Она быстро умирает у кирпичной стены: в конце коридора.


На несколько мгновений я чувствую его от пола до потолка, ища любой выход. Ничего такого.


За моей спиной, все еще на некотором расстоянии, я слышу солдат. Не зная, что я приготовил для них, они продвигаются осторожно, не так быстро, как я. Мороз пробегает сквозь меня с головы до ног при мысли, что рано или поздно я застряну в этой дыре, в самом сердце этого раздираемого войной города-призрака.


В порыве ярости я вооружаюсь Вильгельминой и возвращаюсь по своим следам, позволяя левой руке волочиться вдоль стены, чтобы ориентировать меня.


В пяти или шести ярдах от кирпичной стены я чувствую грубое прикосновение деревянной двери под пальцами. Солдаты сейчас очень близко. Через несколько секунд они будут надо мной. Я набираю обороты и пинаю дверь.


Тонкие доски легко поддаются. Это маленькая квартира. При свете свечи на прикроватной тумбочке я различаю пару стариков, лежащих на кровати. Испугавшись моего вторжения, они сбиваются в кучу, втискиваясь в угол стены. Напротив двери окно. Рваные шторы развеваются на легком ветру.


В два прыжка пересекаю комнату. Я отрываю грязные занавески и поднимаю створку, чтобы обнаружить, что она открывается в большой воздуховод.


Солдаты выходят в коридор. Труба идет под углом к ​​ближайшей крыше. Я вкладываю Вильгельмину в ножны, прыгаю в трубу и с помощью одного спускового крючка цепляюсь за желоб, закрывающий внешнее отверстие.


Прыжок, скатывание и я нахожусь на крыше, где после нескольких более или менее контролируемых перекатов подтягиваю ноги к шее.


Как и следовало ожидать, крыши следуют одна за другой. Я преодолеваю несколько сотен ярдов в рекордно короткие сроки, устремившись на звуки сражения в предполагаемом направлении набережной. Это моя последняя надежда.


На моем пути внезапно встает кирпичная стена более трех метров высотой. Я максимально ускоряюсь, жду последнего момента, чтобы прыгнуть, хватаюсь за вершину и подтягиваюсь к вершине препятствия.


На десять метров ниже тянется темный переулок, и передо мной с другой стороны вы видите брата-близнеца стены, по которой я только что взобрался. За мачтами в воде качаются несколько рыбацких лодок. Я очень близок к цели.


Я на мгновение приседаю, переводя дыхание, гадая, смогу ли я уверенно перепрыгнуть через проход. Мои метафизические проблемы решаются быстро - выстрелом в спину. Кирпич в стене лопается в нескольких дюймах от моей опоры.


Сосредоточившись на напряжении всех мышц, я расслабляюсь и прыгаю безупречным плавным движением. Когда мои ступни ударяются о противоположную стену, я очень правильно сгибаю ноги, чтобы принять себя. Увы, неуравновешенный, пытаюсь оправиться от потери равновесия, но это падение. Прежде всего, не волнуйтесь, три метра ниже, думаю, я найду крышу.


Просчет. Стена выходит прямо на залив. Перевернувшись на другую сторону, я обнаружил черные маслянистые воды гавани. Более двенадцати метров.


Кто-то кричит за моей спиной, перед глазами мелькают полузатонувшие обломки кораблекрушения.


Как пуля, я врезаюсь в поверхность воды и погружаюсь глубоко под волны.


Через несколько секунд (что для меня кажется вечностью) я выныриваю и плаваю на месте, чтобы подышать и отдохнуть.


Затем я направляюсь к обугленным обломкам рыбацкой лодки. На мгновение я держусь за её ржавую цепь.


Отголоски перестрелок уже далеки. В нескольких сотнях ярдов пламя пожаров, пылающих в городе, танцует на едва волнистой воде.


Вода теплая и слегка пахнет дизельным топливом. Сколько времени потребуется солдатам, чтобы добраться до порта от доков? Невозможно узнать. Но одно можно сказать наверняка: если они появятся с прожекторами и автоматами, все, что им нужно будет сделать, это пристрелить меня, как кролика.


Вот я в шести-семи метрах от стены, где упал. На юг, метров пятнадцать, есть большой ржавый эллинг. Внизу металлической дверцы явно просверлено отверстие примерно в семидесяти сантиметрах сбоку.


Я должен посмотреть на это более внимательно. Освободившись от цепи, я медленно плыву брассом. Очень важно оставаться сдержанным и беречь свои силы. Что-то подсказывает мне, что они мне снова понадобятся.


Мне нужно найти способ добраться до подводной лодки. При условии, что израильские военные документы не полностью испорчены морской водой, и если мне удастся доставить хотя бы часть из них в целости и сохранности Хоуку, нашим службам обязательно удастся определить их происхождение. Происхождение, которое больше не вызывает сомнений: Москва.


Я уверен, что все это советский проект. Но есть еще много вопросов. Почему КГБ хочет отправлять радиоактивные материалы в США? Почему вместо того, чтобы использовать свой, русские предпочли украсть стронций-90 у израильтян? Это все еще намного рискованнее!


Что означает радиационное заражение Кувейта? Они игнорировали опасность. Иначе бочонок бы никогда не открыли ...


Я вхожу в сарай через дыру в двери и на мгновение останавливаюсь, вися на балке, ожидая, пока мои глаза привыкнут к темноте.


Я почти сразу замечаю большой нос лодки, стоящий на якоре на другом конце. Около восьми метров, тонкий корпус из черного полиэстера. Фурнитура из нержавеющей стали бросает атласные искры в полумрак.


Я понятия не имел, что найду в этом ангаре. Лодка, гоночная лодка сделали бы меня самым счастливым из людей. Обходя корабль, я говорю себе, что, если я смогу её пустить в ход, никакая лодка не сможет меня догнать. Кроме, может быть, судна на подводных крыльях.


Полоса для соревнований украшает корпус примерно в двух футах от ватерлинии, а на задней стороне большие буквы обозначают SCARAB S-TYPE. Я знаю эту лодку. Она одна из самых больших и быстрых серийных гоночных лодок в мире.


Я хватаюсь за поручень и забираюсь на кормовой планшир. В салоне установлены два ковшеобразных сиденья. Позади одного из них раскинулась приборная панель, напоминающая панель управления реактивного истребителя.


Между сиденьями находится тиковая панель, которая, вероятно, ведет в кабину внизу. За фигурным лобовым стеклом носовая часть выглядит как высокий конический бугор, направленный прямо на дверь ангара.


Ключи на плате. Невероятный. Когда включаю зажигание, загораются огни. Указатель уровня топлива показывает полный уровень.


В моей голове зазвонил маленький тревожный звонок. Кто будет настолько глуп, чтобы оставить такую ​​машину на пристани с ключами зажигания? А с полным баком ... Хозяева наверно должны быть готовы покинуть зону боевых действий. Они наверняка недалеко и появятся в любую секунду.


На набережной сложены несколько ящиков и полдюжины чемоданов, готовые к погрузке. По виду кучи видно, что багаж туда бросили в спешке. Очевидно: кто-то собирается сбежать.


Я порезал канат с моим верным Хьюго. Затем я сажусь на место рулевого. Когда я собираюсь уехать, хлопок двери сотрясает стены ангара. Полдюжины человек, разговаривающих одновременно, ворвались на платформу.


Нет времени узнавать друг друга. Я поворачиваю ключ зажигания и слабо слышу протестующий крик, заглушаемый шумом двигателя.


Катер подпрыгивает с рёвом дикого зверя. Мощное ускорение прилипает к спинке ковшеобразного сиденья.


Болезненная мысль взрывается у меня в голове: дверь!


Я едва успеваю наклонить голову. Гоночная машина проходит сквозь старые металлические листы, как ширму из папье-маше. Вокруг шипят осколки пластика и барахло.


К счастью, я довольно быстро восстановил равновесие, сумел ухватиться за руль и повернуть его полностью влево. Большая лодка выполняет разворот лежа на боку, поднимая огромные брызги пенящейся воды, едва избегая скопления обломков.


Четверть секунды спустя я поворачиваюсь на правый борт. Катер описывает букву S и огибает корпус рыбацкой лодки. Потом поправляю курс. Рябь разбивается о нос с ускоренным треском, когда могучий корабль набирает скорость.


Через несколько минут я миную портовые маяки. Фары еще работают. Вскоре небольшие прерывистые волны порта сменяются более крупной зыбью. Я в открытом море.


Бейрут уже далеко позади. Сражения уже не слышно, его заглушает шум двигателей, но ночь пронзает молния, и в городе потрескивают пожары, освещая залив более чем на километр.


Найдя автопилот, я позволил лодке продолжить свой курс в море.


Если мне посчастливится натолкнуться на какую-либо радиосистему, я отправлю подводной лодке небольшое сообщение, которое позволит ей идентифицировать меня. Я знаю от офицера связи, что «Уайтшарк», помимо прочего, записывает все радиосообщения в этом районе. Так что я уверен, что он заберет мою.


Внезапно лодка погружается в волны. Мне кажется, что двигатели борются как под действием перегрузки. Тремор сотрясает корпус, когда вода проносится по переднему планширу.


Бросив взгляд, я осматриваю циферблаты. Вроде все в рабочем состоянии. Тем не менее, у меня сложилось четкое впечатление, что катер менее быстр, чем несколько мгновений назад. Он теряет скорость, и я хотел бы знать, почему.


Я встаю со своего места и, крепко держась за ручки, поднимаю люк. Шум водопада внезапно наполняет темную каюту. В лодку хлынула вода.


Передняя часть о что то ударяется. Я держусь изо всех сил, но шок заставляет меня отпустить. Окунаюсь и ныряю в воду на несколько дюймов.


Я встаю промокший. Еще один резкий щелчок, за которым последовал поворот. На этот раз, мне кажется, катер резко обрушивается. На секунду мучений я убежден, что он никогда не выпрямится и что мы утонем навсегда. Но, в конце концов, нос поднимается. Катер кренится к правому борту, а затем после нескольких колебаний восстановил балансировку.


Проход через ворота, должно быть, причинил значительный ущерб катеру ...


Хожу по кабине, ощупываю стены.


Вода уже у меня на коленях. Я нахожу выключатель, щелкаю, но свет не горит. Батареи уже залиты.


Я возвращаюсь на место рулеаого и выключаю дроссельную заслонку. Через несколько секунд катер останавливается, как будто его тормозит парашют. Вскоре волны следа настигают нас и швыряют, как пробку. Катер медленно, неумолимо тонет.


Бейрут за моей спиной в пятнадцати километрах. Так что подводная лодка недалеко. Но как привлечь его внимание? они, наверное, заметили меня на эхолоте раньше. Если лодка затонет, возможно, они быстро всплывут, чтобы увидеть, что происходит.


В задней части «Скарабея» я натыкаюсь на спасательные жилеты и небольшую резиновую лодку, которую я надуваю с поразительной скоростью. Передний планшир уже затоплен.


Я бросаю лодку за борт почти одновременно со спасательным жилетом и прыгаю в свою очередь. Редко так торопился ...


Гребу как сумасшедший. Через пятнадцать метров нос "Скарабея" полностью исчез. Внезапно зад поднимается вверх. Два больших винта светятся в ночи, а затем медленно погружаются в глубину.


Меня охватило чувство одиночества. У меня на плечах огромный груз, который мешает дышать. И внезапно мощный прожектор прорывается сквозь тьму, скользит по поверхности моря и останавливается на мне. Большой двигатель гудит в резком юго-западном направлении. На мгновение я задаюсь вопросом, есть ли у Whiteshark какой-нибудь вспомогательный катер ... Затем есть еще один шум двигателя, на этот раз южнее.


Если это ливанские военные корабли я попался как крыса.



Я надел спасательный жилет и позволил себе соскользнуть в воду. Со всей возможной скоростью я плыву на сотню ярдов от лодки. Затем я остаюсь на месте. К месту гибели прибывает канонерская лодка. Луч его прожектора освещает лодку. Когда я вижу израильский флаг на корме лодки, я начинаю плыть в обратном направлении.


Когда я подхожу, я слышу, как кто-то кричит, перекрывая рев двигателя. Через секунду прожектор освещает меня, проходит мимо, откатывается назад и останавливается, полностью ослепляя меня.


Лодка отправляется ко мне. Двое мужчин в форме израильского военно-морского флота подняли меня на мост.


Только тогда я думаю о пропусках на ядерную базу в Беэр-Шеве. Немного поздно…






ГЛАВА VI.



Было около 6 часов утра, когда канонерская лодка причалила в устье Яркон, к северу от Тель-Авива.


Молодой капитан, имя которого я не смог вспомнить, был очень вежлив, но очень тверд. Он подверг меня тщательному обыску. Когда мужчины нашли пропуска Беэр-Шевы и трех моих верных товарищей - Хьюго, Пьера и Вильгельмина - они конфисковали их у меня, дав взамен сухие армейские штаны, толстовку и пару тапок. Потом на меня надели наручники ...


Никто не задает вопросов. Команда смотрит на меня с каким-то уважением, смешанным с опасениями. Как будто я был чрезвычайно опасным диким зверем - смотреть интересно, но с приличного расстояния.


Черный «Шевроле» ждет на платформе, когда меня спустят по трапу. Нам навстречу идут двое мужчин в штатском. Капитан вручает старшему из них упаковочную сумку и конверт с пузырчатой ​​пленкой.


«Бумаги были сильно повреждены морской водой, но они все еще разборчивы», - сказал он.


«Я понял, что у него был настоящий арсенал», - сказал штатский.


Его спутник осматривает меня с головы до ног.


«9-миллиметровый Люгер без серийного номера, какой-то самозарядный кинжал, привязанный к правой руке, и что-то вроде пластикового яйца в трусах», - немного смущенно ответил молодой офицер.


Глядящий на меня штатский поворачивается к капитану, глаза его изумленно подергиваются:


- В трусах!


Я очень рекомендую их:


- На вашем месте я бы отнесся к нему с максимальной осторожностью.


На меня смотрят трое, но никто из мужчин не открывает рта.


«Я чувствую, что ты только что поймал крупную рыбу, Карл», - сказал наконец более высокий из двух гражданских. Кстати, ты все еще идешь на ужин с Кэрол сегодня вечером?


- Конечно. Ожидайте нас около 8 утра.


