Сабля, птица и девица

19 Глава Король Франциск Первый

Все забрались в седла и поехали сдаваться королю. Элефант грустно трусил за братьями. Первый раз в жизни выскочив в огромный мир, он сам испугался, несмотря на то, что у этом мире он превосходил не силой, так скоростью любого сородича. Но что толку с силы и скорости, если к тебе не придут жалкие человечки и не насыплют в кормушку овса. Если у тебя нет крыши над головой. Если у тебя нет никого сколько-нибудь близкого.

Ласка по пути рассказывал Арману про Москву, про отца, про маму, про братьев и про то, как он оказался во Франции. Про фон Нидерклаузица и Службу Обеспечения не сказал ни слова.

По пути заглянули в королевские конюшни. Ласка поставил Элефанта в старое стойло и, прощаясь на неопределенный срок, угостил его морковкой.

— Я вернусь, — сказал Ласка.

— Попробуй только не вернуться, — сказал Элефант.

— Ты славный рыцарь, Арман, — сказал королевский конюший, — Надеюсь, ты ничего не обещал вору?

— Он тоже славный рыцарь, хотя и не француз, — ответил Арман, — Я бы хотел представить его нашему королю. Рыцари всегда пригодятся.

— Ты серьезно?

— Вполне. Коня мы вернули на место и сейчас же поедем в Фонтенбло к Его Величеству.

— Хорошо быть особенным, — скривился конюший.

— Ты на что-то намекаешь? — возмутился Арман.

— Нет, ничего такого. Удачи с Его Величеством.

Конюший не любил Армана в первую очередь из-за липовой родословной. В отличие от других королевских служащих и придворных, он точно знал, что дар говорить с лошадьми передается по мужской линии, и что у «дяди Рене» его точно не было. А из тех, у кого дар точно был, вычислить отца Армана не получалось.

Истинно французским обаянием славен король Франциск! Нет в христианском мире другого государя, которого бы так любили подданные. Король Франциск высок, статен и красив. Ни одна французская дама не устоит перед шармом Его Величества, ни девица, ни замужняя.

На турнире Его Величество сокрушает всех любым оружием. Даже легендарный английский король Генрих во времена оны не устоял в борцовском поединке. На войне Его Величество в первых рядах, и любой славный рыцарь почтет за честь сразиться рядом со своим королем. При Павии погибли многие славные воины, но король сражался вместе со всеми и не был даже ранен. Военная слава Его Величества так велика, что дикие швейцарские горцы челом бьют за право умереть за него. Бургундия, Савойя и Милан всем сердцем рвутся под скипетр короля Франции.

Король изволил завтракать. Такой уж был человек Франциск, что на одном месте не засиживался, не застаивался и не залеживался. Император Карл постоянно ездил по своей огромной империи, но как куда-то приезжал, так садился за стол и занимался делами государственной важности. Франциск предпочитал жить в Фонтенбло, но дела государственной важности перекладывал на плечи своих мудрых министров и генералов. Сам же пропадал то на охоте, то у любовницы. Из государственных дел он больше всего интересовался строительством нового дворца в Фонтенбло и проводил немало времени с архитекторами и живописцами.

Все придворные знали, что короля можно предсказуемо застать за завтраком, поэтому пока Франциск кушал, перед ним выступали с докладами и просьбами важные люди.

— Его Величество хмуриться изволит, — сказал герольд у входа, — Мадам д’Этамп сказала, что ему опять Павия снилась.

— Кто там сейчас? — спросил Арман.

— Приматиччо.

Приглашенный ко двору за большие деньги Франческо Приматиччо занимался для короля декоративными работами во дворце. Король его очень любил и ценил.

— И как Его Величество?

— Сердится. По срокам ругается. Фьорентино в тюрьме, ди Пеллегрино больной.

— Я без очереди пойду, — сказал Арман, — У меня дело редкостное, я за каждый день Его Величество не беспокою. И денег просить не собирался.

— Ты скажи сначала, хорошее дело или нет, — ответил герольд, — Как кому лучше идти с докладом, до тебя или после? Или вовсе сегодня под руку не соваться?

— Забавное дело. На конюшню вор приходил, а я его поймал. Он говорит, что не простой вор, а особенный. Аудиенции просит.

— А если королю не понравится, что у него вор аудиенции просит?

— Так он тут же вора и повесит! Или голову отрубит. Или там, конями разорвет. Какое ни есть, а развлечение.

Арман не собирался представлять Ласку королю как вора. Но нельзя же сказать при всем честном народе, что это не вор, а императорский рыцарь с секретным предписанием.

