S-T-I-K-S Художник в улье

Глава 7 И флаги у них из марли.

Шёл по лесу и думал о странном.

А именно, о своём новом имени, полученном от Реваля. Мне оно не нравилось совершенно.

Придумаю себе сам. Несмотря на страшное проклятие, которое, по словам всё того же Реваля, меня настигнет, если я это сделаю.

Сам же он до сих пор жив, не смотря на то, что оставил себе своё настоящее имя, значит и мне ничего не грозит, я не суеверный, совсем.

Первое прозвище: «Хитман-убийца» мне не нравилось, потому что такой «герой» уже есть, не хочу повторять, чей то несчастливый путь дурака, который убивает. Романтизированное насилие.

Второе прозвище откровенно дебильное.

Сплюнул, шумно, в сторону.

Харчо, на Европейский манер. Может, взять сокращение от него: «Хар»?

Вроде, звучит уже получше, и проклятия избегу.

А что во мне вообще особенного, например во внешности?

Ну во первых, в свои двадцать один, я выгляжу, лет, если не на шестнадцать, то где-то на семнадцать-восемнадцать.

Как сказал Реваль, при прощании: «Эх, завидую я тебе. Морда у тебя из тех, что женщинам, умеет нравиться. Моя вот, мало кому симпатична!»

«Ещё совсем молодой» - слышал я от людей в свой адрес.

У меня проблемные, в принципе, кровеносные сосуды. Когда сморкаюсь с силой, вместо соплей, может закапать кровь.

Вены под глазами, от рождения видны, и завязались в интересный рисунок, похожий на шрам. Это тоже деталь внешности, можно использовать в новом имени.

Но я, всё же, оттолкнусь от первого. Ибо, «Вечно молодой – ве-ечно пьяный…», вторая часть, конечно, не про меня.

Так пелось, в одной из песен моей вселенной.

Их ведь оказывается много, у нас здесь мультивселенная!

Есть теория, что если путешествовать по ней, убивая свои копии себя, то жизненная энергия, пронизывающая всё сущее, и честно распределённая, равномерно на всех - вольётся в одно твоё нескромное лицо. Ты станешь чуть ли не Богом. Один из героев фильма, которого сыграл непревзойдённый Джет Ли, только этим и занимался.

Так, нескромные мысли меня погубят. Только что был уверен, что я не убийца.

Совсем молодой – Совм…- Сом… - Сода – Сова!

Мне нравится, птица олицетворяющая мудрость и сон, а ведь его, я ценю больше всего. Свой крепкий сон, просто обожаю, я именно, что сова. Но люди не поймут.

Плевать на людей, могут оставаться при своём мнении.

Но всё же, Сова - это смешно. Не хочу быть для кого-то посмешищем.

Сова «мужского рода»… Филин!

Да, это значительно лучше. Не слишком агрессивная птичка, но и в обиду себя не даст. Мне это подходит.

Решено, в первом стабе назовусь «Хар», а «Филина» - оставлю на потом.

Реваль предупреждал, что меня могут и поискать, размышляя, кто же прибил муров и выпотрошил тварь, ведь он, вынужден будет что-то соврать. Это крайне маловероятно, но всё же пусть, в случае чего, ищут «Хара»

А лучшее имя - для лучших времён.

С первым разобралися.

Теперь, представлю свою «суперспособность» или умение, говоря на местном сленге. Что бы я хотел получить? Вдруг от меня что-то зависит?

От моей мысленной направленности.

Это всё не бред, мысли материальны, а мозг приказывает и управляет всеми процессами в организме. В это я верю больше, чем в любые суперспособности.

Был период, когда я ходил подавленный морально, жизненными невзгодами, то и физического роста не наблюдалось, несмотря на нормальные нагрузки на организм, при которых другие – растут.

Как только я отправил в топку все свои обиды, и начался мой прогресс.

Вообще смешное чувство – обида, мой друг Лёха, оставшийся там, на земле, вообще не знал такого чувства. Или бил в морду, или вообще не обижался.

Не мужское это чувство.

Любую сверхсилу, молнии из глаз, телепортацию, и прочее – я бы променял на возможность полёта. Мечта, достойная художника. На этом и остановимся.

