21. 30 ноября 1914 г. Сивцов

Из дневника Николая II:

"30-го ноября. Воскресенье.

В 9.40 прибыл в Карс. Морозу было 4 гр., тихо, но к сожалению туман. На станции начальство и отличный поч. кар. 1-я рота нового 10-го Кавказского стрелкового полка. На улицах шпал[ерами] 3-я Кавк, стр. бригада, Карсская креп. арт. и запасные батальоны. Был у обедни в креп, соборе; служил добрый экзарх. Завтракал в поезде. Затем выехал с Бенкендорфом осматривать крепость.

Посетил военный лазарет — не много раненых. Поехал на форты: Бучкиев, Рыдзовский и новый Южный, на противоположной стороне. Очень основательно и много сделано за время войны; но туман совершенно не давал возможности ориентироваться и видеть окружающую местность. Возвратился в поезд с наступлением сумерек. После чая все мы поспали. Обедало высшее и крепостное начальство. Вечером поиграл с Н[иловым] и Др[ентельном] и С[аблиным] в кости".


Авилов и Листок явились в приемную генерала на полчаса раньше назначенного совещания. Так пожелал Авилов. Листок догадался — штабс-капитану необходимо было что-то сообщить с глазу на глаз. Так и случилось — в коридоре Авилов негромко предупредил: о Калленберг и Ланге начальник разведывательного отделения в курсе, докладом же, хотя и озабочен, но в целом согласен и распорядился офицеров для поручений, сопровождавших Джунковского, и адъютанта Воробанова взять на контроль. С генералом же якобы он переговорит сам.

С этим они и вошли в приемную.

Сивцов — всегда обходительный — на этот раз, взглянув на вошедших, вновь опустил глаза на бумаги, которые до этого просматривал.

— Простите, господа, срочное поручение! Вам назначено на девять, так что прошу подождать. Генерал Воробанов вас вызовет.

Контрразведчики переглянулись, и Авилов как-то странно показал глазами на диван — мол, подождем!

Они сели. Стало неприятно тихо. Молча смотрели на адъютанта, а тот, не обращая на них внимания, по-прежнему работал с бумагами: быстро пробегал глазами по документам, что-то чиркал остро отточенным карандашом и деловито откладывал — либо в бордовую папку, предназначавшуюся, вероятно, для докладов Воробанову, либо в серую.

Невольно Листок стал смотреть на кольцо, то и дело мелькавшее на правой руке адъютанта, и вдруг отчего-то озлобился. Трудно сказать, что конкретно вызвало в ротмистре раздражение. То ли невнимание, которое адъютант, казалось, намеренно выказывал, то ли эта тупая бумажная работа, которой Сивцов так рьяно отдавался. А может, мелькавшее перед глазами кольцо, которым он, Листок, набил оскомину штабс-капитану Авилову. Только вся злость вдруг выразилась в одной промелькнувшей в голове фразе: "Канцелярская крыса!", и, точно услыхав ее, Сивцов неожиданно поднял глаза и внимательно посмотрел на ротмистра. Но в ту же минуту потянулся к трубке телефонного аппарата:

— Посыльного ко мне! И предупредите начальников оперативных групп — в десять сорок собраться в канцелярии штаба! Совещание, по распоряжению генерала Джунковского, проводит подполковник Астафьев Аристарх Владимирович — штаб-офицер для особых поручений Главного штаба ОКЖ. Да, время изменилось — в десять сорок!

Положив трубку, он вновь посмотрел на Листка. В какое-то мгновение ротмистру показалось даже, что адъютант хочет что-то сказать, но в это время в приемную вошел Драценко. Все встали. Подполковник молча оглядел офицеров и, обращаясь к Сивцову, угрюмо процедил:

— В девять у меня встреча с Его Превосходительством…

— Сию минуту доложу, господин подполковник! — вмиг преобразившись, отчеканил адъютант.

С минуту стояли в молчании. Когда же, выйдя из кабинета, Сивцов объявил: "Господа офицеры, Его Превосходительство готов вас принять!" — произошло странное: Драценко, не обращавший до того никакого внимания на Листка, вдруг повернулся и негромко приказал:

— Господин ротмистр, останьтесь в приемной!

