С.П. Королев. Отец. Книга 2. 1938-1956 годы

ГЕРМАНИЯ (1945-1947)

К тому времени, когда отец приехал в Германию, там уже находились наши специалисты, прибывшие туда 23 апреля 1945 г. Летом того же года в Тюрингии, в городе Бляйхероде, был создан институт «Рабе» (в переводе с немецкого - «ворон»), где работали бок о бок советские и немецкие ракетчики. Начальником его назначили майора Б.Е. Чертока. Этот период академик РАН Б.Е. Черток подробно описал в книге «Ракеты и люди» (М., 1994, 2006). В конце сентября в институте впервые появился СП. Королев. Кто он и зачем приехал из Берлина, Б.Е. Черток не знал, но первую встречу запомнил, по его словам, на всю жизнь.

Отец интересовался структурой и направлениями работ института, но в большей степени - техникой пуска ракет. Как оказалось, ему было поручено организовать в Бляйхероде группу «Выстрел», перед которой поставили задачу изучить технологию и организацию ракетного старта. Группу разместили в здании института «Рабе». Отец имел там небольшой кабинет, на двери которого висела табличка: «Начальник группы «Выстрел» подполковник Королев С.П.». А.И. Эдельман отмечал: «В Германии ярко проявились организаторские способности подполковника С.П. Королева. Он стал явным неформальным лидером среди множества наших специалистов, прибывших в поверженную Германию. Королев брал на себя решение свойственных и несвойственных ему по чину вопросов - как технического характера, так и административных».

Уже в середине октября 1945 г. отец присутствовал в составе советской делегации при пусках немецких ракет дальнего действия «ФАУ-2» («А-4») в Куксхафене, недалеко от Гамбурга. Подобными ракетами, начиная с сентября 1944 г., немцы обстреливали Лондон, и теперь английские военные власти пригласили союзников на показательные пуски трофейных ракет. Не обошлось без курьеза. Отца, по распоряжению из Москвы, переодели перед этой поездкой в форму более низкого чина - капитана артиллерии. Как пишет Б.Е. Черток, «один из англичан, отлично говоривший по-русски, напрямую спросил Королева, чем он занимается. Сергей Павлович в соответствии с инструкцией ответил: «Вы же видите, я капитан артиллерии». На это англичанин заметил: «У вас слишком высокий лоб для капитана артиллерии. Кроме того, судя по отсутствию наград, вы не были на фронте»». Таким образом, маскировка не помогла.

В начале 1946 г. в Москве обсуждался вопрос о дальнейшем порядке работ с трофейной ракетной техникой. Раздавались голоса о целесообразности их свертывания и отзыве наших специалистов. Из Германии в Москву были вызваны С.П. Королев, В.П. Глушко, Ю.А. Победоносцев... Интересно, что, по воспоминаниям Б.Е. Чертока, отец проделал путь до Москвы и обратно за

Институт «Рабе». Бляйхероде, 1945 г.

рулем своего «БМВ». Неожиданный приезд отца в Москву зимой 1946 г. стал радостным событием для всей семьи.

В результате обсуждения ракетных проблем победила точка зрения наркома вооружения Д. Ф. Устинова, маршала артиллерии Н.Д. Яковлева и члена военного совета Гвардейских минометных частей генерала Л.М. Гайдукова. Работы не только не были свернуты, но, наоборот, расширены. На базе института «Рабе» и отдельно действовавших групп советских ракетчиков создавался научно-технический комплекс, в который вошли предприятия и подразделения по различным направлениям: двигателям, общей схеме и конструкции ракеты, приборам и управлению, наземному оборудованию, испытаниям. Комплекс получил название «Институт Нордхаузен». Начальником института был назначен Л.М. Гайдуков, его заместителем и главным инженером – С.П. Королев, который вернулся из Москвы в Германию уже в чине полковника. Группу «Выстрел» вместо него теперь возглавил будущий заместитель главного конструктора ОКБ-1 С.П. Королева по летным испытаниям Л.А. Воскресенский.

В марте 1946 г. военное командование разрешило приезд в Германию семей кадровых и «профсоюзных» офицеров. Отец воспринял это известие с радостью и сразу же написал письма маме и мне.

С.П. Королев.

Берлин, октябрь 1945 г.

Надпись на обороте

С.П. Королев в окрестностях озера Мюгельзее.

Берлин, октябрь 1945 г.

С.П. Королев (крайний справа) у озера Мюгельзее.

Берлин, октябрь 1945 г.

С.П. Королев. Иногда можно и развлечься...

На берегу озера Мюгельзее, октябрь 1945 г.

С.П. Королев. Гамбург,

15 октября 1945 г.

Надпись на обороте

На аэродроме. Слева направо: (?), капитан английской армии, Г.А. Тюлин, В.П. Глушко,

Ю.А. Победоносцев, А.И. Соколов. На переднем плане (спиной) - переводчик.

Крайний справа С.П. Королев. Гамбург, 16 октября 1945 г.

С.П. Королев.

Грюневальд, октябрь 1945 г.

Надпись на обороте

С.П. Королев (в центре). Грюневальд, октябрь 1945 г.

С.П. Королев (слева). Грюневальд, октябрь 1945 г.

С.П. Королев. Берлин, ноябрь 1945 г.

Надпись на обороте

С.П. Королев

в позе фоторепортера.

Берлин, ноябрь 1945 г.

С.П. Королев. Берлин, 25 ноября 1945 г.

Надпись на обороте

С.П. Королев со своей тетей М.И. Рудомино. Берлин, 25 ноября 1945 г.

С.П. Королев и Г.Л. Тюлин. Берлин, 1945 г.

Внизу - они же через двадцать лет. Байконур, 1965 г.

В институте «Рабе». Слева направо: сидят - НА. Пилюгин, И.Б. Бровко,

А.Г. Мрыкин, В.А. Бакулин, Ю.А. Победоносцев, С.П. Королев, B.C. Будник;

стоят - (?), В.И. Харчев, Л.А. Воскресенский, С.Г. Чижиков, В.П. Мишин.

Бляйхероде, вилла Франка, февраль 1946 г.

С.П. Королев и А.Б. Каплун. Германия, 1946 г.

С.П. Королев (крайний слева), И.И. Гвай (крайний справа).

Бляйхероде, 1946 г.

Письмо С.П. Королева дочери в Москву.

Германия, 17 марта 1946 г.

«17/III. Милая Лялька, рад тебе сообщить, что вопрос о Вашем с Наташкой приезде сюда ко мне принципиально решен. Думаю, что в апреле месяце все оформится, а после майских праздников мы здесь свидимся. Понятно, что это не единичное решение для нас, а многие члены семей моих товарищей также попадут сюда. Разрешили приезд только женам и ребятам.

Одно единственное мое условие тебе: слушаться меня во всем и всегда здесь, невзирая на, быть может, даже беспечность других. Когда (если вдруг) надо будет уезжать, то Вы беспрекословно уедете. Правда, я очень надеюсь, что до этого не дойдет и что осенью мы вернемся на родину уже все вместе и прямо махнем на теплое море на пару месяцев.

Могу тебе сказать, что я очень жду твоего и Наташкиного приезда, очень и очень Вас жду. Мне кажется, что это будет для тебя хороший отдых. Если Наташка не закончит класс - все равно езжайте. После догонит или здесь в специальной русской школе в Берлине будет доканчивать свою учебу.

И на сей раз, как обычно, у меня очень мало времени, да и обстановка и настроение не располагают к задушевному разговору в этом письме. Но так много хотелось бы тебе сказать теплого и хорошего, мой друг!

Перейдем, как говорится, к деловой части. Мой совет - брать для Наталочки все, что ей нужно здесь для нормальной жизни и учебы. Объемом вещей для нее не стесняйся. Обязательно все учебники и наиболее нужные книги. Для себя возьми минимум (чтобы прожить, пока достанешь, что захочешь): и выходное, и верхнее платье - 1 комплект. Не рассчитывай здесь сразу получить все новое. Захвати побольше денег, жиров, табаку. Мне привези 2-3 пары погон артиллер. и петлиц.

