SAS. Книги 1-54

Глава 1

Круглый камень с глухим стуком ударился о натянутый как барабан трупными газами мертвенно-бледный живот утопленника. Многоголосый радостный визг приветствовал точное попадание в цель негритянского мальчика с курчавыми, словно тронутыми ржавчиной, волосами. Ни одному из его приятелей еще не удалось попасть в живот трупа, лежащего у самой воды и наполовину засыпанного песком. Мертвец был похож на огромную отвратительную медузу, выброшенную на берег. Для маленьких сомалийцев, которые каждое утро болтались по пляжу севернее Могадишо и внимательно изучали все, что выбрасывал на берег Индийский океан, эта страшная находка явилась неожиданным развлечением. Рыжий мальчуган снова прицелился. Его приятели радостно завопили и затопали ногами, когда камень опять попал в труп, на этот раз в голову.

Вдохновленные его успехом, остальные мальчишки стали рыться в песке в поисках камней и принялись бомбардировать эту жуткую мишень, возбужденно крича. Увлеченные своим занятием, они постепенно приближались к трупу, но когда оказались в нескольких метрах от него, их возбуждение угасло: целиться с небольшого расстояния уже не так интересно. Некоторые разошлись по пляжу, но самые смелые подошли поближе, чтобы рассмотреть покойника. Это был белый. Раздутый до неузнаваемости, мертвенно-бледный, с зеленоватыми пятнами на теле, едва прикрытом жалкими обрывками одежды, -наверное он немало пробыл в воде. Судя по всему, прибой выбросил его ночью на пляж возле Бич-Клаба – облупившегося цементного бунгало у самой воды, куда по воскресеньям приходили обедать заезжие дипломаты из некоммунистических стран – редкие гости в этих краях.

Несколько торговок ракушками сидели на корточках на цементных ступеньках Бич-Клаба и с любопытством наблюдали за этой сценой. Трупы на пляже – такое бывает не часто, тем более, труп белого. Но это не их дело...

Внезапно две зеленые фигуры появились на цементной террасе Бич-Клаба. Vestiti verde <зеленые одежды (ит.)>, милиционеры в зеленой форме, украшенной красными платками, совершали обычное патрулирование. Они тоже заметили труп, который окружили мальчишки.

Негритенок, первым решившийся подойти к трупу, сейчас рассматривал его вблизи: вдруг да удастся чем-нибудь поживиться. Крошечный краб вылез из правого уха утопленника и пустился наутек. Мальчуган нагнулся и потянул мертвеца за пальцы правой руки, вытащил ее из песка, рассчитывая найти часы. Часов не было, зато на запястье блеснула массивная золотая цепочка. Мальчишка присел и попытался ее снять, преодолевая явное отвращение: труп издавал ужасное зловоние, которое уже начало привлекать чаек, с пронзительными воплями пикировавших на возможную добычу. Замок цепочки открылся с легким щелчком. Негритенок схватил трофей и, выпрямившись, оказался носом к носу с суровыми vestiti verde. Один из милиционеров протянул руку, и мальчик покорно вложил в нее цепочку.

– Почему ты не сообщил, что на пляже мертвый?

Мальчуган с несчастным видом опустил голову, предчувствуя осложнения с властями.

Милиционер с трудом разобрал надпись на цепочке: «Эмилио Черрути 18.04.1934 г». Итальянец. Теперь уже милиционер присел на корточки возле мертвого.

Он разгреб руками песок вокруг головы и ступней и задумался, нахмурив брови. Это не был обычный утопленник. Посередине шеи четко обозначались фиолетовая борозда. Бедняге помогли умереть: обвязали шею железной проволокой и придушили. Ноги на щиколотках были обмотаны той же проволокой, а к ней прикреплен обрывок цепи. Вероятно, судовой винт порвал цепь и позволил телу всплыть. Милиционер кивнул напарнику, и они потащили труп на сухое место. Мальчишка тем временем рванулся, намереваясь удрать.

– Эй ты, оставайся здесь! – рявкнул милиционер. – Запомнишь, что нужно делать, когда находишь труп!

Мальчуган захныкал и, шмыгая носом, пробормотал:

– Я думал, что это русский.

Сомали задыхалось от массового и навязчивого присутствия советских военных советников. Местное население не выносило русских, всемогущих политически и ставших вездесущими в стране после подписания советско-сомалийского договора в июле 1974 года, и обвиняло их в том, что они обрекли страну на нищету, забрав все для своей громадной базы в Бербере на севере страны. Даже когда в 1975 году из магазинов исчез сахар, сомалийцы были уверены, что советские спрятали его на складах в Бербере. Милиционер снисходительно улыбнулся мальчишке. Он бы тоже предпочел, чтобы это был русский.

Глава 2

Брюс Рейнольдс, посол Соединенных Штатов в Народной республике Сомали, рассеянно посмотрел на мраморную табличку на стене собора времен Муссолини, прославляющую итальянскую доблесть. По странной забывчивости сомалийских властей она не попала под кампанию борьбы с наследием колониальной эпохи. Внезапно тишину нарушил оглушительный звон колоколов собора, пробуждая от оцепенения проспект, изнемогающий от зноя. Брюс Рейнольдс повернул голову на колокольный звон.

– Что это с ними? – он свирепо посмотрел на пустынный проспект Люльо. Посол Соединенных Штатов в Могадишо вытер покрытый потом лоб, и его платок сразу стал мокрым. Было только десять утра, а солнце уже палило вовсю. Нет, он никогда не привыкнет к этой тяжелой, давящей, влажной жаре сомалийской столицы. Напрасно местные жители считают, что климат смягчается близостью Индийского океана. С марта до ноября можно дышать только на пляжах, окаймляющих город с севера. Лучше бы он остался во внутреннем дворике своей резиденции в Лидо, около северного пляжа, вместо того, чтобы каждое воскресенье тащиться на мессу ради удовольствия своей супруги Кейт.

Он снова со злостью осмотрел пустынный проспект.

Куда девался его шофер Мухаммед? Ему ведь было велено явиться ровно в десять. Мухаммед, сонный и нерадивый сомалиец, судя по всему, был осведомителем СНБ, сомалийской политической полиции, местного гестапо, которое, в свою очередь, поддерживало тесную связь с КГБ. Русские за три года превратили Сомали в настоящий советский сателлит. К сожалению, у посла не было выбора: Мухаммеда, как и весь не американский персонал посольства, ему навязало сомалийское министерство иностранных дел. Однако шпион он или нет, но он опаздывал. Последние прихожане покидали маленькую церковь из серого камня с двумя колокольнями, претенциозно называемую собором, – осколок колониальной эпохи. Поскольку Сомали официально является мусульманской страной, церковь посещали лишь иностранцы, в основном, итальянцы.

Впрочем, если бы не женщины в широких черных накидках на головах, с пышными телами, облаченными в пестрые яркие одежды, можно было подумать, что находишься в маленьком сонном городке в Калабрии.

– Куда запропастился Мухаммед? – раздраженный голос Кейт Рейнольдс заставил дипломата вздрогнуть. Жена направлялась к нему в сопровождении двоих детей, Кетлин, изящной семнадцатилетней блондинки со вздернутым носиком и огромными мечтательными голубыми глазами, и пятнадцатилетнего Патрика, похожего на прыщавого воробья. С ними были также близнецы Линда и Триция, дети временного поверенного, который находился сейчас в отъезде. Его жена была больна и не могла пойти на мессу. Пол Торнетта, телохранитель посла, вел девочек за руки.

Рейнольдсу пришлось повысить голос, чтобы перекричать колокола:

– Я не знаю! Он, наверное, сейчас распускает хвост, как павлин, возле «Савойи».

Кафе «Савойя», еще один след итальянской оккупации, располагало единственной в Могадишо террасой, и любимым занятием негров было покрасоваться на ней перед кафе.

– Малышкам будет жарко, – недовольно заметила госпожа Рейнольдс. – Лучше бы он пошел в «Кроче дель Суль».

Кроме двух vestiti verde, которые околачивались, лениво опираясь на решетку, возле собора, на самом солнцепеке, никто не отваживался выйти в это пекло.

– Я подожду машину здесь, – сказал посол. – А вы идите в «Кроче дель Суль», поешьте мороженого.

«Кроче дель Суль» был небольшим отелем с рестораном, который держала роскошная итальянско-сомалийская мулатка; в отеле имелся внутренний дворик, полный бродячих котов, но замечательно тенистый и прохладный. Это было одно из немногочисленных приличных мест в Могадишо, к тому же с экзотическим меню, включавшим даже мясо крокодила.

Колокола продолжали звонить. Брюс Рейнольдс чертыхался про себя. Ему надоело разглядывать проспект в надежде увидеть свою машину, и он стал наблюдать за двумя сомалийками, неторопливо идущими мимо собора. Они шли под ручку, традиционная одежда обтягивала их огромные груди, пестрая ткань подчеркивала выпуклые бедра, волосы были покрыты черными куфи. Женщины смерили дипломата нахальными взглядами, громко перебрасываясь шутками. Сомалийки не дичились иностранцев, знали, что нравятся им, и старались воспользоваться этим при всяком удобном случае. Они были продажными и не страдали комплексами. Даже студентки. К счастью, строительство социализма еще не отменило межрасовые интимные отношения, и Могадишо купался в итальянской развращенности.

Госпожа Рейнольдс перехватила взгляды негритянок. Она давно подозревала, что у мужа уже были мимолетные приключения с уличными девицами. Здоровье близнецов перестало вдруг казаться ей таким уж важным. – Я подожду с тобой, – объявила она решительно.

Кетлин раздраженно вздохнула. У девушки уже потекла тушь, к тому же она торопилась встретиться со своим дружком, вторым советником итальянского посольства. Она привыкла заниматься любовью каждый день перед обедом и рисковала не застать молодого человека, если слишком задержится. У собора не было никого, кроме них. Телохранитель Пол Торнетта, бывший моряк, рано растолстевший, затянутый в тесный белый костюм, предложил:

– Сэр, может быть, мне пойти поискать этого son of a bitch <сукин сын (англ.)>.

Он очень любил оказывать мелкие услуги, поскольку чувствовал себя в целом совершенно бесполезным. Госдепартамент требовал, чтобы охранник сопровождал посла во всех поездках, поскольку Сомали считалось недружественной страной. Впрочем, посольство уже в течение многих месяцев свернуло свою деятельность в результате промарксистской октябрьской революции 1974 года, за которой последовало подчинение страны русским и открытие их самой большой военно-морской базы на Красном море в Бербере, на севере Сомали, после чего Бербера стала запретной зоной даже для сомалийцев.

– Если через две минуты его здесь не будет, то кончено, – рявкнул посол, стараясь перекричать колокольный звон.

Ему осточертело плавиться на солнце. Кроме того, он должен был встретиться со своими соседями, послами Италии и Франции, чтобы пообедать с ними. Жена французского дипломата, хотя и страшненькая, была отличной кулинаркой. Воскресенья в Могадишо становились сущим наказанием, поскольку дипломаты не имели права удаляться от столицы больше, чем на тридцать километров. Для отдыха оставался лишь пляж в Джезире, дикий, неблагоустроенный.

– Ах, вот он!

Возглас Брюса Рейнольдса перекрыл гром колоколов.

Черный лимузин, украшенный американским флажком на правом крыле, выезжал с соседней улицы на проспект. Он остановился возле собора. Брюс Рейнольдс бросился к нему, перескакивая через ступеньки.

– Поспешим!

На солнце было невыносимо. Ослепленный его лучами, дипломат надел черные очки. Действительно, это не христианская страна. Рейнольдс открыл дверцу длинного кадиллака и поджидал, пока жена вместе с девочками устроится на заднем сиденье.

Линда, которая слышала разговор о «Кроче дель Суль», захныкала:

– Хочу мороженого!

Чтобы избежать воплей, посол наклонился вперед, собираясь попросить шофера заехать в «Кроче дель Суль».

– Мухаммед!

Шофер повернулся, и Рейнольдс застыл от изумления. За рулем кадиллака сидел не Мухаммед, а какой-то неизвестный с узким длинным лицом и глубоко посаженными глазами.

– Кто вы? – спросил американец. – Где Мухаммед?

Шофер молча, с каменным лицом засунул правую руку под сиденье, вытащил оттуда автоматический кольт и наставил его на Брюса Рейнольдса.

– Садись в машину, – приказал он на плохом английском. – Быстро.

Дипломат недоверчиво уставился на пистолет, он не мог поверить в реальность происходящего. Похищение в самом центре Могадишо, в десяти метрах от двух милиционеров, наблюдающих за порядком... Мысли путались у него в голове.

Как в тумане он услышал шум машины, которая остановилась позади кадиллака. Вдруг придя в себя, он резко обернулся и крикнул жене:

– Кейт, выходи, быстро!

Пистолет «шофера» моментально описал дугу и уперся в девочек.

– Все остаются в машине! – рявкнул он по-английски. – Или я убью девчонок.

Госпожа Рейнольдс взглянула на оружие сначала с изумлением, потом с ужасом. Черты ее лица исказились, и женщина разрыдалась, оцепенев от страха. Видя, что она плачет, близнецы захныкали тоже. Возле собора никто, казалось, не заметил, что происходит в машине. Кетлин и Патрик увлеченно болтали. Посол встретился взглядом с Полом Торнеттой, погруженным в созерцание упоительных бедер, обтянутых лиловой материей, на другой стороне улицы. Vestiti verde все так же лениво опирались на решетку сквера.

– Пол! – заорал посол. – Делай что-нибудь, нас похищают! Телохранитель вздрогнул; ему показалось, что он не расслышал. Со своего места он не мог видеть лица шофера. Кетлин повернулась к отцу с изумлением:

– Папочка, что происходит?

– Шофер, – пробормотал дипломат, – это не Мухаммед, он хочет нас увезти.

Рейнольдс с тревогой наблюдал за четырьмя мужчинами, которые только что вышли из желто-красного такси, остановившегося позади кадиллака. Мужчины приближались к ним. Это были сомалийцы, молодые, очень темнокожие. Двое из них держали в руках короткие черные автоматы, двое других -пистолеты.

Это действительно было похищение. Американец резко повернулся к vestiti verde и заорал, надрываясь, чтобы перекричать звук колоколов:

– Помогите! Помогите!

Милиционеры тоже были вооружены, но, казалось, не слышали его призывов. Пол Торнетта осознал, наконец, что посол не шутит. Решительным шагом он двинулся к кадиллаку, вытаскивая из кобуры свое табельное оружие: четырехдюймовый «смит-и-вессон»-38. Он открыл переднюю дверцу и сунул голову внутрь машины.

– Эй, ты! – прорычал он. – Выходи!

Три выстрела прозвучали один за другим. Пол Торнетта пошатнулся, сделал шаг назад. Его толстое лицо выражало полнейшее изумление.

Телохранитель не успел даже воспользоваться своим оружием. Три пули, выпущенные «шофером», попали ему прямо в грудь. Он уронил «смит-и-вессон» и мешком свалился на тротуар. Рот его наполнился кровью.

– My god! – взвизгнула Кетлин в ужасе.

Она не могла оторвать глаз от крови, которая струйкой стекала по подбородку телохранителя... Словно в оцепенении девушка видела безумный взгляд отца, своего брата, который тоже застыл от удивления, и обоих vestiti verde, не обращающих внимание на происходящее, как будто они ослепли и оглохли. А колокола продолжали бить по барабанным перепонкам.

На тротуаре напротив две девушки в разноцветных одеждах остановились и с любопытством наблюдали за этой сценой.

Посол храбро рванулся к бордюру, где лежал выпавший из руки Торнетты револьвер, но не успел. Четверо вооруженных сомалийцев набросились на американцев. Двое грубо потащили дипломата, заломив ему руки за спину, и втолкнули его на заднее сиденье кадиллака, несмотря на упорное сопротивление. Тем временем двое других затолкали Кетлин и Патрика на переднее таким же образом. Хлопнули дверцы. Быстро оглянувшись, двое террористов тоже втиснулись в лимузин. Колокола продолжали оглушительно звонить. Последнее, что увидела Кетлин перед тем, как ее бросили на пол машины, были спины vestiti verde, которые так и не обернулись. Пол Торнетта остался лежать на спине, истекая кровью.

Кадиллак, взревев мотором, резко рванулся с тротуара. Двое оставшихся террористов вернулись в такси, подобрав «смит-и-вессон», и поехали вслед за посольским кадиллаком. Только теперь vestiti vеrde наконец обернулись и не спеша направились к лежащему на тротуаре телохранителю.

Они склонились над Полом Торнеттой, который уже хрипел. При каждом выдохе из груди несчастного слышалось ужасное бульканье. Его губы были плотно сжаты, лицо приобрело мертвенный оттенок. У него была пробита легочная артерия, и кровь постепенно вытекала в грудную клетку. Когда один из милиционеров попытался приподнять Торнетте голову, толстяк икнул, его вырвало кровью и он умер. Милиционер с отвращением опустил голову покойника на тротуар. Наконец колокола смолкли. Обе машины уже давно исчезли из виду.

Ирвинг Ньютон побелел от ярости. Он угрожающе ткнул указательным пальцем в сидящего за столом сомалийского чиновника:

– Ответственность лежит на вас! Ваша дебильная милиция не вмешалась. Я требую, чтобы вы отыскали нашего посла и поймали этих людей!

Первый секретарь американского посольства замолчал, задыхаясь от ярости. Сообщение о похищении застало его в тот момент, когда он лакомился своим воскресным лангустом в Бич-Клабе в обществе итальянских друзей. Сомалийцы сообщили о происшедшем дежурному посольства, а тот, в свою очередь, связался с ним. Первый секретарь тут же бросился в ультрасовременное здание штаб-квартиры полиции Могадишо, отправив перед этим телекс в Вашингтон. После получасовых переговоров его принял руководитель городской милиции Самир Самантар, кругленький сомалиец в белой пилотке, который, казалось, вовсе не был взволнован этой новостью. Все требования американского дипломата он выслушал с полнейшей невозмутимостью, лишь иногда льстиво улыбаясь и бормоча невнятные обещания.

Американец еле сдерживался, чтобы не влепить кулаком в круглую, ничего не выражающую физиономию. Но в отсутствие поверенного в делах он оставался высшим должностным лицом американского посольства в Могадишо, и приходилось вести себя соответственно.

Его собеседник степенно закурил сомалийскую сигарету, даже не предложив гостю, и важно покачал головой.

– Вы выдвигаете крайне серьезные обвинения против нашей народной милиции, – высокопарно сказал он. – Действительно на месте похищения были двое милиционеров, но они ничего не видели. Все произошло слишком быстро. – И они даже не слышали выстрелов, жертвой которых стал Торнетта? Сомалиец отрицательно покачал головой, вязко улыбаясь:

– Они ничего не слышали из-за колокольного звона...

«У этого мерзавца на все есть ответ», – подумал Ирвинг Ньютон. Для него совершенно очевидно, что vestiti verde были сообщниками похитителей. Американец заставил себя успокоиться, зная, что его ярость лишь забавляет сомалийца. Закурил «Ротманс». Тоже не предложив сигарету собеседнику, хотя в Могадишо «Ротманс» высоко ценился. Самым важным было разыскать шестерых похищенных.

– Выйдя из этого учреждения, – заявил он, – я должен буду отправить сообщение моему правительству. Могу ли я заверить, что вы используете все средства, чтобы отыскать виновных в этом преступном покушении и освободить шестерых заложников?

Сомалиец угодливо кивнул головой в знак согласия и вновь улыбнулся.

– Безусловно, – подтвердил он. – Мы уже занимаемся розыском похитителей г-на Рейнольдса и его семьи. Я лично отдал приказание установить наблюдение на всех выездах из города. Мы, сомалийцы, стремимся к тому, чтобы личность иностранца была неприкосновенна на нашей территории.

«Дерьмо!» – мысленно выругался молодой дипломат. Власти Сомали дипломатов из некоммунистических стран разве что терпели. При малейшем проступке сомалийское правительство с удовольствием выдворяло их из страны.

– Надеюсь, что ваши усилия увенчаются успехом, – угрюмо сказал Ирвинг Ньютон. – Напоминаю вам, что среди похищенных две семилетние девочки. Сомалиец с сомнением почмокал влажными слизняками, которые служили ему губами:

– Это будет нелегко. Могадишо – большой город, а у нас нет никаких примет похитителей. Однако наша милиция действует очень энергично... Ирвингу Ньютону с трудом удалось сдержать смешок.

Могадишо кишел стукачами СНБ, как тараканами. Их тощие фигуры сновали повсюду. Каждый чих иностранца сразу же брался на заметку.

Когда гнев американского дипломата прошел, он попытался проанализировать случившееся и понять причину похищения.

Убийство Пола Торнетты очевидно несчастный случай. Неизвестные стремились именно к захвату заложников. Но для чего? Как Ньютон ни ломал себе голову, он не мог понять этого. Полдюжины освободительных движений имели в Могадишо собственные офисы, и все они заявляли о своем резком антиамериканизме. Но до сих пор они вели себя спокойно... Даже Фронт Освобождения Эритреи, который занимал второй этаж в двух зданиях посольства, не утруждал своих людей хотя бы разбрасыванием листовок. Кроме того, все эти движения находились под строгим контролем СНБ.

Дипломат поднялся.

– Я буду ждать новостей от вас, – сухо произнес он. – В посольстве есть дежурный. Излишне говорить, что всему миру уже известно об этом подлом нападении, и если с людьми что-то случится, весь позор ляжет на вашу страну...

Сомалиец покачал головой, изображая сочувствие. Ему было наплевать на все вокруг, как на свою первую джелабу <джелаба – традиционная одежда>. С тех пор, как началось строительство социализма, Сомали стало жить замкнуто, отказалось даже от доходов, приносимых туризмом.

Страна была открыта только для социалистических друзей. Даже нефть привозили из Ирака на старых советских танкерах.

Тем не менее представитель власти пробормотал нечто, что могло бы сойти за извинение. Ирвинг Ньютон остановился на пороге:

– Я хотел бы срочно получить аудиенцию у председателя Высшего революционного совета, чтобы побеседовать с ним об этом возмутительном инциденте.

Самир Самантар с сомнением покачал головой.

– Товарищ Сиад Барре в данный момент занят. Существует проблема Джибути... Но я передам вашу просьбу. Надеюсь, он найдет для вас время. Через шесть месяцев. Или вообще никогда. Дипломаты были полностью отрезаны от населения и официальных лиц Сомали. Из тридцати приглашений, отправленных всем членам сомалийского правительства, положительно отреагировали всего на два. Это были один министр и один заместитель государственного секретаря. К тому же последний не владел ни одним из распространенных языков. Что касается товарища президента Сиада Барре, то его никто не видел. Он жил в казарме в северной части города.

Разумеется, кроме русских и северокорейцев. Корейцам было поручено ежегодно организовывать парады в честь Дня независимости.

Сознавая, что сделал максимум возможного, Ирвинг Ньютон сбежал по лестнице, перескакивая через ступеньки. Как и в большинстве общественных зданий в Сомали, лифта здесь не было. Экономия.

Его «бьюик» ждал на улице с включенным двигателем, чтобы продолжал работать кондиционер. Ирвинг Ньютон, уже вспотевший, сел в машину. Жара в этом году была сумасшедшая. Сомали охватывает Африку, как клещи, со стороны Красного моря на севере и Индийского океана – на юге. Африканский Рог! Когда Ньютон был в Вашингтоне, это вызывало романтические фантазии; сейчас он мечтал о прохладном туманном утре, как собака мечтает о косточке.

– В посольство, – бросил он шоферу.

Он успел отправить в Штаты только короткое сообщение, в котором лишь излагались конкретные факты. Теперь нужно составить более подробный отчет со всеми деталями, которыми он располагает. К счастью, существует разница во времени. В Вашингтоне только четыре часа утра.

«Бьюик» спускался к центру по проспекту Сомали. Могадишо – совсем маленький город, всего два километра пологого спуска к морю. Широкие проспекты пересекаются под прямым углом, виллы чередуются с пустырями и облупившимися хижинами.

Дипломат ломал голову, где террористы могли спрятать заложников. Надо сообщить семье Пола Торнетты. Он посмертно получит медаль и будет похоронен на Арлингтонском кладбище. Ирвинг Ньютон с удивлением поймал себя на том, что ругается мысленно. Шестой американский флот крейсирует в Индийском океане недалеко от берегов Африки, у него хватит мощи, чтобы превратить все Сомали в пыль... А ему тем временем приходится переносить уклончивые улыбки чиновников, которые отлично знают, что в таких случаях делать.

– Сволочи, – громко сказал он.

Шофер обернулся.

– Yes, sir?

Ирвинг Ньютон едва не ответил: «Заткнись, арабская морда», но ему удалось выдавить из себя кривую улыбку.

– Нет, ничего, спасибо.

Машина свернула на Виа Сомалиа. Они проехали мимо развалюхи, в которой размещался Фронт Освобождения Эритреи.

А если это они? Ирвинг Ньютон вышел из «бьюика» и вступил в прохладный холл посольства. Перед четырехэтажным зданием, над которым развевался американский флаг, прохаживались двое vestiti verde. Якобы для того, чтобы его охранять. А на самом деле, чтобы наблюдать за посетителями.

Охранник в безупречной форме морской пехоты США поднял голову. Напряженно и нервно спросил:

– Есть новости, сэр?

Ирвинг Ньютон покачал головой:

– Ничего.

Уже пять часов прошло с момента похищения. Не нашли ни шофера, ни машину посла. Ирвинг Ньютон подумал, что через час телевидение сообщит новость американцам. Возможно, сегодня будет самое долгое воскресенье с момента его приезда в Могадишо год назад.

Сержант морской пехоты нажал на кнопку, чтобы открыть бронированную дверь, ведущую на второй этаж, над которой была установлена телекамера.

– Проклятие, – пробормотал он. – Когда я думаю, что мисс Кетлин там... – Здесь уже знали, как начинаются истории с заложниками, но никогда не было известно, чем это кончится. Часто кончалось плохо.

Поднимаясь по лестнице, Ньютон вдруг спросил себя, не связано ли это похищение с другим происшествием, случившимся две недели назад. С убийством одного из его лучших осведомителей. Дело в том, что кроме своих официальных обязанностей, Ирвинг Ньютон руководил отделением ЦРУ в Могадишо. Это было скромное отделение, оно состояло всего из двух агентов, один из которых был сейчас в отпуске по болезни.

Дипломат открыл небольшой холодильник, взял бутылку пива и стал пить ледяную жидкость прямо из горлышка. В такую жару он выпивал по ящику в день. Для жены он заказывал прохладительные напитки во Франции, а себе – в Найроби.

Утолив жажду, он глубоко задумался. Скорее всего, ближайшие дни будут трудными.

Глава 3

Чарльз Лейланд предавался мечтам за чашечкой холодного кофе, глядя на звездное небо за окном. Сигнал телекса заставил его вздрогнуть. Машинально он посмотрел на часы: два тридцать ночи. Он был один, офицер безопасности в центральном здании ЦРУ в Лэнгли под Вашингтоном. Сигнал повторился. Чарльз Лейланд лениво поднялся и направился к аппарату. Как и все правительственные учреждения, ЦРУ засыпало с вечера пятницы до утра понедельника. Во время уикэнда революции не совершаются. Но вся эта громоздкая машина могла мгновенно прийти в движение от нескольких телефонных звонков. В распоряжении дежурного офицера был список номеров, который позволял ему в течение нескольких секунд связаться с высшим руководством страны. В том числе с Президентом. Чарльз Лейланд склонился над текстом, быстро выползающим из машины уже в расшифрованном виде. Спина Лейланда покрылась холодным потом. Посол в Сомали похищен вместе со своей семьей. Телохранитель убит. Это серьезно. Серьезнее могло быть только иностранное вторжение или ядерное нападение. Это, пожалуй, чересчур для воскресного дежурства. Происшествие номер один, решил он.

– Yod alamn it, – выругался офицер.

Он взял телекс, вернулся в свой кабинет, из ящика стола, запертого на ключ, вытащил черную книгу и открыл ее на странице А. Там был список телефонов для экстренной связи. Первым шел секретариат Белого дома, который должен решить, следует сообщить новость Президенту немедленно или нет. Он снял трубку и начал подробно излагать содержание телекса профессиональным, лишенным эмоций голосом.

Когда он закончил, первые лучи солнца окрасили небо в розовый цвет. Это сулило славный денек. Четыре главных руководителя ЦРУ уже были в курсе дела. Так же как и госдепартамент, Пентагон, министерство морского флота, несколько руководителей федеральных агентств. И еще многие американцы, рассеянные по миру.

За тысячи километров от Вашингтона люди, которые до сих пор никогда не слышали о Брюсе Рейнольдсе, начинали искать способы его спасения. В открытом океане, у берегов Африки самая мощная в мире ударная сила -Шестой американский флот слегка изменил курс, приближаясь к Африканскому Рогу.

Офицер безопасности налил себе чашку кофе. Он почти жалел, что в шесть часов утра уйдет со службы. День обещал быть суматошным. Разбуженные среди ночи, чиновники отдела Африки и отдела планирования торопились в Лэнгли. У них воскресенья не будет.

Кондиционер задыхался и натужно гонял по комнате липкий, горячий воздух, который проникал через щели в окна. Ирвинг Ньютон брезгливо оттянул с груди прилипшую к телу рубашку и протянул руку, чтобы снять трубку.

– Алло, говорит американское посольство, – в который раз произнес он. Его голос был усталым и охрипшим от бесконечных телефонных разговоров. Было уже около восьми часов. Наступала ночь, а он практически весь день не замолкал, пытаясь отыскать след исчезнувшего посла. Во второй половине дня он информировал членов дипломатического корпуса, и после этого в посольство хлынул поток сочувственных звонков и посланий.

А первыми были русские...

Раздался телефонный звонок.

– Говорит главное управление милиции, – сказал голос на плохом английском. – Мистер Самантар желает говорить с мистером Ньютоном.

Ирвинг Ньютон напрягся. А вдруг у него хорошая новость.

– Я слушаю, – ответил он.

Вежливо-лицемерный голос начальника городской милиции доходил до Ньютона сквозь сопровождающее его покашливание.

– Мы нашли машину господина Рейнольдса, – объявил сомалиец. – В карьере, среди дюн в Джезире. Шофер находился в багажнике. Он заявил, что его оглушили неизвестные, когда он возвращался в машину, выпив чашку кофе в районе порта. Мы продолжаем поиски.

Возбуждение Ирвинга Ньютона спало.

– Было бы лучше для вас побыстрее их найти, – проворчал он. – Иначе будет плохо.

Он сознавал наивность своей угрозы, но, произнесенная вслух, она принесла ему облегчение. Едва он положил трубку, как раздался звонок внутренней телефонной связи. Звонил сержант морской пехоты, дежуривший у входа.

– Тут какой-то чудак вас спрашивает, – сообщил он. – Он говорит, что это важно. Пропустить?

– Сначала обыщите его, а потом приведите сюда, – сказал американец. -И останетесь здесь. Пусть вас заменит Джон Дин.

– Right on, sir. Хорошо, сэр, – ответил сержант.

Через две минуты он вошел в кабинет, подталкивая перед собой очень темнокожего сомалийца, одетого в джинсы. У него была остроконечная бородка и пышные курчавые волосы. Живые, умные глаза выдавали в нем интеллигентного человека. Ирвинг Ньютон устремил на него вопросительный взгляд.

– Вы говорите по-английски?

– Да, – ответил тот. – Вы первый секретарь господин Ньютон?

– Да. А кто вы?

Вместо ответа посетитель сел на стул, вытащил из кармана лист бумаги и протянул его американцу.

– У меня для вас есть документ. Относительно вашего посла.

– Документ? – сердце Ирвинга Ньютона забилось. Он взял бумагу и развернул ее. Это был фирменный бланк, отпечатанный на ротаторе. «Фронт Освобождения Побережья Сомали. Местопребывание Могадишо» – значилось вверху. Движение, о котором он уже слышал и которое выступало за насильственное присоединение французской Территории афаров и исса к Сомали. Разумеется, с благословения сомалийских властей. Ньютон стал жадно читать французский текст.

"Могадишо, 12 июня 1977 года. Коммюнике № 17.

Устав от империалистических провокаций Соединенных Штатов, слуг колониализма и расизма в Африке, ФОПС решил ликвидировать всякое империалистическое присутствие в Демократической республике Сомали. В результате сопротивления этому решению американских должностных лиц мы захватили представителя США, посла Брюса Рейнольдса, сотрудника ЦРУ и видного шпиона. Он будет освобожден, как только Соединенные Штаты публично заявят о своем намерении окончательно закрыть свое дипломатическое представительство в Сомали.

В случае, если империалистическое правительство Соединенных Штатов откажется в течение трех дней подчиниться законным требованиям сомалийского народа, посол-шпион будет казнен. Да здравствует независимое Побережье Сомали! Да здравствуют свобода и единство народа! Долой империализм и неоколониализм".

Ирвинг Ньютон отложил ультиматум. Его переполняли ярость, изумление и тревога. Посетитель спокойно ждал на своем стуле. Ньютон ткнул в него пальцем.

– Вы член ФОПС?

– Я официальный представитель движения за Освобождение Побережья Сомали, – с готовностью признал молодой человек.

– Это вы похитили мистера Рейнольдса и его семью?

– Эта акция была предпринята нашей группой, – согласился сомалиец.

– Где он?

Посланец вежливо улыбнулся и встал.

– Я не уполномочен говорить об этом. Я должен был только передать вам письмо и потребовать ответа.

Мертвенно-бледный, первый секретарь решительно подошел к выходу и встал между дверью и посетителем.

– Вы не выйдете отсюда, пока не ответите мне.

Охранник положил руку на пистолет. Посланец ФОПС холодно объяснил американцу:

– Одному из заложников перережут горло, если я не вернусь через полчаса.

В комнате повисло тяжелое молчание. Когда после паузы посетитель направился к двери, американцы не шевельнулись. Ирвингу Ньютону удалось овладеть собой и почти спокойно произнести:

– В вашем идиотском письме вы говорите только о после. Но есть еще две женщины и трое детей. Приказываю вам отпустить их немедленно.

– Это военнопленные, – надменно возразил сомалиец. – Сейчас мы изучаем положение. Если окажется, что они не занимались никакой шпионской деятельностью, то они будут отпущены. Однако в том случае, если американское правительство откажется подчиниться нашим справедливым требованиям, заложникам перережут горло.

– Мерзавец! – процедил сквозь зубы Ирвинг Ньютон. – Где вы видели семилетних девочек, которые занимаются шпионажем?

Посетитель вышел из комнаты, не удостоив хозяина ответом. Его шаги постепенно стихли. Ирвинг Ньютон, белый от ярости, перечитал ультиматум. На этот раз у него есть что показать сомалийцам. Он протянул текст сержанту:

– Сделайте фотокопии и положите оригинал в сейф. Одну копию дайте мне.

Охранник бросился из кабинета. Ирвинг Ньютон подошел к сейфу, в котором хранилась документация местной ветви ЦРУ, вынул досье ФОПС, открыл папку и быстро просмотрел ее содержимое. Не густо. Фамилии, тренировочные базы. Совершенно очевидно, что ФОПС работает рука об руку с СНБ. А это означает, что КГБ, как минимум, в курсе акции, предпринятой против американского посла.

Все кабинеты в отделе Африки на третьем этаже штаб-квартиры в Лэнгли были заняты. Невыспавшиеся, небритые, без галстуков, аналитики склонились над компьютерами. Их вытащили из постели на несколько часов раньше обычного. Но и в этом случае у них оставалось менее двух часов на то, чтобы синтезировать все сведения, которые были в их распоряжении. В связи с ультиматумом похитителей дело поступило прямо в Белый дом. Компьютерные терминалы аналитиков были связаны с центральным компьютером ЦРУ. Другие сотрудники занимались сбором информации, не зарегистрированной компьютером.

Мало-помалу все сведения, которыми располагало ЦРУ о Фронте Освобождения Французского Побережья Сомали, сосредоточивались в одном месте. Фамилии членов организации, поддерживающие их структуры, проведенные операции, зарубежные связи...

Колоссальная головоломка.

Заместитель начальника отдела Африки с нетерпением ждал этих материалов, чтобы представить их на совещание, срочно созываемое в Белом доме в десять часов. Надо было собрать вертолетом большинство участников этого совещания, рассеянных по стране: кто в Мэриленде, кто в Вирджинии. Пресса еще не сообщила о том, какую плату потребовали похитители за жизнь заложников.

Тяжелая, напряженная тишина царила в овальном кабинете на втором этаже Белого дома. Там находилась дюжина мужчин: шеф госдепартамента, несколько представителей Пентагона, военно-морского министерства, военно-воздушных сил, шефы ЦРУ и НАСА и два помощника Президента. Один из них повернулся к начальнику отдела Африки:

– Г-н Абернете, готовы ли вы сделать резюме?

Чиновник достал только что отпечатанный меморандум, синтез всего того, что ЦРУ смогло собрать за несколько часов работы по «срочной программе».

– ФОПС, основанный в 1963 году, – начал он, – объединяет несколько сотен сторонников немедленного присоединения французского Побережья Сомали к Сомали. Примерно тысячу двести. Его базы расположены на севере страны, а тренировочный лагерь – под Харджейша.

Фронтом официально руководит сомалиец из племени исса, некий Хасан Афгуа, бежавший из французского Побережья Сомали после совершения нескольких покушений. Но за ним явно стоит сомалийский капитан Мухаммед Ханша, который официально возглавляет «отдел безопасности» Сомалийской революционной партии. До этого Ханша руководил отделением Службы национальной безопасности в Харджейша. Люди из ФОПС очень часто пользуются сомалийскими военными грузовиками и полностью зависят от сомалийского правительства в вопросах вооружения и финансирования.

Итак, представляется, что существует соглашение между сомалийским правительством и этим движением.

Он смолк. Участники совещания переглянулись, затем госсекретарь по иностранным делам уточнил:

– Вы вполне уверены в этой информации?

– Да, сэр, – кивнул начальник отдела Африки.

– Иными словами, мы имеем дело с самим сомалийским правительством, -сказал секретарь Президента.

– Вероятно, – согласился человек № 1 ЦРУ.

– Даже определенно, – присовокупил шеф отдела Африки.

– Но почему, черт побери, сомалийцы хотят нас выжить? – громко спросил госсекретарь. – Ведь если они нас выгонят, мы закроем их посольство в Вашингтоне.

Человек № 1 ЦРУ покачал головой:

– Им на это плевать. Останется их постоянное представительство в ООН в Нью-Йорке.

Вновь наступила тишина, нарушаемая лишь покашливаниями: дело принимало новый, еще более серьезный оборот. Теперь уже речь шла не о группе бунтовщиков, стремящихся сделать себе рекламу, а о вызове законного правительства, не желающего считаться с престижем и могуществом Соединенных Штатов.

Представитель госдепартамента почесал шею:

– Нужно сделать все возможное для спасения жизни заложников.

– Прикажите предпринять все предохранительные меры, которые вы сочтете необходимыми, – возразил помощник Президента, – но не лезьте на рожон.

Начальник отдела Африки поднял руку.

– Сэр, – сказал он, – есть один момент, поразмыслить над которым у меня не хватило времени. Это тесные связи, существующие между КГБ в Могадишо и СНБ. Двадцать четыре офицера КГБ, фамилии которых нам известны, осуществляют общее руководство деятельностью сомалийских спецслужб. Следовательно, данная операция могла быть организована по поручению русских...

В течение нескольких секунд в кабинете был слышен только легкий шум кондиционера. Затем помощник Президента медленно проронил:

– Это лишь одна из возможностей. Сможете ли вы узнать об этом побольше?

– Боюсь, что нет, сэр, – честно ответил начальник отдела Африки.

– Хорошо. Я сообщу Президенту о вашем предложении.

Ирвинг Ньютон кипел от негодования, делая вид, что погружен в созерцание висевшего на стене советского календаря. Вот уже полчаса он топтался в приемной заместителя министра внутренних дел Сомали. Ночь не принесла ничего утешительного. Накануне вечером он передал милиции ультиматум ФОПС.

Теперь сомалийцы вынуждены будут что-то предпринять.

Наконец дверь открылась. Он увидел сидящего за столом худого сомалийца с большими усами, одетого в синий костюм без галстука. Ирвинг Ньютон опустился в продавленное кожаное кресло. Роскошь не была принята в Сомалийской республике.

– Господин министр, – начал американец. – Я надеюсь, что благодаря данным, которые я представил вам вчера вечером, ваши поиски были эффективными. Мое правительство...

Сомалиец поднял руку, прерывая посетителя:

– Ваши данные были очень полезны для следствия, – сказал он. – Наши службы тотчас же стали их обрабатывать. Действительно, мы знаем о существовании этого движения за освобождение территорий, несправедливо оккупированных одной империалистической державой.

Ньютон поднял глаза к небу. Снова пропаганда! Он почти грубо перебил своего собеседника:

– Вы нашли след заложников?

Сомалиец сделал недовольную гримасу.

– Господин Ньютон, – наставительно произнес он. – Сейчас только двенадцать! Сыск – долгая и нудная работа. Чтобы найти людей, нужно произвести многочисленные проверки.

Едва сдерживаясь, чтобы не закатить истерику, дипломат сказал:

– Но, черт побери, постоянное представительство ФОПС находится как раз напротив ресторана «Таалех». Его не нужно искать. Там даже есть флаг. Сомалиец снисходительно улыбнулся:

– Конечно! – согласился он. – Мы допросили руководителей ФОПС. Они признают, что совершили данную акцию по патриотическим мотивам. Мы пытаемся их образумить, но это нелегко. У них много неизвестных нам убежищ, где могут находиться заложники.

Слова чиновника звучали настолько чудовищно, что Ирвинг Ньютон на несколько секунд потерял дар речи.

– Вы хотите сказать, что до сих пор не установили местонахождения заложников? – спросил американец, ошеломленный таким цинизмом.

Сомалийский министр остановил на нем взгляд, полный сочувствия и искренности.

– Именно. К сожалению, даже если мы узнаем, где они находятся, мы не сможем применить силу, чтобы не подвергнуть их жизнь опасности.

Ирвинг Ньютон подавил бешенство, ему удалось даже сказать спокойным голосом:

– Сперва найдите их... Потом посмотрим, что нужно делать.

Министр развел руками:

– Могадишо – большой город, знаете ли. Поиски продолжаются. Разумеется, сомалийское правительство предложит похитителям свое посредничество, чтобы спасти жизнь заложникам и прийти к соглашению. Думаю, вам не следует особенно беспокоиться.

Но Ирвинг Ньютон уже не слушал его. Он все понял и от собственной беспомощности чувствовал себя подавленным. Один, во враждебной стране, под контролем всесильной политической полиции, вдали от Америки и всех дружественных стран.

Русские делали в Сомали, что хотели. Высокопоставленный чиновник просто издевался над ним. Могадишо был разбит СНБ на квадраты, воинские заслоны блокировали выезды из города. В каждом районе находился «центр ориентации», где под портретом холодного Ленина члены Сомалийской революционной партии идеологически обрабатывали своих сограждан, ничто не оставалось незамеченным острыми глазами осведомителей.

Ситуация напомнила Ньютону ту, в которой произошло убийство его итальянского друга, Эмилио Черрути, когда он обратился к тому с просьбой об «услуге»...

Сомалийская милиция пришла тогда к заключению, что итальянец утонул... А Ирвинг Ньютон пока еще не понял, почему его убили.

Он автоматически поднялся. С окончанием разговора пришло смутное ощущение, что судьба Брюса Рейнольдса и его близких ускользает из его рук. – Я сообщу о нашей беседе моему правительству, – официальным тоном произнес он. – Я заявляю самый решительный протест против пассивности вашей милиции и возлагаю на вас ответственность за все последствия. Сомалийский министр не моргнул глазом. Он вежливо проводил гостя до двери и пожал ему руку, привычно натянув на лицо дипломатическую улыбку.