В первое мгновение Листок опешил — что это? Недоверие? Оценка работы? Но едва за офицерами захлопнулась дверь и Сивцов с плохо скрываемым сарказмом поинтересовался, все ли у него в порядке, — ротмистр вдруг понял все: Драценко намеренно предоставил ему возможность переговорить с адъютантом с глазу на глаз!

Листок метнул взгляд на насмешника:

— Хотел бы кое-что уточнить у вас, Владимир Александрович…

Улыбка на лице Сивцова погасла:

— Не сомневаюсь, Алексей Николаевич! Мне уже передали, что вы еще вчера желали это сделать… Неужели так заинтересовало мое кольцо? Вы так на него смотрели! Напомнило Дидлова?

Листок внимательно посмотрел на штабс-капитана — кажется, он знает о кольце санитара… Не может не знать! Как, вероятно, об Анне и Отто Ланге…

Сивцов молчание понял по-своему: снял с безымянного пальца кольцо и протянул ротмистру:

— Прошу, Алексей Николаевич, можете утолить свое любопытство!

Листок, глядя в глаза адъютанта, медленно произнес:

— Не стоит, Владимир Александрович! Я хотел лишь кое-что уточнить по вашему пропавшему кинжалу…

— Вот как? — Сивцов неторопливо нанизал кольцо на палец. — И что же еще вы хотели знать?

— Как вы думаете, кто все-таки мог его взять? И не откуда-нибудь, а с вашего стола — адъютанта Его Превосходительства! Вы же понимаете, что им воспользовался опасный убийца? И сделать это мог только тот, кто вхож в вашу приемную и кого вы наверняка хорошо знаете…

Сивцов отвел взгляд и с видом человека, которого уже достали одними и теми же вопросами, произнес, растягивая слова:

— Повторяю, Алексей Николаевич, в штабе о ноже знали многие, и я ни от кого не скрывал, где он покоится. А доступ сюда имеет если не весь штаб, то половина его. Так что это ничего вам не даст.

— Но кто-то же заходил чаще других?

— Чаще других? Пожалуй… Генерал-майор Воробанов, положим, все штаб и обер-офицеры для поручений, дежурные офицеры, да мало ли кто еще!

В приемную постучали, и Сивцов тут же всплеснул руками:

— Вот, пожалуйста! Сейчас посмотрим, кто на сей раз… Войдите!

Вошел моложавый, в гимнастерке, рядовой, неимоверно туго затянутый ремнем, и, вылупив глаза, неловко приложил руку к виску.

— Посыльный? — не дал ему представиться Сивцов.

— Так точно, Ваше Благородие!

— Передашь документы дежурному офицеру — по списку разнесете!

Рядовой подскочил, схватил протянутую штабс-капитаном серую папку; вновь козырнул и, пошатнувшись, повернулся и протопал к выходу.

Сивцов глянул на ротмистра:

— Видали? Нет, Алексей Николаевич, история прескверная, сам понимаю, но ничем помочь не могу — ни на кого конкретно указать не берусь!

Листок смотрел на адъютанта, насупившись.

— Тогда подойдем с другой стороны, Владимир Александрович… Вечером двадцать седьмого числа, после поездки генерала Джунковского в полевой штаб Берхмана, стала известна дата приезда Государя Императора. Вы знали о ней? И если да, кому-либо о дате сообщали? Или, быть может, кто спрашивал вас о том?

Сивцов неожиданно поднялся, прошел к окну, постоял и медленно повернулся.

— Такое впечатление, Алексей Николаевич, что вы меня допрашиваете…

— Это не допрос, Владимир Александрович! Но у нас есть все основания считать, что тот, кому именно вечером двадцать седьмого числа стала известна дата приезда государя, и есть разыскиваемый нами агент… Именно тогда произошли убийства, и Берт, она же — Анна Калленберг, сотрудница германской разведки, — была отправлена с этим сообщением к туркам…

— И вы… подозреваете меня? — помолчав, спросил Сивцов.

— Я подозреваю не вас, а того, кому вы — возможно, не осознавая — сообщили…

Глаза их встретились, и Листок вдруг заметил, что прежде насмешливо-лукавый блеск в очах штабс-капитана потускнел и сменился необъяснимо странной тоской. Перемена была столь разительной, что Алексей Николаевич невольно прошептал:

— Что-то… было?

Сивцов словно очнулся — вздрогнул, замотал головой и отвел взгляд.

