Сакральное

ЛАУРА ПОЛИТИЧЕСКИЕ ТЕКСТЫ

На войну и в рабство зовет одна сирена.

В удушающей, суматошной, пыльной и тошнотворной атмосфере завода, я видела, что они прикованы цепями, как на каторге. Могут ли эти женщины мечтать о побеге? Они и думать об этом перестали. Они так и живут — без света, без воли. Шесть часов, скорей домой, будем гнуть спину по хозяйству. И в силу странной мимикрии, уподобления человека человеческому уделу, уделу пролетария, они вернутся назавтра того же цвета, что и сегодня — цвета грязи и пыли. На разгрузочном причале — цвета кирпича и угля: любопытное зрелище для иных представителей рода человеческого, чье легкомыслие, презрение и надменность обеспечены шармом, грацией, щедро оплаченной красотой и всем «ансамблем» в гармоничном сочетании с мастью собачек. Легкомыслие и презрение? Даже не это. Существует два мира (они не пересекаются и знают друг о друге благодаря фальшивым картинкам), редко кто в одном из них действительно осознает повседневную реальность другого. Есть жизнь. Есть место обитания для одних и для других, и распорядок времени, и то, что они любят в каждом существовании. Есть жизни, которые не знают времени: рассвет отчаявшихся, ожидание безработных… лишние люди, ими владеет лихорадка, она и дает им понять, что происходит, и эта «невыносимость», в которую погружена их жизнь, хватает их за горло, требует ответа.

Тогда удивляет, почему так редко, далеко не каждый день что‑то случается; ну да, такие ют вспышки гнева, прямо в Париже, на Королевской улице, Елисейских Полях. Но нет, страх перед завтрашним днем уничтожает сам этот день. Итак, полжизни — это лишь боязнь, тревога или же скупой досуг, ожидание. И есть еще те, кто до такой степени приспособился к конторской жизни, куда более лихорадочной, чем домашняя жизнь, что они и не думают протестовать, они разделяют интересы патрона. Все дело в этой ЛИХОРАДКЕ, проникаешься надеждой, что гнев затаился в рабочих кварталах, укрывается там, чтобы набрать силу, излиться во всеоружии.

Но вскоре небо надежды затягивает облаками. Это час пустынных серых улиц, когда водители автобусов, измученные за день, злобные и раздражительные, пронзают авеню, и те раздвигаются в своей наготе, как ноги женщины. Они проносятся смерчем по мостовым, им так осточертело перевозить с места на место этот передвижной вольер, что без умолку трещит, пищит, важничает и пялит глаза. Я ухожу, проникшись их идеями, которые, как хмурое небо, нависают над жизнью.

Что такое недоказуемое убеждение? Достоверность, которой нет места в реальности? Солидарность на словах? Червь сомнения гложет сердце. Быть в такой дали ото всех, каждого и самой себя, хотя я так ко всем привязана! К ним я все время возвращаюсь в своих мыслях. Это так же невыносимо, как возвращение в туманный Париж после двухнедельного отдыха на море. Словно у меня украли мое я. Что‑то такое давит и давит. Мостовые пусты. Они сидят по домам, эти толстопузые и прижимистые термиты, забились в свои норы, очаги, в которых днем с огнем не сыскать огня. Их видишь в окне под зеленым абажуром с бахромой из бисера, под люстрой из золоченого дерева. Они так живут, строят или расстраивают свою семейную жизнь, жены или любовницы только и делают, что вытирают пыль, кумекают, считают. Откуда идет это недоумие? Почему так выходит, что дела ваши нас всецело не трогают? Наши собственные утверждения оборачиваются против нас самих. Все мимо цели. Мысли чинят препятствия делам, все стоит на месте, загнано в угол. Мысли? Да, нет; факты, история, люди, исковерканный язык. Так что же — мыслить все равно что играть в домино? Но ведь за бумагу не зацепишься, как цепляется утопающий за соломинку: лист гладкий–гладкий, вся добрая юля ускользает угрем между пальцами. Бумага что тесто, клейстер с растоптанными вдрызг словами. Я принимаю вашу программу, я не согласен и выхожу — только слова. Вместе с тем — вся жизнь, и из нее вам не выйти, не партия. Итак доводите всякую мысль до конца, более того, принимайте все ее следствия! Что‑то вы снизили голос, как будто в доме покойника. Какая мне разница, где я, если я знаю, куда иду. Очень может быть, что скоро настанет такое время, когда достаточно будет знать, против кого ты. Будь я работницей или даже мидинеткой, мне не было бы дела до конечных целей нашей деятельности. Я боролась за хлеб насущный, за завтрашний день, боролась против всех этих «ветрениц», живущих как в сказке.

