман. Но за фантастическими чудесами, за иносказаниями на страницах романа ясно видится современное его автору феодальное китайское общество.

«Путешествие на Запад» — это подлинная энциклопедия быта, верований и обычаев средневекового Китая, в ней много сведений и о китайской природе.

Вереницей проходит по ста главам романа земная и небесная знать и ее чиновничье и военное окружение. Среди знати немало вероломных и жадных людоедов, с которыми сражается Сунь У-кун. Вереницей проходят простые люди — ремесленники и крестьяне, изображенные бесхитростно и правдиво. У Чэн-энь едко высмеивает тупых и жестоких правителей, И хотя он, видимо, не помышляет при этом ни о чем большем, кроме того, чтоб правители были более справедливы и мудры, его книга в иносказательной форме осуждает многие стороны порядков средневековья[21].

На страницах «Путешествия на Запад» искрится народный юмор, широко представлен старинный китайский фольклор. И немало самых невероятных событий, о которых повествуется в нем, как-то связаны с событиями, действительно происходившими в истории. Кажется, что может быть невероятнее, например, рассказа о том, как Сунь У-кун однажды полетел на облаке к трем священным островам в Великом Восточном море, на которых обитали божественные старцы, владетели эликсира бессмертия. Однако и такой фантастический эпизод — это не одна только выдумка романиста.

Еще за 18 веков до написания романа император Китая Цин Ши-хуанди послал целую морскую эскадру с несколькими тысячами юношей и девушек на поиски островов святых старцев, обладателей эликсира бессмертия. Предводителем эскадры был алхимик Суй Фу. Как позднее стало известно, корабли достигли какой-то заморской земли (возможно Японии). Таким образом, Сунь У-кун в романе «Путешествие на Запад» совершает полет на облаке за тем же волшебным напитком, за которым взаправду плыла некогда эскадра, снаряженная Цин Ши-хуанди.

О множестве удивительных вещей можно узнать из написанного великим китайским писателем средневековья романа «Путешествие на Запад». Но самое удивительное состоит в том, что основа его содержания — повествование о путешествии, которое совершил ученый монах Сюань Цзан, это вовсе не вымысел, это быль. «Вьются кольца проложенной в древние годы дороги…» Она пролегает не в призрачных землях легенды, а по настоящей земле, среди гор и пустынь. По дороге идет китайский монах Сюань Цзан, совершая свое подлинное долгое странствие.

Сюань Цзан жил в седьмом веке. Он прошел из Китая в Индию по караванным путям Внутренней Азии, через пустыни и горы. Более двух веков до него китайский монах Фа Сянь проделал подобное путешествие, пробыл в Индии десять лет, вернулся на родину морем и в своем сочинении рассказал о долгом пути и о тридцати посещенных странах.

Путешествие Сюань Цзана оказалось еще более долгим и трудным. Начиналась дорога от предместий Сианя, древнего китайского города, пролегала на северо-запад, через лёссовое плато, а потом вдоль окраин песчаных пустынь.

Еще в сочинении Фа Сяня об этих пустынях было написано, что в них «витает множество злых духов и дуют ветры до того горячие, что убивают путников, которые встретятся».

«Ни птицы в воздухе там не летают, ни зверь там по земле не ходит», — гласила древняя книга[22]. По словам ее, лишь сухие кости погибших путников позволяют сыскать в этих страшных пустынях дорогу.

Уходила дорога все дальше на северо-запад и достигла наконец подножия Тянь-Шаня. Сюань Цзан поднимался узкими тропами на горные кручи, достиг перевала Бедель, расположенного на высоте свыше четырех километров над уровнем океана, пробирался через горы семь дней и потом в описании странствий рассказал о больших трудах и опасностях, поджидающих путника в Небесных горах.

«С начала мира снега, здесь накопившиеся, обратились в ледяные глыбы, которые не тают ни весной, ни летом. Гладкие поля твердого и блестящего льда тянутся в беспредельности и сливаются с облаками. Путь пролегает нередко между нависшими с обеих сторон ледяными пиками и через высокие ледяные массы. Проходят между этими льдами с тяжким трудом и большими опасностями, под постоянными порывами пронзительного ветра и снежного вихря, так что даже в теплых сапогах и меховом платье стужа пронимает до костей. Нет сухого места, чтобы прилечь или поесть. И пищу варить и спать приходится на льду»[23].