«Так что увидимся сегодня вечером», - заключил мужчина.


Затем он берет меня за локоть, ведет к машине и предлагает сесть на заднее сиденье. Они запирают двери снаружи, двигаются вперед, и мы отправляемся в Тель-Авив.


- Могу я узнать, есть ли у вас имя? - спрашивает водитель, когда мы покидаем портовый район.


Встречаю его взгляд в зеркало заднего вида:


- Ник Картер.


Я надеюсь, что люди Whiteshark были свидетелями моего ареста. Если так, то они, должно быть, уже связались со специальным номером Госдепартамента, и Хок, вероятно, знает.


- На кого вы работаете, мистер Картер?


- На правительство США. В частности, для Комиссии по атомной энергии. Если я предложу вам зайти в мое посольство, думаю, вы откажетесь. Однако мы могли бы немного поболтать там.


Гражданский на пассажирском сиденье поворачивается ко мне. Улыбка, которую он мне одаривает, совершенно лишена юмора:


- Немного поболтать, сначала мы хотели бы поговорить с вами, мистер Картер. Нам очень любопытно, что вы делали в Бейруте и почему у вас были израильские военные документы.


- Это все естественно. Фактически, ваше любопытство по поводу этих бумаг соответствует только интересу моего правительства к вашей деятельности в Беэр-Шеве.


Я более или менее ожидал его реакции. Его рука идет, но я уже опустил голову.


Не могу не иронизировать:


- Хочешь попробовать снять с меня наручники?


Мужчина ответил со скрежетом зубов. - Вы увидите, как мы здесь относимся к шпионам!


- Я у вас не шпионил!


- У вас были израильские военные документы! Но не волнуйтесь, вы скоро потеряете гордость и дадите нам ответы, которых мы ожидаем. У нас есть все!


Я говорю кисло, чтобы успокоиться. - Резиновая дубинка или электрические зонды под ногтями?


- Нисколько. Просто укол, и ты станешь разговорчивым, как сорока.


Это единственное, чего я боюсь. Это должно быть видно на моем лице, потому что мужчина удовлетворенно хихикает. Если они введут мне свою чертову сыворотку правды, они узнают, кто я на самом деле. Я расскажу им об AХ, существовании Хоука, предоставлю подробную схему организации обслуживания ... Они все будут знать. Мы должны предотвратить это любой ценой. Итак, я объявляю тихим голосом:


- Едем на улицу Билу, дом 24.


Мой собеседник ошеломлен. Водитель поворачивается ко мне с широко открытыми глазами. Он взял себя в руки как раз вовремя, чтобы не дать машине съехать с дороги.


Это адрес секретной штаб-квартиры израильской разведки Мосад.


- Но… но… что за… - начинает запинаться тот, кто покрупнее.


Я его перебиваю.


- Мне нужно поговорить с Довом Хачерутом.


Он лидер Моссада. Мало кто в мире знает его личность.


Какой эффект! На губах моего гида нет и следа улыбки. Он сознательно поворачивается ко мне спиной и погружается в созерцание дороги. Когда мы подъехали к улице Билу, за трехэтажный дом, мы не обменялись ни словом.


Меня проводят через черный ход. Мои охранники подписывают форму, представленную охранником, и проводят меня на третий этаж. Там они оставляют меня одного в звуконепроницаемой комнате для допросов. В комнате нет окна, есть металлический стол и три стула.


Через пять минут один из двух мужчин возвращается, спрашивает мои мерки и уходит.


Он появляется еще раз, примерно через две минуты, снимает мои наручники, бросает на стол пачку «Тайм» с фильтром и коробку спичек, затем ускользает, не говоря ни слова. Они действительно неразговорчивы, эти израильтяне.


Я откидываюсь на спинку стула, растираю запястья, чтобы восстановить кровообращение, и закуриваю сигарету. Первый с тех пор, как я приземлился в Бейруте восемью часами ранее. Это почти божественно.


Прямо сейчас в других частях здания запланировано внеочередное собрание. Время от времени они будут сообщать своему премьер-министру, что я здесь, отправив сообщение в Государственный департамент.


Вопросы: что этот американец делает в Бейруте? Почему у него пропуска на ядерную базу Беэр-Шева? Откуда он знает адрес Секретной службы и имя его лидера?


Когда они узнают, что пропуска - поддельные, сделанные в России, это станет главным событием шоу! Должно быть, была большая паника, когда они заметили исчезновение бочки со стронцием-90. И теперь у них на руках американец. Американец с фальшивыми документами, сделанными русскими.


Есть еще вопрос об Акаи Мару. К счастью, решение сообщать им эту информацию или нет будет принято на дипломатическом уровне. Но если меня быстро не вытащат отсюда, придется предпринять другие шаги. Радикальные меры, которые могут подтолкнуть похитителей стронция-90 выбросить его в море ...


*


* *


Дов Хачерут - высокий атлетический мужчина лет шестидесяти. Ее седеющие волосы растрепаны. Его галстук распущен, и, глядя на его костюм, похоже, что он проспал полностью одетым в течение недели.


Он входит один, нагруженный небольшой холщовой дорожной сумкой, которую ставит на стол. Выражение его лица не особо отражает хорошее настроение.


- Здравствуйте, - говорю я, вставая и туша сигарету в пепельнице.


Он бросает на меня убийственный взгляд и открывает сумку, в которой находятся костюм, рубашка, галстук, носки, туфли и различные бумаги.


- Что-нибудь свежее, - говорит он гортанным голосом. Также есть новый дипломатический паспорт, ваш кошелек, документы и билет на самолет. Билет в одну сторону до Афин.


- Мое оружие?


- Мы пришлем его вам.


- Пропуски на Беэр-Шеву?


Вспышка молнии мелькает во взгляде Хачерута:


- Они принадлежат Государству Израиль.


Он отодвигает сумку и, сгорбившись, кладет руки на стол, опираясь на костяшки согнутых пальцев:


- Вас объявили персоной нон грата, мистер Картер. И у меня есть два совета. Во-первых, чтобы не попасть в беду в ближайшие несколько часов, когда вы будете здесь. Во-вторых, чтобы в будущем не ступать на нашу территорию.


- Мы дружественные страны.


- Я достаточно ясно выразился? - коротко спрашивает Хачерут.


Я поспешно киваю. У этого человека есть преимущество. Не надо доставлять мне неприятности.


*


* *


В Афинах после прохождения таможни в аэропорту Хеллиникон меня ждет командир Боб Джордан. Сейчас 15:00 по местному времени. Джордан намного менее элегантен, чем когда мы впервые встретились, и это хорошо. Я устал и не хочу мириться с его шутками.


Такой поворот событий не заставляет мое сердце биться. С точки зрения осмотрительности, рекомендованной Хоуком, это было неудачей после кувейтского инцидента. И теперь израильтяне знают, что мы знаем об их ядерном хранилище. Чрезвычайно деликатная для них ситуация. Но Хоук также сказал мне никого не подталкивать. Опять же, это был провал.


Хачерута, должно быть, намылили на высотах, отсюда и его плохое отношение ко мне. Дипломатические телеграммы между Тель-Авивом и Вашингтоном, должно быть, полны сообщений об этом «тихом» инциденте, как говорят в Госдепартаменте. На самом деле, ничего из этого в прессе не появляется.


«Снаружи вас ждут машина и водитель, - сказал Джордан.


Я следую за ним в переполненном зале. За дверью припаркована такая же серая военно-морская машина.


Садимся сзади. Мне нужно отправить Хоуку сообщение, чтобы узнать, хочет ли он отправить меня по-прежнему на Акаи Мару. Если так, я могу начать операцию на флоте.


- Отвези меня в посольство.


- Нет, вмешивается Джордан. Мы едем на 101.


Он выглядел обеспокоенным. Он поворачивается ко мне и объясняет:


- Мне приказали отвести вас в ангар, сэр.


- Кто?


-Я не знаю, сэр. Приказы были отправлены прямо из Вашингтона.


- Где "Белая акула"?


Джордан выглядит удивленным.


«Примерно в том же месте, что и в прошлый раз», - отвечает он.


Затем он спешит добавить:


- Никаких советских кораблей поблизости нет.


Он действительно проявляет добрую волю. Интересно, не перетрудился ли я в прошлый раз. Я улыбаюсь ему и говорю:


- Спасибо за сотрудничество, командир.


- Пожалуйста.


Завершаем путешествие молчанием. Машина заезжает в такой же большой ангар. Меня ждет тот же вертолет Сикорского.


Я открываю дверь и, выйдя, пожимаю Джордану руку.


- Спасибо за помощь, командир. Надеюсь, ты не винишь меня в том, что на днях я немного погорячился. Я был под давлением.


«Я понимаю, сэр, - отвечает Джордан.


Я сажусь в вертолет. Сюрприз: в сиденье рядом Хоук. За мной закрывается дверь, и тяжелый вертолет рулит в сторону взлетной площадки.


Две минуты спустя взревел главный двигатель. Лопасти начинают двигаться, и мы отрываемся от земли. Трудно говорить из-за шума.


Хоук наклоняется ко мне.


Он кричит. - Как вы себя чувствуете ?


- Устал. И был поражен, увидев тебя здесь. Сэр.


Невозможно добиться от него подобия улыбки.


«Это беда», - сказал он. Надо любой ценой работать!


- Акаи Мару?


- Да. Он уплывает из Гибралтара через несколько часов, сказал мне Хоук, все еще крича, чтобы перекричать двигатель. Мы встретимся с ним завтра около полуночи. Это дает вам достаточно времени для отдыха.


- Да сэр.


Несколько секунд Хоук смотрит на меня, не говоря ни слова. На его лице появилось странное, непонятное выражение. Наконец он подходит немного ближе и кричит:


- Бридли и Маккуин мертвы.


- Как?


В моем животе образуется шар.



- Бридли-младший умер до эвакуации. Отец потерял рассудок. Он взял пистолет, пошел стрелять в Маккуина, а затем вышиб себе мозги.


Я устраиваюсь на своем месте.


Мне предстает все еще очень яркий образ: Бридли, сидящий за своим столом перед бутылкой Chivas Régal. Он рассказывал мне о своем сыне.


Сколько людей уже погибло с начала этого дела? Мужчину нашли у дверей посольства в Кувейте. Подошедший к нему морской пехотинец. Женщина и двое мужчин из квартиры Дасмы. Молодой Бридли и морской пехотинец, сопровождавший его туда по приказу Маккуина. Если Джон Бридли мертв, нет сомнений, что его товарищ вскоре пойдет по тому же пути.


Потом был Бейрут. Мусульманскую охрану я убил на крыше. Два трупа я нашел в маленькой квартирке. Агенты КГБ.


А теперь Ховард Маккуин и Пол Бридли ...


Сколько еще будет добавлено к этому и без того тяжелому списку? И, прежде всего, почему?


Мы храним молчание до конца полета. Примерно через сорок пять минут второй пилот сообщил нам, что мы находимся над подводной лодкой.


«Он появится скоро, сэр», - сказал он Хоуку. Все еще полны решимости выйти?


- Конечно, мальчик мой, - отвечает он. Я пойду первым.


«Очень хорошо, сэр», - сказал молодой человек, фаталистически пожав плечами.


Он помогает Хоуку пристегнуться ремнями безопасности. Ремень прикреплен к тросу, который оборачивается вокруг большого храпового шкива.


Подойдя к выходной панели, он надевает гарнитуру и говорит несколько слов в микрофон. Когда он открывается, внутри вертолета мгновенно раздается сильный шум и порывы ветра. Затем он блокирует шкив и помогает Хоуку приблизиться к зияющей дыре.


- Удачи, сэр! - кричит он, когда Ястреб прыгает в пустоту.


Босс остается в подвешенном состоянии в течение нескольких секунд, его подбрасывает ветер. Затем молодой лейтенант включает мотор шкива, и Хоук медленно исчезает из виду.


Через пять минут ремни вернулись. Я тщательно запрягаю себя и перед прыжком кричу второму пилоту:


- Спасибо за экскурсию!


Я «приземляюсь» на палубу субмарины в двадцати пяти метрах ниже. Меня быстро заводят внутрь и ныряют под воду.


Когда я открываю дверь кают-компании, я вижу там Хоука, сидящего за чашкой кофе с капитаном Фармингтоном.


Он встает, чтобы поприветствовать меня, затем поворачивается к Ястребу:


- Увидимся на палубе, когда вы закончите, сэр.


- Хорошо, Ньютон. И сделайте все возможное, чтобы добраться до цели как можно быстрее.


«Хорошо, сэр, - отвечает Фармингтон.


У Хоука красные щеки. Он все еще в растрепанном виде. Но, не считая этих деталей, он прекрасно выглядит.


Я наливаю себе чашку кофе и сажусь к нему лицом.


«Звучит забавно, - сказал он.


- Определенно, сэр.


- Капитан Фармингтон попросил меня передать его извинения за то, что не смог вернуть вас в Бейруте. Они заметили катер, но когда они поняли, что вы за рулем, пришли израильтяне. Невозможно было выйти на поверхность.


- Я понимаю, - говорю. Проблема в том, что мое пребывание в Тель-Авиве, должно быть, было похоже на взрыв бомбы.


- Это наименьшее, что мы можем сказать.


Ястреб вытаскивает сигару, зажигает ее и делает длинную затяжку, способную вызвать рвоту у мусорщика.


«Президент, должно быть, признался г-ну Бегину, что мы знали о существовании реактора в Беэр-Шеве», - продолжает он. Настроение ни с одной стороны не было веселым.


- Было ли упоминание об Акаи Мару?


- К счастью, нет. Но президент был готов поставить вопрос на стол, если Бегин поднимет его. С другой стороны, израильтяне говорили об определенных военных документах, и это, казалось, их волновало гораздо больше, чем наша информация об их реакторе.


- И они еще не закончили свои сюрпризы, сэр. Они сильно удивятся, когда узнают, что пропуска - фальшивки российского производства.


- Как! - восклицает Хоук, почти ложась на стол.


Я быстро сообщаю ему о своих приключениях в Бейруте. Когда я рассказываю о встрече с двумя агентами КГБ, его красные щеки становятся зеленовато-серыми.


Он шепчет себе под нос. - Кобелев!


- Простите ?