Я не знала, что история повторяется, что вожди — просто импотенты, которые прикрываются преступной фразеологией: «наши славные рабочие–мученики», и в голову не берут, что есть какие‑то цели, кроме отправной точки.

Только потому, что тех, кому каждой копейкой приходится отстаивать свое право на жизнь, спасать это жалкое право на жизнь муравья, считают тысячами, и существует рабочее движение, заключающее в себе защиту и ненависть, страх и предупреждение.

Ценность жизни заключаться лишь в сопротивлении и бунте, каковые надлежит выражать со всей энергией отчаяния. Само это отчаяние представляет собой великую любовь к жизни, истинным человеческим ценностям, неизмеримым природным силам, ко всему, чем действительно жив человек.

О ценности чего бы то ни было можно судить лишь в связи с рабочим классом, с усилиями по его освобождению. Все крутится вокруг этого вопроса, «это стержень». Нам прекрасно известно, какая гроза нависла над этим классом. Известно нам и то, сколь ограниченные горизонты открывает этот класс человеческому духу и сердцу. Нам надлежит материализовать, конкретизировать свою солидарность с этим классом в каждодневной борьбе. Внутри нас самих мы находим те же препоны, те же препятствия, с которыми этот класс сталкивается в своем материальном существовании.

Эти люди разрываются между гордостью и нищетой. Желая отделаться от «прогнившего» мира, они созидают собственный космос, образованный из особых привычек, которые в общем быстро прививаются, подхватываются; мир, где люди понимают друг друга с помощью особых слов, паролей.

Кто мы? Пленники породившего нас мира? Пленники, что скопом бегут из своих стеклянных тюрем? Жалкие потуги. Жизнь уныла и скучна уже потому, что мы ощущаем ее ничтожной. Сделки с собственными неудачами.

Точка опоры: любовь. Любимое существо — островок спасения.

Все так, но мы знаем, что так называемые пленники в реальности смотрятся в выпуклые или вогнутые зеркала и ни разу в жизни не склонялись над чистой водой лесного ручья. Против природы не попрешь.

Различные тона, различные мотивы. Жизнь, задуманная как симфония, как фуга. — Прожить ее.

Выразить, что ее что‑то несет: неопровержимое доказательство, подтверждение.

Что если Ницше больше сделал для освобождения человека, чем Ленин?

Человек богатый или бедный выстраивает свое собственное величие в сердце, свою способность сопротивляться тому, что существует, не соглашаться с той жизнью, какой ее хотят сделать: загаженной и испорченной миллионами людей. Существовать не вместе, а против.

Это не отменяет радость, напротив ее усиливает, это не отчаяние, а безмерная надежда.

ЗАМЕТКИ О РЕВОЛЮЦИИ

И

КРАСНЫЙ ДНЕВНИК

Замечания

Чтобы заметить, что поставленная цель была лишь этапом

что искомая опора всего лишь трамплин, с которого

нельзя устремиться к действию, но с которого мысль, запрещая

действие, должна приобрести новый размах

мысль имеет запрещенные ограничения

«что пролетариат сам должен взять в руки свою судьбу»

действие останавливается мыслью

Скачок действие «что

победа пролетариата какой‑то страны — победа

и для французов»

Жесты: бесполезный «героизм», изживает себя, обретает больше идеализма.

