Добрый вечер, Ярушка!
Значит, ты решила теперь стать учительницей, а не балериной? Вот как! Почему ты изменила своё решение? Вообще-то оно мне нравится. Хорошая профессия. Только трудная. Правда?
Помнишь, ты как-то показала мне красивую почтовую марку с рисунком, который сделали ребята из шахтёрского посёлка Рудольфово под Будейовицами? Мы с тобой сидели, смотрели на неё, и ты всё допытывалась, как же это так: школа самая обыкновенная, а все ребята в ней хорошо рисуют. Неужели же каждый может стать художником?
Я и сейчас не могу тебе на это точно ответить, Ярушка. Но думаю, что часто мы не знаем своих возможностей и скрытых дарований. Талант может быть запрятан глубоко — его надо открыть, развить.
И помог ребятам в этом учитель.
Хороший учитель, по-моему, твой папа. Он никогда не был учителем в школе, но зато посмотри, как хорошо он учит и тебя и Либушу, учит жить.
Помнишь, как ты однажды «пропала»? Пошла после школы к подружке и заигралась допоздна. А дома все волновались, гадали, что с тобой случилось. Из школы ушла, а домой не пришла. Папа, мама, я и тётя Власта бегали, искали тебя. А потом папа всё-таки нашёл… Было уже темно, шёл дождь, и ты прыгала по лужам, промокшая, перепуганная. Когда ты увидела папу, бросилась к нему. Папа очень обрадовался, найдя свою дочку целой и невредимой, но он даже не остановился. Помнишь, что он тебе сказал: «Нет, девочка, ты ошибаешься, ты не моя дочка. Моя дочка Ярушка всегда приходит вовремя домой, она, наверное, уже давно спит». И ты бежала за ним и плакала.
Видишь, папа не ругал тебя, но, наверное, ты на всю жизнь запомнила, как папа «не узнал» тебя. Это был хороший урок. Ты поняла: тот, кто забывает о других людях, доставляет им огорчения, может и сам пострадать, — люди отвернутся от него, он станет для них чужим.
Не только взрослые, дети тоже учат друг друга.
Ты меня как-то спрашивала, что делать с озорником Тондой. Конечно, если кто-нибудь из пионеров плохо себя ведёт, товарищи должны помочь ему исправиться. Как? В двух словах это не объяснишь. Переучивать нелегко. Тут не составишь расписания — сегодня давайте займёмся силой воли, а завтра разучим смелость.
У каждого человека есть свои недостатки и свои достоинства. Один смелый, весёлый, но нетерпеливый (ты, наверное, знаешь такую девочку — не Ярушкой ли её зовут? — которая часто не убирает игрушки, бросает неоконченными свои вышивки), а другой аккуратный, усидчивый, но эгоист — думает только о самом себе. Я не видела двух людей с одинаковым характером.
Совсем не обязательно вызывать всех провинившихся на совет отряда.
Я расскажу тебе два случая, они произошли в прошлом году в одном пионерском лагере.
…День стоял жаркий. Врач запретил ребятам в такую жару идти в дальний поход, и пионеры пошли в лес, неподалёку от лагеря.
Неожиданно примчался пионер из дежурного отряда. Он запыхался, и речь его выглядела примерно так:
— Вера! Я! Вас! Ищу!
— Что случилось? — спросила вожатая.
— Приехала женщина. Из города. Вас спрашивает.
Надо тебе сказать, лагерь этот стоял в глуши, далеко от железной дороги. Гости навещали его редко.
— Здравствуйте, — сказала вожатая, подходя к женщине с усталым лицом.
— Здесь мой мальчик! — взволнованно сказала незнакомка. — Коля Чепраков. Скажите, что с ним?
— С Колей Чепраковым? — Вожатая недоуменно посмотрела на женщину. — Всё в порядке, он жив-здоров. — Она и сама забеспокоилась. — Пойдёмте, — сказала она, — сейчас ребята позовут Колю.
Они пошли по аллее.
Ребята мгновенно узнали о приезде Колиной мамы. По лесу понеслись крики:
— Коля Чепраков! Коля! Иди! Твоя мама приехала.
— Идёт! — громко возвестили ребята.
Мать кинулась к Коле, стала целовать его.
— Три недели! Три недели! — твердила она. — Почему ты не писал? Ни слова, ни строчки!.. Я чуть не умерла от беспокойства.
Коля густо покраснел.
— У меня марок не было, — ответил он.
— А я-то, я-то чего только не передумала!.. Вот с работы отпросилась… Ну как ты тут, сынок? — спрашивала она, заглядывая в хмурые глаза сына.
— Сколько же она километров прошла? — задумчиво спросил кто-то. — Двенадцать? Пожалуй, все пятнадцать. Наверное, не через лес шла, а по шоссе — верных пятнадцать.
— Вот глупости — «нет марок». У почтальона полно всяких марок. Да что! Почта доставит и доплатное, — сказал другой.