Министры, генералы, чиновники и придворные зашушукались, переглянулись, и решили, что пусть Арман идет первым. После него у короля может быть и будет хорошее настроение, а после прочих вряд ли. Не нашлось сегодня никого с хорошими новостями, чтобы вот прямо порадовать его величество. И пусть идет вот прямо сейчас, спасает беднягу Приматиччо.

Арман и Ласка вошли в королевскую столовую. За столом сидел Франциск только с самым ближним кругом. Королева и наследный принц Генрих с супругой. Перед столом стоял, потупив глаза, итальянец средних лет.

Насчет говорить ли про императора Ласка не задумывался. Говорить. Во-первых, и так император Карл с королем Франциском не дружат. Во-вторых, едва новый вороной конь встанет в императорское стойло под табличку, королевские шпионы отпишут об этой новости в Париж. Шпионы не отпишут, так со светскими сплетнями новость дойдет.

— И что? — орал король, — Вот вы понаехали в Париж, горячие итальянские парни, и тут же вусмерть переругались. Один больной, другой в тюрьме за клевету. Кто мне дворец доделает? Я какие ворота раньше увижу, новые ворота Фонтенбло или ворота рая?

— Виноват, Ваше Величество, — низко поклонился Приматиччо.

— И ты еще в Рим собрался? Минус один, минус два и минус три! Мне что, один Фантуцци будет весь дворец расписывать?

Воспользовавшись паузой, герольд объявил:

— Инспектор королевских конюшен Арман де Виллар по неотложному делу!

— Ты стой, — король ткнул пальцем в Приматиччо, — Ты докладывай. Что с моими лошадками?

— В порядке лошадки, Ваше Величество, — ответил Арман, — Цыгане с ведьмой одного коня увели, да я догнал. Этот добрый рыцарь мне помог у них коня отбить.

— Мне уже доложили, что он вор, а ты его покрываешь, — сказал король, — Почему бы мне его не повесить?

Наверняка старший конюший наябедничал, собака худая. И что теперь делать?

— Воля Ваша, хоть вешайте. Но сначала выслушайте.

— Этот?

— Он самый. По-немецки говорит, по-нашему нет.

— Докладывай, — Франциск без труда обратился к Ласке по-немецки. Для королей вообще характерно знать языки наиболее значимых сопредельных государств.

— Грешен я, Ваше Величество. Бес попутал, — признался Ласка.

— Грешников у меня во Франции полно, — ответил король, — Это не повод, чтобы отвлекать мое величество от важных государственных дел.

— Волей Божию образовался у меня долг чести перед императором Карлом.

— Вот как! Интересно.

— Показали мне люди, что у императора в конюшне есть пустое стойло…

— Вороной дестрие?

— Да, Ваше Величество.

— Кого он хотел украсть? — король повернулся к Арману.

— Элефанта.

— Кого?

— Большого жеребца, который в карантине сидит.

— Хм… — король выдержал паузу, — Хорошо, гость незваный, что ты именно этого коня выбрал. Выбери ты другую лошадь, не сносить тебе головы.

Ласка пожал плечами. Чем плох конь? По всем статям красавец, хоть на племя, хоть под седло.

— Виноват я, Ваше Величество, что по-хорошему не попросил. Другой раз умнее буду, — сказал Ласка по венскому опыту, — Если конь Вашему сердцу не дорог, так и подарите его с королевского плеча.

— Хитрый какой. Кто ты такой, чтобы тебе сам король подарки делал? У меня в королевстве своих рыцарей полно, у каждого после дам одни кони на уме. И императора Карла я недолюбливаю. Он на меня напал, как тать в ночи, и год в полоне держал, да выкуп требовал. В прошлом году мы только-только вроде бы помирились, но он, как только покинул мою гостеприимную Францию, отказался выдавать свою дочь за моего сына и давать ей в приданое герцогство Миланское. Отдать бы и правда ему Элефанта, чтобы Карл мимо стойла ходил и тем доволен был, что табличку снимать не пришлось. Не даст этот конь в свои французские бока немецкими шпорами тыкать.

Ласка еще раз поклонился.

— Но ни тебе, ни, тем более, Карлу я его в подарок не отдам. И за деньги не отдам. Пусть хоть мышь седлает, хоть слона, а вороного коня не отдам.

— Может быть, я Вашему Величеству смогу какую службу сослужить? — Ласка вспомнил, какой ход помог вывернуться у императора.

— Рыцарей у меня во Франции полно.

— А воров?

— Воров у меня еще больше. Вешать не успеваем. Третье предложение, оно же твое последнее слово перед встречей с палачом?

Арман сжал руку брата.

— Всего-то у Вашего Величества много. Нет ли такого, чего недостаточно? — спросил Ласка.