Впереди ещё семь обширных лесных кластеров. В общей сложности, мне по ним предстоит отмахать ещё километров сто пятьдесят - двести.

Есть время подумать обо всём. Заражённые по лесам не бегают, им здесь кушать нечего.

Не верить в рассказ Реваля, нету смысла. Так подробно не врут.

Из жизненного опыта, немного умею отличать балаболов, от нормальных людей.

Единственное, что вызывало мою недоверчивость – это рассказ про жемчуг, и его эффект.

Здесь, я склонялся к мысли, что Реваль это всё провернул, чтобы вселить в меня уверенность, в себя. Я ведь похож немного, с лица, на ребёнка, а детям рассказывают сказки, про волшебную фею. Отеческий жест заботы, не более.

Но, всё равно, приятно!

Поправил ремни автомата и винтовки, что болтались у меня за плечами.

Реваль мне даже один гранатомёт выделил и показал, как пользоваться им и всем прочим.

Мастер класс от бывалого гранатомётчика. Между "прихватить ещё патронов", и взять гранатомёт, не задумываясь, выбрал второе.

Некоторое добро, оставшееся после моего кровавого спасения, покорёжило взрывами, но всё равно, его с лихвой хватило на двоих.

Арбалет уже позабылся.

Я попытался было, прихватить и его, но мой внезапно появившийся в этом мире друг, сказал: «Брось это убожество, тебе и так, килограмм пятьдесят на себе тащить, вместе со жратвой, ты, парень здоровый, но всё же, побереги себя!»

На вопрос – "каким образом, он собирается возвращаться к своим, после проделанного?", он ответил:

«Перекинуть через «херок» ментата – не так уж и сложно, особенно мне, с моим даром. Особенно, если я пойду, сначала в стаб внешних, а не к себе, в посёлок. Тогда, пройдёт время, воспоминания подёрнутся дымкой. Есть имунные, спокойно такое проворачивающие. В крайнем случае, расскажу про такого, русого парня, и без меры преувеличу его светловолосость.

Встань на свет! На свет встань, грёбанный свет! Вот таким я тебя и запомню!»

Ничего, похожего на события сегодняшнего единственного дня, со мной ещё не происходило.

Разве что история, несоизмеримо более лёгкая.

Если сравнивать с сегодняшней, то вообще, ясли детского сада.

Произошло это, когда я был, ну совсем ещё молодой…

***

- В смысле, мне не положена отсрочка?

- А вот так, не положена. Художник ты. Не токарь, не слесарь, не механик-юрист-менеджер! Ваше училище не предоставляет отсрочки.

- Понятно.

Пошёл снимать отпечатки пальцев.

И я позволил себя увести, как бычок, покорно ведомый на убой.

Даже зарделся немного, ведь класс, долгих десять лет, внушал мне, что я полное говно, а тут нате: я, оказывается, годен для военной службы.

Задолбался учиться.

- Что, в армию? – спросила преподаватель из моего колледжа.

- Да, послезавтра, сказали.

- Подошёл бы, мы тебя отмазали. Что, чё за бред? Даём мы отсрочку, надо было подойти и взять справку!

- Блин, - оказывается, можно было.

А ведь встретившийся одноклассник пытался донести до меня, что справку дают в колледже. А мне, сказала толстая тётка военкомша – нет отсрочки, не дают справки. Я купился, и даже не попытался самому себе помочь. Обманули дурака…

«Пошли они, видеть их не хочу» - это об одноклассниках.

А в армии отслужу, пофиг.

Четыреста километров до части, из них двести – на маршрутке.

Даже не блеванул, шок.

Тут и здоровых людей покачивало.

А как я удержал свои внутренности на месте - не понимаю.

Меня стимулировало моё положение в салоне – посерединке, и боязнь потерять лицо перед пацанами. До крови щеку закусил, но выжил.

Впоследствии, едва не упал в обморок, когда стоял три часа на плацу.

Разбирали командиров, разбирали солдат – задавили человека, это сделало пьяное существо в форме за рулём грузовичка.

Вся речь была матной.

Моё первое разочарование.

Нас начали учить маршировать. Не сказать, чтобы я в этом преуспел, но и не первый с конца.

Вечером сержант, побывавший в горячей точке, и сейчас делающий из нас людей, спросил:

- Здесь в одном военнике написано, что парень из Ташкента, это кто?

