Глава 7 Остров Тори, вот и я

Пробуждение было соответствующим: во рту пересохло, в висках стучало, а под правой лопаткой жестоко болело. Я был готов горы свернуть при условии, что их тоже так ломает.

С трудом держась на ногах, я осторожно подошел к окну и с трепетом человека, собирающегося нырнуть в очень холодную воду, отдернул шторы. Я отшатнулся, но не так сильно, как рыбак, который прямо за моим окном красил свою лодку и стал нечаянным свидетелем яркого зрелища неухоженной мужской наготы. Его оскорбленное лицо сказало мне, что этот отвратительный спектакль сильно его расстроил и сегодня утром он, пожалуй, пропустит завтрак.

И снова душ хлестал мое тело то ледяной водой, то кипятком, но на сей раз я пережил это с гораздо меньшей стойкостью и предпочел хорошенько на него накричать. Если бы никто не провел с ним воспитательную беседу, он бы просто продолжил свое мокрое дело.

За завтраком ко мне присоединились единственные кроме меня постояльцы «Банбег-хауса», Кейт и Рольф, пара, которая приехала покататься на каноэ. Их брак был необычен тем, что Кейт была из Ирландии, а Рольф из Германии, то есть они были из стран, которые казались противоположными краями спектра. Германия, страна, отличающаяся точностью и пунктуальностью, и Ирландия, которая держалась на легкомыслии и чрезвычайно гибком графике принятия на грудь. Акцент Рольфа был, мягко сказать, оригинальным, немецкое произношение с двадцатилетним ирландским влиянием. Так, в представлении своих недоброжелателей, мог бы говорить голкипер «Манчестер Юнайтед» Петер Шмейхель. Энди подошел ко мне из другого конца столовой и позвал к телефону. Он был бледен, будто провел пару суток под лампами вроде ультрафиолетовых, но создающими противоположный эффект.

— Тебе звонят из «Шоу Джерри Райана». Тони, не забудь ему сказать, что мы пытаемся найти вертолет. Вдруг он поможет.

О боже, вертолет! Совсем забыл.

С «Шоу Джерри Райана» попросили подождать и сказали, что начнут интервью сразу после девятичасовых новостей. Я стоял с телефонной трубкой около уха, обеспокоенный тем, что прошлой ночью убил столько клеток мозга, и теперь кусок сыра сможет дать интервью лучше, чем я. Энди снова подошел ко мне. Что ему нужно?

— Тони, ты не мог бы взять трубку в баре? Потому что тогда я смогу включить радио тут, в гостиной, чтобы Кейт и Рольф могли послушать. Просто из-за динамиков будет эхо, если ты будешь разговаривать здесь.

— Ты уверен? Они вот-вот выведут меня в эфир.

— Да ничего страшного, у меня все работает, это новая система, мы все настроили, просто вешаешь трубку здесь, потом поднимаешь в баре и нажимаешь кнопку четыре.

Я положил трубку, взял телефон в баре и нажал четыре. Связь на линии оборвалась. Новые системы подводят. Зато в другой комнате четко и без всякого эха Кейт и Рольф слышали, как Джерри Райан взывает:

— Тони? Ты здесь, Тони Хоукс?.. Что ж, забавно, только что он был на связи, но мы его потеряли…

Я посмотрел на Энди, который рассматривал свои ботинки, а затем перевел на меня смущенный взгляд.

— Они еще позвонят, не переживай.

— Можно, в следующий раз я не буду брать трубку в баре и нажимать четыре?

— Ты прав, Тони, ты прав. Я ошибся в цифре, думаю, надо было нажать шесть.

— Если уже все равно, я лучше больше не буду рисковать.

— Ты уверен, Тони? Дело в том, что если не четыре, то уж точно шесть. Если ты возьмешь трубку здесь, Кейт и Рольфу придется слушать через наушники.

Насколько я понимал, Кейт и Рольф могли и так все слышать, в конце концов мы все находились в одной комнате. Однако Энди почему-то считал своим долгом сделать так, чтобы они слушали это интервью подобно всем прочим жителям страны, причем любой ценой, даже за счет возможности вывести меня в эфир.

Зазвонил телефон, и я схватил трубку до того, как Энди успел отправить меня в другую комнату, чтобы я нажимал там цифру шесть или еще какое-нибудь произвольное число, активирующее «новую систему». В трубке я услышал взволнованный голос.

— Тони?

— Да.

— Переключаю вас на Джерри.