Франциск усмехнулся, поднял глаза к потолку, опустил на Приматиччо, вполголоса выругался и строго посмотрел на визитера.

— Да, черт побери! — сказал король в сердцах, — Велика Франция и обильна. Куда пальцем ни ткни, все у меня есть. Только потолок покрасить некому. Леонардо да Винчи умер, Андреа дель Сарто умер, Россо Фьорентино, негодник, в тюрьме сидит, де Пеллегрино после пыток больным сказался, Бенвенуто Челлини поработал совсем немного и вернулся в свой Рим. Вот этот вот умник передо мной, Франческо Приматиччо, должен за них за всех работать тут, в Фонтенбло, а он собрался в Рим за слепками с античных скульптур. Вернется ли, Бог весть.

— Вернусь, Ваше Величество, — ответил Приматиччо, — Даст Бог, и не один вернусь.

Франциск бросил на него грозный взгляд и продолжил.

— Такими темпами все Фонтенбло останется на одном Антонио Фантуцци, и работы затянутся на Бог знает, сколько. Хочу, чтобы под рукой был мастер кисти, чтобы писал все, на что пальцем покажу. Все лучшие живописцы в Риме собрались, Папа Римский со своими кардиналами хорошую работу дают да золотом платят, а сверх того за здравие поминают. Мне и денег не жалко, да хотят художники славы не только в нынешнем житии, но и в будущем веце. Привези мне из Рима хотя бы одного живописца, а я тебе этого коня отдам. Но такого привези, чтобы этого коня стоил.

Ласка даже выдохнул с облегчением. Свободного человека привести. Воровать грех, а уговаривать и близко не грех. Чай, не в болото к лешему, к уважаемому государю пригласить надо. Один откажется — другой согласится. У Папы Римского художников много, одним меньше — и не заметит. Как Вольф говорит, не последнее забираем, не под петлю подводим.

— Приведу я живописца, Ваше Величество! — ответил Ласка.

— Обмануть меня не пытайся. Думаешь, король в живописи не разбирается?

— В мыслях не было, Ваше Величество! Любой благовоспитанный дворянин в живописи знает толк, а чем дворянин старше, тем лучше знает. Вот вам крест, из самого Рима приведу мастера!

— Тогда ступай с Богом. Мое королевское слово крепкое. Будет художник — будет и конь. И отпущу тебя на волю вольную. Но Арман останется в Париже.

— Почему, Ваше Величество? — спросил Арман.

— Потому что если художника мне привезет мой рыцарь, то зачем я буду отдавать коня какому-то иностранцу. И вообще, поезжай-ка ты ко двору императора Карла в Гент, проинспектируй конюшню моего посольства и сиди там, пока этот не вернется с художником.

Арман поклонился. Приматиччо поднял глаза на короля, ожидая еще какие-то указаний.

— Все свободны. Коня мне и старшего егеря. Надоели. На охоту поеду.

Два дня Ласка провел в гостях у Армана. Обретенный старший брат позаботился о младшем. Арман заходил в королевскую канцелярию, открывая дверь ногой. Все сколько-нибудь значимые начальники при французском дворе — рыцари, всем нужны хорошие и здоровые кони, и многим помогал с подбором или с лечением королевский инспектор.

Арман нашел попутчика на юг — королевского курьера с большой сумкой важных депеш. Выправил охранную грамоту с печатью и отправил брата с этим немцем пересекать Францию как охранников курьера. То есть, меняя коней за счет местных властей в каждом большом городе. Кроме того, отсыпал на дорогу целых тридцать золотых флоринов.

До Парижа путники уже по два раза сменили коней. Непривычный к горам и мощеным дорогам ногаец остался в Моравии, а вторая смена вышла в каком-то швабском городке. Швабских лошадей Вольф продал сразу, как узнал, что поедут на перекладных.

В паре мест южнее Лиона курьерам вместо коней выдали мулов. Наполовину ослы почти не понимали по-лошадиному. За это батя их совершенно не выносил и через столько лет после Европы все еще поругивал. Ласка решил не упираться. Как-то же ездят верхом люди, которые не умеют разговаривать с лошадьми.

До портового города Генуи добрались меньше, чем за две недели. В Генуе старый курьер сказал, что до Рима еще дней десять в седле, если купить здесь лошадей. Но можно в Генуе сесть на корабль, и тогда до Рима будет три дня. Выбрали морскую дорогу, и так уже который месяц в седле.

— Вот тебе и морское путешествие, — сказал Вольф, — Не врал Твардовский, а ты не верил.

— Три дня — не путешествие, — ответил Ласка, — Не дай Бог, нас куда-нибудь унесет, или пираты нападут.

Но не унесло, и не напали.