Лично тебе советую:

1) узнай в Наркомздраве места (адреса) и фамилии работников Вашей медкомиссии, работающих здесь. Но я категорически против того, чтобы ты брала на себя какие-то поручения по работе. Ты д.б. здесь совершенно свободной, а дела тебе здесь хватит у нас;

2) советую взять также свои книги и материалы, которые нужны для твоей научной работы. Я надеюсь, что возможность экспериментировать ты здесь сможешь получить с нашей помощью;

3) уезжая, оформи бронь на комнату;

4) если нужна будет помощь, то звони т. Гайдукову или т. Дегтяреву (он там же) от моего имени.

Думаю, что было бы хорошо, если бы ты кооперировалась с Ниной и Наталочкой Юриной (Семья Ю.А. Победоносцева. - Н.К.).

От меня самый сердечный привет старичкам, и тем, и другим, Лизухе и всем нашим добрым друзьям и знакомым. Тебя крепко обнимаю и очень, очень жду вместе с Наташкой. Твой Сергей».

«17/III. Милая Наталочка!

Поздравляю тебя с наступающим днем твоего рождения и желаю тебе хорошо учиться, быстро-быстро расти и скорее приехать ко мне сюда в Германию. Приглашаю тебя, Наташа, ко мне в гости на лето. Мама тебе все объяснит подробно. Напиши мне, получила ли ты ту посылочку, в которой я тебе послал подарки к твоему дню рождения. Крепко-крепко тебя целую и жду к себе в гости в мае месяце. А до этого - пиши мне почаще.

Твой Сергей».

А пока нас еще не было, отец много работал и тосковал, как это видно из его письма от 19 апреля 1946 г. К.И. Петропавловской, вдове бывшего начальника ГДЛ, одного из создателей «Катюши» Б.С Петропавловского, с которой был знаком:

«Живу я все по-старому, т.е. много работаю и очень редко нахожу лишние минуты отдыха и покоя. Наши дела здесь идут быстро, события сменяются событиями и приходится все время быть на чеку. Это утомляет, а затем утомляет и бесконечная кочевая жизнь на колесах - нынче здесь, а завтра там...

Письмо С.П. Королева жене в Москву.

Германия, 17 марта 1946 г.

Много времени провожу вместе с Юрием Александровичем (Победоносцев. - Н.К.), с ним вместе работаем. Изредка выезжаю, как Вы говорите, «в-Свет» и развлекаюсь.

Сейчас у нас замечательно тепло. Уже с конца марта ходим без шинелей. Цветут сады, все зелено. На юге, где находится одна из «моих вилл», сейчас чудесно. Горы, лес - все залито солнцем. Воздух напоен свежим весенним ветром и наполнен пением птиц.

Как, в сущности говоря, хороша жизнь... если на душе легко и спокойно. А этого часто мне и не хватает».

Получив приглашение отца, мы начали готовиться к отъезду. Оформление документов происходило в Академии артиллерийских наук. Там маме предложили заполнить очень подробную анкету. На вопрос: были ли родственники арестованы и когда? - она написала, что муж был арестован 27 июня 1938 г. Проверявший анкету генерал попросил переписать ее и ни в коем случае не упоминать об аресте. Интересно, что когда отец, вернувшись

Письмо С.П. Королева

К.И. Петропавловской в Москву.

Германия, 19 апреля 1946 г.

С.П. Королев. Германия, февраль 1946 г.

из Казани в Москву, снова прописался на Конюшковской улице и становился на военный учет, ему также посоветовали не писать, что он был арестован. В то же время, на первом листе личного дела мамы имелась надпись: «Муж арестован в 1938 г.». Маму несколько раз представляли к правительственным наградам, но из-за этой пометки награды ей в ту пору так и не достались. И вот два документа: личное дело К.М. Винцентини, жены арестованного СП. Королева, и анкета К.М. Винцентини, без упоминания об аресте мужа. Еще один пример причудливого чиновничьего творчества!

Наконец все документы для поездки в Германию готовы и железнодорожные билеты до Берлина куплены. Центральный институт усовершенствования врачей предоставил маме отпуск с 10 мая по 10 августа «для поездки к мужу в Германию» и одновременно «с целью ознакомления с новейшими достижениями в области хирургии, травматологии и ортопедии». У меня со школой проблем не возникло. Я заканчивала четвертый класс с похвальной грамотой и потому без экзаменов (а их тогда в последнем классе начальной школы приходилось сдавать шесть) была досрочно переведена в пятый класс. 10 мая мы выехали в Берлин.

Отъезд в Германию в то время являлся необычным событием, поэтому на вокзале нас провожали довольно много людей. Мы с мамой в купе вдвоем, в соседнем купе - жена генерала А.Ф. Тверецкого с дочерью Ниной, моей ровесницей. Уже в поезде мы с ними познакомились и в дальнейшем стали друзьями.

В 1946 г. мне исполнилось одиннадцать лет. Я вела дневник и многое помню, однако большая часть воспоминаний о поездке в Германию и жизни там приведена здесь со слов мамы, которая постоянно делала записи.

До Бреста поезд шел почти двое суток. В Белоруссии обращали на себя внимание незасеянные поля и огромное число разрушенных зданий, на восстановлении которых работали пленные немцы. 12 мая прибыли в Брест. После прохождения таможенного и пограничного контроля, что заняло в общей сложности три с половиной часа, путь был продолжен. В Польше мы уже увидели аккуратно обработанные участки земли единоличных хозяйств. Нигде ни одного необработанного клочка. На остановках у вагонов - горластый рынок: продают колбасу, масло, конфеты, яйца, хлеб, лимонад, ветки сирени и пр. Нищих на станциях, как ни странно, нет.

Тяжелое впечатление произвела разрушенная Варшава. От города остались одни стены да трубы. Через Вислу наведен временный мост - старый виден на дне реки. Здесь две недели назад ночью на однопутной колее

Справка о предоставлении отпуска К.М. Винцентини для поездки к мужу в Германию.

Москва, 7 мая 1946 г.

пассажирский поезд едва не столкнулся с товарным. Вообще движение ночью опасно. Весь обслуживающий состав поезда, а это, в основном, бывшие работницы санитарных поездов, не спит. В вагонах много сотрудников НКВД и военных. Мы проезжали Варшаву тоже ночью, не останавливаясь. Всем приказали лечь на нижние полки. В тамбурах и у каждого окна в коридоре стояли военные с винтовками. К счастью, все прошло спокойно.

Вскоре въехали на территорию Германии. В отличие от Польши земля не вспахана, поля не обработаны. Архитектурный стиль зданий в городах и местечках готический, - не такой, как у нас. Все здания крыты черепицей. Уцелевших станционных сооружений мало. На станциях - голодные дети и нищие, много немецкой железнодорожной полиции.

Тринадцатого мая, без опоздания, прибыли в Берлин. На вокзале нас встречал отец с большим букетом цветов. Он очень радовался нашему приезду. Генерал А.Ф. Тверецкий встречал свою семью. Поезд пришел на Силезский вокзал, так как тот вокзал, куда до войны приходили поезда с востока, в прошлом большое и красивое сооружение, сейчас, как сказал отец, представлял собой просто каркас из железных балок, который использовался только для внутригородских нужд. Силезский вокзал тоже имел жалкий вид, но техника работала исправно: все вещи вместе с нами были спущены на лифте с платформы на улицу и доставлены к машине.

Помню дорогу от вокзала в город и окаймляющие ее огромные деревья, образующие своими кронами многокилометровую аллею. Центральная часть Берлина разрушена до основания. Ведется непрерывная разборка развалин и, как заметил отец, еще находят погибших в завалах людей. Разрушена почти вся Королевская площадь: построенный в XV в. королевский дворец, служивший резиденцией германских императоров, берлинский Домский собор, в купол

С.П. Королев - заместитель начальника института «Нордхаузен».

Бляйхероде, февраль 1946 г.

Е.М. Курило показывает С.П. Королеву очередную находку.

Бляйхероде, 1946 г.

Дом, правую половину которого занимала семья С.П. Королева.

Бляйхероде, 1946 г.

С.П. Королев.

Германия, май 1946 г.

С.П. Королев.

Бляйхероде, 1946 г.

