— «А я такая, блин, такая, растакая… Мадам Брошкина!». — сижу в кресле начбеза, закинув ноги на стол, и напеваю себе под нос Пугачёву.
И так мне классно сейчас. Кайфово, как любит говорить моя Ксюха.
Хотя в данной ситуации меня лучше называть мадам Биткина. Вот! Точно! Какое прозвище шикарное, а ведь я их не любила никогда.
Ну да ладно, с этим можно жить.
Напротив меня сидит перепуганная Дюймовочка Юля со стаканом в руках, в который предусмотрительный фельдшер накапал успокоительного.
За её спиной сидят двое парней и девушка, такая же бледненькая, но уже без успокоительного.
А я… счастлива. Вот так мне хорошо сейчас, что словами не передать.
Последний раз, я такое чудила, когда мой, на тот момент ещё будущий муж, хотел решить конфликт с пьяной компанией идиотов миром.
Тогда, конечно, у меня была не бита, а всего-навсего брус, сорок на сорок. Но…
— Надо бы узнать, кто мне биту прислал. — проговорила спокойно Юле, — Отправить в ответ этому Джину благодарность, за такой шикарный подарок.
И для убедительности слов погладила «инструмент правосудия», который лежал на моих ногах.
— Ик. — громко выдала моя помощница, а я постаралась ей ободряюще улыбнуться.
Ох, как… феерично? Да, точно! Это слово подходит лучше всего.
Феерично я вошла, полчаса назад, в этот кабинет с битой на плече.
— Ну привет, мальчики! — проговорила громко и с улыбкой, — А поведайте-ка и мне, сколько и как часто, каждый из вас трахает меня физически и морально? А то что-то старая я стала, не слышу ничего-о-о… — и со всего маху, как снесла всё со стола Дмитрия свет Михайловича, что их шок быстро сменился паникой.
— Вика! — заорал Серёжа. Даже, можно сказать, завизжала, отчего я хохотнула, — Что ты творишь?
А после решил под шумок выскочить из кабинета, но немного не рассчитал.
Кто-то слышал когда-то, как визжит поросёнок? Слышали? — Отлично! Вот Серёжа — визжал. И я бы могла сказать, что не хотела, но ведь это будет неправда! Я хотела! Я так хотела сломать ему тыкательный пальчик, что даже немного не рассчитала и сломала три пальчиками, как уведомил меня всё тот же фельдшер.
А нечего, как говорится, хвататься за ручку двери, когда у «злой женщины», в руках находиться «инструмент правосудия».
И пока Серёженька опускался на пол, дёргая перед собой рукой, на которой пальчики стремительно начинали синеть, я развернулась к трём оставшимся членам, данного нашего общества.
Все трое стояли с обратной стороны рабочего стола и пытались вытеснить друг друга. И только Дмитрий Михайлович усердно жал какую-то кнопку, а другой рукой держал рацию и шипел в неё:
— Быстро в мой кабинет. Быстро!
Я же выдала свою самую обворожительно-кровожадную улыбку и добавила:
— Не просто быстро, добавьте Дмитрий Михайлович, а пулей пусть летят. А то пропустят такое представление. У-у-ух-х-х!
А следующим замахом снесла со стола остатки электроники. И, может, мне бы и жалко что-то стало, но не в этом состоянии.
— Вика! — это уже заорал Рома. — Что ты творишь? Что с тобой происходит вообще? — дёргаясь от стола подальше, начал сыпать вопросами, — Ты с ума сошла? Ты же…
— А вы верите в силу слова, мальчики? — перебила Рому, а то он начал меня раздражать, — Ну? Где же ваши ответы? — я ударила битой по краю стола и повела её к другому его краю, — Почему я должна выбивать из вас их, как с непослушных детей? И? — и пока дошла, всего-то за три шага до противоположного конца, мужчины переместились в противоположный конец. — Ну так как, верите? Ладно, начну по-другому: вот Серёженька, при прошлой встрече я обещала сломать тыкательный пальчик, если он не перестанет лезть туда… ну в общем, куда не нужно. И вуаля — свершилось! Тебе, Ромчик, я сказала, что оторву твои кокошки, если ты меня ещё раз «рыбкой» назовёшь, так? — Рома нервно кивнул, — Так. И что же я слышу, подходя к кабинету Дмитрия Михайловича? Ой! — прикрываю рот ладошкой, а у само́й адреналин начинает из ушей валить, и желание крушить только растёт, — Слышу это еб… грёбаное слово «рыбка»!
