Сарыкамыш. Пуля для императора

3. 25 ноября 1914 г. По горячим следам

Листок быстро прошел к двери.

— Караульный!

— Здесь, Вашсокбродь!

— Кто заходил в канцелярию кроме меня и господина подполковника?

— Никто, Вашсокбродь! Вы одни и были…

— К дежурному офицеру — бегом! — неожиданно сорвался ротмистр. — Пусть вызывает лекаря с носилками! Немедля! Хорошего лекаря! Чего рот раззявил! Бегом!! А самого ко мне!

Когда караульный, путаясь в полах шинели, затопал по длинному пустому коридору, Листок захлопнул дверь и невольно взглянул на уткнувшегося в стол армянина.

"Подарочек!.. — невесело подумал ротмистр. — Что же с тобой стряслось? Не выдержало армянское сердце, или…"

Взгляд его упал на осколки, блестевшие под стулом покойника. Приблизившись, подобрал, не снимая перчаток, самый крупный из них, бывший некогда основанием стакана, и осторожно поднес к носу. Потянуло горьким миндалем.

"Вот тебе и "Взвейтесь, соколы, орлами!" Да тебя же, братец, отравили — натуральный цианид!"

Он отложил осколок и потянулся к графину. Однако чисто — никакого намека на специфический запах!

"Этот тщедушный генштабист при мне налил из графина… Значит, отравлен был стакан… — Ротмистр вновь посмотрел на лежавший у головы армянина осколок. — Дьявол! Ведь с него мог выпить и я! Но чьих рук дело? От кого хотели избавиться — от генерального штаба подполковника, от меня — ротмистра контрразведывательного отделения, или от тебя, турецкого перебежчика? Если от тебя, то в твоих сведениях действительно было нечто важное…"

Мысли прервал топот в коридоре. Через минуту в дверь постучали, и в открывшуюся дверь вошел опоясанный ремнями поручик. Лихо прищелкнув каблуками, отрапортовал:

— Господин ротмистр, дежурный офицер поручик Баков по вашему приказанию!

И, переведя взгляд на покойника, совсем не по уставу спросил:

— Что это с ним? Никак кончился?

Ротмистр от каблучного щелчка и дурацкого вопроса поморщился, но своего неудовольствия проявлять не стал — сразу перешел к делу:

— Лекаря вызвали?

— Так точно, господин ротмистр! Однако что с ним? — вновь поинтересовался поручик, показывая глазами на армянина.

Листок раздраженно бросил:

— Не видите — умер, черт бы вас побрал! Важный информатор, а отдал богу душу прямо на допросе. Отравлен, знаете ли! И вероятнее всего, цианидом. Водой из этого вот графина…

Ротмистр сделал паузу.

— …И у меня возникает естественный вопрос: кто мог подсыпать отраву, если сто пятьдесят шестой полк на позициях в шестидесяти верстах отсюда, а в охраняемых вами казармах только взвод ополчения да дежурный офицер по полку?

Листок видел, как от щек поручика отхлынула кровь.

— Не могу знать, господин ротмистр… Неужели намекаете на меня и дежурную службу?

— Я пока ни на кого не намекаю, а рассуждаю, господин поручик! — рявкнул жандарм. — Когда в последний раз меняли воду в графине? Кто заходил в канцелярию до прихода подполковника Лавренюка? Кто первым вошел в помещение — подполковник или перебежчик?

Поручик, вытаращив глаза, быстро проговорил:

— Часа два назад, господин ротмистр, от начальника гарнизона было передано приказание подготовить для допроса канцелярию полка. Я отдал соответствующее распоряжение младшему унтер-офицеру Карнаухову. А подполковник Лавренюк… Когда привели задержанного, подполковник прибыл через минуту!

— И где сейчас ваш унтер?

— В расположении… Но вы ничего такого не думайте, господин ротмистр — отличный солдат…

— Ко мне его! — перебил Листок.

— Слушаюсь, господин ротмистр!

