У конунга был человек по имени Харек. Конунг его очень уважал. Он был старик. Он воспитал дочь конунга. Конунг постоянно беседовал с ним об этом деле, а тот отвечал, что ничего не знает, но ему кажется возможным, что этот человек из благородной семьи.
Одним вечером, когда конунг пошёл спать, Сьольв и Сигурд подошли к братьям и поднесли им два рога, и те выпили из них.
Тогда Сьольв заговорил:
— Великий Одд всё лежит?
— Да, — сказали они, — это благоразумнее, чем пить до беспамятства, как делаем мы.
— Должно быть, это потому, что ему привычнее находиться под открытым небом в лесах или на озёрах, чем пить с добрыми людьми. Умеет ли он пить?
— Да, — сказали они.
— Выпьёт ли он один больше, чем мы вдвоём? — спросил Сьольв.
— Мы считаем, — ответил Оттар, — что он выпьет гораздо больше.
— Поспорим об этом, — сказал Сьольв. — Мы поставим кольцо, которое весит двенадцать эйриров[27], а вы — свои головы.
Они заключили об этом соглашение между собой, как раньше. Утром Одд спросил, о чём была беседа. Они рассказали ему.
— Сейчас вы так глупо поспорили, — сказал Одд, — что увеличили заклад по сравнению с предыдущими до того, что поставили на кон свои головы, а ведь неизвестно, можно ли полагаться на меня в той мере, в какой я ростом больше других людей. Но, тем не менее, я стану состязаться с ними в питье.
Потом конунгу сказали, что он хочет состязаться, и дочь конунга с Хареком, её воспитателем, должны были при этом присутствовать. Вот Сигурд и Сьольв подошли к Одду.
— Вот рог, — сказал Сигурд и произнёс стих:
Одд, не рубил ты
в битве ретивой —
рать в шеломах пятилась —
рубашки Хамдира.
Свирепела сеча,
шёл огонь по сёлам,
когда верх над вендами
конунг взял[28].
Сьольв принёс ему другой рог, попросил испить и сказал вису:
Одд, тебя не было,
в багрянце лезвий,
как людей повелителя
мы смерти предали.
Вынес я ран оттуда
шесть и восемь,
ты ж по селениям
снедь выпрашивал[29].
Затем они вернулись на своё место, а Одд поднялся, подошёл к Сигурду принёс ему рог, а другой — Сьольву и, прежде чем отойти, сказал каждому из них свою вису:
Должны вы послушать
мою похвальбу,
Сигурд и Сьольв,
по скамье соседи,
вам двоим отплачу
за жестокое дело,
похвальбой крепко сбитой,
слабодушным обоим.
Валялся ты, Сьольв,
на полу трапезной,
недостало деяний
да силы духа,
я же за морем
в Аквитании
четырёх людей
жизни лишил.
Они выпили из рогов, а Одд пошёл на место. Потом они снова подошли к Одду, Сьольв подал ему рог и сказал вису:
Ты, Одд, путешествовал
с попрошайками
и со стола
куски собирал,
я же один
из Ульвсвьялля
щит порубленный
на руке принёс.
Сигурд поднёс ему другой рог и сказал так:
Тебя, Одд, не видели
вместе с греками,
когда в сарацинах мы
мечи свои красили.
Железо резко
в руках скрежетало,
мужи там бились
в людском багрянце[30].
Теперь Одд выпил из рогов, а они пошли садиться. Затем Одд поднялся, подошёл к каждому из них со своим рогом и сказал так:
Пока ты с девами,
Сьольв, дурачился,
среди огня мы
играли с родичами.
Мы сурового
сразили Хаддинга,
и Эльвиру было
отказано в старости[31].
Ты, Сигурд, валялся
в светлице девичьей,
пока мы с бьярмами
дважды бились,
сражались в битве
быстро как ястребы,
а ты, муж, в палате
под покрывалом спал.
Тут Одд пошёл на место, а они выпили из рогов, и людям это казалось великим развлечением, и все их слушали. После этого они предстали перед Оддом и поднесли ему рога. Тогда Сьольв сказал:
Одд, ты не был
на Атальсфьялле,
как получили мы
трясины пламя.
Мы берсерков
связали бешенных,
убит был витязь там
из войска конунга[32].
Теперь Одд осушил рога, а они сели. Одд поднёс им рога и сказал так:
Сьольв, ты там не был,
где смог бы видеть
кольчуги мужей
кровью омытые.
Острия от брони
отскакивали,
ты же у конунга
по комнатам рыскал.
Сигурд, ты не был,
где шесть судов мы
с грузом обчистили
пред Мысом Ястреба.
Ты вместе со Сколли
не встал на западе,
когда вождю англов
мы век убавили.
Теперь Одд уселся, а они поднесли ему рога, не сопроводив это стихами. Он выпил, а они сели. И тогда Одд поднёс им рога и сказал так:
Сьольв, ты там не был,
где мечи багрянили
мы о ярла острые
у острова Хлесей.
Ты ж наклонялся,
наполнен похотью,
дома тем временем,
к телятам с рабынями.