Путешественник достиг берегов озера Иссык-Куль, побывал в Чуйской долине, в городах Самарканде, Ташкенте. А потом привела Сюань Цзана дорога к громадному нагорью — Памиру. Услыхав это незнакомое слово, он записал его не совсем точно, по отдельным слогам: «По-ми-ло». И опять Сюань Цзана встречали и стужа, и порывистый ветер, и снег.

Уходила дорога в Индию, к рекам Инду и Гангу, к городам бесчисленных княжеств. Прежде чем Сюань Цзан покинул индийские земли, миновало больше пятнадцати лет.

Непосредственной целью путешествия Сюань Пзана было изучение буддизма. Он привез по возвращении в Китай из Индии свыше шестисот буддийских сутр (священных книг) и приступил к переводу их на китайский язык.

Сюань Цзан — проповедник буддийской религии — принадлежит далекому от нас времени, да и в это давнее время он представлял далекое от народа сословие, высшую духовную знать. Сюань Цзан — путешественник, вдумчивый наблюдатель и искусный рассказчик о виденном, памятен и позднейшим векам. Им написана книга — «Записки о странах Запада», повествующая о пятидесяти государствах, в которых он побывал. Эта книга поныне остается важным историческим памятником, воссоздающим жизнь и культуру многих азиатских народов полтора тысячелетия назад.

Путешествие Сюань Цзана поразило воображение его современников. Вокруг этого путешествия стали складываться предания, разукрашенные фантазией безвестных рассказчиков. И, естественно, что в этих преданиях темы книжной премудрости буддизма заняли небольшое место. На первый план выдвинулась тема самого странствия, долгого, трудного, исполненного великих опасностей, всегда полная романтики тема покорения непроторенных путей. Но с такой темой, видимо, не очень вязался образ монаха, поглощенного малопонятными книгами и размышлениями. Ведь в пути злые духи, хищные звери, с ними надо сражаться. И в рассказах появляются верные спутники Сюань Цзана. занимает свое место среди них любимый герой китайского фольклора — Царь обезьян.

На основе народных сказаний о путешествии на Запад начинают появляться литературные произведения, романы и пьесы. Наконец в XVI веке эта тема вдохновляет китайского писателя У Чэп-эня, создающего роман «Сиюцзи» — одно из самых замечательных произведений китайской классической литературы.

Так случилось, что знаменитый китайский путешественник старинных времен стал памятен людям вдвойне. В его книге «Записки о странах Запада» оживает средневековая Индия и другие далекие страны, в которых он побывал. А в чудесной книге о его странствиях, написанной 900 лет спустя, оживает перед читателем средневековый Китай. Правда, в этой книге много фантастики. Но фантастика тоже имеет свои права. Вспоминая о путешествии, которое совершил Сюань Цзан, как ни вспомнить и о Царе обезьян Сунь У-куне.

МИЛЬОНЕ

«Название это, возможно, было перенесено с книги на автора, став его прозвищем, а возможно, и наооорот. Окончательно решить этот вопрос пока нельзя, любой догадке с равным основанием можно противопоставить другую»[24]. Так пишет современный биограф человека, которого соотечественники некогда прозвали «Мильоне».

«Мильоне» — именуют поныне на родине этого человека и книгу, обессмертившую его. Неизвестно, как озаглавил свое сочинение он сам и давал ли вообще ему какое-либо название.

Что мы знаем об этом человеке? Казалось бы, многое, а по сути почти ничего. Сохранились портреты. Но самый ранний из них написан художником XVII столетия, а Мильоне умер, когда только начинался XIV век. Трудолюбивые историки откопали несколько старых бумаг в архивах Венеции. Из бумаг явствует, что на старости лет Мильоне вел торговые дела в городе, был женат, имел трех дочерей, исправно взыскивал долги с должников, отличался скупостью и сутяжным нравом.

Какое нам дело до этого старика? Человеку, создавшему книгу, было не больше 15 лет, когда он отправился в Азию. Четверть века бродил он по караванным дорогам, видел великие пустыни и горы, жил при дворе монгольского хана, отвозил выдавать замуж китайскую принцессу в далекий Иран. Сколько приключений, опасностей, радостей и тревог испытал он на своих бесконечно долгих путях. Но об этом как раз мы ничего и не знаем.

