Самурайша

Глава 3

Я и сам знаю, что не выгляжу скорбящим родственником. Щеки у меня слишком румяные, я толстенький, но тут уж ничего не поделаешь: люди умирают, никого о том не предупреждая, вот мне и не хватило времени, чтобы принять соответствующий обстоятельствам вид. Мама все время разговаривает по телефону и шепчет в трубку одно и то же: «так внезапно», «никто не ожидал»… Нет ничего мрачнее таинства превращения живого человека в покойника.

Из-за ветра я не слышу, плачет мама или просто шмыгает носом. Она так крепко сжимает мою ладонь, словно боится, что я улечу, но я не показываю, что мне больно. Уже неделю все вокруг только и делают, что советуют мне быть поделикатней с мамой. Мне это начинает надоедать — я ведь не чудовище, в конце-то концов!

Мы стоим слишком далеко. Я наклоняюсь, чтобы разглядеть гроб, цветы и вырытую могилу. Похоже на русскую матрешку, которую он разбирал и собирал, развлекая меня в детстве, только теперь это не игра, и мы никогда не начнем все сначала. Мне, кстати, матрешки совсем не нравились, но в три года деревянные куклы меня развеселили, вот Эрик и старался.

Этим утром мама заставила меня облачиться в дурацкий старомодный костюм, который я надевал на прослушивание. Серые кусачие брюки, тесный синий пиджак и белая, мгновенно пачкающаяся рубашка. Вообще-то, я думал, мне больше не придется его надевать, в обычной жизни я не ношу ничего подобного — не хочу, чтобы меня принимали за клоуна. Мама не позволила мне надеть подаренную Эриком бабочку. Я поинтересовался, как будет одет Эрик, потому что слышал, что мертвых кладут в гроб в особой одежде и что им даже красят лицо, прежде чем зарыть в землю. В точности как перед прослушиванием. Мне показалось, что вопрос разозлил маму, но она ответила, что не знает, что никто ей ничего не говорил и чтобы я больше ни о чем ее не спрашивал.

Всякий раз, когда я задаю вопросы об Эрике, мама смотрит на меня с тоской и досадой и отвечает: «Поговорим когда-нибудь потом». Все равно что сказать: «Поймешь, когда повзрослеешь» — взрослые всегда так поступают, если не хотят отвечать на «неудобные» вопросы детей.

Эрик не пришел на мое последнее прослушивание. Мама солгала — сказала, что он в Японии. На самом деле тем вечером он выступал в Париже — я видел афишу на улице и узнал его на фотографии, но имя было другое — наверняка той девушки, с которой он играл. Меня прослушивали днем, так что Эрик вполне мог бы успеть. Хотя игра на рояле — не самая сильная моя сторона. Музыка — мамина идея, так она надеется сблизить нас с Эриком.

Играл я не слишком хорошо, а про афишу маме не сказал, чтобы не расстраивать ее еще больше.

Теперь, когда Эрик умер, я, возможно, брошу музыку. Это единственный плюс, потому что атмосфера в доме невеселая.

Все произошло в позапрошлое воскресенье. Я встал раньше мамы — она накануне праздновала с подругами свой день рождения, вот и решила поваляться подольше. Я взял на кухне кошелек и отправился за круассанами. Торопился ужасно — боялся, вдруг мама проснется, обнаружит, что меня нет, поднимет тревогу, начнет кричать, вызовет полицию. Она может решить, что я сбежал или меня похитили. Моя мама всегда воображает худшее. Ей никогда не придет в голову, что взрослый десятилетний сын решил сделать ей сюрприз на день рождения.

У булочной стояла женщина с золотым зубом и продавала нарциссы. Я купил у нее букетик, а на сдачу взял в киоске «Воскресную газету». Когда я вернулся, мама все еще спала. Между нами говоря, если мамочка-наседка не заметила, что ее птенчик сбежал из курятника, она не лучшая «наседка» на свете. Да ладно, шучу! Я сварил кофе, поставил на поднос чашку, тарелку с круассанами, рядом положил газету, а справа поставил вазочку с цветами и поздравление «С днем рождения, дорогая мамочка!», отнес все в ее комнату и отправился к себе. Больше всего на свете я люблю читать. «Убийство в Восточном экспрессе» — гениальная книга, но я обо всем догадался где-то на середине, что слегка испортило удовольствие. Я как раз подсказывал решение этому дурачку Эркюлю Пуаро — подумай о смерти Цезаря, старик, каждый убийца нанес по удару! — когда услышал жуткий вопль. От радости так не кричат. Я кинулся в мамину спальню. Нарциссы валялись на полу, кофе пролился на простыни, а мама вопила как безумная и трясла газетой. Она только что в лицо мне ее не швырнула и с рыданиями заперлась в ванной. Я подобрал газету и на второй странице увидел фотографию Эрика с какой-то китаянкой. Так мы с мамой узнали, что Эрик умер.

Интересно, где похоронили ту даму, что умерла вместе с Эриком? Мы стоим далеко, но я вижу, что гроб всего один. Около могилы девочка раздает всем желтые цветы, всем — но не нам, мы слишком далеко, за деревом, прячемся, как шпионы, и это странно — хоронят ведь Эрика. Незнакомые люди бросают цветы на гроб. Я не уверен, но мне кажется, что это нарциссы… Мама может быть довольна, мы с Эриком в конце концов сошлись во вкусах, пусть и по столь печальному поводу.