Сага об Одде Стреле

24. Одд приходит ко двору конунга Херрауда

А когда Одд вернулся домой в Гаутланд со своим побратимом, Сирнир предложил ему остаться там на зиму. Одд согласился. На исходе зимы стал он совсем безрадостным. Вспомнилось тогда ему горе, которое причинил ему Эгмунд Флоки. Однако Одду пришло на ум, что отныне он не станет рисковать своим побратимом в битве с Эгмундом, так как ему казалось, что он понесёт ещё большую утрату. Поэтому он счёл разумным одной глубокой ночью скрыться прочь. Его подвозили, когда в том была нужда, а временами он то брёл по борам и лесам, то скитался по очень высоким горным дорогам. Колчан висел у него на спине. Он путешествовал по многим странам, и образ жизни у него стал таким, что одно он имел для себя занятие — стрелять птиц для пропитания. Тогда он обернул вокруг своего тела и ног бересту. Затем он сделал себе большой берестяной капюшон на голову. Он был не похож на других мужей, гораздо выше, чем все прочие люди, и весь покрыт берестой.

Теперь о нём не рассказывается, пока он не вышел из лесу и не увидел, что перед ним раскинулся какой-то край. Он увидел, что там стоит большой хутор, а недалеко оттуда — другой. Ему пришло на ум направиться к меньшему хутору, чего раньше он никогда делать не пробовал. Он подошёл к двери. Перед дверью был человек, который рубил полено. Он был маленького роста и седой.

Старик радушно поздоровался с пришельцем и спросил у него имя.

— Меня зовут Нэвраманн[24], — сказал он. — А как зовёшься ты?

Тот же назвался Йольвом.

— Ты, наверное, хочешь сегодня переночевать здесь? — спросил старик.

— Не откажусь, — ответил Нэвраманн.

Теперь старик провёл его в комнату, и там сидела на стуле старуха.

— Здесь гость, — сказал старик. — Позаботься о нём, а у меня много дел.

Старуха громко запричитала и сказала, что слишком часто он приглашает людей ночлег:

— А на стол подать нечего.

Тут старик ушёл прочь, а они со старухой остались сидеть вдвоём. Вечером, когда Йольв вошёл, для них накрыли стол и выставили блюдо, а Нэвраманн с той стороны, где сидел, выложил хороший нож. На рукоятке ножа было два кольца, одно из золота, а другое из серебра.

Увидев нож, Йольв схватил его и рассмотрел.

— У тебя хороший нож, товарищ, — сказал старик. — Как ты добыл эту сокровище?

Нэвраманн ответил:

— Когда я был молод, мы большим количеством людей жгли соль, и туда, где мы были, к берегу вынесло корабль. Когда корабль разбился, обессиленных людей выбросило на сушу. Мы быстро разобрались с ними, и на свою долю я получил этот нож, но раз уж он тебе, старик, кажется хоть чем-то полезным, я дарю его тебе.

— Спасибо тебе за подарок! — сказал старик и показал нож своей старухе. — Смотри сюда, — сказал он, — Этот нож ничем не хуже того, что у меня был раньше.

После этого они приступили к еде, и потом Нэвраманна отвели спать, и они проспали всю ночь. Когда же Нэвраманн проснулся, Йольва не было, и его постель остыла.

Тогда он заговорил:

— Не разумнее ли встать, уйти прочь и поискать себе завтрак в другом месте?

Старуха сказала, что старик хочет, чтобы он подождал его дома.

Около полудня старик пришёл домой, также и Нэвраманн был уже на ногах. Тогда накрыли стол. На стол поставили блюдо, а с той стороны, где сел старик, он положил возле блюда три каменные стрелы. Они были такие большие и красивые, что Нэвраманн никогда не видел прекраснее оружия такого рода.

Он поднял и осмотрел их.

— Эти стрелы хорошо сделаны, — сказал он.

— Хорошо, — сказал старик, — что они тебе нравятся, я хочу подарить их тебе.

Нэвраманн улыбнулся и сказал:

— Я не знаю, для чего мне носить с собой эти каменные стрелы.

— Никогда не ведомо, Одд, — сказал старик, — когда они понадобятся тебе. Я знаю, что тебя зовут Одд Стрела и ты сын Грима Мохнатые Щёки с севера с Хравнисты. Также я знаю, что у тебя есть три стрелы, которые называются «Дары Гусира», но тебе, наверное, покажется странным то, что если когда-нибудь с тобой случится так, что тебя подведут «Дары Гусира», то тебе пригодятся эти каменные стрелы.