Нет ответа. Он остается надолго с неподвижным и рассеянным взглядом, очевидно отрезанным от внешнего мира. Наконец он моргает и смотрит на меня.


- Николай Федорович Кобелев, - сказал он. Полгода назад его назначили начальником оперативно-оперативного управления ГУ КГБ. Его кодовое имя - Чревовещатель.


- А вы думаете, он стоит за этим делом?


- Я не знаю. Но, если удар нанесет он, дело, вероятно, будет гораздо серьезнее, чем мы могли бы вообразить.


Хоук раздавливает свою отвратительную сигару в пепельнице. Слишком поздно. Он уже загрязнил замкнутую атмосферу подводного аппарата как минимум на шесть месяцев.


«Мне нужно немедленно связаться с президентом», - сказал он, вставая. Израильтяне обнаружат, что пропуска поддельные. Они поверят, что мы их сделали. Вы должны сказать им, что это русские.


- А кто этот Кобелев, сударь?


- Очень сильный человек, Ник. Но, безусловно, самый антизападный из тех, кто сейчас находится у власти в Кремле. Из Вьетнама он делает все, чтобы убедить Советы, что они могут выйти победителями из тотальной ядерной войны против нас. И он набирает очки каждый день. К счастью, умеренных еще достаточно, чтобы его нейтрализовать. Шесть месяцев назад, когда мы узнали о его назначении главой оперативно-оперативного отдела, мы все уверены, что он собирается открыть свой новый офис, нанеся сильный удар по нам. Ничего не случилось. Кобелев должен приберечь себя на потом. На сегодня, может быть ...


- Но зачем грузить радиоактивные материалы на танкер?


- Я не знаю. Это то, что вам нужно узнать, когда вы ступите на борт Akai Maru.


Он идет к двери, но, прежде чем уйти, поворачивается ко мне с тревогой в глазах:


- Я не могу посоветовать тебе быть осторожным, Ник. Этот Кобелев - очень опасен. Самый лучший. Если он узнает, что вы находитесь на Акаи Мару, он попытается достать вас любыми способами. В разработанных им операциях никогда не было промахов. Он очень сильный. А жалость - это то, чего он не знает.


- Мне понадобится новое оружие и еще один счетчик Гейгера.


- Ваше оружие нам возвращено. У нас назначена встреча у побережья Гибралтара с кораблем снабжения. В это время вы получите свой материал. А теперь иди отдыхай. Вам нужно будет полностью владеть своими средствами.


*


* *


Уже за полночь. Приглушенный красный свет боевых огней освещает мостик "Уайтшарк". Держа руки на рычагах фокусировки и направления, капитан Фармингтон пристально смотрит в перископ.


«Руль направления вперед, на два градуса правого борта», - спокойно сказал он.


Мы с Хоуком ждем за панелью карты, чтобы не мешать маневру. Днем мы встретили корабль снабжения, который привез мне мое оружие, новый счетчик Гейгера и большой пакет документов из штаб-квартиры AХ. Оборудование было собрано в Вашингтоне на базе Эндрюс истребителем ВВС США, который сбросил его в Средиземном море на авианосце. Оттуда его на вертолете доставили к катеру снабжения, и он присоединился к нам сразу после перехода через Гибралтарский пролив, когда мы вошли в Атлантику.


Документы включают информацию о Кобелеве, а также файлы и фотографии, касающиеся подозреваемых членов ливанской террористической организации Красный Ноябрь.


Шейла Шабах аш-Шабат, мертвая женщина из Кувейта, и Хермил Захле, ее корреспондент из Бейрута, входят в число руководителей организации. В течение двух часов я подробно изучал разные файлы, запечатлев в памяти лица на фотографиях.


«Они вполне могут работать на Кобелева», - сказал мне Хоук. Если это так и один или несколько из них находятся на Акаи Мару, им будет приказано устранить любого, кто попытается им помешать.


Файл Кобелева содержит огромное количество информации, но по большей части это просто предположения, переданные AХ и отделениями ЦРУ за рубежом. Хотя Кобелев действительно несет ответственность хотя бы за половину приписываемых ему действий, ясно, что этот человек злой и не уважает человеческую жизнь.




- Расстояние до цели, - спрашивает Фармингтон. Компьютер?


- Сто восемьдесят два метра. Постепенное согласование, - отвечает оператор.


- Сонар?


- Он имеет двадцать два с половиной узла. Наши относительные скорости становятся все ближе.


«Дайте мне два процента на средние танки», - приказывает Фармингтон.


"Хорошо, сэр," сказал рулевой. Он добавляет, что это восемнадцатифутовая отметка.


- Компьютер?


- Сто тридцать семь метров. Сближение продолжается.


- Сонар?


- Одинаковые относительные скорости. Разница только в угле траектории.


Фармингтон садится и спрашивает меня:


- Вы готовы, мистер Картер?


- Да, капитан.


Я беру свой рюкзак и загружаю его, проверяя, что ремни затянуты на моих плечах. Мое лицо почернено, и я уже надел черный комбинезон спецназа ВМФ. Я надел кожаные перчатки.


«Джейкобс на палубе у швартовки», - говорит Фармингтон по внутренней связи.


Затем он возвращается к перископу и спрашивает:


- Сонар?


- Постоянная позиция. Сэр.


- Компьютер?


- Шестьдесят восемь метров пятьдесят. Сближение продолжается.


«Сделайте соотношение пять к пяти», - приказывает Фармингтон.


- Понятно, сэр, - отвечает оператор.


Теперь напряжение на мосту максимальное. Все на борту подводной лодки слышат, как волны бьют о металлический лист огромного танкера. Малейший просчет, просчет титанического всасывания, производимого водоворотами, и это столкновение с металлическим монстром.


Фармингтон оставляет перископ, чтобы приказать:


- Вернись на пятьдесят футов. Компьютер, постоянно следить за расстоянием до объектива.


Капитан подходит ко мне:


- Есть волны высотой два с половиной метра и ветер силой 5, - объявляет он. Вы все еще готовы, мистер Картер?


- Да, капитан.


Арнольд Джейкобс, начальник отдела обслуживания, выходит на мост. Мужчина, невысокий и жилистый, приносит метатель лески и альпинистское снаряжение. Мы обсудили детали операции, и он знает свое дело.


- Готовы, мистер Картер? - спрашивает он с улыбкой.


- Когда хочешь, - говорю я.


«А теперь послушайте меня», - говорит Фармингтон собравшимся на мосту мужчинам. Как только мы всплывем на поверхность, я потребую еще более строгой дисциплины, чем обычно. Я буду отдавать приказы сверху. Как только мистер Картер уйдет, мы уплывем. Мы близки к нефтеналивному танкеру, и я хочу, чтобы все проявили максимальную бдительность.


- Удачи, - желает Ястреб.


Фармингтон приказывает. - Вернись на пятнадцать метров!


Все глаза прикованы к электронному циферблату, на котором светящиеся цифры останавливаются на отметке 15.


«Зеленый свет на знаке, сэр», - объявляет вахтенный офицер.


- Пойдем, - решает Фармингтон.


Он первым поднимается по лестнице, ведущей к башне. Через несколько секунд запах йода наполняет наши ноздри, и мы слышим шум волн, разбиваемых носом большого танкера.


Джейкобс поднялся по лестнице на второе место. Я.


Менее чем в пятидесяти ярдах фланг Акаи Мару нависает над волнами, как неприступный вал. Пенящаяся пена вокруг его носа образует светящееся белое пятно на черном фоне океана.


Фармингтон надевает шлем и дает несколько команд в микрофон. Шум такой, что я ничего не слышу.


Через несколько минут мы подошли к большому судну. И снова разрыв стабилизируется. Фармингтон смотрит на меня:


- Двадцать восемь метров. Это лучшее, что мы можем сделать в этих условиях, мистер Картер. Это все еще да?


Я отвечаю кивком.


Он долго рассматривает меня, затем кивает в свою очередь.


- Хорошо, - сказал он. Удачи. И, обращаясь к Джейкобсу: Вперед!


Мужчина втыкает мощное ружье в изгиб плеча и стреляет. Звук взрыва теряется в грохочущих волнах.


Катушка с головокружительной скоростью разматывает трос, затем постепенно замедляется и останавливается. Джейкобс прикрепляет челюсти к проволоке, проверяет свою работу и передает мне ручки.


- Простите меня за откровенность, мистер Картер, - сказал он, - но я думаю, что вы немного сумасшедший. В любом случае удачи!


- Спасибо за откровенность.


Я проверяю натяжение ремней рюкзака в последний раз, нащупываю веревку, чтобы убедиться, что она надежно закреплена, и взбираюсь по перилам. Джейкобс помогает мне сохранять равновесие, поскольку я поднимаю ручки как можно выше. Все нормально. Я делаю глубокий вдох и подпрыгиваю.






ГЛАВА VII.



Мы не предвидели всего: комбинированного действия волны носа Акаи Мару и двух пятидесятифутовых волн ...


Я, словно таран, направился к корпусу танкера и продвигаюсь прямо вверх по гребню волны длиной почти четыре метра. Сжав руки в железных захватах, я сворачиваюсь в клубок, готовясь к шоку.


Гора воды набегает, наполовину разрывая меня на части. Титаническая сила тянет меня за ноги. Если так будет продолжаться, мои растянутые суставы сместятся. Я собираюсь отпустить, но хвост волны наконец проходит. Я сразу же ловлю себя на веревке. Головокружительным движением меня отбрасывает назад к судну. К счастью, моя сумка частично поглощает удар.


Передняя часть поднимается. Как сумасшедший, я стараюсь набрать как можно больше высоты, прежде чем судно поднимется.


Следующий бросок приходит слишком рано. На этот раз счет у меня хороший. Но все равно проходит. Судно переходит новый гребень. Я качаюсь на конце своего троса, как маятник, описывая дуги круга в пятнадцать метров. Чудо длится, и я прохожу верхнюю часть колебания.


Я успеваю увидеть, что подлодка уже нырнула. В данный момент Фармингтон, должно быть, наблюдает за мной в перископ, комментируя мое продвижение Хоуку.


Перила все еще кажутся мне милями над моей головой, и я не вижу огней. Как и многие другие корабли в открытом море, и вопреки международным правилам, Akai Maru плавает с выключенным светом.


Я достаточно восстановился, чтобы продолжить восхождение. Теперь прогресс идет медленно, и вы должны убедиться, что челюсти правильно прикусывают трос, прежде чем переносить вес моего тела на верхние ручки.


Я больше не боюсь волн, но чем выше я поднимаюсь на борт корабля, тем сильнее возрастает сила ветра. Это заставляет меня раскачиваться не так полным ходом, но быстрее, чем раньше.


Мои руки и ноги искалечены судорогами и практически лишены всякой силы. Я принимаю тысячу мер предосторожности, прежде чем поднять верх, чтобы набрать несколько дюймов. Это не мешает мне несколько раз поскользнуться и в последний момент наверстать упущенное. Если я отпущу трос, это верная смерть, либо я утону, либо разобьюсь о корпус, либо буду разорван лопастями гигантских гребных винтов.


Я потерял счет времени. Каждый раз, когда я смотрю на перила, мне всегда кажется, что это так далеко.


Отдыхаю несколько мгновений, затем возобновляю подъем, ноги и руки упираются в металл ручек.


Спустя вечность, когда я уверен, что не смогу пройти лишний дюйм, верхняя ручка блокируется. Я поднимаю голову. Троса больше нет. Тупо смотрю на ручку: куда пропал трос? Почему я не падаю в океан? Вот и все, я понял: большой стержень рельса. Это то, что удерживает мою хватку от дальнейшего увеличения. Невероятно ... Я выдержал это сверхчеловеческое испытание. Я добрался до палубы Акаи Мару!


Даже не убедившись, что меня никто не заметил, я неуклюже взбираюсь на перила, переворачиваюсь наверх и падаю на носовую часть. Я остаюсь там, долгое мгновение неподвижно, задыхаясь. Спазматическая дрожь сотрясает меня как реакция на чрезмерное усилие, которое я только что приложил.


Несмотря на сильный запах сырой нефти, прохладный ветерок, который хлестает меня, подобен целебному бальзаму. Постепенно мое сердцебиение приходит в норму. Не могу поверить, что сделал это. Выиграна еще одна тяжелая игра. Внезапно я слышу настойчивый рефрен, который, как механический гул, терзает мой затуманенный мозг:


«Как только вы перейдете через поручень, избавьтесь от захвата и троса, затем доберитесь до упоров, прежде чем вас заметят». "


Рекомендации Хок продолжал говорить мне, пока мы изучали планы Акаи Мару, звенели у меня в ушах, как если бы он был там, рядом со мной:


«Избавься от грейфера и троса ... займись башмаками ...»


Вдруг открываю глаза: лежа на спине метров в двадцати за брашпилем, вижу над собой восемь этажей надстройки, освещенные белым свечением. В самой высокой точке этого удивительного здания за иллюминаторами светится приглушенное красное сияние. Командный мостик. Кто-нибудь видел меня оттуда?


Постепенно прихожу в себя, встаю и возвращаюсь к перилам. Я отцепил захват и бросил его в бурлящий поток, окутавший борта корабля.


Затем осторожно подползаю к баку. Люк найти несложно; открытие - это совсем другая история ... Но трюм плавающего мастодонта - мой единственный шанс найти безопасное убежище.


Я осматриваю ряд освещенных иллюминаторов. Ничего подозрительного. Управляю открывающим колесом. Панель не оказывает сопротивления. Я поднимаю его ровно настолько, чтобы быстро проскользнуть внутрь, а затем закрываю его за собой.


Здесь кромешная тьма, но по чертежам я знаю, что нахожусь на узкой платформе. Металлическая лестница метров двадцати спускается в широкую галерею, образующую главный мост.


С рулевой палубы есть доступ к бесконечному количеству отсеков для оборудования и, среди прочего, к ящику с передними устройствами обнаружения. Он также выходит в собственно передний трюм, где хранится оборудование и материалы для технического обслуживания: аварийные насосы, прокладки, листы крыши и фальшбортов, комплект для автогенной сварки для временного ремонта и т. Д.


Если не возникнет серьезная проблема или повреждение, никто не спустится в этот темный, холодный и сырой трюм, расположенный прямо над баком.


