Взяв последнюю перекладину левой рукой, я беру кинжал, протягиваю руку через передний лонжерон и разрезаю ткань, которая мгновенно рвется по всей ее длине.


Прыгая верхом на лонжероне, я просунул руку в прорезь в брезенте и зацепился за край неровной дыры.


Я остаюсь так на мгновение, моя правая рука держится за стенку столба, а левая за лестницу, пытаясь найти равновесие с движениями корабля. Акаи Мару поднимается на гребень волны, а затем снова погружается в лощину. Я жду, когда он снова начнет подниматься, и тут я даю твердый толчок, который продвигает меня в стойку. Я тяжело приземляюсь, несколько раз перекатываюсь по земле, порезаю руки осколками стекла, затем заканчиваю движение на твердом препятствии.


Кабина погружена в темноту, ветер, дующий под брезентом, поднимает облака пыли и всевозможных частиц.


Я встаю и, просунув голову в проем, вижу Шэрон, которая только что достигла вершины. Она осторожно отпускает перекладину лестницы и берет меня за руку.


К тому времени, когда она должна прыгнуть, обе ее ноги поскользнулись. Она поворачивается в воздухе, затем останавливается, свисая с моей руки. Шок серьезный. Сжимая край ямы как можно лучше, я чувствую, как трескается мой плечевой сустав.


Усилия сверхчеловеческие. Я знаю, что долго не протяну. Я отпущу в любую секунду, и Шэрон рухнет на палубу танкера. Нос Акаи Мару начинает двигаться вверх, пересекая большую волну. Сейчас или никогда. Собираю последние силы и дергаю, как сумасшедший. Как будто вытолкнутая пружиной. Шэрон подпрыгивает и балансирует на переднем лонжероне кабины.


На ужасную секунду его тело раскачивается, колеблясь между падением вперед и падением назад. С последним приливом энергии я наклоняю ее внутрь. Поднявшись в воздух, мы падаем, сцепив руки и ноги, на полу радиоприемника.


Мы остаемся так долгое время, счастливые, что избежали худшего. Как и я, Шэрон должна внутренне поклясться не начинать снова идти по тому же пути ...


Наконец, мы разошлись. Я зажигаю фонарь. Зрелище, открытое нам светом, лишает меня дара речи.


Такого ущерба никто не ожидал. Здесь мы не найдем ни одного работающего устройства. Это нагромождение осколков стекла, разорванной проволоки, пластиковых осколков, скрученного лома, испещренного пятнами, и красновато-коричневых пятен. Кто-то дежурил на станции во время взрыва, это доказывает, что для террористов Красного Кулака, человеческая жизнь не имеет значения.


Это не то место, где мы найдем способ связаться с израильским крейсером. Однако в 3 часа ночи, когда он приблизится к Акаи Мару, террорист нажмет кнопку своего детонатора. Для меня это больше не вызывает сомнений.


На совесть проведен финальный осмотр помещения. Шэрон смотрит, как я провожу луч моей лампы по остаткам оборудования.


«Это бесполезно, - сказала она. Все кончено.


- Кто второй террорист? Вы знаете его имя?


- Его зовут Сал'Фит Куанрум. Я видел его в Кувейте со своим сообщником. Их обоих наняли простыми моряками.


- Значит, их каюта должна быть сзади, у моста?


- Вероятно. Чем ты планируешь заняться ? - озабоченно спрашивает Шэрон.


- Найдите его койку и забрать его детонатор, прежде чем он сможет его использовать.


- Это не повлияет на бомбы, которые я заложила. У капитана крейсера также есть детонатор.


- Я знаю. Это не мешает нам устранить одну из двух опасностей. Кроме того, я не думаю, что ваш офицер затопит «Акаи Мару» без эвакуации команды.


«Нахождению крейсера не будет оправдания», - замечает Шарон. По плану я изобразила террориста в глазах капитана «Акаи Мару». Когда он услышал, что я заложила на борту бомбы, он, по логике, должен был подать сигнал бедствия. По совпадению, наш крейсер был бы ближайшим кораблем. Сейчас без радио невозможно следовать этому сценарию.


- Вы должны пойти к капитану и все ему рассказать.


Голос Шарон резок:


- Нет !


Она отстраняется. По ледяному выражению ее лица я помню, как влюбленная женщина стала безжалостным и решительным бойцом. Прежде чем я успеваю что то сделать, она достает пистолет и направляет его на меня.


Она объявляет. - Никто не должен узнавать о существовании стронция 90!


- Слушай. Я уже знаю об этом. И тогда у нас нет тридцати шести возможностей. Либо мы соглашаемся с тем, что этот танкер и его груз тонут, либо раскрываем все капитану.


- Нет ! Я не могу допустить, чтобы такое случилось! Русские сразу узнают, что у нас есть атомные установки. Их первым шагом будет предоставление ядерного оружия сирийцам и другим странам. У нас больше не будет шансов.


Я собираюсь сказать ей, что Советы уже знают и даже стоят за этим делом, но дверь в коридор открывается.


На фоне освещенной рамы выделяется силуэт невысокого стройного мужчины. Свет, падающий на его спину, мешает нам четко различить его черты.


Он издает удивленный возглас, отпрыгивает и хлопает дверью прежде, чем мы успеваем среагировать.


- Это он ! крикнула Шарон. Это Куанрум!






ГЛАВА XI.



- Детонатор!


Прыгая к двери, я толкаю ее плечом. Слишком поздно. Куанрум исчезает за углом.


Шарон присоединилась ко мне, и, опустив голову, мы двинулись за террористом. Если он доберется до места, где спрятал свой детонатор, все будет кончено.


Капитан и офицер поднимаются на мостик. Увидев нас, они сунули руку в карман куртки.


Не останавливаясь, я схватил «узи» за за спины, подтолкнул предохранитель и произвел короткую очередь над их головами. Двое мужчин наклоняются, быстро выходят через дверь, которую они только что миновали, и захлопывают ее за собой. Через несколько секунд мы проходим ворота и устремляемся к трапу.


Мы достигаем первой площадки, когда наверху гремит выстрел. Пуля опасно срикошетила между стенами лестничной клетки.


В мгновение ока мы поворачиваем за угол и прыгаем по коридору наверху из центра кадра.


Я кладу голову на порог и кричу:


- Оставайтесь на месте!


Ответ - четыре выстрела. Продвигая пушку ПМ к углу коридора, я стреляю в потолок. Взрыв на лестничной клетке оглушительный.


Мы потеряли много времени. У террориста есть серьезная зацепка. Кроме того, мы не знаю точно, где находится его каюта, и даже если именно там он спрятал свой детонатор.


После моего ответа наступает тишина в несколько секунд.


Я киваю Шэрон. Внезапно мы сбегаем с лестницы.


Непосредственно перед выходом на уровень главной палубы несколько мужчин сбегают по лестнице позади нас. В то же время пожарный колокол прозвенел по всему кораблю.


Мы выходим в коридор моста и видим полдюжины матросов, выбегающих из трапезной. Как только они нас видят, они замирают на месте. Я жестом предлагаю им поднять руки и спрашивать по-японски:


- Где койка Куанрума?


Один из мужчин указывает на левый борт, показывая открытую дверь.


Дойдя до открытой двери, мы замерли. Закутанный в огромный спасательный жилет, Куанрам встает, взяв что-то из коробки под своим сиденьем. Я стою на пороге с пистолетом у бедра.


Он разворачивается. В одной руке он держит пистолет, а в другой - маленький черный ящик с короткой торчащей антенной. В ее взгляде сияет блеск жестокого безумия.


- Не подходите! - кричит он, держа черный ящик над головой. У него большой палец на кнопке.


Я отпускаю указательный палец на спусковом крючке пистолета-пулемета. Перед смертью его последним инстинктом наверняка будет нажать кнопку. И в этом случае Akai Maru погибнет.


Я пытаюсь говорить ровным голосом, но достаточно сильным, чтобы заглушить рев пожарной сирены.


- Слушай. Если вы отдадите нам этот детонатор, мы вас отпустим.


В каюте четыре спальных места: две внизу и две наверху. В конце узкого центрального отсека открывается вторая дверь, которая, очевидно, ведет в проход на задней палубе. Куанрум медленно отступает.


- Ты не хочешь умирать! - сказал я, осторожно входя.


- Не подходи! - повторяет он тявкающим голосом. Я взорву танкер!


Сделав небольшой шаг назад, он подходит к двери. В коридоре раздается взрыв.


- Ник! - кричит Шэрон, прыгая в каюту.


- Нет ! - взревел Куанрум.


Его большой палец нажимает кнопку детонатора, а указательный палец правой руки нажимает на спусковой крючок пистолета. Пуля попала мне ниже левого колена. Я разворачиваюсь на месте, как волчок, и падаю.


Нас подстрелили из коридора, и, прежде чем я смог встать и вернуть свой MP в боевую позицию, Куанрум бросил детонатор и умчался через заднюю дверь.


Взрыва не было. Очень гениально. Бомбы оснащены устройством задержки времени, позволяющим террористу покинуть корабль ...


Я тащусь к двери и захлопываю ее. Секунду спустя Шэрон запирает защелку и помогает мне встать.


Боль начинает ощущаться рывками. Но, судя по всему, пуля прошла только через поверхностные ткани, не повредив мышцы. У меня мало кровотечений, и я могу ходить. Но Шэрон обезумел и бросается к койке, отрывает простыню и начинает рвать полосу.


