Вот Нэвраманн остался там, и вечерами всегда мало пил и рано ложился. Так продолжалось до тех пор, пока не потребовалось идти на охоту. Это было осенью.
Вечером Ингьяльд объявил:
— Завтра нам рано вставать.
— А что будет? — спросил Нэвраманн.
Ингьяльд ответил, что они отправятся на охоту. Потом они улеглись, а утром братья встали и позвали Нэвраманна, но никак не могли разбудить его, так крепко он спал, и проснулся он не раньше, чем ушли все, кто хотел поохотиться.
Нэвраманн заговорил:
— Что теперь, готовы ли люди?
Ингьяльд ответил:
— Готовы, — сказал он, — вернее, все уже ушли. Мы будили тебя всё утро, и сегодня мы уже не сможем подстрелить зверя.
Тогда Нэвраманн спросил:
— Сьольв и Сигурд — во всём ли они большие умельцы?
— Это было бы видно, — сказал Ингьяльд, — если бы кто-нибудь стал состязаться с ними.
Вот они пришли в горы, и мимо них побежали звери, братья натянули свои луки, но как они ни пытались подстрелить дичь, у них ничего не получалось.
Тогда Нэвраманн сказал:
— Никогда я не видел, — сказал он, — таких неуклюжих, как вы двое! Почему вы так неловко действуете?
Они сказали:
— Мы говорили тебе, что мы более неловки, чем другие люди, но сегодня утром мы не готовы и не добудем теперь зверей, которых вспугнули и растревожили другие.
Нэвраманн сказал тогда:
— Не может быть, чтобы я был более неуклюж, чем вы. Дайте сюда лук, я тоже хочу попробовать.
Вот они так и сделали. Одд натянул лук, и они предупреждали, чтобы он не сломал его, но он тянул стрелу до наконечника[25] и разломал лук на две части.
— Ты плохо сейчас сделал, — сказали они, — и для нас это большое горе. Теперь нет никакой надежды, чтобы мы сегодня подстрелили зверя.
— Надежда ещё не потеряна, — сказал он. — Как вам кажется, мой посох похож на лук? И любопытно ли вам узнать, что у меня в мешке?
— Да, — сказали они, — это нам чрезвычайно любопытно.
— Тогда расстелите свои плащи, и я вытряхну то, что в нём.
Так они и сделали, а он вытряхнул на плащи то, что в нём было. Затем он схватил свой лук, положил стрелу на тетиву и выстрелил над головами всех охотившихся людей. Весь день он занимался только тем, что стрелял зверей, которые бежали перед Сигурдом и Сьольвом. Он расстрелял все свои стрелы, кроме шести: каменных стрел старика и «Даров Гусира». За день он ни разу не промахнулся, а братья бежали рядом с ним и находили очень забавным смотреть на то, как он стреляет.
А вечером, когда люди пришли домой, и все стрелы положили на стол перед конунгом, каждый человек пометил свои стрелы, и конунг должен был увидеть, сколько зверей убил каждый в течение дня.
Теперь братья сказали:
— Подойди, Нэвраманн, к своим стрелам, они, должно быть, лежат на столе перед конунгом.
— Идите вы, — сказал он, — и заявите, что это ваши стрелы.
— Это нам не поможет, — сказали они, — потому что конунг знает наши умения и что мы стреляем хуже, чем остальные.
— Тогда пойдём все вместе, — сказал он. Вот они предстали перед конунгом.
Теперь Нэвраманн взял слово:
— Здесь стрелы, которые принадлежат нам с товарищами.
Конунг оглядел его и сказал:
— Ты великий лучник.
— Да, государь, — сказал он, — ибо я более всего привычен стрелять зверей и птиц себе на пропитание.
И после этого люди пошли на свои места. Вот прошло время.