которого угодили бомбы, пробившие здание до фундамента, Старый музей, памятник Фридриху Вильгельму III. А находящийся рядом с дворцом памятник Вильгельму I с колоннадой и монументальными бронзовыми скульптурами, носящий звучное название «Памятник нации», каким-то чудом уцелел.

На почти полностью разрушенной Унтер-ден Линден, главной улице Берлина, мы увидели небольшой мемориал памяти немцев, погибших в Первой мировой войне и при фашистском режиме. Он огорожен чугунной решеткой, сквозь которую люди бросают венки, букеты и просто зеленые ветки с записками - от кого и датой. Там горы свежих и засохших цветов.

Мы проехали через возведенные в конце XVIII в. знаменитые Бранденбургские ворота, над центральной аркой которых парит крылатая богиня, управляющая четверкой лошадей. Отец показал нам сильно разрушенный при штурме Берлина Рейхстаг. Удивительно, что в хаосе разрушений устояла Триумфальная колонна. Отец рассказал, что она воздвигнута в честь побед Германской империи над Францией в войнах XIX в. Установленная на пятиметровом постаменте из красного гранита, она состоит из нескольких этажей пилястров с укрепленными в них дулами трофейных французских пушек. На самом верху колонны позолоченная статуя богини победы с лавровым венком в правой руке и жезлом в левой. По словам отца, поднявшись по двумстам девяносто одной ступеньке винтовой лестницы, можно выйти на верхнюю площадку памятника и увидеть оттуда весь Берлин. В парке Тиргартен остались только бронзовые звери, деревьев нет совсем - их вырубили суровой зимой 1945- 1946 гг. для отопления жилья, а весной 1946 г. выкорчевали пни и всю территорию парка отдали берлинцам под огороды. Там же мы увидели братскую могилу и скромный памятник советским солдатам, офицерам и генералам, павшим при штурме Берлина.

По улицам города ходят бесшумные трамваи и двухэтажные автобусы. Немцы широко пользуются велосипедами, на которых перевозят как детей, так и дрова, мешки с картошкой и прочее. Много небольших груженых различной поклажей тележек-тачек, перемещаемых вручную. У продуктовых магазинов для немцев большие очереди, хотя в общем людей на улицах мало. Зато много беспризорных собак. Нас поразило, что немецкие мужчины всех возрастов, от юношей до стариков, носят шорты, а женщины брюки. В то время нашим людям это казалось необычным.

Наконец мы приехали к дому № 29 на Бисмаркштрассе в районе Обершеневайде, в одной из квартир которого отец останавливался, бывая по делам в Берлине. Во время бомбежек и сражений квартира не пострадала. Она была хорошо обставлена и благоустроена, имела газовую и электрическую плиты,

А.Ф. Тверецкий и С.П. Королев.

Германия, 1946 г. Фотография B.C. Будника

бытовые удобства. Хозяйка квартиры, генеральша фрау Шпиллер, встретила нас приветливо, накормила вкусным обедом и организовала ночлег.

14 мая мы тремя машинами выехали в Бляйхероде. Пригороды Берлина пестрели небольшими участками земли, огороженными заборами, с маленькими будочками и грядками, засаженными овощами и цветами. Повсюду трудились люди. Поля выглядели обработанными, видны были всходы картофеля и хлебов. От Берлина до Бляйхероде немногим более трехсот километров. Дорога тянулась через сосновые леса, сменившиеся при въезде в Тюрингию садами с фруктовыми деревьями, в основном черешнями. Леса же волнистым зеленым ковром покрывали горы, создавая очень красочную картину. Проехали через город Бранденбург, вернее то, что от него осталось, - немного небольших домиков на окраинах. На фоне разрухи ходит трамвай - один вагон. Много детей в хорошеньких плетеных и деревянных колясках.

Наша поездка заняла более пяти часов и почти в начале пути со мной случилась неприятность. Дорога в горах нередко шла серпантином. Я никогда до этого не ездила в машине по таким дорогам и буквально с первых километров почувствовала себя плохо. Почти на каждом повороте приходилось останавливаться, чтобы подышать свежим воздухом. Тогда отец предложил выход: пока машина с водителем и мамой совершала виражи, мы с ним вдвоем спускались вниз по крутым тропинкам. И вскоре неприятные ощущения прошли.

Наконец добрались до Бляйхероде. Этот небольшой городок расположен в одном из живописных уголков Тюрингии у подножия двух гор, сплошь покрытых сосновым лесом. Двухэтажные особняки утопают в зелени и цветах, разрушений нет совсем. Мы подъехали к симпатичному дому, ранее принадлежавшему местному бухгалтеру, а теперь предназначенному для нас. На первом этаже располагались гостиная с пианино, столовая и кухня, на втором - спальня родителей с полукруглым балконом, моя комната, кабинет отца и уютный холл. Деревянная лестница, ведущая на второй этаж, украшена горшками с цветущей геранью и картинками с изображениями детей. Гостиную оживлял застекленный эркер, выходивший в небольшой сад.

Готовила нам обед и убирала комнаты бывшая хозяйка, фрау Мария. Ее вместе с мужем выселила из дома советская военная администрация, и они жили по соседству. С этой приятной женщиной средних лет, внимательной и услужливой, у нас сложились хорошие отношения. Она всячески старалась помогать нам и искренне огорчалась, когда мы через несколько месяцев покидали Бляйхероде, чтобы уехать в Москву.

У многих советских специалистов в Германии были свои автомобили: приходилось часто ездить в соседние городки - Нордхаузен, например, находился километрах в 30 от Бляйхероде. Отец ездил на автомобиле вишневого цвета марки «Хорьх» с открывающимся брезентовым верхом. Этот «Хорьх» имел множество разных фар и подфарников. Кроме того, он был украшен клаксоном с несколькими рожками, гудевшими на разные голоса. Отец очень гордился своей машиной и часто интересовался, нравится ли она окружающим.

С первых дней нашего пребывания в Германии мама решила как можно больше увидеть и узнать о совершенно новой для нас стране. Ее, конечно, взволновало мое состояние на пути в Тюрингию, но, к счастью, все оказалось не так плохо. Во время первой, такой трудной для меня поездки организм, наверное, приспособился к езде в машине, и потом я могла ездить сколько угодно, не испытывая никаких неприятных ощущений. Отец отдал в наше распоряжение машину «БМВ» и водителя по фамилии Фишер. Это был симпатичный молодой немец, отец двух детей, воевавший в Африке и благодаря этому не попавший на восточный фронт. Он очень привязался к нам с мамой, и мы платили ему тем же. Когда он болел и лежал в больнице, мама навещала его и носила ему угощения. Кстати, именно Фишеру принадлежала идея научить меня водить автомобиль. Сиденье в машине оказалось, правда, слишком низким, поэтому приходилось укладывать на него свернутое пальто. Фишер сидел рядом и бдительно следил за моими действиями, готовый в любой момент вмешаться. Конечно, я управляла машиной только на автостраде и ехала, наверное, не очень быстро, но удовольствие получала огромное и страшно гордилась собой. Мама, сидя на заднем сиденье, дрожала от волнения, а мы с Фишером радостно и снисходительно посмеивались над ней. К счастью, никаких происшествий во время моего обучения не произошло.

Как правило, по Германии мы ездили двумя машинами - вместе с женой и дочерью генерала А.Ф. Тверецкого. Маршруты разрабатывались нашими мужчинами, которые часто не могли нас сопровождать из-за занятости на работе. Первым путешествием стала поездка 18 мая в Веймар, находившийся в ста десяти километрах от Бляйхероде. Дорога туда, как и практически все дороги в Тюрингии, была с двух сторон обсажена фруктовыми деревьями, в основном белыми черешнями. Фрукты уже начали поспевать, и вдоль дороги тут и там стояли люди, продававшие их ящиками. Мы тоже покупали эти ящики, чтобы самим насладиться и привезти домой отцу, который очень любил черешню. Иногда приходилось видеть, как наши солдаты прямо с машин, на ходу ломали хрупкие ветки с ягодами и потом уже обирали их в кузове. Хорошо, что встречалось это не часто.

