Сабля, птица и девица

16 Глава Полное взаимопонимание

После работы Ласка и Вольф пошли в баню и отмывались там, пока не надоело. Когда от мужчины пахнет конем, это нормально, это по-рыцарски. А когда пахнет навозом от сотни коней, это перебор. Погоня по запаху найдет.

Помывшись, не спеша направились на постоялый двор.

— Тепловата у них баня, — сказал Ласка, — Парилки не хватает. Мылом да теплой водичкой не особо отмоешься.

— Смотря, какое мыло, — сказал Вольф, — Хорошим мылом, да с мочалкой и не такое оттирается. Ты скажи лучше, чего задумал.

— Я вчера смотрел, ночью сторожа внутри стены не ходят, а выпускают собак.

— С пару десятков будет, — подтвердил Вольф.

— Если бы убрать собак…

— Собак я, допустим, уберу.

— Как?

— Я вор. У воров свои тайны.

— Ладно. Верю.

Ласка подумал, что не будь у Вольфа надежного средства от собак, он бы не стал такого говорить. Что до тайны, то у любой профессии свои тайны, хоть у печника, хоть у мельника.

— Еще подумай, что тебе кобылу надо провести почти от стены до стены, пусть и без собак. Течную кобылу мимо конюшен с жеребцами. Над вами кони в сто глоток ржать будут, — продолжил Вольф.

— Да и пусть. Пробежим побыстрее. В худшем случае будет что? Придет в шумную конюшню обходчик, пересчитает коней. Все на месте, все живы-здоровы. Зато обходчик не пойдет в ту конюшню, откуда я уведу Толстушку, и тем более, в гости к Элефанту.

— Допустим, ты привел кобылу. Что ты сделаешь, чтобы Элефант не сломал ей спину? Или плевать? Но если кобыла сломается, жеребец тебе спасибо не скажет.

— Стойло Элефанта закрыто спереди на три толстых бруса. Их надо вынуть, чтобы завести кобылу. Это я, наверное, и сам осилю. Но потом один из них надо поднять и положить на верхние перекладины стойла. Тут нужно два сильных человека. Ты сильный?

— Обижаешь.

— Меня поднимешь?

Вольф присел, обхватил Ласку за ноги и поднял его, посадив себе на плечо.

— Как, не тяжело?

Вольф присел три раза, поставил Ласку и встал.

— Нисколько.

— В два раза больше, значит, поднимешь?

— Подниму, а зачем?

— Чтобы Элефант оперся на этот брус и не сломал спину Толстушке.

— Ты как будто тут самый умный. Думаешь, французы бы сами не догадались просто опору коню поставить?

— Опору бы они поставили, а как бы они объяснили коню, что на нее опереться надо, а не сбросить?

— Он вроде умный.

— До тех пор, пока кобылу не унюхает. Я молюсь, чтобы он прямой совет послушал, потому что сам не сообразит и намеков не поймет. А силой его в позицию устанавливать — только злить.

— Допустим, мы дошли по плану до этого места. Им еще сколько-то времени надо будет, чтобы начать и кончить. Что, если обходчик заметит, что одной кобылы нет?

— Поднимет тревогу. Стража побежит проверять у ворот, у стен, в других конюшнях. Последнее место, куда они придут с поисками, это конюшня Элефанта. Там ворота закрыты не на замок, но на засов снаружи, лошадь засов не отодвинет.

— Если все-таки придут?

— Да и пускай. Элефант с Толстушкой успеют начать, а не дать им кончить никто не полезет. Заодно стражники набегаются, устанут и только рады будут, что кобылу нашли. Сами ее обратно отведут, а я подожду. Потом ускачем, как отойдут.

— Так они же не совсем тупые. Догадаются, что тут без человеческого участия не обошлось. Как мы потом Элефанта вытащим?

— Сразу. Ворота и стойла будут открыты. Как он начнет, я могу уходить. Как кончит, я ему свистну, он пробежит и прыгнет через стену. Надо только найти место, где ее перепрыгнуть легче всего, я ему помашу оттуда.