Начиная с трюма, все, что вам нужно сделать, это пересечь мост, чтобы добраться до отсеков с оборудованием и проходов, ведущих к трюмам. Благодаря этой путанице узких кишок я смогу днем ​​и ночью получать доступ почти ко всем точкам корабля.


Через несколько секунд прислушиваясь к звукам, я достаю фонарик. Тонкий пальчик света не светит ниже первых двух ступенек лестницы, но пока этого достаточно.


Речь идет о том, чтобы делать это медленно. Вокруг все из металла, и, взяв на себя столько рисков, чтобы попасть на борт, я не хочу заканчивать свои дни с разбитой головой о стальную пластину.


У меня есть еще одно высокочастотное передающее устройство, и Whiteshark сопровождает Акаи Мару за несколько миль, чтобы она могла вмешаться, если что-то пойдет не так. Решающим вопросом, конечно же, является стронций 90. Он был извлечен из бочонка, и, если он не будет помещен обратно в запечатанный контейнер, я не смогу забрать его в одиночку для его переправки на "Whiteshark". Радиоактивные выбросы были бы слишком опасными.


Первый шаг, который нужно сделать на данный момент: разбить бивак. Затем обыскать судно метр за метром. Когда я найду стронций-90, мне придется придумать, как доставить его на борт подводной лодки.


Внезапно, вместо того, чтобы коснуться круглой перекладины, моя ступня коснулась плоской поверхности. Путешествие по горизонту с моим фонариком: я добрался до штурманского трапа. Я избавляюсь от рюкзака, чтобы взять фонарик побольше.


Штурманский трап пересекает судно в продольном направлении. Над моей головой лестница поднимается по подъездной трубе диаметром три метра. Под моими ногами, сквозь решетчатый пол, валяется нагромождение труб, клапанов и насосов. Слева от меня сварные стальные пластины: переборка бункера, содержащая более двадцати тысяч тонн сырой нефти. Справа, выровненные по изгибу, который следует изгибу носовой части, тянется серия небольших овальных панелей, вероятно, тех, которые открывают доступ к различным ремонтным мастерским.


Неся большой рюкзак в одной руке и мощный фонарь в другой, я иду направо. Опустив голову, чтобы пройти через низкую балку, я оказываюсь в большом отсеке, полном труб, соединенных с бюветом. С другой стороны - большой люк, выходящий на переднюю противооткатную опору.


Я прохожу через клубок труб и открываю панель. Остановившись на пороге, я провожу луч моей лампы по трюму: там груды ящиков, груды металлических листов и снега и что-то вроде якорной цепи с огромными звеньями. Завершив осмотр, я полностью вхожу и закрываю за собой панель. Помещение относительно большое, размером около сорока квадратных метров.


Оно сырое, холодное и пропитано стойким запахом углеводородов. Если я хочу остаться на борту, нам придется смириться с этой грязной обстановкой.


В поисках укромного места, чтобы спрятать свое оборудование, открытие буквально замораживает меня на месте.


Спальный мешок разложен на полу сразу за ящиками. Рядом со спальным мешком большой фонарь на батарейках, рюкзак и картонная коробка с пайками указывают на то, что на Akai Maru есть еще один безбилетный пассажир!


Я начинаю тщательно обыскивать вещи незнакомца. Ничего такого, что позволило бы мне идентифицировать их владельца. Пайки, я знаю. Это военные американские военные. Но получить их из излишков по всему миру может любой. Также есть запас батарей французского производства и два ящика итальянских боеприпасов.


И, странная, темная одежда небольшого размера… Японец? Но зачем японцу тайно садиться на нефтяной танкер из своей страны?


Ассортимент аккумуляторов на удивление разнообразен. Это меня тоже заинтриговало. Некоторые очень маленькие, но очень мощные. Однако нигде я не нашел электронного устройства, которое бы оправдало наличие такого типа батарей. Радиопередатчик? Возможно. Как насчет счетчика Гейгера?


Взяв сумку, я спрячусь слева от мобильной панели, между двумя рамками. Я приседаю, вытаскиваю свой люгер и тушу фонарик.


Я абсолютно ничего не вижу в полной темноте, но я прекрасно вижу положение съемной панели.


Светящийся циферблат моих часов показывает 3:30 утра. Скоро рассвет. Мне придется остаться там до следующей ночи. Невозможно отправиться на прогулку на корабле, пока не разгадываешь тайну этого неожиданного попутчика. Я думаю, что совсем скоро он обязательно вернется на свой бивак до того, как утренняя команда приступит к дежурству.


Вдруг из панели раздается небольшой шум. Тихо сдвигаю предохранитель Вильгельмины.


Панель открылась: луч света пронзил тьму. Кто-то заходит в трюм, закрывает люк и опускает защелку.


Я могу разглядеть темную фигуру за лучом фонаря. Новичок обходит стопку коробок, наклоняется и на мгновение исчезает из моего поля зрения.


Большой фонарь загорается, освещая половину трюма. Человек встает и снимает свою черную вязаную шапку. У меня на глазах распускаются длинные волосы красивой блондинки.


Женщина ... Я смотрю на ее лицо на долгое мгновение оцепенения. Она не видит меня, потому что я все еще спрятан в тени между двумя выступами.


Она расстегивает молнию на груди и выходит из черного комбинезона. В общем, она носит трусики и бюстгальтер. Я знаю, что веду себя как вуайерист, но не могу оторвать глаз от этого стройного, пропорционального тела, которому легкий загар придает янтарный оттенок.


- Восхитительно! - сказал я, выходя из тени.


Она прыгает, поворачивает ко мне голову и бросается за ящики в поисках укрытия. Спустя долю секунды она погасила лампу.


В мгновение ока делаю два поворота влево. Раздается выстрел, заглушаемый глушителем. Пуля попадает в брезент между двумя шпангоутами, где я скрывался моментом ранее, и несколько раз срикошетит между переборками трюма.


- Предупреждаю! Вы рискуете убить нас обоих!


Говоря, я снова ныряю влево, чтобы меня не заметили по голосу.


Есть второй приглушенный выстрел. Снаряд свистит где-то справа от меня и снова опасно слепо рикошетит между стенками отсека.


После выстрела наступает долгая тишина, нарушаемая лишь отдаленным гулом двигателей. Медленно, очень размеренными движениями вытаскиваю фонарик из кармана. Темная масса ящиков стоит передо мной, метрах в трех. Я не слышал шума. Она, должно быть, не двинулась с места.


С особой осторожностью я присел, заблокировал предохранитель своего люгера и спокойно действую.


Я делаю глубокий вдох, затем тем же движением включаю свою маленькую лампу, бросаю ее влево и ныряю вперед.


Под ударами пуль фонарик совершает серию бессмысленных движений, бросая вспышки света во все уголки трюма. Один из них позволяет мне на мгновение мельком увидеть молодую женщину, стоящую в безупречной позиции для стрельбы.


А через полсекунды я ударил ее головой, повалив ее спальный мешок в невероятной мешанине рук и ног.


Она неплоха, милашка, но у меня определенно есть преимущество в весе. После нескольких мгновений неистовой борьбы и позирования ее прижимают к земле. Левой рукой я хватаю ее за горло, а другой сильно поворачиваю ее правое запястье, потому что она не выпустила свой пистолет. При этом я должен держать голову максимально запрокинутой. Очаровательное создание действительно пытается выколоть мне глаза ногтями свободной руки. Как только не принято, я решаю отойти от своей обычной галантности:


- Успокойся немедленно, где я сломаю тебе запястье!


Маленькая леди упорно отказывается подчиняться. Ее красивое запястье зажимается… Она корчится сильнее. Я бы хотел избежать жестокости. Но она не оставляет мне выбора. Терзаясь угрызениями совести, жму еще немного. Немного. Она издает крик боли. К счастью, она перестает сопротивляться и безвольно падает на спальный мешок.


- Хорошо, она отказывается от престола. - Ты самый сильный.


Она говорит мягким голосом по-английски с очень легким акцентом. Израильтянин?


Она роняет пистолет, и я немного ослабляю поворот, не отпуская ее запястья.


- Кто ты ?


Она жалуется. - Ты делаешь мне больно!


- Скажи, ты пыталась меня убить! Кстати, ты просто скучала по мне. Так что теперь вы мне очень ответите. Вы из Моссада?


Его тело сжимается. Уверена, она попробует, я сжимаю хватку. Она снова вскрикнула.


- Боже ! Я друг! Вы должны верить мне ! Я встречался с Хачерутом менее сорока восьми часов назад. Я здесь по той же причине, что и ты. Вы же видите, что я не из экипажа, в конце концов!


Она издает жалобный стон. На этот раз я действительно чувствую, что она отказывается от протестов.


- Ты делаешь мне больно, - упорно повторяет она.


Я расслабляю пальцы и поднимаю левую ногу, которую продел через его тело. Это то место, куда она отправляет меня вальсировать большим рывком. Я отхожу назад и прижимаюсь к ящикам.


Когда я с достоинством встаю, меня бьет в висок обжигающий удар. Я вижу тридцать шесть свечей и шатаюсь на ногах, но у меня есть инстинкт, чтобы случайно ударить в темноте. Удивленный, я не измерил силу моего прямого удара, который попал ей в челюсть. На этот раз она падает без сознания.


Я долго стою, прислонившись к стопке коробок, прежде чем взять лампу.


Девушка лежит на спине. Ее порванный бюстгальтер обнажает восхитительную грудь. Его щека, с другой стороны, имеет вид не из приятных. На нем отпечаток моего сустава запечатлен посреди большого синяка.


Приступ боли скручивает мой живот. Черт, я ведь не убил ее! Я подхожу к ней. Она регулярно дышит. Ее веки дрожат: она придет в себя.


Я расстилаю на полу спальный мешок и кладу в него неподвижное тело девушки. Затем я складываю другую сторону и полностью вытягиваю молнию. Я спокоен. Спеленутый таким образом котенок не сможет застать меня врасплох, когда я проснусь. Более того, учитывая сильный мороз и легкость ее одежды, эта мера предосторожности не позволит ей подхватить еще и сильную простуду.


Она открывает глаза. На секунду или две она задается вопросом, что она делает, а затем, когда она видит меня, она как черт извивается в своем мешке.


«У меня нет привычки бить представительниц слабого пола», - сказал я ей. Но, если ты сразу не успокоишься, я дам тебе урок в твоей жизни.


Она смотрит на меня, но повинуется и падает на спину. Мгновение спустя она протягивает руку через шею снизу и трет щеку.


Я не очень горжусь собой:


- Мне бы хотелось этого избежать, но у вас не было особого выбора.


- Кто ты ? Что ты делаешь на этом танкере? - кисло спросила она.


- Привет, моя красотка! Вы воспринимаете сценарий с ног на голову. Я задаю вопросы. Кто ты ?


- Шэрон Нойманн.


- Ник Картер. Приятно с Вами познакомиться. Хорошо. Теперь ты расскажешь мне, что ты делаешь на этом судне, как ты сюда попала и на кого вы работаете.


Его ноздри дрожат от ярости. Она не отвечает.


Я беру небольшой рюкзак, который она несла по дороге. Она снова начинает корчиться в спальном мешке. Она уже освободила верхнюю часть тела, когда я указываю Вильгельмину ей под нос. Она возвращается к своей упаковке и мудро ложится спать.


Я открываю сумку одной рукой, а другой стараюсь удержать пленника на расстоянии. Стрелять, конечно, не хочу, но если она меня заставит ...


Достаю небольшой радиоприемник, похожий на мой, и счетчик Гейгера в кожаном футляре. Несомненно, именно ради стронция совершает это путешествие эта дама по имени Шарон Нойманн. Я кладу оборудование в небольшую сумку и беру слово:


- Я так понимаю, что вы работаете либо на израильские спецслужбы, либо на «Красный кулак ноября». Итак, вы объявляете себя?


В её глазах вспыхивает яркая вспышка:


- Я израильтянинка.


- Моссад?


Она нерешительно кивает.


- Кто твой босс?


- Хачерут.


Я не могу удержаться от смеха.


- Слишком просто. Это я прошептал тебе это имя раньше. Придется найти для меня что-нибудь еще. Что касается меня, то я работаю в Комиссии по атомной энергии США. Как я уже говорил, я видел вашего босса чуть меньше сорока восьми часов назад. Я знаю его имя, но я также знаю адрес его конторы.


- Дов Хачерут. - Улица Билу в Тель-Авиве, - уточняет она после минутного размышления.


Мне подходит. - Я расслабляюсь, и закуриваю сигарету, которую вручаю ей.


Она ценит вкус CN, созданных для меня вручную на основе очень популярной смеси турецкого табака. Я зажигаю еще одну, сажусь перед ней на ящик и продолжаю:


«Итак, мы оба здесь, чтобы найти стронций-90, украденный из вашего хранилища в Беэр-Шеве «Ноябрьским Красным кулаком ».


- Это принадлежит Израилю!


- Может быть, но он едет в США.


- Откуда вы об этом узнали?


Я кратко рассказал ему о событиях в Кувейте, не рассказав ему о своих невзгодах в Бейруте.


- А как вы попали на борт? - спрашивает она, бросая на меня острый взгляд.


- Я пришел по морю и поднялся на борт корабля по тросу.


Она качает головой, готовая что-то сказать, но в конце концов закусывает губу и молчит. Она на мгновение задерживается в своих мыслях, а затем восклицает:


- Это невероятно !


«Нет, это обычная операция», - скромно сказал я.


Она недовольно пожимает плечами:


- Но нет. Замечательно то, что я тебе верю.


- Хорошо, - говорю я, стараясь не смеяться. Теперь твоя очередь. Как вы узнали, что на этом танкере стронций-90, и как вы попали на борт?


- Не знаю, как был обнаружен след от бочки, но сразу после дела Беэр-Шевы всем агентам в этом районе было приказано внимательно следить за действиями Ноябрьского Красного Кулака. У нас были люди в Бейруте, но они исчезли из обращения три дня назад.


- Вы работали в Кувейте?


Она кивает.


- А вы попали в Кувейт до того, как корабль ушел?


- Это оно.


- Но почему ?


- Три недели назад двух членов «Красного кулака» наняли моряками. Я отвечала за их наблюдение почти все время. Когда наши службы узнали, что их организация была причастна к краже бета-бочки, я отправила отчет. Мне прислали рацию, счетчик Гейгера и приказали пробраться на борт, чтобы следить за двумя подозреваемыми.