Привлекали внимание тщательно возделанные поля и работавшие на них немцы. Они обычно приезжали на велосипедах с прикрепленными сзади низкими четырехколесными грузовыми тележками, а спереди в плетеном стульчике сидел ребенок. Поражало большое количество стриженых овец, множество гусей и уток с выводками, хорошо откормленных лошадей и волов.

По пути в Веймар мы проезжали несколько небольших городов. В Зоннерхаузене, раньше, видимо, уютном и зеленом, большие разрушения наблюдались повсеместно. Разрушена была и центральная часть Эрфурта. Сильное впечатление в этом городе произвел на нас своей архитектурой огромный готический собор с широкой лестницей у входа. Эрфурт буквально утопал в зелени: красивые парки, на улицах под окнами домов - розы, ирисы, пионы.

Веймар - большой симпатичный город, расположенный в живописной горной местности и почти не тронутый войной. Гулять там было очень интересно. Мы побывали в домике Гёте, на кладбище, где похоронены Гёте и Шиллер и где им поставлены красивые памятники. В городе работала русская средняя школа с пансионатом для детей советских военнослужащих и специалистов. Учеников, особенно в старших классах, немного: в восьмом классе всего 17 человек, в девятом - только 8, десятого и вовсе нет. Ребята одеты в темно-синюю школьную форму. У девочек поверх платьев черные фартуки и изящные белые воротнички. Школа занимала большое благоустроенное здание, но испытывала трудности с преподавателями, из-за чего занятия в 1945-1946 учебном году начались лишь в декабре и потому заканчивались только 1 июля.

Одной из самых впечатляющих оказалась поездка 19 мая в Нордхаузен. Было воскресенье, и отец смог поехать вместе с нами. В тот день в Тюрингии впервые проводили массовую посадку картофеля на коллективных полях, и мы видели дружно работающих немцев. Запомнилась окруженная деревьями плотина с водохранилищем, откуда снабжался водой Нордхаузен и все прилегающие к нему местечки.

По улицам города прогуливались хорошо одетые мужчины в мягких шляпах с пером или волосяной кисточкой и женщины, шляпы которых имели вид очень замысловатых сооружений. Город находится всего в восемнадцати километрах от Бляйхероде, но, в отличие от него, разрушен на восемьдесят процентов. И это не случайно, так как рядом с ним, в горе Конштайн, скрыт подземный завод «Миттельверк» - «завод посредине». Он и в самом деле находится

С.П. Королев.

Германия, 1946 г.

в средней части Германии и в недрах горного массива, вершина и склоны которого покрыты густым лесом.

Въезды на завод расположены по обеим сторонам горы и закрыты маскировочными сетями. Через заводские ворота во время войны шли многочисленные железнодорожные составы с оборудованием, материалами и людьми. Эти же составы вывозили замаскированную готовую продукцию. Не только с воздуха, но и в близкой окрестности догадаться о наличии грандиозного подземного комплекса было невозможно. Гора сложена кварцево-калиевой породой. Когда- то здесь добывались калийные соли для удобрения полей и огородов. Завод же был построен в 1942 г., и основная тяжесть строительства легла на советских военнопленных. За время его сооружения и работы здесь погибло более 70 тысяч человек. Длина каждой из четырех пробитых в горе параллельных штолен превышает три километра. Штольни соединены сорока четырьмя поперечными штреками. В штольнях - железнодорожные пути для поездов и асфальтовые дороги для машин. Мы проехали на машине по всей территории завода - обойти ее пешком было немыслимо.

Основная деятельность завода сосредоточивалась на производстве самолетов-снарядов «ФАУ-1» и баллистических ракет «А-4», иначе именовавшихся «ФАУ-2» (V2) - от немецкого слова Vergeltungswaffe , означающего «оружие возмездия». Завод выпускал около тысячи «ФАУ-2» в месяц. Ко времени нашего посещения завод был уже почти полностью демонтирован, но, несмотря на это, поразил нас масштабами своих сооружений, скрытых от людских глаз.

После осмотра подземного завода мы отправились в находившийся поблизости бывший лагерь смерти «Дора». Здесь фашисты содержали строивших завод и работавших там военнопленных. Лагерь располагался у склона живописной горы и состоял из нескольких десятков низких деревянных бараков, тюрьмы, больницы и крематория. Территорию лагеря окружали три ряда колючей проволоки, один из которых находился под электрическим током. Войдя в лагерь через ворота с двумя караульными будками с обеих сторон, мы оказались на выложенной ровными крупными плитами центральной площади. Заключенные называли ее «лобным местом», так как здесь проводились показательные экзекуции и казни за малейшие нарушения дисциплины и по подозрению в саботаже. Площадь окружала шедшая серпантином широкая асфальтированная дорога, что облегчало контроль охраны за передвижением военнопленных. На нескольких участках серпантина находились будки с надписями «хлеб» на разных языках. Там военнопленные получали свой дневной паек.

В бараках, которые всегда были переполнены, сохранился тяжелый запах. Нары располагались сплошными рядами. В одноэтажном здании с маленькими окнами, окруженном кирпичным забором, разместилась тюрьма. Рядом - виселица. В подвале тюрьмы сохранились приспособления для пыток заключенных. Центральная дорожка тюремного двора имела в конце резкий наклон и заканчивалась тупиком, так называемым мешком. Человек, доходивший до края дорожки, получал пулю в затылок и падал на цементный пол тупика, уступая место следующему.

Маленький, почти без окон, низкий и до крайности грязный барак на склоне горы у окраины лагеря представлял собой больницу. Рядом зловеще высился крематорий с тремя печами. Тут же располагалась «операционная», где сохранились анатомические столы и некоторые инструменты, с помощью которых фашистские врачи проводили свои преступные эксперименты на военнопленных. По соседству разместился небольшой музей, где экспонировались вызывающие содрогание изделия из человеческой кожи: дамские сумочки, кошельки, закладки для книг, а также коллекция волос всех цветов, срезанных с живых и с мертвых. В здании крематория нам показали комнату, расписанную в экзотическом стиле, которая предназначалась для отдыха персонала этого «учреждения». На стенах ее, покрытых масляной краской с преобладанием черного цвета, были изображены полуодетые женщины с ярко-красными губами, нюхающие цветы, черный кот, гоняющийся за мышонком, какие-то крысы и другие внушающие отвращение твари. Видимо, преследовалась цель создать подходящую психологическую обстановку для фашистских палачей, творивших свои зверства над несчастными людьми.

Мы возвращались домой молча, под жутким впечатлением от увиденного. И хотя мне было тогда лишь одиннадцать лет, я запомнила эту поездку на всю жизнь.

Несмотря на огромную занятость, отец старался выкраивать время, чтобы ездить вместе с нами и показывать самое интересное, чем славилась Германия. Такое путешествие мы совершили несколькими машинами 7 июня 1946 г. к мемориалу Фридриха Барбароссы. Установленная на вершине горы Кифхойзер композиция монументальна и величественна. Огромная фигура Барбароссы, сидящего на массивной скамье, сильного и мужественного старика с бородой, спускающейся почти до колен, словно высечена из скалы. Каждый из нас старался взобраться на его руку или даже на голову, чтобы сфотографироваться. У подножия скамьи - груда хаотично расположенных крупных темно-красных камней, вокруг - арки и лестницы, с двух сторон поднимающиеся к гигантской каменной башне, увенчанной короной. Перед башней - бронзовая конная статуя Вильгельма I. Внутри мемориального комплекса находятся гробницы германских королей и музей национальных реликвий. Туда нас, однако, не впустили, объяснив, что смысла посещать музей нет, поскольку все ценные экспонаты и дорогие украшения уже вывезены оттуда американцами.

Интересен расположенный неподалеку от мемориала колодец глубиной 176 метров, без воды, ранее до дна освещавшийся электрическими лампами. На живописной площадке - метров на двадцать ниже скульптурно-архитектурного ансамбля - расположены гостиница и большой ресторан, но мы их застали закрытыми. С видовой площадки, огороженной каменным парапетом, хорошо видна внизу «золотая долина», самая плодо- и хлебоносная земля Тюрингии, и прекрасно просматривается панорама укрытых зеленым ковром гор, окаймляющих памятник с трех сторон. У подножия соседней вершины находится пещера Барбароссы, мрачная, сырая, с озерами глубиной до трех-четырех метров и оригинально высвеченными потолком и стенами. Благодаря

У памятника Фридриху Барбароссе.