— Боевые кони не прыгучие.

— Этот прыгучий, — улыбнулся Ласка, — Нутром чую, он такой прыгучий, что свет не видывал. Колетт же говорила, что его отец заборы и речки перепрыгивал.

— Хорошо. Но не надейся, что никто не заметит. Тут уже точно увидят, что конь сбежал.

— Оно мне и надо. Пусть увидят, что он сбежал сам по себе, без всадника. Просто через ограду и в лес. Если коня увели воры, тогда начальник конюшни пошлет гонцов во все края. Но, если конь просто убежал, то на следующее утро вся королевская рать просто пойдет в лес его ловить. Со следопытами, с ищейками, с открытыми мешками овса и с течными кобылами.

— До границы все-таки далеко. Могут и догнать.

— Надо поговорить с Колетт. Она местная, вдруг что-то подскажет.

— Я правильно поняла, что вы беретесь без всякой ведьмовской ворожбы увести коня из королевских конюшен? — удивилась Колетт, — И часовня святого Стефана вам нисколько не помешает?

— Ага, — кивнул Вольф.

— Тогда что вам надо от меня?

— Надо как-то провести коня до границы владений короля и немного дальше.

— Насколько дальше?

— А хоть ко двору императора Карла, — развеселился Вольф.

— В Гент?

— В какой еще Гент?

— Двор императора Карла в Генте, во Фландрии. От Парижа примерно неделя пути.

— Точно? Какой еще Гент?

— Император родился в Генте и прожил там половину жизни. Раньше там правила Маргарита Австрийская, родная тетка императора, а сейчас Мария Австрийская, его сестра. Нидерланды всегда приносили в казну много денег, а еще оттуда рукой подать до Парижа, близко до Лондона и почта из Испании доходит быстрее, чем до Вены. Император очень много времени проводит в Генте.

— Откуда ты столько знаешь?

— В Париже много говорят о высокой политике. В этом феврале, совсем недавно, пошел слух, что Гент собрался перебежать под скипетр нашего короля. Император сильно обиделся, пришел туда с армией и примерно наказал горожан. Судебный процесс до сих пор идет.

— Процесс идет, значит, в Генте сидят высокопоставленные представители императора, если не он сам?

— Как-то так.

— И император злится на короля Франциска из-за принадлежности Гента?

— Наверное.

— То есть, если мы сможем передать коня в Гент, то французам его не отдадут точно. Из вредности.

— Стоит ожидать. Ты понимаешь, что я за этих ваших немцев не поручусь. А за испанцев тем более.

— Сможешь устроить, чтобы мы перегнали коня в Гент?

— Смогу. Уже выбрали, которого?

— Уговорили одного жеребца сбежать по доброй воле, — Вольф не стал рассказывать подробнее, что за конь, потому что женщины в конях все равно не разбираются, даже ведьмы.

— Уговорили? Молодцы, — Колетт по той же причине не стала выспрашивать подробности, — Значит, сдадите коня в Генте, а что дальше? Самое-то главное, я с этого что буду иметь?

— Ласка возьмет бумагу, что коня приняли честь по чести, и поедет с ней в Вену. А я останусь, тебе службу отслужу. Можем еще раз у короля что-нибудь украсть.

— Странный ты. То этому парню помогаешь, то со мной легко соглашаешься.

— Я вор. Я не пашу в поле, не горблю спину в мастерской, не служу королям и князьям. Я хочу веселых приключений, звонкой монеты и красивых женщин. И воровать не гроши у крестьян, а редкости у королей. С Лаской весело, с тобой тоже не соскучишься. Потом, я ведь не клянусь страшными клятвами. Всегда могу уйти, если надоест.

— От меня так просто не уйдешь.

— Сама раньше прогонишь. Ты ведьма, к мужчинам относишься как к перекладным коням. Или скажешь, засылай сватов, пойдем к алтарю?