Только легкое гудение кондиционера нарушало тишину в отделе Африки на четвертом этаже здания ЦРУ в Лэнгли. В кабинете было двое. Заместитель директора отдела планирования и шеф отдела Африки. Последний машинально перекладывал на столе новенький паспорт, приколотый к толстому желтому конверту.

– Это крайне рискованное решение, – серьезно сказал он. – Боюсь, что шансы на успех в этом случае близки к нулю.

– Мы должны принять на себя последствия президентского решения, -заявил заместитель директора. – Только мы можем что-то сделать. Даже если это обречено на провал... Мы не имеем права покинуть шестерых американцев в смертельной опасности. И, к несчастью, мы не Израиль. Впрочем, мы даже не знаем, где находятся заложники. В данном случае представляется, что сговор правительства с похитителями пойдет еще дальше, чем в Энтеббе. За операцией вероятно стоит ОН. У нас, таким образом, нет никаких шансов, что он заставит этих террористов уступить. Надо капитулировать или попытаться сделать невозможное.

– Ну что ж, – вздохнул шеф отдела Африки, – желаю удачи тому, кто получит этот подарок.

Телекс тихо потрескивал в запертом на ключ зале. Уже двое суток он работал практически без перерыва. Вашингтон, Найроби, Аддис-Абеба, Шестой флот, даже Бейрут, Хартум, Эр-Рияд, Париж.

Ирвинг Ньютон поднялся и подошел к аппарату. Был уже вторник, а о заложниках никаких новостей. Срок ультиматума террористов истекает завтра, в среду. Дипломат заметил над текстом пометку "super restrictef, только для И.Н.”

И.Н. – это он. Он оторвал текст и быстро пробежал его глазами. Сообщение было из госдепартамента.

«Предыдущие инструкции подтверждаются и усиливаются. Абсолютный запрет на переговоры с похитителями семьи Рейнольдс, какими бы ни были угрозы в адрес заложников. Единственно возможное соглашение должно касаться снабжения их продуктами и медикаментами. Эти инструкции остаются в силе, даже если операция закончится самым большим ущербом для жертв». Иными словами, даже если заложникам придется умереть.

Второй пункт был еще короче.

«Встречайте завтра рейсом из Рима мистера Линге, командированного четвертым отделом госдепартамента. Ему поручено быть посредником, если переговоры начнутся».

Ирвинг Ньютон отложил листок. У него во рту остался неприятный привкус. Это было испытанием на прочность. Америка не уступит. Таков приказ нового президента. Но ЦРУ вступает в игру. Четвертый отдел – это кодовое название отдела Африки. При мысли о двух маленьких девочках у него сжалось сердце. Ирвинг Ньютон спросил себя, какой сумасшедший согласился выполнять эту самоубийственную миссию. Скорее по привычке, чем от жажды, он взял бутылку пива из холодильника и стал пить из горлышка. Но на этот раз ледяной напиток не принес облегчения. Он бросил пустую бутылку в корзину для бумаг. От переживаний у него началась резь в желудке.

Глава 4

Его сиятельство князь Малко Линге, кавалер ордена Серафимов, маркграф Нижнего Эльзаса, рыцарь ордена Золотого Руна, рыцарь Черного Беркута, князь Священной Римской империи, ландграф Клетгауса, почетный рыцарь Мальтийского Ордена слушал завывания бури, которая обрушилась на замок Лейзен, лежа на красной бархатной кушетке в своей библиотеке. Его пальцы медленно поглаживали затянутую в темный нейлон ляжку очаровательной блондинки, сидевшей рядом, время от времени касаясь голой кожи за краем чулка. Александра, казалось, не замечала касавшихся ее пальцев, которые задрали ее полотняную юбку до неприличия высоко. Упершись каблуками своих лодочек в низкий столик, стоявший перед ней, и поставив на пол флакончик с лаком, она с детским старанием заканчивала красить ногти. Лицо ее было почти закрыто длинными светлыми волосами.

Только по подрагиванию изящных ноздрей девушки можно было догадаться об наслаждении, которое она испытывала. Малко ощущал злорадное удовольствие от того, что его пальцы переходили от натянутого нейлона к коже, но не поднимались выше. Александра резко нагнулась, чтобы взять флакончик с лаком, и он почувствовал прикосновение к руке шелковистого пушка. Под ее костюмом не было ничего, кроме пояса. Предупреждая его вопрос, она подняла глаза и спокойно объяснила:

– В такую духоту не хочется надевать на себя ничего лишнего.

Девушка положила последний мазок на мизинец, плотно закрыла флакон и откинулась на кушетку, встряхивая пальцами, чтобы высушить лак. Ее полотняная юбка уже ничего не прикрывала. Пальцы Малко оставили край чулка и двинулись выше. Ощущение доступности молодой женщины грубо подхлестывало его желание. Он, который несколькими мгновениями раньше думал о продолжительной прелюдии, чувствовал теперь зверское желание.

Александра бросила на него иронично-нежный взгляд. Она демонстративно встряхивала руками со свеженакрашенными ногтями.

– Мой бедненький, – промурлыкала она. – Придется тебе подождать немного.

Но Малко не хотел ждать. Не говоря ни слова, он поднялся и встал перед Александрой, расстегивая брюки. Она слегка сдвинула брови, услышав скрежет молнии, освобождающей его. Секунду она смотрела на него с двусмысленным выражением, а потом, стараясь ничего не касаться руками, вытянула шею и грациозным движением обхватила губами его мужскую плоть. Несколько мгновений Малко с большим удовольствием наблюдал за прекрасным лицом молодой женщины, которая тихонько двигалась взад и вперед, глаза ее были закрыты, а губы сомкнуты вокруг его члена, как бархатные ножны. В этой ласке, которая возбуждала его до крайней степени, была какая-то извечная женская покорность.

От сильного порыва ветра в камине раздался зловещий звук, напоминавший крик ночной птицы. Александра вздрогнула, отстранилась и сказала:

– Невероятно, что в июне такая погода.

Вдруг со двора донесся глухой шум, как будто там упало что-то тяжелое. Поскольку его напряженный член находился в нескольких сантиметрах от губ Александры, Малко колебался. Затем все-таки шагнул назад и застегнул брюки: тревога отбила у него желание.

– Прости меня, я сейчас вернусь.

Александра равнодушно покачала головой и подула на ногти.

– Милый мой, сам не знаешь, чего хочешь, – вздохнула она. – Может быть, потом мне уже не захочется...

Не слушая эту скрытую угрозу, Малко вышел из библиотеки и бросился в холл.

Ветер дул с такой силой, что он с трудом открыл входную дверь и застыл в изумлении. Двор замка Лейзен был завален обломками. Куски черепицы, ценной черепицы ручной работы, которую Малко вывез за бешеные деньги из Чехословакии, ветки деревьев, листья, сорванные ветром и брошенные на землю.

Его взгляд остановился на небольшой груде камней в северной части двора, которая еще недавно была изящной пирамидкой, возвышавшейся на северной башне. Это шум ее падения они услышали. У Малко даже сердце сжалось от огорчения. Теперь нужно нанимать каменщика, ставить леса...

Ремонт будет стоить целого состояния. И получится неизвестно что... Старуха Ильзе появилась из кухни и, качая головой, смотрела на это бедствие. Рачительная хозяйка, она знала цену деньгам.

– Господь сердится на вас, герр Хохайт.

В этом есть резон, подумал Малко, который только что переделал половину фасада за такой пустяк, как пятьдесят тысяч долларов. Временами он жалел, что не владеет золотом негуса... Тогда бы он смог, наконец, полностью перестроить свою дорогую игрушку. Разрушенная пирамидка приводила его просто в отчаяние. И это в середине июня, когда теоретически не бывает плохой погоды. И вдруг буря, которая пришла с востока. Определенно, все, что приходит с востока, – плохо! В сорок пятом русские конфисковали парк замка и отдали его венграм, и Малко пришлось выкупить несколько участков земли у соседей, чтобы замок не стал похож на загородный домик.

Может быть, плюнуть на все это и обосноваться в Вене, в городской квартире?

Но кто купит замок? Не может же он поджечь его. А он-то намеревался провести спокойный уикэнд с Александрой. Да, теперь не до удовольствий. Пока он размышлял о несправедливости небес, скорбно созерцая обломки того, что еще недавно так украшало замок, в дверь выглянул Элько Кризантем и заорал, перекрикивая шум ветра:

– Вашу светлость просят к телефону...

– Меня нет! – рявкнул Малко.

Кризантем исчез.

Ему действительно не хотелось ни с кем разговаривать. Пирамидки на улице не валяются. Тридцать секунд спустя голова мажордома-турка снова появилась в дверях:

– Он настаивает, Ваша светлость.

– Мужчина или женщина? – спросил Малко, надеясь на возможную компенсацию небес.

– Мужчина, – крикнул турок.

Малко замерз на ветру, рубашка хлестала его по телу, он оставил, наконец, останки пирамидки и вернулся в дом. На круглом мраморном столике в холле лежала снятая трубка.

– Элько, – жалобно попросил он, – скажите, что я уехал в Азербайджан на неопределенный срок.

– Но господин настаивает, – возразил турок. – Он говорит по-английски, что это важно.

Малко не ответил. Его вдруг охватила страшная усталость. Это судьба.

Он был близок к тому, чтобы поверить, что это ЦРУ наслало бурю на замок Лицен.

– Ладно, я возьму трубку в библиотеке, – сказал он покорно. Александра сидела на кушетке в той же позе, даже не поправив задравшуюся юбку. Малко были видны только ее лодочки с ремешками, стоящие на лакированном столике, да длинные ноги, обтянутые красно-коричневыми чулками, с полосками белой кожи, уходившими под юбку. Она курила «Ротманс», критически разглядывая ногти на левой руке.

Он уселся рядом с ней, снял трубку и услышал, как Кризантем повесил трубку в холле. Несмотря на раздражение, желание вдруг вернулось к нему.

– Алло, – сказал он. – Князь Малко слушает. – Его левая рука скользнула по нейлону на теплую ляжку и собралась отправиться дальше. В правом ухе неприятно звучал раздраженный голос заместителя начальника отдела планирования ЦРУ Дэвида Уайза.

– Малко, черт побери! Где вы болтаетесь?

Ответить он не успел. Александра решительно убрала его пальцы со своего бедра, шепча ему в левое ухо:

– Нельзя делать два дела сразу.

Это было уже слишком. Положив трубку на бархат, он молча встал, расстегнулся, переступил через левую руку Александры, встал на колени на толстый ковер, обхватил молодую женщину за бедра, притянул к себе и вошел в нее. При этом он подумал, что настолько же циничен, насколько доступна эта женщина.

Углубившись в нее, он снова взял трубку, откуда доносились яростные «алло» американца.

– Чем вы, в конце концов, заняты? – взорвался Дэвид Уайз.

– Двумя делами одновременно, – ответил Малко.

Заместитель директора отдела планирования издал неразборчивый недовольный возглас и начал объяснять Малко, чего он от него хочет. Александра не сопротивлялась, ее глаза были закрыты, а пальцы играли бархатной обшивкой дивана. Лицо ее не выражало никаких эмоций.

Очень медленно Малко двигался взад и вперед, постепенно ускоряя ритм, сосредоточившись на изысканном ощущении. Равнодушие Александры постепенно переходило в волнение, которое бросало ее живот навстречу Малко, а потом обратно. Ее только что накрашенные ногти перестали играть с бархатом и вцепились в него. Ее таз приподнялся, она стала дышать чаще. Малко становилось все труднее понимать, что говорил ему Дэвид Уайз.

Вдруг Александра открыла глаза и внезапно сказала странно спокойным голосом:

– Ich komme... <Я кончаю> Она прижалась животом к Малко, открыла рот, словно задыхаясь, ее длинные ногти впились ему в плечи.

– Малко, вы меня слышите? – крикнул Дэвид Уайз.

Малко слышал. Но изливавшаяся сперма помешала ему ответить. Александра завершила свой оргазм с образцовой скромностью, скользнув еще немного вперед и сев на пол.

Мышцы Малко резко расслабились.

– Я слышу вас, Дэвид, – сказал он почти обычным голосом. – Вы хотите, чтобы я отправился в Могадишо?

Солнце, казалось, старалось расплавить небольшое желто-красное здание, на котором виднелись полустертые буквы «МОГАДИШО». Несколько старых самолетов ржавели возле ангаров. Здесь пахло краем света. Малко зевнул. Перелет из Рима оказался кошмарным, пища – пригодной только для собак, единственными напитками были теплый лимонад и пепси-кола. От старого «Боинга-707», который был украшением сомалийской авиакомпании, воняло старым козлом. Его первый класс напоминал багажное отделение в нормальных компаниях.

Малко оторвался от сидения и пошел к выходу. Когда он шагнул на трап, у него появилось ощущение, что он стоит на пороге ада. Было градусов сорок. Советский реактивный самолет оторвался от земли с тяжелым ревом. За перегородкой немая толпа негров с любопытством рассматривала прибывших. Европеец высокого роста в белой рубашке с короткими рукавами, выделявшийся в толпе, поднял руку в знак приветствия, заметив среди пассажиров Малко. По описанию это должен быть Ирвинг Ньютон, представитель «компании» в Могадишо.

Молодой негр в красной тенниске резво взбежал по трапу. У него было неприятное лицо, словно сдавленное двумя утюгами, с лысым лбом, большим ртом, отвислой нижней губой, с карими глазами навыкате и мерзкой улыбкой. Его левая рука была украшена медным перстнем-печаткой размером с будильник. Правую он протянул Малко.

– Джаале <товарищ> Линге?

Ошибиться он не мог, поскольку Малко был единственным пассажиром салона первого класса.

– Это я.

Сомалиец опять протянул руку и сказал по-английски:

– Давайте ваш паспорт. Меня прислало министерство информации, чтобы сопровождать вас. Меня зовут Муса. Джаале Муса. Я помогу вам пройти таможню.

– Спасибо, джаале, – поблагодарил Малко без улыбки и направился вслед за своим провожатым.

Сомалийцы не теряли времени. Пока шли по раскаленной бетонной дорожке, его «гид» стал листать служебный паспорт госдепартамента. Прекрасный новенький паспорт без всяких компрометирующих виз. Почти настоящий. Товарищ Муса рассматривал девственно чистые страницы жадным и разочарованным взглядом. Они вошли в здание аэровокзала.

Нудные разговоры с солдатами в мятых мундирах, с жалкими таможенниками. Благодаря «гиду» Малко оказался в небольшой комнате с чудесным искусственным климатом. В окружении группы негров, мужчин и женщин, обладательниц впечатляющих задов, обтянутых почти прозрачными шелками, через которые просвечивало белье. Скульптурные, высокомерные, черные как уголь, они, эти зады, должно быть, принадлежали высшим должностным лицам режима. Что не помешало последним остановить свои заинтересованные взгляды на Малко. «Гид» важно сказал:

– Сомалийские женщины самые прекрасные в мире.

Малко сделал вид, что не слышит:

– Что нового о господине Рейнольдсе?

Товарищ Муса тут же нахмурился:

– Я не знаю! Полиция занимается расследованием, но это очень трудное и деликатное дело. Не следует подвергать опасности жизнь заложников, не так ли?

Возник носильщик в лохмотьях с двумя чемоданами Малко в руках.

Товарищ Муса пошел впереди. Длинный коридор вывел их в маленький холл, где Малко увидел белого, которого он заметил раньше, при выходе из самолета. «Гид» принужденно улыбнулся.

– Это мистер Ньютон, первый секретарь посольства, – сказал он. – Он, вероятно, тоже вас встречает.

Ирвинг Ньютон подошел к Малко, протягивая руку.

– Господин Линге, рад приветствовать вас в Могадишо.

Муса Эль Галь поспешил к ним, радостно осклабившись:

– Я джаале Муса, из Министерства информации. Я здесь, чтобы встретить господина Линге, помочь устроиться в Могадишо и пожелать приятного пребывания.

Ирвинг Ньютон смерил сомалийца холодным взглядом.

– Ну что ж, вы его встретили.

Он уже подталкивал Малко к выходу. Черный «бьюик» стоял возле здания аэровокзала. Американец сел за руль, «забыв» пригласить в машину «гида». А тот, уставившись на трогающуюся машину, не пытался скрыть ярость. Тридцать секунд спустя они уже ехали вдоль грязно-серой дюны. Вдалеке виднелись белые дома Могадишо. Малко откинулся на спинку кресла.

– У вас нет шофера? – удивился он.

– Есть, – ответил Ирвинг Ньютон, – но я не хочу, чтобы за мной шпионили. Вы видели это дерьмо, которое, якобы, пришло вас встречать. Это парень из СНБ. Они везде, они слышат все, арестовывают людей, шпионят за иностранцами. За их спиной стоят Иваны. КГБ организовало СНБ по советскому образцу. Сомалийцам жрать нечего, по пятницам ради экономии в Могадишо отключают свет, но зато у них станция подслушивания, которой позавидовал бы наш технический отдел.

Они въезжали в город. Облупленное здание из красного кирпича, широкий проспект, обсаженный деревьями, жалкие магазины. Все выглядело бедно и провинциально.

– А что с послом? – спросил Малко.

– Эти сволочи продолжают делать вид, что ничего не знают, – Ирвинг Ньютон мрачно выругался. – Как будто СНБ не знает обо всем, что происходит в Могадишо.

Они ехали мимо казармы. Десяток новеньких русских танков ТБ-2 стояло вдоль забора, а сомалийские солдаты старательно мыли их.

– Их отправляют на север, к границе Джибути, – объяснил Ньютон. – Но я сомневаюсь, умеют ли сомалийцы обращаться с подобной техникой...

– Вы говорили о после? – напомнил Малко, возвращая дипломата к интересующему его вопросу.

Ирвинг Ньютон покачал головой.

– Мне доставили записку. В ней сообщается, что с ним и с остальными обращаются хорошо. Вчера я опубликовал официальное заявление Белого дома... Они не уступят, чего бы это ни стоило... Поэтому я пытаюсь выиграть время, я бушую, я деру глотку, но сомалийцам начхать.

Они уже были в центре. Транспорт двигался медленно. Старые разбитые русские грузовики, битком набитые красно-желтые такси. Много велосипедистов и пешеходов.

– Вы не против, если я заскочу в посольство? – спросил Ньютон. -Взглянуть, нет ли новостей.

– Пожалуйста, – кивнул Малко.

Пять минут спустя они остановились у небольшого особняка с развевавшимся американским флагом.

Как только Ирвинг Ньютон вошел в холл, где ожидали несколько посетителей, охранник бросился к нему.

– Сэр, мы только что получили заявление ФОПС.

– Дайте.

Лицо первого секретаря едва заметно исказилось. Он был по-мужски красив, со своим правильным профилем, слегка вьющимися волосами, энергичным подбородком. Ньютон прочел заявление и молча протянул его Малко. Это было очень короткое заявление: «Перед лицом циничного отказа империалистов ФОПС решил казнить одного из заложников, если американские империалисты не изменят своего решения».

Ирвинг Ньютон печально взглянул на Малко.

– Такое впечатление, что они поздравляют вас с приездом. Это ответ на мое заявление. Нас приперли к стене. Надеюсь, вы захватили с собой свою суперменскую коллекцию оружия. Она вам пригодится. Потому что я не уверен, что они блефуют.

Глава 5

Бассейн в отеле «Джабба» был великолепен, украшенный голубой мозаикой, укрытый в тени лимонных деревьев, с хромированной вышкой для прыжков в воду. Отсутствовала лишь одна деталь – вода, а так бы все было отлично! Бассейн был безнадежно пуст. А если учесть кучу строительного мусора, сваленного на дне, то становилось ясно, что его никогда и не заполняли... Маленький недостаток социалистической системы.

Угнетенный Малко покинул балкончик, на котором можно было свариться. В комнате энтузиазма у него не прибавилось, помещение напоминало скорее камеру, чем номер в роскошном отеле, своей облупившейся зеленой краской, астматическим и шумным кондиционером. Что же касается ванной, то своей суровой аскетичностью она вызывала аналогии с душевыми в Освенциме, а полотенца, казалось, были сделаны из крокодиловой кожи. Комната выходила во двор, и за садом виднелся порт, где без дела стояли несколько ржавых йеменских грузовых судов.

Между тем «Джабба» была гордостью сомалийского правительства. Полностью построенной народом, без помощи буржуазных архитекторов...

Малко закончил разбирать чемодан. Социализм обязывает, поэтому плечики заменяли ржавые гвозди. Он не взял с собой никакого оружия. В Сомали шутить не стоит. Шпики СНБ только и ждут, когда гость выйдет из номера, чтобы обыскать его.

Официально он всего лишь представитель госдепартамента, которому поручено при возможности вести переговоры об освобождении похищенного дипломата и остальных заложников. Впрочем, это заведомо безнадежное дело, но надо было сохранить лицо. Его миссия лишь в последнюю минуту получила «зеленую улицу» от Белого дома, ее вырвал в упорной борьбе шеф ЦРУ. Он аргументировал это так, что, поскольку Президент решил ни в коем случае не отступать перед шантажом террористов, следовало попробовать тайную операцию, даже если у нее только один шанс из тысячи на спасение заложников.

ЦРУ теперь было убеждено, что вся операция подготовлена советскими по неизвестной пока причине, и это мешало Президенту уступить.

Подъезжая к отелю, Малко видел советское посольство. Огромный комплекс зданий напротив почты на главном проспекте Могадишо Ваддада Сомалиа.

Разобрав вещи, он спросил себя, что можно попытаться сделать для спасения заложников. Один, безоружный, без помощников, во враждебной и закрытой стране. Малко умирал от жажды. Вместо того, чтобы напиться воды из крана, в которой наверняка был миллион микробов на кубический сантиметр, он решил спуститься в бар на первом этаже.

Большая фотография Председателя Верховного революционного совета Сиада Барре висела над неработающим лифтом. Усмехнувшись, Малко подумал, что строители забыли о тросах, и пошел вниз пешком. Едва он оказался в холле, как его аэропортовский «гид» возник из одного из кресел с приличествующим обстановке выражением лица.

– Кажется, люди из ФОПС предъявили вам ультиматум, – спросил он с жадным видом голодного стервятника.

– Точно, – ответил Малко, будучи уверен, что осведомитель знает о послании. – Это гнусный шантаж. Мне кажется, что ваша милиция не очень-то расторопна.

«Товарищ» Муса нахмурился.

– Да, да, – подтвердил он. – Но ей приходится нелегко. Похитители скрываются. Могадишо – большой город.

Опять старая песня. Малко даже не попытался вступить в дискуссию. Судя по всему, «гид» явно настроен не отпускать его от себя. Это не предвещало ничего хорошего для его миссии... Холл «Джаббы» был достаточно пустынным. Полдюжины северокорейцев, оживленных, как осенние мухи, ожидали бог знает чего, чинно сидя в ряд на диване. Шпики из СНБ торчали за каждой колонной, украдкой бросая жадные взгляды на барменш за стойкой, острые соски которых угадывались под белыми нейлоновыми блузками.

Вдруг его внимание привлекла немецкая речь. Рядом с ним европеец с седыми волосами, коренастый и краснорожий, с вульгарным и одновременно приветливым лицом, пытался объясниться с сомалийцем, который говорил только по-английски... Настоящий диалог глухих. Малко подошел и спросил по-немецки:

– Что вы хотите ему объяснить? Я говорю и по-английски.

Незнакомец улыбнулся всеми своими испорченными зубами:

– Вот уже десять минут я пытаюсь у него выяснить, где мне найти фотолабораторию, чтобы проявить снимки.

Малко перевел, и лицо сомалийца озарилось улыбкой. В три минуты они договорились, и сомалиец ушел, унося кучу пленок, которые ему вручил немец. Он, наверное, был фотографом, судя по его огромной сумке. Почувствовав облегчение, немец взял Малко под руку:

– Пойдемте в бар, я хочу вас угостить. Вы немец?

– Почти. Австриец.

– Приятно поговорить в чужой стране на родном языке, – напыщенно произнес немец. – Я из Берлина. Хельмут Ламбрехт, журналист из «Цайт им Бильд». Делаю репортаж из Сомали. А вы?

«Цайт им Бильд» был самым крупным иллюстрированным журналистом в Восточной Германии.

– Я дипломат, – ответил Малко. – Работаю на американское правительство.

Восточногерманский журналист улыбнулся:

– Я всегда мечтал посетить Соединенные Штаты, но мне все время отказывали в визе.

Малко отдал бы многое, лишь бы оторваться от своего «гида». Последний все-таки не осмелился сесть за их столик, но наблюдал за Малко, усевшись на табуретке буквально в двух метрах. Бар был совсем маленький, он располагался в глубине холла и выходил прямо в сад. Малко попросил рюмку водки. Хельмут Ламбрехт остановил его.

– Закажите лучше рому. У них тут только местная водка. Говорят, что от нее слепнут. На худой конец – ананасовый сок.

Из осторожности Малко решил удовольствоваться ананасовым соком. Его новый приятель показал пальцем бармену на бутылку коньяка «Гастон де Лагранж», чудом затесавшуюся в батарею бутылок на стойке.

– Что вы делаете в Могадишо? – поинтересовался немецкий журналист.

– Мне поручено попытаться освободить нашего посла мистера Рейнольдса, – признался Малко. – Он был похищен с пятью другими людьми террористической группой, которая угрожает его казнить. Это люди из ФОПС, – добавил он.

– Ах, да. Я слышал об этой истории, – закивал восточный немец. – Я знаю этих ребят, делал репортаж о них год назад. Они уже похищали автобус с детьми на границе с Джибути, чтобы оказать давление на французское правительство. Присутствие иностранцев, должно быть, раздражает сомалийцев.

Малко украдкой взглянул на собеседника, чтобы понять, искренен тот, наивен или хитер.

Ежедневная сомалийская газета «Ксиддигта Октобаар» <"Звезда Октября"> ни словом не упомянула о похищении. Любопытная сдержанность.

– У сомалийцев странная позиция, – осторожно начал Малко. – Они делают вид, что не знают о деятельности ФОПС. Мне представляется, что в это трудно поверить.

Журналист энергично покачал головой.

– Сомалийцы, в целом, спокойные люди, избегают конфликтов, но в данном случае находятся в затруднении. Люди из ФОПС – это экстремисты, и они требуют вслух того, о чем Сомали говорит шепотом. Поэтому сомалийцы не осмеливаются их трогать. Я думаю, в конце концов все уладится. Не надо заставлять их терять лицо. Чего они требуют?

– Закрыть посольство.

– Ну так закройте его, – посоветовал Хельмут Ламбрехт. – Потом вы снова его откроете, и все будут довольны.

– Это не так просто, – вздохнул Малко.

– Может, я смогу вам помочь, – предложил журналист. – Я многих тут знаю. Сейчас я провожу здесь отпуск...

Малко не ответил. Надо быть испорченным до мозга костей, чтобы приезжать в Сомали в отпуск.

– Как знать, – неопределенно ответил он.

Хельмут Ламбрехт посмотрел на часы и выпил рюмку своего коньяку.

– Мне еще пять часов тут торчать. В принципе, у меня сегодня вечером встреча с президентом Сиадом Барре. Но дело в том, что он принимает посетителей, когда захочет. Последний раз он дал мне аудиенцию в десять часов утра.

– Спросите у него, что он думает о нашем деле, – попросил Малко не то в шутку, не то всерьез.

Журналист еще успеет опустошить свой «Гастон де Лагранж» до того, как его примет президент.

Малко показалось, что «товарищ» Муса стал смотреть на него с большим почтением после того, как он побеседовал с восточногерманским журналистом. Он ждал машину американского посла возле отеля. За ним должен был заехать Ирвинг Ньютон. Влажная жара не давала дышать.

На стоянке возле отеля какой-то таксист спал в машине, и его ноги торчали из открытой дверцы. Жизнь в городе остановилась до пяти часов. Только когда Малко оказался в салоне «бьюика» с кондиционером, ему стало лучше.

Лицо Ирвинга Ньютона осунулось, глаза покраснели, он нервно курил.

– Что нового? – спросил Малко.

– Ничего после утреннего ультиматума, – признался американец.

– Разве у ФОПС нет постоянного представительства в Могадишо? -поинтересовался Малко.

– Конечно, есть, – ответил дипломат. – Напротив отеля «Таалех». Но сомалийцы клянутся, что заложников там нет.

– Стоило бы проверить, – посоветовал Малко.

– Я уже подумал об этом. Я хотел поехать туда позавчера, но в двухстах метрах от «Таалех» меня остановил военный джип и приказал повернуть обратно, якобы из соображений безопасности. Что, по-вашему, мне было делать? Не забывайте, нас здесь постоянно преследуют и шпионят за нами.

В который раз Малко задал себе вопрос, зачем он приехал в эту ужасную страну.

– Куда мы едем? – спросил он.

– В министерство внутренних дел. Замминистра просил о встрече с вами, чтобы проанализировать ситуацию. Но это ничего не даст.

Встреча, имеющая целью промывание мозгов... Малко не мог не думать о последнем ультиматуме. Террористы из ФОПС были способны казнить одного и даже нескольких заложников, чтобы показать, что они настроены серьезно.

– Президент не уступит, – напомнил Малко. – Мы сами должны заставить их уступить. Или найти другое решение.

Ирвинг Ньютон покачал головой:

– Right.

Они поднимались от моря по широкому пыльному проспекту с облупившимися домами. «Бьюик» въехал во двор большого грязно-желтого здания. Над входом красовался герб Сомали: две пантеры, поддерживающие с двух сторон щит с голубой звездой. Герб совершенно не соответствовал действительности – последняя пантера уже давно была вывезена из Сомали и продана, чтобы купить нефть в Ираке. Малко обратил внимание на длинное здание рядом с министерством, ощетинившееся антеннами, как насекомое из научно-фантастического фильма.

Они вышли из машины.

Ирвинг Ньютон нагнулся к Малко.

– Это штаб-квартира СНБ. Центр подслушивания телефонов... Еще один их центр расположен напротив «Джаббы». Следующий – рядом с русским консульством, на виа Ленин. И мне известно, что четырнадцать советских офицеров работают в одном здании рядом с Радио-Могадишо.

Поднимаясь на крыльцо министерства, Ирвинг Ньютон оглянулся на «бьюик».

– Можете быть уверены, шофер тоже за нами шпионит...

Стену украшали висящие рядом советский и китайский календари. Наверное, чтобы показать русским, что они не единственные хранители Истинной веры...

Чай перед Малко давно остыл, а он даже не смочил губы. Ярость туманила голову. Чиновник, сидевший с другой стороны стола, очень темнокожий, так изощренно издевался над ними, что Малко хотелось влепить ему пощечину. Время от времени сомалийцы с бандитскими рожами открывали дверь и засовывали в кабинет головы, с любопытством рассматривая Малко и Ньютона, как будто это были диковинные звери. Шпики учились...

– Если я правильно понял, господин министр, – подытожил Малко, – вы утверждаете, что якобы не знаете, где находятся террористы, ответственные за похищение семьи Рейнольдс, и где сами заложники. И это в то время, как в американское посольство уже поступило несколько письменных заявлений от них. Почему же вы не задержали посланцев или хотя бы не установили слежку? Сомалиец покачал головой, спокойно выдержав взгляд Малко.

– Мы не хотели подвергать риску жизнь заложников, – объяснил он. -Террористы предупредили, что если за ними будут следить, они казнят американцев. У нас руки связаны. Возможно даже, что в Могадишо пленников уже нет.

– Мне показалось, что заграждения на дорогах контролируют все въезды в город, – ответил ударом на удар Малко. – Вы не приняли после похищения никаких экстренных мер безопасности?

– Конечно, приняли, – запротестовал сомалиец, сделав вид, что возмущен. – Но город можно покинуть не только по дорогам.

Ирвинг Ньютон молчал, плотно сжав губы и вцепившись пальцами в колени, чтобы не выдать своего гнева. Ему казалось, что он играет дурацкую роль в плохом спектакле. Но на карту было поставлено шесть человеческих жизней. Дипломата восхищало внешнее спокойствие Малко... Последний после некоторого молчания спросил:

– Что же вы мне посоветуете предпринять, господин министр?

Сомалиец сокрушенно развел руками.

– Вступить в переговоры с этими террористами. Попытайтесь убедить их отказаться от части своих требований. Они наверняка согласятся на отсрочку закрытия посольства. Мы были бы счастливы служить в этих переговорах посредниками, чтобы все прошло хорошо, чтобы заложники уцелели.

Малко задумался. Это был скрытый ультиматум. Все происходило так же, как в Энтеббе. Только здесь они не знают, где находятся заложники. Сомалийцы хитрее, чем президент Амин Дада, а американцы – не израильтяне. Здесь не будет спасательной экспедиции морской пехоты.

Он поднялся:

– Благодарю вас, господин министр, я передам эту информацию моему правительству.

После обычных рукопожатий американцы вышли из кабинета и, миновав лифт, спустились пешком. Ирвинг Ньютон был бледен от ярости. Светлые глаза Малко покрылись зелеными прожилками, что тоже свидетельствовало о с трудом сдерживаемом бешенстве. Американец взорвался на крыльце.

– Сволочи! Они нам в морду плюют! Надо было... – Малко взял его под руку.

– Мы рассмотрим ситуацию. В посольстве.

Они сели в «бьюик», избегая при шофере говорить о деле. Перед ними проплыл огромный плакат, изображающий зловещую сионистскую гидру, которая душит несчастных арабов. Чуть дальше стояла великолепная новенькая мечеть, напротив размещалось руководство Сомалийской народно-революционной партии. Мечеть привлекла внимание Малко. Американец объяснил, криво улыбаясь:

– Это подарок саудовцев. Сомалийцы – в бешенстве. Они попросили у них денег на покупку оружия. А те вместо денег кинули эту мечеть. Сомалийцы приняли ее с брюзжанием. Потому что правительство делает все что может, чтобы помешать соблюдению религиозных правил и обрядов в стране.

– Но мне казалось, они заявляют, что принадлежат к арабскому миру? -удивился Малко.

Дипломат пояснил:

– Да, но под советским давлением правительство стремится искоренить любые формы религии. Поэтому консервативные арабские страны не любят Сомали.

«Бьюик» был уже в центре города. Малко не давал покоя один вопрос. Почему сомалийцы хотят выгнать американцев и делают это так категорично?

В шестистах пятидесяти километрах севернее Могадишо, в Бербере, советские владели одной из современнейших в мире военно-морских баз, контролируя Индийский океан и Красное море. Между Берберой и Аденом они закрыли дорогу даже танкерам.

Американцы прекрасно знали это, их спутники-шпионы ежедневно летали над базой... Если в Сомали не останется даже ни одного американца, это ничего не изменит. В любом случае, Бербера – место, посещать которое запрещено всем, нет, тут что-то другое.

Когда Малко и первый секретарь вошли в посольство, там находилась дюжина терпеливо ожидавших начальство сомалийцев. В лохмотьях, явно несчастных.

– Странные у вас посетители, – заметил Малко.

– О, это сомало-американцы, – объяснил первый секретарь. – У них двойное гражданство, потому что они жили какое-то время в Соединенных Штатах и вернулись, чтобы получить пенсию здесь.

– У вас есть какое-то объяснение случившемуся? – спросил Малко дипломата, когда они расположились у того в кабинете. – Но почему они так упорствуют? Сомалийцы – не одни, за ними, вероятно, стоят русские... Вы не догадываетесь, в чем тут дело?

Ирвинг Ньютон удрученно покачал головой.

– Увы... Правда, три недели назад произошел трагический инцидент. Я попросил одного своего друга итальянца, который собирался путешествовать по югу страны, привезти мне кое-какие сведения. Я слышал странные разговоры насчет группы островов на юге, островов Барджуни. Сомалийское правительство только что эвакуировало оттуда население. Под тем предлогом, что вода там вредна для здоровья. Как будто местные жители ее до сих пор не пили...

– Ну, и... – нетерпеливо спросил Малко.

– Больше никогда своего друга я не видел, – признался Ирвинг Ньютон. – По крайней мере, живого. Несколько дней спустя на пляже в Могадишо обнаружили его труп. Он утонул. Во всяком случае так утверждала полиция. Но якобы мальчишки, которые нашли труп, говорили, что у него на шее была проволока... Проверить это невозможно. Вскрытия не было...

– А что там на юге?

– Ничего. Русские на севере и в сторону Огадена. Их очень много. Как только включаешь УКВ-приемник, на всех частотах слышна русская речь. Это -советские летчики, которые, в основном, летают на сомалийских «мигах».

Для разгадки тайны похищения в этой информации Малко не нашел ни одной зацепки.

– У нас только один выход, – сказал он. – Разыскать заложников и освободить их. Иначе... На кого я могу рассчитывать в Могадишо, планируя операцию?

Ирвинг Ньютон вздохнул и отрицательно покачал головой:

– Насколько я знаю, ни на кого. Я единственный агент «компании» здесь. Советские знают, что я имею отношение к ЦРУ. Кроме того, практически все мои агенты здесь в течение последних месяцев были не в состоянии выйти на контакт. Другие боятся. А мне никогда не давали кредитов, чтобы завербовать новых. Пентагон так активно использует в Сомали электронную разведку, что почти забросил агентуру. Все, что его интересует, – это Бербера.

Консул иногда давал мне информацию, но он сдрейфит, когда речь зайдет о серьезных делах. Конечно, в Найроби у нас есть люди, готовые начать действовать, но их просто не впустят в Сомали.

Малко слушал Ньютона почти с отчаянием.

Еще раз ЦРУ с радостью направило его на бойню. Без контактов на месте у него нет никаких шансов.

Небольшой кабинет первого секретаря на втором этаже посольства был настоящей тихой гаванью, с его зарешеченным окном и бронированной дверью. Месяц назад его «проинспектировали» разъездные специалисты из технического отдела... Чтобы расслабиться, Малко указал на кусок картона, вставленный вместо стекла.

– У вас действительно мало кредитов...

Ирвинг Ньютон выдавил невеселую улыбку.

– Дело не в деньгах. Ни один сомалийский рабочий не имеет права работать в иностранном посольстве по собственной инициативе. Чтобы вставить это стекло, я должен написать заявление в Министерство иностранных дел Сомали, которое передаст его в Министерство внутренних дел, а там уже назначат устраивающего их мастера. Который будет, разумеется, агентом СНБ и воспользуется ремонтом, чтобы начинить комнату микрофонами. Как это было в резиденции итальянского посла. Однажды во время грозы у них произошло короткое замыкание, и вдруг он услышал голос, звучавший прямо из стены его комнаты. Это были парни, которые шпионили за ним из штаб-квартиры СНБ.

Вот уж действительно гостеприимная страна. Правда, у русских всегда была страсть к подслушивающим устройствам. Малко размышлял. Как ему теперь вырваться из этой удушающей атмосферы?

– Не могли бы вы достать мне машину? – спросил он.

Американец отрицательно покачал головой.

– Нет. Необходимо специальное разрешение для постоянно не проживающих в стране иностранцев, даже если у них дипломатические паспорта. Практически они никогда не дают этого разрешения. Если я попрошу его для вас, они предоставят в ваше распоряжение машину с шофером из СНБ. Не думаю, что вас это устроит.

– Тысяча чертей, – выругался Малко, – должны же быть в этом городе люди, которые хотели бы нам помочь. Кстати, а эти сомало-американцы?

– Может быть, – согласился Ирвинг Ньютон. – Я никогда об этом не думал, уж больно они тупы.

– Позовите консула, – попросил Малко.

Глава 6

Джонатан Грейс был красивый негр с низким голосом, с очень короткими курчавыми волосами, безупречно одетый. Он принес в кабинет первого секретаря список сомало-американцев и просматривал его вместе с Малко и Ирвингом Ньютоном, комментируя каждую фамилию.

– У этого маразм, – сказал он, – ему уже семьдесят шесть, этот живет под Берберой и никуда не выезжает. Эту семью забирала СНБ. Они нас заложат. – Он вычеркнул одну фамилию. – Этот умер месяц назад. Этих уже полгода не видно, они кочевники... А вот этот может вас заинтересовать. Он живет в Могадишо и, мне кажется, уже оказывал нам некоторые услуги. Я принесу досье.

Он вышел. Малко и Ньютон переглянулись. Американец заметил:

– Нам надо быть очень осторожными, мы подвергаем консула огромному риску. Если СНБ его сцапает, он погиб.

– Знаю, – сказал Малко, – но у нас нет выбора. Пан или пропал.

Ирвинг Ньютон не ответил. Если бы все кончилось благополучно, он мог бы рассчитывать на дипломатический пост в цивилизованной стране. Консул вернулся с серой папкой под мышкой.

– Я был прав, – сказал он. – Абди уже соглашался нам помогать. После США он жил в Кении, был шофером на сафари в джунглях. Женат. Трое детей, две дочери и сын. Живет около порта в старом квартале. По-моему, сейчас он на государственной службе.

Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой.

– Как можно с ним связаться? – спросил Малко.

Консул сделал непроницаемое лицо.

– Это трудно, – пробормотал он нерешительно. – Если пойти с ним на встречу, СНБ сразу же об этом узнает и установит слежку. Письма практически все перлюстрируются, да и пока оно попадет к адресату, мы потеряем несколько дней. Телефона у него нет...

Снова тупик. Какая польза от такого потенциального союзника, если до него невозможно добраться.

Вдруг глаза Малко загорелись. Его осенила идея.

– Эти сомало-американцы все получают пенсии? – быстро спросил он.

– Да, – ответил консул. – Ну и что?

– Вы всем сообщите, что им увеличили пенсию. Скажем, на пятьдесят долларов. Тем, кто живет в Могадишо, отправьте уведомления. Пусть они зайдут в посольство подписать бумаги.

Консул испуганно уставился на него.

– Но я же не могу сделать этого. Мне придется действительно платить. Где я возьму деньги?..

Малко снисходительно посмотрел на него.

– Сколько сомало-американцев в Сомали?

– Двадцать семь.

– Ну что ж, – сказал Малко. – Предположим, что вы им увеличите пенсию на пятьдесят долларов в год. Это будет немногим больше тысячи долларов.

– Да, но эту тысячу придется платить каждый год, – возразил консул. -Никогда пенсионный фонд на это не пойдет. Им не позволит бюджет.

– А «компания» позволит, – весело заявил Малко. – Мне поручено вернуть заложников любой ценой. Если операция сорвется, нам это обойдется гораздо дороже, чем тысяча долларов в год. Поэтому, даже если нам придется платить этим людям до конца их жизни, сделайте это. Сегодня же разошлите всем сомало-американцам письма с этой хорошей новостью и попросите их явиться в консульство, чтобы расписаться в ведомости.

Ирвинг Ньютон с воодушевлением поддержал Малко:

– Это фантастическая идея.

Однако консул продолжал колебаться:

– Надо об этом сообщить также в сомалийское министерство иностранных дел, – возразил он. – Деньги идут через этот департамент. Сомалийцы не имеют права получать валюту.

– Отлично! – пришел в восторг Малко. – Так они ни за что не заподозрят, что это ловушка. Действуйте. А там останется только убедить этого Абди. Пообещаем ему все, что он захочет.

– Не будем терять голову, – осторожно заметил первый секретарь. – Мы еще не знаем, чем он может быть нам полезен. Вряд ли у него высокий коэффициент умственного развития.

– Это лучше, чем вообще без коэффициента, – рассмеялся Малко.

Джонатан Грейс поднялся.

– О'кей. Я займусь этим. Надеюсь, что дело выгорит. Думаю, что у нас есть шанс связаться с ним в ближайшие двое суток. Нужно только, чтобы вы оставались в пределах досягаемости, чтобы в нужное время оказались на месте. Потому что мы не сможем вызывать его дважды.