- Это не самое серьезное. Он нажал детонатор!


- Невозможно. «Ничего не произошло», - сказала Шэрон, перевязав мою ногу после того, как разрезала ткань моего костюма кинжалом.


- Бомбы оснащены капсюлями времени.


- Вы их видели так же хорошо, как и я. Нет никаких.


Когда она закончила, я опираюсь на ее руку, чтобы поднять черный ящик, оставленный Куанрумом. Если таймер не на бомбах, он должен быть внутри детонатора.


- Я брала уроки электроники, - сказала Шэрон, забирая это у меня.


Звук поспешных шагов доносится до заднего прохода. Через полуоткрытую дверь я высовываю дуло своего оружия. В нашу сторону идут трое мужчин с винтовками.


Выхожу в коридор с криком:


- Стоп!


Трое из них останавливаются после промаха.


- Бросьте оружие!


Они долго смотрели на меня в нерешительности. Затем они медленно опустили ружья на землю.


- А теперь иди скажи вашему капитану, что судно взорвется в любую минуту.


Спускайте спасательные лодки в море и быстро!


Никто не двигается. Я угрожаю им своим автоматом.


Они разворачиваются и исчезают, убегая к двери порта. Я присоединяюсь к Шарон, которая вскрыла детонатор и исследует его компоненты.


- Можно ли вынуть батарейки или отключить цепь таймера, не взрывая бомбы?


Она недоуменно смотрит на меня.


- Там нет таймера.


- Какие? Наконец, он обязательно должен быть!


- Посмотрите на себя.


В самом деле, я не могу найти ничего, что близко или отдаленно напоминало бы систему таймера. Схема, не больше и не меньше, похожа на миниатюрный передатчик. Нажатие кнопки просто посылает сигнал через антенну.


- Это просто высокочастотный передатчик, - говорит Шарон. Может служить детонатором, но таймера нет вообще.


- Как вы говорите, очень просто ... А еще он может просто служить передатчиком. И ничего больше.


Она одобряет, видимо, не понимая. Что касается меня, я только что сделал очень простой вывод, который также очень сложно собрать. Если не ошибаюсь, проблемы впереди будут даже серьезнее, чем ожидалось.


- Мы должны вернуться на командный мостик.


- Как! - восклицает Шэрон, выглядя сбитым с толку. Я не понимаю ! А что насчет бомб? А Кванрум?


- Бомбы там не для взрыва. По крайней мере, не Кванрум и не с этой машиной.


- Но кто тогда и с чем?


- Ты прав. Это не что иное, как передатчик. Идея была проста: если на борту будет настолько плохо, что террористы почувствуют необходимость взорвать корабль, они должны нажать эту кнопку. Это то, что сделал Кванрум. Но вместо того, чтобы потопить «Акаи Мару», как он думал, он просто послал сигнал.


- Но кому? - взволнованно спрашивает Шэрон, почти крича мне в уши.


- Я не знаю. Наверное, кому-то, кто тоже за нами следит.


Учитывая её панический страх, что русские могут узнать о ядерном потенциале Израиля, я не очень хочу делиться с ним тем, что знаю.


И поддельный детонатор помог мне понять кое-что еще: Советы хотят, чтобы радиоактивная нефть достигла Соединенных Штатов. Очевидно, что размещенные на борту бомбы следует использовать только в крайнем случае. Что касается того, почему они хотят отправить эту нефть в Бейкерсфилд ... вопросительный знак.


Если советское судно плывет вокруг, оно получило сигнал Кванрума и должно быть уже отправилось в плавание к Акаи Мару. С другой стороны, у капитана израильского крейсера все еще есть детонатор для взрыва бомб Шарон.


Так что я вижу только одно решение: встать за штурвал танкера и предпринять отвлекающие маневры, чтобы уйти от советского корабля и привлечь внимание "Whiteshark".


Мы с Шэрон выходим на подиум. Мое колено болит. Вдруг она останавливается и говорит мне:


- Эй, Кванрум все еще может взорвать хотя бы одну бомбу! С системой заправки все, что ему нужно сделать, это спуститься в трюм и заложить её ... Она взорвется.


- Я знаю. Но на нем был спасательный жилет. Бьюсь об заклад, он уже сошел с корабля.


- Ник, - продолжает Шэрон, - позади нас американская подлодка, не так ли?


Я смотрю на него какое-то время, а затем киваю. Она продолжает:


- Не те, кто должен был получить сигнал из Кванрума ...


На это нет ответа. Кроме того, мою ногу только что пронзила тупая боль.


Пожарный колокол прекращает звенеть. Передняя дверь распахивается и ударяется о капот сбоку. Я навожу пистолет-пулемет «Узи», готовый приветствовать прибывших, но «Акаи Мару» вонзается в волну, и дверь захлопываются. Никого. У меня тревожное ощущение, что корабль брошен, что на борту остались только мы.


Как-то я пробираюсь к дверям, открывая их толчком оружия. В коридоре никого нет. Я вхожу в сопровождении Шэрон, закрываю дверь и запираю её за нами.


Мы слышим только рев двигателей. Танкер продолжает рассекать воду, вероятно, самостоятельно. Ветер снова стих, и вой в надстройке тоже стих.


- Куда они делись? - спрашивает Шэрон.


- Я не знаю.


. Корабль выглядит по-настоящему брошенным.


Мы поднимаемся по лестнице так быстро, как можем, но беззвучно. На каждой площадке мы останавливаемся, чтобы заглянуть в коридор наверх. Никого. И никакого другого шума, кроме шума двигателей.


Рингтон сначала срабатывает, а потом останавливается, остается загадкой. На пожарной части можно собрать весь экипаж. Но где, черт возьми, он может быть на гигантском танкере?


Я выхожу на палубу командного мостика на верхнем этаже. Дверь приоткрыта.


Когда я начинаю бегать, я разблокирую предохранитель своего Узи. Радиостанция тоже открыта. Ветер, который на такой высоте дует немного сильнее, заставляет двери хлопать.


Мы уже на полпути по подиуму, и тут за нами раздаются быстрые шаги. Я поворачиваюсь и вижу массивную фигуру Сакаи в проеме, позади Шарон. Его голова обмотана большой белой повязкой, он бросается на нас, как разъяренный буйвол. Очень быстро Шэрон разворачивается на месте и стреляет. Он ранен в плечо, но чтобы остановить Сакаи, нужно больше. Это его даже не замедляет ...


Прежде, чем она сделает еще один выстрел, японец оказывается сверху и бьет ее о переборку мощным ударом слева.


Я отпрыгиваю и, нажимая пальцем на спусковой крючок, направляю «узи» в грудь нашего нападающего. Я не хочу стрелять в него, но, если он не оставит мне выбора, для него плохо.


Решительность должна читаться в моих глазах, потому что каратист стоит на месте, ноги слегка согнуты.


Шэрон, которая потеряла сознание, начинает двигаться. Её пистолет находится на земле менее чем в ярде от её руки.


Я всегда уважал Сакаи.


Я говорю по-японски. - Я не хочу тебя обидеть. Не заставляйте меня!


стрелять.


Сакаи не вздрагивает. Он остается там, на страже, очевидно, ожидая, что я выкину свой автомат, чтобы встретиться с ним как с мужчиной, на равных. При других обстоятельствах я бы с радостью доставил ему это небольшое удовольствие, даже если бы не питал иллюзий относительно исхода встречи. Но я здесь не для того, чтобы баловаться.


Это примерно в трех метрах. Вдруг он делает шаг вперед.


- Достаточно! Если ты заставишь меня пристрелить тебя, я без колебаний!


Шэрон стоит на коленях, потирая шишку на лбу. Я делаю шаг назад и, неприятный сюрприз. Чувствую, как моя шея соприкасается с цилиндром из холодного металла. Должно быть, с командного мостика вышел мужчина.


Он приказывает мне. - Опусти автомат!


В этот момент ко мне бросается Сакаи. Но Шэрон сцену не теряет. Быстрым жестом она достает автомат и, схватив его обеими руками, направляет его на голову японца, крича:


- Стой, или ты мертв!


И снова Сакаи замирает, все еще настороже.


«Если вы цените свою жизнь, попросите свою девушку бросить пистолет», - сказал мужчина за моей спиной.


Шэрон отвечает. - Молчи или я буду стрелять! Тогда я тебя застрелю. Я быстрая.


- Я застрелю его! - угрожает другой.


По-прежнему, застыв как древний мрамор, я чувствую, как мелкие капли пота выступают у меня на лбу.


- Решайся, и быстро! - сухо сказала Шарон. Отступи или стреляй! Через пять секунд я попаду пулей между глаз твоего друга!


- Нет, нет… - бормочет человек, направивший на меня пистолет.


В мгновение ока я сгибаю ноги и, крутясь на месте, вонзаю дуло пистолета-пулемета в впадину его живота. Сакаи наступает на Шарон.


- Стоп! кричит она.


Напавший на меня, офицер, лежит на земле. С трудом я освободил его от пистолета. Жгучая боль пронзает мою ногу. Кровь пропитала импровизированую повязку Шэрон.


Я сказал. - Стой!


Медленно мужчина подчиняется, удерживая живот обеими руками.