- И найти стронций 90. Что с ним делать?


Этот вопрос явно доставляет ей дискомфорт. Отвечаю за него:


- За нами идет корабль израильского флота?


- Нет, - говорит она. Благодаря очень точному времени мы обеспечиваем регулярные перелеты грузовых и магистральных самолетов.


Не знаю почему, но это последнее откровение заставляет меня вздрагивать. Я ей не верю. Но почему она лжет об этом, когда рассказывала мне правду обо всем остальном?


- Вы нашли стронций?


- Нет, - после долгих колебаний признается Шэрон. Я думаю мой счетчик


Гейгера неисправен.


- Это так ! Что заставляет вас так думать?


- Куда бы я ни пошла, возле грузовых трюмов, это говорит о низком уровне радиации. Никогда нет ничего опасного. Стрелка всегда остается в постоянном положении при низком уровне радиоактивности. Если бочонок где-то здесь, он должен подняться в сторону красной зоны, когда я подойду к нему.


- Бочонок, - сказала она. Но бочонок я нашла в квартире Дасмы. Я внезапно почувствовал, что меня ударили кулаком под живот. Я только что догадался, где находится стронций 90. Но почему там? Это необъяснимо.


Я сказал. - Одевайся быстрее!


Я возвращаюсь к тому месту, где оставил свой рюкзак и счетчик Гейгера, когда прямо над нашими головами раздается щелчок, как будто что-то упало на пол.


Я машинально смотрю в потолок и, затаив дыхание, внимательно слушаю. Кто-то подкрадывается к мостику.


Присоединяюсь к молодой израильтянке. Она тоже слышала. С оружием в руках она слушает звуки вверху..


- Оставайся здесь, - тихо говорю я. Я посмотрю.


Она выключает свет, и я подхожу к панели доступа.


Через минуту мои глаза привыкают к темноте, а затем я очень осторожно поднимаю защелку и отодвигаю панель в сторону.


Отражение приглушенного света слабо освещает проход моста. Когда я прохожу через отсек топливопровода, я вижу, как он покачивается, а затем исчезает слева.


Кто-то идет надо мной по мосту с фонариком. Возможно, меня заметили ...


Приклеившись спиной к переборке, я иду в коридор. На подъездной дорожке светит свет. Невозможно найти меня на пути члена экипажа. Меня интересуют только два террориста из ноябрьского Красного Кулака, нанятые тремя неделями ранее. Только, если кто-то выскочит и попытается удержаться заранее, я должен его остановить, кто бы это ни был, и какими бы ни были последствия ...


Тихо выхожу в коридор и поворачиваю направо. Я собираюсь спрятаться за одной из огромных труб, идущих к основным грузовым трюмам, когда получаю удар молота по виску, прямо там, где меня ударила Шэрон минуту назад.


Слишком много за такое короткое время. Миллион звезд загорается перед моими глазами, моргает на несколько мгновений, затем гаснет, и это черная пелена.






ГЛАВА VIII.



Больно возвращаюсь в реальность. Меня положили на что-то твердое и неудобное. Сильный свет мучает мои глаза. Голоса, говорящие по-японски. Игла попадает мне в висок прямо в том месте, где я был ранен, и заставляет меня подпрыгивать от боли. Сразу две мощные руки, пропитанные отвратительным запахом корицы, схватили меня за голову и резко приподняли в сторону. Новая игла вонзается в мой висок, посылая ударную волну по моему телу, которая выгибается вверх. Несмотря на обжигающий меня свет, мои глаза полуоткрыты.


«Мне осталось сделать еще один шов», - сказал мужчина с сильным японским акцентом. Но если ты не будешь молчать, я никогда этого не сделаю.


- Понятно, - сказал я, стараясь расслабиться.


- Вы говорите по-английски ? спрашивает доктор.


Через секунду игла снова вонзилась в мою плоть. На этот раз я не двигаюсь. Я понимаю, что со мной делают.


- Готово. Вы можете отпустить его, говорит доктор, по-японски.


Несколько миссий в Империи восходящего солнца дали мне возможность попрактиковаться в языке. К тому же я все еще в прекрасных отношениях с молодой женщиной, которая возглавляет филиал AХ в Токио. (Его имя было выбрано в качестве пароля в Афинах, когда я впервые встретил Иордани.)


Мужчина, держащий мою голову, ослабляет давление и делает шаг назад. Он невысокий и массивный, сложен как бык и одет во все белое. Врач, тоже японец, убирает инструменты.


Он спрашивает. - Как вы себя чувствуете, сэр, эээ…?


- Ошеломлен.


- Неудивительно. Разводной ключ Tomiko внушителен.


Когда я пытаюсь встать, то обнаруживаю, что привязан к столу прочными ремнями. Это огорчает:


- Это действительно необходимо?


- Нет, - сказал доктор. При других обстоятельствах это было бы совершенно излишним. Я имею в виду, если бы вы были безбилетным пассажиром.


Только ты был вооружен, и после того, что капитан обнаруживает таких на борту, я почти уверен, что он тебя застрелит и бросит в море.


С этими трогательными словами он проходит через больничное крыло и берет телефонную трубку в своем офисе.


Что они узнали? Мой мизинец подсказывает мне, что это как-то связано с хорошенькой Шэрон Нойманн.


- Я с ним покончил, - говорит доктор, все еще по-японски.


Он молча слушает ответ собеседника и добавляет:


- Хорошо, капитан. Он у меня под присмотром Сакаи.


Он возвращается ко мне и начинает избавляться от моих ремней, сообщая:


- Небольшой совет, месье таинственный путешественник: будьте послушны. Сакаи поразительно силен и быстр. Он способен убить человека простой пощечиной. Перед поступлением в Торговый флот его прозвали ... Как бы вы сказали? Ужасающий ... И это из-за его подвигов в карате. У него только один недостаток: некоторая сложность управления ударами. Его любительская лицензия была отозвана после смерти двух его противников. Думаю, вы меня поняли.


- Хорошо, - говорю я.


Он помогает мне встать с высокого стола. У меня кружится голова, меня сильно тошнит. Врач дает мне костюм и кроссовки.


- Возможно, вам будет немного тесно, но это самый большой размер, который у нас есть на складе.


Я оделся. Ноги и рукава действительно слишком короткие. С другой стороны, я почти плыву на уровне плеч и талии. Когда я надеваю кроссовки, Сакаи проводит меня до двери. Я обращаюсь, чтобы сказать:


- Спасибо за лечение, док!


Он отвечает смущенным рычанием, затем продолжает:


- Мне бы не хотелось начинать все сначала, поэтому будьте осторожны с капитаном. Он не нежный!


Берем широкую палубу, затем три лестничных пролета, ведущих к командному мостику. Я поверну направо к подиуму, но сопровождающий меня бык подзывает меня повернуть налево. Подойдя к блестящей лакированной деревянной двери, он стучит, открывает и затем отступает, чтобы пропустить меня.


Капитан, маленький и коренастый, мог быть братом-близнецом Сакаи. Он стоит за большим столом. Перед ним стоят трое мужчин. Выражение четырех лиц далеко от сердечного.


- На этом все, - сказал капитан по-японски.


У него внушительный голос.


Сакаи кланяется, ускользает и тихо закрывает за собой дверь.


Капитан надолго замолкает, глядя на меня с пылающим гневом.


- Почему ты хочешь уничтожить мой корабль? - наконец спрашивает он.


- Мне ! Уничтожить свой корабль? Произошла ошибка ...


Он прервал меня сильным ударом по столу.


- Никакого коммерческого предложения! - кричит он. Мы нашли вашу бомбу в машинном отделении! Как тебе это удалось и кто ты?


Ну это все. Шэрон заложила на борт бомбу. Но с какой целью? Отправив Акаи Мару на дно, это спровоцирует беспрецедентную международную катастрофу. Как бы они ни были расстроены кражей стронция-90, я не думаю, что израильтяне могут пойти на такие крайности, чтобы стереть все следы. Я делаю шаг вперед, пытаясь убедить:


- Я не минировал это судно, капитан.


Один из офицеров вскакивает со своего места, вытаскивает пистолет и направляет его мне в живот.


Он взревел. - Стоп!


Я замираю на месте. Очевидно, у этого человека мало опыта в обращении с оружием, и у меня нет желания быть безрассудно застреленным возбужденным человеком. Итак, кротость и убежденность:


- Послушайте, капитан, я не причиню вам вреда. Ни тебе, ни твоей лодке.


- Так что ты делаешь на борту с оружием?


- Позвольте мне объяснить и ...


Оглушительный взрыв эхом разнесся над нашими головами. Рывок уложил всех на пол.


Угрожавший мне молодой офицер упал рядом со мной. Я замечаю его пистолет, быстро подползаю к нему и хватаю его. На палубе начинает выть сирена. Капитан уже разговаривает по телефону, что-то кричит о детекторах повреждений.


Если Шарон начала взрывать танкер, я должен её остановить как можно скорее. Я говорю, пятясь к двери:


- Я не причиню тебе вреда. Это не я закладывал бомбы на этот корабль.


Приклеив трубку к уху, капитан поворачивается ко мне, изумленно разинув рот. Трое его офицеров поднялись на ноги. Но по вспышкам молний в их глазах я понимаю, что они готовы наброситься на меня. С колотящимся сердцем я опускаю рычаг, толкаю дверь, соблюдая тысячу мер предосторожности, и выхожу на подиум. Рев сирены заглушает все остальные шумы. Вдруг титанический удар выхватывает мой пистолет, который летит в воздухе.


Неуравновешенный, я отступаю минимум на три метра. Я беру себя в руки как раз вовремя, чтобы увидеть, как на меня накинулась ступня в кроссовках и наклонилась в последнюю минуту.


Сакаи стоит передо мной в классической позе каратека.


В этот момент капитан и трое офицеров выходят из кабины с криком, что это происходит в радиорубке. Отвлеченный их вторжением, японский бык на долю секунды отворачивается. Я вскакиваю и выбрасываю ноги ему прямо в грудь. Равенство.


В сопровождении своих офицеров капитан устремляется вниз по металлическим перекладинам. Судя по всему, он вполне уверен в исходе поединка. Хотел бы я доказать, что он неправ, но Сакаи действительно очень большой кусок. У него непоколебимая основа. Его грудь: настоящий нагрудник. Мой удар почти не сдвинул его. Он просто делает небольшой шаг назад и отводит бдительность.


Ясно, что я не могу остаться равным клиенту такого уровня. У меня ложная атака слева. Японец пытается отразить нападение. Спустившись вниз, иду направо по трапу.


Поднявшись по лестнице, я вижу доктора и двух мужчин, бегущих наверх. Я держусь за перила, чтобы позволить им пройти. Врач оборачивается и выкрикивает мне фразу, которую я не понимаю. В то же время Сакаи появляется из трапа, как пушечное ядро. Эффектное столкновение! Краем глаза я вижу клубок кричащих и жестикулирующих тел.


Я немедленно спускаюсь по семи ступеням лестницы. Когда меня доставили в лазарет, капитан, должно быть, приказал тщательно осмотреть нижнюю палубу. Но, если бы они нашли девушку или какой-то наш материал, они, вероятно, рассказали бы мне об этом. Итак, Шэрон больше нет в трюме.


Но почему она взорвала бомбу? А где она сейчас? Если она не оставила мне сообщение или подсказку где-нибудь в трюме, я никогда не смогу найти ее на этом огромном корабле.


Я добрался до последней площадки, когда полдюжины матросов, нагруженных факелами и ломами, ворвались в клетку. Я блефую, крича им по-японски:


- Вас спрашивает по рации капитан! Торопитесь!


Для любого хорошего моряка приказ есть приказ. Мы не смотрим, кто это дает, мы подчиняемся и, если есть вопросы, задаем их потом.


Они хорошие моряки. К счастью. Не долго думая, они устремляются вниз по лестнице. Это позволяет мне добраться до моста по левому борту.


На всех мостах есть консоли, на которых установлены большие аккумуляторные лампы, которые служат аварийными огнями в случае отказа генератора.


Есть одна возле двери порта. Я хватаю ее, не останавливаясь, отрывая небольшой трос, который держит ее за опору.


Поднялся сильный ветер. Холодно, и море становится все больше. Небо темное и низкое. Тем не менее, вряд ли это должно быть больше 9:30 или 10 утра. Необязательно быть синоптиком, чтобы понять, что назревает серьезный шторм.


Мост пуст. Пятно жира заставляет меня поскользнуться, и я оказываюсь на четвереньках. Лампа ускользает от меня и с металлическим скрежетом вращается прямо в одну из больших лопаток. Быстрым прыжком я догоняю ее как раз перед тем, как она упала в океан.


Высота звука увеличивается с каждой минутой. Скоро стоять на мосту станет совершенно невозможно. Уже каждый раз, когда нос погружается в полость между волнами, на полубак обрушивается ливень из брызг.


Чтобы добраться до люка, у меня уходит почти десять минут. Спереди движение корабля гораздо более резкое, чем в средней части.


Беглый взгляд на ущерб, нанесенный взрывом. В верхней части надстройки находится большая черная дыра с неровными краями. Несколько антенн, которые не были полностью отрезаны, погнуты и непригодны для использования. Даже антенна радара, почти согнутая пополам, свисает в сторону.


Спуск опасен как из-за удара японца-каратиста, который обездвиживает мою руку, чем от толчков корабля, которые становятся все сильнее и сильнее.


Прямо сейчас у меня нет никого, кто идет по следу, но им не понадобится много времени, чтобы выяснить, в какую сторону я сбежал. Это точно.


Дважды чуть не погиб, но сбавлять обороты некуда. Я должен любой ценой найти израильтянку и не дать ей затопить корабль. Она не знает, что стронция-90 больше нет в ее бочке. Теперь я уверен, что воры бросили его в бункеры посреди двадцати трех тысяч тонн нефти. Почему русские хотят отправить в мою страну радиоактивную нефть? Первичный вопрос. Но мы должны в первую очередь не допустить, чтобы здание кто-нибудь затопил. Атлантическому океану потребуется не менее века, чтобы оправиться от радиоактивного разлива нефти.


Придя на мостик, направляю луч своего фонаря в отсек с трубами. С другой стороны, передняя панель доступа к трюмам. Никаких подозрительных признаков. Слышен только рев машин в трехстах ярдах за моей спиной и удары лезвий по пластинам лука.