Консул покинул кабинет, унося свои папки. Ирвинг Ньютон с тревогой взглянул на Малко.

– Мы играем с огнем, – сказал он. – СНБ установило здесь такой террор, что я не уверен, согласится ли этот парень хотя бы говорить с нами.

– Посмотрим, – рассеянно произнес Малко. – В любом случае без связи с местными жителями мы бессильны.

Первый секретарь машинально пригладил волосы.

– А ультиматум? Нужно как-то ответить на него.

– Мы схитрим, – заявил Малко. – Опубликуйте в сомалийской прессе сообщение, что госдепартамент внимательно изучает требования террористов. Попросите отсрочки.

Американец вскинулся.

– Но я только вчера заявил обратное.

Малко пожал плечами.

– Велика важность! Нужно их убедить, что мы понемногу уступаем шантажу. Выиграть время.

– Но я полностью завишу от госдепартамента, – запротестовал первый секретарь. – Я не могу нарушать приказы Белого дома.

Малко едва заметно иронически улыбнулся.

– Им вы тоже соврете. Скажете, что сомалийцы исказили в публикации ваши слова. Каждый получит удовлетворительное объяснение, а нам это на руку. Мы имеем дело с бандитами, и надо вести себя соответственно. Иначе вы никогда не увидите заложников.

Ему было неприятно, что он лукавит с американцем, но необходимо было расшевелить Ирвинга Ньютона. Первый секретарь покачал головой.

– Вы правы. Я сейчас же свяжусь с «Ксиддигта Октобаар».

Малко поднялся.

– Я возвращаюсь в «Джаббу», – сказал он. – Кстати, покажите мне на плане Могадишо, где находится резиденция ФОПС.

Ирвинг Ньютон вздрогнул.

– Вы хотите туда проникнуть?

– Если найду способ, – уклончиво ответил Малко. – Кабы знать, где находятся заложники, можно было бы что-то предпринять...

– Я вас отвезу в отель, – предложил американец.

– Не стоит. Пройдусь немного. Посмотрю город. Идти всего-то полмили. Не умру. Если будут новости, вы найдете меня в отеле.

Выйдя из посольства, Малко оказался на неширокой улице с убогими, полуразвалившимися домами, изнемогающей от жары. Как только он спустился с крыльца, сомалиец в зеленой тенниске, сидевший на корточках у ободранной стены, не торопясь поднялся и пошел вслед за ним. Метров через сто, когда Малко повернул налево, чтобы выйти на Ваддада Сомалиа, и незаметно глянул назад, он все еще следовал за ним. Шпик из СНБ был тоже на работе.

Малко не спеша направился к «Джаббе», рассматривая прохожих.

Цветущие женщины отличались невероятными грудями и задами, едва скрытыми под складками почти прозрачных одежд.

По контрасту мужчины были странно тощими и хилыми, как будто их пожирали эти великолепные черные самки. Женщины, ничуть не смущаясь, нагло разглядывали мужчин. Никогда не скажешь, что ты в мусульманской стране. Странная страна.

Дойдя до почты, Малко обернулся. Зеленая тенниска мелькала неподалеку.

Холл «Джаббы» показался ему восхитительно прохладным после того, как он прошелся по солнцу. Он поспешил в бар и заказал маленькой барменше с острыми грудями ананасовый сок. Не успел он получить заказ, как в бар вошла молодая женщина, чье появление заставило его забыть о жажде.

Это была ослепительная мулатка, одетая в облегающую длинную тунику цвета электрик. Она двигалась под бряцание золотых и серебряных браслетов. Браслеты были повсюду. На полных коричневых руках выше локтя, ниже локтя, на запястьях. На щиколотках. Последние задевали друг друга при ходьбе. Колье, украшенное большими кабаньими клыками в золотой оправе, подчеркивало длинную шею. Ее черные волосы, собранные на затылке в конский хвост и сколотые тяжелой золотой брошью, падали до талии, невероятно тонкой, как у большинства сомалиек. Она прошла до конца зала и направилась к столу Малко все той же гордой походкой. Он в упор взглянул на незнакомку. Ее круглое привлекательное лицо носило совершенно отсутствующее выражение. Обведенные черным и подчеркнутые зелеными тенями глаза были светло-карие и слегка навыкате. Довольно светлая кожа цвета кофе с молоком свидетельствовала о том, что красавица была с примесью негритянской крови.

Походка ее была грациозна и чувственна, а королевская осанка и достоинство, с которым она несла себя, говорили о ее уверенности в собственной красоте и притягательности.

Сердце Малко забилось чаще. Незнакомка двигалась прямо на него. Она остановилась возле стола. В ее больших карих глазах появился нахальный блеск. Острые тяжелые груди, едва скрытые легким шелком, казалось, бросали ему вызов. У него возникло ощущение, что при появлении незнакомки в баре воцарилась тишина. Кроме него в зале еще за двумя столиками сидели сомалийцы и играли в домино.

Незнакомка улыбнулась ему.

– Вы Хельмут Ламбрехт? – спросила она по-немецки.

Невольно Малко почувствовал легкое разочарование. Это оказалось всего лишь недоразумение. Поскольку он был единственным белым в баре, у нее не оставалось выбора.

– Увы, – он развел руками. – Но мы знакомы. Он должен быть в своем номере.

Негритянка покачала головой, не двигаясь с места.

– Его нет в номере, я спрашивала у администратора.

– Он непременно вернется, – уверил ее Малко.

Улыбка женщины стала еще шире.

– Могу ли я подождать его за вашим столиком? – спросила она. – Я не люблю сидеть одна.

Глава 7

От резкого выброса адреналина у Малко поднялось давление. Шурша шелками, роскошное создание, не ожидая ответа, уселось рядом с ним. Женщина положила длинные ноги одна на другую, разглядывая Малко с беззастенчивым и в то же время каким-то беспомощным выражением лица.

– Вы не говорите по-итальянски? – спросила она.

– Si <Да (ит.)>, – сказал Малко.

– Ах, это замечательно! – Она протянула руку. – Меня зовут Фуския. Я наполовину итальянка. Знаю только несколько слов по-немецки. А господин Ламбрехт говорит по-итальянски?

– Не знаю, – ответил Малко.

– Я никогда не видела его, – призналась прекрасная мулатка. – Один мой друг попросил меня поужинать с господином Ламбрехтом, потому что сегодня вечером он один. Я надеюсь, он скоро придет?

На Малко нашло озарение. Немецкий журналист ведь говорил ему, что должен встретиться с Председателем Верховного революционного совета Сиадом Барре, это никак не совмещалось с любовным свиданием.

Фуския играла одним из браслетов, лицо ее ничего не выражало. Восхитительное животное, которое хочется тут же завалить на спину.

В другом конце зала возник его «гид». Казалось, челюсть «товарища» Мусы отвисла больше обычного. Его козлиная бородка плавала в стакане. Он бездарно делал вид, что ни Малко, ни его собеседница его не интересуют. Малко пристально рассматривал пышное и чувственное создание, сидящее перед ним.

Чего она хочет на самом деле?

Он уже давно не верил в волшебные сказки.

– Я счастлив познакомиться с такой очаровательной дамой, – сказал он учтиво. – Однако, по-моему, Могадишо не богат на развлечения.

На лице Фускии появилась сокрушенная улыбка.

– После ухода из города итальянцев все словно вымерло. Я держу небольшую гостиницу с рестораном «Кроче дель Суль». Приходите как-нибудь поужинать. У меня повар-йеменец.

Малко не увидел связи: Йемен больше известен рабами, чем кулинарными талантами.

– С удовольствием, – сказал он тем не менее.

– А что вы делаете в Могадишо? – спросила Фуския. – Вы бизнесмен?

– Нет, дипломат, – заявил Малко. И стал ей рассказывать о заложниках. Мулатка слушала его со старательным сочувствием.

– Это отвратительно! – ужаснулась она. – Нужно добиться, чтобы этих людей отпустили. Там же дети! Им, наверное, страшно.

Некоторое время они обсуждали эту тему. Фуския заказала рюмку рома, потом вторую и настолько освоилась, что стала недвусмысленно поглаживать своей длинной коричневой ладонью руку Малко. Несколько опешив, он спросил себя, не является ли она местной гетерой, предназначенной для знатных гостей. В конце концов, может, сомалийцы тоже умеют жить...

Томный влажный взгляд женщины красноречиво говорил о ее намерениях. Увы, он тут не для того, чтобы разводить амуры с экзотическими дамами. Ультиматум террористов достаточно категоричен, и он не может себе позволить расслабиться. Даже если есть только один шанс, что они приведут угрозу в исполнение. С другой стороны, Фуския вполне может оказаться полезной... Мулатка как раз наклонилась к нему.

– Вы любите танцевать? Позади «Джаббы» есть дансинг. Не сказать, чтобы там была очень приличная публика, но оркестр хороший.

Ход был весьма примитивный.

– Ну что ж, – сказал Малко, улыбаясь, – если ваш друг Ламбрехт не придет, я составлю вам компанию.

Лицо Фускии просияло.

– О! Это было бы так мило!

Малко продолжал глядеть на нее в упор:

– Кстати, кажется, сегодня вечером у господина Ламбрехта свидание с председателем Сиадом Барре... Скорее всего он вернется поздно. Вас не предупредили?

На какую-то долю секунды в ее лице что-то дрогнуло, и Малко убедился, что эта женщина не просто гетера. Тем более надо разобраться, чего ей надо.

– Наверное, это – недоразумение. Не понимаю. Как глупо, я специально оделась, ведь он пригласил меня поужинать.

– Куда? – поинтересовался Малко.

– В новый ресторан «Терраса». Напротив бывшего дворца правосудия. Говорят, приличное место.

Малко бросил взгляд на свои кварцевые «сейка». Половина девятого.

– Думаю, господин Ламбрехт не придет, – сказал он. – Оставьте записочку, чтобы он знал, где вы, и пошли ужинать.

Большие карие глаза глянули на него с томной нежностью: она была вполне в духе «тропических наслаждений».

– О! Если это вас не затруднит...

– Нисколько, – заверил Малко. – Не думаю, что моя миссия по спасению намного продвинется сегодня вечером. У вас есть машина?

– Маленькая, – кокетливо сказала Фуския, – к тому же она не совсем в порядке. Запчастей не найдешь. Новая машина стоит сейчас двадцать тысяч долларов: сто двадцать тысяч сомалийских шиллингов.

– Сойдет, – Малко встал и предложил руку Фускии.

Они пересекли бар, провожаемые завистливыми взглядами посетителей и «товарища» Мусы. Странно, но он не двинулся с места. Как будто знал, куда направляется Малко. По пути Фуския оставила у администратора записку для Хельмута Ламбрехта.

Маленький «фиат» старого выпуска, настоящий музейный экспонат, к тому же изрядно побитый, стоял у входа в отель.

Машина была такая маленькая, что втиснувшись на сиденье, Малко оказался плотно прижатым к своей роскошной соседке. Их ноги соприкасались, и, чтобы переключить скорость, Фускии пришлось прикоснуться к его колену. Он обнял женщину за плечи, и она, трогаясь с места, бросила на него влюбленный взгляд. Малко опасался, что «фиат», не выдержав такой нагрузки, тут же разлетится на куски, но, как ни странно, под визги и скрежет мотора машина все же выехала со стоянки.

Голубая вывеска заправочной станции сверкала на фоне темного неба над террасой ресторана, где они расположились. Теплый влажный ветер слегка развеял духоту, а аромат Фускии приятно щекотал ноздри Малко. Африканское небо над ними сверкало всеми своими звездами. Настоящая ночь для влюбленных. Малко, с трудом пережевывая совершенно резинового лангуста, задавался вопросом, что же произойдет дальше.

– Вкусный лангуст? – осведомилась Фуския.

– Омерзительный, – ответил Малко.

Она засмеялась.

– Сомалийцы не умеют их готовить. Они их вообще не едят. Считают, что лангусты на вкус – как крысы. Поэтому они здесь такие дешевые.

Фуския была слишком нежна, ночь слишком чудесна. Он вспоминал о том, что говорил ему Ирвинг Ньютон. Сомалийцы не имеют права на контакты с иностранцами. Кроме стукачей СНБ... Значит, Фуския не та, за кого себя выдает. Жаль... Ресторан располагался на верхнем этаже особняка авиакомпании «Сауди Эрлайнз» <Авиалинии Саудовской Аравии> в самом центре Могадишо. Он был почти пуст. Немногие посетители выпивали и закусывали у длинной стойки. Там подавали только плоды папайи. С клочьями молодой недовареной баранины. Это было нечто неописуемое, не то мясо, не то макароны из цемента... Из напитков на выбор предлагались ананасовый сок без сахара, но с амебами, или ром. Вино «Моэ и Шандон» и настоящая водка были здесь неизвестны. Правда, на стойке возвышалась бутылка из-под «J&B», но она служила всего лишь подсвечником.

До них доносились звуки оркестра. На том же этаже находился дансинг. Фуския нежно проворковала:

– Спасибо. Я так счастлива, что пришла сюда. Мне не часто приходится бывать в подобных местах.

Ее голубое платье светилось в полумраке, как маяк. От рома ее глаза блестели, а совершенное тело, казалось, безмолвно предлагало себя.

– Хотите танцевать? – предложил Малко.

Она накрыла ладонью его руку.

– Подождите немного! Нам здесь так хорошо. А там люди.

Не успела она договорить, как дверь дансинга распахнулась и группа молодых сомалийцев ввалилась на террасу. Четверо из них сели за соседний стол, громко разговаривая, смеясь, они явно были «под мухой».

Очень скоро они обратили внимание на Фускию, постоянно оборачивались, рассуждали на своем языке. Малко насторожился.

– Что они говорят?

Фуския опустила глаза. Ей было явно не по себе.

– О! Ничего особенного...

Вдруг один из сомалийцев поднялся и подошел к их столику. Его расстегнутая до пупка рубашка открывала голую потную грудь, курчавые волосы закрывали и без того низкий лоб. Игнорируя Малко, он угрожающе заговорил с Фускией.

– Что ему нужно? – опять вмешался Малко.

– Он приглашает меня танцевать...

Ответить Малко не успел. Сомалиец, протянув руку над столом, грубо схватил Фускию за запястье и потянул на себя. Молодая женщина подчинилась с испуганным криком. Незнакомец, не теряя времени, продолжал тащить ее, щупая между делом левой рукой шары ее грудей.

Истинный джентльмен.

Малко встал, опрокинув стул. Одним прыжком он оказался рядом с сомалийцем. Кулаком ударил его прямо в челюсть, и тот отпустил Фускию, отшатнувшись от удара. Повторить атаку Малко не успел. Он почувствовал, что его схватили за руки, заломив их за спину. Трое попутчиков пьяницы, быстро сориентировавшись, набросились на него сзади.

Оцепенев, Фуския наблюдала эту сцену расширенными от ужаса глазами. За какую-то долю секунды Малко «сфотографировал» официантов и метрдотеля, неподвижно застывших на своих местах, как будто происходящее их не касалось. Мужчина, которого он ударил, снова шел прямо на него. Он уже не был похож на пьяного. Профессиональным жестом сомалиец сунул руку в карман. Малко услышал сухой щелчок, увидел тусклый блеск стального лезвия. Сзади двое держали его за руки, не давая двигаться, и его живот был открытой мишенью для убийцы. Рука сомалийца расслабилась и выбросила вперед лезвие.

Отчаянным усилием Малко рванулся влево. Потеряв равновесие, один из тех, кто его держал, сдвинулся на полметра вперед и увлек за собой всю группу. Второй сомалиец, выкручивавший Малко правую руку, издал хриплый крик – лезвие ножа вошло в его тело как раз над ремнем. Отпустив Малко, он схватился обеими руками за рану, согнулся пополам, скривившись от боли. Малко резко обернулся. Его колено врезалось в низ живота другого сомалийца.

Два раза подряд. С яростью, удесятерившей его силы.

Его жертва застыла с открытым ртом, как рыба, вытащенная из воды, потом негодяй икнул, и его начало рвать. Фуския стояла все так же неподвижно. Недолго думая, Малко схватил стул и бросился на того, который был с ножом. Бандит, не дожидаясь удара, ринулся прочь и скрылся на темной лестнице. Четвертый компаньон как-то по-детски толкнул Малко в спину и тоже выскочил на лестницу. Тяжело дыша, Малко оперся на перила. Он сравнительно легко отделался. Фуския бросилась к нему, начала душить в объятиях, бессвязно повторяя итальянские слова, прижимаясь к нему теплым гибким телом, обволакивая его сладким ароматом. Малко же с трудом подавлял бешеное желание хлестать ее по щекам, пока не оторвется эта хорошенькая головка. Он только что избежал великолепной ловушки.

Фокус с дракой и с пьяным – такое ему уже устраивали. Фуския хладнокровно привела его в западню. Она не хотела идти танцевать, потому что убийцы опаздывали.

– Боже мой, как это ужасно! У вас все в порядке? – причитала мулатка. К ним подошел метрдотель, вкрадчивый и услужливый. Заговорил о полиции, о пьяницах, рассыпался в извинениях. Малко был слишком взбешен, чтобы отвечать.

– Пойдемте, – бросил он Фускии.

Он подтолкнул ее к лестнице, оставив на столе банковский билет в сто сомалийских шиллингов. Болели суставы правой руки, но еще больше его душила ярость. Они вышли на пустынную Ваддада Сомалиа. Несколько нищих спали на тротуаре вдоль стены. Никаких следов бандитского «десанта». Фуския молчала как рыба, все еще не успокоившись. Малко нашел в себе силы улыбнуться.

– Надеюсь, что в дансинге «Джаббы» публика будет поприличнее?

– Вы хотите танцевать?!

– Почему бы и нет? Это поможет прийти в себя. Еще чуть-чуть, и мне бы распороли живот.

– Знаю, – сказала Фуския почти неслышно.

Она явно чувствовала себя не в своей тарелке. Срежиссированную кем-то роль она еще недостаточно отшлифовала. По беспокойному выражению карих глаз Малко понял, что молодая женщина не очень-то гордится собой.

Ничего, она получит свое. Таких шуток он не прощает. Как говорит пословица, месть – это такое блюдо, которое едят остывшим. На этот раз он съест его теплым.

Аромат духов Фускии был таким сильным, что, казалось, проникал под кожу, а освещение таким рассеянным, что на расстоянии метра ничего не было видно. Смутные силуэты танцующих двигались в полумраке под бешеный рев мощной аппаратуры. Оркестр находился у входа в огромную круглую хижину, центр которой занимала танцплощадка с окружавшими ее низкими столиками и скамеечками. Публика была разношерстной: нарядно одетые сомалийцы, шлюхи в облегающих бедра лосинах, скромные конторские служащие и несколько унылого вида европейцев. Фуския и Малко устроились в темном уголке недалеко от входа рядом с тремя девицами, обтянутыми черным сатином. Оркестр играл мелодию, похожую на медленный фокстрот. Он удивился, что сомалийцы плохо танцуют, в отличие от большинства негров. Они неуклюже вихляли задами, с грацией пингвинов передвигаясь по площадке. Фуския сразу плотно прижалась к Малко, словно желая этим искупить свою вину. Ткань ее платья была такая тонкая, что Малко в полумраке казалось, будто она голая. Его рука скользнула вдоль крепких бедер, коснулась копчика. Фуския едва заметно вздрогнула, как бы отвечая на этот жест, и еще крепче прижалась к нему. Настоящее хищное тропическое растение.

Мулатка, собственно, не танцевала, а мерно раскачивалась, стоя на месте. Ее острые тяжелые груди буквально ввинчивались в тело Малко. Так же вели себя все пары, двигавшиеся вокруг них. Иногда по ее телу пробегала быстрая нервная судорога. Малко не надо было насиловать себя, чтобы захотеть ее. Отложив месть на время. Они больше не говорили о случае в ресторане. И о Хельмуте Ламбрехте тоже.

Музыка грохотала оглушительно, духота была почти нестерпимой.

– Это заведение работает допоздна? – спросил Малко.

– До пяти утра, – прошептала Фуския. – Те, кто сюда приходит, жуют травку, чтобы взбодриться.

Вот почему у большинства людей тут застывший взгляд, как у наркоманов.

Внезапно Малко затошнило от этого бала в тропиках. Он отстранился и взяв Фускию под руку.

– Пошли.

Она покорно последовала за ним. Не говоря ни слова, они пересекли дансинг, растолкали шлюх, сгрудившихся у входа, и оказались в саду. Малко направился прямо к бару.

– Куда вы меня ведете? – забеспокоилась Фуския.

– Увидите.

Они прошли через сад, потом мимо бара. Малко все так же крепко держал Фускию за руку.

Холл гостиницы был пуст, только одинокий шпик сладко дремал в кресле. Забирая свой ключ, Малко удостоверился, что ключ Хельмута Ламбрехта на месте. Фуския ждала в стороне. Когда Малко подошел к ней, женщина неуверенно проговорила:

– Я должна с вами проститься...

Он взял ее под руку, увлекая к лифту.

– Да нет же, – игриво сказал он. – Поскольку Хельмут Ламбрехт еще не вернулся, мы подождем его в моем номере...

В больших карих глазах Фускии промелькнул панический страх. Она попробовала освободиться, но Малко держал ее крепко.

– Я не могу подняться с вами, – в отчаянии прошептала она. – Это запрещено. Милиция...

Большой портрет Сиада Барре с усами и в мундире, висевший над лифтами, казалось, с иронией наблюдал за ними. Одна кабина была открыта. Малко не слишком нежно подтолкнул туда Фускию. Оттолкнувшись от стенки лифта, она попыталась выйти.

– Оставьте меня...

Двери закрылись, и Малко нажал на кнопку пятого этажа. Отпустив ее, он обхватил Фускию за бедра, грубо прижал к стенке и впился в ее рот поцелуем. Сначала губы Фускии оставались сжатыми, потом приоткрылись, язык обвился вокруг языка Малко, поясница заколыхалась в ритме, не оставлявшем никаких сомнений насчет того, какие чувства она испытывает или делает вид, что испытывает. Она втянула живот, дыхание стало частым, прерывистым.

К аромату ее духов прибавился специфический пряный запах.

Лифт остановился, слегка вздрогнув, и дверь открылась.

Фуския резко оттолкнула Малко, снова порываясь выйти, хотя, судя по всему, была вполне готова пожертвовать своим целомудрием. В полумраке коридора просматривался силуэт одной из дежурных по этажу, которые сидели там день и ночь. Больше для того, чтобы шпионить, чем для обслуживания гостей.

– Выйдем, – с придыханием шепнула Фуския.

Но у Малко было другое мнение на этот счет. Увидев его лицо, Фуския коротко вскрикнула. Она вдруг испугалась.

– В чем дело? – нервно пробормотала она. – Дайте мне выйти.

Малко молча, с непроницаемым выражением грубо развернул ее лицом к полированной алюминиевой стенке кабины, придерживая правой рукой за затылок, задрал сзади синий шелк, зацепил подол платья за золотой пояс, оголив ягодицы, похожие на две огромные коричневые маслины, и длинные точеные ноги.

Фуския дернулась, пытаясь повернуться, но Малко держал ее крепко. Левой рукой он освободился от брюк. Мимолетно подумал: «У женщины только один способ вознаградить мужчину». У него тоже был только один способ наказать ее.

Когда его член коснулся бархатистой кожи на пояснице, Фуския стала яростно сопротивляться. Браслеты звонко застучали по металлической стене, словно аккомпанируя ее умоляющему:

– Нет! Нет...

Малко чуть не пожалел ее, но в памяти вновь мелькнуло тусклое лезвие, направленное ему в живот. Тогда одним рывком, всем телом, упершись на долю секунды в закрытый сфинктер, он совершил то, о чем, вероятно, мечтали все любовники этой женщины. Его проникновение сопровождалось пронзительным воплем.

Малко увидел как во сне капли пота, выступившие на затылке Фускии, там, где его не скрывали густые волосы. Мулатка попыталась вырваться, но это движение позволило ему еще глубже войти в нее. Она забилась, застонала, задыхаясь.

Малко вышел из нее, от возбуждения кровь стучала у него в висках. Все это время дверь лифта оставалась открытой. Он уже не помнил себя. И желание отомстить теперь было не главным.

Он снова грубо вошел в мулатку тем же способом. Он ожидал нового вопля, но на этот раз не ощутил никакого сопротивления. Все тело Фускии вдруг обмякло, поясница снова обрела гибкость, пышные ягодицы прижались к его бедрам, повторяя их изгибы. Она внезапно застонала, расслабившись от удовольствия, теперь он без труда двигался в ней взад и вперед. Она подалась назад, согнув колени, упершись лицом и ладонями в алюминиевую стенку. Малко увидел ее неузнаваемый профиль с открытым ртом и трепещущими ноздрями. Казалось, теперь Фуския наслаждалась каждой секундой этого грубого изнасилования.

Во всяком случае, явно не в первый раз ее насиловали таким способом. Лифт вздрагивал от мощных ударов «клыка» Малко. Фуския дышала все более прерывисто, задыхаясь. Бессвязные слова вылетали из ее уст, сначала по-сомалийски, потом по-итальянски. Вдруг она хрипло, почти бессвязно пробормотала:

– Теперь я хочу кончить, потрись спереди...

Малко, обезумев от страсти, повиновался. Она была вся, как жидко расплавленный металл. Внезапно он кончил, и это вызвало ответный оргазм. Она оставалась некоторое время в той же позе, все еще продолжая вздрагивать и вцепившись ногтями в алюминиевую стенку. Малко чувствовал опустошение в мозгу и во всем теле. Вдруг они услышали легкий толчок, и двери закрылись. Лифт вызвали на первый этаж.

Глава 8

Фуския вскрикнула, повернулась и резко выпрямилась. Глаза ее все еще туманились от вожделения. Чудесный тропический деликатес, эта женщина. Торопливо и неловко она стала дергать вниз подол своего платья, прижатый поясом, чтобы прикрыть нижнюю часть тела, оголенного до талии. А лифт тем временем спускался со скоростью улитки. Малко остановил ее, сжав запястья руками. Она бросила на него одновременно томный и испуганный взгляд. Глаза Малко вновь были суровыми и холодными, несмотря на неистовство, с которым он занимался любовью.

– Зачем вы мне мешаете? Отпустите меня.

Холодные глаза Малко, казалось, гипнотизировали ее. Так хищник смотрит на свою жертву.

– Потому что вы – б..., Фуския, – четко выговорил он.

Глаза мулатки моргнули, уголки рта опустились. Лифт продолжал спускаться. Фуския стала вырываться еще энергичнее.

– Оставьте меня, – твердила она, – я не хочу, чтобы меня считали «такой».

– А что, разве нет? – криво усмехнулся Малко.

Резким движением он сгреб в ладонь шелк цвета электрик и стащил платье с левого плеча. Послышался треск материи, протестующий крик Фускии – и она осталась только в своих лодочках на очень высоких каблуках. У ее ног лежала небольшая кучка шелка. Ремешки на щиколотках не могли сойти за одежду. Несмотря на трагикомическую ситуацию Малко взглядом знатока оценил ее тело. Восхитительна! Грудь полная и тяжелая, хотя слегка и отвислая, но прекрасной формы, талия, как античная амфора, живот плоский, затененный внизу пушком почти того же цвета, что и кожа, великолепные длинные ноги и ни грамма лишнего жира. Коричневая кожа блестела от пота, груди все еще вожделенно вздрагивали, но чувственные черты лица Фускии исказила тревога. – Вы с ума сошли, – крикнула она, пытаясь дотянуться до кнопки остановки лифта.

– Нет, – сказал Малко.

Он загородил кнопки и почувствовал теплый толчок ее тела. Их взгляды скрестились. Лифт уже подъезжал к площадке второго этажа.

В глазах молодой женщины ярость сменилась паникой.

– Но зачем, зачем вы это делаете?

– Потому что из-за вас меня чуть не убили сегодня вечером, – объяснил Малко.

Фуския вдруг отвела глаза. Она возразила неуверенным и изменившимся голосом:

– Не понимаю, что вы хотите сказать. Я не знаю этих бандитов. Дайте же мне одеться. Мне стыдно...

Левой ногой Малко наступил на голубой шелк. Лифт наконец остановился внизу. Фуския вскрикнула, зрачки расширились, и ее тело еще сильнее прижалось к Малко.

– Прошу вас, – взмолилась она. – Не заставляйте меня выходить в таком виде.

Большой палец Малко нажал на кнопку «закрытие дверей», чтобы не дать им открыться. Несколько секунд прошло в молчании, которое нарушалось только прерывистым дыханием Фускии. Вдруг она скользнула вдоль тела Малко, стала перед ним на колени с очевидным намерением. Он сухо остановил ее:

– Я открываю, Фуския.

Она подняла на него безумный и растерянный взгляд.

– Но чего же вы хотите?

Мулатка дрожала. Малко схватил ее за волосы и откинул голову назад, заставив Фускию смотреть ему в глаза.

– Чтобы вы мне помогли. Вы работаете на СНБ. Я хочу, чтобы вы поработали и на меня.

– Я не знаю, о чем вы говорите, – возразила она.

– Считаю до трех, – объявил Малко. – Хватит врать.

Двери лифта затряслись от ударов, снаружи послышался шум голосов. Люди теряли терпение. Фуския застонала, поднялась, прижимая Малко к себе. – Умоляю вас!

– Как хотите, – сказал он.

Его палец отпустил кнопку. Раздвижные двери кабины начали открываться. Фуския взвыла:

– Я сделаю все!

Малко успел заметить возле лифта фигуру Хельмута Ламбрехта в сопровождении еще двоих мужчин. Они, без сомнения, видели великолепное тело мулатки до того, как Малко снова нажал на кнопку «закрытие дверей». Тяжелая грудь Фускии судорожно вздымалась, как будто женщина задыхалась. Малко все так же холодно взглянул на нее. Касаясь пальцем кнопки «открытие дверей».

– Так вы поможете мне? – повторил он.

Она покорно кивнула. Теперь она боится его, зная, что он опасен. Он решил сыграть на этом. Чтобы иметь власть над подобными созданиями, главное – подольше держать их в страхе.

– Вы дьявол, – тихо сказала она.

Лифт двинулся вверх. Малко убрал ногу, и Фуския смогла получить обратно свое платье. Она торопливо закуталась в него. Узкая полоска из капелек пота подчеркивала ее верхнюю губу. На шее билась голубая жилка. Ее движения были неуклюжи. Она действительно испугалась. У самых сильных людей есть свои слабости. Фуския была шлюхой, но при этом не была лишена женской стыдливости. Лифт остановился на пятом. Малко незаметно взглянул на часы. Половина первого. Он вытолкнул женщину из кабины.

– Куда мы идем? – спросила она окрепшим голосом.

– В мой номер.

Малко был холоден, как мертвая рыба. Бурные объятия в лифте притупили его влечение к этой великолепной самке, и теперь он думал только о том, что он должен сделать. Симпатичная старушка, сидевшая в кресле на площадке пятого этажа, несомненно, стукачка СНБ. Она бросила в их сторону инквизиторский взгляд. Опустев наконец, лифт уехал. Малко сказал себе, что заработал дополнительное очко кроме того, что остался в живых. Его отношения с Фускией должны быть вполне очевидны для сомалийской секретной полиции: он попал в ее сети, будучи счастлив от того, что заполучил такую великолепную женщину в пропащей стране. Он впустил мулатку в свой номер. До них через открытое окно доносилась музыка из дансинга. Фуския села на край кровати, нервно закурила сигарету. Малко жестом приказал ей встать и увел на балкон, после чего закрыл дверь в комнату.

– Здесь есть микрофоны, да? – спросил он.

Она опустила голову. Ее молчание было красноречивее громкого «да»... Он поставил ее спиной к перилам и пристально взглянул в лицо. Ночь была теплая и светлая. Малко легко различал ее черты.

– Почему вы работаете на СНБ? – тихо спросил он.

Фуския не ответила. Малко запоздало подумал, что, в сущности, это неважно, к тому же на подобный вопрос слишком сложно ответить в двух словах.

– Вас попросили познакомиться со мной? – продолжал он. – Вы знали, что я не Хельмут Ламбрехт... Она наклонила голову.

– Вы знали, что меня попытаются убить в «Террасе», – резким голосом проговорил он.

На этот раз она энергично замотала головой.

– Нет, нет, клянусь вам!

– Вы не случайно привели меня туда. – Он словно не услышал ее возгласа. – Вы сами выбрали место. Вы говорили со мной о Ламбрехте, зная, что я с ним знаком, что я разоблачу вашу ложь, если поговорю с немцем. Значит, вы были уверены, что я не вернусь.

– Я не знала, что вы знакомы с Ламбрехтом, – запротестовала Фуския. -Клянусь вам. Мне сказали, что вас просто припугнут. И все.

– Кто сказал?

Она молча опустила голову. Малко подождал несколько секунд перед тем, как продолжить, стараясь определить границы ее покорности. Это – как сеанс гипноза. Есть барьеры, которые не уберешь. Во всяком случае, не сразу. Перевербовка агентов – целое искусство. Даже если имеешь дело с тропическим агентом.

– Почему меня хотели припугнуть? – настаивал он.

– Не знаю.

Тут она, конечно, говорит правду. Она ответила быстро, не раздумывая. Итак, даже не зная, что он собирается делать, СНБ и, возможно, КГБ стремятся лишить его уверенности в себе. Вывод только один: они хорошо знают, кто он...

– Вы знаете, кто я, Фуския? – поинтересовался он умышленно мягко.

Ужас мелькнул в больших карих глазах.

– Мне сказали, что вы американский шпион, – очень тихо ответила молодая женщина. – Агент ЦРУ.

По крайней мере, ситуация ясна. Малко холодно улыбнулся.

– Точно, Фуския. Я агент ЦРУ. И я опасен. Я могу стать очень опасным и для вас, если вы не будете делать то, что я скажу.

– Но я не могу ничего сделать! – простонала Фуския. – Вы не знаете, что такое – жить в Сомали. Я не могу даже покинуть страну. Иначе потеряю все, что имею.

Обычная история.

– Фуския, – сказал Малко, – вы можете мне помочь. Террористы, которые похитили семью американского посла, прячутся где-то в Могадишо. Я хочу знать, где.

– Я не знаю, – прошептала мулатка. Явно перепуганная. Шум дансинга долетал до них из сада. Прямо под окном какая-то парочка бурно обнималась под манговым деревом.

– Вы должны узнать, – повелительно произнес Малко.

– Как, по-вашему, я могу узнать такое? – вздрогнула Фуския. – Это тайна.

Малко внимательно наблюдал за ней. Он боялся слишком сильно давить на женщину. Впрочем, она, наверно, действительно не могла ответить на заданный вопрос. Но, надо думать, благодаря ей у него будет возможность кое-что проверить.

– Есть кто-нибудь внизу, в отеле, кто следит за мной? – спросил он.

– Не в это время, – сказала она неуверенно. – Не думаю.

Конечно, раз она с ним. «Товарищ» Муса должен немного передохнуть.

– Отлично, – решил он, – мы с вами отправимся в город, как будто едем к вам.

– Но я не могу, я не...

– Мы к вам не поедем, – уточнил Малко. – Вы меня оставите в одном месте.

– Как хотите, – покорно согласилась Фуския.

Она выглядела выбитой из колеи и смирившейся. Малко понимал, что необходимо ее перевербовать полностью. Что для этого все средства хороши. – А перед уходом, – он ухмыльнулся, – я успокою тех, кто нас подслушивает.

Он открыл балконную дверь и толкнул Фускию прямо на кровать.

– Снимай платье, – громко приказал он.

Фуския отколола брошку, на которой держались голубые шелка, сняла платье, аккуратно сложила его на стуле и осталась в одних туфлях. Затем она во весь рост растянулась на постели. Как только Малко разделся, она нежно прижалась к нему, умело лаская пальцами член. Сначала еле касалась, поглаживала пальцами, дразнила и в конце концов обхватила древко обеими руками, страстно заворковав. Затем она приблизилась и взяла его в рот. Не стремясь доводить Малко до экстаза. Один из ее сосков ритмично терся о его бок. Она заколыхалась взад и вперед. Он погладил ее по спине. На коже цвета кофе с молоком выделялась чрезвычайно изящная родинка. Малко наслаждался зрелищем этого цветущего тела. Как и каждый раз, когда он подвергался опасности, ему бешено хотелось заниматься любовью. Он бросил Фускию на спину, навалился на нее и проник в нее до такой степени, что их кости застучали друг о друга.

Тотчас же ноги мулатки обвились вокруг его спины. Он почувствовал, как острые каблуки лодочек вдавились в кожу, но, что любопытно, боли не ощутил. Таз Фускии мягко двигался под ним. Она закинула голову назад, прерывисто, с присвистом дыша, в приоткрытом рту виднелось розовое небо.

– Да, да, иди в меня, – прорычала она. – Насилуй! Глубже!

Он подчинился, теряя мало-помалу ясность ума. Вдруг он испытал какое-то дополнительное ощущение. Внутренние мышцы Фускии напрягались, прижимаясь к нему, во все убыстряющемся ритме. Весь ее живот сотрясало яростное желание. Она молчала. Ощущение было таким острым, что он излил сперму, даже не осознав этого. Как будто невидимая рука грубо раздавила грушу на животе.

Фуския на долю секунды застыла, обхватив внутренними мышцами максимально глубоко сидящее в ней его мужское начало. Она благодарно и томно посмотрела на Малко.

– Ты хорошо трахаешься.

Малко откинулся на бок, все еще оставаясь в ней. Фуския еще раз дернулась, поморщившись, отодвинулась и, не теряя времени, схватила член губами. Лежа с закрытыми глазами, она дала ему войти в горло. С благоговением, не спеша, все еще вздрагивая тазом. Спустя довольно долгое время, видя, что он не в состоянии воздать ей должное, она перестала ласкать его и легла на спину. Не удивительно, что она пережила деколонизацию. Ее браслеты оставили следы на спине Малко. Она улыбнулась: – Мне надо возвращаться.

– Красиво, правда? – спросила Фуския, стараясь говорить потише.

– Великолепно, – заверил Малко.

Четверть часа назад они вышли из «Джаббы», никого не заметив, кроме спящего ночного сторожа.

Малко попросил Фускию отвезти его в верхнюю часть города, на виа Ихран. Им не встретилось ни одной машины. По знаку Малко Фуския остановила «фиат».

С того места, где они находились, виден был весь Могадишо с темной полосой моря внизу. Город был выстроен на пологом склоне, спускавшемся к Индийскому океану. Внизу раскинулся старый город с живописными улочками, портом, оштукатуренными домами. Фуския обернулась к Малко.

– Что вы будете делать? – спросила она.

– Это моя проблема, – сказал Малко. – Как вы думаете, вам прикажут продолжать видеться со мной?

– Но я в любом случае хотела бы еще увидеться с вами, – двусмысленно улыбнулась Фуския. – Вы можете прийти завтра в мой ресторан «Кроче дель Суль». Прошу прощения за сегодняшний вечер, клянусь, я не виновата.

– Ладно уж, – сказал Малко. – Следите только за тем, чтобы не сказать лишнего.

Его рука пробежала по голубой ткани вдоль твердых, как черное дерево, ляжек, затем поднялась вверх, повторив линию груди. Фуския резко вздрогнула, и ее губы потянулись к губам Малко. Твердый горячий язык с силой уперся в его зубы.

От долгого, затяжного поцелуя они едва не задохнулись.

– До завтра, – наконец сказал Малко. Он выпрыгнул из машины, захлопнул дверцу и не спеша направился прочь. Он был почти уверен, что за ними никто не следил. Малко остановился у стены, подождав, пока «фиат» тронулся и покатился по длинному проспекту, спускающемуся к морю. Любопытная женщина, эта Фуския. Будущее покажет, насколько прочно он ее перевербовал.

Он попытался сориентироваться, поискал точку отсчета на большом проспекте, вдоль которого располагались вперемежку виллы и ужасные современные постройки. Как сказал Ирвинг Ньютон, ему надо найти отель «Таалех», который можно узнать по огромной ротонде. Штаб-квартира террористов из ФОПС находилась прямо напротив. Продолжая спускаться по проспекту, он наконец увидел метрах в трехстах впереди возвышающуюся в полутьме ротонду. Все было спокойно, проспект абсолютно пуст. Он дошел до отеля и взглянул налево. Сразу за пустырем, посреди сада одиноко стоял современный двухэтажный дом со светлой штукатуркой. Деревянный забор и железная решетка отгораживали его от улицы. Свет нигде не горел. Позади были еще дома, без садов, затем сворачивающая направо дорога, по которой он пошел. Немощеная и пустынная.

Ему понадобилось несколько минут, чтобы сориентироваться. Дорога оказалась длиннее, чем он предполагал. В конце концов он очутился возле здания ФОПС, от которого его отделяла деревянная ограда. Он перелез через нее и снова попал на пустырь. В глубине была еще одна стена, окружавшая виллу террористов. Бегом он пересек пустое пространство между оградами. Он дорого дал бы за то, чтобы здесь присутствовали Крис Джонс и Милтон Брейбек со своей артиллерией. Сейчас он чувствовал себя совершенно голым и безоружным.

Запыхавшись, Малко добежал до стены и прислушался. Тишину нарушал только лай бродячих собак, как в любой арабской деревне.

Очень медленно он полез вверх по деревянной стене, цепляясь за неровности. Добравшись до верха, он застыл в неудобной позе, внимательно рассматривая внутренний двор резиденции ФОПС. Вокруг было темно и тихо. Дом находился в полусотне метров от него. Посреди сада возвышалась мачта с флагом джибутийских автономистов.

Собаки продолжали лаять. Сгруппировавшись, Малко спрыгнул вниз, на землю, упал на руки и быстро поднялся. На этот раз он предпочел бы иметь при себе оружие. От дома его отделяло абсолютно открытое пространство. Он осторожно двинулся вперед. Наконец он коснулся стены дома и, прижавшись к ней, постарался слиться с серым камнем.

Все-таки он был доволен. Всего несколько часов, как он прибыл в Могадишо, а уже за работой. При небольшом везении дело пойдет очень быстро. Если бы он установил место, где содержатся заложники, то, наверное, было бы достаточно прийти прямо днем с несколькими дипломатами и устроить осаду. Власти не смогут противостоять дипломатическому корпусу и будут вынуждены отпустить заложников.

Дом довольно большой, двухэтажный. Заложников вполне могли спрятать именно здесь. Он медленно пошел вокруг здания, изучая каждое окно и льстя себя безумной надеждой организовать побег... Он не знал, сколько террористов ФОПС находится в штаб-квартире. Но если бы удалось туда проникнуть, появился бы маленький шанс добраться до заложников. Обитатели дома явно не ожидают внезапного нападения.

Проблема состоит в том, что у него нет даже палки. Придется пользоваться всем, что попадется под руку. Эх, ему бы сейчас автомат... Люди из ФОПС, по-видимому, очень уверены в себе, раз с тыла дом даже не охраняется.

Когда Малко был буквально в метре от угла фасада, со стороны проспекта послышался шум машины. Она остановилась перед домом, пронзительно взвизгнув тормозами. Почти тотчас же последовал сильный стук в ворота и чей-то голос стал кого-то звать по-сомалийски.

Малко показалось, что у него останавливается сердце. Этот грохот в такой поздний час не предвещал ничего хорошего... Стук продолжался. Вдруг перед домом зажегся фонарь, осветив пространство между решеткой и крыльцом. Дверь открылась, из нее вышли два негра, размахивая чехословацкими автоматами «скорпион», и стали через решетку с угрожающим видом вглядываться в ночных визитеров. Между ними состоялся короткий диалог, после чего один из двух негров подошел к воротам и под прикрытием автомата своего товарища открыл их. Перед тем, как спрятаться, Малко успел увидеть мундир цвета хаки.