Вот так проходило мое третье интервью по национальному радио — на фоне полного переполоха, который устроили Энди, Кейт и Рольф, пытаясь поделить одни наушники. Стараясь нормально разговаривать с Джерри, я наблюдал за тем, как шесть рук отчаянно распутывали чрезвычайно запутанные провода, а уши мелькали и маневрировали в пределах досягаемости проводов крошечных наушников. Словно трое избалованных детей дрались за подарок, который очень сильно хотели заполучить и я, не поверите, находил эту возню раздражающей. Однако я четко изложил необходимую информацию, не забыв упомянуть вертолет, и Джерри отправил соответствующий призывы по радиоволнам:

— Итак, перед нами стоит задача доставить Тони и его холодильник на остров Тори. Тогда вперед! Если у вас есть вертолет, подводная лодка, воздушный шар, катер на воздушной подушке, гидросамолет, яхта или даже скромная рыбацкая лодка — звоните нам, 1850 85 22 22, линия Райана свободна.

За охваченным радостью столом в гостиной, в сплетении трех рук поднялись три больших пальца моих преданных слушателей — все пришли к общему мнению, что после этого интервью для меня уж точно найдется вертолет. Телефон может зазвонить в любую минуту, и министр обороны предложит «билет в оба конца до острова Тори» с компанией «Военно-воздушные силы». А почему бы нет? Перелет на вертолете займет пять минут, вояки все равно сидят на задницах в ожидании, кого бы спасти.

Кейт и Рольф задержались на пятнадцать минут, чтобы получить хорошие новости из первых рук, однако, когда ничего не произошло, они пожелали мне удачи и отправились кататься на каноэ. Три чайника чая спустя телефон еще молчал, и мы с Энди начали нервно мерить шагами столовую. Энди, для которого эта миссия имела гораздо большее значение, чем забота о беременной жене, был уверен, что нужно позвонить в офис Джерри Райана и узнать, не поступало ли каких-нибудь предложений о помощи. Я не был так уверен, мне не хотелось выглядеть нахальным, но Энди сломил мою волю убедительным доводом:

— Если там пусто, мы сможем проверить контакты, которые нам дали вчера вечером — но если мы начнем это делать сейчас, а люди Джерри уже с ними общаются, мы только все испортим. Так что звони, Тони.

Иногда разразившаяся война может пробудить в человеке героя. Личной трагедией Энди было то, что его героизм раскрылся при появлении Человека-с-Холодильником. Поэтому когда мы узнали плохие новости о том, что «Шоу Джерри Райана» не получило ни одного звонка с предложением помочь мне добраться до острова Тори, Энди, несмотря на мертвецки бледный вид, внезапно ожил и начал делать один звонок за другим, заявив:

— Не волнуйся, Тон, мы доставим тебя туда.

Имя, которое нам дали накануне ночью, абсолютно ни о чем не говорило никому в министерстве обороны, поэтому он позвонил непосредственно в приемную ВВС, потом в местную газету, связался с местным членом парламента и через сорок пять минут почти непрерывного потока полного бреда в конце концов добыл телефон самой крупной шишки в министерстве обороны Дублина. Нам всего лишь требовалось, чтобы он разрешил ВВС тренировочный полет. Наступил «звездный час» Энди. Он уже доказал, что может убедительно нести несусветную чушь, но все это было тренировкой перед последним звонком. Он был великолепен. Я в изумлении слушал, как он убеждал дублинского бюрократа в том, насколько жизненно необходимо доставить Человека-с-Холодильником на вертолете на крошечный, малозаселенный остров в Атлантическом океане.

— …Понимаете, он англичанин, и здесь следят за его перемещениями, все утро меня заваливает звонками пресса, которая хочет знать, как продвигаются дела. Для нас это большая беда, потому что это одна из самых больших возможностей сделать хорошую рекламу Донеголу и острову Тори. Мы все в шоке, потому что меньше всего ожидали, что паром сломается, все страшно разочарованы, так как приложили столько усилий… Это просто гром среди ясного неба, прошлой ночью каждый делал все возможное, чтобы помочь… ага… ага… Я понимаю… верно. Я просто не хочу быть одним из тех, кто вернется в комитет и скажет, что у нас ничего не получилось. Если мы подведем Тони, мы подведем Ирландию и потеряем миллионы фунтов, которые может принести туризм.

Я слегка покраснел. Энди положил трубку и повернулся ко мне.

— Это… последний шанс. Они пообещали, что перезвонят через двадцать минут и скажут, да или нет.

— И каковы наши шансы, по-твоему?

— Хорошие. Очень хорошие. Было ощущение, что он правда хочет помочь.