Справа – С.П. Королев, слева третья снизу - Наташа Королева,

над головой Барбароссы – К.М. Винцентини.

Германия, 7 июня 1946 г.

Во время экскурсии к памятнику Фридриху Барбароссе.

На переднем плане -

С.П. Королев (слева) и Л.М. Гайдуков.

Сзади них слева направо: Е.М. Курило, Наташа Королева, (?), К.М. Винцентини.

Крайний справа - Володя Рязанский. Рядом с ним - А.К. Пилюгина,

четвертая справа - Надя Пилюгина.

7 июня 1946 г.

У памятника Фридриху Барбароссе. Слева направо:

В.И. Харнев, Т.И. Харчева. С.П. Королев. 7 июня 1946 г.

особому освещению находящаяся под водой скала создает впечатление утеса, далеко выступающего за пределы своего основания.

Это увлекательное путешествие чуть было не закончилось трагически. На обратном пути, когда мы двигались по крутому спуску, пошел дождь, а у нашего «БМВ» внезапно отказали тормоза. На одном из опасных поворотов машину занесло и на большой скорости потащило в глубокий кювет. Машину вел отец, я сидела рядом с ним, мама со знакомым инженером - сзади. Привязных ремней тогда еще не существовало. Поняв в какую-то долю секунды, что я неминуемо ударюсь головой о лобовое стекло и у меня будет изуродовано лицо, отец мгновенно среагировал и уперся правой рукой в верхнюю часть стекольной рамы. Стекло растрескалось на множество частей, но не выпало, а мою голову спасла подставленная рука отца. Сам он ударился грудью о руль автомобиля, мама - коленом о переднее сиденье, инженер ушиб голову о крышу. К счастью, все отделались лишь ушибами и синяками, хотя, как выяснилось потом, и мама, и отец в тот момент подумали, что остаться в живых нам вряд ли удастся. После удара родители сразу бросились ко мне, и только убедившись, что я невредима, стали осматривать машину. У нее был полностью разбит передок, из радиатора вытекла вода. С огромным трудом мужчины вытащили машину из кювета на дорогу и на буксире доставили до ближайшего населенного пункта, где ее пришлось оставить. Нас же пересадили в другие машины, и мы без новых приключений вернулись домой.

Впечатляющей была и поездка вместе с отцом на Балтийское море, где на острове Узедом располагалась резиденция знаменитого немецкого ракетчика Вернера фон Брауна, защитившего в 1934 г. диссертацию на тему: «Ракетная техника и исследование космоса» (« Raketentechnik und Raumfahrtfbrschung»). Рыбацкая деревушка Пенемюнде в северо-западной части острова дала имя построенному здесь гигантскому ракетному центру. Строительство его началось в 1936 г. и шло бурными темпами при активной поддержке руководства страны и ведущих германских фирм, оснащавших его новейшей аппаратурой и оборудованием. Именно здесь создавались и испытывались «ФАУ-1» и «ФАУ-2», но после массированной бомбардировки Пенемюнде 17 августа 1943 г. англичанами производство самолетов-снарядов и баллистических ракет было в основном переведено на завод «Миттельверк», а испытательный полигон перенесен на территорию оккупированной гитлеровцами Польши.

На острове отец показал мне и маме много интересного. Он уже побывал здесь не однажды, впервые - в сентябре 1945 г. Мы увидели шикарные отели и роскошные пляжи известного курорта «Цинновиц», а неподалеку - остатки ракет и технических сооружений, где совсем недавно производилось и испытывалось «оружие возмездия». 3 октября 1942 г. здесь состоялся первый успешный старт ракеты «ФАУ-2». В честь этого события у стартовой площадки установили тогда огромный валун, а на нем бронзовую доску с надписью: «3 октября 1942 г. этот камень упал с моего сердца. Вернер фон Браун».

На острове еще оставались окруженные колючей проволокой лагерные постройки, где во время войны обитали военнопленные разных национальностей. Одним из узников здешнего концлагеря оказался советский летчик М.П. Девятаев. 8 февраля 1945 г. он и еще девять пленников совершили легендарный побег из Пенемюнде, захватив и подняв в воздух немецкий самолет «Хейнкель». Михаил Петрович вспоминал, что осенью 1945 г. его по распоряжению нашего командования вновь привезли на остров Узедом. Там в то время находилось много военных, интересовавшихся всем, что он знал о ракетном центре до своего побега. Наиболее дотошным оказался подполковник, назвавшийся Сергеевым. В 1957 г. М.П. Девятаеву присвоили звание Героя Советского Союза, и, как ему сказали, важную роль в этом решении сыграл профессор К. Сергеев. Только после смерти моего отца Девятаев узнал, кого скрывали под псевдонимом.

Возвращались мы с острова ночью. Вдруг раздался какой-то глухой удар. Находившийся за рулем отец остановил машину. Мы вышли. Оказалось, что под колеса попала лиса. Она была уже мертва, но глаза в темноте светились, как два фонаря. Отец перенес ее с дороги в кювет. Нам было жалко лисичку, но больше всех расстроился отец, не заметивший перебегавшую шоссе рыжую плутовку.

Слева направо: Н.А. Судаков, Е.В. Синильщиков, С.Ф. Фонарев,

С.П. Королев, С.С. Захаров, В.М. Харламов, водитель.

Пенемюнде, сентябрь 1945 г.

Надпись на обороте

В 1946 г. нашими ракетчиками при участии немецких специалистов была собрана ракета «ФАУ-2», на которой проходили обучение офицеры Бригады особого назначения генерала А.Ф. Тверецкого и создана тренировочная испытательная площадка близ Нордхаузена. Планировалось даже провести учебно-боевой пуск ракеты на территории Германии. Однажды отец пригласил туда заместителя командира Бригады, командира полка гвардии подполковника П.Г. Черненко и замкомполка по технической части инженер-майора А.Б. Крайзмана. Абрам Борисович вспоминал, что были разговоры по делу, но иногда и на отвлеченные темы, во время которых выяснилось, что они с моим отцом земляки - оба родились на житомирщине. Выбрав удобный момент, он спросил отца, как по его мнению, удастся ли человечеству оторваться от грешной, но прекрасной матушки Земли. - «Бесспорно, и мы первыми это сделаем!» - последовал незамедлительный ответ.

Осмотр ракетной базы Пенемюнде. Слева направо: С.П. Королев, С.С. Захаров, С.Ф. Фонарев,

Е.В. Синильщиков, НА. Судаков, В.М. Харламов.

Остров Узедом, сентябрь 1945 г.

Тренировочная площадка для запуска ракет ФАУ-2. Слева направо: А.Б. Крайзман, С.П. Королев, П.Г. Черненко.

Германия, 1946 г.

С.П. Королев

у двигателя ракеты «ФАУ-2».

Пенемюнде, сентябрь 1945 г.

Надпись на обороте

Третий слева – С.П. Королев, четвертый - А.И. Нестеренко.

Пенемюнде, сентябрь 1945 г.

Л.А. Воскресенский (слева), С.П. Королев и В.К. Шитов (справа)

в Пенемюнде. 1946 г.

Наташа Королева.

Пенемюнде, 1946 г.

Группа ракетчиков с семьями в гостях у Бригады особого назначения. Слева направо: сидят - (?), СП. Королев, М.С Рязанский, Б.Е. Черток, НА. Пилюгин, Ю.А. Победоносцев, Н.М. Вевер, Нина Тверецкая, А.Ф. Тверецкий; крайний справа - Р.Б. Ванников, рядом с ним Наташа Королева, третий справа - А.Б. Крайзман.

Германия, 1946 г.

В середине июня мы с мамой и Тверецкими, уже без отца, ездили в Алексис-Бад, курортный городок, расположенный в семидесяти километрах от Бляйхероде. Дорога шла через старинный город Штольберг со средневековыми узкими улочками, ратушей и кирхой, построенной, как нам сказали, в VI в. Одна из достопримечательностей города - графский замок. Наш водитель рассказал, что его владелец, будучи членом английской королевской семьи, получил предложение покинуть советскую оккупационную зону Германии и переехать в Англию. По словам местных жителей, граф отнесся к этому совету без энтузиазма, но все же принял его.