— И напомните насчёт носилок.

— Будет исполнено!

Наступила тишина, ибо ротмистр внезапно застыл: какие-то неясные и противоречивые мысли вдруг забегали по извилинам жандармского мозга, тщетно пытаясь состыковаться хоть в какую-нибудь правдоподобную версию. План Энвер-паши, немецкий разведчик с "Анной", графин чистой воды, стакан с отравой, скончавшийся армянин, подполковник Лавренюк, утоляющий жажду… Черт знает что! Как яд оказался в стакане, если никто не заходил, а графин чист? Лавренюк подсыпать яду не мог — воду наливал при нем…

— Будут еще приказания? — подал голос поручик, выводя его из минутного оцепенения.

— Да! Скажи, ты принимал перебежчика под конвой?

— Я… — насторожился офицер. — Что-то не так?

— А при каких обстоятельствах его взяли?

— Точно не могу знать… Сказали, был задержан у вокзала пограничной стражей. Около трех утра. Их поручик допросил и самолично доставил в штаб, к дежурному офицеру капитану Волчанову… Тот также допросил его, а после допроса им было доложено Его Превосходительству, который и распорядился временно поместить перебежчика в карцер сто пятьдесят шестого полка… То есть ко мне, господин ротмистр!

— Так… Значит, за пару часов армянина допрашивали как минимум четырежды… Пожалуй, было отчего наложить на себя руки… А? Как полагаешь?

Поручик пожал плечами:

— Не могу знать… Но из-за того накладывать на себя…

Поручик запнулся под быстрым взглядом ротмистра.

— Не могу знать, господин ротмистр!

— Ладно, ступай! О случившемся не докладывать — сам доложу. И тащи своего унтера. Иди!

— Слушаюсь! — козырнул поручик и, вновь неприятно щелкнув каблуками, лихо повернулся к двери.

"Паркетчик!" — окончательно решил про себя ротмистр и брезгливо отвел взгляд.

Лекарь — стройный, высокого роста мужчина в очках, представившийся "доктором Поплавским", — с ним два санитара-ополченца, а также угрюмого вида младший унтер-офицер прибыли почти одновременно.

Оставив в канцелярии одного доктора, Листок, поздоровавшись, сразу распорядился:

— Осмотрите труп, доктор! Если возможно сейчас — дайте предварительное заключение о причине смерти. Очень похоже на отравление ядом, но чем черт не шутит! Если сейчас это сделать трудно — сообщите результаты, как будете готовы. Я буду в штабе, у Воробанова… Пока же мне необходимо побеседовать с этим младшим унтер-офицером.

— Понимаю-с, — кивнул медик и поправил очки. — И когда же это с ним?

— Часа нет. Выпил стакан воды и на глазах отправился на тот свет! Кстати, осторожнее с осколками — похоже, в стакане был цианид. Если ваш провизор сумеет сказать что-нибудь точнее — был бы благодарен. И захватите на экспертизу графин. Хоть он, похоже, и чист, да лишний раз убедиться не мешает.

— Понял, ротмистр, постараемся…

Листок вышел к вытянувшемуся во фрунт унтеру.

— Ну а с тобой, братец, побеседуем в другом месте. Есть свободная комната?

— Так точно, Вашсокбродь! Рядом, сейчас открою!

Соседняя комната оказалась кабинетом начальника штаба полка.

— Младший унтер-офицер Карнаухов? — спросил ротмистр, едва за ними закрылась дверь.

— Так точно, Вашсокбродь! Оставлен на хозяйстве полка! — отчеканил солдат.

— Да не ори так… Не на плацу.

— Понял, виноват…

— Ты приносил в канцелярию графин с водой?

— Точно так, я. Дежурным офицером, поручиком Баковым было приказано привести в порядок канцелярию… Двух дневальных приставил к уборке, а сам, по его приказу, разложил канцелярщину — бумагу, карандашики, водичку в графине, стакан из дежурной комнаты…

— Значит, принес воду ты?