Колетт рассмеялась.

— Нет уж, к алтарю я с тобой точно не пойду. Значит, надо отводить глаза от краденого коня?

— Да. И найти места для ночлега, чтобы нас там не сдали. Если гнать, за сколько дней сможем пересечь границу с Нидерландами?

— Дня за три. Это две остановки на ночь.

— Поможешь?

— Поговорю с моими парижскими друзьями. Думаю, в Реймсе мы вас встретим и до границы проводим.

— Значит, надо найти ночлег на полпути отсюда до Реймса. Кто бы тут с местными поговорил. Ни одна собака по-немецки не понимает, на пальцах объясняемся.

— Оставлю вам Амелию. Вернуть в целости и сохранности!

Колетт уехала в Париж. Амелия осталась за толмача. Она отлично умела находить общий язык с мужчинами.

Кратчайший маршрут за пределы Франции лежал через Реймс и Арденнский лес. Намного дольше через Реймс и Мец, по дороге, которой Ласка и Вольф добрались до Парижа. Намного дольше и по дороге в Нидерланды через Париж и Аррас. Сначала прикидывали маршрут через Аррас, но Колетт прислала из Парижа весточку, что лучше через Реймс, а дальше она нашли проводника.

Конюшни находились к югу от Парижа, в сторону дворца Фонтенбло. Если не гнать, то оттуда до Реймса можно доскакать за четыре дня, не заезжая в Париж. Если гнать, то за два. С Амелией предстояло найти подходящее место для ночлега посередине пути, где-то в окрестностях Мо. Колетт взялась организовать привал в Реймсе. Здесь после двух дней поспешной скачки лошадям следовало денек отдохнуть.

Через Арденны не проходили важные торговые пути, но всадники налегке могли пересечь лес по сухим летним тропам, переходя вброд маловодные речки и ручьи. Карт и дорожных указателей в лесу не полагалось, поэтому без проводника не стоило и соваться. Впрочем, в этой части пришлось поверить ведьме на слово. Ни один из друзей нисколько не знал местность, и даже слово «Арденны» им ничего не говорило. Хотя леса там росли знатные.

Колетт гарантировала привал в Реймсе, а с Амелией предстояло выбрать место для ночлега по пути в Реймс. Прикинули, что середина пути в окрестностях Мо. Поехали в Мо втроем, нашли заброшенный полуразвалившийся сарай. Привезли туда овса для лошадей и сухарей с твердым сыром для себя.

— Колетт просила передать, что в Реймсе готово, и нас ждут, — сказала Амелия вечером.

— Отлично. Передай ей, что мы возвращаемся в конюшни и сразу же уведем коня, — ответил Ласка и тут же удивленно спросил, — Постой, а как она тебе это сказала? Она же в Реймсе, а ты здесь. И никто не приезжал.

— Голуби, — Амелия кивнула на белого голубя, сидевшего на крыше сарая, — У простых людей они летают откуда угодно домой, а у ведьм откуда надо куда надо. Правда, они не очень умные, и им лучше не доверять пересказывать важные вещи по памяти. Я напишу записку.

Голубь с запиской улетел.

— Завтра утром скачем обратно, — сказал Вольф, — Два дня до конюшен. На следующее утро по приезду если находим подходящую кобылу, то вечером уводим коня. Верно?

— Да, — кивнул Ласка.

— Да, только я уже ноги натерла, — сказала Амелия, — Третий день в мужском седле. Пододела под платье мужские штаны, только они нисколько не помогают.

Женщины обычно верхом по-мужски не ездили. Но в сельской местности приличия приличиями, а потребности потребностями. Надо ехать — садись и езжай. Седло хороших денег стоит, тем более, дамское. За такое не каждый шорник и возьмется. Поэтому баба в седле — зрелище хоть и не частое, но и не какое-то особенное.

— И что теперь? — нахмурился Вольф, — Тебя здесь оставить?