- Я, а что? – поднял руку я.

- Да нет, ничего.

Утром следующего дня маршировали. Он, приказом остановил строй.

- Так, морда узбекская, маршируй нормально, делай шаг короче. Или тебе на узбекском донести? Ферштейн? Так понятно?

Стемнело.

Возвращались со столовки, попытался незаметно одеть перчатки, пока остановились, пропуская другой строй.

Внезапный удар сверху вниз, по запястьям, чья-то рука, в кожаной перчатке грубо подняла мне подбородок повыше.

Возражать не рискнул.

Это, как если бы мне сказали: « Дорогой, товарищ солдат, у нас здесь в строю не чешутся, и не сутулятся!» - только вообще без слов.

Вспомнил нашего сержанта Патракова, которого мы, любя, называли Патрик.

Помню, Патрик произнёс: «аха-ха», и ткнул этого психа, в шутку в плечо.

Псих секунду молча смотрел на Патрика, и начал всерьёз, сильно угощать кулаками.

И чего он такой злой?

Всех забрали, наше КМБ кончилось, вчера присяга была.

За мной сопровождающие до подразделения пришли последними, почему то сразу двое.

- Чё вдвоём пришли? Боитесь, что свалит от вас, по дороге?

- Ага.

- Одного забираете, странно как-то.

- Вот так. Всего хватает?

Проверили шмот, доукомплектовывающий меня, всё оказалось на месте.

Причина, по которой меня забирали одного, мне была известна, ведь я своей рукой написал в пожелании, куда я хотел бы попасть: «хочу в сапёры»

Рассуждал так: физически от меня мало толку, не вышел, но не беда.

Могу научиться сапёрному делу, и приносить пользу родине.

Кроме того, это интересно, чувствую – моё.

- Конечно, главное, самого солдата не забудьте! - ответил сопровождающим ротный старшина.

- Да ну? Должность «ефрейтор»? – удивлённо произнёс капитан.

- О себе бы сумел позаботиться! – добавил офицер понтонной роты.

Я зашёл в залитую солнцем канцелярию, где меня встретили офицеры, первое впечатление о которых – опера из фильма, расселись за столом. Очень похоже.

Солнце, кстати, как я потом узнал, здесь светит редко, вечная серость на небе. Ходила шутка, мол, увидишь его, в следующий раз, на демобилизации.

- Рад, что сейчас в армии?

- Ну да, так точно! – я стоял, по стойке «смирно», но по манере их общения понятно - разговаривать тут можно и не по уставу, а «по простому».

- А что так неуверенно?

- А ефрейтора что, прям сразу дадите?

- Ха-ха-ха, размечтался! Прям сразу! Гаситься будешь?

- Нет!

- Они все так сначала говорят! – посмеялись.

В конце короткой беседы, один из офицеров произнёс загадочную для меня фразу:

- Этот, вроде нормальный.

- Вроде да. Иди до каптёра, он выдаст тебе новую форму.

Дошёл.

То, что мне выдал каптёр, можно описать так: аморфный, бесформенный комок ободранных вещей, лежащих на полу. Перепачканный, к тому же, бензином и мазутом, как приправой и соусом.

- Ты уверен?

- Извини, другого нету, это – ещё норм штаны, – с этими словами, он ссыпал мне в подставленную руку горсть пуговиц.

- На, подшивайся, сегодня, тебя вообще напрягать не должны.

Вышел какой-то парень, мы познкомились, он исчез на секунду в кубрике, достал откуда-то новый бушлат, протянул мне.

- Откуда?

- Да, одевай, был!

Я глянул на своё убожество, вообще без пуговиц, и пуха. Пуховик. Бушлат, говоря на местном. Не стал уточнять.

Украл, отжал у кого-то, или даже снял с трупа. Мне всё равно.

- Спасибо, в этом бушлате я бы сдох, мой окоченевший труп, нашли бы археологи!

Дневальный объявил: «Батальон, выходим строиться перед подразделением, для убытия на обед! Форма одежды номер…»

Вышел на построение на улицу, перед нашим подразделением, и понял – не всё у меня так плохо.

Те, кого я поначалу принял за стайку бомжей, выползающих из помойки, оказались солдатами, выходящими из нашего «ИСБ».