Зато судьба книги Мильоне, настоящее имя которого Марко Поло, прослежена любознательными историками сквозь многие сотни лет. Поучительна и необыкновенна эта судьба. Бывает, что старые предания, которым верили люди, обращаются в сказки спустя века. Не так часто случается по-иному, чтоб собрание сказок превратилось в достоверную быль. Подобное превращение произошло с книгою Марко Поло.

Начинается история книги не то в 1295, не то в 1298 году. Место ее рождения обозначено с большей точностью, нежели год. Она появилась в генуэзской темнице. Как попал туда Марко Поло, мы знаем столь же мало, сколь обо всем остальном, относящемся к его жизни. Генуя и Венеция издавна соперничали за торговое первенство. Договоры о мире многократно сменялись походами, стычками, морскими баталиями. Может быть, настигла седа Марко Поло на какой-то венецианской галере, взятой на абордаж, и был захвачен он в числе других под стоны раненых и торжествующие крики генуэзских матросов.

Для человека, прошедшего мир, чтобы оказаться в тюрьме, это было тяжелым ударом судьбы. Для его еще неродившейся книги беда обернулась удачей. Брошенный в темницу, Марко Поло встретил там сочинителя рыцарских романов Рустичано, уроженца города Пизы, томившегося уже годы в плену. Имя Рустичано будет лишь однажды упомянуто в книге, которой суждено уже скоро начать свою жизнь. На первых страницах ее будет сказано, что сведения о разных частях света и о великих диковинах собирал Марко Поло двадцать шесть лет. «…Сидя в темнице в Генуе, заставил он заключенного вместе с ним Рустикана (Рустичано) Пизанского записать все это».

Для беспокойных историков такого упоминания достаточно, чтобы спустя сотни лет начать розыски Рустичано, найти рыцарские романы, написанные сочинителем из города Пизы, установить, что один из этих романов начинается теми же словами, что и книга венецианского путешественника Марко Поло. Но и самому дотошному знатоку жизни уже неживущих не дано быть всеведущим. И никто не ответит ныне, как попал Рустичано в темницу, как писал под диктовку венецианца книгу о мире, что с ним стало потом. Лишь художники восполняют пробелы знаний историков. Ныне многие издания книги о чудесах мира украшены рисунком: «Марко Поло в генуэзской тюрьме». На рисунке изображены двое. Марко Поло рассказывает, и рука его простерта к тюремной решетке, за которой скрывается виденный им необъятный мир. Рустичано записывает рассказ. На ногах у обоих цепи.

«Государи и императоры, короли, герцоги и маркизы, графы, рыцари и граждане, и все, кому желательно узнать о разных народах, о разнообразии стран света, возьмите эту книгу и заставьте почитать ее себе…»Такими словами начинается книга венецианского путешественника Марко Поло[25].

Трудно, даже невозможно, пожалуй, передать в немногих слонах ее содержание. Человек говорит о том, что увидел. Он спешит, ему хочется рассказать обо всем. Каждая из миниатюрных глав (в книге их больше ста) — это сокровищница бесценных сведений, изложенных без каких-либо ухищрений, подряд: об обычаях, правителях, женщинах, об единорогах и диких слонах, о пряностях и алоэ, о ястребах, черных, как вороны, о маленьких обезьянах с человечьим лицом. Все, что перечислено здесь, взято наудачу из одной только одностраничной главы.

Остановится на секунду рассказчик, переведет дыхание и спросит: «Что теперь вам еще сказать?» А не то как бы подведет черту под главой: «Оставим это царство, рассказывать тут больше нечего. Расскажем о другом царстве».

Литература, искусство и всякие книжные премудрости не занимают этого человека. До сих пор удивляются исследователи, как это Марко Поло, обладавший такой исключительной наблюдательностью, такой редкой памятью, позабыл рассказать о китайской книге. Ведь для европейца того времени, знавшего лишь рукописи на свитках пергамента, печатная китайская книга должна была показаться одним из невиданных ранее чудес. Но нашего венецианца привлекает не это. Он неученый человек, хотя и умеет читать на четырех азбуках и говорить на четырех языках Востока. Кто он по своему воспитанию, своим занятиям? Прежде всего купец. От его взора не скроются никакие изделия, пряности, никакие редкостные дары природы.