Я немного разволновался. Прежде я никогда не летал на вертолетах.

Несмотря на то, что еще ничего не известно, разве я не читал, что вертолет — самый опасный вид воздушного транспорта? Я начал дрожать и попытался успокоиться, убеждая себя, что самое опасное — взлет и посадка. Потом я понял, что, учитывая расстояние перелета, мы, собственно, и собирались только взлететь и приземлиться. Легкая дрожь переросла в дикий ужас.

Но беспокоиться было не о чем, потому что через двадцать минут позвонили из министерства обороны и сказали, что им жаль, но помочь они не могут.

Мы испытали то, что, должно быть, чувствует теннисист, проиграв матч после серии матчболов. И пусть матчболы подавал оппонент, и подавал хорошо, все, что нам было нужно, это лишь немного удачи — задень он сетку или раздражительно промахнись по мячу, и мы бы выиграли. Адреналин бил через край, ощущался запах победы и миг торжества. Еще не наступил полдень, а нам показалось, что день уже прошел.

Мы утешали себя бессмысленными банальными фразами типа «может, это и к лучшему», «ну, по крайней мере, мы попытались», и, что неудивительно, они утешали мало. Энди выглядел более удрученным. В конце концов он потратил часы на то, что многие назвали бы бесполезным занятием, и его усилия действительно оказались тщетными. Похоже, мысль о том, чтобы провести остаток дня в менее бесполезных делах, его не вдохновляла. Он удалился, вероятно, чтобы возродить знакомство со своей женой и семьей, и сделать несколько дел, которые уже давно пора было сделать. Я побрел к причалу, чтобы проверить, не найду ли я рыбацкую лодку, которая может отправиться на остров завтра. Если ничего не выйдет, мне, возможно, придется признать свое поражение в организации поездки на Тори.

Снаружи от яркого света с новой силой запульсировала боль в висках, напоминая, что в будущем следует предпринимать более решительные попытки обращаться со своим телом так, как оно того заслуживает. В нескольких ярдах от «Банбег-хауса» я заметил сурового рыбака, лениво возящегося на корточках со снастями, и, приблизившись к нему, с облегчением увидел, что с ним у меня нет общих тайн. Я смущенно кашлянул, чтобы привлечь его внимание.

— Здравствуйте, не знаю, сможете ли вы мне помочь, я пытаюсь попасть на остров Тори, парома не будет до пятницы, и я хочу спросить, не знаете ли вы, не собирается ли кто туда.

Он посмотрел на меня с некоторым удивлением.

— Рори Макклафферти уплыл час назад.

— Что?

— Рори Макклафферти только что уплыл. Около часа назад, я бы сказал. Он уплыл с блоками, повез их туда.

— Вы хотите сказать, что он уплыл на лодке от этого причала на остров Тори?

Я не мог поверить своим ушам.

— Ну да, уплыл час назад. Говоришь, хочешь попасть на Тори?

— Можно и так сказать.

Я показал на «Банбег-хаус».

— Мы провели там все утро, взывая о помощи по национальному радио и пытаясь получить разрешение от министерства обороны на вертолет, чтобы добраться на остров Тори.

— Да, там ничего не светит, — сказал он, указывая на гостиницу.

Я восхитился его краткой и точной ремаркой.

— А кто-нибудь еще собирается туда, вы не знаете?

— Не сейчас, не с таким приливом, — он оторвал взгляд от своих сетей и усмехнулся. — Разве ты не выходил сегодня утром на причал?

— Э-э… нет.

— Что ж, если бы ты был здесь сегодня утром, кто-нибудь сказал бы тебе насчет Рори, и ты бы был уже на острове.

Естественно, был бы. Я сделал роковую ошибку. Я поверил в то, что Энди в курсе местных дел, Энди, человек, который приехал из Бермондси. Его осведомленность в том, что происходит с лодками у самой его двери, была такой же, как понимание новой телефонной системы. В то время как он отважно предпринимал бесполезные попытки найти вертолет, местная рыбацкая лодка отчаливала в нужном направлении буквально в нескольких ярдах от него. Вместо того чтобы обзванивать накануне вечером рыбаков, надо было просто спуститься к причалу и спросить у них лично. По дороге к «Банбег-хаусу» я усвоил поднесенный мне урок. Будь амбициозным, борись за новые высоты и не сдавайся — но вначале испробуй самое простое решение. Я решил сообщить Энди новости позже, подумав, что это может еще больше испортить его настроение. Кроме того, наш промах имел одно преимущество: свободный вечер, который я собирался провести за чтением и отдыхом.