Я кладу его пистолет в карман и спрашиваю:


- Кто еще на мосту?


Офицер в ужасе смотрит на меня.


- Так ? Кто еще ?


- Штурман и рулевой.


- Где капитан и другие моряки?


Я был бы удивлен, если бы он мне ответил. Однако, поразмыслив, он сказал мне:


- У пожарного депо на главной палубе. Были учения по пожарной тревоге.


- Капитан тоже там?


Шэрон все еще стоит на коленях, держа пистолет обеими руками, и не спускает глаз с Сакаи с расстояния пяти футов от нее.


- Ты в порядке, Шэрон?


- Все нормально. А вы ?


- Пока да.


Советы сейчас обязательно нападут. Надо предупредить капитана. Обращаюсь к офицеру:


- Обратите особое внимание на то, что я вам скажу. Мы не хотим причинить вред этому кораблю и его команде. Вы должны нам верить! Но менее благонамеренные люди будут штурмовать Акаи Мару в попытке потопить его. Скажите своему капитану, чтобы он спрятал своих людей и раздал им все имеющееся у вас оружие. Особенно, когда они занимают самые темные места и готовы покинуть судно!


- Кто ты ? - протестует офицер.


- Это не имеет значения. Важно то, что вы передаете мое сообщение своему капитану.


Он смотрит на меня взглядом, полным ненависти.


- Живой ты отсюда не выйдешь! - выпалил он.


- Ни я, ни кто-либо другой, если ты не сделаешь того, что я тебе сказал. Давай, иди! И возьми Сакаи с собой.


Офицер долго смотрит на меня, словно хотел запечатлеть в своей памяти все мои черты. Затем, повернувшись к Сакаи, он на полной скорости выкрикивает фразу.


Каратека не двигается. Офицер с криком подходит к нему. Наконец, неохотно, другой ослабляет бдительность и следует за своим боссом, бросив на меня жестокий взгляд через его плечо. Они проходят мимо Шэрон, даже не глядя на нее, и исчезают вниз по лестнице.


Израильтянка встает и бросается за мной. В несколько прыжков доходим до двери командного мостика. Беззвучно проскальзываем внутрь.


Большой зал занимает почти всю ширину здания. Ряд светильников, утопленных в потолке, заливает помещение приглушенным красным светом, к которому добавляется мерцание нескольких сотен световых индикаторов и циферблатов.


Молодой человек в белой форме стоит на дорожке за огромным хромированным стальным колесом. Слева от него второй разговаривает по телефону, глядя через большие иллюминаторы.


Тихим голосом я говорю Шэрон смотреть на палубу, затем медленно иду к центру столба.


Офицер в пути видит мое отражение в иллюминаторе. Он оборачивается, потеряв дар речи.


- Повесить трубку!


Услышав мой голос, молодой рулевой вскакивает на дорожку и смотрит на меня широко раскрытыми глазами.


- Я сказал тебе повесить трубку!


Офицер кладет трубку и поднимает руки, спрашивая:


- Что ты хочешь ?


- Прикажите рулевому заблокировать колесо!


- Они идут, - говорит Шарон от двери.


- Удерживайте их. Прикажите ему заблокировать колесо! - сказал я офицеру, явно жестикулируя стволом своего пистолета. Он капитулирует:


- Делай, что он говорит.


Взгляд рулевого на мгновение блуждал между его начальником и мной, затем, наконец, он опустил большой стальной рычаг, прикрепленный к основанию руля. Не сводя с них глаз, я слегка поворачиваюсь к Шэрон и кричу:


- Скажи им, что мы освободим двоих из их людей!


Я слышу, как она повторяет мои инструкции собравшимся на палубе.


«Вы не сможете самостоятельно управлять этим кораблем, - сказал помощник капитана.


Я отхожу в сторону и из пистолета-пулемета показываю им дорогу.


- Вы оба выходите.


- Но ты никогда не сможешь ...


- Выходите!


Офицер идет к двери. Молодой рулевой подражает ему, проходя передо мной. Они очень испуганы, когда проходят мимо Шарон, которая держит дверь спиной к перегородке.


Как только они переступают порог, Шэрон распахивает дверь ногой и быстро запирает ее.


Мгновение спустя она присоединилась ко мне у руля. Мы оба вздохнули с облегчением, затем она спросила меня:


- И сейчас ?


Прежде чем ответить, я вынимаю сигарету, закуриваю и делаю долгую затяжку.


- Теперь мы поворачиваем на правый борт на три минуты, затем три минуты на левый, а затем снова на правый борт.


- SOS?


Я киваю головой.


- Ник, ты скажешь мне, кто нас преследует?


- Подводная лодка ВМС США.


- Этот корабль меня это не интересует.


Кто те, кто собирается атаковать нас. Кто получил сообщение Куанрума?


- Думаю, советский торпедный катер. Может подводная лодка.


Она внезапно бледнеет.


- Ты ... ты имеешь в виду, что это ... русские ... которые ...


Остальная часть его предложения теряется в непонятном грохоте.


Рано или поздно я должен сказать:


- Да, Шэрон. За этим делом стоят русские. С самого начала.


Я быстро рассказываю ей, что обнаружил в Кувейте, а затем в Бейруте.


- Вы уверены, что это были агенты КГБ?


- Конечно. У них были карточки советских дипломатов.


- Значит, все кончено!


- Возможно, нет…


Я поднимаю рычаг блокировки и поворачиваю штангу вправо до упора. Кувырок постепенно становится более выраженным, поскольку танкер уклоняется от волн при изменении курса.






ГЛАВА XII.



Заднюю стену занимают шкафы. Шэрон находит там полную аптечку. Трясущейся рукой она ставит портфель к моим ногам, когда я начинаю вторую серию маневров. Она срезает мою старую повязку, затем нижнюю часть штанины комбинезона.


- Тебе больно, Ник?


- Едва…


Я лгу, сосредотачиваясь на том, что делаю. Погодные условия намного лучше, но море по-прежнему бурное, и волны от пяти до шести метров, разбивающиеся о нос, брызгают на палубу, когда Akai Maru погружается между ними.


Пока ни русские, ни израильтяне не выступили вперед, и я уверен, что по необычным движениям корабля на "Whiteshark" теперь стало понятно, что что-то не так.


- Осторожно, это ужалит, - предупреждает Шэрон.


Я собирался спросить ее, принимает ли она меня за швабру, когда мучительная боль скручивает мне нервы. Я чувствую, что кто-то только что вылил мне на ногу миску с кипящим маслом. Маленькие светящиеся точки танцуют в моих глазах.


Кто-то зовет меня со дна длинного туннеля. Мой плотный пресс толкает мой живот к горлу. В комнате царит духовой жар. Пот течет по всему телу, просачивается из-под век и щиплет глаза.


- Ник! Ник!


Прихожу в сознание и с изумлением вижу лицо Шарон над собой.


Я хочу спросить его, что со мной случилось, но могу только поскрести горло. Жгучая боль больше не пульсирующая боль. Я лежу на полу подиума.


- Лучше ? - спросила Шарон. Вы потеряли сознание.


Она помогает мне сесть. Я болезненно формулирую:


- Боже ! но что случилось?


- Я облила твою рану спиртом, и ты потерял сознание.


Мне удалось выжать из архива старую усталую улыбку. Голова все еще кружится, но становится лучше.


- Вы могли бы предупредить!


- Но я предупреждала, что это ужалит, - запротестовала Шарон в замешательстве.


- Ты говоришь ! Если это то, что вы называете уколом ... Я думал, мне ампутировали ногу.


Затем, глядя на его сокрушенное лицо, я не мог не рассмеяться.


- Вы потеряли много крови, - продолжает она. Я думаю, что нужен доктор.


Она наложила на мою рану марлевые тампоны с повязкой, и на безупречной ткани уже появилось большое красное пятно. Я с трудом встаю, опираясь на здоровую ногу. Шэрон помогает мне, протягивая руку.


- Как долго я пробыл в отключке?


- Я не знаю точно. Минимум пять минут. Может больше.


В течение долгого времени я держу одну руку за плечо Шэрон, а другую за руль, чтобы не упасть. Наконец, пешеходный мост, который колеблется вокруг меня, решает стабилизироваться.


Я поворачиваюсь к окну изображения, чтобы просмотреть чернильный горизонт. Ничего не видно, это не обнадеживает. В этой темноте корабль, плывущий с выключенным светом, может оставаться полностью невидимым, пока не окажется рядом.


Вдруг я чувствую запах гари, Шарон тоже его почувствовала. Она морщит нос:


- Огонь !


От двери внутрь просачивается небольшая струйка дыма, а вокруг нижней петли медленно движется вишнево-красная точка.


Мне нужно полсекунды, чтобы понять: они хотят открыть дверь


и вырезают петли. Учитывая скорость, с которой они продвигаются, им потребуется всего несколько минут, чтобы её сломать.


Скоро они вырвутся на подиум, и все будет кончено. Потому что я не смогу заставить себя хладнокровно расправляться с людьми, которые, принимая нас за диверсантов или пиратов, только защищают свой корабль.


- Найди мне лом или какой-нибудь металлический пруток, - говорю я Шэрон. Что-то заклинило колесо.


Она бросается к шкафам, а я крутил колесо влево до упора. Если мне удастся заставить ее застрять в этом положении, Akai Maru продолжит выполнять широкие завитки, которые обязательно привлекут внимание Whiteshark.