— Намажьте мне ноги мазью, — сказала Амелия, жалобно посмотрев на Ласку и опустив глаза.

— А сама? — ответил Ласка.

— У меня и спина болит, вертеться больно.

— Может, тебе и спину намазать? — спросил Вольф.

— Да! Да!

— Что за мазь-то? — спросил Ласка с недовольным выражением лица.

— Сама варила, как знала, что пригодится! — гордо ответила Амелия и достала маленький глиняный горшочек, завязанный тряпочкой.

— Не буду я руки совать в колдовское зелье! — Ласка перешел на русский, чтобы мимоходом не обидеть девушку, — Вольф, намажь ее, пожалуйста.

— Я? Твои руки так в зелья нельзя совать, а мои так можно?

— Ты вообще в живую ведьму суешь. И не руки. Тебе хуже не будет.

— Сам-то не бойся, не отрава же.

— Я понимаю, что ты человек отчаянный и много в жизни повидал. Кому только не совал, даже ведьм не боишься. Но я латинских девок руками под юбкой трогать не буду, а ведьм и подавно.

— Да почему?

— У них, говорят, срамные заразы можно подцепить.

— Заразы бояться — к девкам не ходить.

— А ведьма еще и приворожит.

— На меня где сядет, там и слезет.

— Вот и натирай ее сам этой мазью.

— Боишься?

— Ничего я не боюсь. Ни на медведя с голыми руками выйти, ни с башни прыгать, ни в Дунай с головой. Я бате слово давал, а мое слово не собачий лай. Сам-то что?

— Да я с Колетт сплю, а тут к Амелии под юбку полезу. Неловко как-то.

— Неловко от венчаной жены прелюбодействовать. А срамных девок добры молодцы по пяток за ночь приходуют.

— А если она меня заколдует?

— А если тебя Колетт заколдует, а меня Амелия? Так хоть один в своем уме будет.

— Аргумент.

Вольф повернулся к Амелии и сказал уже на понятном ей немецком языке.

— Давай сюда свои ноги.

— Ты? — удивилась Амелия, — Он же обещал, что ложиться с нами не будет, а я и не предлагаю ничего такого.

— Ну и какая тогда разница? Или мазь с хитростью?

Немец как-то недобро ухмыльнулся, задавая вопрос. Амелия вздрогнула и отвела глаза.

— Нет, почему с хитростью. Без хитрости без всякой, мазь как мазь, — скороговоркой ответила она и потянула юбку вверх.

Ласка не захотел смотреть, как другой мужчина лапает женские ноги, и ушел на другой край амбара, к лошадям. Там завернулся в епанчу, закопался в сено и уснул.

Сквозь сон слышались короткие реплики Амелии и Вольфа. Что ноги мол надо смазать там, где они в седле сидят. И особенно в верхней внутренней части. И сзади тоже. И куда ты вообще полез. И сама напросилась. И нет, обычная мазь, не колдовская, просто захотелось.

— Я думал, что у тебя роман с Колетт, а не с Амелией, — сказал Ласка на утро.

— Теперь с обеими, — ответил Вольф, — Француженки такие. Начнешь за ней ухаживать, будет ломаться. Но как увидит у подруги симпатичного мужчину, так из зависти соблазнит, даже если у самой любовников хватает.

Ласка смутился.

— На Руси девки так не поступают, — сказал он.

— Кому ты это говоришь? Еще и не так поступают, у тебя просто опыта маловато. Амелия вообще-то к тебе подкатывала.

— Нет, спасибо. Мазь-то колдовская была или просто лечебная?

— Да черт ее знает. Ноги у нее красивые. Такие и без колдовства погладишь, из рук выпускать не захочешь.

— Вправду об седло натерла или притворялась?

— На мужской взгляд не особо. Бабы — неженки.

Амелия за завтраком старалась не смотреть в глаза мужчинам. Но к середине дня успокоилась, а на ночном привале сама пошла к Вольфу. И следующей ночью, когда вернулись в деревню при конюшне.