Тебя не было, Сигурд,
когда уложил я в Сэлунде
в бою стойких братьев,
Бранда и Агнара,
Асмунда, Ингьяльда,
Альв был пятый.
Ты ж храпел дома
в хоромах конунга,
небылицы плетущий,
пленённый трус.
Теперь он пошёл сел, а они встали и поднесли ему рога. Одд выпил их оба. Потом он поднёс им рога и сказал так:
Сьольв, ты не был
на юге на Скиде,
там где конунги
колотили по шлемам.
Шли вброд в крови —
до лодыжек встала;
я битву будил —
тебя же там не было.
Сигурд, ты не был
на Свейских шхерах,
когда мы враждой
воздавали Хальвдану.
Стали щиты
в споре хвалимые,
мечами изрублены,
а сам он убит.
Теперь Одд уселся, а они поднесли ему рога, и он выпил, а они вернулись на место. Затем Одд поднёс им рога и сказал:
Направили ясени
в Эльварсунд,
хмельные, весёлые
к Трёнувагару.
Был там Эгмунд
Убийца Эйтьова,
к бегству не склонный, —
на двух судах.
Тогда мы били
в щиты боевые
камнями твёрдыми,
клинками острыми.
Трое выжило нас,
а их всех — девять.
Пленник болтливый,
что ж ты примолк?
Тогда Одд вернулся на место, а они поднесли ему рога. Он выпил из них, поднёс им другие и сказал так:
Сигурд, ты не был
на острове Самсей,
когда мы с Хьёрвардом
менялись ударами.
Лишь двое нас было,
а их — двенадцать.
Одержал я победу,
пока ты тихо сидел.
Шёл я по Гаутланду,
духом гневный —
доколь сыскал Сэунда —
семь суток кряду.
Смог, пока не ушел
прочь я оттуда,
восемнадцать людей
жизни лишить,
ты же вертелся,
весельчак жалкий,
поздно вечером
в постели рабыни.
Тут в палате послышались громкие возгласы после того, что сказал Одд, и они выпили из своих рогов, а Одд уселся. Люди конунга слушали их забаву. Они ещё поднесли Одду рога, и он быстро прикончил их оба. После этого Одд поднялся, подошёл к ним и увидел, что питьё совершенно свалило их, и к сложению стихов они больше неспособны. Он подал им рога и сказал так:
Покажетесь вы
ни к чему не пригодными,
Сигурд и Сьольв,
в свите конунга,
коль молвлю про Хьяльмара
Мужественного,
который с острейшим
мечом управлялся.
Отважный, шёл Торд
перед щитами,
где бы сраженье
ни состоялось;
он Хальвдана
обрушил наземь,
вождя смелейшего,
и его спутников.
Нередко с Асмундом
нас вместе,
побратимов обоих
подростками видели.
Держал очень часто
я древко копья,
там, где спорили
свирепо конунги.
Делал на саксов
набег и на свеев,
иров и англов
и ранее — скотов,
фризов и франков,
и на фламандцев;
им я всем некогда
вред причинял.
Вот я дорогих
друзей перечислил,
что были моими
на море спутниками;
в том я уверен —
уже не объявится
мужей блистательней
в людском багрянце.
Вот я перечислил
подвиги наши,
те, что совместно
мы совершали;
сели мы вновь
на скамью почётную,
победу стяжавшие.
Сьольвт пусть продолжит.
После этого Одд уселся на своё место, а братья упали, уснув, и в пире больше не участвовали, Одд же ещё долго пил, и после этого люди улеглись и спали всю ночь.
А утром, когда конунг поднялся на высокое сидение, Одд и его товарищи находились снаружи. Одд подошёл к озеру и умылся. Братья увидели, что береста на одной его руке треснула, и оттуда выглядывает красный рукав и золотое кольцо, и не тонкое. Затем они сорвали с него всю бересту. Одд не сопротивлялся, а под ней он оказался одет в ярко-красную рубаху, и его волосы ниспадали на плечи. На голове у него была плетёная золотая диадема, и он был красивейшим из людей.
Они взяли его за руки, повели в палаты к высокому сидению конунга и сказали так:
— Оказывается, мы совсем не знали, кого брали под покровительство.
— Вполне возможно, — сказал конунг. — Кто же этот человек, что так скрывался от нас?
— Меня зовут Одд, как я давно уже говорил вам, сын Грима Мохнатые Щёки с севера из Норвегии.
— Не тот ли ты Одд, который некогда уехал в Бьярмаланд?
— Я тот самый человек, который побывал там.
— Тогда неудивительно, что моим лучшим людям оказалось тяжело состязаться с тобой в искусствах.
Конунг поднялся Одду навстречу с распростёртыми объятиями и пригласил его на высокое сиденье рядом с собой.
— Я не приму этого, если только не пересядут все мои товарищи.
Рассказывают, что теперь они поменялись местами, Одд сел рядом с конунгом, а Харек пересел на стул напротив конунга. Конунг был такого высокого мнения об Одде, что никого не ценил больше, чем его.