17. 27 ноября 1914 г. Наталья Берт

Из штаба Листок вышел сам не свой. Теперь он не замечал ни суеты, творящейся вокруг, ни гомона собравшихся во дворе военных. Все перемешалось в его голове — Сивцов, кольцо, стакан, дурацкие предупреждения Авилова, гнусные намеки генерала…

Он глазами отыскал штабс-капитана и, пошатываясь, подошел.

— Что ж вы, Виктор Николаевич? Не могли предупредить прямо, о чем вас убедительно просили в приказном порядке?

Авилов поморщился.

— Здесь не место, Алексей Николаевич, выяснять отношения. Да и не время! Его у нас теперь в обрез… Едем к вам и подумаем, с чего начать!

Листок, не глядя на Авилова, неспешно натянул на руку кожаную перчатку, разгладил ее; надел другую.

— В "контору", уважаемый Виктор Николаевич, мы, положим, не поедем. А начнем с кабинета главного врача соседствующего со штабом госпиталя…

Он помолчал и вдруг в сердцах проговорил, быстро взглянув в глаза штабс-капитана:

— И все-таки вы совершили непростительную ошибку, Виктор Николаевич! И меня втянули в это дерьмо… Спрашивается, какого черта так рисковать?

— Я не намерен обсуждать это, господин ротмистр! — с раздражением ответил Авилов, перейдя вдруг на начальствующий тон. — И потрудитесь объясниться по поводу госпиталя!

Листок отвернулся.

— Что ж… Во всяком случае, мнение мое вы слышали… А времени у нас действительно нет! — Он помолчал. — Волчанову, перед тем как он покинул штаб, кто-то звонил, чему мы не придали значения. Звонить же должны были из госпиталя, поскольку там его и прикончили. А кто звонил — вот это мы и должны выяснить… А уж дальше будем прикидывать, что к чему!

Авилов посмотрел на ротмистра, как смотрят на некую впервые увиденную диковину.

— Так вы идете? — нетерпеливо спросил Листок.

— Да, черт возьми, иду!

В кабинете главного врача произошла наимилейшая сцена. Их встретил сам Семен Михайлович. Поздоровавшись, седой доктор вдруг сделал шаг назад, снял очки, потер их огромного размера платком, извлеченным, как по волшебству, из-под халата, и, водрузив линзы на нос, торжественным голосом произнес неожиданное:

— Господин ротмистр! Считаю своим долгом официально, в присутствии вашего коллеги, извиниться за происшедшее вчера во вверенном мне госпитале! И, конечно же, за свое недопонимание, которое я по незнанию всех обстоятельств дела проявил по отношению к вам. Простите старика, если сможете!

Он всплеснул руками:

— Боже! Поверить невозможно — шпион в госпитале! И это перед самым приездом Государя!

Листок перехватил руку старика.

— Это вы простите меня, Семен Михайлович, за вынужденную бестактность. Однако сами понимаете — была необходимость! Надеюсь, подобного уже не произойдет!

— Конечно, конечно… — растроганно проговорил доктор. — Гм… Чем же могу служить теперь? Вы же не только за этим пришли?

— Не только, Семен Михайлович… Если вы не возражаете, я бы задал вам буквально один вопрос.

— Да-да, конечно, ротмистр, я весь во внимании!

Листок мельком глянул на Авилова, точно испрашивая у того разрешения, и штабс-капитан едва заметно кивнул.

— Семен Михайлович, — начал Листок. — Кто-нибудь из сестер милосердия испрашивал у вас позавчера, двадцать пятого ноября, разрешения позвонить с вашего аппарата?

Доктор с тревогой посмотрел на ротмистра.

— Странный, однако, вопрос… Неужели что еще?

Листок промолчал.

— М-да, понимаю… Знаете, такое происходит крайне редко. На моей памяти — раза два или три. Но могу с уверенностью утверждать, что не двадцать пятого ноября!

Листок и Авилов вновь переглянулись.

— Тогда одна просьба, Семен Михайлович, — не могли бы устроить встречу с вашим врачом, неким доктором Сидоренко? Нам необходимо с ним коротко побеседовать, если можно — с глазу на глаз…

— Господи! Вы меня воистину пугаете, батенька! — воскликнул главный врач. — Но если вам необходимо, то конечно же… Он только что кончил оперировать, а в вашем распоряжении дежурная ординаторская — я провожу…

— Благодарю, доктор. Если, конечно, не затруднит!