Интуиция никогда не обманывала Малко. Его попытка использовать Фускию не увенчалась успехом. У входа происходила оживленная дискуссия между пришедшими и хозяевами виллы. Он чувствовал, что говорят о нем. Счет шел на секунды.

Малко рванулся назад. Не успев пробежать десяти метров, он услышал за спиной топот бегущих ног и крики.

Он обернулся и увидел две фигуры. Инстинктивно Малко бросился на газон и покатился.

Раздалось стаккато «скорпиона», вокруг него засвистели пули, застревая в ограде, отчего у Малко задрожали барабанные перепонки. Он резко выпрямился, услышав, что стрелок перезаряжает автомат. Отчаянным прыжком достиг ограды и перелез через нее, судорожно напрягая мышцы и ожидая, что его вот-вот разнесут пули.

На самом деле следующая автоматная очередь угодила в деревянную ограду, а он свалился на землю с другой стороны.

Как безумный, он бросился бежать в темноту. Скатился по тропинке в сторону моря. Отель «Джабба» находился примерно в трех километрах на юго-восток. Малко старался не снижать скорость. Те, что пришли предупредить ФОПС, сделают невозможное, чтобы помешать ему добраться до отеля живым.

Глава 9

Малко споткнулся, еле удержался на ногах и остановился с открытым ртом, чувствуя острую боль в боку и жжение в груди. Перед ним простирался большой открытый участок, широкий проспект, почему-то ярко освещенный фонарями. Слишком опасно его пересекать. Чтобы попасть к отелю, надо было свернуть налево. Он, наверное, с километр бежал со скоростью спринтера, и ноги у него дрожали от напряжения.

Он пошел к огням проспекта, чутко прислушиваясь, чтобы не пропустить шум мотора. Ничего. Немного успокоившись, вышел на широкое пустынное пространство и немного ниже, примерно в сотне метров, заметил узкую улочку, которая уходила на восток. Это как раз то, что ему нужно. Осталось только пересечь проспект: Малко казалось, что он единственное живое существо на милю вокруг. Он повернул за угол и прошел еще с полсотни метров, прижимаясь к стенам. Надежда постепенно возвращалась к нему. Нужно еще перейти освещенную улицу. Он рванулся, на этот раз бегом. Тут же загорелись две белые фары в тридцати метрах от него: русский джип, спрятавшийся в тени и потому невидимый. Послышались крики и серия выстрелов. Одна пуля срикошетила об асфальт совсем рядом с его ногой и с визгом улетела в сторону. Широко раскрыв рот и судорожно хватая воздух, он отчаянно старался убежать подальше. Но его ноги стучали по асфальту все тяжелее.

Теперь он был уверен, что его хотят убить, а не запугать. Последним усилием он сделал рывок с освещенного места и скрылся в поперечной улице, которую заметил раньше. Это была даже не улица, а просто тропинка, полого поднимавшаяся вверх в кромешной темноте. Он споткнулся и упал. Можно было подумать, что землю только что перекопал бульдозер. Преследовавший его джип тоже повернул за угол и стал карабкаться вслед за ним. К счастью, погоня закончилась для преследователей в метровой колдобине. Трое солдат выскочили из машины и стали поливать темноту из автоматов. Малко, лежа ничком, переждал грозу и поднялся, постепенно приходя в себя.

Он уже изнемогал от усталости и, едва переставляя ноги, двигался вперед почти автоматически. Метров через тридцать улочка вдруг резко оборвалась, упершись в улицу, параллельную большому проспекту. Малко повернул за угол, прижимаясь к домам, чтобы спрятаться от пуль преследователей, и остановился, чувствуя неприятную тяжесть в желудке. Вдруг он увидел, что прямо на него едет «лендровер». Инстинктивно он отпрянул назад. Но тут же узнал дипломатический номер и бросился почти под колеса, чтобы остановить машину.

Он услышал, как мужчина заорал «porca madonna» <итальянское ругательство>. Заскрежетали тормоза, и «лендровер» остановился. Из него выскочил бородач. Малко кинулся к нему.

– Быстрее! – крикнул он. – Возьмите меня, меня преследуют.

Увидев белого, итальянец тут же успокоился.

– Садитесь, – сказал он.

Малко оказался почти на коленях у женщины в длинном черном платье.

“Лендровер" тронулся, и Малко заметил своих преследователей, вывернувших из-за угла. Женщина, к которой он невольно оказался прижатым, была тонкой брюнеткой с большим носом и толстыми губами.

Малко чувствовал, что сердцебиение постепенно успокаивается. Водитель с любопытством разглядывал его.

– Что с вами случилось?

– Я работаю на американское посольство, – объяснил Малко, – и прибыл в Могадишо сегодня утром, чтобы попытаться вести переговоры об освобождении заложников. Я бродил вокруг штаб-квартиры ФОПС, но тут началась пальба, солдаты стали меня преследовать. Если бы не вы, меня бы наверняка подстрелили!

Водитель покачал головой:

– Ничего удивительного. Я слышал об этой истории. Уверен, что сомалийцы – сообщники террористов. – Он протянул Малко руку: – Меня зовут Паскуале Луиджи, второй секретарь итальянского посольства. Это моя подруга Линда. Мы едем допивать к друзьям. Вам повезло, что вы нас встретили. В Могадишо все может случиться! За нами постоянно шпионят. Нельзя сказать, чтобы здесь было очень весело! – «Лендровер» остановился у небольшого домика на темной улице.

– Пойдемте с нами! Это поможет вам прийти в себя после всех волнений. Потом я провожу вас в отель. Вы в «Джаббе»?

– Да, – кивнул Малко.

Они прошли через садик и вошли в небольшую комнату, уставленную плетеной ротанговой <ротанг – лианы сем.

Пальмовых> мебелью. Очень худая брюнетка с расширенными зрачками вышла им навстречу. Ей представили Малко, и она приветливо улыбнулась ему.

– Вот и будет кавалер для Хаво!

Следующая комната по всей длине была заставлена пуфиками и диванчиками. Сомалийка, закутанная в бафто, традиционную белую хлопчатобумажную одежду с золотисто-красным поясом, сидела на одном из диванчиков. Несмотря на очень темную кожу, она была красива, с классическим профилем, довольно тонким носиком, четко очерченным ртом. У нее тоже были расширенные зрачки и одновременно отсутствующий и возбужденный вид.

– Хаво, – представила женщину брюнетка. – Малко. Как и две трети сомалийцев, Хаво кочевница. Если вы говорите по-итальянски, то сможете объясниться.

Бородач рассказал историю, приключившуюся с Малко. Юная кочевница тут же оживилась:

– Сомалийцы сошли с ума, – сказала она в бешенстве по-итальянски. -Моя семья всегда кочевала. Но после засухи правительство Сиада Барре решило, что мы должны стать рыбаками. Нам не позволили выкупить скот и заставили поселиться в Браве, чтобы учиться ловить рыбу. Первое время кочевники отрезали рыбам головы и отказывались их есть. Они ведь никогда в жизни их не видели...

«Они не умеют плавать, у них отвращение к воде. Но коммунисты решили сделать население оседлым, чтобы легче было наблюдать за людьми...» Итальянский дипломат опустился на диван рядом с Малко. Подали что-то вроде пунша в большой салатнице, откуда каждый черпал своей чашкой содержимое, сколько хотел. А также бутылку Martini Bianco <белый мартини (ит.)>, привезенного прямо из Италии. Малко расслабился, спрашивая себя, каким должен быть его следующий шаг.

– Вы не представляете, до какой степени Сомали отрезано от мира, -говорил бородач-итальянец. – Всего два-три самолета в неделю. Можно улететь только в Найроби, в Джибути и раз в неделю в Аддис-Абебу. Русские все держат под контролем. Однажды в прошлом году посол Великобритании попросил разрешения отправиться на машине в Хардейшу, на севере страны. За месяц. В день отъезда разрешения еще не было. Тогда он все-таки поехал. Так вот, вертолет СНБ их поймал, заставил остановиться и, несмотря на протесты, вернул в Могадишо. Шофера арестовали, а после выдворили из страны. Придя в ярость, англичане даже не направили в Сомали нового посла. – Вам придется потрудиться, чтобы освободить заложников, – подхватила молодая брюнетка. – У жены нашего посла началась здесь нервная депрессия, и ей пришлось покинуть Сомали. Могадишо – это тюрьма для всех. Кроме восточных немцев, поляков, русских и северокорейцев. Они никогда не приходят на зловещие дипломатические приемы. Единственное развлечение в Могадишо – это травка. Ее поставляют из Джибути. Сегодня вечером у нас как раз новое поступление.

– Травка, – мечтательно пробормотал Малко.

Это был наркотик из Красного моря. Горькие листья, которые надо жевать и которые действуют как возбудитель центральной нервной системы, отбивая аппетит и поддерживая бессонницу. В сочетании с алкоголем она представляет собой довольно опасную смесь.

– Все это однажды взорвется, – заключил итальянец. – Вы видите Хаво? Она приехала в Могадишо купить золото для своей семьи. Они уже не верят в сомалийский шиллинг. А пока надо весело проводить время. «Пощиплем салат»? <пожуем наркотик> Малко обменялся с Хаво улыбками. Они сидели рядом на диване. Худая брюнетка ушла спать. Оставалась лишь пара, которая привезла Малко; они лежали рядом, делая вид, что слушают арабскую музыку. Малко к травке не прикоснулся. Вечер и без того принес ему достаточно волнений разного рода. Но этот пунш пьется, как вода... У него слегка кружилась голова, и он уже более заинтересованно поглядывал на Хаво. Сомалийка смотрела на него пристально, но без всякого выражения. Он мысленно спросил, чего она ждет от него. И внезапно понял, что хочет ее, с ее пышными формами, обтянутыми белой хлопчатобумажной материей. Он придвинулся к женщине.

– Вы счастливы в Браве? – спросил он.

Хаво покачала головой.

– Нет, я не люблю море. Они заставляют нас выходить в море на больших лодках, есть рыбу. Я хотела бы вернуться в пустыню...

– Что вам мешает?

– Нам не за что выкупить стадо, – вздохнула она. – Засуха нас разорила.

Она говорила рассеянно и жалобно. Пара, лежавшая рядом с ними, медленно раскачивалась на подушках и ритмично постанывала. Длинное черное платье брюнетки задралось до ляжек, стягивая бедра партнера. Возбужденный этим совокуплением, Малко притянул Хаво к себе и стал гладить ее груди сквозь хлопок. Они были хорошо развитые, острые, крепкие. Хаво ничего не сказала, оставаясь совершенно апатичной. Он продолжал настойчиво ласкать ее. Опять никакой реакции. Он поцеловал ее. Она почти неощутимо ответила. Раздраженный такой пассивностью, он стал гладить ее ноги, поднимаясь вдоль мускулистых ляжек. Женщина, судя по всему, не была шокирована, но и не испытывала никакого удовольствия. Он осмелел, стараясь ее возбудить. Ее половой орган был сухой, как пакля. Она безразлично продолжала жевать свою травку с отсутствующим видом, не обращая внимания на руку Малко, потом наклонилась и осушила свою чашечку чая. Складки бафто мешали ему, он был раздражен и решил раздеть ее. Рядом пара завершила совокупление с пронзительным криком. Скользнув рукой по ее животу, он попытался расстегнуть пояс. Хаво дернулась. Ее правая рука нырнула в складки его одежды и коснулась тела. Он почувствовал, как что-то острое впилось ему в бок, и инстинктивно отпрянул. Пораженный, он осознал, что Хаво твердой рукой проткнула ему кожу маленьким трехгранным кинжалом!

Непостижимо! Взгляд молодой женщины стал вдруг суровым, ненавидящим, ледяным.

– Оставьте меня! – сказала она. – Отпустите мой пояс.

Малко убрал руку и холодно объяснил:

– Вы знаете, я не собирался вас изнасиловать...

Хаво медленно покачала головой.

– О! Это мне безразлично.

Теперь он уже перестал что-либо понимать. Нож все еще упирался в его бок.

– Почему же вы тогда мне угрожаете?

Казалось, она сделала над собой усилие, чтобы вернуться на землю. Осознала, где находится, и на ее лице мелькнула легкая извиняющаяся улыбка.

– Простите, – сказала она.

Она убрала руку Малко со своих бедер и переместила ее на живот. На уровне пупка он ощутил что-то вроде твердой колбасы.

– Это – золото, – сказала она. – Я купила его для своей семьи. Я все время боюсь, что его украдут...

Желание Малко вдруг пропало.

– Вы не любите заниматься любовью? – спросил он.

Хаво пристально и загадочно глянула на него.

– В десять лет меня зашили и все удалили. Кремневым ножом и иглой от кактуса. В шестнадцать распороли, чтобы выдать замуж. У нас женщины используются лишь для войны и продажи верблюдов. Я никогда ничего не ощущала во время полового акта. Но... – Она замолчала, ее пальцы сомкнулись вокруг его мужского естества, и она начала ласкать его, продолжая меланхолично жевать травку. Нежность не была ее основным качеством, но мало-помалу ласка привела к желаемому эффекту. Малко захотелось овладеть ею, но она оттолкнула его.

– Нет!

Ее рука стала двигаться быстрее. До тех пор, пока семенная жидкость не брызнула у нее между пальцами. Тогда она резко остановилась, наклонилась и отхлебнула чай из чашки.

Итальянец прикрыл ноги своей партнерши платьем и поднялся. Безразличный к поведению Малко. Травка делает человека толерантным...

– Я провожу вас, – предложил он. – Уже почти светло. С травкой не замечаешь, как бежит время...

Малко пошел следом за дипломатом к «лендроверу», попрощавшись с Хаво. Она холодно пожала ему руку, не переставая жевать свою травку. Даже не прикрыв своим бафто голые ляжки. Она была далеко.

Улицы были все так же пустынны.

– Если вы останетесь в Могадишо, я приглашу вас, – предложил итальянец. – До скорого.

Малко пересек холл «Джаббы» и взял ключ. Ночной дежурный бросил на него испытующий взгляд. Малко вошел в лифт, обдумывая прошедший вечер. Резкая реакция сомалийцев явно указывала: заложники действительно находятся в штаб-квартире ФОПС. Надо испробовать все, чтобы вытащить их оттуда.

Выходя из «Джаббы», Малко наткнулся на Хельмута Ламбрехта. Восточногерманский журналист тут же схватил его за руку с кривой улыбкой. – Скажите, это вы были вчера вечером в лифте? Я вас узнал... Браво.

Вы явно не скучали.

– Это было не совсем удобно, – заметил Малко.

Он проспал всего четыре часа и чувствовал себя не очень свежим. Никаких новостей ни об аппетитной Фускии, ни об СНБ. Как будто вчерашнего вечера никогда не было... Однако его дважды пытались убить. Первый, кого он заметил в холле, спустившись из номера, был «товарищ» Муса с вечным ананасовым соком...

– Ловко у вас это получается, – слегка завистливо сказал старый немец. – Кстати, вы все еще не нашли вашего посла?

– Нет, – коротко ответил Малко.

Он только что заметил черный «бьюик» из посольства, который приехал за ним, и не хотел продолжать этот разговор. У него есть дела поважнее. Хельмут Ламбрехт вдруг посерьезнел.

– Сомалийцы сказали мне, что, если вы согласны временно закрыть посольство, все уладится. Это не так уж страшно и стоит того, чтобы спасти жизнь шестерых человек...

Если бы решение зависело только от него, Малко запросто закрыл бы всю Африку.

– Не надо переворачивать с ног на голову, – усмехнулся он.

Казалось, немцу пришла в голову внезапная мысль.

– Скажите мне вот что: я приглашен в Браву. Триста километров на юг от Могадишо. Поездка организована, чтобы показать мне, как сомалийцы ловят рыбу. Поедемте со мной. Чтобы развеяться. Вы можете даже прихватить даму из лифта, это развлечет моих сопровождающих. Всего пять часов на «лендровере». У вас есть шанс познакомиться со страной. Пробудем там два-три дня. Превосходная идея!

– Боюсь, что сомалийское правительство будет не в восторге, – заметил Малко, – я ведь не из дружественной страны.

Журналист досадливо отмел этот аргумент.

– Не берите в голову! Если я им скажу, что беру вас с собой, они не станут возражать. Я на хорошем счету здесь. Уже написал массу статей про них. Ну что, поедем?

– Это от меня не зависит, – покачал головой Малко, – я здесь в командировке, не забывайте. Госдепартаменту не понравится, что я отправился погулять...

– Они никогда об этом не узнают, – заявил немец. – Если решите, дайте мне знать.

– Новости есть? – спросил Малко, садясь в машину.

– Никаких, – сказал первый секретарь. – А вы, у вас был приятный вечер?

– Беспокойный, – ответил Малко.

Пока они ехали по Ваддада Сомалиа, он рассказал о вчерашних событиях. Как только он упомянул имя Фускии, американец подскочил на сидении.

– Вы знаете, кто она? Любовница Ахмеда Сулеймана, шефа СНБ. Она дочь итальянского таможенника и кочевницы из хорошей семьи. Очень хорошо приспособилась к новому режиму... Я знал, что она оказывает мелкие услуги, но не думал, что ее дружок использует ее для таких серьезных штук. Каждые полмесяца она ездит в Джибути одеваться в duty free и поэтому так элегантно выглядит.

– Я посчитал, что завербовал ее, – объяснил Малко, – но только она могла предупредить СНБ о моей вылазке...

«Бьюик» подъехал к посольству. Ньютон открыл дверцу, собираясь выйти, и скорчил недовольную гримасу.

– Не стоило рисковать своей шкурой. Это дерьмо ни перед чем не остановится.

– Нет, – перебил Малко, – стоило. Их реакция наводит меня на мысль, что заложники в самом деле находятся в этом здании. Иначе они бы не явились тут же...

Ирвинг Ньютон придержал дверцу.

– В таком случае, – задумчиво сказал он, – нужно попытаться предпринять демарш вместе с дуайеном дипломатического корпуса, послом Италии. Я сейчас же ему позвоню.

– Было бы благоразумней поговорить с ним лично, – посоветовал Малко. Американец нагнулся к шоферу:

– В резиденцию посла Италии. В Лидо.

Они оба были в таком напряжении, что не сказали ни слова, пока «бьюик» пересекал Могадишо с запада на восток вдоль порта. Лидо была улицей, закрытой для транспорта, и заканчивалась она тупиком в дюнах. По пути Ирвинг Ньютон указал на нагромождение камней на обочине.

– Это мечеть шейха Абдул Азиза, XV век. Большая редкость.

Подъехав к резиденции посла, расположенной в ста метрах от американского посольства, Ирвинг Ньютон попросил Малко:

– Подождите меня в машине. Это старый человек, мне не хотелось бы его волновать.

Увидев торжествующее лицо американца, Малко подумал, что его хлопоты увенчались успехом... Действительно, Ирвинг Ньютон, едва усевшись в «бьюик», объявил:

– Через десять минут посол отправится в сомалийское министерство иностранных дел. Он поклялся наделать столько шуму, сколько потребуется, чтобы министр отвез его на виллу, занимаемую ФОПС, и позволил обыскать там все. Он предупредил также послов Франции и Швейцарии. Я хотел бы немедленно вернуться в посольство, отправить телекс в Вашингтон.

– Подождите, – посоветовал Малко. – Будет лучше, если мы тоже поедем на виллу, как бы не получилось так, что, если заложники там, их вывезут до нашего появления...

Они неслись на всех парах по Ваддада Сомалиа. Потом «бьюик» повернул направо перед бывшим дворцом юстиции из красного кирпича на большом проспекте, который он узнал, – на виа Ихран. Малко размечтался. При небольшом везении заложников через час вернут, и он сможет покинуть Сомали. Он вспомнил восточногерманского журналиста. Тот поедет в Браву без Малко.

– Проклятие!

Восклицание американца заставило Малко поднять голову. Проспект Ихран перегородил русский джип, возле которого стояли двое сомалийских военных. Офицер и солдат. С «Калашниковым» в руках. Они сделали шоферу знак остановиться. Ирвинг Ньютон опустил стекло и спросил:

– В чем дело? Мы едем обедать в ресторан «Таалех».

Офицер покачал головой.

– Вы не можете проехать. Здесь военная зона...

– Военная зона? – задохнулся американец. – Но здесь никогда не было военной зоны!

Оттуда, где они остановились, можно было видеть ротонду ресторана. Малко наклонился к Ньютону и тихо сказал:

– Не настаивайте, попробуем в объезд...

Американец приказал шоферу сдать назад. «Бьюик» свернул направо. Несколько минут они ехали в напряженном молчании до верхнего конца проспекта Ихран. На этот раз первым их увидел Малко. Четверых военных возле неизменного русского джипа, тот же диалог. Военная зона! Ирвинг Ньютон выскочил из машины, потрясая дипломатическим паспортом.

– Я хочу проехать, – заорал он, – я первый секретарь американского посольства. Позовите офицера!

Заграждение стояло в трехстах метрах от здания ФОПС, и из-за того, что проспект шел на подъем, не было видно, что там происходит. Не слишком обеспокоившись, солдат тем не менее согласился послать за офицером одного из своих товарищей, и тот не спеша удалился.

Малко покачал головой.

– Сейчас они нас хорошо поимели, – тихонько сказал он. – Хорошо, что вы не послали телекс.

Спустя три минуты солдат вернулся в сопровождении очень вежливого унтер-офицера, который объяснил им по-английски:

– С вами поговорит офицер. Но для этого вам следует вернуться на тот конец улицы...

– Он что, не может передвигаться? – зарычал американец.

Сержант покачал головой.

– Нет, джаале.

– Делайте, что он говорит, – приказал Малко.

Снова задний ход. Солдат проследил, как они отъехали и повернули на соседнюю улицу. Тут же Малко сказал офицеру:

– Остановите здесь.

Тот подчинился и остановил «бьюик» на маленькой улочке, здесь их автомобиль нельзя было увидеть с проспекта.

– Выйдем, – предложил Малко. – Уверен, что сейчас что-то произойдет. Ирвинг Ньютон вышел из машины, не вдаваясь в дискуссию. Малко и следом за ним американец вернулись пешком на проспект Ихран.

– Что вы собираетесь предпринять? – спросил Ньютон.

– Смотреть, – лаконично ответил Малко.

Он наблюдал за дорожным патрулем. Солдаты болтали, опершись на джип. Вдруг раздался шум мотора. Со стороны резиденции ФОПС выехал военный джип и следом за ним желтый микроавтобус марки «фольксваген». Когда они проезжали мимо, Малко обратил внимание, что окна «фольксвагена» заклеены полосками бумаги, чтобы нельзя было разглядеть, что находится внутри салона.

Следом ехал еще один джип с солдатами.

– Ну вот! – горько сказал Малко. – Наши заложники уезжают...

Маленький кортеж промчался по склону и исчез.

– Но надо преследовать их! – воскликнул Ньютон. – Поймать!

– Не говорите глупости! – оборвал американца Малко, взяв его под руку. – Солдаты нас немедленно арестуют. Мы, по крайней мере, смутили их, заставили изменить свои планы. Но теперь они еще больше будут остерегаться. Пойдемте. Послушаем сказку, которую нам преподнесут... Американец, сжав кулаки, со слезами на глазах смотрел вслед исчезнувшим машинам. Как робот, он вернулся в «бьюик» и приказал шоферу ехать в нижний конец улицы. Они не сказали друг другу ни слова, пока снова не оказались у заграждения. На этот раз рядом с джипом и солдатами стояли большой черный «фиат» и группа гражданских и военных, над которыми возвышался высокий седой человек.

– Это итальянский посол! – сообщил Ирвинг Ньютон.

Они вышли из машины. И тут же услыхали громкие раскаты его голоса. Итальянский дипломат возмущенно протестовал против того, что ему запретили проехать. Увидев Малко и Ньютона, он продолжил с новой силой.

– У нас есть серьезные основания полагать, что мой коллега, посол Соединенных Штатов, содержится на этой вилле, мы требуем разрешения осмотреть ее. Иначе я буду вынужден считать, что сомалийское правительство является сообщником этих подлых похитителей...

Ирвинг Ньютон открыл рот, чтобы ввести итальянца в курс дела, но Малко толкнул его локтем.

– Не будьте идиотом, – прошептал он, – это ничего не даст. Сомалийский офицер вдруг обратил внимание на присутствие Ньютона. Он почтительно поприветствовал его и громко сказал:

– Господин первый секретарь! Господин итальянский посол неправильно интерпретировал мою позицию. Просто я ждал вас, чтобы произвести обыск виллы. Если вам угодно последовать за мной...

Лицо посла просветлело. Он повернулся к Ньютону.

– Вот видите!

Американцу удалось изобразить улыбку. Как за соломинку, он ухватился за последнюю надежду. В конце концов они ничего определенного не видели.

– Что ж, идемте, – сказал он.

В сопровождении солдат гости пошли по направлению к вилле. Все молчали. Лишь шаги гулко стучали по асфальту. Пять минут спустя они подошли к вилле ФОПС. Посол указал на здание.

– Это здесь.

– Отлично, – закивал сомалийский офицер.

Он подошел и постучал по решетке. Тридцать секунд спустя калитка приоткрылась и в ней показалось усатое лицо. Между офицером и штатским завязалась короткая беседа. По-арабски. По прошествии еще нескольких секунд офицер повернулся к Малко и остальным.

– Этот человек – член ФОПС – не в курсе похищения, но он согласен из уважения к вашему положению дипломатов показать дом, который является резиденцией их партии, чтобы не было никаких сомнений в ее непричастности к этому происшествию.

С кривой улыбкой охранник открыл ворота. Группа во главе с Малко вошла в здание. Осмотр помещения не занял и пяти минут.

На вилле не осталось никаких следов заложников, если они здесь и были. Итальянский посол становился все мрачнее по мере того, как визит близился к концу. Он с упреком глянул на Ирвинга Ньютона. Последний пытался с непроницаемым лицом сохранять спокойствие.

Члены ФОПС с наглыми улыбками провожали группу. Офицер обратился к Ньютону.

– Вы видите, что здесь никого нет. Нам очень жаль...

– Нам тоже, – каркнул американец.

Он направился к двери. Там их ждал мятежник с пачкой листовок ФОПС в руках. С милой улыбкой он раздал их выходящим. Это уже было издевательством...

Ирвинг Ньютон взял посла Италии под руку и потихоньку стал рассказывать, что произошло перед их посещением виллы. Посол вскинулся:

– Но это же возмутительно, противозаконно! Надо протестовать.

Малко присоединился к ним.

– Зачем? – он махнул рукой. – Они ко всему готовы. Благодарю вас за оказанную помощь...

Они расстались. В «бьюике» Малко задумчиво проговорил:

– Если нам не хватало еще одного доказательства сговора сомалийского правительства с террористами, – начал он, – теперь оно у нас есть. Они использовали армию...

– Нам-то что с того? – с горечью перебил его американец. – Где нам теперь искать их?

– Я сделал, что мог, – мрачно сказал Малко. – Лучше я не умею. Нам ведь почти удалось...

Они спускались к центру города. Было чуть больше двенадцати часов.

– Где вы намерены перекусить? – спросил американец у Малко. – Можно съесть у меня по гамбургеру.

– Думаю, что мне нужно сделать визит в «Кроче дель Суль». Следовало бы рассчитаться с красавицей Фускией.

Глава 10

– Вы должны меня понять, я не могла поступить иначе.

Настойчивый голос Фускии долетал до Малко сквозь яростное мяуканье дюжины тощих бродячих котов, дравшихся на стене, которая окружала сад «Кроче дель Суль». Еще полдюжины котов осаждали их столик, один страшнее другого. Малко взял кусочек лангуста и бросил им, вызвав яростную драку. Потом он внимательно всмотрелся в напряженное лицо мулатки, не отрывавшей глаз от его губ.

– Очень хотелось бы вам верить, но теперь вы обязаны помочь мне, чтобы искупить вину.

Фуския сменила роскошное голубое платье на черные суконные брюки, несмотря на жару, и практически прозрачную блузку из розового муслина. Когда Малко вошел в сад, она, оставив группу венгров, кинулась к нему. Женщина, казалось, была рада его видеть. Поскольку Малко смотрел на нее холодно, она сняла огромные темные очки, и Малко увидел багровый кровоподтек под левым глазом.

Фуския равнодушно объяснила:

– Он ждал меня. Он знал о лифте. И был в бешенстве. Он спросил, куда вы ушли, пришлось ему сказать. Иначе он до полусмерти избил бы меня и узнал, о чем вы меня просили.

Малко должен был удовольствоваться предложенной версией. Только Фуския знала, что на самом деле произошло между ней и ее любовником. Теперь она была готова вымаливать прощение. Старый повар-йеменец с густой бородой подошел, прихрамывая, и подал ей манго с лимоном. Фуския вздохнула.

– Если б вы знали, как я мечтаю уехать из Могадишо. Мне все время страшно. Он следит за мной. Я должна делать все, что он скажет. Кроме того, он относится ко мне, как к шлюхе для белых. Думаю, он меня ненавидит. К сожалению, я не могу вывезти отсюда деньги. Иначе, поехав в Джибути, я бы там осталась...

Снова клюква размером с баобаб. Увидев грязные ногти повара, Малко пожалел, что съел лангуста... Он думал о желтом микроавтобусе, где, конечно же, были заложники.

– Вы получите в Джибути в свою следующую поездку двадцать тысяч долларов, если узнаете, куда увезли заложников, – сказал он.

Фуския ответила не сразу. Она опустила глаза, сделав вид, что наблюдает за кошками, и раздельно проговорила:

– То, о чем вы просите, очень опасно. Вы не представляете, на что они способны. И я не знаю, смогу ли выяснить это для вас...

Малко устремил свой светлый взгляд прямо ей в глаза.

– Двадцать тысяч долларов – это большие деньги, – произнес он. -Некоторым вашим соотечественникам не заработать столько за всю жизнь. И вы мне кое-что должны, не забывайте...

Фуския положила ладонь на его руки и спросила совершенно неожиданно: – Если я добуду эту информацию, вы заберете меня с собой?

– Куда? – оторопел Малко.

– Туда, где нет коммунистов, – шепнула мулатка. – Но не в Джибути, потому что там они быстро до меня доберутся и убьют. В Европу, в Италию.

– Это возможно, – сказал Малко, стараясь не показать своей растерянности. – Я вывезу вас из страны вместе с заложниками. А дальше -посмотрим.

Он с трудом мог представить себя в Лицене рядом с этим великолепным тропическим экземпляром. Фуския улыбнулась.

– Я попробую узнать то, о чем вы просили. Только сегодня вы поведете меня ужинать. Они так сказали.

– Меня опять хотят убить?

Она покачала головой.

– Не думаю. Я возмутилась, и они поклялись, что то была ошибка и что им всего лишь надо знать, что вы делаете.

– Ну что ж, до вечера, – сказал Малко, поднимаясь.

Малко показалось, что на него пролился душ из расплавленного свинца, так немилосердно жарило солнце. Оставив справа деревянные перила старого кафе «Савойя», он свернул на улицу, где находилось посольство. Утренние хлопоты вконец измучили его. Это похоже на поединок в вате...

На тротуаре стояла, оживленно переговариваясь, группа женщин, в основном красивых. Они напоминали ему его «тропическую ласточку». Удивительную Фускию. Кажется, изнасилование не слишком травмировало ее... Он надеялся, что она все-таки будет полезной... Если не из признательности, то, по крайней мере, ради собственной выгоды. Старые бараки, притулившиеся вдоль улицы, грозили вот-вот обрушиться. Стоит только покинуть Ваддада Сомалиа, как современный внешний лоск города исчезает.

Охранник почтительно отдал честь. Ирвинг Ньютон ждал его в своем кабинете с бутылкой пива в руке... По его возбужденному виду Малко догадался, что есть новости.

– Он пришел! – объявил американец.

– Кто «он»?

– Абди, парень, о котором говорил консул. Он готов помочь нам. Встретиться с вами. К тому же, поскольку Абди родился в бывшем Британском Сомали, он великолепно говорит по-английски!

Малко сел, забыв о жаре. Наконец-то хорошая новость.

– Браво! – воскликнул он. – Но доверяете вы ему? У меня такое впечатление, что СНБ крепко держит страну.

– Точно, – согласился американец, – но у этого Абди серьезная причина их ненавидеть. Они не дали его старшему сыну поехать в Каир изучать Коран. Они любыми средствами подрывают религию. А поскольку парень искренне верует, он на них смертельно зол.

– Как мне с ним увидеться? За мной все время следят.

Ирвинг Ньютон закурил сигарету с возбужденным блеском в глазах.

– Я знаю. У Абди есть идея. Завтра пятница. Все идут на пляж. Пляж тянется на несколько километров и начинается примерно в километре на юг от вашего отеля. Вы можете даже пойти туда пешком.

– Пляж – не идеальное место для конфиденциальных встреч, – заметил Малко.

– Всяко бывает, – возразил американец, едва заметно улыбаясь. – Если пройдете подальше на юг, перед самыми скалами увидите маленькие гроты, которые нависают над дюнами. Это место кишмя кишит детьми, мелкими воришками и извращенцами, которые подглядывают за влюбленными парочками. Трудно засечь кого-либо. Там также много русских.

Абди будет ждать вас в последнем гроте. Он немного в стороне. Разумеется, если там окажется посторонний, он выйдет и встреча будет отложена. Итак, гуляйте, не торопясь, но даже если за вами будут следить, вашему стукачу будет лень проверять грот, когда вы туда зайдете ненадолго насладиться прохладой...

– Хитро придумано, – одобрил Малко.

– Надеюсь, этот Абди сможет быть полезным, – вздохнул Ирвинг Ньютон. – Попытаемся выиграть время. Я попросил сомалийцев выступить посредниками в организации переговоров.

– О'кей! – сказал Малко. – Увидимся в субботу. Надеюсь к тому времени узнать, где находятся заложники. Это – прежде всего.

Они уже собирались пожать друг другу руки, как вдруг шум голосов, донесшийся снизу, заставил их вздрогнуть.

Крики, потом шаги на лестнице. Появился мертвенно-бледный морской пехотинец.

– Сэр, быстрей, идемте!

Первый секретарь ринулся к выходу, Малко за ним. Полотняный мешок, испачканный кровью, лежал на полу посреди небольшого холла под охраной второго солдата. Малко охватило ужасное предчувствие.

– Что случилось? – нервно спросил Ньютон.

– Возле посольства только что остановилась машина, – объяснил морской пехотинец осипшим от волнения голосом. – В ней было четверо. Они открыли багажник и бросили этот мешок на тротуар. Потом один из них подозвал меня и заявил, что это – посылка для американского посольства.

Первый секретарь встал на колени и дрожащими пальцами начал развязывать веревку. Он потянул за конец, и мешок раскрылся.

– My god!

Американец, казалось, оцепенел от ужаса. Малко подошел ближе. И увидел окровавленную женскую голову; кровь запеклась в широкой ране на шее. Ее зарезали. Морской пехотинец помог освободить труп от мешка. Руки убитой были связаны за спиной. На лице застыло выражение смертельного страха.

– Мать их так!.. – пробормотал морской пехотинец, его лицо внезапно осунулось.

– Это жена посла, – констатировал первый секретарь сдавленным голосом.

Малко задумался. Они ждали, пока он вернется в посольство, чтобы подбросить труп. Решили предупредить, чтобы он оставил свои поиски. А может, у них такой жуткий способ начать переговоры...

Кровь уже засохла. Судя по всему, жена посла была убита до того, как заложников увезли из резиденции ФОПС. Хладнокровно. Самая большая его надежда была теперь на Фускию.

Коты орали, как сумасшедшие, расположившись на стенах вокруг внутреннего дворика. В кафе заняты были только три столика. Малко незаметно отодвинул салат. Отвратительный. Сделанный, вероятно, из крысиных хвостов. Фуския была на этот раз в болеро, слабо стянутом на широкой груди, и в длинной юбке с полоской кожи, опоясывающей талию.

Малко подождал, пока йеменец отойдет, и спросил:

– Новости у тебя есть?

Фуския с тех пор, как он пришел, не отпускала его руку. Как собака, счастливая, что нашла нового хозяина.

– Да, – тихо ответила она.

Сердце Малко возбужденно забилось. Определенно, это его день.

– Говори!

– Они повезли их на юг, – проговорила она почти не шевеля губами.

– На юг? Это – понятие растяжимое. До Кении восемьсот километров. По прямой.

– Думаю, они – в Браве, – поспешно объяснила женщина.

Малко предпочитал не знать, как она добыла информацию. Что-то клацнуло у него в мозгу. Брава, именно туда приглашал его с собой немецкий журналист. А если это всего лишь хитрый ход сомалийцев, чтобы вывести его красиво из игры...

Мягко, но испытующе он взглянул в мрачное лицо Фускии. Мулатка казалась искренней и очень испуганной. Она торопливо добавила почти неслышным голосом:

– Если они узнают, что это я сказала тебе...

– Где в Браве? – перебил ее Малко.

Она покачала головой.

– Это все, что я знаю...

– Почему так далеко?

Она заколебалась.

– Не знаю. Но иностранцы не имеют права разъезжать по стране. Никто не может туда последовать за ними. А если заложники понадобятся, то это всего лишь пять часов по проселку. В Браве нет иностранцев, кроме советских, и это очень маленький городок.

Годится. Малко пристально глянул ей в глаза, захваченный внезапной мыслью.

– Ты хотела бы поехать со мной в Браву?

Фуския изобразила совершенно отчаянный страх:

– Но это невозможно! Они поймут, что это я тебе сказала. – Вдруг ее лицо озарилось радостью. – Но если хочешь, завтра мы можем пойти на пляж...

Только этого не хватало! Если он скажет «нет», есть риск, что она перестанет доверять ему. А он все же не может ей доверять до такой степени... Малко ласково взял руку Фускии в свою. Он еще не рассказывал ей о зловещей посылке, подброшенной в посольство. Не стоит ее пугать еще и этим. Не исключено, что мулатка и в дальнейшем понадобится ему. Мало-помалу у него в голове вырисовывался план.

– У меня на это не будет времени, но мы поужинаем вместе, как и сегодня вечером, и пойдем потанцуем...

Она нахмурилась.

– Они останутся недовольны, если я не буду с тобой.

– Ты скажешь, что я не хотел этого, – посоветовал Малко.

Фуския надула губки и поднялась.

– Пойдем погуляем, – капризно сказала она.

Насколько можно довериться этому прекрасному тропическому растению, продажному и, возможно, ядовитому? История с Бравой не давала покоя Малко. Что это – неожиданное везение или ловушка, которая сорвет его миссию? Только будущее даст ответ на этот вопрос. Три девицы, что встретились им по дороге, раздраженно и с любопытством разглядывали Малко.

– Они ревнуют! – расхохоталась Фуския.

Вместо того, чтобы повернуть налево, она потянула Малко вправо.

– Куда мы идем? – спросил он.

– На золотой рынок, – объявила Фуския взволнованно.

Что ж, это естественно... Но освобождение заложников вполне стоило подобной жертвы. Они прошли под арку. Лавчонки ювелиров располагались в ряд друг за другом, все на один манер. Маленькая витрина, прилавок с золотыми и серебряными вещами и грязный продавец. На ярлычках стояли цены в шиллингах, и драгоценности продавались на вес. Фускии удавалось сохранять безразличный вид, пока они были в трех первых лавках, но в четвертой ее взор увлажнился при виде великолепного браслета в комплекте с колье из золота. Было бы бесчеловечно томить ее. Малко достал пачку долларов и положил их на прилавок. Фуския тут же приникла к нему, влажная от преждевременной покорности.

Как только они покинули лавку, мулатка прижала Малко спиной к большому каменному столбу и стала тереться об него, как обезумевшая самка. – Yrazie tante, mio amore <Спасибо огромное, любовь моя (ит.)>, – шептала она. Она потащила его к маленькому такси желто-красного цвета, скучавшему на пыльной площади.

Определенно, золото дает один и тот же эффект на всех широтах. Эта бесспорная истина утешает. Они почти бегом пересекли холл «Джаббы». Как только они оказались в номере, Фуския притянула Малко к себе. Он засунул руку под болеро, взял в плен ее груди, и она захрюкала от удовольствия. Они пробыли в таком состоянии несколько минут. Потом Фуския выпрямилась и сняла юбку, поглядывая на него блестящими глазами. Она вполне естественно перевернулась и стала посреди кровати на четвереньки, обхватив голову руками.

Это был знак, который благородный человек не мог не понять. Когда Малко овладел ею, Фуския, как слепая, забросила ему руки на спину, чтобы еще сильнее притянуть к себе.

– О! Вот так я обожаю, – тихо приговаривала она, – обожаю...

Малко тоже обожал. Мало-помалу кожа мулатки покрывалась тонким слоем влаги, она беспрерывно стонала, ее длинные черные волосы, мокрые от пота, липли к его лицу. Малко вдруг осознал, что их тела отражаются в зеркале двери, ведущей в ванную. Это лишь придало остроты его ощущениям. Он стал трудиться еще ожесточеннее, пока пальцы Фускии не проникли между их телами и не надавили на его благородные места так убедительно, что он тут же излился.

Только несколько секунд спустя, лежа на боку, он понял, что тоже весь в поту... Фуския прижалась к нему, прикрыв в изнеможении большие карие глаза.

– Te voglio bene, te amo <Очень-очень люблю тебя>, – прошептала она по-итальянски.

Она была очень чувственная, оргазм доходил у нее до мозга. Малко погладил ее по голове. Фуския в конце концов стала ему действительно симпатична. Его все время влекло к ней. Губы мулатки тихонько скользнули вниз по его животу, чтобы разжечь снова его страсть.

Между тем он думал о кочевнице Хаво. Она тоже живет в Браве. И ей найдется место в плане, который он выстраивал. Но ему нужно еще кое-что. И только Ирвинг Ньютон поможет ему это достать. Радиопередатчик.

Стоя на коленях у него между ногами, Фуския благодарила его за колье с достойным похвалы вдохновением.

Глава 11

Огромный пляж, насколько видит глаз, был усеян белыми кепочками, как будто среди черных тел затерялась диковинная порода животных. Пятница в Сомали, как и во всех мусульманских странах, – день отдыха.

В белых кепочках были русские. Семьями или группами по двое-трое. Изредка по одному. Матроны, цепляющиеся за мужей, обратили бы даже Казанову в пламенного гомосексуалиста одним своим взглядом. Самые лучшие могли бы стать манекенщицами. Обиженные природой – пугалами. Малко понимал, почему их мужья бросаются очертя голову в воспитание народных масс. Имея такое добро в постели, лучше со свечкой читать Ленина, чем заниматься любовью... По капризу советского руководства они все были увенчаны одинаковыми белыми полотняными кепочками, от чего становились заметными на пляже, как мухи в чашке с молоком.

Пляж в Могадишо оказался действительно громадным. Малко разделся в Бич-Клабе, оставив Ирвинга Ньютона стеречь вещи. Чтобы пройти на пляж, надо было преодолеть плотное заграждение из торговок ракушками, сидевших на цементной лестнице, ведущей с террасы Бич-Клаба на пляж. Ему пришлось пройти с километр, пока самые настойчивые из них не отчаялись преследовать его.

Вереница облупившихся коттеджей ограничивала пляж со стороны суши. От пляжа их отделяло заграждение из цемента, напоминающее противотанковое. Лидо – это вам не Довиль.

Сотни черных слонялись по берегу. Малко осмотрелся. Невозможно заметить, есть ли слежка. Мало-помалу, идя по воде у самого берега, часто останавливаясь, он удалился от Лидо. Когда позади осталась резиденция итальянского посла, стоящая немного в стороне от пляжа, он оказался среди дюн с редкой растительностью, сливающихся с пляжем. Малко остановился, наблюдая за негритянкой, которая купалась у берега, закутавшись в разноцветное бафто, обтягивающее ее пышные формы. Сомалийцы купаются в одежде, купальники и плавки у них не в ходу. Или голые.