Колина мама пробыла в лагере до самого вечера. Её накормили обедом, уложили отдохнуть. Девочки набрали ей на дорогу корзиночку свежей земляники. У всех было чувство неловкости перед этой усталой женщиной. Так часто бывает: сделает один человек что-нибудь дурное, а другим стыдно за него, словно они сами виноваты. Мальчики из первого отряда вызвались проводить Колину маму на станцию. А Коля не смог — он наколол ногу.
Когда ребята вернулись, Коля бросился к ним: мама обещала купить ему на станции конфет. Но вместо конфет мальчики подали ему маленький плоский пакетик.
— Что это? — удивился Коля.
— Марки, — спокойно ответил Костя Павлов. — Твоя мама просила нас купить конфет, но мы подумали, марки тебе нужнее. Теперь ты сможешь каждый день писать письма.
— Даже по два письма в день, — добавил Алик Пирогов. — Здесь тридцать марок, а нам осталось жить в лагере всего пятнадцать дней.
Наблюдая эту сцену, я закусила губу, чтобы не засмеяться. А Коля с пакетиком растерянно побрёл в спальню.
Видела бы ты, какое у него было лицо…
А вот другой случай.
Вечером девочки мыли ноги возле террасы. Проходя мимо, мы с вожатой невольно подслушали их спор.
— Трусиха ты! Самая настоящая трусиха!
— Неправда, я испугалась, когда там что-то зашуршало…
— Я не испугалась, и никто не испугался, а ты вся белая была, до того перетрусила.
Наступило молчание. Кто-то закрутил кран, и вода перестала литься. По лестнице зашлёпали тапочки. Кто-то остановился на террасе.
— Пора спать, — сказала вожатая. — А ты, Катя, почему не идёшь спать?
Невидимая в темноте девочка вздохнула.
— Иду, — сказала она и проскользнула в дверь.
Разговор девочек обеспокоил нас: и я и вожатая понимали: спор ещё не окончился. Вряд ли Катя, которую обвинили сейчас в трусости, уснёт спокойно.
Возвращаясь после обхода, мы снова подошли к террасе третьего отряда. Как мы и предполагали, никто ещё не спал. Из раскрытых дверей до нас долетел взволнованный звенящий голосок:
— Хотите, я сейчас, сию минуту, побегу к реке? Встану и побегу. Не побоюсь…
— Спи лучше: там комары летают. Испугаешься… — прозвучал насмешливый ответ.
Кровать скрипнула, и мы ясно услышали, как зашуршало платье: девочка одевалась.
Мы хотели было вмешаться в спор, но тут же остановились. Разве можно спокойно проглотить самую горькую из обид? Какое же право мы имеем останавливать её, Катю, когда она решилась стереть с себя оскорбление? Если она струсила сегодня, то надо помочь ей проснуться завтра с ощущением выздоровевшего человека, с ощущением победы над собой и своим страхом, с уважением к самой себе. Нет, не следует мешать Кате. Слишком легко порой укореняются у ребят неверные мнения друг о друге. Как пристанет к человеку кличка, пусть даже несправедливая, так ни за что не отстанет от него. Назовёт кто-нибудь человека трусом или лентяем, так и станут все думать про него. А хуже всего — сам человек будет так же думать о себе.
— Вот я беру с собой носовой платок… Намочу его в речке и принесу, чтоб не говорили, будто я вру, — сказала девочка.
Она промчалась мимо нас. Мы пошли следом. Не хотелось нам оставлять её одну. Ночь была чёрная, а тропинка к реке круто спускалась под гору. Ещё упадёт или испугается…
Тёмная вода поблёскивала у берега. Послышался лёгкий всплеск — наверное, девочка окунула платок в воду…
Возвращалась она не торопясь, успокоенная…
Закончилось ночное происшествие неожиданно. Утром на линейке не оказалось пионерки из третьего отряда Веры Толмачёвой. Она прибежала красная, запыхавшаяся. На вопрос, почему она опоздала, Вера смущённо ответила:
— Тапочку потеряла на берегу…
Вот ещё новость! Бегать одним на речку было строго-настрого запрещено. Вожатая оставила Веру после линейки, и между ними произошёл странный разговор. Вера, честная, прямая девочка, твердила одно: на реку она бегала не купаться, а искать тапочку.
— Хорошо, но как же тапочка попала туда? — спросила удивлённая и рассерженная вожатая.
Вера посмотрела на неё, вздохнула и сказала:
— Только, пожалуйста, никому не говорите. У нас ночью случилось происшествие… Одну девочку — вам ведь не важна её фамилия? — все считали трусихой. Она обиделась и хотела доказать, что это неправда, и вот ночью, после отбоя, пошла к реке. Одна. Мы боялись, что она там испугается или упадёт. Ночью ведь правда страшно. Тогда мы трое пошли вслед за ней, но так, чтобы она нас не видела и думала, будто она одна.
Я вспомнила неясный шорох в кустарнике.
Вот какая история произошла в одном лагере…
Хорошие, Ярушка, девочки, правда? По-моему, они поступили по-пионерски.
Ой, какое длинное письмо получилось! Смотри не опоздай из-за него в школу.
Будь здорова.
Тётя Нина.