Он не только купец, ему приходилось выполнять много лет поручения монгольского хана, ездить по землям Китая, собирать сведения о городах, населении, богатствах этих земель. А приехав ко двору хана, развлекать его. ко всему прочему, рассказами о диковинах.

Наконец, он просто полный жизненных сил человек, любопытный, проворный, зоркий. Он ходил по дорогам Востока, будучи юношей, продолжал бродить по ним в годы своего возмужания. Его манят незнакомые города и селения, которые сулят неизведанное.

Привлекает ли его все то, что обычно влечет его сверстников, искателей приключений: увеселения, пирушки, хмельной сок виноградной лозы, танец девушки с гибким станом Биографы пытались гадать об этом. То ли он оставил на Востоке свое сердце, любил и был любим. То ли это был черствый, сухой человек. Любая догадка имеет какое-то основание. Любую из них нельзя окончательно подтвердить. Марко Поло рассказывает о диковинах, о дорогах, о странах. Но почти ничего не говорит о себе.

Бесспорно одно, его восхищение вызывает Китай, тамошние города, обычаи, нравы. Самые теплые слова, которые он скажет в книге о девушках дальних стран, будут сказаны о китайской девушке:

«Надо вам знать, что девушки в Китае не имеют равных себе в отношении добродетели и скромности. Они не предаются шумным и неприличным развлечениям… Они не прислушиваются привычным ухом к бесстыдным речам. И они не прислушиваются к словам своих поклонников».

Не так-то уж часто встречается в его рассказе слово, которое насмешливые венецианцы превратят в прозвище путешественника — «Миллион».

На миллионы он считает доходы монгольского хана и насчитывает их слишком много, чтоб поверили ему расчетливые купцы Венеции, знающие толк в барышах.

Говоря о Китае, он чаще употребляет другие слова: «Самый большой, самый лучший в свете». Только в землях, подвластных одному городу Кинсао (Ханьчжоу), «сахару родится и выделывается более, нежели в целом свете». А сам город Ханьчжоу «самый лучший, самый величавый город в свете». Хан получает с этого города неслыханные доходы. Только доход с соли дает ему пять миллионов золотом. Не мудрено, что такие рассказы дадут основание соотечественникам посмеяться и назвать Марко Поло — «господин Миллион».

Как бы то ни было, книга написана. Марко Поло выйдет из генуэзской темницы и заживет стариковской жизнью в Венеции. А книга отправится в путь. Ее будут переводить на французский, латинский, ирландский… Книга найдет своего читателя при королевском дворе, в монастырской келье, в купеческом доме, ее будут знать жители разных стран.

«…Всякий, кто эту книгу прочтет или выслушает, поверит ей, потому что все тут правда». — так написано в книге. Но современники не поверят ей.

Слишком много было в этой книге такого, что не укладывалось в голову образованного человека любой европейской страны того времени. И не потому совсем, что путешественник пересказывал слышанное на караванных дорогах. Не потому, что в рассказах его были и птица Рух, и долина Алмазов, и другие удивительные чудеса, о которых он слышал где-нибудь от бродячего сказочника в караван-сарае и которым верил. Подобным рассказам верил не только он, но и другие люди европейского средневековья. Недоверие, насмешки начинались обычно там, где венецианец повествовал не о слышанном, а о виденном собственными глазами.

В его книге написано, например, об острове Суматра, именуемом им «Малая Ява»: «Знайте, по истинной правде, остров этот так далеко на юг, что Полярная звезда совсем невидима, ни мало, ни много». Разве мог поверить в подобное какой-либо венецианец, или генуэзец, или француз, знающий церковную географию? Как было не посмеяться им над Марко Поло — первым из известных нам европейцев средневековья, которому посчастливилось видеть звезды экватора.

Много вздорного рассказывал Мильоне в своей книге. Какой купец станет верить ему, будто люди расплачиваются за товары бумажками? Кто поверит, что китайцы топят в печах черный камень и жар от него больше, нежели от березовых дров?