— Так точно! Лично набрал с бака в дежурке.

— И стакан?

— А как же! Вымыл дочиста, протер до блеска!

— Отчего же один, а не два?

Унтер замялся.

— Ежели бы сказали, что вас двое будет, господ-офицеров, так принес бы два… Да он один и был, в дежурке-то, для Его Благородия. Остальные из кружки пили…

Листок посмотрел на унтера — лицо озабоченное, но открытое, в глазах не испуг, а интерес… И говорит просто… Врет или не врет? Похоже, не врет… Да и травить армянина ему на что? О его сведениях он и слыхом не слыхивал. Хотя стакана касался…

— А для чего наводить порядок в канцелярии тебе объяснили?

— Нет. Просто приказали.

Ротмистр некоторое время молчал.

— Понятно… Значит, распоряжение дал дежурный офицер…

— Он самый, господин ротмистр!

— А кроме тебя и дневальных в канцелярию кто заходил?

— Никак нет, не заходил… — Унтер поморщился, точно припоминая. — Когда с канцелярщиной и графином пришел, марафет уже был наведен. Порядок проверил… Сложил бумаги, графин поставил… и все! Когда вышли, канцелярию запер.

— А Баков не проверял наведенный порядок?

Младший унтер-офицер замотал головой:

— Нет, господин ротмистр, при мне не было такого. Когда я им о готовности докладывал, аккурат конвойный привел задержанного азиата. Пришлось возвращаться, отворять дверь. А следом и господин подполковник подоспели с дежурным офицером! Но в канцелярию господин подпоручик не входили. Так что Их Благородие никак не могли быть!

Листок невесело подумал: "Получается, после унтера с дневальными никто, кроме Лавренюка и меня, в канцелярию не входил… О том и караульный сказывал… Тогда кто? Этот младший унтер-офицер, который и понятия не имел об азиате-перебежчике? Генерального штаба подполковник, который чуть сам не отправился ко всем святым, глотни он из того стакана? А может…"

Ротмистр даже покрылся испариной от вдруг промелькнувшей мысли — что, если и вправду армянин наложил на себя руки? Сам! Но с какой стати? От безысходности? Чего-то испугался? Того, что раскрыл "агента с Анной"? Но откуда тогда у простого турецкого шофера столь редкий яд? Дьявол! Что, если этот армянин не перебежчик, а специально подосланный дезинформатор?! Но тогда…

Листок ринулся к дверям, на ходу бросив унтеру:

— Следуй за мной!

Он выскочил в коридор вовремя — носилки с накрытым простыней трупом уже выносили из канцелярии.

— Назад! — прикрикнул он на опешивших санитаров. — Заносите обратно!

— Что-то случилось, ротмистр? — поправляя очки, поинтересовался выглянувший из открытых дверей Поплавский.

— Одна формальность, доктор! Зайдемте… Карнаухов — ты тоже.

Уже в канцелярии, ротмистр, кивнув на покойника, приказал унтеру:

— Осмотри его!

— Осмотреть, Вашсокбродь? А чего именно? — растерянно пробурчал Карнаухов.

— Одежду, чурбан! Карманы, рубаху, штаны, обувь! Чего стоишь?

— Стремно как-то в покойнике ковыряться, Вашсокбродь…

— Мне прикажешь этим заняться? Вы оба! — прикрикнул он на санитаров. — Вам привычней, помогите ему!

— А что искать-то? — недовольно пробурчал один из них, похожий на мясника.

— Все, что найдете!

— В самом деле, ротмистр! — подал голос Поплавский. — Чего искать, если наверняка его и без того обыскали при задержании?

Листок резко повернулся в сторону подполковника:

— Вы можете сейчас сказать, от чего он умер? Его отравили?

— Да, вы правы, все указывает на цианид.

— А если так, то, значит, должно быть хоть что-то, что указывало бы на отраву — осколки ампулы, сверток или что там еще! Ощупайте ворот, обшлаги, подкладки! Ну же!