Я осторожно пересекаю проход, вхожу в отсек для труб и подхожу к знаку. По-прежнему ничего ненормального. Поднимаю защелку, открываю и освещаю внутреннюю часть трюма.


Ничего не изменилось. Деревянные ящики, якорная цепь, листы из металла находятся в одном и том же положении. За кассами, где Шэрон оставила свое оборудование, ничего не осталось. Она взяла все. Даже мой рюкзак ...


Вот я, без оружия, без счетчика Гейгера, в неудобной одежде. Радио тоже больше нет. И к тому же адский голод, моя последняя трапеза накануне на борту подводной лодки ...


После этого взрыва в радиостанции, уничтожившего все средства связи и радиолокационного слежения, капитан откажется слушать мои объяснения. Кроме того, без средств связи я не могу доказать ему, что говорю правду.


Шэрон не оставила сообщения. Куда она могла исчезнуть?


Я пытаюсь поставить себя на его место. Она видела, как меня забрали, поэтому знает, что они вернутся, чтобы обыскать место происшествия.


Она, наверное, где-то прячется. Если она действительно намеревается потопить лодку, она должна быть рядом со спасательными шлюпками, рядом с местами экипажа.


Это нехорошо, но выбора нет: нужно пойти и осмотреть тыл, чтобы попытаться найти её.


Когда я поворачиваюсь к знаку, меня ждёт неприятный сюрприз: Сакаи там, на пороге. Маленькая улыбка, скручивающая ее рот, не сулит ничего хорошего. Честно говоря, я ему говорю:


- Я не причиню тебе вреда. Я не хочу ссориться с тобой!


Я делаю шаг вправо к кассам. Он почти одновременно движется ко мне лицом.


Ящики находятся примерно в пяти футах от меня, немного правее, и Сакаи с другой стороны, на таком же расстоянии. Он идет вперед. Теперь, протянув руку, он мог прикоснуться к ящикам. Если мне удастся сделать финт, так что он запутается в ящиках, возможно, я смогу обойти препятствие и добраться до знака. Потом попробую заблокировать защелку снаружи. Я пытаюсь отвлечься, повторяя:


- Не я закладывал бомбы на борт. Вы должны верить мне ! Я ищу диверсантов!


Пользуясь случаем, подхожу к груде ящиков, но Сакаи прыгает с удивительной гибкостью и скоростью. Он идет в атаку правого кулака.


Я отпрыгиваю, натыкаюсь на ящик и падаю на другой бок. Вместо того, чтобы достичь моего горла, его грозный удар ударил по крышке.


Большие доски скрипят, и огромные звенья цепи падают на землю. Они более пятнадцати сантиметров в диаметре и двух с половиной сантиметров в сечении. Каждый из них должен весить не менее четырех с половиной килограммов.


Хватаю тяжелую муфту и делаю два отката. Когда я встаю, Сакаи убирает с себя цепь из ящика, как убирает беспокоящую вас муху. Затем он бросается на меня.


Сделав шаг назад, я изо всех сил бросаю муфту. Снаряд попадает Сакаи в середину лба. Его голова откидывается назад, но он остается стоять. Я на грани паники: японский бык просто фыркает. Этот удар убил бы кого угодно. Но в конце концов его взгляд остекленяется, и он падает на колени.


Подбирая большую лампу, покатившуюся по полу, я бегу к выходу. Но там, охваченный раскаянием, я останавливаюсь и разворачиваюсь.


Я не могу бросить Сакаи в таком состоянии. В конце концов, он просто хочет защитить свой корабль. Он думает, что поступает правильно. Он не имеет никакого отношения ни к стронцию-90, ни к капитану, ни к членам экипажа. Ответственность в этом деле несут только двое террористов, нанятых моряками.


Оставшись там, у него есть все шансы умереть. Но если я затащу его в больничное крыло, это подвергнет риску меня.


После долгого колебания между бомбами и раненым, мое доброе сердце наконец побеждает, и я возвращаюсь к окоченевшему человечку. Все еще стоя на коленях, он смотрит на меня ошеломленными глазами. Огромная опухшая шишка на лбу заставляет меня думать, что он превращается в человека-слона.


Я помогаю ему встать. Но он весит много, чемпион по карате. Обняв его за плечи, я беру лампу свободной рукой и с большим трудом помогаю ослабевшему японцу пройти через панель в отсек для трубк.


Качать стало еще хуже. Такой груз не поднимешь по лестнице на мост.


Выход один: протащить его по длине здания по коридорам техобслуживания в машинное отделение. Оттуда мне будет легче поднять его в больничное крыло.


Пройдя отсек с трубами, вы попадаете в межпалубное пространство, а затем сворачиваете направо в проход. Здесь мой череп взрывается. Несколько звезд танцуют перед моими глазами, потом все становится черным.


*


* *


Сознание возвращается ко мне постепенно. Они несут меня… Сильный запах сырой нефти… Ярко освещенная комната, меня кладут на кровать, и я предаюсь сну с единственной мыслью: избежать жгучей боли, пронизывающей мою голову с каждым ударом моего сердца. .


На несколько секунд перед моими глазами проходит очень четкое видение: три обнаженных тела, ужасно разъеденные радиацией. Те женщины и двух мужчин, которых я нашел в квартире Дасмы. Тогда я мечтаю. Я на американских горках. Я лазаю, ныряю, поворачиваю со все возрастающей скоростью. В ушах свистит ветер.


Наконец, я открываю глаза, и мой взгляд падает на безымянный металлический потолок. Я чувствую все свое тело, пытаясь оценить ущерб.


Снаружи в надстройке завывает ветер, и танкер катится по бушующим волнам. Мы находимся в эпицентре бури, которая была на подходе, когда я покинул передний трюм.


Когда я сажусь, у меня мучительно болит шея сзади.


Лампа, поставленная на небольшой стол в дальнем конце комнаты, тускло освещает это место. Я поднимаю одеяла, затем медленно растягиваюсь, просто чтобы привести мышцы в рабочее состояние.


Это небольшая каюта с двухъярусной кроватью, письменным столом, двумя закрытыми шторами шкафами и платяным шкафом. Фотография висит на стене над столом. На нем изображена молодая японка в цветочном кимоно с младенцем на руках. Слегка раздвинутые шторы туалета открывают тщательно выглаженную униформу. Я застрял в каюте молодого офицера.


Будильник стоит на столе. Не в силах удержать взгляд на иглах, я пересекаю кабину на ноющих и окоченевших ногах.


Придя в офис, беру будильник и изо всех сил стараюсь сосредоточиться на циферблате. Когда я уверен, что у меня нет галлюцинаций, я подношу часы к уху, чтобы проверить, тикают ли они. Оно работает. Невероятно, сейчас 4.30. Я поворачиваюсь к окну, несмотря на сильную боль. Снаружи темно-темно. Сейчас 4:30 утра!


Я все еще ношу форму. Мои кроссовки лежат возле койки. С болью иду обратно по кабине, сажусь и обуваюсь. Шнурки - очень большая проблема ...


Вдруг раздается шум. Кто-то входит из коридора. Дверь открывается, и мне в глаза светит мощный луч.


- Стою! приказывает мужчине со странным акцентом, может быть, французским.


- Что происходит ?


Я узнаю металлический щелчок. Мужчина взводит пистолет.


- Вставай, а то я тебя сразу же пристрелю!


Ливанский. Это ливанский акцент. Я начинаю понимать. Красный кулак ноября. Один из двух террористов. Ноги все еще шатаются, я встаю с койки и спрашиваю:


- Почему вы украли стронций-90?


Мой голос звучит слабо даже для моих собственных ушей.


- Давай! трусливый шакал.



Из-за света невозможно различить черты лица, но силуэт четкий.


Мужчина маленький. Чуть выше большинства японцев на борту.


- Вы знаете, что ваши друзья в Кувейте мертвы? Радиоактивное загрязнение ...


Террорист не отвечает. Луч его лампы остается совершенно неподвижным. Я продолжаю :


- КГБ убил ваших друзей в Бейруте. Я все это видел, я был там.


- Мы выходим в коридор. Поверните направо и пройдете по мосту через левую дверь. Малейшее движение - и я сразу пристрелю тебя.


В любом случае он намеревается убить меня. Но, учитывая мое состояние и узость места, у меня нет шансов обезоружить его. Послушно выхожу в коридор и поворачиваю направо.


Я говорю. - Я знаю, что вы добавили в нефть стронций-90, . Почему ?


Мой гид любезно отвечает. - Замолчи !


- Он никогда не доберется до США. Это судно пронизано бомбами. Одна из них взорвала радиостанцию. В машинном отделении есть еще одна ...


- Знаю, - усмехается мужчина. Я их поставил.


- Ты!


Я с удивлением остановился.


- Давай, а то я тебя сюда заведу!


Я немедленно выхожу, неуклюже иду к дверям и выхожу на мостик. Порывы дождя бьют меня по лицу. Бушующий ветер с ревом дикого зверя обносит корабль. Порой гигантские волны поднимаают нос на двадцать метров.


Мы находимся чуть больше двух метров от перил.


Мой очаровательный товарищ приказывает. - Прыгай!


- Нет, подожди… - сказал я, чтобы не дать разговору затихнуть.


- Прыгай ! У тебя есть выбор: либо вы воспользуетесь своим шансом, либо я пристрелю тебя и выброшу сам.






ГЛАВА IX.



- У тебя нет спасательного жилета? - сказал я, глядя на бушующее море метров в двадцати внизу.


Если мне удастся отвлечь его внимание хотя бы на долю секунды, я постараюсь сделать все это, прыгнув на него.


Он злобно смеется, поднимая пистолет:


- Быстро иди ! Ныряй!


Я делаю небольшой шаг влево, ожидая, что выстрел разорвется в любой момент. Но внезапно террорист широко раскрывает глаза, открывая непропорционально большой рот. Он злобно стонет и падает у моих ног, рукоять кинжала торчит чуть ниже его левой лопатки.


Примерно в десяти метрах из тени появляется силуэт Шарон Нойманн. Его лицо слегка искажено. Никогда в жизни я не был так счастлив, когда кто-то неожиданно прибыл.


Она спрашивает. - Все нормально ?


- Теперь гораздо лучше.


Она наклоняется над трупом, достает кинжал и, вытирая его о рубашку своей жертвы, вспоминает его. Затем она перекатывает тело на бок и, удерживая его одной рукой в ​​этом положении, открывает перед рубашки и показывает мне маленькую черную эмблему, вытатуированную под левой грудью.


«Ноябрьский Красный Кулак», - говорит она, глядя на меня.


Теперь, когда я ясно вижу лицо этого человека, я узнаю его. Он был на фотографиях, которые Хоук принес из штаба АХ. Одним меньше. Есть еще один, который нужно нейтрализовать.


Стараясь не перевернуть мертвого человека, чтобы его кровь не стекала по палубе, мы поднимаем его через перила и бросаем в океан.


- Они взорвали радио, - говорю я Шэрон. И еще как минимум одна бомба в машинном отделении.


- Я знаю. Я нашла еще две, приклеенных к стенкам основных грузовых трюмов. Они оснащены радиоуправляемыми детонаторами и вакуумными капсюлями.


Я думаю о своих проблемах.


- Куда вы перенесли нашу технику?


Незадолго до рассвета, и мы должны прятаться в безопасном месте до следующей ночи.


- В туннеле карданного вала. - отвечает молодая женщина. За машинным отделением. Он большой и очень тихий. Есть только большая ось вала, которое проходит через отсек перед выходом через сальник и кормовую стойку.


Она молчит, разворачивается и быстро уходит в сторону кормы. Я иду за ней. Из того, что я помню по чертежам танкера, единственный способ добраться до туннеля карданного вала - это через огромное пространство это машинное отделение, которое всегда находится под присмотром. Интересно, как мы можем это сделать. Если только она не нашла другой способ.


Шэрон останавливается почти на корме между рубкой и кормой, прижимается лицом к иллюминатору, затем маневрирует штурвалом люка.


Мы входим, и она ведет меня по широкому коридору, который должен простираться ниже кормовой палубы. Внезапно до меня доходят восклицания, перемежающиеся взрывами смеха.


«Кладовая и столовая», - тихо объясняет она мне.


Лестница, ведущая в машинное отделение, ведет к люку справа от нас. Не долго думая, Шарон открывает ее, начинает спускаться. Я иду за ней и осторожно закрываю люк. Эхо огромных дизельных двигателей ударилось с умопомрачительными резонансами между стенками узкого воздуховода.


Мы прошли через три прохода, когда Шарон останавливается, поворачивается и машет мне, чтобы я прислушался. Конечно, можно услышать, как кто-то поднимается по лестнице.


Я присоединяюсь к Шэрон и заманиваю ее в крошечный проем, заваленный трубами и странными устройствами. Замерев в нескольких метрах от спускной трубы, ждем, пригнувшись в темноте.


Две минуты спустя двое мужчин проходят мимо отверстия шланга и продолжают движение к мосту. Мы предпочитаем немного подождать. Хороший выбор. Несколько мгновений спустя третий мужчина следует по стопам первого.


Мы возвращаемся к лестнице и спускаемся еще на четыре этажа, прежде чем выходим в большой коридор с очень высоким потолком. Пол под нашими ногами представляет собой решетчатый пол, через который мы можем видеть лабиринт из труб и различных инструментов управления.


Мы прошли метров пятнадцать, когда я увидел перед собой большую открытую дверь, за которой горели огни.


- Это машинное отделение, - сказала мне Шэрон. Вы должны пройти через эту дверь.


Один за другим мы входим в него. Шэрон указывает вниз. Машинное отделение находится на шесть метров ниже, но гигантские двигатели возвышаются над полом, по которому мы идем.


Внизу полдюжины моряков болтают под грохот потрясающей механики. Они отворачиваются от нас. В несколько шагов мы пересекаем пешеходный мост. Но меня это не успокаивает:


- Как вы планируете пересечь комнату с мужчинами внутри?


- Я нашла другой способ, - отвечает девушка.


Она предлагает мне следовать за ней еще 15 ярдов, затем становится на колени и поднимает сетчатую панель шириной около ярда.