Нижний шарнир с резким хрустом поддается. К тому времени, когда Шэрон возвращается с огненным топором, красная точка уже блуждает по верхней.


Я лихорадочно изучаю постамент руля в поисках наиболее уязвимого места.


- Отойди, - сказал я Шэрон.


Опускаю стопорный рычаг и изо всех сил ударяю по нему топором. При первом ударе чуть ли не скручивается пополам. Невозможно маневрировать. Я добавляю вторым ударом топора. На этот раз кончик ручки летает по комнате, начисто отрубленный. При этом трескается вторая петля двери.


Я вынимаю пистолет из кармана и кладу его на пол, показывая Шэрон сделать то же самое. Узи на карточном столе не мешает.


Отступаем к эркеру. Дверь рухнула внутри с огромным металлическим грохотом, и полдюжины матросов вышли на трап.


Они будут стрелять в нас, как в кроликов. Входит капитан с яркими глазами, растрепанными волосами и расстегнутой курткой. Потрескивающим голосом он требует тишины.


Мужчины мгновенно замирают. В комнате воцарилась мертвая тишина.


Капитан идет к нам и без предупреждения бьет меня кулаком в челюсть. Откинувшись назад, я ударяюсь головой о металлическую раму эркера, затем шатаюсь и падаю на колени. Шэрон наклоняется ко мне, но человечек отталкивает его ударом наотмашь, отчего он вальсирует в середину комнаты.


Я начинаю вставать, когда он хватает меня за воротник и яростно пинает по раненой ноге.


Мне вдруг кажется, что атмосфера в комнате накаляется. Звуки смешиваются, все сбивает с толку и угрожает. Я везде вижу звезды. Еще один удар по ноге, а потом все останавливается, кроме ударов сердца в груди.


Я собираю всю свою силу воли, чтобы не утонуть, и постепенно декор снова проявляется с большей ясностью.


Капитан все еще держит меня за верх моего костюма. Он прижимает мои плечи к эркеру, затем, как в эффекте увеличения, его лицо приближается к моему и останавливается в нескольких сантиметрах от моего носа.


- Я убью тебя ! И эту девушку тоже! - кричит он. Но сначала поговорим. Мне нужны ответы! В том числе ?


Он опьянен яростью. Безумно, конечно. Врач предупредил, что он не больной, но, на мой взгляд, это ниже истины ...


Маленький человечек трясет меня, как сливовое дерево, бьет головой о стекло. Меня охватила черная ярость. Пусть расстраивается, ладно. Мы можем это понять. Но мы не должны давить. Если я позволю ему, он в конце концов убьет меня.


Я опускаю кулаки к его животу, а затем резким движением вверх отпускаю мою одежду. На обратном пути оба моих локтя опускаются до середины его груди, и он падает на спину. Ни у кого не было времени вздрогнуть. Спустя долю секунды я уже нахожусь на нем, левая рука за его шеей, правая ладонь под его подбородком. Я отрываю его от земли, затем позволяю ему упасть назад, запрокидывая голову, пока он не может едва дышать.


- Если кто-то поднимет палец, я сломаю ему шею!


Капитан пытается освободиться. Я натягиваю еще немного руки на его голову.


- Брось оружие!


Лицо капитана становится цвета баклажана.


- Повинуйся, а то я дорого не дам за шкуру твоего капитана!


- Делай, как он говорит, взывает голос.


Это доктор идет через комнату с аптечкой в ​​руке.


- Делайте, как он говорит, дураки! он повторяет. Вы видите, он не шутит.


Один за другим моряки складывают оружие на мостик.


Куда делась Шарон? Я в конечном итоге замечаю ее, прислонившись к ней


. На её щеке образовалась пурпурная шишка, обрамленная бронзовым кольцом. Из уголка его рта сочится небольшая струйка крови.


- Иди, принеси оружие на стол, - сказал я.


Она бежит к карточному столу, берет «Узи» и поднимает предохранитель. Это позволяет мне отпустить голову капитана. Я начинал уставать.


Врач поспешно опускается на колени рядом с офицером, который медленно приходит в себя. Он помогает ему сесть, а затем, через минуту, встать. Как только он восстанавливает дыхание и равновесие, капитан пристально смотрит на меня и делает шаг в мою сторону. Но вмешивается врач.


«Я просто не мог позволить ему забить меня до смерти», - сказал я все еще неуверенным голосом.


- Скажите, вы не собираетесь его обвинять! прямо выпалил доктор. Вы пытаетесь затопить этот корабль! Ты тот, кто хочет нас убить!


- Нет, это не мы. Двое из вашей команды - советские агенты. Это они вывели из строя бортовое радио, взорвав станцию.


- Я вам не верю… - начинает доктор.


Но вмешивается капитан:


- Те, кого я нанял в Аль-Кувейте?


- Точно. Один из них называется Кванрум.


- И еще один Ахмид аль-Фейс'ель, - добавляет Шарон.


«Вы знаете, что он пропал», - сказал капитан, обращаясь к ней.


Шэрон кивает:


- Я убила его.


- Куанрум отправил сообщение советскому кораблю, стоящему поблизости. К настоящему времени он, должно быть, покинул Акаи Мару. Трюмы забиты пластиковыми бомбами.


- Он пропал, - возразил один из офицеров. Или прыгнул в море.


Все взгляды прикованы к нему.


- Лодки на месте? - твердо спрашивает капитан.


- Да, мой капитан. Если Куанрум покинул берег без лодки, он, вероятно, утонул.


Капитан смотрит на меня.


- Какой интерес представляет этот танкер в глазах Советов?


Кванрум, безусловно, фанатик, но не настолько сумасшедший, чтобы прыгать в море, просто надев спасательный жилет. Значит, он все еще на борту и, вероятно, собирается взорвать одну из бомб.


- Так ! - капитан нетерпелив. Чем наш груз сырой нефти интересует Советское правительство?


- Ник! - воскликнула Шарон. Ты не пойдешь…


Она делает угрожающий жест стволом своего пистолета. Мужчины отшатываются. Спокойно приказываю ей положить оружие.


Она удивленно смотрит на меня.


- После того, что они с нами только что сделали?


- Слушать. Если Куанрум все еще на борту, он, вероятно, находится на дне, пытаясь найти способ взорвать бомбу, не взорвавшись вместе с ней. К тому же россияне в ближайшее время обязательно пойдут в атаку. У нас нет времени откладывать дела на потом. Так что оставьте этот пистолет!


Пот мокрый с головы до пят. У меня узелки в животе, и удары от травмы ударили меня по всему левому боку до плеча.


На подиуме наступает мертвая тишина. Медленно, неохотно Шарон поворачивается и кладет Узи на карточный стол. Потом она возвращается к нам.


И снова капитан подходит ко мне с угрожающим видом. Врач останавливает его.


- С оружием или без него не рекомендую прикасаться ко мне. На этот раз я тебя убиваю. Вас предупредили, капитан!


Ни один из матросов не попытался забрать свое оружие, но я знаю, что при малейшем знаке капитана они разорвут нас на куски.


- Я понимаю, что время уходит, - сказал врач.


- Ты прав. Я скажу вам чистую правду. Надеюсь, все мне поверят.


- Мы вас слушаем.


- Очень хороший. Группе ливанских террористов, назвавших себя «Красным кулаком ноября», удалось украсть бочку со стронцием-90. Это чрезвычайно опасный радиоактивный материал ...


- Знаю, - перебивает доктор.


- Где они это взяли? - спрашивает капитан недоверчиво скрипящим голосом.


Шэрон в углу комнаты окаменевшая и белая как полотно. Я продолжаю:


- Это не имеет значения. Важно то, что у меня есть доказательства того, что террористы захватили материалы. И это с помощью Советов.


- И при чем тут все это? - все еще скептически спрашивает капитан.


Я кратко объясняю им, но, не упуская никаких деталей, мои


доказательства и выводы, которые я сделал из них.


- В этом нет смысла, - удивляется доктор. Если Советы заразили нашу партию нефти, почему они придут и нападут на нас сейчас?


- Должен сказать, я знаю об этом не больше, чем вы. Я даже не знаю, с какой целью заразили эту нефть. Однако я уверен, что они никогда не намеревались потопить «Акаи Мару», опасаясь разлива радиоактивной нефти.


«Это означает, что они хотят, чтобы загрязненная нефть поступала на нефтеперерабатывающие заводы Бейкерсфилда», - заключил капитан. Вы пытаетесь заставить нас поверить в это?


Черт ! Но он прав! Его коварный маленький вопрос просто прояснил все в моей голове. Недоумение должно читаться на моем лице.


- Вы только что поняли их план, - замечает врач.


- Думаю, да, - киваю я.


- Итак, Ник? - тревожно и нетерпеливо спрашивает Шэрон. Что они хотят делать?


- Нефть радиоактивна. Но его недостаточно, чтобы убить любого, кто подойдет к ней. По крайней мере, не сразу.


- Понятно, - глухо продолжает доктор. Лейкемия и еще дюжина других злокачественных заболеваний ...


- Это оно. Нефть будет выгружаться на Бейкерсфилде. Когда он покидает нефтеперерабатывающий завод, он по сути превращается в топливо. Бензин будет сжигаться машинами на всем нашем западном побережье.