Алексис-Бад расположен в очень живописном месте в горах. Здесь было трудно поверить, что недавно закончилась тяжелейшая война. Ничего не изменилось: просторный курортный зал, ресторан с музыкой, много уютных уголков в горном парке, купальни, или скорее ванны с какими-то целебными водами. Грандиозное и жуткое зрелище являли собой горы, над которыми за два-три дня до нашего приезда пронесся сильный ураган. Огромные деревья выворочены с корнями, многие сломаны, в чудесной шапке зелени образовались уродливые плеши.

Очень интересной оказалась поездка в Бланкенбург. Мы осмотрели охотничий замок герцога Брауншвейгского и поблизости от него кирху, театр для любительских спектаклей и большой колодец. В замке сто две комнаты и для внутренней связи имелась своя телефонная станция. При входе в центральную, парадную часть замка мы с удивлением увидели огромный

С.П. Королев. Германия, 1946 г.

портрет Петра I. Здесь же висели портреты сына Петра Алексея и его жены, как выяснилось, дочери одного из герцогов Брауншвейгских. Внутренняя обстановка замка выглядела довольно невзрачно. Стены, ранее обитые шелком - остатки его виднелись кое-где под потолком, - теперь были побелены. Всюду висели хорошо обработанные, укрепленные бронзовыми штифтами оленьи рога. В рабочем кабинете герцога стоял макет замка Брауншвейг, там же мы увидели головы двух оленей со сплетенными рогами. Нам рассказали, что однажды во время охоты герцог увидел дерущихся оленей и решил спасти их - отпилить накрепко сцепившиеся рога. Но выполнить это не успели - кто-то из свиты герцога пристрелил животных. И вот теперь их головы украшали кабинет.

В одной из комнат помещалась библиотека. На стене висела фотография с изображением картины разгрома советского аэродрома: горящие самолеты, бегущие летчики... На полках несколько книг с портретами Гитлера, на полу обрывок газеты с его фотоснимком, который я, как вспоминала мама, с ненавистью растоптала. Несомненно, хозяева замка были приверженцами нацистского режима и потому перед концом войны спешно покинули свои владения.

Однажды отец повез нас в Гарц - горный массив с густым смешанным лесом в центральной части Тюрингии. Оказывается, три четверти всех лесов Германии - искусственные насаждения. Деревья посажены параллельными рядами, в шахматном порядке. При заготовке леса, как правило, оголяется широкая полоса или даже весь склон горы, и тотчас же рядом с еще не выкорчеванными пнями производится посадка молодых деревьев, чаще елей. Вот почему склоны гор так живописны и похожи на пушистый ковер из одинаковых по высоте и цвету молодых или взрослых деревьев.

Проезжая по горной дороге, мы оказались в Рюбеланде, стране сталактитовых и сталагмитовых пещер. Все залы в пещерах освещались замаскированными электрическими лампами и производили сказочное впечатление. На обратном пути недалеко от города Хассельфельда отец показал нам красивое горное озеро с купальнями и рестораном. Множество людей проводили там выходной день.

Вместе с отцом мы ездили и на завод «Рейн-Металл-Борзик» в Зоммерде, небольшом старинном городе Тюрингии, расположившемся на берегу живописной речки. Центр его был когда- то обнесен частично сохранившейся и в наши дни каменной стеной с башнями. В этой части города много старых двух- , трехэтажных симпатичных домов и узких средневековых улиц. А в новых районах - большие широкие магистрали с современными постройками. На заводском дворе привлекали внимание многочисленные сооружения под

С.П. Королев. Германия, 1946 г.

железными навесами, предназначенные для стоянки велосипедов. Этот вид транспорта используется в Германии людьми всех возрастов, от малых детей до стариков. Иногда в помощь велосипедисту, особенно при наличии прицепной коляски, впрягаются одна или две собаки. Детей в Германии на руках никто не носит. Дети покорно и тихо сидят в колясках, путешествуя вместе с родителями, причем те без опасений оставляют коляску с ребенком у магазина.

К сожалению, у отца было слишком много работы, и зачастую нам приходилось путешествовать без него. Однажды мы побывали в Саксонской Швейцарии. Ездили туда на «мерседесе» Ю.А. Победоносцева вместе с ним, его женой Н.М. Вевер и их дочерью Наташей, пятью годами старше меня. В этом сказочном уголке природы мы провели всего два дня, ибо Юрий Александрович должен был возвращаться на работу, но получили там истинное наслаждение.

С женой и дочерью генерала А.Ф. Тверецкого мы посетили замок Кёнингсбайн, в котором во время войны фашисты содержали французских военнопленных из числа высшего комсостава. Замок находится высоко в горах над Эльбой. Въездные ворота в момент нашего приезда оказались закрытыми. По счастью, мы увидели у стены вблизи дороги лифт, на котором нас поднял один из охранников замка, видимо, пожалевший двух русских женщин и двух девочек. Лифт представлял собой довольно большую площадку, не имевшую никакого ограждения. Сзади нас поднималась высокая, совершенно отвесная стена, а с трех других сторон - ничего. Вид перед нами открывался очень красивый, но о самом подъеме даже сейчас страшно вспоминать. Особенно неприятным был момент, когда лифт вдруг внезапно остановился, -возможно, таким способом охранник решил проверить наши нервы. К тому же дул сильный ветер и казалось, что он вот-вот сбросит нас вниз. Помню, что мама крепко держала меня, боясь, как бы я не сделала шаг в сторону. Поднявшись наконец наверх и переведя дух, мы осмотрели интересный замок, в котором еще недавно жили плененные военачальники. Охранник рассказал, что один их них, генерал Анри Жиро, сумел бежать, спустившись со стены по связанным простыням.

Полюбовавшись живописным видом на Эльбу и окрестности, мы спустились вниз, но уже не на лифте, а пешком, по той самой дороге, которая была закрыта для машин.

Позже мы осмотрели еще несколько замков. Мама немного знала немецкий язык - учила когда-то в школе, частично восстановила в процессе общения с хозяйкой нашего дома - и во время поездок по стране иногда выступала даже в роли переводчика.

С.П. Королев.

Германия, 1946 г.

Однажды мы ездили с отцом по его делам в город Галле. Там, узнав, что у Сергея Павловича жена хирург, да еще из Москвы, представители советской военной администрации попросили ее помочь в проведении операции. Нужно было извлечь пулю из грудной клетки у нашего офицера. Маму отвезли в госпиталь, и там она помогала немецкому хирургу. Благодаря этому отпала необходимость в вызове советского хирурга, что стало бы неизбежным, если бы рядом не оказалось мамы, - операции нашим военнослужащим разрешалось выполнять тогда только при участии отечественных врачей.

В середине июня отец поехал в Берлин и взял нас с собой. Пока он занимался делами, мы с мамой решили осмотреть достопримечательности города. К сожалению, шел сильный дождь, но мы все равно, конечно, не могли упустить такой редкой возможности. Помню, нас поразила дорога для электропоездов, проходящая на опорах высоко над землей. Это был распространенный на Западе сабвей, а мы увидели его тогда впервые. Так же, как и в других немецких городах, по улицам Берлина двигалось множество велосипедистов. В сравнительно менее разрушенной части города - Курфюрстендамме и вблизи него располагались многочисленные частные магазины с красивыми, но очень дорогими вещами. Входы в магазины устланы пушистыми ковровыми дорожками, продавщицы элегантно одеты. Непривычно было сознавать, что каждый из магазинов имеет своего хозяина или хозяйку, видимо, уцелевших во время войны.

В полуразрушенном здании университета кипела жизнь - много студентов и преподавателей, хотя в аудиториях и лабораториях разбитые окна были еще не застеклены, а закрыты фанерой с небольшой стеклянной форточкой посередине. Грандиозным зрелищем предстала разрушенная радиостанция Германии, откуда произносил свои речи Геббельс. Теперь радиостанция и Дом радио размещались напротив, тоже в очень большом здании. Рядом находились дорожки для мотоаттракционов с трамплином, позволяющим спортсменам пролетать над землей 8-9 метров, и трибуны для зрителей.