Я удерживаю ее на месте, пока она прыгает в дыру. Я прыгаю в свою очередь и оказываюсь в узком проходе, идущем под подиумом. Решетчатый пол находится на высоте чуть менее трех футов, что заставляет нас двигаться вперед, согнув спину.


Шэрон только что прошла через отверстие, через которое проход соединяется с машинным отделением. Она резко останавливается. Спустя несколько мгновений мужчина выходит из лестницы и ступает на подиум. Застыв на месте, я вижу, как его ноги проходят над моей головой, затем поворачивают направо и спускаются в моторный отсек.


Как только он уходит, Шэрон уходит, вскоре она достигает спуска по лестнице и врывается в нее.


Примерно в десяти метрах ниже я слышу легкий плеск. Затем загорается свет. Шэрон, ее левая рука все еще висит на перекладине, в правой руке она держит большой факел. Вода достигает ей почти по колено.


Когда я рядом с ней, стоя ногами в ледяной воде, я спрашиваю:


- Где мы?


- Это самая низкая точка корабля. Отсек для вала находится наверху, напротив машинного отделения. Идем туда.


- После тебя, - сказал я.


Эти двадцать минут гимнастики сильно разожгли у меня боли в черепе. Голова немного кружится, меня тошнит. Но сейчас не время сдаваться ...


Время от времени луч фонарей поднимается вверх, когда Шэрон проходит через балки, которые должны быть этажами танкера.


Она продолжает так еще добрых двадцать метров, останавливается, направляет луч вверх и ищет несколько мгновений. Она делает еще два или три шага и поднимает небольшой люк, который закрывает проход в низком потолке. Секунду спустя она подтягивается к отверстию.


«Давай», - сказала она, освещая меня сверху.


Я присоединяюсь к ней. Мы в большом отсеке, прямо под карданным валом,


который крутится с маслянистыми мерцаниями под желтым светом лампы.


Шум гораздо более терпимый, чем вы думаете. С другой стороны, в отсеке сыро и холодно. Понятно, что предстоящий день не будет утешительным.


Шэрон поднимается по лестнице и проверяет коммуникационную панель машинного отделения, которую она заблокировала металлическим стержнем.


«Никто не приходил», - удовлетворенно объявляет она, возвращаясь вниз.


Она светит лучом фонарика в дальний от вала угол отсека. Два спальных мешка разложены рядом. Также на моем есть содержимое моей посылки… без моего радиопередатчика и пистолета-пулемета Узи.


Я спросил.- Где мое радио?


- В море, - отвечает молодая женщина. Это дело касается израильтян. Я не хочу, чтобы вы вмешивались.


Радиостанция Акаи Мару полностью не работает. Мой передатчик пропал, поэтому все, что осталось, - это один способ общаться с внешним миром. Я должен знать:


- Вы связываетесь с одной из ваших лодок, плавающих в этом районе?


Моя голова все тяжелее и тяжелее. Вдруг как будто кто-то поворачивает ручку звука. Шум двигателей превращается в оглушительный шум, который болезненно проникает в мои барабанные перепонки и эхом отзывается в моей голове, как стук гонга. Я чувствую себя отстраненным от всего этого, чувствуя себя за стеклом, наблюдая, как Ник Картер и Шэрон Нойманн сводят свои счеты. Но где-то далеко мне послышался голосок: «Ты здесь. Что-то нужно делать! Вы должны помешать оставшемуся террористу взорвать бомбы и, при необходимости, нейтрализовать эту девушку.


- Я уже сказала тебе, что…, - начинает Шэрон.


Я заставляю ее замолчать, взмахнув рукой.


Внезапно рука, которую я поднял, падает, словно заряженная свинцом. Я на исходе сил, но все еще могу сформулировать:


- Вы не получите обратно стронций-90, он в нефти.


- Я знаю, - отвечает Шэрон голосом, который звучит в моих ушах как глухое рычание. Перед отъездом они бросили его в грузовые трюмы. Теперь я уверена.


- Какие у вас приказы?


- Найти членов «Красного кулака ноября» и уничтожить их.


- Потом?


- Тогда либо не дайте этому танкеру достичь США, либо потопите его.


- Нет ! Вы не поняли.


Я пытаюсь сделать шаг вперед, но падаю на колени.


Девушка бросается ко мне:


- Что происходит ?


Кажется, ее голос доносится из конца большого коридора. Я хочу покачать головой, но не могу. Повторяю слабо:


- Нет нет…


Не уверен, что она слышала. И все же она должна понять любой ценой. Сообщить ей, что стронция больше нет в ее бочке. Что террористы бросили его прямо в трюм. Что двадцать три тысячи тонн нефти загрязнены.


Но в следующий момент я лежу на полу, прижавшись щекой к холодной стальной пластине. Руки Шэрон нащупывают две раны на моей голове. Она что-то сказала, но невозможно понять что.


Затем она тащит меня через купе к углу, где она устроила наш бивак. Я на мгновение прихожу в сознание, чтобы почувствовать, как она меня раздевает, а потом уже отключаюсь на всю ночь.


*


* *


Спустя неопределенное время я просыпаюсь, долго не двигаясь в своем спальном мешке, слушая звуки корабля, пытаясь оценить свое физическое состояние. Каждая моя мышца жесткая и болезненная. Что касается головы, то там еще хуже. Каток прошел прямо по моему телу.


В отсеке царит темнота и по-прежнему очень холодно. Даже в спальном мешке я дрожу, наверное, от слабости. Я тихонько зову:


- Шэрон?


Нет ответа. С большим усилием сажусь и зову снова, чуть громче.


Никакого ответа. Единственные звуки, которые можно услышать в отсеке, - это отлаженное вращение вала и грохот механизмов чуть дальше за переборкой.


Я вылезаю из спального мешка и отправляюсь в приключение на четвереньках в темноте. Почти сразу мой лоб попадает в большой сверток. Рюкзак. Быстрый поиск позволяет мне найти фонарик.


Шэрон отсутствует. На потолке панель по-прежнему заблокирована металлической планкой. Люк на месте. Я не знаю времени, но почти уверен, что не спал весь день. Куда девчонка могла деваться средь бела дня?


Ее сумка лежит на спальном мешке менее чем в ярде от меня. После непродолжительной конфронтации с ремешками открываю сумку. Он содержит израильский счетчик Гейгера, высокочастотный передатчик и небольшое устройство, оснащенное несколькими кнопками, клавишным переключателем и короткой телескопической антенной.


Я изучаю его на мгновение, задаваясь вопросом, для чего его можно использовать. Когда я понимаю, я боюсь. Детонатор. Все просто: моя маленькая попутчица заложила на борт свои бомбы. Конечно, она убеждена, что стронций-90 все еще безопасен в бета-барабане.


Израильтяне готовы пойти на риск разлива нефти, чтобы избавиться от радиоактивного материала. Возможно, они планируют позже забрать бочку с помощью батискафа.


Задняя крышка детонатора закреплена шестью винтами Parker. Я кладу его рядом с радио на спальный мешок Шэрон, беру ее сумку снизу и полностью опорожняю.


В куче вещей, в которой находятся её личные вещи, мой автомат и запасные магазины, я нахожу набор инструментов. Крестообразная отвертка позволяет мне через две минуты отсоединить заднюю пластину детонатора. Вытаскиваю батарейки, отрываю как можно больше проводов и ковыряю остатки ручкой отвертки. Какой бы стойкой она ни была, девушка никогда не сможет навести порядок в своей машинке.


Остается радио. Если корабль израильского флота преследует нас, она может отправить сообщение с просьбой о помощи. Уничтожить ее радио - значит уничтожить последние оставшиеся средства связи на «Акаи Мару», но какими бы ни были последствия, я не могу позволить ей позвать на помощь. Радиопередатчик постигнет судьба детонатора.


От холода я замерзаю до костей, шум машин снова начинает расти. Я снова закрыл глаза. Когда немного пришел в себя, я поспешно прикрутил пластины передатчика и детонатора и положил все обратно в сумку Шэрон.


Затем я собираю оборванные провода, тащусь к люку и бросаю их в трюмную воду.


Если Шэрон не проверит работу своих устройств, она заметит повреждения только тогда, когда будет готова их использовать. «Надеюсь, тогда будет слишком поздно», - сказал я себе, с трудом ползая обратно в свой спальный мешок.


Я дрожу, как лист, когда забираюсь в спальный мешок. Закрывшись шнуром на шее, я снова сдаюсь в объятиях Морфеуса.


*


* *


Меня разбудило теплое и бесконечно мягкое прикосновение: Шэрон лежит напротив меня в спальном мешке. Ее руки обвиты вокруг меня, ее ноги связаны с моими. Она обнажена, и давление ее груди на мою кожу восхитительно.


Неподвижный в темноте, я сладострастно наслаждаюсь теплом ее тела.


Затем я нежно глажу Шэрон по щеке. - Она мгновенно напряглась.


- Ты проснулся? - она дышит в нескольких дюймах от моего уха.


- Эх да. Как долго я был в отключке?


- Большую часть дня.


Она слегка отодвигается, но я прижимаю ее к себе.


- Не двигайся, посмотрим.


Она немного защищает себя, а потом, наконец, позволяет мне это сделать.


«Ты замерз», - объясняет она мне. Это лучшее, что я придумала, чтобы согреть тебя. Как ты себя чувствуешь сейчас ?


- Намного лучше, спасибо, - сказал я, прежде чем коснуться её губами.


После минутного колебания она решает ответить на мой поцелуй, обняв меня.


- Мне было очень страшно, - признается она. Я думал, ты умрешь у меня на руках.


В ответ я позволил своей руке скользнуть по ее спине, в поясницу, а затем по округлости ее ягодиц. Она вся дрожит.


Стронций-90, «Красный кулак ноября», радиоактивная нефть… все это мне кажется очень далеким. Я осторожно уложил его на спину. Она больше не сопротивляется. Я глажу ее грудь, уже набухшую от желания. Затем кончиками пальцев провожу по линии ее плоского упругого живота, затем касаюсь ее шелковистой шерсти, прежде чем перейти к более интимным ласкам.


Шэрон издает небольшой жалобный хрип. Она возвращается


отталкивается и выгибает мою спину, позволяя в себя проникнуть. Не переставая целовать ее шею и грудь, я беру ее медленно, нежно. Вскоре ее ноги обвязывают меня вокруг талии, и мы неспешно занимаемся любовью, колеблясь пианиссимо, как будто впереди у нас вечность.



Шэрон, расслабившись, курит сигарету. Она улыбается, но в ее глазах светится проблеск беспокойства. Она делает долгую затяжку и протягивает мне сигарету. Дым кружит мне голову на несколько секунд.


«Это было очень хорошо», - говорю я, когда она ложится рядом со мной в теплый спальный мешок.


Она шепчет, смеясь. - Ты сейчас разогрелся?


- Абсолютно. К сожалению, я не думаю, что это продлится долго.


Она снова смеется, забирая у меня сигарету.


- Куда вы ходили раньше?


- Что?


- Я проснулся. Тебя здесь не было. Где ты была ?


Она колеблется:


- Я пошел посмотреть на подиум в машинном отделении.


- Почему ?


- Я хотел знать, искали ли они тебя здесь. Должно быть, они осознали ваше исчезновение ...


- Так ? Они меня ищут?


- Понятия не имею, - тихо сказала она.


Она лжет, я знаю это. Протягивая руку, я нащупываю вещи, которые она оставила на полу, раздеваясь. Я нахожу её фонарь.


- Что делаешь ? - сказала она обеспокоенно.


Включаю лампу и сухим голосом говорю:


- Вы лжете мне !


Она резко садится. Спальный мешок спускается к ее талии, позволяя мне любоваться ее прекрасной грудью. Шэрон поворачивает голову и смотрит в сторону своего рюкзака.


- Да, нашел. Я знаю, что это детонатор. Сколько бомб вы поставили?


Два глаза, которые смотрят на меня, больше не имеют ни малейшего выражения нежности.


- Я уже говорила тебе, Ник, это касается только израильтян. Я не позволю тебе вмешиваться. Вот почему я выбросила твое радио.


- И вы также собираетесь уничтожить этот танкер, если не сможете вернуть стронций ...


- Точно. Это мои приказы.


- Чего вы не знаете, так это того, что стронций был затоплен в бункерах.


- Да, теперь я так считаю. Я взяла твой счетчик Гейгера и пошла проверить. Я не могу его точно определить, но я знаю, что он там.


- Вы неправильно поняли, Шэрон. Когда я говорю, что стронций находится в бункерах, я имею в виду стронций, а не бета-барабан.


Она широко раскрывает глаза, открывает рот, чтобы что-то сказать, но, наконец, молчит. Я продолжаю :


- Я нашел бочку в Кувейте, в квартире. На нем были надписи депо в Беэр-Шеве, и он был пуст.


- Это не правда!


- Да, Шэрон. Меня послали туда, чтобы забрать материал, и я здесь, чтобы не дать никому потопить этот корабль. Если нефтяной груз разольется в воде, это может быть смерть Атлантического океана.


- Здесь, здесь… - сказала она. Если бы вы знали, что стронция больше нет в бочке, как вы думали, что собираетесь его вернуть?


Выражение её лица было торжествующее.


- Есть еще одна возможность: переложили в другую запечатанную тару. Я нашел троих мертвых в квартире в Кувейте. Облучены все трое. Это означает, что они разобрались с бочкой. Я подумал, может быть, они поместили стронций в более незаметный контейнер, чем бета-бочка. Например бочка с этилированным бензином. Это был хороший способ пройти портовый контроль, не вызывая подозрений.


- Понимаете, - настаивает Шарон, - мы возвращаемся к исходной точке. Стронций-90 находится на дне бункеров, но в другом контейнере.


Я был обязан избавить её от иллюзий:


- К сожалению нет. И вы только что проверили это на себе.


- Что значит, я только что проверила?


Она резко останавливается, на мгновение хмурится, затем восклицает:


- Черт, конечно! Ты прав ! Мой счетчик Гейгера работает нормально. Я получила такие же результаты с вашим!


- Эх да. Низкий уровень радиации повсюду возле бункеров.


- Его бросили прямо в нефть… А зачем?


«Вот чего я не знаю», - признался я. В любом случае, какими бы ни были причины, факт остается фактом: это судно везет на нефтеперерабатывающие заводы двадцать три тысячи тонн радиоактивной сырой нефти, это в Бейкерсфилд, Калифорния.