Люди смеялись, пожимали плечами и все же читали. Для них это был интересный роман, собрание увлекательных небылиц. Одно из названий, под которым известна книга Марко Поло людям средневековья, таково: «Роман о великом хане».

Рассказывают, что друзья Марко Поло были огорчены той сомнительной славой, которую получила книга. Один из современников Мйльоне Якопо д’Аккви передает такое предание: «И поскольку, там [в книге] было много великого, имеющего огромную важность, а также совсем невероятного и немыслимого, друзья Марко, когда он уже умирал, стали умолять его, чтобы он исправил свою книгу и изъял оттуда все, что выходит за пределы [истины]. А Марко ответил: «Я не написал и половины того, что мне довелось повидать».

И только спустя два-три столетия по-иному начинают смотреть люди на книгу, написанную человеком, которого прозвали Мильоне. Понемногу эта книга превращается из сборника вымыслов в источник важных сведений для ученых. Появляются карты, на которые нанесены названия государств и городов, о которых писал Марко Поло, в книгу вчитываются космографы, путешественники, они ищут в ней уже не развлечения, а помощи.

Что вам теперь еще сказать?

В библиотеке Севильи хранится старинная книга, написанная по-латыни. На полях ее множество всяких пометок. Усердный читатель, сделавший некогда эти пометки, был моряком. Вместе с ним книга плыла на корабле по дороге в неведомое. Поздно ночью, по окончании дня, одного из многих дней наполненных томительным и тщетным ожиданием земли, капитан корабля спускался в каюту. И в какой раз открывал и перечитывал снова слова, которые должны были запомниться ему наизусть: «Остров Чипунгу (Япония) на востоке, в открытом море, до него от материка тысяча пятьсот миль…»

Плыл корабль на поиски Индии и богатого острова «Чипунгу». Человек, обессмертивший в этом плавании свое имя, моряк, родом из Генуи, Христофор Колумб, выходил из каюты на капитанский мостик. А в каюте ждала его до ночи книга, написанная по-латыни.

Что вам сказать еще?.. Давно нашли место на карте все континенты и архипелаги. Около шестисот лет прошло с той поры, как диктовал свои записи путешественник Мильоне, а книга его живет. И никто еще не оставил ее недочитанной.

ХОДЖА ИСУФ ХОРАСАНИ

Так кто-то стал называть его в заморской земле. А сам он нигде не отказывался от своего настоящего имени. «Имя мое Афанасий, по-бусурмански же ходжа Исуф Хорасани»[26], - терпеливо втолковывал он людям неведанной знойной страны, в которой негаданно очутился.

Рассказ этого человека о странствиях его был внесен в русскую летопись, а потом надолго забыт. В XIX столетии летописный текст обнаружил историк И. М Карамзин, написавший по этому поводу: «Доселе географы не знали, что честь одного из древнейших, описанных европейских путешествий в Индию принадлежит России Иоаннова века… В то время, как Васко де Гама единственно мыслил о возможности найти путь от Африки к Индостану, наш тверитянин уже купечествовал на берегу Малаоара…»[27]

Массу точных и ценных сведений об Индии далекого прошлого почерпнули из старинного рассказа ученые. Редко кто из путешественников средневековья, побывавших в неведомых землях, отличался такой наблюдательностью, говорил о виденном столь же просто, правдиво, без лишних прикрас. Ныне старый летописный текст привлекает многих читателей. Он невольно напоминает им о напеве былин, о Садко, о наивных образах сказки. И не только об этом, не только о седой старине. Он принадлежит нашим дням, как давнишнее свидетельство возможности взаимного понимания и сближения людей, разделенных морями, обычаями, верованиями. Он обрел через полтысячи лет новый смысл.

«Написал я грешное свое хождение за три моря: первое море Дербентское — море Хвалынское, второе море Индийское — море Индостанское, третье море Черное — море Стамбульское…»

Начинают написанные затейливой вязью строки летописи сказание о необычайной судьбе. Вниз по Волге плывут корабли с посольством от Московского князя к Ширванскому хану. А с посольством — торговые люди. Едет к морю Хвалынскому в Шемаханскую землю Афанасий Никитин, тверской купец.

Купец купцу рознь. Одни с каменными палатами, с кораблями, дом у них — полная чаша, склады ломятся от добра. У других все богатство — тюк набитый товарами. а не то какой короб, где всего понемногу. Набрал в долг товаров и тверской купец Афанасий. Да не довезти их, не вернуться назад, не увидеть родной Твери. Нападут на судно татары, ограбят. Много мытарств испытают купцы. Доберутся до Шемахи, станут слезно просить Шемаханского хана, чтоб пожаловал он, чем дойти до Руси. Хан не даст ничего. Куда податься купцам? Кого дома ждут склады добра — может добираться домой. А что делать, коли дома только долги?

«И мы, заплакав, разошлись кто куда: у кого было что на Руси, и тот пошел на Русь; а кто был должен там, тот пошел, куда глаза глядят», — читаем в старинной летописи.

И пошел Афанасий в Дербент, а оттуда в Баку. Увидал там огонь, подымавшийся из земли. Это «вечные огни» горели над выходами подземных газов около города. Поразился тверич и в тетрадке своей записал, что в Баку «огонь горит неугасимый». Отсюда, собственно, и начинается хождение тверского купца за три моря.

«Первое море Дербентское — море Хвалынское…» Переплыл Афанасий Никитин на судне Каспий — синее Хвалынское море, вышел на берег и отправился куда глаза глядят по заморской земле. Прожил год в городах Ирана, где по месяцу, где побольше, где по нескольку дней. Чем кормился он, кем работал? Рассказывать об этом можно по-всякому, а можно и промолчать, как молчат записи самого Афанасия Никитина Всю иранскую землю прошел за год от моря до моря путешественник из Твери и добрался до богатого торгового порта Ормуза. «И тут есть пристанище Ормузское, тут же есть Индийское море…»

То ли уцелело у тверского купца немного денег от прежнего, то ли как-то собрал их за год жизни в чужой земле. Но в Ормузе Афанасий совершает покупку. Он прослышал, что за морем (вторым морем в его долгой дороге) дорого ценятся кони. И купил он тогда жеребца, взошел с ним на корабль. «И привез я, грешный, жеребца в Индийскую землю…»

Путешественником не рождаются, им становятся в дальнем странствии. Чем дальше дорога, тем крепче ноги и зорче глаз. Все подробнее ведет записи Афанасий Никитин, все любопытнее ему узнавать, как живется людям в заморской земле. И когда индийцы пашут и сеют, и как приготовляют из кокосовых орехов вино, и чем коней кормят, и как одеваются, и во что верят. «Всех же вер в Индии 84… Вера с верою не пьет, не ест, не женится».

Поначалу не очень-то понравилось Никитину, как живут в Индии люди. Но, пожив да пооглядевшись в Индийской земле, подружился Никитин с простыми людьми, с кем свела его ненароком судьба. А они подружились с пришельцем из неведомой им Твери. И не стали они от него «таиться ни в чем, ни в еде, ни в торговле, ни в молитве…»

Всякой всячины понаслышался между делом тверич. Будто есть какая-то птица, что летает ночами и кличет «гукук», а коль сядет на какое жилище, то хозяин его помрет. Обезьяны имеют, будто, своего обезьяньего князя. Ежели кто их обидит, посылает обезьяний князь на обидчиков свою рать. Нападают на город обезьяны, дворы разрушают и людей побивают.

Мало ли о чем можно услышать в заморской земле. Мало ли что в ней можно увидеть своими глазами. Повидал Афанасий в столице мусульманского царства, одного из самых могущественных царств тогдашнего Индостана, как выезжает на охоту ихний султан. Перед ним — трубачи, плясуны, обезьяны, разнаряженные слоны в золоченых доспехах. За ним — тысячи всадников, многие тысячи пеших. Видел он, как живет простой сельский люд, нищий, голодный, раздетый. Видел, как носят на серебряных носилках знатных людей. Перед ними ведут десятки коней с золочеными седлами, а вокруг свита, сотни всадников, трубачи.

И появились в заветной тетради Никитина такие строки: «Земля весьма многолюдна; сельские люди очень бедны, а бояре богаты и роскошны». (Вот как звучит это в подлиннике: «А земля людна велми, а сельскыя люди голы велми, а бояре силны добре и пышны велми»).