— Ничего подобного…

Листку показалось, что он хотел сказать что-то еще, но в это время из дверей Воробанова просунулась голова Авилова и позвала:

— Алексей Николаевич! Его Превосходительство желает вас видеть!

Листок с досадой взглянул на адъютанта в надежде, что тот все-таки решится сказать, что хотел, но штабс-капитан демонстративно отвернулся.

"Руку на отсечение — кто-то был! Что ж, господин адъютант, мы еще вернемся к этому…" — мысленно пообещал ротмистр и прошел к уже распахнутым Авиловым дверям.

В кабинете Воробанов неожиданно пригласил его за стол, указав на место рядом с подполковником Драценко, — этого Листок в последние дни удостаивался только раз.

Минуты две генерал, пристально глядя на ротмистра, молчал. Потом задумчиво разгладил правый ус, сходившийся с густыми бакенбардами, и медленно произнес:

— Даниил Павлович только что ввел меня в курс дела, господин ротмистр… Конечно, логика в изложенных им предположениях есть. Тот, кому стало известно о дне прибытия Императора, вполне может оказаться затаившимся в штабе шпионом. Последующие зверские убийства и исчезновение сотрудницы германской разведки тому подтверждения…

Листок вдруг подумал, что, похоже, об Анне Калленберг и Отто Ланге генералу ничего еще не известно, а, значит, он совершил ошибку, назвав Сивцову имя бежавшей шпионки. Ведь неизвестно, почему Драценко до сих пор не посвятил Его Превосходительство в истинное положение дел!

А генерал, помолчав, между тем продолжил.

— Глубоко убежден, однако, что присутствующие при разговоре с генералом Джунковским подполковник Грушевский и штабс-капитан Сивцов причастными к этому быть не могут. Во-первых, они были предупреждены Владимиром Федоровичем о конфиденциальности разговора до одобрения даты Его Величеством, а во-вторых… — Воробанов тяжело вздохнул. — А, во-вторых, нет никаких веских оснований так полагать! Грушевский к тому времени находился-то в Сарыкамыше часа два и уж верно не подозревал даже о существовании некой "Натальи Берт"! Тем более это относится к подполковнику Бехтереву, который и при разговоре-то не присутствовал…

Воробанов оглядел офицеров испытующим взглядом.

— Что же касается штабс-капитана Сивцова, то я верю ему, как самому себе! Ибо знаю его как исключительно порядочного офицера со времени последнего персидского похода.

Теперь генерал смотрел на Драценко — многозначительно и даже как-то осуждающе. Но подполковник выдержал взгляд и, прокашлявшись, негромко произнес:

— Вы не совсем верно меня поняли, Николай Николаевич. Ни подполковника Грушевского, ни штабс-капитана Сивцова никто не подозревает в причастности к шпионажу. Речь идет лишь о возможно случайной передачи ими секретной информации третьему лицу…

Листок почувствовал, что не ошибся в намерениях начальника разведывательного отделения устроить его разговор с любимцем Воробанова, и, значит, было самое время подтвердить слова начальника фактами. Не дав времени генералу ответить, он неожиданно встрял в разговор:

— Ваше Превосходительство! Считаю необходимым доложить, что только минуту назад имел разговор со штабс-капитаном Сивцовым. Он явно уклонился ответить, сообщал ли он кому-либо сведения о дате приезда Государя…

Он запнулся, поскольку и Драценко, и Авилов с немым укором поворотили на него свои взгляды. Уже неуверенно он произнес:

— Мне показалось…

Что именно ему "показалось", Листок сообщить не успел — Воробанов стукнул кулаком по столу:

— Мне плевать, что вам кажется, ротмистр! Сивцов не кухарка, чтобы болтать первому встречному о том, что было произнесено в моем кабинете!

Наступила тягостная тишина. Минуты две сидели, вслушиваясь в возмущенное сопение генерала. Но постепенно начальник гарнизона стал успокаиваться и все еще возбужденным, но уже не столь резким голосом он с придыханием произнес:

— Несмотря на это, Даниил Павлович, я понимаю, что свое мнение вы согласовали со своим начальником, генерал-квартирмейстером армии генералом Болховитиновым. Идти вразрез с его указаниями я не имею права. А по сему, Даниил Павлович, соглашусь с вашими предложениями по диспозиции на завтрашний день. Готов их, господин подполковник, внимательнейшим образом выслушать!