После долгого молчания Шарон говорит мне:


- Я поставила шесть бомб ...


- Парень из Красного Кулака поставил как минимум две. Можем ли мы обезвредить твою?


- Невозможно, - отвечает она, качая головой, они оснащены сверхчувствительными пьезо-капсюлями, как и две других, которые я нашла вдоль бункеров.


- Во всяком случае, проблема только в бомбах террориста. Я сломал ваш детонатор. Если их никто не тронет, ваши вряд ли взорвутся.


На лице Шарон появляется неразборчивое выражение. В конце концов она улыбается и говорит:


- Я не решилась взять его с собой. Я недооценила тебя. Я вижу, я должна был это сделать.


- Привет ! Разве ты не собираешься сказать мне, что все еще собираешься взорвать Акаи Мару?


- Нет. Не после того, что ты мне только что сказал. Так что не имеет значения, уничтожили ли вы мой детонатор. У меня еще есть время до 3-х часов ...


Она вылезет из спального мешка. Я хватаю ее за руку. Я чувствую, как по горлу и в живот спускается большая шишка.


- Что значит 3 часа? Вы установили систему таймера?


- Вовсе нет, но в другом вы были правы. Я немного солгала тебе. Крейсер следует за нами, и у них на борту еще один детонатор. Если я не взорву бомбы к 3 часам ночи, им прикажут это сделать. Но я собираюсь послать им сообщение по радио, чтобы объяснить им ситуацию.


Удивление должно быть прочитано на моем лице, потому что я вижу, как она бледнеет под своим загаром.


- О нет ! Ты тоже уничтожил мой передатчик?






ГЛАВА X



В костюме Евы Шэрон Нойман излучает неотразимую женственность. Одетая в свой костюм коммандос, с почерневшим лицом, кинжалом на бедре и кобурой, отягощенной большим пистолетом с глушителем под мышкой, она, конечно, не испытывает недостатка в красоте, но мне это кажется совершенно другим. Теперь она примерный, целеустремленный и, безусловно, очень способный секретный агент.


Чуть позже 6 утра. Мы только что проглотили невкусную еду из пайков и собираемся покинуть туннель карданного вала.


После долгих размышлений мы пришли к выводу, что даже после обыска радиостанция Акаи Мару по-прежнему представляет собой наш лучший шанс уменьшить ущерб. Даже небольшой позиционный маяк, если он останется нетронутым, может позволить нам послать сообщение израильскому крейсеру.


«Тем не менее, - сказал я, - я не понимаю, почему вам был отдан приказ об убийстве капитана и матросов».


Это беспокоит меня. Конечно израильтяне жестокие, но откуда желание уничтожить целую команду ...


- Ну наконец то ! За кого вы нас принимаете? - возмущенно запускает она.


- Эй, ты заложила на борт взрывчатку ... У тебя был детонатор ... Хорошо было все взорвать, да?


- Очевидно. Мы собирались потопить танкер, но только после высадки людей. Тогда мы думали, что получим бета-баррель со дна океана.


- А как вы подумали, что подтолкнули капитана и его матросов покинуть корабль?


- Сделав так, чтобы они нашли бомбы, чтобы они схватили меня и приняли меня за террориста.


- Очень рискованно. Тем более, что два члена Ноябрьского Красного Кулака сделали бы все, чтобы убить вас и помешать вам действовать.


- Мне приказали сначала их устранить.


- Понятно ... Значит, ваш крейсер как бы случайно прошел в этом районе, чтобы забрать капитана и его команду.


- Точно.


Это меня очень озадачивает.


- Но тогда бояться нечего. Капитан крейсера не собирается взрывать бомбы, пока команда не покинет корабль.


- Он может это сделать, Ник. Если я не дам ответа до трех часов ночи, для них это будет означать, что меня убили. В этом случае ожидается, что они отправят по радио сообщение с призывом к капитану покинуть Акаи Мару.


- Конечно, бортовая рация вряд ли уловит его сообщение ... Но, не получив ответа и увидев, что все остались на борту, капитан крейсера все равно не дойдет до потопления корабля?


- Я не уверена, Ник, - смущенно возразила Шэрон. Мы не знали, что вы будете на борту, и не думали, что Красный Кулак тоже заложил бомбы. По мне, когда он поймет, что радио перестало работать, капитан крейсера подойдет к «Акаи Мару» и даст световое сообщение азбукой Морзе.


- А если он это сделает, террорист немедленно потопит танкер.


- Без сомнения. Вот почему нам нужно отправить сообщение крейсеру, чтобы они подождали хотя бы, пока мы не свяжемся с капитаном и все ему объясним.


Связаться с капитаном, да… Но что это даст? Во-первых, он убежден, что это я заложил бомбы и, следовательно, взорвал его радио. Если во время взрыва там находились матросы - а, по логике, они должны были быть - они, вероятно, мертвы. Во-вторых, я сильно ранил Сакаи. В-третьих, капитан, должно быть, приписал мне исчезновение террориста, убитого Шарон. В этих условиях можно предположить, что он не даст мне и слова сказать фу ...


Шарон ничего не знает о подводной лодке "Whiteshark", которая наверняка обнаружила израильский крейсер. Как Фармингтон интерпретирует это присутствие? Чем он объясняет мое молчание? На эти два вопроса пока нет ответа.


И снова на ум приходит рекомендация Хока: «Скрытность. "Пока что я смог найти возможности, чтобы поговорить об этой миссии, но осмотрительность не в норме. И теперь любое открытое действие со стороны Шарон и меня, израильского корабля или "Whiteshark" обязательно заставит Ноябрьский Красный Кулак взорвать свои бомбы.


Я кладу в рюкзак один из запасных костюмов. Мой пистолет-пулемет Узи привязан к моей спине, а в моих карманах на молнии есть несколько магазинов, которые, надеюсь, мне не придется использовать.


- Вперед, - говорю я.


- Мне очень жаль, что мы дошли до этого, - робко сказала Шэрон.


Я думаю о русских в Бейруте и о подозрениях Хоука в отношении Кобелева. Она по-прежнему игнорирует многие вещи, красивая израильтянка. В любом случае, что бы ни спровоцировало эту ситуацию прямо сейчас, мы в ней влипли по шею. Оба.


Шэрон открывает люк, зажигает её фонарт и проскальзывает в отсек вала. Я выключаю фонарь, иду в свою очередь и закрываю за собой люк. Пробираясь по ледяной, вонючей воде, мы направились к трапу машинного отделения.


Подойдя к лестнице, Шэрон останавливается, чтобы меня подождать. Желтоватое сияние падает с подиума метров в десяти над нашими головами.


- На мой взгляд, смена команды должна была состояться и ...


- Слишком опасно, Шэрон. Любой может увидеть нас, выходя или входя в машинное отделение.


По планам, между внешней стенкой трюмов и внутренней переборкой корпуса проложено множество труб. Лестницы поднимаются от часового на главную палубу вслед за корпусом. Эти трубы предназначены для аварийных насосных операций.


- Вы не собираетесь пробовать насосные колодцы?


- Да, так мы сможем добраться до радиостанции извне. У нас будет гораздо меньше шансов быть замеченными.


Шарон протестует. - Вы понимаете, что снаружи шторм? Нас унесет, как листья.


- Это риск. Если нас обнаружит экипаж и узнает террорист, он взорвет бомбы.


- Ты прав.


Она обходит лестницу и продолжает идти вперед.


Насколько я помню, вертикаль ближайшей смотровой панели опускается примерно на 30 метров перед надстройкой, прямо рядом с загрузочным патрубком. Это значит, что нам придется пройти около тридцати метров по открытой палубе, залезть на надстройку на крыши кают, а затем войти в радиостанцию через взрывное отверстие.


При любых обстоятельствах это будет сложным делом, но в разгар шторма он обязательно будет захватывающим.


Чем дальше мы продвигаемся вперед, тем более резкими становятся движения танкера и тем меньше я уверен в наших шансах на успех.


Шэрон должна разделить мою неуверенность. Она обращается ко мне:


- Ник, мы никогда этого не добьемся.


- Ты должна попробовать.


Я не хочу проходить через машинное отделение. Если встретим моряка, придется его убивать. В крайнем случае возможно убийство невиновного человека в случае крайней необходимости или для спасения моей шкуры. Но сознательно поставить себя в ситуацию, когда у меня есть все шансы убить, для меня невозможно.


Шэрон должна читать мои мысли.


Пожав плечами, она поворачивается и снова идет. Она не прошла и трех метров, как вскрикнула и побежала.


Пересекая веранду, она останавливается на месте, освещая фонариком серый сверток, прикрепленный к крыше, примерно на уровне груди. Я прямо за ней.


- Что ты нашла, Шэрон?


Ненужный вопрос, сразу вижу что это. Пластиковая бомба, достаточно мощная, чтобы проделать отверстие диаметром не менее пяти метров не только в облицовке, но и в самом корпусе.


- Это твоя работа?


- Нет конечно. Как видите, я только что это нашла.


Я беру у него фонарик, чтобы внимательно его осмотреть. На пластиковой буханке закреплен небольшой детонатор, в центре которого крохотная антенна в несколько сантиметров. Два других провода, подключенных к детонатору, окружают заряд, чтобы присоединиться, вероятно, к сверхчувствительному пьезоэлектрическому устройству. Если мы хотим переместить бомбу или даже попытаться ее обезвредить, все взорвется. Совершенно просто, но совершенно смертельно.


Увидев собственными глазами бомбу, заложенную в трюмах Акаи Мару, я еще более отчетливо осознал, в какой деликатной ситуации мы оказались. В любой момент террорист может решить взорвать свои бомбы. С момента исчезновения его сообщника он должен быть по зубам.


Не говоря ни слова, отправляемся на поиски нашей панели.


Пройдя тридцать метров, луч лампы обнаруживает еще один пакет, прилипший к подкладке, как грязь. Затем еще один, тридцать метров дальше.


- Боже ! - мрачно восклицает Шэрон. Он набил им весь танкер!


- Если он все взорвет одновременно, танкер утонет сразу. Это никому не сойдет с рук.


Вскоре после того, как мы натолкнулись на последнюю бомбу, мы достигаем лестницы, которая соединяется с люком на носу, примерно в двадцати метрах выше.


Я прохожу мимо Шарон. Через три метра останавливаюсь:


-Слишком сложно подняться наверх с фонариком в одной руке. Выключаю и кладу в карман. Придется искать в темноте. Заботься о себе.


Она долго и пристально смотрит на меня:


- Ты тоже, будь осторожен, Ник.


Теперь нас окутывает чернильная тьма. Медленно, соблюдая тысячу предосторожностей, я продолжаю восхождение, ступенька за ступенькой.


Лестницы холодные и скользкие. И движение корабля не способствует нашему продвижению.


Дважды Шэрон останавливается в пути, чтобы отдохнуть. Каждый раз вынимаю из кармана фонарик и включаю его. Свет нас утешает.


На то, чтобы добраться до прохода, который проходит на два метра ниже крышки люка, у нас уходит не менее получаса. Там я могу снова посветить.


Шэрон присоединяется ко мне на узкой платформе, и мы отдыхаем добрых пять минут.


- Вот, говорю. Мы сделали самое простое.


- Знаю, - с натянутой улыбкой отвечает она.


Она смотрит на часы и добавляет:


- Почти 7 часов.


- Да, более восьми часов… Это не оставляет нам много времени.


Покачивание корабля вынуждает нас цепляться за низкие перила, ограничивающие небольшой трап. Шэрон смотрит на крышку люка. Снаружи воет ветер.


- Готова?


Она кивает и подходит ко мне поцеловать:


- Ник, я рада, что ты здесь.


Я поднимаюсь на последнюю секцию лестницы и открываю панель. Он сразу же выскальзывает из моих рук, пойманная порывом ветра, и выскальзывает с огромным металлическим треском.


Ветер мчится через отверстие. Треск дождя и рев порывов ветра настолько громкие, что мы даже не слышим друг друга.


Я хватаюсь за комингс и поднимаюсь на носовую часть. Она черна как смоль. Все, что вы можете увидеть в надстройке, - это рассеянный свет нескольких огней за окнами.


Я помогаю Шэрон выбраться из люка. К счастью, я не один закрываю панель. Она такая тяжелая, что мы долго валяемся на палубе, держась обеими руками за штурвал клапана. Шэрон что-то кричит. Она всего в нескольких дюймах от меня, но ее голос теряется в шторме. Я качаю головой, чтобы показать, что не понял, затем показываю пальцем на заднюю часть цистерны.


Шэрон кивает. Я оставляю относительную безопасность руля и начинаю ползти на четвереньках в сторону надстройки. Я делаю это очень медленно, стараясь сделать каждый прием как можно лучше. Мое поле зрения ограничено несколькими футами стального листа, протянувшегося передо мной.


Спустя вечность я касаюсь нижней части надстройки слева от ворот доступа. Танкер идет против ветра, а огромный восьмиэтажный корпус не защищает от непогоды.


Шэрон указывает налево, и после нескольких мгновений передышки я всегда иду в этом направлении на четвереньках. В конце пути я нахожу двадцатипятиметровую лестницу, примыкающую к надстройке.


Вверху периодически слышны щелчки, похожие на выстрелы. Морякам пришлось прикрыть дыру в радиостанции развевающимся на ветру брезентом.


Я хватаю первую планку, показывая Шэрон, что мне нужен ее кинжал. Я кладу его за пояс и начинаю лезть. Дождь, барабанящий по металлической конструкции, и ветер, хлеставший меня, как кнут, чуть не срывали меня с лестницы.


Каждое движение для повышения степени - это выход или дубль. Чем больше я продвигаюсь, тем сильнее брезент бьет мне в уши.


Я отпустил его дважды, но каким-то чудом мне удалось в последнюю минуту удержаться на кончиках пальцев. Мои онемевшие руки больше ничего не чувствуют. После каждого из этих ударов я жду, пока мой пульс вернется в норму, затем смотрю на Шэрон. Оба раза она слабо улыбается мне.


Наконец, вот оно: брезент там, у меня под глазами, дыра в стене столба.


Одна из поврежденных антенн отбрасывается примерно на два фута от моего правого плеча. Взрыв разрушил всю переднюю часть рации и просверлил огромную дыру в крыше. Напротив лестницы оторвался угол брезента, и он срывается.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги