Я вспомнил, что это был за мотив, само собой всплыло — «Сигма-бой, сигма-бой, все хотят танцевать с тобой» это было. Я еще подумал, во Ильич дает… ай да Ленин, ай да сукин сын! Мои коллеги тоже застыли, как изваяния, с открытыми ртами.
— Ну чего вылупились? — совсем по-простому спросила статуя, — Ильича что ли в первый раз видите?
— Да Ильича-то мы много раз видали, — за всех ответил я, — но только на картинках и на постаментах. А чтоб живьем — это точно в первый раз.
— Во второй, — уточнил этот момент Анвар, — первый был, когда мы ромашкину карточку активировали.
— Там были коллективные галлюцинации, по крайней мере, мы сообща так решили, — напомнил ему я, а потом обратился к вождю пролетариата, — чем обязаны, Владимир Ильич?
— Пойдем побеседуем, — самым мирным тоном и даже без картавости предложил вождь.
И он первым зашел в главный корпус санатория, тяжело ботая своими ботинками. А мы последовали за ним, как крысы за гаммельнским крысоловом. Ильич первым делом проверил пакеты и сумки, стоявшие вдоль стенки, нашел там литровую бутыль венгерского вермута и ловко распечатал.
— Это чтобы веселее беседовать было, — пояснил он, — а то на сухую разговор часто не получается.
Я взял с посудного столика четыре рюмки и расставил их в шахматном порядке на том самом сдвоенном столе, за которым мы все время заседали, а заодно вынул из ашановского пакета пластиковую бутыль с самогоном из избушки.
— Давайте уж лучше вот это выпьем, — передал я бутыль Ленину, — натуральный продукт, без химии.
Ильич молча согласился, сел во главе стола и разлил самогон по емкостям.
— За наше и ваше здоровье, — сообщил он и немедленно опрокинул рюмку.
Во дела, не смог скрыть своего восхищения я, памятники у нас уже начали выпивать… интересно, закусывать они могут? Но Ильич ничем самогон закусывать не стал, а перешел к содержательной части нашей беседы.
— Поздравляю вас, товарищи, — сказал он, обведя нас внимательным взглядом, — с завершением предпоследнего этапа вашего трудного пути.
— А сейчас, значит, последний этап начнется? — вылетела наша общая мысль из самого шустрого члена нашего коллектива, из Тамарки.
— Абсолютно верно мыслите, товарищ, — усмехнулся Ильич, — не прямо сейчас, конечно, но вот-вот он и начнется.
— Может, добавите деталей, Владимир Ильич, — предложил ему я, — а то мы все какими-то обрывками слухов питаемся… а вы тут, как я погляжу, не из последних в руководстве всем этим делом будете…
— Конечно, добавлю, — покладисто сообщил он, — задавайте свои вопросы — так проще построить диалог будет.
— Кто ты такой, мать твою? — опять же самой первой успела Тамарка, — ведь не памятник же в самом деле?
— Вы совершенно правы, товарищ, — начал отвечать он ей, — даже архи-правы, никакой я не памятник, и моя мать тут не при чем. Я довольно точная матрица того самого Ленина из мавзолея, синтезирован в институте тонких структур… Академии наук.
— А памятник тут при чем? — это уже я спросил.
— А это так, — усмехнулся Ильич, — шутка одного из наших руководителей, обернувшаяся реальностью… на месте стоит памятник, можете убедиться.
— А рука почему у памятника крутилась? — это уже Анвар спросил.
— Это продолжение шутки — что-то там должно было означать это положение, но что именно, я не помню…
— Стоп-стоп, — поднял руку я, — это все мелочи, давайте лучше о главном узнаем.
— Давайте, — согласился Ильич, разливая между делом по второй рюмке самогона, — хороший напиток, качественный.
— Итак, — продолжил я после того, как махнул вторую рюмку, — давайте с самого начала пойдем… что вообще здесь творится, в этом санатории гребаном? Куда пропали все его постояльцы и почему все пути из него оказались перерезаны?
— Так условия же игры такие, — Ильич с сожалением посмотрел на меня, — вам же это уже два раза объясняли — непонятно что ли рассказали?
— Первый раз это менеджер, как его… Павлик? — спросила Тамарка.
— Точно, — подтвердил Ленин, — а второй раз — Анатолий в избушке лесника.
— Кто организаторы этой вашей, как вы ее называете, игры? — поставил я вопрос ребром.
— Это я не могу озвучить, — отрицательно помотал головой он, — бумагу подписывал о неразглашении.
— Хорошо, давайте про то, что озвучивать можно… — сделал поправку в прицеле я, — а почему узкоколейка оказалась неперерезанной? И как это мы ехали в Город, а оказались снова в санатории?
— Узкоколейка входила в правила игры, — отвечал он, — поэтому и осталась свободной. А Города никакого нет, там пространство скрутили таким образом, что все дороги ведут в одно место, сюда… поэтому никуда вы отсюда выехать не можете… ну пока организаторы не дадут отмашки.
— Но воинская часть же есть, — не стал сдаваться Анвар, — где добывают этот самый… левитин.
— Это филиал санатория, только и всего, — усмехнулся Ильич. — Давайте теперь последний вопрос, а то время поджиает.
Он глянул на наручные часы и я мельком успел разглядеть, что это очень недешевый швейцарский бренд, Лонжин, если не ошибся. А Тамарка с Анваром переглянулись и предоставили право задать этот последний вопросик мне. Я собрался с мыслями и задал.
— Что должно получиться в финале этой вашей игры? И что случилось с участниками, вышедшими из нее?
— Хм, — нахмурился Ильич, — я просил один вопрос, а услышал два… ну хорошо, в виде исключения отвечу на оба. Сначала на последний — никто из них не умер… в физическом смысле по крайней мере. Они просто вышли из игры… а кое-кто даже и согласился поучаствовать в дальнейших эпизодах. А теперь отвечаю на первый вопрос…
— В финале, как и полагается любому финалу, хоть футбольному, хоть хоккейному, должна остаться одна команда, то есть один товарищ… он и получит полагающийся ему денежный приз и возможность выбрать место последующего проживания. Размер приза вы все знаете, повторяться не буду…
Тамарка было открыла рот, но Ильич ее опередил.
— Вам, наверно, интересно, что будет с проигравшими? Нет, жизнь и здоровье они не потеряют, об этом позаботится институт тонких структур… но на этом собственно и все. Теперь про условия этого последнего раунда, если так можно выразиться — вам ведь это тоже интересно?
Мы без слов покивали головами.
— Знаете, что такое американская дуэль? По глазам вижу, что не знаете, а это…
— Две пилюли, — опередил его я, — или сколько там по числу участников. Одна пустышка, в остальных яд — верно? Ну как в рассказе Конан-Дойля про американца, который приехал в Лондон отомстить за жену.
— Верно, «Этюд в багровых тонах» называлась эта вещь, но это только один из вариантов такой дуэли, — наклонил голову набок Ильич, — не самый распространенный — разновидность русской рулетки. А вообще-то классикой считается охота друг на друга без ограничения приемов этой охоты. Дуэлянты договариваются в присутствии свидетелей, потом получают одинаковое оружие и уходят в лес, в горы или куда там еще. Выживает сильнейший.
— То есть мы сейчас друг на друга охотиться что ли начнем? — поинтересовалась Тамара.
— Вы угадали, товарищ, — ободряюще улыбнулся ей Ленин, — оружие я вам выдам, потом каждый займет один из корпусов санатория, потом прозвучит гонг — и вперед, на охоту.
— А если мы откажемся, тогда что? — спросил Анвар.
— Если кто-то откажется, то он выбывает, и на его место заступает предыдущий выбывший товарищ, только и всего…
— Я отказываются, — без малейшего промедления вылетело из Анвара.
— Хорошо, — ответил Ленин, — тогда вас меняем на… — он вытащил из кармана смартфон, покрутил экран и продолжил, — вместо вас, товарищ, заступает капитан Григорий, только и всего.
— И как это будет выглядеть? — ошарашено спросил я.
— Очень просто, — Ильич ткнул пальцем куда-то в смартфон, и тогда Анвар взял и рассыпался на квадратики, а потом исчез.
А из вестибюля раздались тяжелые шаги — через десяток секунд на его месте сидел уже Гриша-капитан, живой, бодрый и здоровый.
— Еще самоотводы будут, товарищи? — уточнил Ленин, а я таращил глаза на Гришу, силясь вникнуть в полет мыслей устроителей этой игры.
— Я согласна, — наконец сказала Тамара, я тоже подтвердил свое участие, а потом спросил у капитана:
— Тебя паук-то по-настоящему кусал или это тоже игра была?
— А ты как думал, — усмехнулся он, — чуть ляжку не прокусил, сволочь.
— А потом чего было? — продолжил я, — ты же холодный лежал на паровозе, я проверял…
— Товарищи, — остановил нас Ильич постукиванием смартфона по рюмке, — вечер воспоминаний давайте оставим на потом, а сейчас дело надо сделать. Как говорится в народной поговорке — сделал дело, гуляй смело. Начинаем?
Мы все трое синхронно закивали, тогда Ильич встал, вышел в вестибюль и вернулся уже с тремя кобурами. Он положил их на стол со словами «выбирайте, они все одинаковые». Я подтянул ближайшую — внутри оказался совсем даже и не Макаров, а наоборот, Токарев Тульский, он же ТТ.
— Серьезная машинка, — сказал Гриша, оттянув затвор и проверив магазин, — бронежилет первого класса навылет берет.
У меня тоже оказалась пуля в стволе и полный магазин, а Тамара смотрела на свое оружие, как малолетние детишки на новогоднюю елку.
— Что, не умеешь обращаться? — спросил у нее Григорий.
— Да щас, — зло ответила она, — я даже стреляла из него на стрельбище. Просто не люблю я огнестрельное оружие.
— Придется полюбить, товарищ, — усмехнулся Ленин, — еще одна народная поговорка говорит, что любовь зла, полюбишь и козла. Теперь распределим места дислокации… у нас в наличии этот главный корпус, а еще административный и спальный. Сами разберетесь или помочь?
— Помогите, Владимир Ильич, — попросил его я.
Он вытащил из кармана три больших юбилейных рубля со своими портретами на абрисе, 50 лет советской власти, 100 лет Ленину и 115 лет ему же (редкий вариант) и пояснил процедуру жеребьевки.
— Кладу эти монеты в свою кепку, тот, кто вытащит 100 лет, остается здесь, 50 лет — идет в спальный, 115 лет — в административный корпус. Возражения есть?
Возражений не последовало, тогда он энергично потряс кепку и предложил нам выбирать свою судьбу. Первой мы уступили очередь Тамарке, дама все же — она вытащила монету 100 лет с народным названием «Башка» и соответственно главный корпус. Следом Гриша вытянул 115 лет и административку, ну а мне достался Ильич, указывающий на 11 часов, время открытия винных магазинов, и спальник…