Сага об Одде Стреле

1. Рождение и взросление Одда

Одного человека звали Грим по прозвищу Мохнатые Щёки. Его прозвали так, ибо он родился с заросшими щеками, причина же была в том, что Кетиль Лосось, отец Грима, и Хравнхильд дочь Бруни лежали в одной постели, как было написано ранее, а Бруни накрыл их шкурой, когда пригласил к себе множество финнов. Ночью Хравнхильд выглянула из-под шкуры и увидела щеку одного из этих финнов, а тот был весь заросший. И так как позднее у Грима оказалась подобная отметина, люди сочли, что он, наверное, был зачат именно в это время. Грим жил на Хравнисте[1]. Он был богат и имел большую власть во всём Халогаланде и во многих других местах. Он был женат, и его жену звали Лофтэна. Она была дочерью херсира Харальда из Вика[2] с востока.

Одним летом Грим собрался в поездку на восток в Вик после смерти своего тестя Харальда, потому что у того были там большие владения.

Узнав об этом, Лофтэна попросилась ехать с ним, но Грим сказал, что это невозможно:

— Ведь ты ожидаешь ребёнка.

— Мне ничего бы не хотелось более, — сказала она, — чем поехать.

Грим очень её любил и уступил ей. Она была очень красивой и во всём превосходила прочих женщин Норвегии. Их путешествие было пышно обставлено.

Грим поплыл на двух кораблях с Хравнисты на восток в Вик. Когда они подошли к местности, которая называется Берурьодр[3], Лофтэна сказала, что хотела бы спустить паруса, потому что почувствовала схватки. Так и сделали, и корабли пристали к берегу. Там жил человек по имени Ингьяльд. Он был женат, и у него с женой был сын, которого звали Асмундом, юный годами и красивый на вид.

Когда они сошли на берег, то послали к хутору людей сказать Ингьяльду, что здесь остановились Грим и его жена. Тогда Ингьяльд велел запрячь повозку, сам отправился им навстречу и предложил гостеприимство всем нуждающимся. Они приняли приглашение и поехали на хутор Ингьяльда. Затем Лофтэну провели в женский дом, а Грима — в жилое помещение, и посадили его на почётное место, и Ингьяльд ни в чём не отказывал Гриму и его людям. А Лофтэне становилось всё хуже, пока она не разрешилась мальчиком, и женщины приняли его и говорили, что никогда не видели такого красивого ребёнка.

Лофтэна взглянула на мальчика и сказала:

— Отнесите его к отцу. Он даст ребёнку имя, — и так было сделано.

Мальчик был омыт водой и назван Оддом. Там Грим пробыл три ночи. Тогда Лофтэна сказала, что может продолжать путешествие, и Грим сообщил Ингьяльду, что собрался уезжать.

— Мне хотелось бы, — сказал Ингьяльд, — получить от вас некоторое вознаграждение.

— Это заслуженно, — ответил Грим. — Выбирай сам себе награду, потому что у меня нет недостатка в деньгах.

— Хватает у меня денег, — сказал Ингьяльд.

— Тогда выбери другое, — предложил Грим.

— Я прошу воспитать твоего ребёнка, — попросил Ингьяльд.

— Я не знаю, — сказал Грим, — что об этом думает Лофтэна.

Но она ответила:

— Я бы согласилась, ведь это хорошее предложение.

Тогда их проводили к своим кораблям, а Одд остался на Берурьодре. Они продолжили своё путешествие, пока не пришли на восток в Вик, и пробыли там столько времени, сколько посчитали нужным. Потом они собрались оттуда прочь, и им дул попутный ветер, пока они не подошли к Берурьодру. Тогда Грим велел спустить паруса.

— Почему бы нам не продолжить наше плавание? — спросила Лофтэна.

— Я полагал, — сказал Грим, — что ты, наверное, захочешь увидеть своего сына.

— Я видела его, — ответила она, — когда мы расстались, и мне кажется, что он будет не очень ласков к нам, людям с Хравнисты. Поплывём своим путём, — сказала она.

Они с Гримом вернулись домой на Хравнисту и остались на своём хуторе, а Одд и Асмунд выросли на Берурьодре. Одд овладел всеми искусствами, которые было положено знать мужчинам. Асмунд прислуживал ему во всём. Он был красивее и способнее многих людей.

Одд и Асмунд заключили побратимство. Каждый день они проводили на стрельбище или плавали. Во всех умениях не было Одду равного. Одд никогда не участвовал в играх, как другие дети. Его всегда сопровождал Асмунд. Ингьяльд во всём ценил Одда больше, чем Асмунда.

Одд велел каждому, кого считал умелым, делать ему стрелы. Он не берёг их, и они оказывались в постелях и на скамьях под людьми. Многие царапались о них, когда ложились спать или садились. Поэтому на Одда начали сердиться. Люди сделали Ингьяльду замечание, чтобы он поговорил об этом с Оддом.

Однажды Ингьяльд нашёл Одда, чтобы побеседовать.

— Тут такое дело, мой воспитанник, — сказал Ингьяльд, — что на тебя жалуются.

— Почему же? — спросил Одд.

— Ты не хранишь свои стрелы, как полагается мужчинам, — ответил Ингьяльд.

— Мне кажется, ты мог бы обвинять меня в этом, — сказал Одд, — если бы дал мне что-нибудь, в чём их хранить.

— Я дам тебе то, — сказал Ингьяльд, — что ты захочешь.

— Я думаю, — сказал Одд, — что ты не дашь этого.

— Не будет такого, — сказал Ингьяльд.

— У тебя есть трёхлетний козёл чёрной масти, — сказал Одд. — Я хочу, чтобы его убили и содрали с него шкуру от рогов до копыт.

И сделали так, как указал Одд, и ему принесли шкуру, когда было готово. В неё он стал складывать свои стрелы и не останавливался, пока мешок из шкуры не стал полон. Эти стрелы были длиннее и больше, чем у других людей. Он раздобыл себе соответствующий лук.

Каждый день Одд надевал ярко-красную рубаху и плетёную золотую повязку на голову. Он брал с собой колчан, куда бы ни отправился. Одд не приносил жертвы, потому что верил в свои силу и мощь, и так вслед за ним поступал Асмунд, а Ингьяльд был ревностным язычником. Побратимы, Одд и Асмунд, часто ездили по окрестностям.