Нарушив наступившую было тишину, Драценко начал довольно-таки сухо:

— Предложение следующее, Ваше Превосходительство. Прежде всего, по Меджингерту. Генералом Болховитиновым мне приказано находиться в момент приезда Государя при полевом штабе генерала Берхмана. Посему я намерен лично побеседовать с подполковником Бехтеревым.

Воробанов кивнул.

— Теперь по Сарыкамышу. Как начальнику гарнизона вам, Николай Николаевич, надлежит лично встречать Императора на вокзале, сопровождать Его Величество до полковой церкви и присутствовать на молебне. При вас безусловно будет находиться штабс-капитан Сивцов. С учетом уклонения адъютанта от ясного ответа на вопросы ротмистра Листка, предлагаю взять в сопровождение также ротмистра и штабс-ротмистра Драча, принимающего самое непосредственное участие в расследуемом деле.

Правая щека Воробанова дернулась вместе с бакенбардой.

— Считаю это излишним, господин подполковник! — нервно заявил Воробанов. — Я переговорю со штабс-капитаном, и, думаю, нужда в ваших опекунах отпадет!

Драценко ответил не сразу. Помолчав, он медленно произнес:

— В любом случае, господин генерал, по распоряжению генерал-квартирмейстера штаба Кавказской отдельной армии, в местах нахождения Государя Императора должны находиться мои люди…

Видя, что генерал замечание проглотил, Драценко продолжил:

— Приданных вам, Николай Николаевич, штаб-офицеров — подполковников Грушевского и Лавренюка — надлежит оставить при штабе. Первого — для связи со штабом армии, второго — для временного исполнения обязанностей штабс-капитана Сивцова.

Драценко взглянул на Авилова и затем перевел взгляд на генерала.

— Для связи же со всеми нами по линии контрразведки, с вашего разрешения я бы оставил при них штабс-капитана Авилова…

Подполковник поморщился, словно соображая, не забыл ли чего еще, и завершил:

— Вот, пожалуй, и все. В связи с тем, что о реальном агенте нам пока не известно практически ничего, думаю ограничиться находящимся здесь кругом людей, дабы о наших намерениях не стало известно шпиону. По этой же причине необходима и полная секретность, о чем, мне кажется, напоминать излишне.

Офицеры поворотили головы на Воробанова — что ответит генерал? Тот же, с какой-то печалью в глазах, обвел взглядом сидящих перед ним и, вздохнув, точно решаясь на что-то нехорошее, негромко сказал:

— Государь прибывает на вокзал в девять утра. В семь прошу быть у меня… Признаться, ожидаю приезд Императора с тяжелым сердцем. Все, о чём мы с вами условились, больше напоминает поиск черной кошки… Да-с, господа, черной кошки в черной комнате! Уповаю лишь, что уже предпринятые нами усилия не дадут совершиться возможному злодейству! Но, к сожалению, ожидаю самого худшего, не приведи Господь!

Генерал мелко перекрестился.

— Не дай бог, если мы поступаем неверно! Однако, что бы не происходило, действуйте решительно и с головой. Обо всем подозрительном немедленно сообщайте сюда, в штаб, и хоть ценой собственной жизни, но обеспечьте безопасность Богом избранного Государя нашего Николая! И да помогут нам святые угодники!

Воробанов встал, за ним, как по команде, поднялись остальные офицеры; все молча, исступленно осенили себя трижды крестным знамением.

— А теперь, господа, я хотел бы переговорить со своим адъютантом. Позовите его и будьте в приемной — надолго не задержу…

Драценко искоса переглянулся с контрразведчиками и кивнул:

— Понимаем, Николай Николаевич! Подождем в приемной.

Но ждать им не пришлось — приемная была пуста. Это было странно, поскольку Сивцов никогда не позволял себе отлучаться в присутствии своего генерала.

— Алексей Николаевич, посмотрите — не в коридоре ли? — распорядился Драценко.

Но в то же мгновение дверь в приемную распахнулась и на пороге — в шинели, бледный до неузнаваемости, — предстал штаб-офицер для поручений подполковник Грушевский.

— Господа! Произошло нечто невозможное! — изменившимся голосом прокричал он. — Штабс-капитан Сивцов — мертв! В комнате штаб-офицеров!

Загрузка...