Ведь у нас был общий кутюрье, которого можно обнаружить в каптёрке.

У одного солдата, было обугленное отверстие в бушлате, напротив «попы», диаметром в пятнадцать сантиметров, оттуда выбивалась подкладка.

Боюсь представить, что произошло.

Мысленно вознёс повторную благодарность тому парню за подогнанный бушлат.

Кушать шли пародией на строевой шаг. Но с песней!

В берцы сзади периодически прилетало, я не знал под кого подстроиться: под переднего, или бокового, ведь все шагают по-разному.

Ещё меня подозревали, что я, сукан редкой молчаливости, и не пою песню!

Раздевалка в столовке - это просто песня.

Вешалок на всех не хватало, много подразделений кушают одновременно. Кидали свои замазюканные бушлаты прямо на пол, или подоконник горкой, сверху ложили барабан с нарисованной летучей мышью - во славу Бетмена!

Приставленный к столовой офицер орал, но не справлялся, новых вешалок не заказывал, сложно, дорого, не интересно.

Постоянно что-то у кого-то пропадало. Чтобы вещи не украли, человек, охраняющий их, буквально обхватывал все бушлаты руками, и ждал, пока его сменит другой, чтобы успеть поесть.

Когда кто-то украл у тебя, ты, соответственно, воруешь у следующего, а тот, вероятно, тоже привык, сопли не жевал, шёл воровать. Это так же естественно, как фотосинтез.

Если ты каптёр, то ты, вообще, машина воровства и "рожания" вещей из пятого измерения. Ты - Доктор Стрендж и Алладин в одном лице.

Кормили в столовке, к слову, хуже, чем в столовой первого, образцово-показательного военного городка, но тоже сносно, это обрадовало. Изредка давали такое, что жрать невозможно. Но перловке, гороховому пюре, и салу – мои аплодисменты! Ничего из этого не ел, так как это не переносила моя мать, готовившая нам с отцом. А тут - почти каждый день что-то разное, плюс. Перловка - божественна, зря пугали ею!

Пришёл в подразделение, в наш кубрик.

Впрягли наводить чистоту в помещении, или «делать ПХД» - на местном сленге.

Я, сначала, не въехал в ситуацию.

Везде царил хаос. Зубные щетки и прочее, валялись прямо на полу, рядом со всяким мусором. Затем, мне сказали, что здесь произошёл «взрыв».

Но не тот взрыв, который: быстропротекающий физико-химический процесс, со значительным выделением энергии в небольшом объёме.

Энергия всё же была, но выделял её офицер, приходящий устраивать погром, и имитирующий ситуацию - «Я, мля, слон в посудной лавке!»

Происходит это, когда ищут «насвай», и другое запретное, когда мы засрались, или кто-то накосячил, просто в воспитательных целях, чтобы не расслаблялись.

Это ведь так приятно, вернувшись, обнаружить свои средства поддержания личной гигиены на полу.

Какой-то парень пытался придать раздолбанной тумбочке первоначальный, правильный вид - прямоугольного параллелепипеда.

Начал подметать, меня остановил тот самый парень, что подарил мне бушлат.

- Не-не, Виталь, вообще всё из под кроватей!

И мы начали вытаскивать «вообще всё». Получилась горка, метр в высоту.

Там было всё, реально всё. Спросил у него:

- Где здесь туалет? Куда можно это выкинуть? – в руках у меня была этикетка от чего-то съестного.

- А, в окно кинь!

Подошёл к первому, забраковал, нашёл, наконец, исправно открывающееся, выглянул.

А, ну да, это у нас само собой, мог и не спрашивать – отправил фантик «дружить» к остальной помойке.

До туалета я всё-таки дошёл. Шок.

Мне стало не по себе, при мысли, что мне здесь ещё срать, целый год!

Хлюпающая под ногами вода санузла, доходила до середины голенища моих бедных берц. Её неспешно перегонял шваброй, до отверстия в полу, дневальный.

В кабинках царила атмосфера открытости и непринуждённости, так как дверей не было совсем, а высота разделительных стенок, едва превышала метр. Это, наверное, чтобы мы могли общаться во время процесса. Респект тому, кто придумал эту тему!