Одни идут, чтобы потерять себя, другие, чтобы найти. Возвеличивание индивида. Это не рациональное Выравнивание — марксистская Мысль в пользу сообщества

регресс

Наши возможности. Наши перспективы.

2–й и 3–й Интернационал.

Эпоха, когда слова имели смысл, скрытый за этими словами смысл реальности «Идти в народ».

Утопический социализм

научный -

Призыв, прочитанный в газете «Правда»

Нужно, чтобы она забыла [ ] наша молодежь — ей не следует знать подобные примеры. Точно так же, как в индивидуальной психологии, если человек намечает себе линию поведения, от него исходит нечто иное, совершенно иного качества. Он не может отрицать себя самого. Организм его более «сложен» более «двойственен» более «трагичен», чем ему хотелось бы —

Намеченная линия извивается кривой его сомнений его колебаний его ограничений не говоря уже об оплошностях ошибочных действий. Точно так же, пресса — это пульс страны. «Правда» выдала громадное признание —

Со всех сторон

Во всех аспектах все, что могут содержать в себе слова присоединения или выхода

Какой уверенностью это было — не предаться смутным надеждам. Человек поддается той части себя самого, которая может его уничтожить как общественное существо столь же уверенно, как негодный грунт уничтожает пшеницу, насколько это верно, что человеческое существо и означает общественное.

В своих мемуарах Вера Фигнер гоюрит под конец: «Теперь я боролась только ради чести».

Сколько раз мы это уже слышали — Мы боремся, потому что нельзя не бороться

Желябов[24] сомневался — встает вопрос: он что, вне всяких подозрений?

он действовал, потому что не мог позволить другим умереть без него? рациональное -

иррациональное.

Совершенно ошибочная интерпретация.

То, что Т. [Троцкий] представляет как победу соц.[иалистического] сектора над частным, никакой победой не является, поскольку она достигнута «силой», а не естественным превосходством одной системы над другой — превосходством качественным, количественным — Если частные предприятия систематически закрывают, говорит ли это в пользу «коллективизировнного» сектора? — Это ничего не доказывает -

Троцкий называл это государственным социализмом

Ленин государственным капитализмом

и что социалистического в такой смешанной экономике?

Ко второй годовщине ремесленное, то есть частное производство составляло 1 /3 от общего производства — (громадная пропорция — Голая Россия)

Невозможно быть диктатором или главой правительства, не испытывая полного презрения к людям.

Какой‑нибудь Лаваль: [избиратели поддерживали его в наихудших противоречиях политической линии]

Рассказ о коллективизации в России. Арестовывают крестьянина, забирают у него все, он молчит.

Жена с младенцем на руках кричит, голосит, в навозе находят утаенное зерно, он даже не шелохнулся. Наконец, несмотря на все мольбы жены, уводят единственную корову — Тогда крестьянин хватает ребенка и разбивает ему голову о стену. Милиционер убивают отца, мать бросается на них, и ее тоже убивают.

По своей предельной логике и ужасающей простоте этот рассказ встает в один ряд с новеллами Бабеля.

Как можно делать вид, что не знаешь, что все так и было. — Начальник ГПУ Украины, говорит о 8 миллионах жертв коллективизации. Б. это все глубоко понимает — возможно, такие факты человечески возможны

[Церетели за Федеративную Республику Грузия Жордания за автономную Республику. Как Ж. говорит о народе. — Его надежды в «народе» — «Буржуазия» ничего не сделает или же все придет от народа.]

Обречены ли мы быть эмигрантами, которые приспосабливаются к новому положению.

Все за счет пролетариата

Он расплачивается за просчеты тактики или полного отсутствия тактики. Вожди могут уйти.

Рабочие партии довольствуются фразеологией. «Наши героические мученики» опыт Коммуны

затем Венской Коммуны

вырезки из газет

дисциплина сулит большее

дисциплина рабочей толпы, которая борется за хлеб насущный — закулисная механика молодых буржуа, вступивших в бригады.

По части тактики ни одного свидетельства, которое можно было бы подхватить. Одни лишь фразы, которые, не играй они на жизни и смерти героических людей, словно написаны по самым дурным шаблонам.

Да, Жанна. Это я вам пишу. Удивительно, не так ли? Не хмурьте ваши брови и не стройте недоверчивую мину. Просто выслушайте меня. Несмотря на все «сопротивление» и все «недоверие», которое я ощущаю между мной и вами и которое, может, не так уж неустранимо, как мы обе думаем, я поистине не могу сдержаться и не поговорить с вами о том, о чем так часто думаю: Испании, о событиях в ней.

(Ваша матушка вам, может, говорила, что сообщение об избрании Кине для всех здесь было радостным переживанием. От всей души желаю, чтобы все шло на лад).

Что бы ни говорил интегральный пессимизм, поражения нельзя назвать всемирными, мир не готов еще к жестокому обращению. Какими бы тяжкими ни были ошибки, которые довлеют над Ларго К[25], из его статей, из его головы нельзя вычеркнуть социализм в Испании. Почему? Из‑за мощной волны снизу, которая действует как природная сила, и эта сила действует в сторону бунта угнетенных. Я там, но только мыслями своими… в Испании, где как раз есть люди, которые и не приобщены и не покрыты глянцем мнимой цивилизации, от которой здесь меня тошнит.

И это не какое‑нибудь мимолетное впечатление, которое сотрется, не оставив следа, там есть то, что мне полюбилось в России. Это человеческое братство, очень простое, очень спонтанное.

В отличие от Бориса, понимаете ли, я ненавижу чувство беспокойства, порождаемое тем, что не выражено. Так вот, каковы бы ни были наши взаимные позиции по отношению к друг другу, я думаю и я уверена, что мы можем встретиться, не напуская на себя этот воинственный вид, который выражает то, что умалчивают слова и не городя никаких бесполезных аргументов, а со всей простотой и чистосердечием. Я никогда не соглашусь, что невозможно высказывать самые противоречивые мнения и занимать прямо противоположные позиции по отношению к людям и вещам.

Так, например, вам не нравится, что испанскому народу не хватает «цивилизации», а меня именно это в нем и привлекает.

Когда внутри тебя есть прочное убеждение, ею уже не остановишь, как не остановишь кровь в своих жилах. Если ты отчаялся, нужно самоустраниться, но если ты живешь, нужно действовать… в ритме своею дыхания, иначе история остановит свой ход. Предаваясь отчаянию, теряешь контакт с суровой реальностью и будешь, наверное, пытаться реализовать все то, что есть в тебе разложившегося, подобною [ ], чьими продуктами мы и являемся (по выбору).

Невозможно цепляться за Прошлое, Архивы, Статьи. Борис первый, кто понимает мои геростратовы побуждения, когда я в шутку заявляю, что надо бы «сжечь библиотеку». Хотя на самом деле это всего лишь означает, что ему горько и печально оттого, что он потерял контакт с реальной жизнью, активистами и трудящимися.

Уверяю вас, что жизнь «меняется», когда в голове не сидит постоянно это «ничего нельзя поделать» или «цель будет хуже, чем точка отправления». Я думаю, что ценность жизни в современном обществе может заключаться только в духе сопротивления и протеста и в активном выражении сопротивления и протеста.

Я могу также думать, что нужно пересмотреть весь словарь социализма, что со времен русской революции мы пользуемся языком полным противоречий и призрачных выражений, но нельзя ли представить автономный опыт, избавленный от нашего русско–советского пессимизма. Не позволяют ли занять такую позицию условия в Испании? И потом, там есть целая сокровищница человеческих ресурсов, энергичных, спонтанных.