- Выхлопные газы тоже будут немного радиоактивными, - продолжает доктор. Потребуется много времени, может быть, лет двадцать, чтобы увидеть результат: резкое увеличение смертности от рака. Не говоря уже о пороках развития новорожденных. Будет уже поздно. Никто больше не сможет остановить зло.


Капитан вмешивается. - Если Советы хотят, чтобы эта нефть была доставлена ​​в Бейкерсфилд, почему они заложили бомбы в трюмах и зачем им нападать на этот корабль?


«Вероятно, взрывчатка - это просто уступка террористам, которые сбросили стронций-90 в бункеры», - сказал я.


Я вдруг понял. В моей голове складываются фрагменты плана Макиавелли.


- Что бы случилось? - восклицает Шэрон.


- Это не все. Стронций-90 нужно было для начала погрузить в бункеры. Успешная операция. Затем Файзел и Куанрам должны были заминировать корабль так, чтобы он затонул сразу после взрыва. И там им это удалось ...


- Но детонатор Кванрума был подделкой, Ник.


- Следи за мной хорошо. Если бы мы не вмешались, «Акаи Мару» мирно пришел в Бейкерсфилд, опустошил свои бункеры и снова пустился в путь. На обратном пути русские планировали взорвать бомбы. Танкер погрузился на дно. Больше никаких следов.


- А как насчет черного ящика Куанрума? Шэрон настаивает.


- Ему приказали нажать кнопку, если что-то пошло не так. Русские были бы предупреждены, штурмовали корабль и сами доставили нефть. На обратном пути сценарий немного изменили: от него отказались, прежде чем затопить. Обращаясь к капитану, добавляю:


- Что происходит в Бейкерсфилде? Вы знаете кого-нибудь лично?


Он покачал головой. Очевидно, он все еще не убежден.


- Нет таможенного контроля. Нефть откачивается на морской станции.


- И вот так.


Капитан сует кулаки в карманы и снова упорно качает головой.


- И ты думаешь, я проглочу это?


Я знаю, что у него в кармане пистолет. Узи стоит на столе позади Шарон, а пистолет, который я бросил, все еще лежит на земле в двух метрах слева от меня. Нечего делать…


Даже если русские не нападут на нас и израильтяне не запустят свой собственный детонатор, Quanrum все равно взорвет одну из бомб. Ни одна из этих трех формул мне не нравится. Whiteshark - наша единственная надежда, но она еще не появилась.


«Вытащите пистолет из кармана, капитан», - сказал я. Покажи нам, что ты за человек. Когда русские встанут на борт, у вас будет достаточно времени, чтобы передумать.


В его взгляде мелькнула ненависть, он медленно достает пистолет Police Special 38 и целится в меня.


Врач вмешивается:


- Я знаю, что собирается сказать капитан, и разделяю его мнение.


Обращаюсь к нему с легкой улыбкой:


- Вы думаете, что мы хотим угнать этот корабль и его груз?



- Да. Есть такие за довольно комфортную сумму.


- Нам еще нужно иметь возможность его продать. Но, если вам понравился мой небольшой рассказ о стронции-90, то подождите, пока я не расскажу вам о своих планах захватить Акаи Мару на десятиметровой рыбацкой лодке.


- Капитан! - взревел мужчина.


Все обращаются к нему. Его глаза расширились от ужаса, он показывает дрожащим пальцем в сторону иллюминатора.


Полдюжины штурмовых вертолетов неподвижно парят в воздухе над главной палубой. На оливковом фюзеляже нарисована огромная красная звезда.






ГЛАВА XIII.



- Так ? Как вы думаете, это мои люди?


Стоя у окна, он наблюдает, как советские солдаты штурмуют его такер. Окаменевшие, моряки ждут, не зная, что им делать. Выдаю приказы:


- Разбейте все окна!


- Но мы не можем с ними бороться! - возражает доктор. Это было бы самоубийством!


«Послушайте меня, доктор, - сказал я, возвращаясь к нему. Русские здесь, чтобы захватить корабль. Они убьют вас одного за другим! Помните, их миссия - доставить нефть в Бейкерсфилд. Если танкер неисправен, они не смогут этого сделать.


Шэрон хватает автомат на столе и подходит к нам. Я кричу:


- Опусти окна и открывай огонь!


Капитан все еще застыл перед окном. Его автомат свисает с бедра с конца неподвижной руки.


- Уничтожьте все, что сможете здесь! Чем больше урон, тем меньше у них шансов на успех!


- А ты чем занимаешься ? спрашивает доктор.


- Постараемся добраться до машинного отделения. Если мы сможем саботировать их, они никогда не достигнут Бейкерсфилда.


- Нет ! - вдруг кричит капитан.


Мы оборачиваемся. Его пистолет нацелен на нас с Шэрон.


- Вы не уничтожите этот корабль! он взревел. Я не позволю тебе этого сделать!


«Это советские ударные войска, которые только что высадились на мостике, капитан», - говорю я с терпением, которое меня поражает. Эти люди здесь, чтобы убить вас и всю вашу команду!


- Я тебе не позволю! он начинает снова тявкающим голосом.


Пуля с полой головкой свистит через комнату и врезается ему в грудь. Приговор капитана заканчивается стоном, и он отшатывается от удара, все еще пытаясь поднять пистолет. Но, в конце концов, он сворачивается калачиком и беззвучно падает.


Сакаи переступила порог, ее лоб и плечо были забинтованы. Мгновенно я наставляю на него пистолет. Он поднимает руку, чтобы остановить мой жест:


«Я пришел помочь вам», - сказал он на прекрасном английском.


Сам его акцент указывает на определенную культуру.


- Ты знаешь, что происходит? - удивился я.


- Об этом на борту все знают. Микрофон остался включенным, и мы вас услышали.


«Возьми командование, медик», - сказал я. Сломайте как можно больше вещей.


Сакаи выходит на мостик и становится на колени рядом со своим капитаном.


- Бедный псих, тихо роняет он.


Доктор, кажется, напуган и глубоко тронут убийством капитана, но он вселяет в меня уверенность. Он сделает все, что в его силах.


Мгновение спустя на палубе появляется Сакаи. Мы с Шэрон, идя за ним по пятам, мчимся вверх по лестнице. С главной палубы до нас доносятся отголоски боя.


«Я поставил дюжину мужчин перед каждыми воротами», - сказал он нам.


Капот трапа машинного отделения находится на кормовой палубе, и чтобы добраться до него, нужно пройти по главному проходу. Если люди Сакаи не смогут сопротивляться достаточно долго - в чем я сомневаюсь - мы не сможем получить к нему доступ. Не останавливаясь, кричу:


- А отсюда есть другой способ спуститься в машинное отделение?


- Да, - отвечает Сакаи. Труба доступа, ведущая к кормовой рубке, и насосные линии, ведущие к носовой палубе.


Невозможно пройти с носовой части: там уже приземлились советские солдаты. Следовательно, остается капот кормовой палубы или рубки, если мы сможем до них добраться ...


Приходим на второй этаж надстройки. Звуки боя намного более жестокие. Шэрон и Сакаи остаются позади, а я иду к угол подъезда


. Проходя мимо угла, я вижу, как на палубу падает матрос, изрешеченный пулями. Через две секунды у подножия лестницы появился советский десантник. Две пули из моего пистолета - и он падает. Но через контрольно-пропускной пункт уже перешли русские. Взяв «узи» с полным магазином, я возвращаюсь к лестничной клетке. Прямо к нам идут двое русских солдат.


Поливаю их огнем из "Узи". Они откатываются назад и падают замертво на палубу вместе со своим товарищем и матросом.


Я быстро возвращаюсь:


- Невозможно пройти по основному коридору.


«Я не вижу другого пути», - задумчиво комментирует Сакаи.


Вдруг он морщит лоб и продолжает:


- Подожди. Может быть возможность.


Дымовая шашка, брошенная снизу, со звуком котелка упала на площадку. Сразу окутывает густой удушающий туман.


- Сюда ! - кричит Сакаи, на полной скорости спускаясь по коридору наверху.


После примерно тридцати метров забега он достиг конца коридора. Он открывает дверь. Следуем за ним в большую комнату. Я закрываюсь за собой и блокирую все рычаги закрывания.


Ряды ящиков со свежими фруктами и овощами или банок предшествуют внушительной очереди холодильников и морозильников.


- Это одна из обычных отводок вентиляции, - говорит нам Сакаи.


Он встает на четвереньки возле того, что мне кажется появлением воздуховода с нижнего уровня. Подходим к нему, когда он открывает большой смотровой люк сбоку от трубы.


Внизу большой электродвигатель. Сакаи просовывает голову в отверстие, что-то изучает и появляется снова.


- Это ведет на камбуз, прямо над печью, - объясняет он. Фильтр капота расположен примерно в шестидесяти сантиметрах ниже двигателя.


Он позволяет мне смотреть по очереди. Я остаюсь скептически настроенным:


- Это будет непросто. Нам понадобятся инструменты, чтобы разобрать вентилятор.


Японец с улыбкой осторожно отводит меня в сторону и погружает руки в трубу. Он какое-то время ковыряет и в конечном итоге находит хорошее сцепление с двигателем.


Я понимаю, что он хочет делать. Но я в это не верю. На первый взгляд двигатель весит сто килограмм. Даже тяжелоатлет не сможет вытащить его из креплений.