Казалось, никто не интересовался Малко. Должно быть, его принимали за русского, поскольку туризм в Могадишо отсутствует.

Его тело все еще ныло после вчерашних страстных объятий Фускии. Золотые украшения были полностью оплачены. Она отблагодарила его с пылкостью, которая не была, возможно, полностью продажной... Микрофоны в номере «Джаббы», должно быть, вибрировали так, что мембраны могли накрыться от криков мулатки. Притворные или настоящие, они так стимулировали Малко, что он забыл о своем возрасте. Фуския непременно хотела провести пятницу с ним, и ему пришлось сослаться на необходимость быть в американском посольстве вследствие гибели жены посла, чтобы избавиться от нее.

Разумеется, сомалийское правительство немедленно прислало соболезнование, заклеймившее это бесчеловечное убийство. Соболезнование было получено одновременно с коммюнике ФОПС, сообщающим, что второй заложник будет казнен через три дня, если Соединенные Штаты не уступят. Однако Соединенные Штаты не уступят.

Жизнь заложников зависит только от Малко с его более чем сомнительными шансами на успех.

Он приближался к дюнам. Отделенным от пляжа скалистым барьером. Он заметил первый грот. Голый негритенок лежал на песке, спрятав голову в тени.

Малко пошел дальше. Больше километра. Пляж здесь был почти пуст, но Малко прекрасно просматривался с дюн, где виднелись гуляющие. Он опять остановился, снова зашагал, встретил парочку сомалийцев...

Наконец он дошел почти до конца скалистого барьера, который, резко понижаясь, через несколько шагов терялся в песке. Но прямо перед ним барьер нависал над пляжем, и в нем виднелись впадины, довольно глубокие и высотой около метра. Те самые гроты. Малко небрежно направился к ближайшему из них, который казался самым крупным. Солнце бешено жгло плечи, и ему действительно хотелось в тень. Тем не менее он сначала сел на песок в некотором отдалении, рассматривая входы. Но они были слишком темные, чтобы что-либо увидеть.

Он продолжил свой путь, приблизившись сначала к двум маленьким гротам. И опустился на песок перед одним из них. Рядом лежал совершенно голый сомалиец, выставив на всеобщее обозрение без всяких комплексов огромный, мягкий, розовый член. Малко встал и с бьющимся сердцем направился к последнему гроту, внимательно разглядывая пляж вокруг себя.

Он остановился в двух метрах от входа и снова сел на песок.

Что-то зашевелилось в темноте пещеры. Прищурившись, он различил нечеткий силуэт человека, выходившего к свету. Затем – лицо пожилого негра, изборожденное глубокими морщинами, с красными как у кролика глазами, торчащими скулами и редкими курчавыми волосами. При виде Малко его лицо озарилось улыбкой, открывшей ряд сломанных зубов, чередующихся с золотыми. Стоя на четвереньках в гроте, ибо там нельзя было выпрямиться, он сделал Малко знак приблизиться. Последний неуверенно сказал:

– Абди?

В ответ негр утвердительно кивнул головой. Малко поднялся, но в тот момент, когда собрался уже шагнуть к гроту, его остановил крик, донесшийся с дюн.

Он резко обернулся и увидел фигуру, стоявшую на вершине дюны спиной к солнцу. В ту же секунду он узнал Фускию, ее пышное тело, скрытое красно-коричневым купальником, почти сливающимся с кожей. Ругательства, мысленно сорвавшиеся с его губ, могли бы заставить небо обрушиться на землю, если бы Бог не изменился вместе со временем. Он принудил себя радостно помахать ей рукой, молясь про себя, чтобы мулатка его не заметила. Рядом с Фускией стоял мужчина в плавках... Скатившись с дюны, Фуския побежала к нему, звеня всеми своими браслетами...

Фуския упала на песок возле Малко, ее чувственное лицо светилось детской радостью. В купальнике грудь мулатки казалась еще более внушительной, не вмещаясь в красно-коричневый нейлон. Маленькие плавки почти ничего не скрывали. На шее было колье, которое накануне подарил Малко. Сидя на песке, она уставилась на него, нахмурив брови.

– Почему ты сказал, что не можешь пойти на пляж? – спросила она с упреком.

Малко выдавил из себя улыбку.

– Я не собирался. Но мои дела закончились быстрее. Правда, я здесь с первым секретарем посольства. Он остался в Бич-Клабе.

Фуския смотрела на него с любопытством.

– По пятницам посольства не работают, – подозрительно заметила она. -Ты был с женщиной?

– Ты хорошо знаешь, что для нас эта пятница не такая, как другие, -резко оборвал он.

Краем глаза он следил за гротом. От Абди и следа не осталось. Любой ценой надо было увести подальше Фускию и ее спутника. Он поднялся, и она сделала то же самое.

– Мне нужно возвращаться в Бич-Клаб. Ирвинг Ньютон ждет меня, чтобы пообедать вместе.

Она взяла его под руку.

– Подожди, пойдем сначала искупаемся. Мне жарко.

Ее маслянистая кожа блестела от пота. Малко трудно было отказаться. Море было восхитительно теплое. Они вошли в воду до пояса, навстречу волнам, которые с шумом обрушивались на берег. На километр вокруг больше никто не купался. Фуския притворно вскрикивала от страха. Она обхватила Малко за талию и поцеловала взасос, тесно прижавшись к нему. Он отстранился, не желая начинать опасную игру.

– Твой попутчик приревнует, – кивнул он в сторону берега.

Она расхохоталась.

– Он! Ему плевать, это – мой повар. Я попросила его пойти со мной из-за воров. Он меня охраняет.

Она продолжала тереться об него.

Малко снова отодвинулся.

– Пойдем на берег, – сказал он, – мне холодно.

Бесстыдная ложь.

Они вернулись на пляж и сели на мокрый песок. Как избавиться от нее, спрашивал себя Малко. Незаметно, ловкими женскими приемами Фуския начала превращать его в животное. Внезапно она вскочила, схватила его за руку и потянула за собой.

– Пойдем.

– Куда?

– Туда. Я там часто бывала.

У Малко свело желудок. Фуския указывала на грот, где притаился Абди... Чувствуя его сопротивление, она укоризненно посмотрела на него.

– Тебе не хочется?

Даже взгляд мог доказать ей обратное.

– Здесь не очень удобно, – возразил Малко. – Надо вернуться в отель. Она надулась...

– Ты сказал, что обедаешь с другом.

– Пообедаю потом, – отмахнулся Малко. – Вернемся в «Джаббу» по отдельности. Я скажу ему, что мне надо позвонить. Не нужно, чтобы он тебя видел. О'кей?

– Согласна, – обрадовалась Фуския. – Я поспешу.

Малко проследил, как она удаляется в дюны своей танцующей походкой. Он демонстративно пошел по пляжу, несколько раз обернувшись; видел, как Фуския помахала ему рукой и исчезла в складках дюн. Он тут же вернулся к гроту, сел на песок в метре от входа и позвал по-английски:

– Абди! Вы меня слышите? Я пытался отделаться кое от кого. Сейчас все о'кей. Вы можете выйти.

Тотчас же морщинистое лицо с гноящимися глазами выглянуло из грота. Старый сомалиец улыбнулся и сказал:

– Здравствуйте, господин, это я, Абди. К вашим услугам.

Только находясь в нескольких метрах от грота, можно было заметить, что там кто-то есть.

– Господин Ньютон вам сказал, почему я в Сомали? – спросил Малко.

– Да, да, – закивал сомалиец, – я очень хотел бы вам помочь.

– Это может быть очень опасно для вас, – предупредил Малко.

Лицо старого негра осветила безропотная улыбка.

– Я, господин, – старый человек. Смерти я не боюсь. В любом случае она придет очень скоро. Люди в правительстве – плохие. Они перестали верить в Аллаха. Они специально назначают партсобрания в часы молитв. Это нехорошо. И потом, в Америке я был счастлив. Я хорошо зарабатывал. В Кении тоже.

– Я выяснил, – сказал Малко, – что заложников, вероятно, перевезли в Браву... Надо бы поехать туда. Вы можете помочь мне?

Абди покачал головой.

– Это нелегко, господин. Я вожу правительственные «лендроверы» для официальных гостей, поэтому езжу только туда, куда мне скажут. Но вам никогда не дадут разрешения на поездку в Браву. Только не вам. И потом, Брава – маленький городок... Никто вам не поможет там...

Старый негр с беспокойством смотрел на Малко, сидя на корточках. Последний решил раскрыть свои карты. Абди, кажется, заслуживает доверия.

– Вероятно, вы сумеете мне помочь, – сказал он. – Я знаю одного восточногерманского журналиста, который должен ехать в Браву завтра. В официальную поездку. Можете ли вы уладить дело у вас на работе так, чтобы водителем были вы?

Абди несколько секунд помолчал, поморщил лоб, размышляя.

– Пожалуй, это возможно. – Негр усмехнулся. – Они все лентяи. Ездить не хотят, а я это люблю. В Кении я иногда проезжал по пятьсот километров в день. Я могу сказать, что хочу поохотиться, в саванне много зверей.

– Оружие у вас есть?

– Карабин «Мерлин-444», – гордо сказал Малко. – Я возьму его с собой. Тот журналист, что едет в Браву, он что, ваш друг?

– Не совсем так, – ответил Малко, – но думаю, что возьмет меня с собой. Он не знает, зачем я еду в Браву.

Старый сомалиец снова в тревоге наморщил лоб.

– В Браве я вам помочь не смогу, – объяснил он. – Вы ничего не сможете сделать.

– Может, и так, – уклончиво ответил Малко.

Его план наконец начал оформляться, еще сырой, но нельзя сказать, что неосуществимый.

Вряд ли эта поездка будет увеселительной прогулкой, лишь бы Хельмут Ламбрехт хвастался не зря.

Малко огляделся. Негритянская семья направлялась к гроту, да и Фуския могла вернуться.

– Абди, – подытожил он, – до завтра мы не увидимся. Это было бы слишком опасно. Знайте, что журналиста зовут Хельмут Ламбрехт. Он приглашен сомалийским правительством.

– О'кей! – воскликнул Абди. – Я постараюсь сделать все как можно лучше. Если смогу, добьюсь, чтобы водителем назначили меня.

Он исчез в гроте, а Малко быстро пошел по пляжу в сторону города. Ирвинг Ньютон и Фуския ждут его.

Хельмут Ламбрехт приветливо помахал рукой, заметив Малко, когда тот выходил из лифта. Журналист сидел за столом в холле «Джаббы» в компании Мусы и еще двух сомалийцев, таких же бандитов, как и он; Малко присоединился к ним. Ламбрехт был именно тот человек, которого он сейчас хотел видеть.

– Ну, – спросил немец, – что нового?

– Вы это знаете, – сказал Малко. – Террористы из ФОПС убили жену посла и подбросили труп к посольству. Они грозятся ликвидировать еще одного заложника через три дня. Мы запросили в Вашингтоне новых инструкций, а все это время сомалийская милиция сидит сложа руки, -закончил он с горечью.

Наступило напряженное молчание. Его прервал «товарищ» Муса, который нравоучительно заявил:

– Американское правительство должно сделать все, что в его силах, чтобы спасти заложников.

Хельмут Ламбрехт, чувствуя, что напряжение растет, попытался разрядить обстановку. Он позвал официанта и молча указал пальцем на бутылку «Гастон де Лагранж». Потом обратился к Малко:

– Эта история не может иметь продолжения в Могадишо. Действовать надо Вашингтону. А вам совсем не мешает на пару дней отвлечься. Раз люди из ФОПС отказываются вступать в переговоры, вам здесь делать нечего. «Товарищ» Муса бросил беспокойный взгляд на журналиста.

– Вы хотите взять с собой товарища Линге в Браву?

– Да, – ответил Ламбрехт. – Ему покажут настоящее Сомали.

– Но нужно разрешение министерства информации, – мягко возразил сомалиец.

Ламбрехт смеясь хлопнул его по колену.

– Он не сможет во время поездки заниматься шпионской деятельностью. И потом, вы поедете с ним...

– Лучше все-таки спросить, – продолжал настаивать Муса, многозначительно глядя на собеседника.

– Я сегодня вечером ужинаю с Коффишем, – оборвал его немец. – И поговорю с ним об этом.

«Товарищ» Муса осторожно замолчал. Малко поспешил сказать, чтобы успокоить его:

– О, я не думаю, что смогу поехать. Я тоже должен попросить разрешения у своих властей.

Все облегченно засмеялись. Обстановка разрядилась. Муса наклонился к Малко и, сально улыбаясь, спросил негромко:

– Ну что, вам понравились сомалийские женщины, а?

Малко сдержанно улыбнулся. Он обнаружил Мусу на пляже, возвращаясь из грота. Стукач из СНБ ни на шаг не отставал от него.

Фуския прождала его в холле «Джаббы» полчаса в легком платье, едва прикрывавшем ноги. Зрелище, которое наверняка поколебало веру в социалистические идеалы трех северокорейцев, грустных, как потухшие свечи. Спина у Малко была исполосована ногтями. Определенно, у Фускии тропический темперамент. Как только они закрыли за собой дверь, она так рванула платье на груди, что пуговицы дождем посыпались на пол, и дальше вела себя в том же духе. Малко, успевший стать у Фускии завсегдатаем, сегодняшний вечер решил пропустить: наступающий день обещает быть длинным и трудным.

Присутствие «товарища» Мусы тем более не облегчит дела. К тому же попасть в Браву – это только начало.

Малко поднялся. Ирвинг Ньютон ждал его в посольстве.

– Может быть, до завтра, – сказал он.

– Отъезд в полседьмого, – уточнил немец. – Встречаемся здесь, в холле.

– Ну что? – тревожно встретил его первый секретарь.

– Все в порядке, – ответил Малко, падая в кресло напротив кондиционера. – За исключением нескольких деталей.

– Terrific! <потрясно (англ.)> – пробормотал американец.

Лицо Малко выражало сомнение. Его команда – это банда мокриц. Пенсионер с глазами кролика, «тропическая ласточка», горячая, как кошка на раскаленной крыше; политический противник, действующий по чужой подсказке, и, возможно, женщина, с которой он в своей жизни провел всего два часа. Против него – скорее всего, КГБ, наверно СНБ и все сомалийское население.

– Сколько наличных денег в сейфе посольства? – спросил он.

– Э-э-э... Примерно восемь тысяч долларов, – подсчитал американец.

– Отлично, – сказал Малко. – Вы смотаетесь на золотой рынок и купите все, что сможете. По двадцать пять шиллингов за грамм – этого добра будет немало. Вы подумали о радиомаяке?

– Его только что привезли из Найроби. Замаскирован под транзистор.

– Очень хорошо. Встретимся здесь через два часа. Подведем итог.

Малко холодно улыбнулся.

– Если все пойдет по моему плану, мы увидимся не скоро. Вы связались с теми, кого я вам назвал?

– Со всеми, – подтвердил Ирвинг. – Они stand-by <наготове (англ.)>. Дэвид Уайз желает вам удачи. Это не лишнее.

Малко тихонько выскользнул из постели. Фуския раскрылась во сне и, свернувшись калачиком, предоставляла возможность любоваться ее пышным задом. Он коснулся ее, и тут же бедра мулатки вздрогнули, как живые. Фуския слегка постанывала во сне. Наверное, ей снилось то, чем она так увлеченно занималась ночью.

Он быстро оделся и вышел, прихватив с собой ключ. Было шесть утра. Его биологические часы сработали безотказно. Хотя он на всякий случай попросил администратора разбудить его. С бьющимся сердцем Малко вошел в лифт. В холле «Джаббы» не было никого, кроме Хельмута Ламбрехта. Увидев Малко, он издал радостное восклицание.

– Так вы едете?!

– Мне очень хочется, – с сожалением проговорил Малко. – Хотя это и неразумно.

– Ну-ну, пошли, – стал настаивать журналист. – «Лендровер» уже ждет. Малко направился к выходу и увидел «лендровер» с зажженным стоп-сигналом. Он обошел машину вокруг и тут же узнал морщинистое лицо Абди. Он бы его расцеловал!

Первая часть операции удалась.

Сомалиец едва заметно улыбнулся. Была еще почти ночь. Малко вернулся в холл.

Хельмут Ламбрехт пристально глянул на него:

– Так что?

Малко покачал головой.

– Я бы поехал, но есть маленькая проблема. Вы знаете, та молодая женщина, с которой вы меня видели, она у меня в номере и мне не хотелось бы ее оставлять одну.

– Нет проблем! – с улыбкой сказал журналист по-немецки. – Пусть едет с нами. Идите будите ее. Она может спуститься, как есть, – добавил он, грубо расхохотавшись.

Малко был уже в лифте. Как только он начал тормошить Фускию, она обвила его руками, и ему с большим трудом удалось вырваться из объятий этого душистого спрута. Наконец она открыла глаза.

– Проснись, – повелительно сказал Малко. – Мы уезжаем.

Она резко поднялась.

– Куда? Еще ночь!

Это был щекотливый момент. Не забывая о микрофонах, Малко объявил самым естественным тоном:

– Мой немецкий друг берет нас с собой на два дня в Браву! Это -приятная прогулка. Я не хочу с тобой расставаться.

Он увидел ее расширившиеся от удивления и страха глаза. Не дав женщине открыть рта, он сплел пальцы вокруг ее шеи и приник губами к уху: "Если ты возразишь хоть слово, убью. Скажи только, что ты довольна...”

Он мягко ослабил давление. Фуския посерела. Она пролепетала сдавленным голосом:

– Но как же мой ресторан? У меня нет разрешения на выезд. Брава – это далеко...

– Мы вернемся быстро, – заверил Малко. – Пошли.

Он вытащил мулатку из постели. Она одевалась как во сне. К счастью, у нее было хлопчатобумажное платье, удобное для дороги. Малко положил на дно чемодана три килограмма золота, доставленного Ирвингом Ньютоном, и взял в руку «транзистор». В лифте Фуския дала волю своему отчаянию.

– Ты с ума сошел! Они узнают, что ты едешь в Браву, и заподозрят, зачем. Я не хочу ехать!

– Если ты не поедешь, я скажу, что это ты мне сообщила про Браву, -пригрозил Малко.

Она умолкла. Ему было стыдно, но...

Лифт приехал на первый этаж. «Товарищ» Муса уже явился. Он что-то обсуждал с Ламбрехтом. Увидев Малко, он внезапно замолчал. Малко так надеялся, что стукач не проснется... Фуския хлопала глазами, как сова при дневном свете. Хельмут Ламбрехт кинулся к ней, чтобы поцеловать руку. Муса бросил на мулатку мрачный взгляд, и она отвернулась.

Сомалиец подошел к Малко и неуверенно сказал:

– Не знаю, можете ли вы ехать. У вас нет пропуска. Надо бы сходить за ним в бюро информации.

Хельмут Ламбрехт внезапно разозлился.

– Муса, ты что, издеваешься? Ты же знаешь, что до восьми у них закрыто и что уйдет три дня, чтобы получить эту дурацкую бумагу. Ты член партии, а у меня есть разрешение. Раз тебя назначили гидом к товарищу Линге, поехали с нами! Итак, в машину.

Не похоже, чтобы Муса был рад... Малко спрашивал себя, что тот сможет сделать, чтобы помешать им уехать. Присутствие стукача создает дополнительные трудности, но вряд ли удастся задушить Мусу в холле «Джаббы». Однако он все хорошо рассчитал. В этот ранний час государственные учреждения были закрыты, а Муса не чувствовал в себе достаточно веса, чтобы запретить поездку Малко. С непроницаемым лицом он сел на заднее сидение «лендровера». Малко занял место на втором сидении рядом с Фускией, которая немедленно улеглась ему на колени. Хельмут Ламбрехт сел впереди, рядом с шофером, и закурил «Ротманс».

Малко заметил позади пассажирских сидений нечто, очень похожее на винтовку, и сердце его приятно сжалось. Абди ловко все устроил. Они быстро промчались через город и поехали по пустынной дороге. Заря едва занималась. Впереди не было видно никаких заграждений. Малко внезапно подумал: а может, все опасности не так уж серьезны... Абди нажал на газ, скорость поднялась до ста километров. Фуския спала, прижавшись к Малко. На своих ляжках он чувствовал ее теплое дыхание.

Свернувшись калачиком на заднем сидении, Муса тоже спал или делал вид, что спит. Малко попробовал задремать. Дни предстоят длинные и трудные...

У него не было ни малейшего представления о том, как он сможет разыскать заложников, а затем, если удастся, освободить их. Вдруг Абди обернулся и весело сказал:

– Надо ловить момент, чтобы поспать сейчас, джаале, потому что через шестьдесят километров начнется очень плохой проселок и он не даст вам отдохнуть.

Глава 12

Абди соврал. Проселок не был плохой. Он был кошмарный! «Лендровер» болтало, как лодку в бушующем море.

Шофер-сомалиец, упираясь в дверцу, прикрыв кроличьи глаза черными очками, вел машину, резко двигая плечами, как боксер, который бьет невидимого противника. Перекладывая с одной щеки под другую травку, которую он беспрерывно жевал...

Малко подавил недовольство, когда Фуския всей тяжестью навалилась ему на ребра. Задыхаясь, он попытался освободиться, но еще более сильный толчок бросил мулатку на дверцу, и она сильно ударилась. Сзади было еще хуже: «товарищ» Муса болтался взад и вперед по сидению, как поплавок, отчаянно пытаясь ухватиться за что-нибудь. Только шофер и Хельмут Ламбрехт, крепко сидевшие впереди, не очень страдали.

Глубокие лощинки с ухабами чередовались с крутыми виражами и огромными ямами, через которые Абди старался ехать особенно аккуратно. Был уже день, дорога извивалась по пустынной саванне, усеянной большими колючками. Время от времени навстречу попадался пастух, сидящий под баобабом, – вот и все.

Воспользовавшись тем, что машина пошла медленно, Малко наклонился к Абди:

– Нам долго еще?

Сомалиец обернулся, широко улыбаясь.

– Полтора часа. Но мы остановимся раньше и выпьем кофе.

Это было бы не лишним. Малко попытался сосредоточиться на мысли об остановке. Уже много времени они ехали в глухом молчании. Если не считать ворчания от самых сильных толчков. Малко удивлялся, как тщедушный шофер все это выдерживает. Наконец болтанка закончилась. «Лендровер» выехал на асфальт. Это было так прекрасно, что показалось Малко сном. После бешеного проселка хотелось выйти и поцеловать асфальт. Он закрыл глаза, а когда открыл их снова, то заметил в саванне несколько хижин. Абди тормозил.

– Приехали, – объявил он.

Малко вышел из «лендровера», как будто спрыгнул с корабля после бури. Нечто вроде навеса-забегаловки из рифленого железа с земляным полом стояло посреди проселка. Люди еще спали на открытом воздухе, расположившись вдоль стен. Пассажиры «лендровера» выползали из машины по одному – разбитые, опухшие ото сна, пошатывающиеся. Только шофер был в форме. Какая-то фигура возникла из-под прилавка, чтобы предложить им кофе... Довольно долго все молчали. Малко проглотил одну за другой три чашки обжигающего горького питья. Абди фыркнул.

– Поехали дальше, – объявил он.

Муса выглядел отвратительно. Он зевнул и сказал:

– Подожди немного, я хотел бы зайти поздороваться с одной подружкой. Задержу тебя только на пять минут, джаале.

Абди пожал плечами.

– Как хочешь. Подождем тебя здесь... Поторопись.

«Бармен» снова улегся под стойкой. Фуския обменялась с Малко беспокойным взглядом; он попытался успокоить ее улыбкой...

Хельмут Ламбрехт встряхнулся и объявил:

– Пойду посмотрю, есть ли тут подходящие объекты для фотосъемки.

Как только он ушел, Фуския набросилась на Малко.

– Муса нас заложит! – сказала она. – Он пошел сообщить своим vestiti verde. Нас арестуют.

Малко попробовал успокоить ее, растормошить:

– Да нет, это не страшно! Он только поздоровается с девицей. Он ни о чем не догадывается.

Фуския покачала головой.

– Я уверена, что Муса что-то подозревает. Он на меня взглянул сейчас так странно... Наверное, догадался, чем ты собираешься заняться в Браве... Малко уже открыл рот, чтобы ответить, когда услышал за спиной суровый голос:

– Чем же вы хотите заняться в Браве?

Хельмут Ламбрехт стоял на пороге с непроницаемым лицом.

Лицо Фускии исказилось, она открыла рот, потом закрыла. Малко попытался сохранить спокойствие.

– Знакомиться со страной, – сказал он, стараясь придать своему голосу веселость.

Восточный немец покачал головой. Он уже не выглядел дружелюбным.

– Мне не нравится то, что я услышал, – сказал он. – Я считал вас приятелем, но, если вы затеваете что-то против сомалийцев, я вашим сообщником не буду. – Он повернулся к Абди, который слушал, не говоря ни слова. – Открой тачку, я достану фотоаппараты, а потом мы отправимся в Браву, чтобы разобраться в этой истории. Но сначала заберем того козла. Журналист вышел, шофер последовал за ним.

Фуския тут же разрыдалась.

– Мне ни в коем случае не надо было ехать! – простонала она. – Они посадят нас.

Послышался шум мотора. Это тронулся с места «лендровер».

Малко отчаянно искал выход. К счастью, Фуския не знает о роли шофера.

По крайней мере, если дело обернется плохо, Абди останется в стороне. Но его, Малко, миссия грозит на этом закончиться. Из-за глупой неосторожности.

Абди медленно переключился на первую скорость, размышляя, что делать. Восточный немец был взбешен и подозрителен. Не может быть и речи о том, чтобы его вразумить. Но если не помешать ему, человека со светлыми глазами в Браве арестуют.

– Быстрее, – сухо приказал немец. Шофер нажал на газ. Край деревни был в сотне метров от них, за поворотом. Абди принял решение внезапно, почти не раздумывая. Вместо того, чтобы повернуть, он поехал прямо.

Немец вздрогнул:

– Что ты делаешь, джаале?

– О, простите, я ошибся, – сказал Абди, резко тормозя. – Я немного устал.

Он сунул руку в карман, потом вытащил ее и протянул вперед, будто хотел переключить скорость. Блеснула сталь, но журналист слишком поздно заметил это. Лезвие опасной бритвы перерезало ему одновременно обе сонные артерии и убило практически мгновенно... Издав жуткое бульканье, как водопроводный кран, он попытался еще сделать движение, чтобы выйти из машины, но не смог, его задушила кровь, ручьем стекавшая на рубашку. Абди еще раз с отвращением чиркнул бритвой по шее, окончательно перерезав артерии. В конце концов, это не труднее, чем прикончить газель. Немец натужно захрипел и застыл, осев на дверцу, истекая кровью, как цыпленок. Абди спрыгнул на землю. Он обошел машину, вытащил из нее еще теплое тело, быстро оттащил его за большой баобаб, стоящий на обочине, и спрятал между огромными корнями. Мимо проезжал какой-то велосипедист, и Абди сделал вид, что мочится. Велосипедист проехал, ничего не заподозрив. Абди тут же сел в «лендровер» и дал задний ход. Сладковатый запах крови, которой пропиталось полотно на сиденье, вызывал тошноту, но выбора у него не было.

Через две минуты автомобиль остановился перед буфетом. Муса еще не возвращался. Абди коротко просигналил, чтобы дать знак Малко и Фускии, которых он заметил внутри.

Малко не подозревал ни о чем, пока не открыл дверцу. Затем ему бросилось в глаза огромное пятно крови, он в ужасе застыл, обменявшись взглядом с Абди.

Шофер сказал с пугающим спокойствием:

– Я не мог поступить иначе, он бы выдал вас...

Малко все смотрел на испачканное кровью полотно. В голове не было ни одной мысли. Свершилось непоправимое. Назад теперь пути нет. Если они попадутся сомалийцам, то их ждет уже не высылка, а виселица.

С другой стороны, он не мог осуждать Абди. Жизнь пятерых заложников была поставлена на карту. Террористы из ФОПС без колебаний убьют их, как жену посла.

Сдавленный крик заставил Малко вздрогнуть. Выглядывая из-за его плеча, Фуския смотрела на переднее сидение «лендровера» расширившимися от страха глазами... Он тотчас же втолкнул ее в машину и сел рядом.

– Молчи, – прикрикнул он. – Главное – не кричи.

– Джаале Муса сейчас вернется, – напомнил шофер. – Нельзя оставлять его здесь.

Если они уедут из деревни до возвращения стукача, им не останется ничего другого, кроме как попытаться перейти кенийскую границу... Малко как раз взвешивал все «за» и «против», когда из глухого закоулка возникла фигура Мусы, направлявшегося к «лендроверу». Смойся они у него из-под носа, он немедленно поднимет на ноги всю полицию. Жребий был брошен. Фуския, зажав руки между коленями, остановившимся взглядом смотрела на приближающегося Мусу, как будто это был сам дьявол. Абди автоматически сунул руку в карман своей полотняной куртки.

– Я сам все сделаю, – остановил его Малко.

«Товарищ» Муса шел, едва волоча ноги, с разъяренным видом. Девица, которую он хотел повидать, уехала в Браву. Малко вышел из машины, чтобы открыть заднюю дверцу. Но Муса открыл переднюю и замер перед огромным пятном крови. Его глаза навыкате, казалось, готовы были выскочить из орбит. Крикнуть он не успел. Малко зашел с другой стороны с карабином в руке и уперся дулом в поясницу сомалийца:

– Садись, быстро, – приказал он. И подкрепил свой приказ сильным пинком под зад. Сомалиец нырнул в «лендровер» головой вперед. И буквально упал на бритву Абди. Левой рукой шофер схватил его за волосы, а правой перерезал горло от уха до уха. Кровь брызнула двумя фонтанами, заливая коробку скоростей, пол, сидение и брюки Абди.

Муса отчаянно задергался, как кабан в агонии, хрипло и пронзительно хрюкнул, попробовал выпрямиться и застыл.

Малко захлопнул дверцу, едва сдерживая тошноту. Затем он сел рядом с оцепеневшей от страха Фускией на второе сидение. Абди тут же нажал на акселератор.

Пять минут спустя они уже покидали деревню. Абди поехал по узкому проселку и, остановившись перед великолепным баобабом, обернулся к Малко: – Второй там, – сказал он. – Надо его забрать.

Малко уже вышел из машины. Кровь вытекла на землю, и мухи облепили ужасную рану Хельмута Ламбрехта. У Малко сжалось сердце от жалости к журналисту. Желая оказать услугу, он нашел этот ужасный конец...

Преодолевая отвращение, Малко принялся тащить тело в «лендровер». Голова почти отделилась от плеч. Он открыл заднюю дверцу. Тем временем Абди уже перетащил назад тело Мусы. Вдвоем они запихнули второй труп. Обливаясь потом. Солнце уже начало сильно припекать...

Абди развернулся, и пять минут спустя они уже мчались по проселку, ведущему в Браву. Им встретился грузовик, который обдал их красной пылью. Только тогда Фуския вновь обрела дар речи.

– Что будем делать? – спросила она глухим голосом.

При двух трупах и машине, залитой кровью, это был неплохой вопрос, на который Малко в данный момент был не готов ответить... Как ни в чем не бывало Абди прочно сидел за рулем. Машина пожирала километр за километром с чудовищной скоростью. Шофер повернулся к Малко:

– Мы остановимся через двадцать километров. Там есть вода, чтобы помыть машину. И избавимся от этих...

– Вот здесь, приехали!

Малко выскочил из машины. У него шумело в ушах. Внизу по каменному руслу протекал ручей. Всего лишь струйка воды, но этого достаточно для того, что они хотели сделать. Вот уже километр, как они съехали с главной дороги на тропу, прорубленную в саванне и заканчивающуюся у известкового холма, поросшего колючками. Местность была абсолютно пустынная. Солнце раскалилось добела. Запах разлагающихся тел в «лендровере» стал нестерпимым.

Абди тоже вышел из машины, а следом за ним растерянная Фуския. Молодая женщина за час постарела на десять лет. Абди спокойно достал с крыши «лендровера» лопату и открыл заднюю дверцу. Малко подошел, чтобы помочь ему.

Шофер снял темные очки, не переставая «щипать травку». Его глаза, разъеденные конъюнктивитом и бессонницей, были краснее, чем когда-либо, но блестели лихорадочным блеском. Малко почувствовал нежность к этому мужественному и циничному старику.

– Спасибо, – сказал он. – Если бы не вы, мы были бы уже в тюрьме.

Абди пожал плечами.

– Я не люблю этих людей, они неверующие. Аллах сказал, что убить неверующего не грех. Да будет благословенно его имя. Раньше, даже при итальянцах, мы жили счастливо. Они были не злые и не презирали нас. Русские нас презирают. А эти – слуги русских.

Фуския подняла голову.

– Ну, что ж мы будем делать?

В ее голосе слышались истерические нотки. Как раз об этом спрашивал себя Малко. Тишина была абсолютная, если не считать жужжание насекомых. В саванне невозможно спрятаться. Журналиста ждут в Браве, значит, они должны ехать туда. Или продолжать путь к Кении. Вернуться в Могадишо было бы самоубийством.

Абди начал копать. Малко подошел к нему.

– Я помогу вам.

Шофер покачал головой:

– Нет, лопата только одна. А потом я смою кровь в машине. Пойдите отдохните там, в тени. И проследите, чтобы нас не увидели.

В глубине души Малко был счастлив, что не пришлось играть роль могильщика. Он взял Фускию под руку и повел прочь от машины. Сначала они шли молча, то и дело спотыкаясь о неровности почвы... Потом повернули за холм, и «лендровер» исчез из поля зрения. Вскоре тропинка стала подниматься. Они оба были мокрые и запыхавшиеся. В конце концов Фуския опустилась на землю возле какого-то куста. У нее под глазами обозначились темные круги, лицо осунулось.

– Что будем делать? – опять повторила она. – Русские не дураки. Люди из СНБ тоже.

– Не отчаивайся, – сказал Малко. – Я не один. В эту минуту десятки людей в разных концах света стараются нам помочь... Мощная организация, обладающая фантастическими возможностями, следит за каждым нашим шагом.

У него не очень-то получалось подбадривать. Фуския молчала. В знойном воздухе слышалось только жужжание насекомых. Все, что он говорил, выглядело довольно абстрактно.

Они снова двинулись в путь, дошли до вершины холма. Нигде никого не было. Они сели и просидели довольно долго, не говоря ни слова.

– Давай вернемся, – наконец предложил Малко.

Когда они вернулись к «лендроверу», никаких следов трупов уже не осталось. Оба были глубоко закопаны в красный латерит. А Абди тщательно вытирал передние сидения.

Он протянул Малко бумаги Хельмута Ламбрехта. – Мы едем в Браву? -уточнил он.

– Да, – решил Малко.

– Тогда вы – джаале Ламбрехт, – сказал шофер.

– Что мы скажем про Мусу? – спросил Малко.

– Что он остался повидаться с одной девицей там, где мы остановились. Он сказал, что догонит нас на грузовике. Благодаря моему присутствию у них не будет никаких подозрений.

Разумеется, никто не заподозрит, что ЦРУ подкупило правительственного шофера. Десять минут спустя они вернулись на главную дорогу. До Бравы оставалось полчаса езды.

Неожиданно Малко почувствовал, что у него засосало под ложечкой. Он вдруг вспомнил, как Хельмут Ламбрехт ему говорил, что уже ездил в Браву. Те, кто будет их встречать, сразу же догадаются об обмане. Он не стал ни с кем делиться своей тревогой, продолжая смотреть по обочинам, где росли колючки такой причудливой формы, что казалось, будто они вырезаны рукой мастера. Тревога Малко росла с каждым оборотом колеса.

Глава 13

Браве было девятьсот пятьдесят лет, но она выглядела старше тысячи на три. Грязно-серые кубики домов, зажатые между пустыней и громадным пляжем, старая мечеть и разрушенный мол, тянущийся до рифов. Рыбацкие лодки, стоящие на якоре в подобии естественной бухты между рифами и пляжем. А вокруг верблюды и большой лагерь кочевников на краю деревни.

Малко прищурился от ослепительного солнца.

– Джаале, вас примет руководитель района, – торжественно объявил высокий грузный сомалиец, глаза которого были скрыты очками, что делало его похожим на фантастическое насекомое.

Товарищ Абшир, руководитель Революционной социалистической партии в Браве, встретил их у въезда в деревню. «Лендровер» остановился возле подобия арки. Напротив двухэтажного строения, которое станет их резиденцией, с надписью по-сомалийски и по-арабски на плоской крыше «Мечта Гууска».

– Заходите, – пригласил Абшир.

Фуския вошла первой. Чтобы подавить свой страх. Не было заметно, чтобы Абшир был удивлен. Немецкого он не знал, а английский – чуть-чуть. Абди объяснил ему по-сомалийски, что Фуския – подруга крупного партийного чиновника и что «гид» джаале Ламбрехта сделал остановку в пути, чтобы повидаться с девочками. По длинному коридору они вошли в небольшой внутренний дворик, посреди которого стояла огромная туша с очень темной кожей в великолепной леопардовой шапочке, из-под которой выбивались курчавые волосы, и хитро поглядывала на них смеющимися глазами. Типичный весельчак.

– Джаале Али Хадж <святой> Абокор, – объявил Абшир, – руководитель района.

На Малко руководитель едва взглянул. Но при виде Фускии у него в глазах появилось откровенное грубое вожделение. Он пробормотал несколько приветственных слов, а Абшир тут же превратил их в долгую пропагандистскую речь. После нескончаемого «чена» <чен – чай> их отвели в номера, окна которых выходили в другой внутренний дворик. Руководитель района старался задеть Фускию в узком коридоре при каждом удобном случае. Через Абшира он объявил:

– Я рад встретиться с товарищем журналистом, так как в его последний приезд в Браву я совершал свое десятое паломничество в Мекку.

Малко расцеловал бы его. Он обернулся к Абширу.

– Мне хотелось бы посетить лагерь кочевников, которых вы перевели на оседлый образ жизни, – попросил он. – Когда я приезжал последний раз, их еще тут не было.

– Хорошая мысль, джаале, – важно одобрил Абшир. – Вам надо понаблюдать, как они ловят рыбу. Сегодня вечером джаале Али устраивает ужин вместе с советским джаале, который помогает нам советами на рыбной ловле. К сожалению, это не тот русский, что был в прошлый раз. Определенно, с Малко Бог. Он в Браве, и он – Хельмут Ламбрехт. Только Фуския все еще держалась, как натянутая пружина.

Он с удовольствием смотрел на прощающихся хозяев. Ему хотелось поскорее остаться одному, чтобы поразмышлять. Едва дверь закрылась, как Фуския рухнула на постель, готовая к истерике.

– Я боюсь, – запричитала она.

– Пока все идет хорошо, – сказал Малко, чтобы успокоить мулатку. -Теперь надо узнать, где заложники. Мне кажется, ты очень нравишься руководителю района. Он не выглядит убежденным социалистом.

Малко был полон решимости использовать все средства. Фуския мрачно взглянула на него.

– Даже если ты их найдешь, этих заложников, что ты сделаешь? Ты никогда не сможешь покинуть страну или даже добраться до Могадишо. Это безумие. Надо спасаться бегством, пока они ничего не поняли. Они будут искать тебя в Могадишо.

Могадишо...

Это на другой планете. Слава Богу, нет телефона...

– Сначала давай найдем их, – сказал Малко. – Потом посмотрим.

Он принял душ и вышел, оставив Фускию отдыхать. Абди устроился в соседней комнате на походной койке и тут же уснул. Но когда Малко прикоснулся к нему, он мгновенно вскочил. Удивительно: сомалиец и спал в черных очках.

– Все хорошо? – поинтересовался Малко. – Не слишком много вопросов задавали?

– Порядок, – ответил шофер. – Они ни о чем не подозревают. Руководитель района находит, что Фуския очень красива. Ему на политику плевать. Но надо остерегаться Абшира. Здесь его называют «гадвен», «горлодер». Это – стукач, присланный из Могадишо. Будущий руководитель района.

– Он не был знаком с Ламбрехтом?

Абди покачал головой:

– Нет, он тогда был в школе партийных кадров в Могадишо. Али Хадж ненавидит Абшира, потому что тот хочет занять его место. Али добрый мусульманин. Настоящий верующий, который десять раз был в Мекке. И поэтому он имеет право на звание Хадж.

– Он, похоже, любитель женщин! – иронически заметил Малко.

– Конечно! – сказал Малко. – Но пророк не говорил, что нельзя любить женщин, раз он разрешил, чтобы жен было четыре! Аллах Акбар!

Малко улыбнулся.

– Когда мы прибудем в лагерь, оставайтесь все время со мной. Я хочу разыскать одну кочевницу. Ее зовут Хаво. Она может нам пригодиться.

– Эти люди кочевали, у них ничего не было; теперь они счастливы, получили дома и школы. Это – успех джаале Сиада Барре, главы Верховного революционного совета.

Абшир декламировал свою речь монотонным и убежденным голосом. Под палящим солнцем, перед несколькими кочевниками в лохмотьях с абсолютно ничего не выражающими лицами. Во всяком случае, не испытывающими того счастья, которое живописал партийный руководитель. Малко, увешанный камерами, огляделся. Несколько кочевников, обращенных в рыбаков, вяло строили дом из блоков.

Лагерь находился на склоне холма, лишенного всякой растительности. Верблюды, остроконечные шатры вперемешку с немногочисленными постройками из твердого материала. Стояла зверская жара, ни ветерка. Вдали на солнце блестел Индийский океан. Малко начал задавать вопросы и щелкать фотоаппаратом.

– Я хотел бы встретиться с руководством лагеря, – попросил он.

Абшир, казалось, был в восторге от активности «журналиста»... Фуския осталась в номере наедине со своими эмоциями. Малко знал, что она слишком напугана, чтобы участвовать в спектакле.

Абшир-"гадвен" обратился к кочевникам зычным голосом. Те послушно сделали Малко знак следовать за ними.

Обходя цыплят, лежащих верблюдов, висящие на распорках большие куски вялящегося мяса, они подошли к самому высокому шатру. Перед шатром сидели четверо мужчин и женщина. Это была та самая кочевница, которую он встретил у итальянцев в Могадишо: Хаво.

По ее изумленному взгляду Малко понял, что она его узнала. Представляя гостя, Абшир уже пустился в пышные разглагольствования. Кочевники слушали с непроницаемыми лицами. За спинами мужчин Малко заметил длинные карабины «маузер-98» с патронташами.

Он обернулся к Абширу.

– У них есть оружие?

– Да, – согласился «горлодер», – пока еще есть, но понемногу они от него избавляются. Гражданам нового Сомали не нужно вооружаться. Но у кочевников это вековая традиция.

Абшир сказал это по-английски, но по тому, как блеснули глаза Хаво, Малко осознал, что женщина поняла его слова. Они обменялись долгим взглядом. Это все, что они могли сделать под таким пристальным наблюдением.

Абди беседовал с кочевниками. Вдруг вождь громко что-то произнес. Абди обернулся к Малко.

– Они приглашают вас разделить с ними обед.

Малко сел, и тотчас же Хаво протянула ему железную тарелку с рагу из козленка. Он начал есть, за ним последовали кочевники, и тут он заметил, что у Хаво тарелки нет.

– Почему она не ест? – спросил он у Абшира.

– У кочевников, – объяснил сомалиец, – женщины едят только объедки после мужчин... Она возьмет то, что мы оставим.

Есть от чего вздрогнуть.