Можно смело утверждать, что интегральный пессимизм не находит места в Испании и что мир не готов еще к жестокому обращению. Нужно отметить также, что наши левые, несмотря на всю посредственность и политиканство людей, которые не справляются со своей задачей, бесспорно держатся на ногах, по сравнению с правыми, которые после покушения на Блюма, грандиозной манифестации и речи Сарро опустили голову, похоже, пали духом и охвачены страхом.

Это всего лишь текущие впечатления, но их можно расценивать как «знак». Мы вынуждены сказать себе, что не будь этих левых (хотя есть тысяча причин их ненавидеть) фашизм прошел бы здесь, как и в других странах. Не так ли?

Итак?

Распроститься с позицией отчаяния. Я живу, значит я надеюсь — остальное игра ума. Это жизненный поток, кровь, что течет в моих жилах, не остановишь; жизнь хочет найти выраженье, действовать; чтобы выразить себя, чтобы любить, нужно уметь ненавидеть. Инстинкты насилия и самозащиты вступают в свои права — Бывают моменты, когда, чтобы жить, чтобы надеяться, нужно уметь УБИВАТЬ, учиться [ ]

Старые бумаги и история, мне на них плевать [все это может] отлично гореть.

Эту жизнь, ее можно уничтожить

или замарать

Все права

я их имею

ими пользуюсь

Целое поколение, занятое только прошлым под предлогом чистоты — под предлогом, что настоящее это позор.

В момент выборов, когда фасад здания [ ] был полностью затянут гигантским плакатом с изображением Жиля Роблеса, толпа подходила, ругалась, плевалась и повторяла: «У! У! большой и страшный серый волк» на мотив «Трех поросят». Можно сказать, что здесь, что в России: какое чудесное детство.

Случайно я оказалась на коммунистической демонстрации: возвращение беженцев из России (!) (Никто уже не знает, что это такое!) Более часа главные улицы были заполнены народом или, скорее, длинной движущейся колонной, нарушающей все уличное движение. Какой‑то женский комитет высоко поднимал знамя, вышитое, как риза, которое несли две беременные женщины.

Многие женщины голосовали не за левых, а за кузена, племянника или крестника, находящегося в тюрьме. Когда их расспрашивали, они отвечали: «нет, я голосовала не за 129 А, я голосовала за Пабло (или какое другое имя из членов семьи). Сразу же после выборов они толпой побежали в тюрьму [которую здесь называют carcel del abanico[26] так как она построена в форме веера], веря в незамедлительное, чудесное открытие дверей.

Я поистине многого ждала от № о Ницше — я хочу сказать: многих разъяснений — Не лучше ли мне не пытаться следовать за ним в его мысли

Намного больше поэтическое выражение — Мысль как сила.

Никакой игры внутри, я даже думаю: никакой логической системы — Множество парадоксов, которые разрушают, отрицают, убивают друг друга, но блестящее утверждение человека, который один юз-. высится над миром -

Для меня: никогда не сомневаться в своем собственном порыве: в том, что меня притягивает или отталкивает, когда мне отказывает умственное суждение.

Ужасно необходимо прочесть всего Ницше и разобраться в нем самой: без чьей‑либо помощи, то есть без всякого предвзятого или готового мнения.

Цитаты

«Критика религии — первейшее условия всякой критики».

«Человек, который в фантастической реальности неба, где он искал сверхчеловека, не нашел ничего, кроме собственного отражения, и не будет больше стремиться найти что‑либо, кроме своей видимости, сверхчеловек, там, где он ищет, вынужден искать свою истинную реальность».

«На самом деле религия — это сознание и самоощущение человека, который или еще не нашел себя, или уже снова себя потерял».

«…Это Государство, это Общество производят религию, ложное сознание мира, потому что они сами учреждают ложный мир».