Я был наивным оптимистом. Люди знали, где меня искать, и спрос на меня был велик. Весь вечер телефон разрывался от звонков, и гостиная Энди превратилась в мой личный кабинет. Первыми позвонили из телекомпании «Ар-ти-и». В дневном шоу под названием «Трехчасовая жизнь» услышали обо мне и выразили желание отправить своего ведущего и передвижную телестанцию, чтобы снять про меня сюжет «на обочине». Они хотели знать, где я буду в пятницу. Я тоже хотел бы это знать. Я попытался объяснить, но людям, работающим в мире телевидения, где расписано на бумаге все, включая время обеда, понять это было трудно.

— Но вы должны знать, где будете. Разве у вас нет плана действий?

— Мой план — никаких планов, — с нарочной неопределенностью сказал я.

Антуанетту, с которой я разговаривал, переполняло искреннее удивление от всей этой идеи «автостопом с холодильником», и расстройство от неизбежной неопределенности, которая все сопровождала. Она, вероятно, была продюсером, корреспондентом и ведущим «Трехчасовой жизни», и я был почти готов к тому, что наш разговор оборвется в любую минуту, когда ей будет нужно пойти наложить макияж или настроить камеру № 4. Она позвонила еще три раза за час, задав слишком много вопросов, на которые у меня не было удовлетворительных ответов. Я нисколько не упрощал ее жизнь своими «не знаю», «может быть» и «вероятно». Я мог бы оказаться и более полезен, но воспользовался тем, что мне было все равно, попаду я в эту передачу или нет, и потому не собирался уступать ни в чем.

— Слушайте, Тони, вы, конечно, ненормальный, я позвоню вам позже, но пока договоримся так. Я собираюсь найти кого-нибудь, кто довезет вас туда, где в пятницу будет передвижная телестанция, а затем отвезет назад туда, куда вам будет нужно, если вы проведете этот день, просто голосуя на дороге.

Несомненно, в этом что-то было.

Потом объявились местные газеты — «Дерри пипл», «Донегол демократ» и национальная гэльская газета «Фойнз», что, по моему мнению, переводится как «слишком впечатлительная», потому что они собирались поместить меня с холодильником на первую полосу. Работающий на них Донахью был моим третьим и последним фотографом в тот отведенный для релаксации вечер. Он был вежливым и эрудированным парнем и сразу признался, что сфотографировать человека, который путешествует по Ирландии с холодильником, ему посоветовали коллеги. Он провел фотосессию с гораздо более творческим подходом, чем предыдущие два фотографа, которым вполне хватило нескольких моментальных снимков и правильного написания моей фамилии. Донахью было интересно, кто я, чем я занимаюсь, и где можно сделать самые оригинальные фотографии меня с холодильником.

— Мы просто должны сфотографировать тебя и твой холодильник на фоне остова.

— Чьего остова?


Хорошо сохранившийся остов принадлежал некогда деревянной лодке, дожившей до столь преклонного возраста на открытом песчаном берегу залива, который мне так и не удалось сфотографировать накануне. Мы добрались туда и провели потрясающий час в этом чрезвычайно красивом месте, творя высокохудожественные снимки холодильника и рассуждая об истории гэльского языка. Я узнал об интересном факте, что Англия и Португалия — единственные страны в Европейском Союзе, в которых нет языков национальных меньшинств. (Если только не считать корнуэльский, а не сортом мороженого.) С некоторым удовольствием я заложил эту информацию в глубины своего сознания, зная, что, разгласив ее в подходящий момент и подходящему человеку, я могу произвести огромное впечатление. И продолжал засыпать Донахью высокоинтеллектуальными вопросами.

— А как по-гэльски будет «мой холодильник»? — спросил я, улыбаясь в его камеру, поставив одну ногу на холодильник, а руку положив на остов лодки.

— Мо кушнейр, — последовал ответ.

— Мо кушнар?

— Верно, мо кушнейр.

— Думаю, надо написать «Мо Кушнар» на дверце холодильника в знак уважения к гэльскому языку.

— Отличная идея. Если мы съездим в мой офис, там можно распечатать листок на принтере, и ты сможешь его наклеить на холодильник.

Так что, когда я вернулся в «Банбег-хаус», холодильник украшала надпись: «Мо Chuisneoir».

— Что это значит? — спросил Энди.

— Это значит «Всегда ищи простое решение».

— Чего?

Я объяснил ему, что значат эти слова, в ожидании чашки чая, которая так и не материализовалась.

Загрузка...