Оставшись в ординаторской наедине с Авиловым, Листок в ответ на недоуменный взгляд штабс-капитана пояснил:

— Вы уж простите, Виктор Николаевич, вчера ночью я звонил сюда. Внешняя связь в госпитале возможна только с аппарата главного врача, так что если кто и мог звонить Волчанову, так только с его кабинета. А двадцать пятого ноября дежурным врачом был этот самый Сидоренко. Они, дежурные, насколько я понимаю, в отсутствии главного находятся в его кабинете, у телефона. По крайней мере, вчера ночью со мной говорил именно дежурный ординатор.

— Это я понял… — медленно произнес Авилов. — Но мне непонятно, почему вы спрашивали о сестре милосердия? Как я полагаю, вы имели в виду именно Наталью Берт? Но ведь штабс-ротмистр Драч…

— Да, её! — неожиданно резко остановил его Листок и возбужденно заходил по комнате. — Её, потому что она солгала Драчу! Волчанов получил звонок, покинул, никому не сообщив, свой пост, ушел в госпиталь. Ушел, никому не сказав, на "авось пронесет", потому что госпиталь рядом. Но к кому он мог сбежать, нарушив устав? Только к тому, кого хорошо знал и кто был ему небезразличен, наконец!

— И потому к Наталье Берт? — холодно спросил Авилов. — А почему не к Дидлову? Что, если шпион вызвал шпиона? Вы такое не допускаете?

— Виктор Николаевич! Его вызвали убивать! За что?

— За перебежчика — убрать лишнего свидетеля.

— Да поймите же, Волчанов не мог убить армянина — не было его в канцелярии, не было! Здесь что-то другое…

— Так что, что другое? — уже раздражаясь, воскликнул Авилов.

— Не знаю! Просто подставили, отвели нас от главного агента-убийцы, деньги и яд подбросили.

Листок выпалил это в какой-то горячке, неожиданно для самого себя, и… осекся. Это было нечто новое, внезапно выплывшее из подсознания.

Оба изумленно уставились друг на друга.

— Значит, вы подозреваете, что и Берт связана с германской разведкой? — медленно, почти по слогам произнес штабс-капитан.

— Не знаю… — устало повторил Листок. — Но обязан узнать!

В дверь постучали.

— Входите! — машинально выкрикнул Авилов.

Вошел невысокого роста врач в белом халате, с изъеденным оспой лицом и какими-то пустыми красными глазами.

— Господа, мне передали, что вы хотели со мной говорить, — объявил он устало, с нескрываемым неудовольствием на лице. — Я к вашим услугам, но времени у меня мало — ожидаем раненых…

— Вы доктор Сидоренко? — спросил Листок.

— Так и есть, господин ротмистр, не знаю, как величать…

— Алексей Николаевич.

— Очень приятно, — вяло буркнул доктор. — А я Сергей Николаевич.

— Скажите, Сергей Николаевич, вы дежурили по госпиталю позавчера, двадцать пятого числа?

Доктор неприятно потер сгибом указательного пальца бугристую щеку.

— Да, я. И что вас интересует?

— Нас интересует, не просил ли кто-то из сестер милосердия во время вашего дежурства и отсутствия Семена Михайловича звонить из его кабинета?

— Простите, господа, могу я сесть? Только что с операционной — ноги, как вата.

— Да, конечно, присаживайтесь!

Авилов придвинул к нему стул. Сидоренко сел и теперь потер колено.

— Нет, господа, из сестричек никто меня звонить не просил. Но меня просили вызвать к аппарату сестру милосердия.

— Кого? — почти одновременно спросили Листок и Авилов.

Сидоренко с любопытством оглядел обоих.

— Если это так важно, то сестру милосердия второй офицерской палаты Наталью Ивановну Берт.

С минуту контрразведчики оглушенно молчали.

— А по голосу вы могли бы сказать, кто именно просил Берт? — осторожно спросил затем Авилов.

— Случайно это не был капитан Волчанов? — спросил следом Листок.

На лице доктора изобразилась кривая улыбка.

— Понимаю, господа, куда клоните… Наслышан! Нет, господа, Волчанова я знавал, так что, думаю, голос был не его. Я бы узнал. Это был кто-то другой. Какой-то ее знакомый с фронта.

— С фронта? — переспросил Авилов. — Почему так решили?

— Потому что на вопрос, кто ее спрашивает, мне ответили: "Знакомый, только что прибыл с передовой и уже возвращаюсь на фронт". Черт возьми! Вы ее саму спросите. Уж чего проще-то. Есть еще вопросы, господа?

— Есть! — остановил уже поднимающегося доктора Листок. — О чем они говорили?