— Думаете, самоубийство? — неуверенно спросил доктор.

Жандарм лишь искоса взглянул на него.

— Приступайте! — махнул он нижним чинам. — А вы, доктор, помогите мне здесь, у стола. В ампулах вы разбираетесь больше моего.

Минут десять доктор и Листок внимательно осматривали на полу осколки разбитого стакана. Затем скрупулезно, сантиметр за сантиметром, прощупали стул, на котором сидел погибший армянин, место на крышке стола, куда уткнулся его лоб, пол вокруг стула…

— Кажись, ничего, Вашсокбродь! — раздался за спиной ротмистра голос санитара. — Одна щепотка табаку в шинели, а боле ничего…

Ротмистр разогнулся.

— Черт знает, что такое! Ничего так ничего…

Он снял перчатки.

— Что ж, доктор, и на том спасибо… Несите его!

Если что найдете — я имею в виду во рту… Ну, вы меня понимаете… В общем, сразу сообщите!

— Само собой, — качнул головой подполковник. — Всего вам хорошего!

— Да уж…

— А мне ж чего? — осторожно спросил унтер.

— А ты покажешь, откуда воду набирал.

— Ага, понял, — кивнул Карнаухов.

Листок прошел к вешалке и снял шинель. Застегиваясь, угрюмо бросил:

— Не "ага", а "так точно!"

— Виноват, Вашсокбродь, так точно!

— То-то…

Когда вошли в дежурную часть полка, поручик и двое рядовых поднялись.

— Отсюда, что ли, набрал воды? — кивнул ротмистр в сторону питьевого бака, стоявшего на табурете в углу комнаты.

— Так точно, с этого! — скороговоркой подтвердил унтер.

Листок повернулся к поручику.

— Когда наполняли? Сегодня?

— Никак нет, господин ротмистр — вчера вечером.

— Сами-то пили с него? Когда в последний раз?

— Я пил, — испуганно произнес один из нижних чинов. — Только что…

Но Листок его уже не слышал. Он и так знал, что бак чист. И бак чист, и в канцелярию занесли воду чистую, и никто из посторонних не заходил… А вода в стакане оказалась отравленной, а перебежчик-армянин умер, а какой-то немецкий шпион где-то рядом… Полные "Взвейтесь, соколы, орлами!.." Дела, в общем… И что теперь? Докладывать в Тифлис, в отделение, или сначала Воробанову? Нет, пожалуй, сначала генералу… Его Превосходительство надорвется, если из его огорода что-то вылезет без ведома! Что ж, надо идти… Только с чем?

Он перевел взгляд на дежурного офицера:

— Пусть нижние чины выйдут! И соедините меня с "тридцать вторым"…

На коммутаторе штаба это был открытый номер его контрразведывательной "конторы". Военным гарнизона он был хорошо известен, хотя формально проходил как номер "Отделения помощника начальника штаба 1-го Кавказского армейского корпуса". Так что поручик без лишних вопросов выпроводил кивком рядовых и прокрутил ручку полевого "Гейслера":

— Соедините с "тридцать вторым"! Побыстрей!

Затем протянул трубку ротмистру:

— "Тридцать второй" на проводе!

Листок прокашлялся:

— Гм… Росляков? А где Оржанский? Так найди его! И чтобы в одно касание выяснил, проживают ли в городе или в Верхнем Сарыкамыше некие братья… Записывай: Ашот, Вазген и Давид Акопяны… Акопяны, говорю! И пусть узнает, если ли у них за турецким бугром старший брат Арен. Записал? И по возможности пусть переговорит с кем-нибудь из них! Желательно, чтоб информация была через час! А звонит пусть адъютанту Воробанова, я буду у генерала. Все понял? При необходимости пусть седлает мою двуколку и с Яшкой дует куда потребуется. Уразумел? Все, конец связи!

Ротмистр подкинул трубку поручику:

— Я в штаб!