Я ещё раз ударяю битой по столу, отчего опять слышу:
— Вика! Прекрати этот балаган! — о-о-о, это уже Толик заговорил.
— А то, что Толичка? — спрашиваю приторно-ласково, а после передёргиваю плечами от противности самого́ обращения.
— Виктор-р-рия! Ты ведёшь себя…
— Как, Дмитрий Михайлович? — перебиваю опять. — Вы знаете, ребятки, я до сих пор надеюсь, что в любой момент проснусь и этот дурдом, — обвела глазами и рукой всё вокруг себя, — закончиться. Но что-то мой сон не спешит заканчиваться, а вот противные ощущения и, самое страшно, омерзение к само́й себе только усиливается. — последнее слово уже прошипела, потому что вся весёлость быстро переросла во мне в злость, — Так как будем решать сложившуюся ситуацию?
— Я увольняюсь! — опять завизжал Серёжа, всё так же сидя под дверью и уже рыдая.
— Поздно Серёженька, ты уже уволен. — посылаю ему в ответ самую обворожительную улыбку, на которую способна.
— Ты не имеешь права! — сразу же прилетело мне в ответ.
— Хах! — уже не сдержалась я, — Ты знаешь, даже если учитывать, что я сейчас нахожусь хрен знает где и являюсь вот «этим», — уже по себе провожу рукой, — не меняет того, что в нашей стране: кто сверху, тот и руководит банкетом. Так, что я имею право! И не только его.
И после своих слов наваливаюсь посильнее на стол и начинаю его толкать прямо к стене, где стоит основная компания.
— Ух. Тяжёлый. — добавляю, а в ответ слышу.
— Что ты творишь, идиотка?
— Ай-ай-ай. Как грубо. — шиплю, но как только Рома пытается выскочить за моей спиной, ставлю ему подножку.
И вот сила слова в действии. Кто же знал, что он своими яичками приземлится на так «неаккуратно» перевёрнутое кресло.
Ещё один взвыл. Молодец, хоть не визжит!
— Отлично. — разгибаясь и видя, что Дмитрий с Анатолием упёрлись в стол с другой стороны, добавляю, — Осталось двое.
И тут… грохот открывающейся двери. Чей-то женский крик, причём не один, и тихий голосок Юли:
— Виктория Викторовна, я скорую вызвала, а ещё охрану позвала.
Поворачиваюсь и вижу её, опять, бледное личико, и почему-то сейчас мне становиться немного стыдно. Именно перед этой девочкой.
Поворачиваюсь назад к двум «не поверженным» и чётко проговариваю:
— Ваши яйца целы, благодаря ей. Но это не конец, мальчики. Поверьте. Пошли вон! Точнее, в отдел кадров… ты, Дмитрий Михайлович. А ты, Толичка, позвони жене и расскажи, чем здесь занимался, иначе я ей сама отправлю видео с наших чудесных посиделок! А возможно ещё что-то найду в архивах.
Вот! Опять эта злость и ненависть мелькает на лицах взрослых мужиков, но они выходят. Молча. И даже не поворачиваются, хотя когда я, ну не смогла удержаться, бью в последний раз битой по столу, подпрыгиваю на месте оба!
И вот сейчас я сижу всё в этом же кабинете и начинаю посмеиваться про себя.
Но чувствую себя такой довольной и счастливой. Хотя голова опять начинает болеть. Ну сколько можно? Я же только малость пошалила.
— Виктория Викторовна. — тихо позвала меня Юля, — Давайте с вами сделаем назначение на должности.
Я обращаю внимание на двоих мужчин и девушку, и вспоминаю, для чего их привела сюда Юля.
У нас же, буквально двадцать минут назад освободилось три должности.
— И ещё, вам пришёл письмо. — уж очень тихо добавила Юля.
— Какое письмо? — спросила спокойно, даже не подозревая, что после этого ответа, много опять перевернётся в моей жизни.
— Из онкологического центра, из Москвы. — совсем шёпотом ответила Юля, вот только я нервно сглотнула и перевела взгляд на Юлю, — Они интересуются, закончили ли вы подготовку к госпитализации.
— Какой…госпитализации? — теперь я уже заговорила хрипло.
Да просто день открытий, вашу мать!