Всеобщую картину дополняли жёлтые подтёки на стенах, (нас затапливали разведчики, водичка путешествовала затем по санузлам, всех четырёх этажей, и впадала в наше озеро, у меня под ногами) и вываливающееся дерьмо, из забитого отверстия последней кабинки, или «очка», на всё том же, армейском сленге.

Своего шарму вносила бумажка в файле, которая гласила: «Кто покурит в туалете – тот… гандольер в Венеции!»

В туалет получилось зайти со второй попытки, когда я мысленно уговорил себя фразой из далёкого детства «пись-пись-пись!»

Сходил в писуар.

Голос из кабинки оповестил меня, что я мог сходить сразу на пол, так как он сломан. Ну да, обзор позволяет ему делать такие выводы…

Засыпал, несмотря на всё, оптимистично настроенный, и почти счастливый, ведь я попал, туда, куда пожелал. «Мечты сбываются» - пошутил ефрейтор, когда я ему об этом сказал. Мелкие неудобства как-нибудь переживу.

На вторую ночь меня отметелили…

- Да собирайся ты рещче! – я, ускоренный толчком офицера, с большим запасом разгона, вылетел в коридор на построение.

- Да, досталось тебе вчера. – со мной заговорили пацаны, которым тоже ночью прилетало, Иван и Диман.

Иван подал мне мой ремень, пинком "дяди со звёздами" отправленный под шкаф.

Диман запнул, пряча под кровать, кусок раздолбанного стула, неизвестно, об кого сломанного, но, славу богу, не об меня, вышел тоже на построение, и произнёс:

- Вы как хотите, пацаны, а я сваливаю, и Иван тоже хочет. Ты с нами? Днищное подразделение, мы тут такого насмотрелись за две недели!

Я думал ровно секунду, или, вернее, вообще не думал, на эмоциях кивнул:

- Я с вами.

***

Из-за двери снова донёсся чей-то кашель.

- Ну кто там всё помирает, но никак не может сдохнуть?! Да сдохни, ты, уже! Сдохни!

- Спасибо, товарищ капитан! Спасибо! – в проём заглянуло лицо младшего сержанта.

- Пожалуйста, ля! Прикрой дверь, а то все, кому мимо надо пройти, свои «хлебальники» в нашу сторону поворачивают! – Это уже обращение ко мне.

Я рисовал новогоднюю стенгазету. Сначала своей, сапёрной роте, затем, понтонной, потом инженерной.

Возникает вопрос: зачем в армии новогодние стенгазеты?

Я бы ответил так: а солдаты что, не люди, им не нужны новогодние поздравления?

Вторая причина: если дядя с большими, как молодые яблочки, звёздами на погонах, зайдёт в наш батальон, и всё будет красиво, то всем будет от этого хорошо.

- Сегодня эти двое, что из предпоследнего КМБ, побежали жаловаться к психологу – мол, обижают их! Прошла информация, что у Сидорова, была попытка суицида!

- Охренеть. Гасится, сто процентов гасится! Не по мужски.

- Да, достали уже все, каждый день, кто-то, что-то выкидывает! Почему нельзя просто прийти и отслужить?! Так, а этот куда делся? Только что передо мной сидел!

У меня был встречный вопрос: а почему нельзя просто взять, и создать условия, чтобы я просто пришёл и отслужил?

Но озвучивать, я его вслух не стал. Вместо этого, пошёл проворачивать к психологу, всю ту бодягу, которую провернул Диман.

Нет, с тем, что у него уже была попытка суицида, он перегнул, надо его предупредить потом, чтобы шёл в отказку. Наживёт себе неприятности.

В корпусе наткнулся на офицера, отвечающего за работу с личным составом.

- Так, чё за херню вы втроём затеяли с тестами на пригодность к караульной службе? Загаситься решили? А?

- Хотим или перевестись в другое подразделение, или да, вообще комиссоваться! – не стал отрицать я. – позвольте пройти к психологу.

- Можно поинтересоваться причиной?

- Расстройство адаптации к коллективу! Эти уроды такое вытворяют, ночью!

- За базар отвечаешь?

- Да.

- Пойдём.

- Куда?

- Напишешь про это в рапорте, нечего покрывать уродов! Сделай добро себе и всем, кто с тобой служит! Я здесь для того и существую, чтобы, с твоей помощью, очистить армию от чудовищ!