Хаво явно не хотела, чтобы Абшир знал, что она говорит по-итальянски. Через десять минут «обед» закончился. Малко сделал несколько снимков, и они вернулись обратно. Наступило время послеобеденного сна. Было, наверное, 45 градусов в тени. Абшир отправился на кухню. Малко отвел Абди в сторонку.

– Вы видели женщину, с которой я обедал. Можете ли вы вернуться в лагерь и попросить ее попытаться узнать, где заложники? Я дам вам золота. Скажите ей, что у меня его много и она получит его, если согласится мне помочь.

Он протянул шоферу мешочек с двадцатью звездами Могадишо – гербом Сомали – из чистого золота. Есть чем «заинтересоваться» кочевнице. Обернувшись внезапно, Малко заметил Абшира, который наблюдал за ними из-за черных очков. У него опять появилось неприятное сосущее ощущение в желудке. Похоже, что он находится на вулкане.

Через некоторое время Малко с облегчением услышал, что «лендровер» тронулся.

Фускию он нашел посвежевшей и совершенно голой, так как она постирала единственное платье. Глаза ее блестели, и она, казалось, полностью пришла в себя. Без обиняков мулатка сообщила:

– Руководитель района ухаживал за мной. Он уже предложил мне дом и драгоценности, если я захочу остаться в Браве.

Во всяком случае, Али «Святой» времени даром не теряет.

– Он не говорил с тобой обо мне? – спросил Малко.

– Говорил, – ответила она. – Он спросил, как я с тобой познакомилась, я сказала, что мы встретились в гостинице. Что я в тебя сильно влюблена.

– Он не спрашивал про Мусу?

– Нет.

Малко вдруг почувствовал непреодолимое желание уснуть. Он улегся на кровать и тут же забылся тяжелым сном.

– Джаале, это товарищ Павел Горький, – сообщил Абшир.

Малко, приветливо улыбаясь, пожал руку советскому. Павлу было лет пятьдесят с хвостиком. У него были грязные ногти, редкие волосы и лицо с красными прожилками и двойным подбородком. Из распахнутой рубашки виднелась волосатая грудь. Только живые, подвижные серые глаза позволяли предположить, что он может оказаться кем-то еще, кроме как просто иностранным техническим специалистом в рыбацкой деревне.

– Добро пожаловать в Браву, товарищ, – сказал Павел Горький на плохом немецком.

Утонув в ротанговом кресле, с неизменной леопардовой шапочкой на голове, Али «Святой» не сводил глаз с Фускии. Дверь открылась и впустила двух женщин, которых расторопный Абшир осторожно представил присутствующим:

– Товарищи Саида и Загора.

Малко подавил улыбку. Присутствие женщин на «официальном» ужине было неожиданным. Саида, казалось, явилась прямо из борделя из «Тысяча и одной ночи». Вульгарнее не придумаешь. Тяжелые черты лица, толстые чувственные губы. Выражение лица одновременно наглое и покорное. Глаза, подведенные сурьмой, тяжелая, отвислая грудь, обернутая розовым муслином, и штанишки, как у зуава. У Саиды были такие же красивые ягодицы, как и у Фускии, но руки – словно у кухарки. Загора была маленькая черная телка с порочными глазками и короткой талией. К счастью, хлопчатобумажное бафто стыдливо скрывало ее формы.

Саида устремила на Малко проникновенный взгляд и послала продажную улыбку. Павел Горький налил себе мартини «Бьянко» и стал вяло прихлебывать из бокала.

Малко задумался, что русский делает в этой дыре...

Горький подошел к нему и завел разговор на плохом немецком о Восточной Германии. Малко быстро понял, что за якобы светскими вопросами скрывался настоящий допрос... К счастью, он знал Восточный Берлин. Когда-то он был там с миссией, которая закончилась для главного заинтересованного лица трагически... <см. "SAС. Контрольно-пропускной пункт «Чарли»> Малко, в свою очередь, разразился панегириком в адрес сомалийского режима, чтобы отвести от себя огонь. Они сели за стол. Вечный козленок в соусе. На закуску – местный творог с перцем.

Али «Святой», как всегда красноречивый и жизнерадостный, принялся рассказывать с помощью Абшира о своем десятом паломничестве в Мекку... Саида коварно села рядом с Малко. Али Хадж склонился через стол к Фускии и что-то сказал, она перевела для Малко:

– Он сожалеет, что не видел вас в ваш последний приезд, но, как говорят, ваше пребывание здесь не было таким уж неприятным...

Руководитель района подчеркнул свое замечание понимающей улыбкой. Малко улыбнулся в ответ, пытаясь догадаться, что тот имеет в виду. Ему не нравились ни атмосфера этого ужина, ни присутствие советского представителя.

Подали кофе с кардамоном. Такой же горький, как всегда... Русский тут же исчез, сославшись на то, что ему рано вставать. После его ухода атмосфера немного разрядилась. Али «Святой» включил радио, танцевальную музыку, и начал заигрывать с двумя «гостьями», которые ворковали, как идиотки. Саида даже села толстяку на колени. Потом Фуския и Саида стали неожиданно шептаться. Тем временем Абшир с серьезным видом обсуждал что-то с Загорой в другом углу комнаты. Фуския подошла к Малко. Она явно нервничала.

– Что случилось? – спросил он по-итальянски.

– Саида вас знает... – шепнула Фуския.

– Знает меня?!

– Ну, она знала Хельмута Ламбрехта. Она спала с ним в прошлый раз. Это – девка из местного борделя. Поэтому Али ее и пригласил. Он рассчитывал, что мы поссоримся. Саида только что сказала Али, что не узнает вас, что спала она с другим человеком.

Малко показалось, что на него вылили ведро ледяной воды. Он почувствовал почти физическую боль от необходимости продолжать улыбаться. Это было как снег на голову.

– Абшир в курсе?

– Нет.

Итак, можно разыграть еще одну карту... Теперь обе девки уже уверенно сидели на коленях у руководителя района. Вот это и называется строительством социализма... Шокированный Абшир поднялся, попрощался и исчез. Малко мысленно испустил вздох облегчения.

– Как Али узнал о Саиде и немце? – спросил он.

– О, толстяк знает всех девок, – объяснила Фуския, – бордель принадлежит ему. Али – сторонник старого режима, его подобрали коммунисты, потому что у них нехватка кадров на местах.

– Он меня выдаст?

Она покачала головой.

– Не думаю. Он хочет только вас пошантажировать.

– Чего ради?

– Ради меня, – призналась Фуския, опуская глаза. – Он считает, что я влюблена в вас. Хочет вас нейтрализовать...

Вот это сюрприз! Но все же надо продолжать игру.

Али все больше напоминал сатира. Малко подошел к Саиде, улыбнулся ей. И обратился к Али по-английски:

– С прошлого приезда она не изменилась.

В глазах руководителя района мелькнуло изумление, и он немедленно перевел фразу для Саиды. Та широко раскрыла глаза и побормотала ответ.

– Она говорит, что не знает вас, – объяснил Али «Святой».

– Да нет, все не так, – возразил Малко. – Когда я в последний раз приезжал, я именно с ней занимался любовью.

Опять перевод. На этот раз Али выглядел смущенным и настороженным одновременно.

– Тот иностранец, с которым она была знакома, – сказал он, – гораздо старше вас, пониже, тоже седой, и у него под мышкой была татуировка, какие-то цифры.

К счастью, Павел Горький уже ушел. У этой суки великолепная память. Малко заставил себя улыбнуться.

– Она ошибается, – безапелляционно заявил он, хотя знал, что руководителя района ему не убедить.

С этого мгновения он сидит на бочке с порохом. Единственный его козырь – это Фуския.

Музыка продолжала завывать, пронзительная и надоедливая. Малко искал способ выкрутиться, чувствуя, что Али за ним наблюдает. И Саида не сводила теперь с него глаз. Он улыбнулся ей, но она почему-то не развеселилась. Она ничего не понимала.

Малко демонстративно зевнул.

– Я спать хочу, – заявил он, – это, наверно, от солнца.

Видя разочарование на лице Али, он тотчас же прибавил:

– Ты можешь остаться, Фуския, если хочешь.

Он пожал руки Али и обеим сукам, поцеловал Фускию и исчез. У него есть дела поважнее.

Абди спал на своей походной койке. Как обычно, он моментально проснулся, когда Малко коснулся его.

– Я виделся с ней, – сказал шофер. – Она взяла золото. Завтра, на заходе солнца, я снова туда иду.

Лед тронулся. Началась смертельная гонка на время.

Глава 14

Ахмед Тако с непринужденным видом прошел мимо помещения, где складировали рыбу. Коптильня состояла из нескольких зданий, стоящих на вершине холма, который возвышался над морем. Между ними были открытые площадки, на которых сушилась рыба. В главном здании работницы с песнями разделывали улов... Ахмед пошел вдоль склада, потом прошел мимо небольшой конторки, в которой сидел советский инженер, руководивший коптильней. Русский поднял глаза, увидел Ахмеда, но не обратил на него никакого внимания...

Вот уже три часа Ахмед Тако прочесывал Браву по приказу своей сестры Хаво. Он проверил все: маленькую обувную фабрику, фуражные склады, все места, где могут скрывать заложников. Если только они в Браве.

Последним был рыбоконсервный завод. Ахмед его тщательно исследовал и тоже ничего не нашел. Оставалось только здание с холодильными камерами, где складировали мороженую рыбу. Маловероятно, конечно, но он должен осмотреть все. Юноша пошел вдоль стены, остановился, делая вид, что отправляет естественную надобность. Снаружи ничего не видно... Он вспомнил, что говорила Хаво. Нужна точная информация. Перед ним оказалась тяжелая дверь из желтого дерева с большой ручкой. Он толкнул ее и шагнул в открывшийся за ней коридор.

Павел Горький снял очки и из конторки наблюдал за пришельцем с растущей тревогой. Это не был обычный вор.

Ахмед замерз в узком, темном и ужасно холодном коридоре. Он наудачу открыл дверь, нашел за ней холодильную камеру, в которой лежали кучи рыбных хребтов, и повернул назад.

Десять секунд спустя открылась другая дверь, и Ахмед увидел сомалийца в свитере и вязаной шапочке, вооруженного большим автоматическим пистолетом.

– Что ты тут делаешь? – зарычал он, увидев Ахмеда.

Тот остолбенел, с ужасом посмотрел на оружие, попятился, бормоча объяснения. Мужчина не решался стрелять, он на самом деле принял Ахмеда за заблудившегося кочевника. Со своими лохмотьями и босыми ногами тот не был похож на шпиона. Мужчина подтолкнул кочевника к двери, продолжая угрожать оружием.

Павел Горький уже покинул свою конторку. Он все видел и крикнул по-сомалийски:

– Арестуйте его! Это – шпион.

Он сразу же заподозрил пришельца. Позади Ахмеда послышался визг. Появился еще один сомалиец, вооруженный автоматом. Ахмед бросился бежать -зигзагами. Его преследовали оба сомалийца, так и не решавшиеся стрелять, чтобы не переполошить всю коптильню. Кто-то загородил Ахмеду выход, и ему, совершенно обезумевшему, пришлось бежать в обратную сторону. Единственным оставшимся выходом был сарай, где обрабатывали рыбу. Павел Горький включился в преследование.

Ахмед ворвался в сарай, где на двух параллельных длинных столах десятки женщин разделывали небольшие экземпляры молота-рыбы кривыми ножами, распевая песни и подшучивая друг над другом. Юноша остановился как вкопанный. Запах рыбы был отвратителен для него, привыкшего к пескам пустыни. Его сильно затошнило. А преследователи уже приближались.

– Арестуйте его! – опять крикнул русский.

В панике Ахмед побежал между столами, пробиваясь сквозь женщин, чтобы добраться до выхода напротив... Ему это почти удалось, когда перед ним выросла огромная негритянка. Будучи родом из Бравы, она испытывала к кочевникам отвращение. Резким движением она вонзила свой кривой нож в плечо Ахмеда, зацепив лопатку, действуя будто крюком, как делала это с акульими детенышами. Тонкое лезвие вошло в тело по рукоятку.

Ахмед вскрикнул от боли и, потеряв равновесие, рухнул на длинный мраморный стол. Женщины прекратили работу. Сходя с ума от боли, Ахмед нанес удар кулаком той, что вонзила в него нож, но промахнулся и ударил ее соседку прямо в живот. Та взвыла.

Это стало сигналом к бойне. Как сумасшедшие, женщины бросились со своими кривыми ножами на распростертого на сером мраморе негра.

Одна из них воткнула свой прямо в живот кочевника и дернула изо всех сил, разрывая брюшину. Оттуда вывалились кишки и брызнул фонтан крови. Это вызвало истерический смех ее соседки, которая, чтобы не отстать от подруги, сорвала с юноши брюки и точным движением отрезала член. Павел Горький колотил озверевших мегер по спинам, выкрикивая все, что он знал по-сомалийски, чтобы попытаться прекратить бойню. Но чистильщицы как будто взбесились. Они неистово наносили удары по уже неподвижному телу, раздирая на куски, вырывая клочья мяса, обнажая мышцы и кости, дав волю своим жестоким инстинктам. Ничто не остановило бы их. Одна из них воткнула нож возле правого глаза, так, что он буквально выскочил из орбиты. Кровавое глазное яблоко с окончанием зрительного нерва отлетело на плечо Павла Горького, что вызвало животный хохот стоящей рядом женщины...

Русского едва не вырвало. Он такого не ожидал. Он перестал вдруг повторять «не убивайте его», осознав, что пришелец уже давно мертв.

Одна за другой женщины отступили, внезапно протрезвев. Останки Ахмеда смешались с останками рыб. Одна женщина вытащила еще торчавший в горле искромсанного кочевника нож и вернулась на место, опустив голову. Остальные сделали то же самое.

Павел Горький, побледнев от ярости, стал сурово отчитывать работницу. Она упрямо опустила голову. Это были существа примитивные, привыкшие к жестокости с самого детства. В возрасте пяти-шести лет их лишили всех женских органов и зашили кактусовой иглой и ниткой из верблюжьей шерсти. Так что насилие было у них в крови.

Конечно, рыба не кричит, но все-таки это живое существо... Им принесло облегчение то, что они напали на непрошенного гостя, кастрировали его и порубили, как мясо. Советский задумчиво смотрел на картину побоища. Надо сообщить об инциденте руководителю района. Кто-то послал этого человека шпионить. Надо узнать кто.

По его приказу две женщины сбросили тело на землю и завернули в полотно, положив у бидонов с рассолом. Мало-помалу работа возобновилась в абсолютном молчании. Слышались только скрежет ножей о чешую да резкие шлепки плавников умирающих рыб о мрамор. Атмосфера становилась более непринужденной. Та, что ударила ножом первой, испытала почти сексуальное наслаждение.

Не сказав ни слова, Павел Горький вышел из сарая. Подумав, что все-таки Сомали – страна дикарей.

Малко внезапно проснулся, Фуския как обычно спала на животе голая, предлагая свою завлекательную попку.

Он поднялся, выглянул в окно. «Лендровер» стоял внизу. Было восемь часов. Если все нормально, Абди должен уже вернуться из лагеря кочевников с результатами расследования. Накануне вечером Хаво еще ничего не знала. День прошел спокойно, они посетили образцовый курятник и еще один рыбацкий лагерь. Руководитель района, казалось, забыл инцидент с Саидой. Но Малко изнывал от нетерпения, он не мог неопределенно долго оставаться в Браве. Вчера они ужинали с руководителем района. Али пожирал Фускию глазами весь вечер, и казалось непростым делом отделаться от него. Малко натянул брюки и рубашку и вышел.

Абди сидел рядом с «лендровером» с еще более воспаленными, чем всегда, глазами. Он тут же подошел к Малко.

– Брат Хаво не вернулся в лагерь, – сообщил шофер изменившимся голосом. – Кочевники в сильной тревоге. Ходят слухи, что его убили, но трудно узнать что-либо определенное... Люди боятся. – Он вдруг замолчал. Абшир, человек в черных очках, приближался к ним. Он радостно пожал руку Малко.

– Здравствуйте, джаале. Сегодня утром мы посетим консервный завод, а после этого уйдем в море с рыбаками. Вам это подходит?

– Отлично, – заверил Малко.

Теперь комок тревоги в желудке уже не отпускал его. Извержение вулкана началось. Все, что он затевает, рассчитано на точную информацию... Абди снова надел черные очки. Жара была такая же удушающая, как и накануне. Этот Африканский Рог – действительно, край света. Малко взглянул на море. В сотне миль отсюда дрейфует Шестой флот США. Воздух, должно быть, шелестит от телексов между Вашингтоном и Могадишо. В кабинетах высоких чиновников, оснащенных кондиционерами, обсуждается вопрос, что он, Малко Линге, нестроевой секретный агент, предпринимает для того, чтобы откорректировать жестокую игру между Сомали и США в пользу последних. От этого зависит жизнь нескольких людей. И кое-что посерьезней: честь великой страны. Он знает, что новый Президент не из тех, кто встанет на колени. Или Малко достигнет успеха, или заложники умрут, пав жертвой хладнокровного чудовища, которое называется «государственные интересы».

– Жарко.

Замечание Фускии нарушило его размышления. После стирки хлопчатобумажное платье в красную и белую полоску обтягивало ее как перчатка. Настоящее покушение на целомудрие.

Желтая «тойота» остановилась рядом с ними. Оттуда выглянула леопардовая шапочка. Али «Святой» уставился на Фускию, как на каабу, священный черный камень в Мекке.

– Прошу в машину, – предложил он.

Когда Фуския села, ее платье задралось выше чем до середины коричневых ляжек. Малко даже подумал, что районный руководитель не справится с управлением. Он вел машину автоматически, не сводя глаз с края платья.

Фуския, казалось, нисколько не осознавала производимого ею эффекта. Когда она обернулась, чтобы поговорить с Малко, материя на груди натянулась так, что можно было разглядеть все ее родинки.

Пять минут спустя они вышли из машины на рыбокоптильне. Малко нервничал и через силу делал вид, что его интересуют расплывчатые комментарии Абшира. Руководитель района ходил только следом за Фускией, чтобы ничто не мешало ему созерцать соблазнительную попку... Рыбный запах был ему невыносим. Они прошли мимо груд сушеной рыбы, обалдевшие от фальшивой статистики.

Голос Абшира заставил Малко вздрогнуть.

– Пойдемте в цех, где разделывают рыбу, джаале. – Малко последовал за ним. Шум женских голосов прекратился, когда гости вошли в цех. При виде Фускии работницы вытаращили глаза. Эта не из тех, что надрываются за разделочными столами. Ножи повисли в воздухе. Запах был жуткий. Абшир долго объяснял Малко, как женщины работают. Ножи снова замелькали, но в замедленном темпе.

К Абширу подошел рыбак и что-то шепнул. Тот повернулся к Малко.

– Они хотели бы показать вам кое-что интересное. Вчера они поймали сирену...

– Сирену? – оторопело переспросил Малко. – Что вы имеете в виду?

– Да, да, – настойчиво повторил сомалиец, – настоящую сирену, говорят, что у нее красивая грудь, – добавил он, сально хохотнув. – К сожалению, они ее убили...

– А тело сохранили? – спросил Малко, заинтригованный несмотря ни на что. Все это было несерьезно.

– Нет, они ее разделали, но рука осталась. Хотите на нее посмотреть? – Конечно.

Что они ему покажут? Небольшая группа окруживших его людей молча ожидала. Человек в черных очках стоял у него за спиной. Одна женщина сунула руку в бачок с рассолом и вытащила нечто, ткнув это Малко под нос. Ему показалось, что сердце его останавливается. Под крупной солью, от которой пожелтела кожа, он четко различил руку человека, отрезанную по запястье.

Мужскую руку.

Он почувствовал на себе взгляды, понял, что должен что-то сказать. Над ним издевались. Он взглянул на Фускию. Она изменилась в лице. Районный руководитель смотрел в сторону. Женщины вокруг него заговорщически посмеивались. Малко преодолел спазм, сковавший горло:

– Жаль, что вы не сохранили тело, – словно со стороны услышал он свой голос. – Это заинтересовало бы какой-нибудь музей. Я не знал, что в Индийском океане водятся сирены.

– Их иногда ловят, – уклончиво ответил Абшир. – Пойдемте, мы покажем вам сушеную рыбу.

Малко последовал за ним как автомат. Хаво не увидит больше своего брата. Это его руку ему только что показали. Малко попал в ловушку. И разоблачен. Они догадываются, что его присутствие связано с происшествием на коптильне, хоть и не знают пока всей правды. Малко вышел вместе со всеми. Солнце палило немилосердно. Ему показалось, что Абшир смотрит на него с иронией.

Садясь в «лендровер», Малко обернулся и заметил человека, наблюдавшего за ними с другого конца завода. Белый в шортах и светлой кепочке. Советский, с которым они ужинали два дня назад.

– Теперь, – объявил Абшир, – мы будем ловить рыбу с кочевниками.

Через пять минут они остановились у кромки огромного пляжа. В подобии естественной лагуны укрылось штук двадцать больших лодок с острыми форштевнями. Гостей ожидала группа черных мужчин в шортах. Абшир обернулся к Малко.

– Они возьмут вас с собой ловить рыбу. Может, вы тоже поймаете какую-нибудь сирену...

На этот раз его тон был откровенно издевательским. Малко понял, что должен подчиниться. Фуския бросила на него тоскливый взгляд. К счастью, у него есть Абди. Ему пришлось раздеться и войти в воду почти до пояса, чтобы залезть в ближайшую лодку. В сопровождении экипажа. Он обернулся и заметил Фускию, которая садилась в «тойоту» руководителя района. Гул лодочного мотора дошел до его слуха, и суденышко повернуло в открытое море.

«Тойота» медленно катила по пустынному пляжу вдоль скал. Фуския бросила тревожный взгляд на руководителя района. Они уже отъехали больше двух километров от того места, откуда отплыл Малко.

– Куда мы едем? – спросила она.

– Я показываю вам наши красоты, – ответил сомалиец.

Он положил правую руку на ляжку Фускии. Рука медленно стала подниматься, хотя он и не прекращал вести машину. Фуския заерзала на сидении, ей было не по себе. Лицо руководителя района вспотело. Он резко отдернул руку, как будто обжегся, и направил «тойоту» к небольшой бухточке, скрытой от посторонних глаз. Остановившись, он вышел из машины, зашел с другой стороны и открыл дверцу.

– Выходите, – сказал он.

Фуския взглянула на песок, попыталась улыбнуться.

– Но здесь смотреть не на что.

Али «Святой» взял ее за руку и силой вытащил из «тойоты». Его большие глаза приняли такое выражение, что Фуския забеспокоилась. Внезапно он заключил ее в объятия и прижал к себе. Бедром она ощутила его эрекцию. Али тяжело дышал. Его руки скользнули по талии молодой женщины, сдавили ее.

– Я люблю тебя, – бормотал он. – Сам Аллах послал тебя мне. Я хочу жениться на тебе.

Фуския попробовала отшутиться.

– Но вы уже женаты. У вас четыре жены.

– Я разведусь с одной из них, – прорычал Али...

Это было легко. Достаточно найти какого-нибудь имама. Фуския серьезным тоном возразила:

– Но у меня уже есть мужчина. Я не могу остаться в Браве.

– Послушай, – сказал Али. – Я могу спасти тебя. У человека, с которым ты приехала, будут серьезные неприятности. Это – шпион. Если ты бросишь его и выйдешь за меня, я тебя вытащу из этой истории. Подумай до вечера. Потом будет поздно.

Их было десятеро, и они взялись ловить лангуста, которым и кошку не накормишь!

Лодка кружилась на месте. Сидя сзади на куче сетей, Малко едва сдерживал досаду.

Кочевники неприязненно косо смотрели на Индийский океан. Одного из них с самого начала мучила морская болезнь.

Малко заметил на пляже Фускию с Абширом: «тойота» руководителя региона исчезла. После фокуса с сиреной он понимал, что сомалийцы за ним следят. Они играют с ним, как кошка с мышкой, не зная, к счастью, что шофер – его сообщник. Они, должно быть, пытались узнать, кто он такой и чего именно хочет. Это гонка на время...

Лодка пошла к берегу. Снова пришлось прыгать в воду под наглый смех сомалийцев. Подойдя к Фускии, он увидел, что она едва сдерживает волнение. Ни слова не говоря, они вернулись в «лендровер», но до дома руководителя района не смогли ничего сказать из-за присутствия Абшира, который нудно объяснял Малко, что неудачная рыбная ловля, как было на сей раз, -исключение.

Как только они оказались в номере, Фуския зарыдала.

– Что такое? – спросил Малко.

В промежутке между всхлипываниями она рассказала ему о беседе с Али «Святым» и его шантаже. Малко слушал, чувствуя, что у него опять свело желудок. На этот раз началась банальная травля. Кроме того, он даже не знает, в Браве ли заложники.

Это – поражение по всему фронту.

– У нас есть время до вечера, – решительно сказал Малко.

Он взял фотоаппараты и вышел.

Абди был у себя и пил чай. Малко громко произнес:

– Я хотел бы сделать несколько снимков в лагере кочевников.

Они сели в «лендровер». Как только мужчины оказались за пределами видимости из отеля, маска служебной невозмутимости спала с лица Абди.

– Они что-то подозревают, – сказал шофер. – Они не знают правды, но предполагают, что дело нечисто. Абшир допрашивал меня целый час. Они принимают вас за двойного агента. Думают, что вы на самом деле Хельмут Ламбрехт, но работаете на американцев.

– А Муса?

– Тут они тоже начинают задавать вопросы.

– Вы уже знаете, что произошло с братом Хаво?

– Это несчастный случай, – отмахнулся Абди, – его застукали, и раздельщицы взбесились; но Абшир в курсе. Это его идея насчет руки, чтобы увидеть вашу реакцию.

Да, с ними играют в «кошки-мышки». «Лендровер» поднимался по крутому берегу к лагерю кочевников. Малко кипел. Ситуация кого угодно выведет из себя: забраться так далеко и потерпеть крах. У него очень мало времени. В любой момент могут обнаружить два трупа, и сомалийцы перестанут играть в «кошки-мышки». Он вспомнил руку в рассоле... Такая судьба ждет и его, если он попадется.

Это было бы печально для наследного князя, – закончить свои дни под видом сирены в одном из маленьких портов Индийского океана. Он размышлял, пытаясь выработать план, который был бы в этой ситуации пригоден. Конечно, некоторые звенья есть, но многих пока недостает... Его неудача будет означать смерть пяти человек. И его смерть. Он демонстративно вышел из машины с фотоаппаратом на ремне через плечо и защелкал затвором, снимая кочевников, не привыкших к такому вниманию. Постепенно Малко углубился в лагерь.

Хаво сидела возле шатра с окаменевшим лицом, неподвижно, завернувшись в бафто. При виде Малко выражение ее лица не изменилось.

– Они убили моего брата, – сообщила она.

В ее голосе были не горечь, не боль, только страшная ярость. Старик, стоявший за спиной Хаво, смотрел на Малко. Ее отец. Малко сел на корточки перед кочевницей и поставил на землю сумку.

– Я принес вам плату за кровь, – тихо сказал он. – Все золото, что у меня есть.

Хаво покачала головой.

– Даже если бы вы дали мне десять тысяч верблюдов, я не могла бы забыть о пролитой крови. Я хочу убить тех, кто убил его...

Убеждать ее было бесполезно. Малко вдруг задумался.

– Сколько у вас таких винтовок? – Он указал на карабин «маузер». Хаво медленно посчитала на пальцах и обронила:

– Семь.

– У вас есть хорошие стрелки?

Толстые губы кочевницы растянулись в злую улыбку.

– У нас все хорошо стреляют. В пустыне надо уметь охотиться... А что? – Я смогу, возможно, предложить вам план, как отомстить за смерть брата. А пока возьмите это золото.

Хаво нехотя потянула к себе кожаную сумку и забросила ее в шатер.

– Я не дотронусь до золота, пока месть не состоится, – отрезала она. – Поторопитесь.

Ее прервал подбежавший Абди.

– Быстрей, – сказал он. – Они идут. Абшир.

Когда Абшир подошел, все так же скрывая глаза за черными очками, Малко снимал детенышей верблюда, которые сосут мать, возле кочевницы, готовящей рыбу...

Он только что принял решение, что он будет делать. На карту поставлено все.

Глава 15

Оправдывая свое прозвище, Абшир-"горлодер" разогнал нескольких пацанов, прилипших к «лендроверу». Малко добросовестно дощелкал пленку. В Могадишо было практически невозможно сделать снимок, чтобы тебя не линчевали. Сомалийцы страдали острой шпиономанией. В их глазах верблюд -такой же секретный объект, как и ракета. Абшир долго шептался с Абди. Потом ушел.

Как только они сели в машину, Абди сообщил Малко:

– Абшир слышал об истории с Саидой. Он пока еще не все понимает и не осмеливается слишком нападать на вас, потому что настоящий Хельмут Ламбрехт в хороших отношениях с председателем Сиадом Барре. Он спросил, что я о вас думаю. Я прикинулся дураком, но теперь мне приказано за вами следить.

Круг сужается... Абди украдкой глянул на Малко.

– Надо бы уезжать, – посоветовал он. – Мы можем добраться до Кении, я знаю все проселки. Им не хватит солдат, чтобы контролировать все дороги. Вы должны отказаться от спасения этих людей, господин.

Впервые Абди проявил нервозность. Не без оснований. Он рисковал быть повешенным или расчлененным. Малко доверчиво улыбнулся ему.

– Не пугайтесь. Я попробую кое-что предпринять сегодня вечером. Если не получится, ночью уедем.

До самой гостиницы они не сказали другу другу ни слова.

Фуския отдыхала, лежа на кровати голая, чтобы не менять платье.

Увидев Малко, она вздрогнула.

– Что нового? – задал он обычный вопрос.

– Приходил Али Хадж, – ответила она. – Он принес мне вот это.

Она раскрыла ладонь, и Малко увидел звезду Могадишо из золота. Четырнадцать каратов, но все-таки золото.

– Он велел, чтобы я пришла к нему к последней суре Корана, -продолжала Фуския. – Он будет один. Потом может оказаться поздно.

– Ты пойдешь, – одобрил Малко.

Начиналась реализация его плана «Встречный огонь».

Фуския приподнялась на локте, негодующая, красивая как никогда.

– Что, по-твоему, я должна делать? Ты видел, на что похож Али? Это вонючая свинья! Я не выйду за него и не останусь в Браве!

Малко взглянул на нее, иронически усмехаясь:

– Когда в Могадишо любовник тебе велит затащить кого-то к себе в постель, ты не возражаешь...

Фуския возмущенно замотала головой.

– Вовсе нет! Думаешь, если я спала с тобой... Ты мне понравился, это другое. И, кроме того, ты меня изнасиловал... С остальными я довольствуюсь флиртом.

Он никогда не узнает правды, но это и неважно. Малко подошел и сел рядом с ней:

– Все?

– Все, – покорно ответила она.

Малко спрашивал себя, какие мотивы движут руководителем района. Может, просто ему смертельно хочется трахнуть прекрасную Фускию? Не стоит во всем видеть любовь к Революции...

Фуския вздохнула.

– Я хотела бы вернуться в Могадишо... Я боюсь. Надо уезжать немедленно.

Малко покачал головой.

– Не глупи, Фуския. Рано или поздно они узнают, что случилось. Найдут трупы. И тебе придется давать объяснения.

– Но что же мы тогда будем делать? – обезумев от страха, вскрикнула она.

– Молись Аллаху, чтобы моя идея выгорела, – сказал Малко. – И делай, что я говорю.

Малко прислушался, пытаясь распознать странный металлический звон, нарушавший тишину за окном. Он и Абди, притаившись на внешней лестнице, ведущей на второй этаж дома Али «Святого», с любопытством слушали непонятные звуки. Напротив, на другой стороне улицы обувная фабрика громоздилась неопределенной черной массой.

За несколько минут до этого Али «Святой» и Фуския вышли из желтой «тойоты», Малко видел, как они поднялись по той же внешней лестнице. Чарующий голос муэдзина только что позвал мусульман к последней дневной молитве. Абди снял тряпку, прикрывающую «мерлин-444», и мужчины тихо пробрались во внутренний дворик, потом крадучись стали карабкаться по лестнице.

Малко просунул голову в проем двери и застыл. Али «Святой» молился Аллаху на свой манер.

Стоя, опираясь на стол, который находился посередине комнаты, он нежно поощрял Фускию, которая с равномерностью метронома доставляла ему удовольствие тем, что массировала руками его член. Звяканье, заинтриговавшее Малко, издавали браслеты, унизывающие руки мулатки, ударяясь друг о друга. Вперив глаза в небо, с восхищенным выражением на заплывшем жиром лице Али поглаживал зад своей партнерши. Выражение лица Фускии, напротив, граничило со скукой... Внезапно руководитель района отвел руку, ласкавшую его, и притянул Фускию к себе. Она попыталась вырваться, но он становился все настойчивее.

В сбившейся меховой шапочке, опершись спиной о стол, он тянул Фускию на себя. Вышибая клин клином, она снова взялась за ускользнувший от нее член. Звяканье браслетов возобновилось теперь уже в ритме кастаньет, и очень скоро Али не смог сдержаться. Но этого оказалось недостаточно, чтобы он успокоился. Он явно намеревался совершить совокупление, «не отходя от кассы». Все усилия Фускии оттолкнуть его были тщетны. Он задрал ей платье до живота и грубо засунул колено между ее длинных ног.

Толстяк овладел мулаткой стоя, совокупляясь, как животное. Прервался на несколько секунд, чтобы насладиться плодами победы.

В этот момент Абди, присоединившийся к Малко, оступился и задел окно... И тотчас же ворвался в комнату, Малко – за ним.

Руководитель района резко обернулся, его шапочка упала, и он оторвался от пышного тела Фускии. Его победоносная эрекция спала за долю секунды при виде карабина. Али «Святой» посерел. Его большие глаза, утратившие всю жизнерадостность, перебегали с карабина на Малко.

– Чего вы хотите? – неуверенно начал он.

Фуския уставилась на оружие застывшими от ужаса глазами. Малко встал перед руководителем района.

– Вы знаете, кто я?

Али «Святой» ответил, стараясь овладеть собой:

– Товарищ немецкий журналист Хельмут Ламбрехт.

– Врете, – сказал Малко. – Вы знаете, что я не Хельмут Ламбрехт.

Али Абокор опустил большие глаза и ничего не ответил.

– Вы выдали меня, – сказал Малко. – Чтобы меня арестовали.

Али резко поднял голову.

– Нет, неправда, – возразил он. – Клянусь Аллахом. Это дурочка Саида проболталась.

– Вы знаете, кто я? – повторил Малко опасно мягким голосом.

Али покачал головой: – Это известно Аллаху и достаточно. Я только его покорный слуга...

Он еще и осторожен!

– Я приехал в Браву освободить заложников, которые здесь содержатся, – сообщил Малко, – семью американского посла... Я знаю, что их спрятали здесь. Вы меня туда отвезете, или я вас убиваю перед тем, как покинуть Браву.

Руководитель района нагнулся и подобрал свою шапочку. Как будто не слышал слов Малко. Его расплывшиеся черты лица напряглись. Он посмотрел на Фускию, как бы ища в ней поддержку.

Малко продолжал настаивать.

– Вы в курсе этой истории?

– Нет, – твердо ответил Али «Святой».

– Вы не знаете, где они находятся? – напирал Малко, нимало не доверяя ему.

Али не отвел взгляд.

– Это не мое дело. Абшир-"гадвен", партийный руководитель, в курсе. – Вы не заставите меня поверить, что не знаете, где заложники, – возразил Малко. – Вы не можете не знать все, что происходит в Браве. Руководитель района улыбнулся:

– Я не хочу в это вмешиваться. Вот и все.

Они с недоверием смотрели друг на друга несколько секунд, потом Али медленно произнес:

– Если вы хотите знать, где они находятся, попытайтесь выяснить у Абшира. Он сейчас должен быть у Саиды. Он, может, и заговорит. Я всегда считал, что он предатель и трус.

– Где находится дом Саиды?

– Крайний, чуть не доходя пляжа. Вы не сможете ошибиться. Он совсем маленький, из серого камня, рядом – кокосовая пальма. Он один там такой. Малко обменялся взглядами с Абди.

– Очень хорошо, – заключил он. – Абди, попытайтесь найти мерзавца и приведите сюда; мы ждем вас. Один из них обязательно заговорит.

Не сказав ни слова, Абди исчез за балконной дверью.

Фуския разгладила руками платье, чтобы стереть следы незавершенного совокупления. Али «Святой» потер пухлые ручки, наблюдая за Малко.

Тот, между тем, думал, что дело действительно может кончиться очень плохо.

Высокая фигура торопливо шагала вдоль дюны. Услышав автомобильный рокот, человек обернулся. Абди увидел удивленное лицо Абшира в свете фар и затормозил рядом с ним. Узнав водителя, Абшир улыбнулся.

– Добрый вечер, джаале. Что происходит?

– Садись, джаале, – предложил Абди, – думаю, я смогу сообщить тебе кое-что интересное.

– Что? – спросил Абшир.

Он обошел машину вокруг и устроился рядом с шофером. «Лендровер» тут же тронулся.

– Куда мы едем?

Абди таинственно улыбнулся.

– Пусть это будет сюрприз, джаале.

Они поехали вдоль пустынного пляжа, удаляясь от Бравы. Пять минут спустя, поднявшись на дюну, «лендровер» остановился; Абди соскочил на землю, взял «мерлин-444» и направил его на пассажира.

– Выходи, «гадвен».

Его тон был откровенно ироничным, Абди, задохнувшись от злости, взглянул на негра. Он знал свое прозвище, но никто до сих пор не осмеливался называть его так в глаза.

– Ты с ума сошел, негодяй! – взорвался он.

– Выходи, – повторил Абди, – не то застрелю.

– Ты тоже шпион! – осенило Абшира.

Он вышел, встряхнулся, огляделся. Фары освещали склон дюны, поросший густым покровом из громадных кактусов, усеянных длинными иглами колючек. Абди подтолкнул пленника к кактусам концом ствола. Тот затравленно обернулся, потеряв всю свою спесь, и плаксиво пробормотал:

– Джаале! Ты с ума сошел...

– Скажи мне, где спрятаны американские заложники, – рявкнул Абди. -Быстро.

– Заложники? Какие заложники?

Абшир старательно изобразил удивление. Он стоял на самом краю дюны, с трудом удерживая равновесие, чтобы не упасть на колючки.

Абди пошел на него, замахнулся и ударил его ногой в пах. Абшир переломился пополам, взвизгнул от боли. Тут же Абди пнул его второй раз, и партийный руководитель свалился на склон, покрытый кактусами, и покатился вниз.

Тишина взорвалась потоком истошных воплей, тявканья, криков о помощи по мере того, как острые иглы вонзались в его тело. Под тяжестью собственной массы он не мог остановиться в этом падении, а единственные неровности, за которые он мог ухватиться, тоже были усеяны шипами.

Это длилось около минуты. Потом крики превратились в плаксивый и назойливый визг.

Абди сел в «лендровер» и съехал к подножию дюны. Абшир лежал внизу и был похож на дикобраза. Несколько игл торчало на его лице, другие вылезали из разорванной одежды. У него не было серьезных ран, но, должно быть, бедняга сильно мучился. Стоны раздавались в ритме его дыхания. Абди еще раз пнул его ногой.

– Вставай.

Абшир не шевельнулся.

– Вставай, – повторил Абди, – не то привяжу к машине и поволоку по дороге.

Превозмогая боль Абшир встал, держась обеими руками за лицо и рыдая, как ребенок. Абди осторожно, чтобы не уколоться самому, взял его под руку и потащил к «лендроверу».

– Где американцы?

– Не знаю, – захныкал Абшир. – Оставь меня, джаале! Ты же знаешь, кто я.

Несмотря на колючки, которые буквально разрывали тело, он был полон решимости молчать. Он вдруг осознал одну вещь: Абди не имеет никакого смысла оставлять его в живых, если он заговорит. Живым он мог еще быть ему полезен.

Абди с сожалением глянул на него и молча покачал головой. Надо, чтобы он заговорил.

Пока Абди копался в «лендровере», просвечивая себе фонариком, Абшир громко стонал, стоя на коленях на песке. Вдали слышался мирный рокот волн, разбивающихся о берег.

Вскоре Абди вышел из-за машины с мотком веревки в руке и подошел к Абширу. Быстро развязал пленнику руки за спиной, потом откинул его назад и связал щиколотки. Его движения были спокойны, неторопливы, хладнокровны. Поскольку Абшир время от времени пытался кричать, шофер безжалостно запихнул ему в рот старую тряпку, пропитанную машинным маслом, и привязал его кожаным ремнем к дверце «лендровера».

Абшир попробовал крикнуть, но смог издать лишь глухое рычание. Он икнул, рыгнул и был вынужден проглотить собственную желчь, чтобы не задохнуться.

Абди деловито открыл полотняный мешок с инструментами и вытащил старую паяльную лампу, которая всегда была в машине. Гаражи – большая редкость в Сомали, поэтому любой автомобилист должен уметь починить машину подручными средствами. Старый негр взял флакон, залил в лампу спирт и закрыл бачок пробкой.

Абшир с ужасом наблюдал за ним, извиваясь на песке, как разрезанная надвое гусеница.

Его мучитель неторопливо достал из кармана зажигалку, лампа вспыхнула, послышался характерный свист пламени. Абди тщательно отрегулировал его и только тогда обернулся к Абширу, поглядывая на свою жертву через черные очки.

Он поставил лампу на песок, подошел к Абширу, спокойно расстегнул на нем брючный ремень, спустил штаны до колен, выдернув мимоходом несколько колючек, спустил трусы и обнажил волосатый низ живота.

Держа паяльную лампу в правой руке, он наклонился к Абширу.

– Так где заложники?

Абшир замотал головой.

Тогда Абди сел ему на грудь, спиной к голове, и направил пламя паяльной лампы в низ живота несчастного. Абшир подскочил от боли так, что стряхнул с себя своего палача. Его крик, даже заглушенный кляпом, заставил бы застыть кровь в жилах у человека, более чувствительного, чем Абди. На животе больше не было шерсти, а кожа на члене и мошонке покрылась страшными волдырями. Скрючившись, Абшир перевернулся на живот, завывая сквозь кляп. Абди перевернул его обратно и неумолимо направил пламя на мошонку.

– Прекрати!.. – крикнул сквозь кляп Абшир, теряя сознание.

Абди подождал, пока тот придет в себя. Как только он открыл глаза, шофер снова направил пламя на член. Абшир скрючился, прижав колени к подбородку, с залитым потом лицом. Потом он снова лишился чувств и закатил глаза.

Абди отодвинул лампу и, когда к пленнику вернулось сознание, терпеливо и наставительно объяснил:

– Я продолжу. Потом выжгу тебе глаза. Так что лучше отвечай.

Абшир беспрерывно стонал. У него осталась только одна мысль: пусть прекратится боль.

Кивком головы он дал понять, что готов говорить.

Абди вытащил кляп.

– Говори!

– Потуши лампу, – простонал несчастный. – Потуши лампу.

Свист лампы прекратился, и Абширу сразу стало лучше.

– Говори, – приказал Абди.

Глава 16

Легкий бриз с Индийского океана обдувал пустынную дюну и освежал ожоги Абшира. Все еще держа в руке потушенную лампу, Абди повторил вопрос: – Где заложники?

– На рыбоконсервном заводе, – слабо прохрипел партийный руководитель. – Где именно?

– Там есть здание с тремя холодильными камерами. Из них работают только две. А заложники – в третьей. Об этом не знает никто, кроме товарища Горького и руководителя района. Пленников привезли ночью в микроавтобусе, который спрятан в гараже русского. Они не имеют права выходить, еду им ношу я. С ними очень хорошо обращаются, – поспешно добавил он.

– Там есть и дети, – заметил Абди.

– С ними тоже очень хорошо обращаются, – опять сказал Абшир. – Они даже развлекаются.

Абди машинально пнул свою жертву ногой, и тот смолк. Теперь он на самом деле обессилел от боли и страха и время от времени вздрагивал, готовый к новым пыткам. Абди возобновил допрос:

– Сколько человек в охране?

– Шесть. Четверо из них постоянно дежурят. Это специально отобранные люди из ФОПС. Они два года назад похитили автобус с французскими детьми на границе с Джибути... Здешние боевики – оставшиеся в живых из этой группы. – Они вооружены?

– Да. У них автоматы и гранаты. И взрывчатка тоже. Они подложили ее под двери на случай нападения. В холодильной камере нет окна, только вентиляционные решетки. К тому же заложники все время связаны.

Он замолчал, испугавшись того, что сказал лишнее. Заинтересованный Абди сел на корточки рядом с ним. «Горлодер» разговорился.

– Ты руководишь операцией?

Абшир, понимая, что сказал слишком много, энергично замотал головой. – Нет-нет, не я, я занимаюсь только пищей... Среди них есть один, кого я хорошо знаю. Хасан. Мы были вместе в тренировочном лагере. Это он пришел за мной, когда их привезли...

– Кто руководит операцией в Браве? – продолжал допытываться Абди. -Али Хадж?

Абшир покачал головой и выпалил.

– Нет, товарищ Горький.

– Что, русский с коптильни? – изумленно переспросил Абди.

– Да-да, – подтвердил Абшир, – это советский офицер.

Абди все фиксировал в памяти. Охваченный приступом недержания речи, партийный руководитель продолжал, как бы оправдываясь:

– Раньше был другой советский, хороший. Он выучил наш язык, потом они прислали этого из Могадишо, неделю назад, на замену. Он ничего не понимает в рыбной ловле, однако он – директор коптильни. Он подолгу закрывается в кабинете и запрещает обращаться к нему или фотографировать его. Единственные, с кем он разговаривает, – это люди из террористической группы.

– Ты должен помочь нам освободить заложников, – сказал Абди. -Сегодня же ночью.

Не может быть и речи о том, чтобы заявляться с Абширом днем, -слишком очевидны следы пыток. У местного лидера мог появиться соблазн привлечь на свою сторону население.

Но Абшир покачал головой, снова задрожав.

– Это исключено, – сказал он. – Ночью они никому не открывают, не только мне. Это приказ русского. Он даже им сказал, что если сам их позовет, они не должны открывать. Он не хочет ни малейшего риска. Особенно после инцидента с кочевником, которого застукали, когда он бродил по заводу. Рабочим сказали, что это был вор, но все хорошо знают, что красть там нечего...

– Рука в чане была его?

– Это идея Горького. Он хотел испытать иностранного джаале. С самого начала он ему не доверяет. Из-за одежды. Он говорит, что никогда не видел такой одежды на коммунисте. Но я ему не сказал ничего из того, что сообщила Саида. Клянусь Аллахом.

– Я думал, что ты уже неверующий, – объявил Абди. И уже серьезно продолжил: – Разумеется, способ добраться до заложников есть. Я хочу освободить их. И ты мне подскажешь – как.

Абшир застонал:

– Нет, нет. Там всего одна дверь. С засовами. Окна нет. Только слуховое, с решеткой, до него не достать. Двадцать на двадцать сантиметров. Нельзя даже бросить гранату. Я все осмотрел с Хасаном в первый день. Они очень предусмотрительны.

Абди нахмурился:

– Как можно добраться до этого окна?

– Сзади есть приставная лестница, чтобы залезать на крышу. Но вы ничего не увидите и ничего не сможете сделать. У них приказ: при малейшей опасности убить заложников. Они сделают это. Так Хасан сказал.

– Днем охранники, конечно, сменяются, – настойчиво продолжал выспрашивать Абди.

– Конечно, по двое. В коридоре дежурит один человек. Остальные трое -внутри. У них шифр, который каждый день меняется... Теперь отпусти меня, -взмолился Абшир, – я все тебе сказал. Я не расскажу о тебе, клянусь. Мне больно!

Его голос звучал фальшиво, как надтреснутый колокол.

– Не убивай меня, – простонал он. – У меня семья... Я никогда не делал ничего плохого...

Очередной пинок Абди сопровождался пронзительным воплем.

– Подлый коммунист! Неверующий! Аллах тебя покарает! – в ярости крикнул старый сомалиец.

Абшир, корчась от боли, жалобно причитал. Абди наблюдал за ним. Может быть, сомалиец сказал не все?

– Твой друг Хасан не говорил, что сделают с заложниками?

– Да-да, – забормотал Абшир. – Их должны вернуть в Могадишо, как только американцы согласятся на условия ФОПС. Их выпустят на свободу.

– А если американцы не согласятся? – спросил Абди.

Абшир не ответил.

Абди снова дал ему пинка, от которого кактусовая колючка вошла в живот бедняги сантиметра на три.

– Отвечай, собака!

Шофер скорее догадался, чем услышал: «Они должны быть казнены».

– Как?

– Хасан сказал, что их отвезут на рыбную ловлю... Ничего другого я не знаю, клянусь.

Абди размышлял. «На рыбную ловлю.» Значит, заложников убьют или бросят на корм акулам в океане, чтобы никогда не нашли их тела. Вот почему террористы выбрали такое укромное место.

Стояла тишина, ее нарушало лишь посвистывание теплого ветра в зарослях да стоны полумертвого от страха Абшира. Абди шагнул к нему, и тот вскрикнул, съежившись в позе зародыша.

– Нет, не... Я скажу тебе еще кое-что.

– Что? – спросил Абди.

Абшир поднял голову.

– Ты не убьешь меня, если я скажу, почему советские товарищи похитили американцев?

– Нет, я не убью тебя, – вежливо сказал Абди. – Нет. Если скажешь мне все.

– Это русские все устроили, – тихо проговорил Абшир. – Хасан мне это сказал. Они хотят, чтобы американцы ушли из Сомали.

– Почему? – спросил Абди.

– Из-за кубинцев, – шепнул Абшир.

– Кубинцев? – недоверчиво переспросил Абди.

– Кубинцы помогут нам завоевать Французский Берег Сомали, – уточнил Абди в передышке между двумя стонами. – Они прибывают по ночам на больших самолетах. Русские не хотят, чтобы американцы их видели.

– Ах, так!

Абди не совсем понимал, какое отношение кубинцы могут иметь к заложникам.

– Здесь есть кубинцы? – спросил он.

– Нет-нет, – заторопился Абшир. – Они на островах Барджуни, на юге, чтобы их никто не видел.

Он умолк, переводя дыхание. Абди сел на корточки рядом с ним, чтобы лучше слышать. Он подумывал уже, что надо кончать эту бодягу и что Абшир чересчур болтлив. Сам по природе молчаливый, он никогда не любил людей, которые слишком много говорят.

– Живот, – неожиданно сказал Абди. – Мой живот...

– Подожди, скоро будет лучше, – пообещал Абди.

Он наклонился над раненым... Раздался влажный шум, отвратительный, негромкий, только подчеркнувший тишину.

Абшир открыл рот, чтобы взвыть, но издал только животное урчание. С разрезанным до позвонков горлом он умер через несколько секунд, вонзив ногти в ладони. Абди вытер бритву о брюки, положил в карман и пошел укладывать на место паяльную лампу. Двадцать лет он профессионально занимался охотой и разделкой туш убитых животных... Его чувствительность притупилась. Он стольких млекопитающих лишил жизни, одним больше, одним меньше...

По крайней мере, на этот раз убийство оказалось полезным.

Малко насторожился, услышав скрип шагов на внешней лестнице.

Прошло уже больше часа, как Абди ушел. Али «Святой», сидя в глубоком ротанговом кресле, перебирал кольца янтарного ожерелья, не отрывая глаз от ног Фускии. Мулатка дремала, уставшая от волнений. Это было слишком для нее...

Абди проскользнул в комнату, прислонил карабин к столу.

– Вы нашли его? – спросил Малко.

Шофер наклонил голову.

– Да, он все рассказал.

Радости Малко как не бывало. Он уже немного узнал Абди.

– Где он, Абди? Что?..

Абди снял очки и потер воспаленные глаза. Он даже перестал жевать травку.

– Я бросил тело возле лагеря кочевников, – «успокоил» он Малко. -Подумают, что это они. Из-за того парня, который погиб на рыбзаводе... Абшир уходит со сцены. Малко попытался прикинуть возможные последствия убийства партийного руководителя Бравы. Советский может встревожиться. Али «Святой» сделал вид, что не слышит, Фуския в ужасе прикрыла глаза.

– У кочевников будут неприятности, – заметил Малко.

Абди хитро улыбнулся:

– Абшир был не из Бравы. Местные боятся кочевников. А правительство захочет их успокоить, чтобы они не ушли. Никто ничего не скажет.

Али Хадж поднял голову и сказал ровным голосом:

– Это правда, он прав.

Кажется, смерть Абшира не сделала его безутешным. Малко предпочитал не знать, как «горлодер» заговорил... Он в общих чертах представлял себе это. Это война. С чередой ужасов. Не он ее объявил. Перед ним снова встало изуродованное лицо жены посла, убитой в Могадишо, и он забыл об Абшире.

– Вы знаете, где заложники?

Абди улыбнулся всеми кривыми зубами.

– Я знаю все! – победоносно заявил он. Старый сомалиец начинал входить во вкус.

Почти слово в слово он повторил все признания Абшира. Малко не пропускал ни одной запятой. Но очень быстро его возбуждение улеглось. Он действительно нашел заложников, но они недосягаемы. Словно они на луне. Чтобы вытащить их без особого риска, ему необходимо располагать группами захвата, отборными стрелками, целой организацией. А у него нет никого, кроме старого шофера, преданного, свирепого и немного сумасшедшего.

Он был в бешенстве. Заехать так далеко, сделать так много, и все впустую. Единственный выход, кажется, вернуться в Могадишо и поднять еще раз дипломатический корпус... Но тогда сомалийцы снова ловко спрячут заложников.

Бег по замкнутой кривой... Он повернулся к Али Хаджу:

– Все, что сказал Абшир, – правда?

Руководитель района подтвердил:

– Думаю, да. Я знал, что Абшир носил им еду...

Абди поскреб шею. Он еще не все сказал и боялся что-нибудь забыть.

– Он говорил мне и о русских, – скромно сообщил он.

И продолжил монотонным, невыразительным голосом. Малко ловил каждое его слово. Теперь ребус разгадан. Похищение – действительно операция КГБ. Этим и объяснялась осторожность Али «Святого», который кроме того и «Мудрый».

– Он сказал вам, почему русские это сделали?

Абди кивнул.

– Да-да.

Услышав упоминание об островах Барджуни и кубинцах, Малко с трудом сдержался, чтобы не вскрикнуть. Это последнее недостающее звено.

Информатор ЦРУ, убитый месяц назад, был с островов Барджуни. Теперь он знает все... Похищение – всего лишь эпизод холодной войны, битвы за Африку между русскими и американцами. После Анголы, Заира, Мавритании и Эфиопии кубинцы появились в Сомали. Советское присутствие в Сомали – не тайна, но вторжение кубинских наемников, прибывших, чтобы помочь «освободить» Джибути, это совсем другое дело.

Секрет взрывоопасный, который, несомненно, стоит нескольких трупов. Но несмотря на то, что он этим секретом владеет, он в тупике. Он не сможет долго продержать руководителя района в изоляции. Тем более, не может доверять ему. Даже если учесть, что он оказал Али услугу, избавив от Абшира. Все разъяснилось, но для единственной настоящей задачи -освобождения заложников – решения нет.

Старик искоса наблюдал за ним, продолжая перебирать янтарное ожерелье. Малко задался вопросом, чего тот хочет на самом деле. В его пользу было только одно: он пока не выдал Малко. Но ничто не говорит о том, что добрые намерения у него сохранились... Малко перехватил взгляд Али, направленный на Фускию, и у него возникла идея. Но сначала он хотел проверить достоверность сведений, добытых Абди.

Он поднялся, взял карабин.

– Я иду на завод, – объявил он Абди. – Если я не вернусь через час, берите Фускию и уезжайте.

Али «Святой» безмятежно наблюдал, как он уходит. Как будто время для него ничего не значит. Раз уж он вместе с Фускией.

Малко спустился в темный немощеный переулок без тротуара. Брава была совершенно пуста, и он чувствовал себя призраком в мертвом темном городе. В тишине было слышно, как волны Индийского океана с шумом разбиваются об остатки старого форта на краю пирса.

Глава 17

Остов строящейся школы на каменном пустыре четко выделялся в лунном свете, как античные руины. Малко осторожно обогнул кучи строительных блоков, стараясь не слишком скользить по неровной почве. Если не считать шума океана, тишина была абсолютная. Корпуса консервного завода виднелись в ста метрах впереди. С длинным низким зданием без окон и дверей, в котором располагались холодильные камеры, на переднем плане. Объяснения Абди были безупречны.

С карабином наизготовку он продолжал продвигаться вперед, пока не уткнулся в цементную стену. До него донеслось жужжание холодильной системы. Он пошел вдоль стены и, пройдя метров двадцать, наткнулся на упомянутую Абди лестницу.

Малко прислонил лестницу к стене. К счастью, он находился в тени, сюда лунный свет не проникал. Он начал осторожно подниматься по ступенькам, не выпуская из рук оружия. Ветер задувал под рубашку, и материя хлопала на ветру. Так он добрался до края плоской крыши, перевалил на нее и тут же заметил желтый свет на другом краю крыши. Слуховое окно. Он опустился на четвереньки и пополз к нему, чтобы не увязнуть в мягком, не остывшем от дневной жары асфальте. За три метра до прямоугольного проема он лег на живот и продолжал ползти по горячему цементу между вентиляционными люками, выдыхавшими теплый воздух. Сантиметр за сантиметром он продвинул к отверстию голову. Сначала он увидел лишь нечеткую массу внизу, в нескольких метрах от окна. Понадобилось около минуты, чтобы различить четыре головы, торчащие из кучи одеял. Две белокурые, лысая мужская и черная мальчишеская. Вероятно, посол Соединенных Штатов, его сын и две двойняшки, похищенные вместе с ними. Малко еще вытянул голову и заметил в противоположном углу помещения двух молодых негров, одетых в тенниски и джинсы, которые сидели, прислонившись к цементной стене. Держа «Калашниковы» на коленях, они читали арабские газеты, перед ними стоял чайник и две чашки. Абсолютно бодрые, несмотря на поздний час. Малко быстро оглядел комнату. Кроме одеял и барахла террористов, она была совершенно пуста. С единственным проемом: тяжелой дверью, запертой двумя большими щеколдами. Никаких шансов на внезапность.. Через окошко нельзя даже бросить гранату, там была частая решетка. Малко быстро отполз, чувствуя тревогу и растерянность.

Где же пятая заложница, дочь посла? Может, девушку убили, как и ее мать? Он осмотрел крышу вокруг себя и заметил второе окошко, скрытое от него вентиляционным люком. Оно вело в еще одну комнату по соседству с камерой заложников.

Он направился на четвереньках к проему и снова наклонился. Комната была гораздо меньше первой. Сначала в поле зрения попали только две пары ног в джинсах, почти лежащие одна на другой. Потом, продвинувшись, он увидел остальное. Два тела, одно на другом. Верхнее принадлежало одетому мужчине. Можно было различить даже полоску черной кожи между брюками и тенниской, задравшейся на спине. Второго было почти не видно, кроме двух проблесков светлой кожи там, где джинсы были спущены, от бедер до середины ляжек, да длинных белокурых прядей волос, разметавшихся по полу.

Мужчина медленно двигался на девушке, впавшей в прострацию, в неподражаемом ритме полового акта.

Второй негр, сидя на корточках, держал руки девушки со светлыми волосами; кисти ее были чем-то связаны, как показалось Малко, проволокой. В углу помещения спали еще два негра, завернувшись в одеяла. Около стены лежала гора оружия. Автоматы, карабины, ящик гранат.

Насильник продолжал наваливаться на оголенный зад девушки в медленном и равномерном ритме, опираясь руками об пол. В абсолютной тишине, которая окружала Малко, сцена казалась нереальной. Девушка никак не реагировала. До такой степени, что Малко на минуту засомневался, не мертва ли она. Вдруг тот, что лежал на ней, приподнялся, притянул ее к себе за бедра и продолжал насиловать уже в таком положении: удерживая ее на коленях, с поднятой поясницей. Малко «сфотографировал» его: густые черные усы, тонкие черты лица, черные вьющиеся волосы. Не больше двадцати пяти лет. Со своего места Малко видел его член, мелькавший между ягодицами жертвы. Негр ускорил темп и очень быстро расслабился у девушки на спине. Затем оторвался от нее, отвалился в сторону, заправил еще не потерявший эрекции член в джинсы. Тотчас же тот, который держал жертву, потушил сигарету о цементный пол, расстегнул пояс, быстро возбудил сам себя и занял место товарища, войдя в девушку сильным грубым рывком. Ритм его движений был гораздо быстрее.

Это было чудовищно. И никак нельзя вмешаться. Второе изнасилование произошло гораздо быстрее. Несколько ударов – и он излился.

Как только девушка освободилась, она встряхнулась, как животное, вышедшее из воды, и застыла, даже не поправив одежду, словно была напичкана наркотиками. Последний ее палач подошел и связал девушке щиколотки. Между делом он смеясь воткнул ей указательный палец между ягодицами. Она даже не вздрогнула.

Малко отодвинулся от окна с отвращением и задумался. Абшир не врал. В комнату нельзя было проникнуть иначе, чем через массивную дверь.

Террористы на вид были молодые, хорошо тренированные, вышколенные. Даже не зная, что за ними наблюдают, они не спали. Напрасно Малко, лежа на крыше, ломал себе голову – он не мог найти способа проникнуть в здание, не подвергая заложников огромному риску. Он вернулся к лестнице, спустился, обошел здание вокруг. Надпись на входной двери по-арабски и по-итальянски запрещала входить... Снаружи не было слышно ни звука. Он подошел к гаражу, где русский ставил днем джип. Покрытая широким брезентом, в глубине стояла машина. Малко приподнял край чехла и увидел желтый микроавтобус «фольксваген». Тот, что увез заложников из Могадишо.

Получив максимум информации, он отправился назад через пустырь.

В нескольких метрах от Малко залилась длинным лаем собака, и ей тотчас же ответил хор собачьих голосов из лагеря кочевников. Он остановился в бессильной ярости. Так удачно добраться незамеченным до рыбоконсервного завода, вернуться через пустырь и в нескольких шагах от «лендровера»... Ему казалось, что он разбудил все семь тысяч жителей Бравы. С бьющимся сердцем он замер, пытаясь что-то различить в темноте. Поскольку ничего не происходило, Малко снова двинулся вперед, спотыкаясь о камни.

Вдруг перед ним возникла фигура кочевника с огромной палкой в руке. Поскольку его лексический запас на сомалийском был ограничен, Малко заговорил с незнакомцем по-итальянски. Он попросил, чтобы его отвели к Хаво, повторяя одно из немногих известных ему сомалийских слов «Агал» <шатер>.

Услышав несколько раз имя молодой женщины, собеседник, казалось, наконец понял. Малко последовал за ним в лабиринт шатров и спящих верблюдов. Один из них, испугавшись незнакомца, неожиданно встал и чуть не укусил его. Наконец Малко узнал большой шатер, возле которого накануне обедал. Сомалиец скрылся за пологом, долго шептался, потом внутренность шатра осветилась, и перед Малко возникла Хаво с масляной лампой, встревоженная неожиданным его появлением.

– Что происходит? – спросила она. – Сейчас глубокая ночь.

– Знаю, – отмахнулся Малко. – Но мне надо было немедленно поговорить с вами. Я нашел для вас возможность отомстить убийцам брата.

Хаво опустила лампу на землю.

– Говорите.

Она выслушала Малко молча, иногда покачивая головой и внешне невозмутимо, как будто то, о чем этот иностранец просит, – обычное дело. Когда он закончил, молодая женщина покачала головой.

– Я должна спросить у отца. Приходите завтра, я дам вам ответ.

– Я не могу ждать, – возразил Малко. – Если вы говорите мне «нет», я покидаю Браву через час.

Она поколебалась, потом решилась.

– Ладно, сейчас я его разбужу. Но отец будет сердиться. Он очень плохо спит. – Малко остался один, вдыхая относительно прохладный ночной воздух и вслушиваясь в лагерные звуки. Он смутно различал голоса оставшихся в шатре. Разговор затягивался. Это начинало действовать ему на нервы. Наконец полог раздвинулся и вышла Хаво.

За ее спиной Малко увидел фигуру ее отца.

– Мы согласны, – сообщила кочевница.

У Малко словно свалился камень с плеч.

– Отлично, – оживился он. – Я свяжусь с вами завтра через Абди, так будет благоразумнее.

Но для него эта ночь еще не кончилась. Между тем было около трех часов пополуночи.

Али «Святой» спал в кресле, уложив голову на свои подбородки, Фуския тоже уютно примостилась в своем углу. Только неутомимый Абди жевал свою травку, поблескивая живыми воспаленными глазами. Малко шепотом ввел его в курс дела. Потом он осторожно разбудил Фускию и что-то сказал ей на ухо. Наконец с трудом растолкал руководителя района.

Наступил решающий момент.

Али «Святой» постепенно приходил в чувство.

– Что происходит? – спросил он. – Где вы были?

Малко взял стул и уселся на него верхом.

– У меня к вам предложение, – сказал он толстяку. – Я знаю, как освободить заложников, но для этого мне надо получить доступ к пище, которую им носят.

Али Хадж вздрогнул.

– Вы хотите их отравить! Но сразу всех отравить не удастся!

– Я не хочу их травить, – уточнил Малко, – и не скажу вам, какие у меня намерения. Если вы согласны мне помочь, Фуския останется жить с вами в Браве. Она согласна. Только завтра она поедет в Могадишо за вещами. Ну как?

На этот раз Али «Святой» проснулся окончательно. И встревожился.

– А если я не захочу? – пустил он пробный камень.

– Все решается просто, – ответил Малко. – Я сейчас стреляю вам в голову, и сегодня же ночью мы уезжаем в Кению.

Все смолкли, будто тихий ангел пролетел в обличье мафиози. Такие предложения обсуждать трудно: Али Хадж потер плохо выбритую щеку и сказал, как бы обращаясь к самому себе:

– Это очень опасно. Члены партии мне не очень-то доверяют... Но я попробую помочь вам.

– Надо не пробовать, – жестко поправил его Малко. – Надо, чтобы получилось. Ну, так как?

– Согласен, – выдохнул руководитель района.

Он поискал взглядом Фускию, и она состроила ему такие глазки, что сам Пророк не устоял бы. Малко встал. Он смертельно устал. Даже если Али Хадж предаст его, он не хочет больше разговаривать этой ночью.

– До завтра, – сказал он. И напомнил: – Так мне завтра нужно знать насчет пищи заложников.

Они вышли все трое. Абди шел замыкающим. Как только они оказались на улице, Фуския накинулась на Малко.

– Что ты ему наговорил?! – шипела она, вне себя от ярости. – Я не хочу выходить за него и оставаться в Браве.

Малко ласково обнял ее за талию.

– Нужно соблюдать правила игры, детка, – сказал он. – Завтра ты поедешь в Могадишо. Я дам тебе письмо для моего друга в посольстве. Он подготовит тебе заграничный паспорт. А я останусь здесь, чтобы все-таки попытаться спасти заложников. Затем присоединюсь к тебе, и мы вместе отправимся в Джибути...

– Но почему ты хочешь, чтобы я ехала раньше? – возмутилась Фуския.

– Потому что мне нужно, чтобы ты отвезла сообщение в Могадишо, -признался Малко. – Моему другу из посольства.

Они прибыли в отель. Ни слова не говоря, Абди свалился на свою походную койку и тут же заснул. Малко едва успел лечь, как через несколько минут тоже спал...

План, который он только что составил, опирался на признание Абшира. Малко очень надеялся, что сомалиец сказал правду. Иначе ему придется мучиться напрасно. Или, скорее всего, погибнуть в Браве.

Малко проснулся внезапно. Солнце стояло очень высоко. Уже, наверное, перевалило за полдень. Фуския еще спала. Чувствуя, что Малко зашевелился, она, в свою очередь, открыла глаза.

На данный момент хоть одно хорошо: Али «Святой» оправдал свое прозвище, он не выдал их.

Малко оделся и вышел из номера. Абди сидел под навесом с чашкой кофе, глаза его были краснее обычного.

– Руководитель района на обувной фабрике с делегацией из Могадишо, -сообщил шофер. – Он просил вам передать, что занимается вами. Его машина отвезет Фускию после обеда.

Малко вернулся в номер сообщить хорошую новость Фускии. Она нахмурилась:

– Мне стыдно, – призналась она, – он такой милый! Представь, когда он узнает, что я не вернусь... Он с ума сойдет от злости. Надо бы сказать ему правду.

Малко почувствовал, как маленький холодный язычок пробежал у него по позвоночнику. Бывают моменты, когда честность стоит слишком дорого.

– Не делай этого, – сказал он. – Во-первых, он не даст тебе уехать из Бравы. А здесь становится опасно. Партийцы занялись поисками Абшира. Лучше, чтобы, когда найдут его труп, ты была в Могадишо.

Она кивнула.

– Может быть, ты прав... Но ты быстро приедешь?

– Очень быстро, – заверил Малко. – Я напишу письмо моему американскому другу. Ты отнесешь его ему перед тем, как идти домой, чтобы никто не мог за тобой проследить. В этом письме просьба, чтобы он подготовил тебе паспорт и ты смогла уехать со мной. Затем ты будешь ждать моего приезда.

Он уселся за письменный стол и стал составлять инструкции для Ирвинга Ньютона.

Малко налил немного красного воска на конверт, плотно запечатал, придавил перстнем с фамильным гербом, оставив на воске его отпечаток. Фуския, лежа на спине, с любопытством наблюдала за ним. Это письмо содержало заряд динамита... Если узнают его содержание, Малко повесят. Надо хотя бы избежать, чтобы оно открылось случайно... – Вот, – сказал он. – Куда ты его спрячешь?

Фуския поднялась с кровати и подошла к столу. Она взяла письмо из рук Малко и бросила его на постель. В этот момент в дверь номера постучали.

– Что такое? – крикнул Малко.

– Али Хадж ждет вас, – ответил голос Абди.

Фуския неожиданно крепко прижалась к Малко. Она обвила руками его шею, и он почувствовал медленные движения ее живота. Она приникла губами к его уху.

– Займись со мной любовью.

– У нас нет времени. Али ждет.

Фуския, не сводя с него глаз, молча попятилась к маленькому столику и легла на него спиной, свесив ноги и направив прямо на Малко бугор Венеры. Охваченный животным желанием, Малко забыл о всякой осторожности.

Резким движением он сгреб наверх хлопчатобумажное платье, отодвинул плавки и одним ударом вошел в подставленное ею лоно. Столик отчаянно заскрипел. Фуския застонала, ее ноги приподнялись, чтобы облегчить ему проникновение. Малко взял ее без всяких тонкостей. В дверь постучали, и снова послышался четко различимый голос Абди.

Фуския захрюкала от наслаждения. Они кончили одновременно. Она тут же выпрямилась, одернула платье, разгладила его, взяла письмо с постели, сунула его в плавки и снова опустила платье. Все прошло на одном дыхании. Их объятие не продлилось и трех минут.

Малко открыл дверь. Али «Святой» с сияющей физиономией ждал в коридоре вместе с Абди.

– «Тойота» внизу, – объявил он.

– Фуския готова, – сказал Малко, – я прощался с ней.

Фуския ждала его, стоя за дверью. Она прижалась к нему всем телом.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

Они спустились вниз, к «тойоте».

Али «Святой» помог молодой женщине сесть в машину. Малко посмотрел вслед удаляющейся «тойоте», сердце его сжалось. Фуския увозила с собой все его надежды.

Али «Святой» подошел к нему и тихо сказал:

– Еду готовит каждый вечер один член партии. У него два отдельных мешка, один для заложников, другой для сторожей. Это некий Спад. Он давал еду Абширу. Я сказал ему, что теперь этим буду заниматься я.

– Отлично, – сказал Малко. – Возможно, завтра вечером я привезу вам пищу для заложников. Это все, о чем я вас попрошу.

Солнце садилось за горизонт, Фуския должна была уже приехать в Могадишо. Малко, чтобы немного отвлечься, спустился на пляж, послав Абди за тем, что ему нужно, к кочевникам.

Когда он вернулся в центр, Абди уже был в отеле. Шофер в ожидании Малко чистил ветровые стекла своего «лендровера». Не успел Малко открыть рот, как Абди объявил:

– Я принес все, что нужно.

Малко немного успокоился. Теперь все в руках судьбы. Он поклялся себе не появляться в районе консервного завода, чтобы не привлекать внимание.

Дверь гостиничного номера сотрясалась от сильных ударов. Малко подскочил на постели. Он прилег отдохнуть после обеда и нечаянно задремал. Возбужденный голос Абди сообщил:

– Руководитель района хочет немедленно видеть вас.

Малко поспешно оделся. Это могла быть либо очень хорошая, либо очень плохая новость.

Али «Святой» ждал его во внутреннем дворике, перед ним стояла его вечная чашка кофе с кардамоном. Вид у толстяка был пришибленный, он объявил:

– Заложников увозят! Завтра на рассвете! Они получили по радио инструкцию из Могадишо. Американцы приняли условия. А я уже отправил им пищу, которую вы мне дали. Что теперь делать?

– Ничего, – успокоил его Малко. – Они не пострадают от нее. – Он с трудом сдерживал ликование. Значит, Фуския доставила письмо Ньютону.

Глава 18

Малко проснулся с тяжелой головой и начал медленно одеваться. Всю ночь он практически не сомкнул глаз. Это нервы. Его «сейка» показывали без четверти шесть. Он разбудил Абди, который тут же сел на своей походной койке, протирая красные, загноившиеся глаза.

Cстарая негритянка, наверное, всегда бодрствующая, принесла им теплый и приторный кофе.

– Чена! – потребовал Абди.

Она послушно вскипятила им чай. Без травки и без чая Абди не способен был функционировать. Они молча ждали. Накануне вечером Абди залил полный бак «лендровера».

Проглотив последний глоток обжигающего чая, Абди наконец поднялся. Верблюд, понукаемый грязной негритянкой, лениво волочил большой камень мимо арки, стоящей на въезде в Браву. Мотор «лендровера» взвыл, машина пошла на подъем, и вскоре они затряслись по проселку, идущему вдоль лагеря кочевников.

Обернувшись, Малко увидел Индийский океан, искрящийся в лучах восходящего солнца, и серые дома Бравы.

Старая дамба, построенная в IX веке, казалась тоненькой ниткой, натянутой далеко в море. В маленькой естественной бухте не было ни одной лодки. Они уже ушли в море, как и было предусмотрено планом Малко. Они вернутся около двух или трех часов, когда начнется отлив, чтобы легче было преодолеть перекаты на песчаной косе.

На следующем повороте и Браву и Индийский океан поглотили складки местности. Очень скоро их окружала только огромная желтая каменистая саванна, похожие на гигантские грибы баобабы с перепутанными корнями и термитники, напоминающие тропические менгиры <памятники III – II тысячелетий до н.

Э., могильные памятники или святилища, удлиненные вертикально стоящие камни>.

Ближайшая деревня находилась в тридцати километрах.

Через двадцать минут они приблизились к очередному виражу в форме шпильки для волос, который они наметили вчера.

Абди притормозил и повернул вверх, в сторону от проселка. Содрогаясь на ухабах, «лендровер» поехал напрямик по саванне, направляясь к огромной колючке, одиноко стоящей в низине и не видимой с проселка. Абди остановился. Сначала Малко не увидел никого. Потом из-за куста появилась фигура...

Вторая, третья... Меньше чем через минуту автомобиль окружили шестеро кочевников, которых привела Хаво. С невозмутимыми лунообразными лицами с крупными чертами и ничего не выражающими глазами. Они словно были частью этого унылого пейзажа, растворяясь на фоне желтоватой почвы. Малко уже не в первый раз поразился их невозмутимости. У этих людей, казалось, не бывает душевных состояний.

Хаво протянула ему правую руку. В левой она держала старый «Калашников». Вполне в духе воинственных традиций кочевников.

– Мы готовы, – сказала она.

У ее людей были только «маузеры» старого образца да итальянские «манлихеры-каркано.» Хаво добавила:

– Омар находится в условном месте.

Малко посмотрел в сторону, куда она указала: небольшой гребень, усеянный хилыми кустарниками, нависающий над проселком. Он не увидел больше ничего. Кочевник, вероятно, слился с почвой.

Все держалось на этом снайпере.

Пуля, выпущенная из его «маузера», должна остановить машину с заложниками, убив водителя. Это сложный выстрел. Его надо направить поперек, чтобы избежать риска ранить заложников. Оптического устройства, конечно, не было. А «маузер» – не револьвер. Снайпер не может позволить себе промахнуться. Малко выбрал этот участок пути, потому что здесь микроавтобус с заложниками наверняка будет ехать очень медленно из-за этого самого виража в форме шпильки для волос. Смерть шофера не создаст угрозы для пассажиров.

– Отлично, – сказал Малко. – Все по местам. Они будут тут меньше чем через полчаса.

Кочевники медленно рассредоточились по каменистой местности. На глазах у Малко они буквально растаяли в пустынном ландшафте. Как хамелеоны.

Если все пойдет по плану, шестеро стрелков смогут за несколько секунд обезвредить охранников. Он, Хаво и Абди тут же бросятся на штурм, чтобы ликвидировать террористов, которые останутся в живых.

– Вы уверены, что, пленные действительно получили еду? – озабоченно спросил он.

– Убежден, – кивнул Абди.

В эту еду Малко намешал травы, которую кочевники используют как снотворное. Так что одуревшие заложники не должны подниматься во время перестрелки. Вся операция закончится меньше чем за две минуты.

Вновь в саванне наступила тишина. Никто не сможет заподозрить, что десять человек сидит в засаде в этом пустынном месте. Совершенно неподвижные под жгучим солнцем... Малко чувствовал, как пот медленно стекает по спине и рубашка начинает липнуть к коже. Волосы тоже были влажные от пота. Глаза щипало. Солнце с каждой минутой палило сильнее, поднимаясь по небу. Прошло только десять минут...

Он попытался напрячь внимание, борясь с охватывающим его расслабляющим оцепенением: считал изредка пролетающих птиц, слушал жужжание насекомых. Ему казалось, что он лежит под очень горячим одеялом... Язык во рту разбух, как влажная пакля. Малко мечтал о бутылке пива, как собака о косточке. Ужасное состояние. Рядом с ним Абди беспрерывно снимал очки, чтобы вытереть глаза.

– Вы точно знаете, что здесь есть проселок? – спросил Малко.

– Безусловно, – подтвердил шофер. – Иначе им понадобился бы «лендровер» или джип. – А если террористы не взяли желтый микроавтобус? Малко похолодел. Вдруг послышался шум мотора, и его сердце забилось сильнее. Но это оказался грузовик, медленно карабкающийся по склону. Он прогрохотал мимо них и удалился к северу, увозя верблюдов, вероятно, в Саудовскую Аравию. Автобус с заложниками опаздывал почти на двадцать минут. Нельзя пошевелиться и, тем более, пойти посмотреть, что происходит на проселке. Невозможно также связаться с сидящими в засаде кочевниками.

– Ну, что они там делают! – проворчал Малко.

Желтая пустынная дорога, казалось, вздулась от жары. Было, наверное, выше 40, и температура все повышалась. С одиннадцати до трех жара была несносная.

По морщинистому лицу Абди стекал пот. Малко с трудом дышал, так ему было жарко. Он уже давно снял рубашку, прикрыв ею затылок, и остался в одних брюках. В ушах стояло оглушительное жужжание насекомых. Он взглянул на «сейку» в двадцатый раз за пять минут.

– Полдвенадцатого!

Опаздывают на четыре часа. Что же произошло? Или автобус с заложниками отправился по другой дороге, вопреки информации, полученной Абди, или он вообще не выехал по неизвестной Абди причине. Шофер вытер мокрый лоб.

– Жарко! – выдохнул он.

Малко думал о кочевниках, тоже лежащих под солнцем с винтовками. Ни один не ушел. Хаво лежала рядом с ним, неподвижно, как камень, спрятав лицо в складках бафто, держа руки на своем «Калашникове». Малко тихонько свистнул, и она повернула голову. От жары и от усталости глаза ее ввалились. Не может же эта пытка длиться целый день.

– В двенадцать мы возвращаемся в Браву, – сказал он.

Вместо ответа она покачала головой.

– Чего бы это ни стоило, надо узнать, что случилось.

– Слушайте! – сказал вдруг Абди.

Малко поднял голову и уловил неясный шум мотора со стороны Бравы. Уже прошло четыре грузовика и автобус, каждый раз заставляя их настораживаться. В этот раз он даже не повернулся. Абди приподнял от земли голову, как встревоженная черепаха. И тут же снова улегся ничком.

– Это они, – объявил он.

И тут Малко заметил желтое пятно, быстро продвигающееся вдоль проселка. Автобус с заложниками! Сонливость как рукой сняло!

Автобус был уже в двух сотнях метров от виража в форме шпильки для волос. Шум усиливался. Водитель переключил мотор на другую скорость. Малко «почувствовал», как он тормозит, и затаил дыхание, ожидая выстрела из "маузера.”

Он считал доли секунды. Автобус шел по кривой очень медленно. Затем мотор взвыл. Водитель начинал снова набирать скорость.

Малко подскочил как ужаленный, забыв об опасности, и увидел уже заднюю часть автобуса, удалявшегося по проселку.

Омар не выстрелил! План провалился.

Хаво поднялась почти одновременно с ним. Закричала что-то по-сомалийски. Малко рванулся к месту, где прятался Омар. Остальные кочевники поднялись один за другим в растерянности, не зная, что делать. Микроавтобуса уже почти не было слышно.

Малко подбежал к Омару вместе с Хаво: тот неподвижно лежал на животе рядом со своей винтовкой в луже рвоты. Хаво окликнула снайпера, он с трудом повернул к ней землисто-серое лицо, посмотрел на девушку мутным, отсутствующим взглядом, прошептал несколько невнятных слов и опять уронил голову.

– Черт побери! У него солнечный удар! – взорвался Малко.

Они переглянулись. С каждой секундой автобус с заложниками удалялся. Надо было принимать решение.

– Я знаю короткий путь, он ведет на главную дорогу, – сказал Абди, -но надо ехать немедленно. Может, догоним их километров через тридцать.

– Поехали, – сказал Малко.

Они кинулись в «лендровер». Но все там не помещались. Хаво села впереди рядом с Малко, четверо втиснулись на заднее сидение, двое остались приводить в чувство Омара. Малко молчал, потрясенный. Его и без того дерзкий и сложный план становился просто неосуществимым. А ведь казалось, что он предусмотрел все!

– Осторожно, – предупредил Абди, – сейчас будет трясти.

Мотор «лендровера» взвыл. Машина добралась до вершины впадины и заковыляла по каменистому ландшафту. Первый толчок подбросил Малко до потолка, и он так сильно стукнулся головой, что вскрикнул от боли. Сзади раздался дружный хор ругательств. Абди, стиснув зубы, боролся с рулем, энергично работая плечами.

– Нам придется нелегко! – пробормотал он.

Этого можно было и не говорить! Они лавировали между кочек и термитников в стороне от дороги. С первого взгляда саванна казалась плоской, но она оказалась усеянной колдобинами сантиметров по тридцать, достаточно глубокими, чтобы «лендровер» прыгал на них, как поплавок. Мотор ревел. Абди каждую секунду переключал скорость с точностью компьютера, пытаясь избежать самых больших ям. Металлический каркас автомобиля стонал. Между тем скорость была не больше сорока километров в час. Малко начал сомневаться, что двигаясь вот так, со скоростью улитки, они имеют шанс догнать автобус с заложниками... Три зебры бросились врассыпную от них, потом машина спугнула одинокую газель. Длинный пыльный шлейф тянулся за «лендровером».

– Как мы сможем их догнать? – крикнул Малко.

– Главная дорога делает большой крюк через деревню, где мы тогда пили кофе, – объяснил Абди.

Сомалиец крепко держался за руль, но его тоже сильно подбрасывало при каждом толчке.

Малко чувствовал себя, как в центрифуге для сушки белья. В машине стояла невыносимая жара, а легкие были буквально забиты густой желтой пылью. Он не понимал, почему «лендровер» прыгает как пробка. С заднего сидения доносился постоянный гул голосов кочевников. Хаво отчаянно цеплялась за крышу, скривив губы улыбкой хищной птицы. Линия горизонта, казалось, все время удаляется.

Час спустя они были совершенно мокрыми. Вдруг «лендровер» выпрыгнул из очередной ямы и послышался зловещий треск. Сломалась одна из рессор.

Не бросая руля, Абди показал подбородком на небольшой холм, увенчанный несколькими кактусами.

– Мы вернемся на дорогу с другой стороны, – сообщил он.

«Лендровер» стал карабкаться на холм под углом двадцать градусов. С еще более ужасающими толчками, выбрасывая камни из-под колес.

Это было бесчеловечно. Наконец начался извилистый спуск с колдобинами, которые приходилось преодолевать очень медленно, и такой крутой, что, казалось, еще мгновение – и «лендровер» покатится вниз кубарем, как булыжник. Малко едва не вскрикнул от радости, заметив наконец красную ленту латерита внизу. Они добрались до дороги!

Абди пересек ее на большой скорости и остановился за огромным термитником цвета охры, невидимым с дороги. Он тут же соскочил с «лендровера» и побежал к проселку. Малко изумился, как у него на это хватило сил. Когда он сам вылез из машины, все его мышцы болели, он чувствовал себя восьмидесятилетним стариком. Сомалиец уже возвращался, лицо его светилось радостью.

– Следов нет, – торжествующе крикнул он, – они еще не проехали!

Новое место гораздо меньше подходило для засады. Хаво и ее люди ожидали приказов, они уже взбодрились. Малко задумался: как заставить микроавтобус остановиться?

– Может, я стану на обочине с поднятым капотом? – предложил Абди.

– Они не остановятся, – покачал головой Малко. – Подождите, есть идея. Поставьте «лендровер» поперек дороги, – решил он. – На повороте, так, чтобы они не могли проехать. Поднимите капот, бросьте рядом канистру из-под бензина и подожгите ее... Чтобы со стороны казалось, что машина горит.

Абди, не дослушав, бросился к багажнику, чтобы достать одну из канистр. Хаво подошла к Малко.

– Что мы должны делать?

– Убивать их, – сказал он. – Как можно быстрее. Как только микроавтобус остановится, прикажите вашим людям стрелять по всему, что движется.

Она обернулась к своим и что-то коротко сказала. Абди напряженно следил за дорогой.

– Думаю, это они, – объявил он.

Кочевники, Малко и Хаво быстро укрылись за камнями. Абди вынул из кармана большую спичку, чиркнул о крыло «лендровера». Как только спичка загорелась, он бросил ее возле капота. Раздался глухой хлопок, и бензин вспыхнул, охватив передок автомобиля длинным ярким пламенем. В нескольких метрах от него создавалось впечатление, что горит машина...

Малко взял из рук Абди «мерлин-444» и взвел курок. Шум мотора приближался...

Желтое рыло микроавтобуса внезапно возникло на повороте. Он ехал довольно быстро. Малко различил сквозь ветровое стекло лица двух человек, потом в нем отразились солнечные лучи и скрыли от Малко внутренность машины. Водитель микроавтобуса резко повернул руль, пытаясь объехать «лендровер», объятый пламенем, но это было невозможно. Машина почти полностью загородила дорогу. Водитель стал тормозить, но слишком поздно: передок автобуса коснулся горящей машины..