— Раз ты знаешь, что меня зовут Одд, и никто не говорил тебе об этом, как и то, что у меня есть стрелы, которые называются «Дары Гусира», — сказал Одд, — то ты, может быть, знаешь, о чём говоришь. Конечно, я возьму стрелы, — и он положил их в свой колчан.

— Что ты скажешь о том, старик, — сказал Одд, — правит ли этой страной конунг?

— Да, — сказал старик, — и зовут его Херрауд.

— Что за знатные люди вместе с ним? — спросил Одд.

— Там два человека, — ответил старик, — и одного зовут Сигурд, а другого — Сьольв. Они — первые люди конунга и величайшие воины.

— У конунга есть дети? — спросил Одд.

— У него есть красивая дочь, которую зовут Силькисив.

— Она красивая женщина? — спросил Одд.

— Да, — сказал старик, — нет другой такой же красивой в Гардарики и во многих других местах.

— Как ты считаешь, старик, — сказал Одд, — как они примут меня, если я приду туда? Только не говори, кто я такой.

— Я буду держать свой рот на замке, — сказал старик.

И они отправились к палатам конунга. Там старик уселся на корточки и не захотел идти дальше.

— Почему ты сел на корточки? — спросил Одд.

— Потому, — сказал старик, — что меня закуют в кандалы, если я войду сюда, и больше всего я обрадуюсь, если уберусь прочь.

— Да, — сказал Нэвраманн, — мы должны протолкнуться вдвоём, и я не смогу пройти иначе, чем если ты пойдёшь со мной, — и тут схватил его.

Затем они вошли в палату. Увидев старика, дружинники конунга столпились вокруг него, но Нэвраманн так поддержал его, что те покатились кубарем. Вот они прошли внутрь палаты, пока не предстали перед конунгом. Старик хорошо поприветствовал конунга. Конунг благосклонно принял это. Затем конунг спросил, кого он привёл вместе с собой.

— Не могу знать, — сказал старик. — Пусть он сам расскажет, кто он такой.

— Меня зовут Нэвраманн, — сказал он.

— Кто ты, товарищ? — спросил конунг.

— Я знаю, — сказал он, — что я старше кого бы то ни было, дома своего я не знаю и не помню, и долго, почти весь свой век, я прожил в лесу. Но дела у странника просты, конунг: я хочу просить у тебя приюта на зиму.

Конунг ответил:

— Ты что-нибудь умеешь?

— Никоим образом, — сказал он, — ибо я более неловок, чем другие люди.

— Хочешь чего-нибудь делать? — сказал конунг.

— Я не умею работать, да и не желаю, — сказал Нэвраманн.

— Тогда неудачно складывается, — сказал конунг, — ибо я дал торжественное обещание, что буду принимать только тех людей, которые будут в чём-либо искусны.

— Я никогда не делал того, — сказал Нэвраманн, — что другим было бы на пользу.

— Наверное, ты сможешь собирать дичь, которую кто-нибудь подстрелит, — сказал конунг. — Возможно, я пойду как-нибудь на охоту.

— Где ты усадишь меня? — спросил Нэвраманн.

— Ты сядешь с краю нижней скамьи, там, где едят рабы и вольноотпущенники.

Теперь Нэвраманн вывел старика наружу и после этого вернулся на место, которое ему указали. Там уже сидело двое братьев. Одного звали Оттар, а другого — Ингьяльд.

— Иди сюда, товарищ, — сказали они, — садись между нами, — и он принял приглашение.

Затем оба они опустились перед ними на колени и стали расспрашивать обо всех странах, что приходили им на ум, но о чём они беседовали, никто не узнал. Он повесил свой колчан на гвоздь над собой, а дубину положил себе под ноги. Они постоянно предлагали ему посторожить его мешок, и он казался им очень отвратительным, но Нэвраманн сказал, что не добьются они, чтобы он расстался с мешком, и он никуда не ходил, не взяв его с собой.

Они предложили ему снять с рук бересту:

— Мы дадим тебе хорошую одежду, — сказали они.

— Это невозможно, — сказал он, — раз я никогда не носил ничего другого, то и не буду носить, покуда жив.