- Но мне надо…

- Не надо, они вдвоём, уже сидят у меня.

Зашёл в кабинет. Там, действительно сидели мои товарищи, и писали рапорты. Перекинулся с ними взглядами.

Вспомнил их лица, когда им били под рёбра, и ещё, заставляя нас отжиматься, они унизительно ставили ногу сверху. Дедушки, мать их.

Свою херню, проворачивали, один или двое-трое, остальные, либо дрыхли под это, либо смотрели и крышевали их.

Уникальная ситуация, когда оставили на месте тех, кого должны были перевести в другое место, таких набралось много. К ним влили человек десять-пятнадцать новеньких, включая меня, из них примерно шесть-семь у нас в роте.

Ещё больше я знал, из услышанного от двух друзей, ведь я тут всего третий день, а они уже две недели.

Димана «посвящали» в сапёры электрической катушкой, предназначенной для подрывов зарядов. Заставляли браться за два провода и держаться за них.

Кого-то, накосячившего, и не полюбившегося дедушкам, они взяли, втроём, положили на кровать, один упёрся коленом в позвоночник, два других тянули в стороны. Эдакие инквизиторы! А Ивана и Диму заставили смотреть, приговаривая: «Смотрите, вы ещё не на самом дне социальной лестницы!»

Основания не верить - не было, я и сам слышал в строю, как это чудовище обсуждало свои подвиги, с другим таким же чудовищем.

Их затравленные лица, сами по себе, способны сейчас сообщить о многом.

Я не спорю, плохие здесь не все, были и такие, которые заступались, ну да их мы упоминать в рапорте и не будем. Стоит ли его вообще писать?

О да, стоит! Здесь, крушатся об головы стулья, ломаются носы и пальцы. Один держал парня, другой, говоря: «Дай мне его! Дай мне его!» подлетел, и со всей дури, ударил по носу.

Парень, по прозвищу Акробат, рассказывая мне об этом случае, круглил глаза: «Я спал, но проснулся. От щелчка. Там такой щелчок был!»

Они просто подошли и поломали два пальца дневальному.

Краткий перечень того, что они вытворяли в нетрезвом виде (накатывали, для смелости), за последние два месяца. Плюс один, едва не повторил историю с грузовичком, дрифтил на нём, тоже пьяный, и едва не угробил человек тридцать, за это, ему бил морду капитан.

Если они проведут два оздоровительных месяца на «Губе», я хочу им в этом посодействовать.

***

- Встать!

Мы встали из упора лёжа.

- Кто писал рапорт? Ты? Ты? Ты?

- Да они все писали! – усмехнулось чучело, у него за спиной.

- Принять упор лёжа! Раз – два! Раз – дваа! Полтора!.. Встать! Отказывайтесь там, от того, что вы написали, или… До понедельника ведь можно и не проснуться! Всех били, но все терпели, и крыс у нас здесь ещё никогда не было! Надо было мне рассказать! - Говорил нам это не кто-то, а человек с сержантскими погонами.

Вот кто же знал, что канцелярия у нас – проходной двор, а наши рапорты, о неуставных взаимоотношениях, лежат прямо на столе.

- Чтоб, когда я пришёл, здесь было полное ПХД! Не хотим жить по-человечески, будем жить по уставу!

Он ушёл, вернувшись через секунду:

- И это, вы не думайте, что просто переведётесь отсюда, и ваша жизнь, внезапно, наладится! У меня ведь есть знакомые и в других подразделениях. Отказывайтесь, давайте, от всего, что там понаписали!

На меня его слова, подействовали не так сильно, как на Ивана с Димой.

На тех, просто, лица не было. Слишком близко к сердцу восприняли некоторые слова. Ведь они здесь уже целую вечность – две недели. Совершенно по-другому время течёт, когда тебе плохо.

- Да ладно вам, он просто так сказал! Ему яиц не хватит!

- Да? Это тебе легко говорить, ты здесь, всего три дня! А я здесь больше не могу! Пипец…

***

- Ну а ты чего там спрятался? – старший лейтенант улыбнулся, тому дальнему парню, проникновенно качнул головой, нежным полушёпотом произнёс – Идём, поработаем!