«Религия — всеобщая теория этого мира… его логика в популярной форме, его спиритуалистический вопрос чести…

«Это фантастическая реализация человеческой сущности, потому что человеческая сущность не имеет истинной реальности».

«Она дух бездуховной эпохи».

Вопросы

Человек: он входит через маленькую низкую дверцу, проходит по ступенькам и оказывается в зале. Он свободен от всех пут.

затем он высовывает гладкое, словно очищенное лицо и выходит через другую дверь, на другую улицу, идет на коммунистическое собрание — будет говорить

он, который только что покупал женщин, участвовал в чудовищной и низкой [комедии] вот так, открыто, с совершеннейшим презрением. Что в нем пробудило идеи — любовь или ненависть? Как люди, уважающие права человека — уважающие пролетариев, могут видеть в проститутке инструмент своего наслаждения? Они не видят в женщине человеческое существо, откуда‑то взявшееся? кем‑то или чем‑то угнетаемое, чтобы дойти до такого?

Перед ними механический эротическо–любовный инструмент (Рембо?)

Эротизм как бездна для отчаяния, но совершенно не совместимый с деятельной, стойкой жизнью. Играть в самые худшие игры человеческого распада.

Выйти из игры.

Жить перед лицом своей внутренней борьбы.

Форма самоубийства

Прожить все = уничтожить себя

Красная тетрадь

Записано в красной записной книжке

в 1938 г, когда Лаура уже не

вставала с постели

Стать недоступной не прийти на свидание и устроить так, чтобы встретиться с ним только спустя два дня в присутствии кого‑нибудь из друзей, чтобы другие стали свидетелями — его смущения

То, что она живет одна, ничего не значит

ей нужно это показать, тотчас показать самым вульгарным особенно самым вульгарным

— Обрести жизнь в полноте

в цельности

— Скука, что сваливается промеж двух людей

пейзажи

— Моральная инстанция настойчивость собственного «Я»

— бегство матадора

— Мыслить свою жизнь значит ее РАЗРУШАТЬ — делать ее стерильной

— Почему двум человеческим существам нужно жить вместе? потому что они нуждаются друг в друге всем своим существом

— деньги

подарок

сексуальность

Вступить в мир вымысла, где ты будешь играть передо мной какую‑то роль

в котором ты назначишь мне какую‑то роль определенное место

— жизнь отшельника пока не наступит то, что есть обмен и дружеский

ты переживешь его в Париже вот уж нет

— что–то

выходит из берегов

шлюзы

трещат

боль

нет больше боли

Возрождение жизни

— Больше ничего

и эта пламенная страсть

и это ужасное беспокойство

и он

Нет = ничего

боль

нет боли

неподвижность

молчание все твое тело

Молчание Нет больше боли

всего

в тебе

А затем в какой‑то день ДВИЖЕНИЕ

ограниченное

а потом

свободное

Физическая жизнь

тело словно

растение растение

земля

Как если бы оно укоренялось в земле

посредством

движения

обретающего

силу тяготения

тела лишенные всех физических законов

всех впечатлений

эта вода

она

кипящая или

ледяная

Что вам сказать?

ни крика боли

Налейте кипящей воды, а затем положите

лед

я больше не чувствую

ничего ничего

вонзите в плоть иголки

— где моя нога?

может сидит на ветвях

этого дерева — —там

где голуби

любят друг друга

__________________________

твое тело это

твой Закон

все приходит ПОСЛЕ

Нет ничего более радостного, чем это возрождение

в твоем теле

более важного

более значительного

чем все остальное

Вы не представляете какой радостью

и

довольно

злобной

это может быть для меня

в прежние времена = все мосты

отрезаны = что они могут в ней понять

в моей жизни, те, которые делают вид, что

причастны ко всем заговорам

проникают в глубинные детали

непристойно смеются как на гулянье

водевили

непристойный смех и

сдержанный