Я собираюсь сказать ему, но внезапно его лицо становится багровым. Мышцы его рук и туловища расширяются, рубашка скрипит на плечах и в середине спины. Со скрипом искореженного металла мотор выскакивает из корпуса, Сакаи катит его рядом с собой и падает на спину, чтобы перевести дух.


Шэрон шепчет, очарованная. - Невероятно !


При других обстоятельствах я бы почти завидовал этому японцу. В любом случае, я твердо клянусь себе, что, что бы ни случилось, я никогда не столкнусь с этой силой природы в единоборстве ...


- Ты в порядке, Сакаи?


Он смотрит на меня, улыбается и болезненно произносит:


- Все будет хорошо ... Все в порядке. Просто вопрос использования рычагов.


Внезапно в дверь кладовой обрушились удары невероятной жестокости, сотрясая всю перегородку.


- Что это такое ? кричит Шэрон.


- Не знаю, но если они так и продолжат, то будут здесь меньше, чем через две минуты.


Снова раздаются удары. На этот раз я понял: отбойный молоток. Боже ! Что касается инструментов, то русские ничего не оставили на волю случая.


Лопасти вентилятора висят в воздуховоде, по-прежнему удерживаемые на месте несколькими металлическими лентами с винтовой головкой. Я сажусь на край проема и пинаю все вниз. Затем я проскальзываю внутрь.


Секундой позже я приземляюсь на большую плиту с десятью конфорками. Достаточно беглого взгляда, чтобы увидеть, что на камбузе никого нет.


«Поторопись», - крикнул я в капот, услышав, как очередной треск отбойного молотка ударил по двери.


Вскоре появляются ноги Шэрон, а за ними и остальное, и я с радостью помогаю ей сесть на плиту, а затем ступить на пол. Когда Сакаи выходит из трубы, новые удары отбойного молотка эхом разносятся над нашими головами, как очередь из крупнокалиберного пулемета.


- Они прибывают ! - объявляет японец, опускаясь на решетку печи.


Шэрон уже у задней двери.


Она осторожно открывает её и смотрит.


- Это хорошо ! сказала она, проскользнув в отверстие.


Следуем за ней в длинную комнату. На стенах полки, загруженные с одной стороны кастрюлями и сковородками, а с другой - продуктами. В конце есть дверь.


- Он выходит прямо на заднюю палубу, - сказал Сакаи. Здесь проходят повара, чтобы выбросить мусор в море.


В двери есть небольшое окошко. Шэрон смотрит.


- Никрго, - объявляет она, поднимая защелку.


Судя по стрельбе, впереди идет бой. Долго это не продлится. Моряки яростно защищаются, но советским спецназовцам им долго не противостоять.


Облачный слой начинает рассеиваться, и маленькие кусочки неба, усыпанные звездами, появляются над все еще очень бурным океаном. Где-то в самом сердце этой черной волны плывут корабли: израильский крейсер и "Whiteshark". Один из них может уничтожить нас, а другой спасти. За кормой «Акаи Мару», насколько хватает глаз, тянется длинный фосфоресцирующий кильватерный след.


Сакаи проскальзывает под капот и поднимает толстую металлическую пластину. Шэрон входит первой. Я за ней. Секунду спустя я слышу щелчок замка позади японца, и снова он черный как смоль.


Грохот двигателей усиливается, когда мы спускаемся по лестнице. Через десять метров я чувствую, как что-то бежит по моему рукаву. Кровь, я уверен. Я поднимаю голову.


- Сакаи! Все хорошо ?


Он бормочет невнятный ответ по-японски. Я не понимаю.


- Что-то не так, Ник? - спрашивает Шарон.


- Я думаю так. Это Сакаи. Он ранен.


Я включаю фонарик, направляю его вверх.


В трех метрах от моей головы японец останавливается, цепляясь за прутья в странном положении. Кровь струится из его плеча. Усилие, которое он вложил в двигатель вентилятора, должно быть, снова открыло его рану. Я снова его окликаю:


- Сакаи!


Он не двигается. Это меня беспокоит :


- Шэрон, я посмотрю.


- Нет ! Продолжайте! - вдруг кричит японец громким голосом, похожим на голос пьяного. Мы не должны позволить им забрать корабль.


Я попал прямо на него и вижу, как он начинает отпускаться. Я держу его одной рукой, держась изо всех сил другой.


- Постой, Сакаи! Немного больше. Если вы мне поможете, я проведу вас вниз.


И снова он заикается что-то, чего я не понимаю. Кровь течет из его раны - и я могу видеть только одно объяснение: что-то разорвало грудь ранее этим сверхчеловеческим усилием.


Я отпустил его на мгновение, чтобы попытаться положить руки по обеим сторонам его тела, чтобы удержать его в случае падения. Его нога соскальзывает. Я кричу :


- Осторожно, Шэрон!


Фонарь ускользает и падает вслед за Сакаи. Шэрон издает пронзительный крик, затем я слышу, как тело японца бьется о ступеньки лестницы и падает обратно между стенками шланга. Воцарилась великая тишина, нарушаемая только грохотом машин.


«Еще полсекунды», - сказал я себе, стиснув зубы. Полсекунды и я был рядом, чтобы не дать ему упасть. "


- Ник! - звонит Шэрон.


- Да ! Все нормально ?


- Нет, это уж слишком, Ник! Я ... я больше не могу.


О нет, только не она! Я быстро спускаюсь с перекладины, разделяющей нас, и кладу свободную руку ему на плечи.


- Ник, - простонала она.


Она может отключится. Она тоже не должна упасть. Она уже расплакалась. Я крепко держу, и я позволил ей, прислонившись к моему телу, плакать. Мне кажется, что мы оба веками жили в холоде, влажности и боли. Тупая, продолжительная боль бьет меня по затылку. Кровь течет из моего колена, и вся моя левая сторона онемела. Я заторможен, измучен, голоден и встревожен. Что делает "Whiteshark"? Если Фармингтон заметил безумные маневры Акаи Мару, его люди уже должны быть здесь! Вывод: либо ничего не видел, либо не понял. Или его уже нет ...


Я, который обычно так гордится тем, что работает в одиночку, должен ждать неотложной помощи. Я, который всегда гордился своей солидной подготовкой, нахожусь в конце возможностей.


Шэрон постепенно успокаивается. Его бормотание прерывается тихими рыданиями.


- Простите, Ник. Я знаю, что не должна бояться, но мне страшно.


- Мне тоже.


Я нежно целую его, потом мы долго жмемся в темноте. Снаружи время от времени все еще раздаются выстрелы. Но последние острова сопротивления вскоре падут против советских десантников. Мы знаем это и чувствуем себя одинокими, наедине с собой. Только надо держаться, для того, чтобы вывести из строя двигатели, чтобы злоумышленники не смогли выполнить свою преступную миссию.. Я наклоняюсь к Шэрон:


- Ты готова идти?


- Да.


Я ослабляю хватку, и мы снова начинаем спуск. На семь или восемь метров ниже лестница заканчивается огромной площадкой. Моя нога попадает в инертную массу. Это тело Сакаи.


Через мгновение появляется Шэрон.


- У тебя есть фонарик?


- Да, - отвечает она.


Она достает из костюма фонарик и зажигает его.


Сакай застонал, пытаясь сесть. Невероятно, он все еще жив! Я сижу рядом с ним.


Вся его белая форма залита кровью. Он булькает в глубине его горла. Большие алые пузыри появляются и лопаются между ее губами.


- Нет, говорю я ему. Не говори.


«Трап…» - бормочет он хриплым и влажным голосом. Дорожка машинного отделения… внизу…


Этому несчастному человеку больше нечего делать. Даже затащив его в больничное крыло - если доктор еще жив - мы его не спасем. Его тело полностью поражено изнутри. Но его сопротивление, его решимость выжить еще немного поразительны.


- Спусти меня, - продолжает он с все более очевидными трудностями. Я все еще могу ... помочь тебе ...


Он сжимает мою руку. В его глазах вспыхнула яркая вспышка.


- Мы не можем сдвинуть тебя с места, Сакаи.


Шэрон смотрит на нас галлюцинированным взглядом, с выражением неописуемого ужаса на ее лице.


- Я не хочу умирать в этой норе. Не покидайте меня! - слабо умоляет Сакаи. Я все еще могу тебе помочь.


Меня охватывает тот же гнев, что и на подиуме. Меня охватывает неистовое желание ударить, разорвать, разорвать. Готов кинуться в машинное отделение, уничтожая все на своем пути. Имя гудит в моей голове, навязчиво: Кобелев. Человек, ответственный за эту бойню. Если, к счастью, я переживу это, клянусь, я лично сообщу ему о Нике Картере.


- Мы вас отвезем.


Сакай с болезненным усилием улыбается.


Я беру факел Шарон, и мы проводим разведку в узком проходе с низким потолком. В конце есть люк, а под ним, чуть более чем в трех метрах, машинное отделение. Слева от нас поднимается лестница, а справа дверь, расположенная примерно в десяти метрах, ведет в машинное отделение.


У подножия лестницы лежали мертвые полдюжины японских моряков и два советских солдата.


Заканчиваю поднимать люк.


- Оставайся здесь, - говорю я. Я пойду посмотрю Сакаи.


Я быстро возвращаюсь на платформу. Японец сейчас лежит на боку в луже крови.