Меня он тоже, назначил. Я даже удивился. Видимо, он это сделал, чтобы я прочувствовал, как горбатятся другие пацаны, и как отдыхаю, в сравнении с ними, в тёплой канцелярии, я. Так сказать, ощутил контраст!

Я его ощутил, когда поднял бревно, тяжелее себя. Не знаю, сколько в нём, но колени подгибаются, а позвоночник – вот-вот сломается, прогнувшись вбок.

Два человека, несущие его вместе со мной, по ощущениям – вообще не толкают.

Заболел низ живота. Мне, поднимание тяжестей – противопоказано.

Ведь я – счастливый обладатель двухстороннего «Варикоцеле», варикозного расширения вен, идущих к половой, и мочеиспускательной системам. Чтобы сразу с двух сторон – это редкость, врачи до сих пор не знают, почему так происходит.

Старший лейтенант, узнав о нашем тройственном желании комиссоваться, сказал: «Так, у Ивана – камни в почках, у Димана – киста в башке, вас, парни, должны стопудово комиссовать, как вообще взяли таких? А у тебя то чё, фигня! Там надрез делается, вена вынимается – и всё!»

Вот только у меня, лишних вен в организме - нет.

***

Меня назначили в наряд, отдельно от моих друзей, с солдатом, по прозвищу Мультик.

Небольшого роста, слегка тёмненький, с приятными чертами лица.

И как, такие маленькие, здесь вообще выживают?

- Да я здесь пол года служу, автомата до сих пор - не видел! На присяге, только, его подержал, и на карауле, было дело! Не, не все так, естественно, просто, надо самому, попроситься, там, на стрельбы, и все эти дела. А так, и будешь, весь год, просто рабочим подрядом. К минам нас, вообще не подпускают, боятся, как потом перед мамками объясняться, если нас разорвёт? Ну да есть – учебные мины, всё равно, редко это происходит. Их используют, когда кто-то накосячил. Одевают на человека пару броников, и по мине, с каждой стороны, без детонаторов, естественно! И он так ходит везде, реально, везде!

В полях - смешанные ощущения от полей. Вроде, и бывает там рассос, когда делать нечего, а иногда наоборот, впахиваем, как лошади. Долго блин, около трёх месяцев там провёл. Жрать охота там люто. Раз в день привезут какие-нибудь макароны, и кинут нам, как собакам каким, мол - нате, жрите! Спим, просто на деревянных нарах. Это такие скамейки длинные. Вот, один человек заканчивается, ноги его, голова следующего – начинается. «Бетеры», в смысле, вши, завелись у одного – значит, завелись у всех. Прозвали их, «бетерами», за то, что они бегают, также быстро, как БТР.

Воды немного можно тратить. Просто – зубы почистил «хать-тьфу» - и всё!

Дошли до спортроты, куда нас, собственно, и назначили.

-Вы чё пришли-то? Уже нас назначили. Пацаны, есть покурить?

Они, с Мультиком зажгли сигареты, затянулись. В этом и есть, вся армия. Можно охарактеризовать одним словом – несогласованность. Действий и приказов.

Пошли обратно.

- Я валить собираюсь, загаситься, чувствую, что год здесь не смогу, реально вскроюсь! Но сейчас, я ещё могу пойти в отказку, дать заднюю. Ты бы мне что посоветовал, Мульт?

- Если бы я так херово службу начал - я бы валил! Мой тебе совет - вали! Ты уже не приспособишься в этом подразделении, тут все против вас, вскроешься, пока перевода дождёшься, в другое подразделение. Нехрена тебе здесь делать, целый год, от которого прошёл всего месяц, если уж начал гаситься – гасись!

Я задумался над его словами. Что я тут приобрету за год? Научусь работать различными видами… лопат! И скребком для снега, которым чистят плац. Ещё меня ждут: призрачная возможность пострелять из автомата, топорные физические упражнения, которые, впрочем, своё дело делают, и тяжелейшие рабочие подряды в полях, на которые – у меня нет здоровья. Брёвна, тяжелее себя, которые я закапываю в мёрзлую землю и таскаю, сгниют бессмысленно, а здоровье мне никто не вернёт.