Тотчас боковая дверца отъехала в сторону, и оттуда спрыгнул на землю один из охранников.

Оглушительно грохнул выстрел. Террориста отбросило назад, его голова превратилась в кровавый ком, мозги брызнули наружу. Пуля попала ему прямо в лоб, разнесла черепную коробку и убила на месте. Ветровое стекло микроавтобуса почти в тот же момент разлетелось от попадания трех синхронных выстрелов. Голова шофера упала на руль, а изрядный кусок затылка отвалился от черепа. Пуля, которая убила его, пройдя навылет, попала в грудь второго террориста, появившегося в узком проходе. Еще один выстрел раздробил ему позвоночник... Сосед водителя хрипел горлом, искромсанным пулей «манлихера», которая угодила в сонную артерию...

Атака не продлилась и десяти секунд... Малко бросился вперед с зажатым в руке «мерлином-444». Кочевники тоже выскочили из засады. Малко и Абди одновременно подбежали к микроавтобусу, заскочили внутрь. Малко узнал пятого террориста, который пытался сбежать через заднюю дверцу: усатый, который насиловал в камере девушку. Его Малко оставил кочевникам. Заложники лежали внутри автобуса, развалившись на сиденьях. По крайней мере, так это выглядело. Сидевший рядом с ними охранник попытался вытащить из-за пояса автомат. Малко нажал на спусковой крючок. От выстрела вздрогнули стекла в автобусе. Ребристая пуля вонзилась в террориста, ударная волна бросила его наружу, открыв его телом дверь.

Малко осмотрел микроавтобус. Не хватало одного. Пробираясь в среднем ряду кресел, он заметил его, съежившегося на полу между двумя сидениями. Абди тоже его увидел. Опередив Малко, он стал на колени на пустом кресле, вытащил голову террориста за волосы, заставив его открыть шею. Одно движение кисти, и из перерезанного горла брызнула кровь. Малко спрыгнул на дорогу через заднюю дверь. Тут он тоже опоздал. Один из кочевников уже вонзил нож в горло человека, в которого Малко попал из «мерлина».

Все было кончено. Из открытой дверцы автобуса вдруг раздалось по-английски:

– My God! My God! Что случилось?

Человек с растрепанными волосами, только что поднявшийся с сидения, обезумевшими глазами смотрел на террориста с отрезанной головой. Растерянный, небритый, в грязной рубашке, прилипшей к телу. Посол Соединенных Штатов в Могадишо.

Белокурые двойняшки, от столкновения упавшие на пол, так и не проснувшись спали под сидением. Малко увидел блондинку, изнасилование которой он наблюдал: сначала она подошла к дверце, потом ее брат. Под действием наркотика они выглядели рассеянными и одуревшими. Посол едва не упал, выходя из автобуса, и вытаращился от ужаса, взглянув на террориста, распростертого на дороге с разрезанным горлом и раскромсанным животом.

Он вопросительно уставился на Малко.

– Who are you?

– Ничего не бойтесь, – сказал Малко, поддерживая американца, чтобы он не упал. – Мы вас освободили. Я послан американским правительством, чтобы вырвать вас у похитителей. Эти люди помогли мне.

Он специально говорил медленно, чтобы американец уловил смысл его слов. Посол покачал головой.

– Мы свободны? – недоверчиво спросил он.

– Не совсем, – сказал Малко.

В это время из машины вышла блондинка, держась за голову, взглянула на Малко и кочевников с изумлением и испуганно кинулась к отцу. Тот прижал ее к себе.

– Все будет нормально, – прошептал он по-английски. – Все будет нормально...

Он постепенно приходил в себя. Абди подошел к ним с полным термосом чая и протянул его дипломату. Тот выпил, фыркнул и, казалось, почти пробудился. Кочевники оттаскивали тела террористов с дороги. Абди уже потушил огонь. Девушку жестоко вырвало, затем – ее брата, который усиленно моргал глазами, так он отвык от солнца.

Один из кочевников принялся снимать с одного из мертвецов сапоги, улыбнулся Малко и что-то сказал по-сомалийски.

Хаво перевела для Малко:

– Это местная пословица, – объяснила она. – В ней говорится, что обувь мертвеца лучше, – чем он сам...

– Вы прибыли из Могадишо? – спросил вдруг посол.

– Да, – ответил Малко.

– Вы мою жену видели?

– Вашу жену?

– Да, – ответил дипломат полным тревожного ожидания голосом. – Они освободили ее перед тем, как нас увезли из Могадишо. Жест доброй воли, чтобы облегчить переговоры, так они мне сказали. С ней все в порядке? Малко ощутил комок в горле. Он отвернулся и стал внимательно рассматривать трупы, уложенные рядком вдоль дороги.

– Думаю, что да, – солгал он. – Но я ее не видел.

– Ах, ну слава Богу, – сказал посол. – Она так испугалась. Когда мы будем в Могадишо?

Малко оглядел пустынную дорогу. Абди отвел «лендровер» немного подальше. Опрометчиво оставаться тут слишком долго. Могла появиться какая-нибудь машина.

Посол потер лоб.

– У меня ужасно болит голова, – сказал он, – и такое впечатление, что нас напичкали наркотиками.

– Это я вас накормил наркотиками, – усмехнулся Малко. – Я не хотел, чтобы дети подверглись риску, если встанут, услышав выстрелы. Через час-два все будет в порядке. Почему вы так опоздали?

– Они не могли завести автобус. Он очень плохо работает. Надеюсь, однако, что он все-таки довезет нас до Могадишо.

– Мы в Могадишо не едем, – сообщил Малко.

У дипломата отвисла челюсть.

– Но я не понимаю, мы свободны или нет? Куда мы едем?

Малко покачал головой.

– Все не так просто, господин посол. Вас похитили люди, действующие по поручению сомалийского правительства, которое хотело оказать давление на США. Мы в двухстах пятидесяти километрах от Могадишо. Теоретически нам достаточно было бы добраться до первого же сомалийского военного поста и заявить о вас. На самом деле вы в этом случае рискуете, что другие «террористы» захватят вас.

Посол растерянно смотрел на Малко.

– Но куда же вы хотите ехать?

– Я организовал ваш вывоз из страны с помощью ВМС США, – объяснил Малко. – Мы должны вернуться в Браву. Если бы я был уверен, что мы доберемся до Могадишо и доставим вас в посольство, я бы рискнул. Но дорога только одна, и есть вероятность, что наткнемся на заграждения.

Посол явно был не в восторге от плана Малко.

– Со мной двое детей, – возразил он. – Я не могу подвергать их риску...

Блондинка молча прислушивалась к их разговору. Малко взял посла под руку и отвел в сторону.

– У нас нет выбора, – вполголоса сказал он. – По приказу Президента госдепартамент пожертвовал вами. Во имя высших интересов страны. Он позволил только определенному отделу определенного управления попытаться что-то сделать. Акт отчаяния, от которого отмежуются официально, если он закончится неудачей...

– Понятно, – ответил дипломат изменившимся голосом.

– Забирайте малышек, – сказал Малко, – и садитесь в «лендровер».

Пока американцы устраивались в машине, Малко поискал Хаво. Молодая женщина сидела у подножия термитника, лицо ее было спокойно. Малко опустился перед ней на корточки.

– Спасибо, – сказал он. – Без вас у меня ничего бы не вышло. Хотите уехать со мной?

– Нет, это моя земля. Я не смогла бы жить где-то. За ваше золото я смогу выкупить верблюдов, вернуться в пустыню. Мы попробуем добраться до Кении.

– Что ж, – проговорил Малко. – Удачи вам.

Они пожали другу другу руки. Малко беспокоился за Хаво и ее друзей. СНБ, конечно, установит их причастность к налету, кочевники дорого заплатят за содействие, оказанное ЦРУ. Но он не может изменить судьбу этой женщины. Он смотрел, как она направляется к пробитому пулями автобусу. Трупы спрятали, но несколько стервятников уже кружили в небе.

Абди ожидал за рулем. Парень, девушка и дети расположились сзади. Как только Малко сел рядом с послом, «лендровер» рванулся вперед. По направлению к Браве. Час десять. Надо быть в Браве до трех часов. Успеть к отливу.

Они были затеряны во враждебной стране, и кто знает, смогут ли они выбраться из нее... Малко казалось, что он слышит, как в саванне бьют барабаны войны. Американский посол смотрел прямо перед собой, пытаясь унять дрожь в руках, и машинально играл своим обручальным кольцом.

Красная латеритовая лента дороги извивалась между колючками и термитниками и, казалось, вздувалась от жажды.

Малко вынул из полотняного мешка большой транзистор и вытащил из него антенну. Потом снял пластину, прикрывающую регуляторы, щелкнул выключателем, настроился на частоту 112,8 и нажал, наконец, на кнопку включения.

Как будто ничего не произошло. Но по дрожи контрольной стрелки он знал, что его SOS летит к тем, кто должен их спасти.

Глава 19

Малко взглянул на безоблачное небо. Он шел на риск расчетливо. В ту секунду, когда радиомаяк начал передавать его сигнал, он рисковал привлечь к себе внимание советских и сомалийских радиоперехватчиков. Он не знал, могут ли большие советские базы, вроде Берберы его перехватить, и, главное, как они его поймут. Сомали тоже располагает несколькими советскими катерами береговой охраны, способными осуществлять радиоперехват во время прилива. Где они сейчас находятся?

Но если бы он не включил свое устройство, не было бы никаких шансов на побег.

Им встретился старый грузовик русского производства, который надрывался на ямах, подпрыгивая в тучах красной пыли. Абди прилип к рулю, как зомби, продолжая «воевать» с ямами и колдобинами.

– Порядок? – спросил Малко.

Шофер перекинул языком свою жвачку из травки с правой щеки под левую. – Порядок! Вы знаете, я приношу счастье, я прошел через все... Один раз слон забросил меня к себе на спину, а карабин заклинило. Так вот, он меня проморгал!

С таким оптимистом Малко было спокойнее... Он обернулся. Семья Рейнольдс сгрудилась на заднем сиденье и стоически переносила толчки. Девушка мужественно улыбнулась ему. Обе малышки, отупев от усталости, спали, крепко обнявшись. Брюс Рейнольдс, сидевший рядом с Малко, не сводил глаз с дороги, стараясь не проглотить всю пыль, которая проникала в «лендровер» через открытое окно.

Он ткнул пальцем в приемник, лежащий на коленях Малко.

– Что это такое?

– Автоматический радиомаяк, – объяснил Малко. – Он передает наш сигнал, предварительно настроенный на постоянную длину волны. Где-то в открытом море у берегов Сомали корабли Шестого флота должны ждать этого сигнала. Предполагается, что они нас подберут.

Американец вытаращил глаза.

– Но они же не имеют права приближаться к берегу! Это может спровоцировать пограничный инцидент.

Даже в экстремальных обстоятельствах Брюс Рейнольдс рассуждал как дипломат...

Малко покачал головой.

– Мы поплывем им навстречу. Я рассчитываю захватить в Браве рыбацкую лодку.

У дипломата запали глаза и щеки. Он начинал осознавать серьезность ситуации. Понимать, что без вмешательства Малко он и его семья были обречены на смерть, это несомненно.

Малко вытер лоб, покрытый коркой из смеси пота и пыли. Лишь бы не обнаружили слишком быстро микроавтобус и убитых террористов. Он беззвучно помолился, чтобы американский флот успел получить приказ Белого дома.

Павел Горький бросил рассеянный взгляд на показатели месячных уловов за июнь. Брава сидит уже у него в печенках. К счастью, срок его командировки заканчивается. Замена прибудет из Могадишо, как только закончится эта история с заложниками.

Ему надоел запах рыбы.

Так как у него не было определенных дел, он решил нанести визит руководителю района. Усовершенствовать свой сомалийский.

Горький сел в джип и рванул к центру.

Али «Святой» был в своем кабинете и как раз принимал кочевников. Он радостно поздоровался с советским, но тот заметил озабоченность во взгляде сомалийца. Али «Святой» быстро выпроводил обоих посетителей и сказал:

– Им приходится нелегко. Они ловят мало рыбы и жалуются, что не зарабатывают на жизнь.

Скоро придется покупать рыбу в Могадишо, чтобы выполнять план. Павлу было наплевать на превращение кочевников в рыбаков, но из вежливости он сурово сказал:

– Это потому, что они очень ленивые...

Руководитель района покачал головой.

– Нет, они просто не знают, как за это взяться. Я пойду поговорю с ними сейчас, когда они вернутся с рыбной ловли. Не хотите ли пойти со мной?

Он украдкой следил за советским. Точно зная, что Павел Горький находится в Браве не ради рыбы. Но было забавно принуждать русского делать то, что ему неприятно. Али нужно было чем-то занять себя. Ему сообщили об исчезновении Малко. Нет известий от Фускии. Она должна бы уже вернуться. От всего этого он нервничал... Попав в ловушку, Павел Горький принужденно улыбнулся и выдавил:

– С удовольствием.

– Ну что ж, поехали! – сказал Али Хадж с деланной жизнерадостностью. Ему были безразличны как рыбаки, так и советский. Но надо как-то убить время, дожидаясь Фускию.

По дороге к пляжу они заметили, что первые лодки уже пересекают отмель. Они были еще слишком далеко, чтобы можно было видеть, есть ли улов...

Внезапно Али Хадж заметил машину, которая быстро направлялась к группе негров, ожидавших приемки рыбы.

«Лендровер» иностранного гостя. Али почувствовал облегчение: раз он вернулся, значит, Фуския тоже вернется. И, значит, не удалось ничего сделать для заложников. Он мысленно поблагодарил Аллаха.

Бог на его стороне. Смерть Абшира не наделала много шуму. Все это ему на руку.

Абди спрыгнул на песок, сразу же следом за ним – Малко и посол. После дорожного зноя теплый бриз Индийского океана казался восхитительно прохладным. С того места, где они стояли, дома Бравы казались вдали серыми кубиками.

С пляжа неслось серьезное пение, напоминающее негритянские «спиричуэлс», это пели, сидя на песке, негры, поджидавшие рыбаков. Абди послушал и сказал:

– Они поют о рождении верблюдицы... Эти люди не любят моря, они продолжают думать о пустыне...

Маленькие девочки вылезли из «лендровера», протирая глаза, в сопровождении детей посла. Тот смотрел на негров, на пустынный пляж и на лодки, подплывающие к берегу. Сомалийцы почти не реагировали на присутствие иностранцев.

– Что будем делать? – спросил посол.

Вместо Малко ответил Абди.

– Я скажу им, что вы русские, что вы хотите совершить морскую прогулку... Что об этом просил Али Хадж. Дадим им несколько шиллингов, они будут счастливы. Он направился к певцам. Малко видел, как Абди сел на корточки и начал «вести переговоры о подарках», как говорят в Африке. Минуты тянулись бесконечно. Было чуть больше полчетвертого, отлив. Но очень скоро начнется быстрый прилив, и тогда будет невозможно пересечь отмель...

Наконец Абди поднялся и сделал знак подойти к нему. Малко взял девочек за руки.

– Пойдемте, – ласково сказал он им, – у нас будет прекрасная прогулка.

Одна из лодок только что бросила якорь метрах в двадцати от берега. Какой-то рыбак выпрыгнул из нее, волоча за собой небольшую молот-рыбу. Шиллинги перешли из рук в руки. Громко хохоча, два громадных негра схватили двойняшек, посадили к себе на плечи, вошли в воду и побрели по направлению к большой лодке.

Восхищенные девочки пронзительно вскрикивали. Малко подтолкнул посла к воде.

– Идите и вы. Быстро. Чем меньше мы тут задержимся, тем лучше.

Брюс Рейнольдс тоже направился к воде в сопровождении сына и дочери. – Это фантастика, – пробормотал он. – Спасибо.

– Подождите, – сказал Малко, – мы еще не выпутались.

Сидевший на корточках на корме лодки негр заливал в бак дизельное топливо. Те, что расположились на пляже, наблюдали за группой иностранцев с веселым любопытством. Они совершенно не понимали, как это можно отважиться выйти в море ради удовольствия. Сами они, впервые услышав рокот Индийского океана, подумали, что это конец света...

Рыбак-сомалиец уже вышел из воды, волоча свою молот-рыбу. Тут же его с любопытством окружили остальные кочевники.

Негры, которые несли детей, почти добрались до лодки. К берегу подошла еще одна посудина и тоже стала на якорь. В этот момент пронзительный звук заставил Малко повернуть голову. Рабочие, сооружающие что-то вроде ангара на краю пляжа, пилили бензопилой огромные доски.

Малко уже был готов войти в воду, когда заметил машину, быстро приближающуюся к ним по дюне.

Русский джип.

У него засосало под ложечкой.

В Браве был только один русский джип: джип Павла Горького, которому поручено охранять заложников... Абди тоже увидел джип. Он молча нырнул в «лендровер» и вытащил «мерлин-444». Малко обернулся к нему:

– Боеприпасы у вас есть?

– Только то, что в магазине, – ответил сомалиец.

Малко тоже уже один раз стрелял. Осталось только три патрона. Он взглянул на большую группу негров на берегу. Если советскому удастся их поднять, это будет суд Линча.

Павел Горький наклонился и достал из «бардачка» свой девятимиллиметровый «токарев». Он уже узнал заложников, которые должны были бы находиться в Могадишо, а на самом деле в нескольких шагах от него грузились в лодку. Он не знал, что произошло, но одно было ясно: нельзя допустить, чтобы они покинули Браву.

Иначе обрушится одна из граней советской политики в Африке. Вся операция «Заложники» была тщательно спланирована и рассчитана самим Юрием Андроповым, руководителем КГБ. Если она провалится по вине исполнителей, они же и станут первыми жертвами. Павлу Горькому совсем не хотелось неприятностей... Он обернулся к Али Хаджу, тоже обратившемуся в соляной столп.

– Вы должны мне помочь, – сухо сказал он. – Этот журналист – агент империалистов. Он, вероятно, напал на патриотов, охранявших американцев. Нельзя, чтобы они покинули Браву.

– Я помогу вам, – мрачно согласился Али «Святой».

До него только что дошел смысл маневра Малко. Фускии не будет. Его надули. И Малко за это заплатит. Он в бешенстве натянул поглубже свою меховую шапочку на лоб, устремив ненавидящий взгляд на американского агента, который так ловко его обошел.

Рядом раздался сухой щелчок. Павел Горький, заблокировав руль коленом, послал пулю в ствол своего пистолета.

Русский джип остановился прямо в воде, между морем и Малко. Павел Горький и Али Хадж выскочили одновременно. Советский повелительно крикнул на плохом сомалийском, обращаясь к неграм, окружавшим лодку.

– Верните немедленно этих людей на пляж.

Вся семья Рейнольдс уже находилась в большой лодке. Недоставало только Малко, Абди и бесценного радиомаяка. Без него они несомненно затеряются в Индийском океане без всяких шансов на то, что их обнаружат.

Левой рукой, не оборачиваясь, Малко достал аппарат из «лендровера», направил свой «мерлин» на вышедших из джипа и крикнул:

– Отойдите в сторону и замолчите!

– Шпион, бандит! – завопил советский.

В своих белых слишком длинных шортах и плохо скроенной рубашке, обутый в босоножки местного производства, он выглядел просто карикатурно. Малко следил за его правой рукой, в которой был пистолет. Заложники находились вне пределов его досягаемости, – но не он, Малко. Он надеялся, что русский собирается только запугать его. В этой истории уже достаточно крови.

Негры вокруг них застыли, ошарашенные, ничего не понимая в происходящем.

В сопровождении Абди Малко двинулся к воде, продолжая держать мушку «мерлина» на русском. Вдруг Али Хадж начал орать, как взбесившийся муэдзин, жестикулируя, вращая большими глазами, которые утратили всякую приветливость.

Дальше все произошло очень быстро. Абди бросился к руководителю района. Советский поднял правую руку, щелкнул выстрел, и Абди замедлил бег, а затем остановился. Он почесал грудь, как будто она зудела, потом посмотрел на свою руку и обернулся к Малко с потрясенным видом:

– Черт побери, у меня кровь идет!

Сомалиец, спотыкаясь, сделал несколько шагов и упал на колени, внезапно закашлявшись.

– Абди!

Малко кинулся к шоферу, сел возле него на корточки, не отводя оружия от Павла Горького.

Абди поднял голову. Его черные очки свалились, и в глазах с красной каймой выразилось покорное страдание. Дышал он с трудом, и при каждом вздохе изо рта вытекала кровь. Он машинально вытер подбородок тыльной стороной руки. Пуля разорвала плевру, и воздух попал в легкие и грудную клетку.

– Говорите, – прошептал он. – Быстрей, пока он их не убедил. Он сказал им, что мы шпионы и что за нашу поимку назначено вознаграждение. Рыбаки захватят заложников...

Абди замолк, говорить он больше не мог. Малко вздрогнул: на плечо ему легла черная рука. Рослый рыбак угрожающе смотрел на него, в другой руке он держал острогу. Малко охватило бешенство, какого раньше он, кажется, никогда не испытывал. Поднявшись, он оттолкнул негра прикладом и взял за руку Абди, чтобы взвалить его к себе на плечо. Руководитель района вошел в воду, сложил руки рупором и что-то крикнул рыбаку, сидевшему в лодке. Тотчас же стук дизеля прекратился.

Несколько секунд стояла полная тишина. Потом визг руководителя района возобновился. Сверхчеловеческим усилием Малко удалось взвалить Абди поперек спины. Держа в левой руке радиомаяк, он сделал несколько шагов в сторону моря, его карабин все так же был направлен на советского.

Орава негров тут же угрожающе окружила его. Его ушей достигли истерические крики посла с лодки. Он никогда туда не доберется. Абди стонал у него за спиной. Это был конец. Малко сказал себе, что не бросит Абди, даже если обоим предстоит умереть на этом глухом пляже. Он увидел перед собой ненавидящее, искаженное злобой черное лицо, направил на него карабин, и негр тут же попятился.

Малко бережно опустил Абди и радиомаяк на влажный песок и выпрямился, сжав в руках карабин.

Павел Горький сделал к нему шаг. Малко поднял оружие и крикнул по-русски:

– Назад, или я убью вас!

Вдруг за спиной Малко раздался прерывистый визгливый звук. Он резко обернулся. Негр с мощной мускулатурой надвигался на него, держа в руках, как копье, работающую бензопилу. Лезвие вращалось, как бесконечная лента, его приводил в действие небольшой бензиновый мотор. Эта штука запросто разрежет Малко на куски. Малко поднял «мерлин», крикнул негру, чтобы он остановился, но тот продолжал приближаться. Он был уже всего в нескольких метрах, и Малко хорошо видел его искаженное злостью лицо.

Палец нажал на спусковой крючок большого карабина. Раздалось оглушительное «тра-а-х», негр отлетел назад, отброшенный ударной волной. Посередине его груди расплылось огромное красное пятно. Он осел, выпустив из рук «оружие», которое продолжало с визгом подпрыгивать на песке, и перевернулся на живот, выставляя напоказ спину, искромсанную ребристой пулей в месте ее выхода.

Остальные негры застыли на месте. Краем глаза Малко заметил поднимающуюся руку Павла Горького. Он обернулся к советскому:

– Бросьте пистолет, – сказал он по-русски.

Поскольку русский не пошевелился, он предупреждающе приподнял дуло своего оружия. Побледнев, Горький подчинился. Его «токарев» наполовину воткнулся в песок. Али «Святой», стоящий рядом с русским, от страха не двигался. Малко нагнулся за пистолетом, положил «токарев» в карман и обратился к атлетически сложенному негру, указав на распростертого на песке Абди.

– Понесешь его, – приказал он.

Сомалиец не шевельнулся. Или он не понимал, или не осмеливался бросить вызов руководителю района. Малко двинулся к нему и уперся дулом «мерлина» ему в горло.

Негр медленно поднялся и взвалил раненого себе на плечи. У Абди изо рта продолжала капать кровь, глаза шофера ввалились, нос заострился.

Опять же жестами Малко приказал негру войти в воду. Тот уже беспрекословно понес свою ношу к лодке, откуда Брюс Рейнольдс, оцепеневший от ужаса и беспомощности, наблюдал за происходящим. Малышки заплакали. Их мучила жара и морская болезнь. Другие лодки уже приближались к берегу. Малко подобрал передатчик и в свою очередь двинулся к воде.

Мертвенно-бледный от ярости Павел Горький повернулся к руководителю района.

– Пусть они помешают ему уйти!

Али «Святой» косо поглядывал на Малко. Он хотел бы отомстить обидчику, но его не прельщала перспектива лежать на песке, как тот негр, потерявший уже почти всю свою кровь.

– Поговорите с рыбаками, – напирал советский, – они вас послушаются. Малко был уже по колено в воде. Руководитель района снова начал увещевать негров. Сначала они молча слушали, потом несколько сомалийцев вошли в воду, окружив Малко и преградив ему дорогу к лодке, где находились заложники, образовав что-то вроде живой стены. Приободрившись, другие последовали за ними, подчиняясь повелительному визгу руководителя района. Уже десятка два негров образовали черную молчаливую стену. Малко остановился, сердце бешено стучало в его груди.

Он не пройдет.

В «мерлине» осталось всего два патрона. Что касается пистолета, в этой ситуации от него мало толку. Малко могли линчевать... Негры пока были спокойны, но это не надолго. Малко протянул радиопередатчик негру, державшему Абди, тот машинально взял его. Малко повернулся и бегом бросился на пляж. Бензиновая пила выключилась, обвалявшись в мокром песке. Малко поднял ее обеими руками. Она оказалась еще тяжелее, чем он предполагал. Где-то около тридцати килограммов. Он потянул за шнурок, служащий для того, чтобы заводить мотор.

Десять секунд спустя ему показалось, что у него в руках отбойный молоток. Пила вибрировала, как живая, и он едва ее не выронил. Но это -надежное оружие...

Держа ее перед собой, как копье, он снова двинулся в воду.

Между тем визг руководителя района продолжался. Теперь между лодкой и пляжем сгрудилось уже десятка три негров. У некоторых в руках были ножи, у других – палки. Безразличное выражение их лиц сменилось гневным. Али «Святой» хорошо завел их. Когда Малко вошел в воду, в его адрес раздались враждебные крики. Он вернулся к негру, все еще державшему Абди.

– Вперед, – приказал он.

Поскольку тот не шевельнулся, он придвинул к нему конец ленточной пилы. Негр двинулся, да так резко, что чуть не упал. Остальные стояли всего в нескольких метрах. Один из них, выкрикивая ругательства, пошел на Малко, замахнувшись длинной увесистой палкой.

Малко прижал к бедру ручку пилы. Сомалиец сделал один лишний шаг, продолжая орать. Малко крутанул свое импровизированное оружие. Он даже не почувствовал сопротивления. Внезапно палка полетела в воздух вместе с куском державшей ее руки, отрезанной выше локтя. Негр недоумевающе посмотрел на культю, которая даже не кровоточила...

Потом отступил назад с невыразимым ужасом на лице и завопил от боли. Малко надеялся, что этот жуткий пример обескуражит остальных.

Не тут-то было: рыбаки кинулись на него, как свора собак, в куче брызг. Вода доходила Малко до пояса. Закопавшись ногами в песок, он сделал новый выпад.

Атака захлебнулась в нечеловеческих воплях. Кровь брызнула из десятков ран. Кисти, предплечья, головы, куски человеческого мяса, искромсанные стальной лентой, взлетели в воздух. Один негр держал обеими руками живот, вспоротый пилой до самого позвоночника! Он взвыл, как зверь, и упал в воду, которая тут же окрасилась в красный цвет... Это было похоже на картину Иеронима Босха. Но тропического. Малко, безжалостный как господний гнев, продолжал двигаться вперед, расшвыривая своей адской машиной тех, кто мешал ему идти...

Онемев от ужаса, заложники наблюдали сцену с лодки. Искалеченные негры, ковыляя, возвращались на пляж, другие снова шли на штурм... Снова пила вонзалась в тела. Малко не смог сдержать тошноты, видя, как пила кромсает плечо одного негра, словно мясо. Тот, который нес Абди, посерел, шагая вперед как автомат...

До лодки оставалось три метра. Теперь вода доходила Малко до груди... Еще один негр пошел на штурм, угрожая палкой. Она взлетела в воздух, разрезанная пополам, а за ней следом – то, что раньше было рукой...

Али «Святой» орал без остановки, калеки ползли по пляжу. Носильщик опрокинул тело Абди в лодку, бросил туда передатчик и поспешно ретировался.

Малко отпустил пилу, которая вертикально пошла на дно, и забрался в лодку. Негр, стоявший у штурвала, дрожал как осиновый лист. Малко снял с плеча «мерлин».

– Заводи, – приказал он.

Абди слабым голосом перевел приказ. Тут же негр дернул шнур дизеля, и тот медленно застучал.

Малко свалился на дно лодки в изнеможении, не отрывая взгляда от пляжа. Павел Горький и Али «Святой» суетливо бегали по берегу, размахивая руками и что-то выкрикивая. Из лагеря прибывали все новые негры. Малко увидел, как советский сел в джип и вихрем умчался по направлению к городу. Ликующая радость охватила Малко, когда он увидел, как удаляются серые дома Бравы. Он почти выиграл. Присев на корточки около Абди, он устроил его на сетях поудобней. У сомалийца было все такое же прерывистое дыхание, лоб покрывал холодный пот. По его безжизненному, полуобморочному виду Малко понял, что, вероятно, у того резко упало давление.

Рана в груди не кровоточила, но при каждом выдохе оттуда со свистом выходил воздух.

– Нам недолго осталось, – попытался он успокоить беглецов.

Он лгал. Встреча должна произойти не раньше, чем через пять часов хода от Бравы.

Посол придвинулся к нему.

– Куда мы идем? – спросил он полным тревоги голосом.

– Прямо на восток. Мы выходим из территориальных вод, – объяснил Малко.

– Но русские, должно быть, тоже ловят эти сигналы? – заметил дипломат, указывая на радиомаяк.

Малко кивнул головой:

– Знаю. Но здесь у них нет ничего, чтобы нас преследовать. Бербера очень далеко на севере. Им надо было иметь в этих местах подводную лодку и возможность с ней связаться. Jnch Allah... <если будет угодно Аллаху (арабск.)> Лодка двигалась прямо на скалы, образующие естественную бухту, вокруг которых бурлила вода. Начинался прилив. Рулевой от страха усиленно вращал безумными глазами. Огромные волны с белой пеной разбивались вокруг них. Прибойная волна ударилась о нос и захлестнула лодку. Дети заревели. Рулевой, воспользовавшись суматохой, оказался на корме один и резким броском прыгнул в море, покинув свой пост. Прежде чем Малко успел вмешаться, большая лодка развернулась боком. Огромная волна надвигалась прямо на них, готовая опрокинуть неуправляемое суденышко.

Глава 20

Малко бросился на корму, упал, запутавшись в сетях, но все-таки добрался до штурвала и налег на него всем телом. К счастью, дизель не заглох. Тяжелая лодка медленно повернулась вокруг своей оси под брызгами волн носом на перекат в тот самый момент, когда огромная волна вплотную подошла к ним. Вода накрыла легкий челн с ужасным грохотом, окатив всех, кто там находился, и вызвав детский рев, но никого не выбросило за борт. Мокрый Малко повис на штурвале. Они почти добрались до перекатов.

Вокруг кипела вода. Четырехметровая волна снова шла им навстречу.

– Держитесь крепко, – крикнул он.

– Вы с ума сошли, – заорал посол. – Мы все утонем!

Ответить Малко не успел, водяной смерч обрушился на них. Секунды длились бесконечно, потом лодка перевалила через водяной вал и опустилась с другой стороны в легкую качку открытого моря. Дизель снова равномерно запыхтел, и судно двинулось навстречу приливу. На голубом небе не было ни облачка, волнение не слишком сильное. Малко внезапно охватила нервная дрожь. Последние часы были слишком изнурительны...

Посол пытался успокоить запуганных детей. Девушка взяла одну из малышек на руки и села рядом с Малко. От возбуждения ее глаза блестели, но подбородок дрожал.

– Это было ужасно, – сказала она, – только что. Все эти негры. Вы думаете, они не смогут нас преследовать?

Малко взглянул на серые дома Бравы и на собравшуюся на пляже толпу. Было не похоже, чтобы хоть одна лодка пустилась в погоню. Впрочем, поскольку все они идут с одной скоростью, риск небольшой... Но человек из КГБ, должно быть, поднимает по тревоге всех, кого может.

– Не думаю, – ответил он. – Вы не могли бы немного подержать штурвал? Девушка заняла его место, а он опять встал на колени возле Абди.

Шофер посинел и покрылся потом. Струйка крови непрерывно текла у него изо рта. Его одежда, мокрая насквозь, прилипла к телу.

– Я говорил вам, что я везучий... – с трудом пробормотал сомалиец.

Он зашелся в приступе кашля, стал снова харкать кровью, и Малко встретил испуганный взгляд, опровергавший его слова. Малко взялся снимать ему рубашку:

– Нам недолго осталось, – сказал он. – Два-три часа, если все пойдет хорошо... Погода отличная, мы ничем не рискуем.

Абди снова закрыл глаза... Малко завершил его раздевание. К сожалению, не было никакой сухой одежды для раненого. Ему пришлось повесить мокрую сушиться на мачту. Потом решил проверить передатчик. Брызги не вывели его из строя. Малко намеревался сохранить курс на восток, в открытый океан. Он не имел никакого представления о том, каким образом их подберут.

Если подберут.

При взгляде на бесконечную мокрую пустыню его охватила внезапная тревога. Столько всякого может случиться. У них на борту нет ни продуктов, ни воды, ни топлива. Они рискуют отклониться от курса, что обречет их на ужасную смерть от жажды и жары. С тяжелораненым и детьми... Малко тоже снял рубашку и устроился на носу, глядя на удаляющуюся Браву. Берег расплывался в одну горизонтальную линию.

Вдруг вдали появилось судно. Запоздавшая лодка, которая разминулась с ними в полумиле.

Солнце было еще высоко. В их распоряжении оставалось еще пять часов светового дня. Он снова сходил проверить, работает ли передатчик. Измучившись, двойняшки успокоились и заснули.

Абди начал стонать и кашлять. Малко подошел к нему. Лицо сомалийца было серовато-синего цвета, дышалось ему все труднее. Малко нащупал пульс. Он был неритмичный, едва различимый. Сомалиец закрыл запавшие глаза. Он уже не улыбался.

– Мне жарко, – пожаловался он.

Рана в груди едва сочилась, но он все так же беспрерывно харкал кровью. Пуля русского рассекла небольшой сосуд в легких и стала причиной внутреннего кровоизлияния. Ему нужна была немедленная операция. Малко мог только взять его за руку и слегка пожать. Осторожно приподняв сомалийца и не обнаружив выходного отверстия, он понял, что пуля осталась в грудной клетке...

Он взял одну из мокрых рубах и вытер лоб раненого, дав ему облегчение на несколько секунд. Качка и пыхтение дизеля убаюкивали.

Малко закрыл глаза. Его преследовал кошмар: негры, искромсанные пилой. Но вопрос стоял тогда так: пан или...

Суд Линча.

– Вы знаете Кению? – слабым голосом спросил Абди.

– Немного, – ответил Малко.

– Я хорошо ее знаю, – прошептал раненый, – я проехал по дорогам тысячи километров. Это – страна, куда я хотел бы уехать, на север. Там, где саванна не слишком высокая...

Малко подбодрил его улыбкой.

– Думаю, что американское правительство даст вам денег, чтобы купить усадьбу, за услуги, которые вы нам оказали. Вы можете даже обосноваться в Америке.

Абди покачал головой.

– Нет, я предпочитаю Африку, это – моя земля. Надеюсь, что коммунисты Кению не захватят...

– Я тоже надеюсь, – вздохнул Малко.

При таком ходе вещей поклясться ни в чем нельзя...

– Мой карабин у вас? – внезапно спросил шофер, и в глазах у него мелькнула тревога.

– Да, – успокоил Малко.

Он показал ему оружие. Негр закрыл глаза и снова стал стонать, даже не осознавая этого. Лоб его был очень горячим. Проверив дизель, который стучал равномерно, Малко вернулся на корму. Берег превратился в тонкую линию вдали внизу, а море было абсолютно пустынно. Солнце так пекло, что развешенная на мачте одежда уже высохла. Малко облизал соль у себя на губах. В тот же момент одна из малышек застонала.

– Пить хочу...

Малко переглянулся с дипломатом и опустил глаза. Делать нечего. К счастью, стая дельфинов внезапно появилась возле лодки, отвлекая внимание детей... Абди уже не стонал, рука его судорожно сжималась на груди. Кетлин, дочь посла, нагнулась к Малко.

– Я боюсь, – сдавленно проговорила она.

Ему удалось улыбнуться. Девушка была соблазнительна, несмотря на свою усталость, отсутствие макияжа и старые джинсы.

– Незачем бояться, – заверил он.

Сидя рядом со штурвалом, Малко обвел лодку взглядом. Посол, его сын и двойняшки, обессилевшие, отупевшие от усталости, растянулись на носу на рыболовных сетях. Абди уже не хрипел, он лежал на левом боку и трудно дышал. Малко развесил над ним сухую одежду так, чтобы было немного тени. Ему казалось, что они ушли в море несколько дней назад. Теперь берега уже совсем не было видно. Вдали от них прошел танкер. Слишком далеко, чтобы заметить их. Вдруг Малко обратил внимание, что Кетлин, сидящая рядом с ним, беззвучно плачет.

– В чем дело? – спросил он.

Девушка подняла голову и жалобно взглянула на него.

– У нас ничего не выйдет! Мы умрем от жажды. Или нас поймают. Это глупо, это...

Ее голос становился громче, дело шло к истерике. Малко резко ударил ее по щеке. Она тут же замолкла. Если он позволит, чтобы людей охватила паника, все пропало.

От звука пощечины Абди открыл глаза и тут же снова закрыл их.

– Все у нас получится, – сказал Малко как можно более спокойно.

В этот самый момент равномерный стук мотора нарушился. Раздалось быстрое пыхтение, тишина, еще одно пыхтение, снова тишина, еще несколько перебоев – и все.

Мотор перестал работать.

Сначала Малко испытал от этого инстинктивное облегчение. Было так хорошо, тишину нарушал только шум волн да их удары о корпус лодки. Потом он осознал, что это значит, и кинулся к мотору. Ему хватило секунды, чтобы понять причину. Бак был пуст. Он попробовал подергать стартер, но дизель не издал ни звука. Посол открыл глаза и сел.

– Где мы? Вы что, выключили мотор?

Малко, растерявшись, чуть не сказал «да», но потом обронил:

– Нет, у нас кончилось топливо.

Дипломат промолчал. Лодку медленно сносило волнами и ветром обратно. Они и в самом деле в руках Господа. Малко вернулся на корму и лег, подставив лицо заходящему солнцу. Если это конец, то пусть он будет приятным.

Подавленные сложившейся ситуацией, беглецы молчали. Даже девочки. Малко долго лежал с закрытыми глазами, думая о многом. Вспоминал осенний холод своего замка. Вдруг он заметил внимательный взгляд Кетлин. Она наблюдала за ним.

– О чем вы думаете? – спросила девушка.

– Если нам суждено умереть, я предпочел бы перед этим заняться любовью, – заявил Малко.

Она не улыбнулась, не вздрогнула. Не отвела свой преждевременно постаревший взгляд.

– Я тоже, – кивнула она.

Они не сказали больше ни слова. Волны тихонько плескались о корпус лодки. Малко с удовольствием искупался бы, если бы не боялся, что его отнесет волнами. Он нагнулся, опустил руку в воду. Посол резко встал и подошел к Малко с безумными глазами.

– Сделайте же что-нибудь! – изрыгнул он.

Малко философски пожал плечами.

– Господин посол, – сказал он умышленно сочувственным тоном, – я сделал все, что мог, и даже больше. Я отдал вам частицу своей души. Я убивал, а это я ненавижу. Я рисковал своей жизнью, за это мне платит ваше правительство, но я не могу сделать мазут. Если хотите, прыгайте за борт и плывите...

Посол от изумления замолчал, покраснел и, наконец, сказал:

– Я слышал, что вы сказали моей дочери. Это гнусно, я не позволю...

Светлые глаза Малко чуть заметно потемнели.

– Я не буду спрашивать у вас разрешения, господин посол, – отрезал он. И показал на пистолет: – Здесь осталась еще одна пуля. Я не дам вам испортить мне конец. Умираешь только один раз, господин посол... Это важная дата в жизни...

Кетлин, опустив глаза, молчала.

Дипломат резко обернулся на крик одной из девочек.

Впервые Малко заметил в глазах Кетлин улыбку. Она наклонилась к нему. – Даже если мы не умрем, – сказала она, – мы займемся любовью. Мне многое нужно вычеркнуть из памяти.

Убаюканные шумом моря, дети снова уснули. Малко пытался подсчитать, сколько времени они продержались без воды.

Малко, ничего не ощущая, держал за руку Абди, который вот уже полчаса беспрерывно стонал. Лодка продолжала отклоняться от курса, волнение немного усилилось, а солнце все ниже спускалось к горизонту. Малко уже десять раз проверял передатчик. Он продолжал работать, но слышит ли кто их сигналы?

Он начал серьезно сомневаться в этом.

Вдруг Абди приподнялся и сделал глубокий вдох, при этом обычная розовая пена не выступила из раны. Он открыл глаза, черты его лица разгладились.

– Сейчас мне хорошо, – сказал он, – я чувствую себя гораздо лучше. Я хотел бы искупаться... Мне так жарко.

– Рановато, – объяснил ему Малко.

Он был так обрадован, что сомалийцу лучше! Это их амулет. Малко стало казаться, что все устроится, что из пустынного моря наконец возникнет большой корабль.

Сдавленный крик заставил его повернуть голову. Посол, стоя на форштевне, размахивал руками, как сумасшедший, крича что-то неразборчиво. Малко сначала подумал, что тот действительно сошел с ума. Но американец обернулся и заорал охрипшим от волнения голосом:

– Смотрите, смотрите!

Он протягивал руку вперед, указывая на волны. Малко взглянул и ничего не увидел. Американец, наверное, заметил кита и принял его за подводную лодку.

Однако шум, отличный от шума волн, заставил его взглянуть внимательнее. И он тоже заметил три черные точки, летящие низко над водой.

«Птицы, – решил он. – Пеликаны или большие чайки». – Он обернулся к Кетлин сказать, чтобы она тоже посмотрела. Когда он снова перевел взгляд, посол орал, как психопат, а три птицы стали громадными. Малко осознал наконец истину и испугался, что сердце сейчас разорвется от радости.

Три вертолета с ревом прошли над лодкой. Грязно-зеленые, громадные, ощетинившиеся антеннами, они летели на высоте не более тридцати метров над уровнем моря плотным строем. Малко успел заметить на фюзеляжах американские звезды. Геликоптеры уже снова возвращались к ним. Он услышал собственный истошный вопль (другие тоже орали), вскочил, замахал рукой.

– Они здесь, они здесь, – закричал он и кинулся к Абди. Старый сомалиец смотрел прямо на вертолеты, но не видел их. Когда Малко попытался взять его за руку, она безжизненно упала. Его последний вздох не был услышан из-за грохота моторов. Малко тормошил его морщинистую руку.

Это слишком глупо. Слишком глупо и слишком грустно.

Один из прилетевших громадных шершней, раскачиваясь, застыл над лодкой. Из его брюха вывалился и развернулся трап. Малко не двинулся с места, он крепко сжимал руку Абди и не мог, не хотел отпустить...