Так ходил человек необычной судьбы по Индийской земле, скитался от города к городу. Однажды местный властитель забрал у него жеребца: переходи в мусульманство — отдам обратно и добавлю к жеребцу еще золота. Вызволила и тут странника судьба от беды. Заступился за него знатный человек при дворе. Отдали жеребца. Крепко держался за свою веру купец. И все жене простое оказывается это дело разбираться во всяких верах. Ни одному соотечественнику его на Руси не приводилось узнать столько верований, сколько ему. Все терпимее начинает он к ним относиться и объясняется с мусульманским правителем попросту, рассудительно: «Ты совершаешь молитву, и я ее также совершаю, ты пять молитв читаешь, я три молитвы читаю я чужеземец, а ты здешний».

Многоликий мир жизни раскрывает свои хоромы Никитину. В этом мире все пестро, все неожиданно: тьма верований. языков, и у каждого языка, у любой веры свои обычаи-, свои порядки. И в тетради Никитина тоже начинается подчас смешение языков. Рядом с русскими строками появляются строки на невообразимой смеси восточных слов. Потрясено виденным в мире сознание, смятены привычные представления. Лишь одно остается незыблемым — любовь к Родине. Вот уже пятый год пошел, как покинул он Тверь. И мешая русские слова с арабскими, персидскими и турецкими, он вдруг где-то среди записей о знойных городах чужих стран впишет строки, звучащие страстным криком тоски по Руси и сыновней любви к родимой земле: «На этом свете нет страны, подобной ей, хотя вельможи (бояре) Русской земли несправедливы (недобры). Да станет Русская земля благоустроенной, и да будет в ней справедливость».

Обошел Афанасий, почитай, все Индийские царства. И жеребца продал и диковин повидал столько, что другому за всю жизнь никогда не увидеть. Но нет сил дальше жить на чужбине. Стал загадывать путешественник, как ему добираться домой. Нелегко выбрать путь, когда знаешь наперед, сколько надо избегнуть опасностей, сквозь какие пройти преграды. Всюду смуты, усобицы, властители воюют и грабят. Нелегко пройти мирному путнику по дорогам, где рыщут конные и пешие рати. «Пути не знаю. И куда я пойду из Индостана: на Ормуз пойти, а из Ормуза на Хорасан — пути нет, и на Чагатай пути нет, и на Бахрейн пути нет, и на Йезд пути нет…»

Но когда нестерпима тоска по родному дому, находится к нему путь. И пошел Никитин на Русь. Шел к Индийскому морю, плыл к Ормузу, добирался иранскими и турецкими землями «до третьего моря, до Черного», и пришел в город Кафу — генуэзскую колонию в Крыму. В этом городе (его поздней стали звать Феодосией) записи Никитина обрываются. А приписка трудолюбивого летописца Василия Мамырева, сделанная в летописи, гласит, что привезли к нему, дьяку великого князя, в Москву «гости» тетрадь «Офонаса тферитинина купца». И сказывают, что купец этот «до Смоленска не дошед умер».

Русские торговые люди бывали в Кафе. Надо думать, пошел Афапасий Никитин с ними из Кафы домой. Но не довелось ему дойти до Твери. Погребли его возле Смоленска купцы. А тетрадь путешественника, как, быть может, он сам их просил перед смертью, довезли до Москвы. И попала она в русскую летопись на поучение людям.

Схоронили его в чистом поле промеж трех дорог, как говорится в былинах.

И гуляют, шумят ветры буйные

Над его безымянной могилкою.

Нет, не так кончается повесть о тверском купце Афанасии Никитине. Все-таки он пришел в родной город. Ведь бывает, оказывается, и так, что сказание о странствии получает свое завершение через века. Прочитаем еще несколько строк. Их добавило наше время к сказанию.

В родном городе Афанасия Никитина радостный день. На открытие памятника собралось много людей. Путешественник стоит на борту корабля. И встречают земляки его с гордостью и любовью, и несут букеты цветов. И посланник Индийского государства обращается со словами уважения к первому русскому человеку, побывавшему в Индийской земле. И взволнованно звучат речи людей, говорящих о мире и дружбе.

Загрузка...