Сидоренко усмехнулся.

— Ну, господа! Я ведь еще джентльмен. Если знакомый с фронта просит к аппарату красивую подругу… Нет, господа, я оставил их один на один. Так могу я идти?

Рябой доктор крякнул, тяжело поднялся и кивнул:

— Честь имею, господа!

И он вышел.

Авилов, проводив его взглядом, задумчиво прошел за ординаторский стол, глянул на повернувшегося к окну ротмистра, застывшего, скрестив на груди руки.

— Что скажете, Алексей Николаевич? Выходит, Берт ни при чем? "Друг с фронта" не очень вяжется со шпионом…

— А вы считаете, шпион сказал бы нечто другое? — не оборачиваясь, произнес Листок.

— Думаете, звонил шпион?

— Если не Волчанов, то не исключено, что шпион.

— Тогда вызываем ее на допрос?

Листок помотал головой и медленно повернулся.

— Нет, Виктор Николаевич, вызывать, пожалуй, не будем. Звонить мог кто угодно, но если звонил агент, правду она все равно не скажет. Только наделаем переполох… Но если все же звонил шпион, она могла получить команду вытащить Волчанова в госпиталь, под Дидлова…

Он пристально посмотрел на Авилова.

— Если звонил шпион, то пусть она же и выведет нас на него… Слух, что ею интересовалась контрразведка, вероятно, разнесется быстро. И если она как-то связана с агентом, то запаникует и непременно с ним свяжется…

Листок помолчал.

— Мы, пожалуй, поступим следующим образом — установим за ней наружное наблюдение. После разоблачения Дидлова и нашего посещения между ней и агентом должен произойти контакт.

Либо она пойдет к нему, либо он выйдет на нее. Как думаете?

Авилов помедлил.

— Если ошибаемся, потеряем время… Однако и зацепки другой нет… Что ж… В конце концов поймем, стоит ли ее подозревать. Давайте, Алексей Николаевич, организовывайте наблюдение.

Глаза их встретились.

— Что-то еще, Алексей Николаевич? — спросил Авилов, видя, как пристально смотрит на него ротмистр.

— Да, Виктор Николаевич, есть… Яд, которым покончил собой Дидлов, находился в серебряном кольце. Похожее кольцо сегодня я видел на пальце Сивцова, адъютанта Воробанова…

— И что с того? — подивился Авилов. — Какая связь? Мало ли кто носит серебряное кольцо!

Но Листок, не обращая внимания на возражение штабс-капитана, задумчиво продолжил:

— Помните, мы через Сивцова вызывали в "контору" Волчанова… А перед тем спрашивали, не имеет ли пограничный поручик Зайков "Анну"… Я и подумал: что, если мы тем самым подсказали ему, кого надо подставить вместо истинного отравителя перебежчика? Ведь как удобно — вы ищите офицера со "Святой Анной" — так вот он! Только и необходимо, что изобразить его побег да подбросить на квартиру цианид. И происходит следующее: Сивцов звонит со штаба сестре милосердия, говорит, что необходимо сделать, и та, как "влюбленная подруга", перезванивает Волчанову, вызывает его "на минутку" в госпиталь под каким-нибудь срочным предлогом — благо он рядом — и все! Капитан попадает в лапы Дидлова, навсегда исчезает, а все мы разыскиваем его, как шпиона и убийцу армянина. А? Может такое быть?

У Авилова глаза полезли на лоб. Он сглотнул слюну.

— Вы с ума сошли! Подозревать адъютанта Воробанова в шпионаже? На каком основании? На основании схожести дурацких колец? Это же полный абсурд! Сивцов и отравить-то армянина не мог, как и ваш Волчанов. Его же, как и капитана, в канцелярии не было, и это вы знаете не хуже меня. Нет! И как это вообще могло прийти вам в голову?

— Мы должны убедиться, что это не так… — произнес Листок, словно бы он и не слышал штабс-капитана.

— Но как? И главное — для чего? — раздражаясь, выкрикнул Авилов.

— Мы обязаны проверять каждую зацепку. Если после сегодняшнего с ним разговора кольцо с руки исчезнет, то над этим надо будет задуматься…

Авилов вскочил и направился к вешалке.

— Глупости, ротмистр, просто какие-то детские игры! Забудьте и даже не вспоминайте. И не смейте об этом говорить кому-либо еще!

Он рывком просунул руки в рукава шинели.

— Сейчас главное не гадать, а проследить за Берт! Возможно, она-то нас и выведет на истинного шпиона. Идемте!

Загрузка...