Да, можно сделать операцию, которые так обожают все себе делать, вот только, я так не хочу. Во первых – фобия у меня такая, боюсь, чтобы меня резали. И месяц восстановления в больничке, после такого - слишком мало. А потом - снова тянуть солдатскую лямку, может пойти осложнение. Во вторых, не всё у меня так серьёзно, но это можно легко исправить, неконтролируемым тасканием тяжестей, ведь это – обязаловка, никому не докажешь, что ты не гасишься!

Да здесь можно просто сдохнуть. Казарма, соседняя с нашей, рухнула, из-за того, что в ней, так же как и у нас протекал туалет. Его годами никто не чинил, и он, в один прекрасный день, сложился. Все четыре этажа. Чудо, но там никого не было, дневальные только, охренели на всех этажах. А наш, может рухнуть, когда я в нём буду чистить зубы...

Бездарно умереть из-за того, что кто-то спёр миллионы, какой-то чиновник. Не на какой нибудь войне, а в туалете.

На моё решение, окончательно повлияла сцена, которую я вспомнил из детства: вот, мы едем куда-то, с классом, на автобусе, меня укачивает, я блюю, в пакетик. Все смеются, кривятся, отпускают жутко смешные остроты, по этому поводу!

Блин, да я ещё и не жил вовсе! С какого перепугу, я должен - что-то, от кого-то - терпеть!

- Ты прав, Мульт! Хватит бояться, пора начинать жить!

***

В подразделении, мне встретился тот самый, идейный сержант, в принудительной форме призывавший нас отказаться от наших показаний.

- Что, гасишься?

- Да – не стал отрицать.

- Не стыдно тебе?

- Нет.

- Вот придёшь, на гражданку, куда устраиваться будешь?

- Да уж найду, в ФСБ, или милицию – не собираюсь. В серьёзные организации – по любому, берут только по знакомству, если такими обзаведусь, то будет всё равно, отслужил я там, где-то, или нет! Без водительских прав - жить можно. И вообще, я художник – мне пофиг!

-Да ну? Пофиг ему. Тебе ещё своих родителей обеспечивать. Помни о них. Я вот, например, своим – всю зарплату отдаю! Себе оставляю – тысячи две.

С возрастом осознаёшь, ради чего, вообще, стоит жить.

***

На всё, про всё – ушло три с половиной месяца, начиная от того момента, как меня забрали, и заканчивая тем, как я очутился дома, это не считая дорогу.

Могло быть больше, могло и меньше. Кто-то скажет: "Лучше бы дослужил" Не лучше. Набор на мою специальность раз в два года. Я восстановился в колледже и догнал свою группу. Так что, такая потеря времени, для меня оправдана.

Слова моего несостоявшегося "кондуктора", на тот свет, я принял к сведению, и на шее у родителей сидел не всегда, отдавая им, всё заработанное разными способами, себе покупая лишь необходимое для учёбы.

С той поры прошло три года, мне – двадцать один.

В армию я уходил, весом в шестьдесят килограмм, при росте – за метр семьдесят пять. То есть, прошёл, на грани дистрофии. Сутулый и тощий, меня сильным ветром сдувало.

Сейчас, мой вес – за восемьдесят, а рост – метр восемьдесят шесть.

Когда вернулся, то понял – надо что-то менять в своём образе жизни.

Не сказать, чтобы я совсем не дружил со спортом, всегда мог подтянуться на турнике – двадцать раз, и умел перекинуть свои кости через перекладину.

Но сейчас, подстёгнутый таким жизненным пинком, я понял, что ни за что не хочу, чтобы схожие ситуации когда-нибудь повторилась, и застали меня слабым.

Вот за что человека, вообще уважают?

За то, как он общается и выглядит, остальное отходит на задний план. На сильных не выделываются. Моё личное наблюдение.

Белый слон, и носорог, когда видят друг дружку в Африке, в конфликт предпочитают не вступать. Потолкаются так, несильно, и расходятся.

С первым: общением и коммуникабельностью – у меня беда.

Но второе, я могу из себя сделать.

Слоняру, которого никто не будет донимать. Буду лишь поплёвывать на свои неприятности сверху.

За эти годы я подрос на голову. Одноклассники дышали мне, если не в пупок, то примерно, в подбородок. Теперь всё, как и должно быть.

Ну да ладно, всё в прошлом, и они – тоже.

Я, сейчас, вообще, непонятно где – шагаю по густому лесу.