Встав на колени рядом с ним, я пальпирую его, проверяя его пульс кончиками пальцев. Я ничего не чувствую: сердце Сакаи перестало биться.


Во мне снова поднимается гнев, захлестывая меня, как приливная волна. Требуется много времени и много усилий, чтобы восстановить хоть какое-то подобие спокойствия.


Сердце все еще переполняется беспомощной яростью, я кладу японца на спину, закрываю его глаза и иду к Шарону.


- Так ? она сказала.


- Он мертв.


Она поворачивается и смотрит в проход.


«Бои прекратились», - сказала она.


Затаив дыхание, мы напрягаем уши, пытаясь определить любой шум, кроме шума двигателей. Ничего такого. Русские захватили корабль, а это значит, что теперь весь экипаж мертв.


Я выключаю фонарик, кладу его в карман, открываю предохранитель пистолета-пулемета и погружаюсь в проем люка. Секундой позже ко мне присоединилась Шарон с пистолетом в руке. Молча, как, бежим к двери.


Я открываю ее на несколько дюймов и наблюдаю за этим местом.


Трое русских склоняются над циферблатами и световыми индикаторами, а другой говорит в рацию. Все четверо стоят к нам спиной. Они вооружены автоматами Калашникова.


Я закрываюсь и сажусь.


- Их там четверо. С этого момента нельзя быть на сто процентов уверенным, что мы убьем их всех сразу.


Если кто-то спустится по лестнице, мы попадем под перекрестный огонь. Каждая секунда, проведенная возле этой двери, - дополнительный риск. Потом встаю и шепчу:


- Дай мне свой автомат.


Шэрон передает его мне. Взамен я отдаю ей Узи и запасной магазин.


Она спрашивает. - Чем ты планируешь заняться ?


- Подожди пять минут. Я пойду твоей дорогой и пройду через туннель карданного вала. При первом же выстреле они все убежат в ловушку. Вы толкнете дверь и расстреляете их сзади.


Она колеблется, затем принимает решение и целует меня в щеку!


- Будь осторожен.


- Ты тоже, Шэрон.


Четверо мужчин по-прежнему стоят к нам спиной. Не раздумывая, я выхожу на подиум и спешу ко входу в небольшой проход, который проходит внизу. Вскоре я снова оказываюсь под ногами Шарон и спускаюсь по лестнице к стражу.


В туннеле с валом ничего не двигалось. Я снимаю планку, которую Шэрон поставила, чтобы заблокировать панель. Теперь мне нужен не фонарик, а оружие, которое я крепко держу в руке. Я делаю глубокий вдох и затем, немного приоткрыв панель, дергаю ее назад.


Ближним ко мне оказался россиянин, который держал рацию.


Моя пуля застряла в его сердце еще до того, как он нажал на курок. Почти сразу же над моей головой потрескивают выстрелы Шэрон.


Менее чем за десять секунд четверо русских были убиты, не успев дотянуться до оружия.


Я выхожу из туннеля, когда Шэрон выходит из подиума. Действовать надо очень быстро. Те, кто выше, не заставят себя долго ждать, чтобы посмотреть, что произошло.


Я подхожу к панели управления и проверяю циферблаты. Мы не можем просто заглушить двигатели. В открытом море должен быть нанесен значительный и непоправимый ущерб.


Шэрон почти на моем уровне, когда на подиуме наверху стреляет автоматическое оружие. Я слышу крик, а затем стук подошв по дорожке. Около дюжины мужчин бросаются к входной двери.


Слишком поздно ... Мы проиграли. За считанные секунды.






ГЛАВА XIV.



Прыгнув, Шэрон присела за генератором. Я присел за панель управления. Уже сейчас в проеме обрамлены несколько фигур в темных нарядах. Секунду спустя мужчина в черном комбинезоне толкает дверь и вбегает в комнату.


Он кричит на очень плохом русском.- Бросьте оружие! Все твои товарищи мертвы или в плену.


Все еще спрятавшись за панелью, я кричу:


- "Белая акула"?


Наступает момент парящей тишины, затем с верхней части подиума раздается голос:


- Вы Ник Картер?


Это может быть ловушка, но все равно терять нечего:


- Да.


Никакой ловушки. Арнольд Джейкобс, механик по оборудованию на борту «Уайтшарк», выходит вперед, его лицо сияет широкой улыбкой.


«Мы обязательно должны были найдти тебя», - сказал он, увидев, как моя голова показалась за рядами циферблатов.


- Боже правый, Джейкобс! Не думаю, что когда-либо был так счастлив встретить янки!


Джейкобс отдает ряд приказов своим людям, за которыми почти сразу же следует вторая группа.


Шэрон, в свою очередь, выходит из своего укрытия. Джейкобс останавливается. Его взгляд переводит взгляд на нее и меня. Кажется, он думает на мгновение, а потом спрашивает:


- Израильтянка?


- Молодец, - говорю. Дэвид Хок с вами?


- Да, - говорит мне Джейкобс. Он там наверху.


Тем временем его люди разбегаются по комнате и начинают манипулировать ручками управления и рычагами.


- А как насчет экипажа Акаи Мару?


Он отвечает с фаталистической мимикой.


- Убиты до последнего. Мы должны были прибыть раньше, но у нас была проблема с советским кораблем.


Шэрон смотрит на него.


- А что с нашим крейсером?


Я вижу, что Джейкобс передумал.


- Хорошо ?


- Затонул. - У нас не было времени вмешаться, - тупо говорит он.


- О нет ... Шэрон простонала. Саймон ... о нет!


- Кто ?


«Саймон, мой брат», - сказала она, бросив на меня встревоженный взгляд. Он был наводчиком на борту ...


- Есть ли выжившие?


- Нет, - отвечает он. Советы быстро выпустили две ракеты. Израильский катер сразу затонул. Мы ничего не нашли.


- Тут кричит Шэрон. Ее ноги подкашиваются. Мы оба бросаемся вперед, но она падает в обморок, теряя сознание на металлическом полу машинного отделения.


Я нежно обнимаю ее. Ее глаза мерцают, она несколько раз произносит имя брата, затем снова теряет сознание.


Джейкобс берет рацию.


- Это Джейкобс. Звоню из машинного отделения. Немедленно отправьте двух медиков и носилки.


«Она только потеряла сознание», - сказал я.


- Я знаю. Я по-прежнему предпочитаю, чтобы ее отвели в лазарет. Кроме того, если у меня есть для вас совет, вы можете последовать ему, учитывая ваше состояние.


- Эффективно. Но сначала позвони Хоуку. Скажи ему, что я хочу поговорить с ним как можно скорее. Это срочно.


Джейкобс рапортует - Хорошо, сэр!


- Что-то другое…


У меня мимолетное головокружение, и я глубоко дышу.


- Да сэр? - обеспокоенно спрашивает Джейкобс.


- Где-то должен быть список экипажа. Проведите точную перепись.


- Ты кого ищешь?


- Да. Человек по имени Куанрум. Он не японец. Он один из террористов. Если вы не можете найти его тело, возможно, он покинул корабль. Но кто знает, если он еще не где-то в трюмах ...


- Я немедленно отдаю приказ, сэр.


Я продолжаю :


- Танкер заминирован. Пластиковые бомбы… пьезо-капсюли… Осторожно! Они находятся вдоль трюмов на уровне дозорного. Если Куанрум все еще там, он может попытаться взорвать один ... чтобы потопить корабль и вызвать разлив нефти ...


- Не волнуйтесь, мистер Картер, мы его найдем. Я о бомбах предупрежу сразу.


*


* *


В лазарете врач сказал мне, что пуля осталась застрявшей в моем бедре и что ее нельзя было извлечь до моего перевода на авианосец «Рейнджер», который в настоящее время идет в сторону места встречи.


Они меняют мне повязку, затем дают обезболивающее и чистый костюм. Я убираюсь и готовлюсь к встрече с Хоуком в капитанской каюте.


Врач дал Шэрон легкое успокоительное, и она крепко спит на брезентовой кровати. Она даже не двигается, когда я наклоняюсь к ней, чтобы поцеловать.


Она вернется в Тель-Авив, чтобы доложить своему начальству. Я знаю, что мы, вероятно, никогда больше не увидимся. Но перед этим я хочу с ним поговорить. Сказать ей, что без нее мы бы никогда не смогли обойтись. Что она спасла мне жизнь.


Три большие стопки холщовых сумок разбросаны по коридору возле больничного крыла. Чуть дальше лежат помеченные тела членов экипажа «Акаи Мару», за ними следует гораздо более крупная линия: трупы советских солдат и, наконец, несколько человек "Уайтшарк", которые погибли во время атаки.


Проходя через этот импровизированный морг, я вспоминаю Кобелева, его кодовое имя - Чревовещатель.


Его демонический план дорого обошелся многими человеческим жизням. И ничего не получилось. Внезапно проясняется еще неясный момент. Я понял, почему он решил украсть стронций-90 у израильтян. Определенно, этот Кобелев был даже умнее, чем я мог вообразить, несмотря на откровения Хоука. Он думал о том, чтобы прикрыть спину в случае неудачи. Для нас невозможно предать гласности этот вопрос, не поставив Израиль в критическую ситуацию по отношению к его врагам.


И это только начало. Он будет продолжать строить в равной степени макиавеллистические операции, пока его карьера не будет окончательно завершена.