Река Шпрее и канал, одетые в гранит, ничего интересного собой не представляли. Зато чрезвычайно красивы многочисленные большие озера, по которым двигались теплоходы, баржи, моторные и весельные лодки, яхты.

По распоряжению коменданта Берлина разрушенные дома, находившиеся в аварийном состоянии, взрывали, а развалины разбирали. Процесс этот шел небыстро. Спустя год после окончания войны последствия ее встречались на каждом шагу. Довольно жалкое впечатление производило

С.П. Королев с женой К.М. Винцентини (слева), дочерью Наташей и тетей М.И. Рудомино.

Бляйхероде, 1946 г.

Фотография А.В. Рудомино

М.И. Рудомино и Наташа Королева.

Бляйхероде, 1946 г.

Фотография А.В. Рудомино

берлинское метро, темное, грязное, неуютное. Никакого сравнения с московским.

Во второй половине дня дождь прекратился и мы неожиданно оказались свидетелями любопытного представления. Над Королевской площадью на высоте 42 метров натянули канат, по которому с длинными шестами в руках медленно пошли две симпатичные девушки - воздушные акробатки. Площадь почти полностью заполнилась зрителями, молча, затаив дыхание, наблюдавшими за отважными канатоходками. Артистки, несмотря на отсутствие какой-либо страховки, двигались довольно уверенно. Мама и я тоже переживали за них и были рады, когда они наконец закончили свое выступление.

Однажды отец предложил нам поехать с ним посмотреть шахту, где добывают калийную соль. Шахта глубиной около 700 метров находилась недалеко от Бляйхероде. Мама в свою бытность врачом в Донбассе многократно спускалась под землю, а для меня все было в диковину - и интересно, и страшновато. Шахта и горизонтальные выработки были хорошо освещены. Повсюду на стенах просторных, не имевших никаких креплений штолен сверкали белые кристаллы калийной соли. Это напоминало очаровательную зимнюю сказку. Нас сопровождал шахтер-немец, он рассказывал о шахте, а мама со знанием дела переводила. По-видимому, наш проводник проникся к ней симпатией. Расставаясь, он подарил ей красиво оформленную колбу с разноцветными кусочками калийной соли.

Удалось нам с мамой и Тверецкими - без отца - осмотреть еще три крупных немецких города: Иену, Лейпциг и Дрезден. Иена расположена в живописной гористой местности. Это красивый, утопающий в зелени город, почти не тронутый войной, с запоминающейся архитектурой.

Дрезден поразил нас видом разрушенных зданий - следствием беспощадной бомбардировки города союзниками в феврале 1945 г. На прямых, будто начерченных на планшете улицах, стояли пустые безжизненные коробки: стены без крыш и окон. Лейпциг же почти не был разрушен.

Мы много путешествовали по Германии, но всегда с удовольствием возвращались в Бляйхероде. Благодаря маме, наш дом отличался гостеприимством. У нас постоянно бывали работавшие с отцом сотрудники и члены их семей. Некоторые приезжали вместе с ним обедать, среди них В.П. Глушко, В.К. Шитов и другие. Я хорошо помню, например, голубую «опель-олимпию» Валентина Петровича, в которой он тогда ездил. Бывали у нас В.П. Мишин, будущий академик, первый заместитель, а затем преемник отца на посту главного конструктора, В.П. Бармин, в дальнейшем академик, главный конструктор наземных средств обеспечения старта ракет, Г.А. Тюлин, впоследствии директор Центрального института машиностроения, а позднее первый заместитель министра общего машиностроения.

По вечерам, когда собиралась компания, мама играла на пианино - что-то из классики. Но больше всего запомнилось, как мы пели под ее аккомпанемент русские народные песни. Наверное, вдали от Родины как-то по-особенному ощущаешь все русское, такое далекое и, вместе с тем, родное и близкое.

Частыми и желанными нашими гостями были М.И. Рудомино, тетя моего отца, и ее сын А.В. Рудомино, его двоюродный брат. Маргарита Ивановна в звании подполковника занималась организацией отправки из Германии в СССР экспроприированной у немцев литературы. Адриан Васильевич, которому исполнился тогда двадцать один год, окончил войну лейтенантом в городе Ростоке и был прикомандирован к аппарату Уполномоченного Особого

Охотничий билет

и удостоверение С.П. Королева.

Германия, 20 июля 1946 г.

Комитета (Особый комитет при ГКО СССР был создан в 1945 г. для организации вывоза из Германии в СССР обусловленных Ялтинскими и Потсдамскими соглашениями трофейных ценностей. - Прим. ред.) при Государственном комитете обороны СССР в Германии. Они приезжали к нам чаще всего на выходные дни. Мы вместе гуляли, куда- нибудь ездили или ходили в кино. Во время одной из таких поездок неожиданно обнаружили, что всего в 10-12 км от Бляйхероде проходит граница советской и английской оккупационных зон. Она представляла собой межу, обозначенную довольно витиевато натянутой на протяжении сотен километров колючей проволокой. Ни часовых, ни какой-либо охраны мы не увидели. Немцы, да и все желающие без всяких пропусков и разрешений могли свободно проходить из одной зоны оккупации в другую.

В Бляйхероде находились два кинотеатра с просторными, хорошо проветриваемыми залами. Мы обычно ходили в кинотеатр «Капитол». Два ряда мест в центре предназначались для советских офицеров и их семей, и только после начала сеанса эти места разрешалось занимать немцам. Первый раз я пришла с родителями на фильм «Девушка моей мечты» с актрисой Марикой Рокк. Поскольку сеанс был вечерним, а мне исполнилось только 11 лет, немец, стоявший у входа, пускать меня не хотел, на что я с возмущением сказала: «Как это! Мы победители и нас не пускают?!» Он, видимо, понял и всегда с улыбкой пропускал меня. Кинофильмы сменялись каждые три дня. Запомнились немецкие ленты «Карнавал любви» и, особенно, «Сердце должно молчать» - фильм из жизни энтузиастов-медиков, врача- рентгенолога и его помощницы. Иногда перед началом сеанса выступала пожилая немка, быстро и ловко отгадывавшая желания публики и исполнявшая ее различные задания. Это напоминало выступления знаменитого Вольфа Мессинга в Москве.

В свободное от поездок время мы с Ниной Тверецкой ходили в бассейн. Там я научилась плавать. Учитель, пожилой симпатичный немец, надевал на нас пробковые пояса и очень смешно показывал, какие движения мы должны выполнять.

Отец старался уделять мне по возможности больше времени, словно стремясь наверстать упущенное за прошедшие годы. Мы много разговаривали с ним - о прочитанных книгах, о кинофильмах, иногда он приносил с собой какие-то угощения. Конечно, я не знала, в чем состоит его работа, понимала лишь, что он занят чем-то важным. Я всегда ждала его прихода домой. С ним было интересно, а главное - я чувствовала в нем силу и надежность.

Живя в Германии, мы иногда посещали увеселительные заведения типа баров. Там обычно бывало много немцев. Они сидели весь вечер, танцевали и пили, в основном пиво и шнапс. Однако русскую водку любили больше всего. Но вот что важно: пьяных не было. Ни одного нетрезвого немца мы ни разу не видели. Видимо, люди хорошо закусывали и умели вовремя остановиться.

Не помню, чтобы отец в Германии охотился. Скорее всего - нет, на это просто не было времени. Тем не менее 20 июля 1946 г. Военно-охотничье общество Группы советских оккупационных войск в Германии выдало ему охотничий билет и соответствующее удостоверение. Тогда же за отличную работу его премировали ценным подарком - охотничьим ружьем фирмы «Зауэр».

6 августа родители отмечали 15-ю годовщину свадьбы. Собралось много гостей, в основном сослуживцы отца с женами. Приехали и Маргарита Ивановна с Адрианом. Праздновали торжественно, весело, на столе стояло множество вкусных блюд и напитков. Вдруг среди гостей мама увидела того самого сотрудника НКВД, который в 1939 г. в Тимирязевском музее уговаривал ее стать «информатором», но получил категорический отказ. Мама узнала его сразу. Он подошел к ней, поцеловал руку, сказал приятные, теплые слова и, конечно, не вспоминал об их первой встрече. На вопрос мамы: кто этот человек? - отец ответил, что он работает в советской военной администрации Бляйхероде. Мама не решилась рассказать мужу об обстоятельствах своего знакомства с ним, опасаясь, что это может навредить семье. Она тогда подумала, что, возможно, он приставлен к отцу, чтобы следить за ним.

Эта неожиданная встреча испортила маме настроение, хотя незнакомец был очень любезен. Я тогда, конечно, ничего этого не знала и не замечала. Помню шумное оживление. Тосты следовали один за другим. Только заполночь все разошлись.

Справка о награждении С.П. Королева охотничьим ружьем.

Германия, 1946 г.

Во время нашего пребывания в Бляйхероде туда приехала правительственная комиссия во главе министром вооружений СССР Д.Ф. Устиновым, который объявил сотрудникам института «Нордхаузен» о принятом решении свернуть работы в Германии и продолжить их в Советском Союзе. Проведение экспериментальных пусков ракет «ФАУ-2» также переносилось на территорию нашей страны. 9 августа 1946 г. Д.Ф. Устинов подписал приказ, согласно которому отец переводился на работу начальником отдела № 3 НИИ-88 и назначался главным конструктором изделия № 1. Государственный союзный НИИ реактивного вооружения (НИИ-88) был создан в подмосковном Калининграде приказом Д.Ф. Устинова 16 мая 1946 г. на основании постановления Совета министров СССР от 13 мая 1946 г., предусматривавшего небывало широкое развитие работ по ракетной технике в СССР. Директором института назначили генерал-майора артиллерии Л.Р. Гонора, главным инженером - Ю.А. Победоносцева. Институт создавался как головное предприятие страны по ракетному вооружению. А под изделием № 1 подразумевалась баллистическая ракета дальнего действия (БРДД) типа «ФАУ-2».

Началась подготовка к отъезду. Составлялись отчеты о проделанной в Германии работе, собирались в дорогу советские специалисты. Стали готовиться и мы с мамой. 1 сентября начинались занятия в школе, мне не хотелось опаздывать, тем более что и приезд отца в Москву планировался на осень 1946 г. Вместе с тем, из живших в Бляйхероде семей мы уезжали в числе первых. Другие жены решили дожидаться своих мужей. И мы, наверное, могли бы еще остаться, но этого не хотела мама. Не хотела потому, что в Германии во взаимоотношениях моих родителей наметился раскол. Об этом я узнала много позже, когда повзрослела и стала способна понимать произошедшее. Случилось то, что, казалось, не должно было произойти: муж и жена, любящие друг друга, разлученные волей рока на восемь долгих лет, вновь стали

С.П. Королев и Л. Р. Гонор в салоне самолета.

Конец 1940-х годов

С.П. Королев и Ю.А. Победоносцев.

Германия, 1946 г.

На базе огневых испытаний двигателей - разрыв кислородного трубопровода. С.П. Королев - второй справа.

Леестен, сентябрь 1946 г.

Надпись на обороте

жить вместе под одной крышей, однако, к огромному сожалению, радости и удовлетворения эта долгожданная совместная жизнь не принесла. Отец был всегда безумно занят, он «дорвался» до любимого дела, отдавался ему безоглядно и, конечно, очень уставал. Мама же, привыкшая работать с утра до ночи, здесь изнывала от бездействия и, главное, от одиночества. Она видела мужа урывками, ей не хватало его внимания и заботы. Поговорить, поделиться было не с кем, и она доверяла свои мысли и чувства дневнику: «Да, поистине не умею я быть домашней хозяйкой, ничего не представляющим собой как «Я» человеком и просто женой. Многие скучающие здесь жены называют себя «спальными принадлежностями» своих мужей. Видимо, это главное, что отличает меня от них. А как хочется немного тепла, заботы и ласки...» Мама вспоминала, что люди, бывавшие в нашем доме, сочувствовали ей, жалели, и от этого становилось еще тяжелее. И потому, сославшись на то, что начинаются занятия в школе, а у нее уже закончился отпуск, она объявила, что мы должны уехать. Знакомые, друзья убеждали ее остаться, но она чувствовала, что так будет лучше для всех. В последних числах августа отец привез нас на машине - с Фишером за рулем - из Бляйхероде в Берлин и посадил в военно-

С.П. Королев.

Один из последних снимков

в Бляйхероде.

Январь 1947 г.

транспортный самолет «Ли-2». Расставание было грустным. Отец выглядел удрученным, я горевала, что он остается в чужой стране один, без нас, мама плакала. На прощание отец сказал, что постарается по возможности быстрее приехать в Москву. Фишер бежал по взлетной полосе за самолетом и махал нам рукой - он очень жалел, что мы покидали Германию.

Летели шесть часов без посадки. В самолете не было кресел. Вдоль бортов его располагались металлические скамьи и небольшой диван, на котором я спала. Кроме нас с мамой пассажирами летели еще несколько военных и гражданских, видимо, направлявшихся в Москву по служебным делам. Во время полета нас изрядно трясло, мы проваливались в воздушные ямы и облегченно вздохнули, лишь когда наконец приземлились на московском аэродроме. Хорошо помню ощущение необыкновенной радости, которое я, одиннадцатилетняя, испытала от возвращения на родную землю. Мы прожили в Германии всего три с половиной месяца, увидели много нового, необычного, а меня все равно тянуло домой. Уже тогда я поняла и в последующие годы убеждалась в том неоднократно, что не хочу и не могу жить вдали от своей страны. И мне так близки и понятны чувства ностальгии у людей, в силу разных обстоятельств надолго или навсегда оторванных от Родины.

Бабушки и дедушки очень обрадовались нашему возвращению. Я вновь поселилась на Октябрьской и первого сентября пошла в пятый класс. Лиза с нами уже не жила. В марте 1946 г. она вышла замуж за бывшего маминого пациента, с которым познакомилась, работая во время войны санитаркой в Боткинской больнице. Свадьбу сыграли в квартире на Октябрьской. Лиза родила двух дочерей, у старшей из которых я была крестной матерью. До последних дней моей бывшей няни мы сохраняли с ней самые добрые отношения. Мама

Справка о работе С.П. Королева в Германии.

20 января 1947 г.

продолжала жить с соседями в квартире на Конюшковской и ждала мужа в тайной надежде, что трещинка в душе, с которой она вернулась из Германии, со временем зарубцуется. Отец продолжал работать в Германии и приехал только в конце января 1947 г., о чем свидетельствует выданная ему справка.

«СПРАВКА

Дана настоящая справка полковнику КОРОЛЕВУ Сергею Павловичу в том, что он проживал в г. Бляйхероде района Нордхаузен Федеральной Земли Тюрингии Советской Оккупационной Зоны в Германии с 8-го сентября 1945 года по 20-е января 1947 года и работал в Советской Технической Комиссии по выполнению особых заданий.

Полковник КОРОЛЕВ СП. строго соблюдал установленные правила для личного состава Советских Оккупационных Войск в Германии.

ВОЕННЫЙ КОМЕНДАНТ РАЙОНА И г. НОРДХАУЗЕН

ГВ. ПОЛКОВНИК НОСКОВ»

Так закончился германский период жизни отца. В эти 16 месяцев, проведенных на немецкой земле, отец окончательно почувствовал себя свободным. Мало того, он получил возможность полностью отдать себя любимой ракетной технике. Его, безусловно, не оставляла мысль, что, создав «ФАУ-1» и «ФАУ-2», немцы значительно опередили нас и нужно сделать все, чтобы ликвидировать опасное отставание как можно скорее. Изучая трофейную ракетную технику, он думал о создании более совершенных ракет, превосходящих немецкие. У него, как говорится, «чесались руки». Назначение главным конструктором БРДД открывало возможность претворить в жизнь, пусть не сразу, те дерзкие идеи, что давно вынашивались в его голове. Он ехал в Москву окрыленным, полным творческих планов и надежд на успешное осуществление своих замыслов. Жизнь коротка, но ему еще только сорок, так много можно успеть!