Когда я открываю дверь капитанской каюты, Хоук, Фармингтон и два офицера Whiteshark склоняются над картой. Четверо мужчин смотрят на мой вход. По лицу босса читается облегчение.


- Ну, Ник, как ты себя чувствуешь?



- Устала. Вы нашли Куанрума?


«Насколько нам известно, его нет на борту», ​​- сказал Фармингтон. Но все бомбы обезврежены и доставлены к мосту. Судя по всему, четыре из них были поставлены вашим израильским другом.


- Справа учтите: они думали, что стронций остался в оболочке.


Он поворачивается к Хоуку, у которого легкая застывшая улыбка.


«Вы были правы, сэр, - говорит он.


Хоук не комментирует. Он смотрит на меня и спрашивает:


- Как поживает молодая женщина?


-Она спит, сэр. Его брат был наводчиком израильского крейсера. У нее был большой шок.


- Я понимаю.


У меня что-то работает:


- Простите, что не смог предотвратить эту бойню, сэр ...


«Мы поговорим об этом позже», - говорит Хоук. Сейчас мы пытаемся понять, что будем делать с нефтью.


- Вы в курсе? - ошеломленно говорю я.


- Люди Ньютона нашли возле заправочных клапанов бочку со свинцовой оболочкой


- Пустую.


- Конечно, вмешивается Фармингтон. Их система очень сложна. Ствол имеет нагнетательный лубрикатор. Им пришлось сбрасывать материал в бункеры во время операций по наполнению.


«Не расстраивайся, Ник, - говорит Хоук. Без вас этот корабль был бы потоплен. Нефть пролилась бы в воду, и океан был бы полностью загрязнен.


Мексиканский залив омывает побережье США. Как решить проблему загрязнения?


- Вы нашли какие-то решения по нефти?


- Один выход, - отвечает Ястреб. Близко к побережью многие заливы Луизианы покрыты соляной шапкой. Один из них уже используется для хранения 500 миллионов баррелей нефти. Мы собираемся опустошить бункеры Акаи Мару в другой. Глубина более девяти тысяч пятисот метров.


- Через сто лет радиоактивность стронция-90 упадет до незначительного уровня, - добавляет Фармингтон. Нефть снова станет безвредной для человека.


Так что выход есть! Я наконец дышу, и это должно быть видно, потому что мимолетная улыбка освещает взгляд Хоука.


- Господа, это дело засекречено, - объявляет он через мгновение. Ни при каких обстоятельствах не следует никому рассказывать об этом. Это ясно?


«Прекрасно, сэр», - отвечает Фармингтон.


Остальные офицеры кивнули.


- Ньют, как только будет установлена ​​радиосвязь со специальным устройством "Whiteshark", я хочу, чтобы сообщение было отправлено президенту.


- Очень хорошо. Сэр. Это займет около часа.


- Прекрасно, - говорит Хоук. Я уйду, как только мы доберемся до места встречи с "Рейнджером".


- Ты остаешься на борту?


- На момент. А теперь, господа, оставьте нас в покое ...


«Конечно, сэр, - сказал Фармингтон.


Трое мужчин покидают каюту. Ястреб садится и мановением руки предлагает мне тоже сесть. Он достает из-под стола бутылку коньяка и наливает. Затем он вытаскивает из кармана пачку моих личных сигарет и с помощью спичечной коробки толкает ее по карте передо мной.


«Я подумал, что у вас, должно быть, закончились припасы», - сказал он.


Он прав. Я медленно выкуриваю сигарету. Возможно, это лучшее в моей жизни. Все это время мы молчим.


Босс наливает себе вторую рюмку и разжигает сигару, которая не покидала угол его рта. Я нарушаю тишину.


- Это ход Кобелева?


- У нас нет доказательств, Ник. Но я в этом убежден. Такой сюжет стоит его подписи. Ты сделал хорошую работу.


- Сколько убитых? Пятьдесят? Шестьдесят ?


«Сто двенадцать», - приглушенно отвечает Хоук. Но могло быть и хуже. По мнению наших экспертов, если бы нефть разлилась в Атлантике, число погибших за первые пять лет составило бы десять миллионов. Большинство из них умерло бы от радиации.


Я долго курю. От дыма кружится голова. Я делаю еще глоток бренди. Конечно, алкоголь нельзя смешивать с обезболивающим, но после пули в ногу и не знаю сколько ударов по голове, усталости и сильных эмоций моего тела больше не должно быть хуже после этого.


Снова тишина.


Тогда я говорю:


- Я пойду и ликвидирую его.


Хоук ставит стакан на стол. Его левая бровь изогнулась.


«По словам людей Фармингтона, его больше нет на борту», ​​- отвечает он, выпуская струйку отвратительного дыма.


- Я говорю о Кобелеве, а не о Кванруме. Сэр.


«Невозможно, - возражает Хоук, - и ты это знаешь.


- Кто-то должен его устранить. Я сделаю это.


«Мы зря теряем время», - раздраженно сказал Хоук. Он не выезжает из Москвы и путешествует только под охраной. Вы были там раньше, вы не вернетесь.


Спокойным голосом подбираю слова:


- Сэр, я редко бросал вам вызов. С тех пор как я попал под ваше командование, я всегда старался изо всех сил. Меня сочли достойным звания элитного убийцы N3, и я полон решимости использовать это. Я пойду застрелю этого Кобелева.


Ястреб уже уступает:


- Ты сумасшедший, Ник. Сумасшедший, но способный. Что бы я ни сделал или ни сказал, я знаю, что вы попытаетесь это ликвидировать.


- Верно, сэр.


- В этом случае вы сделаете это с поддержкой AХ. Просто дай мне время уговорить президента.






ПОСЛЕСЛОВИЕ



Было решено ничего не разглашать владельцам Akai Maru. После того, как его бункеры будут опорожнены в солеварнях Луизианы, танкер будет затоплен в открытом море.


Конечно, Иерусалим немедленно принимает этот план, но пройдет еще много времени, прежде чем отношения между США и Израилем снова нормализуются.


О существовании ядерных ресурсов на Ближнем Востоке теперь известно. ЦРУ будет подключено к работе по мониторингу арабских стран и подготовке к ответным действиям.


В течение многих лет Хоук заявлял, что если ядерная война разразится, она вспыхнет на Ближнем Востоке.


- Я нахожу эту ситуацию очень тревожной, - признается он перед тем, как оставить меня на верхней палубе «Акаи Мару». Но на этом наша роль заканчивается. Теперь дело за дипломатами.


Он возвращает мне мое оружие, которое было найдено в задней части ящика в кабинете капитана.


«И перестань мучить себя без надобности, Ник», - добавляет он необычно мягким голосом. В таких условиях лучше было не справиться.


- Без сомнения, но ...


Я думаю о Сакаи у подножия его лестницы.


«А теперь иди и отдохни», - заключил Хоук. Мы сядем на «Рейнджер» через несколько часов.


Жму ему руку:


- Да сэр.


Я выхожу из кабины и спускаюсь в лазарет.


Бригада технического обслуживания "Whiteshark" зафиксировала рычаг стойки румпеля. Трап гудит от активности. Большинство устройств, поврежденных японским врачом и его людьми, уже отремонтированы.


Если не произойдет еще одна катастрофа, Akai Maru придёт на побережье Луизианы через несколько дней. Затем он отправится в свою последнюю поездку.


К тому времени, как я добираюсь до лазарета, Сакаи уже доставляют во временный морг. Медицинская бригада работает вокруг него, проводя обязательные проверки, прежде чем официально объявить его мертвым. Содержимое его карманов переносится в конверт из пузырчатой ​​пленки, затем его тело помещается в сумку с его именем. Двое мужчин тащат его рядом с его бывшими товарищами.


Я вхожу в больничное крыло. Проходя через главную комнату, чтобы увидеть Шэрон, я вижу, что почти все раненые получили лечение и начинают восстанавливаться.


Медсестра отрывается от перевязанной раны и говорит мне:


- Если вы ищете эту маленькую леди, ее больше нет.


Я машинально толкаю дверь и смотрю на её кровать. Там пусто.


- Где она ?


«Я думаю, она сказала, что собирается забрать свои вещи», - отвечает медсестра.


- А ты ее выпустила?


- Почему нет ? Она не пострадала. И я не знаю, заметили ли вы это, но у нас есть другие поводы для беспокойства ...


- Конечно. Простите ... Я верну ее сюда. Дайте ему более сильное успокоительное. Ей очень нужно поспать.


- Хорошо, сэр.


Я был с Хоуком уже добрых два часа, и действие обезболивающего начинает действовать. Когда я спешу в машинное отделение, я говорю себе, что, как только Шэрон проведут обратно в лазарет, я наконец лягу тоже отдохнуть.


Джейкобс улыбается мне, когда я иду в моторный отсек.


С троими из его людей, он сидит перед перевернутым чемоданом и играет в покер.


«Сегодня мы делаем большие ставки, мистер Картер», - шутит он. Хотите небольшую игру?


Но я слишком устал:


- Спасибо. В следующий раз. Вы видели мисс Нойманн?


«Она приходила сюда минут пять назад», - отвечает Джейкобс. Она сказала, что собирается забрать свои вещи снизу.


Он указывает пальцем в сторону открытого люка. Я просунул голову в туннель шахты.


Сидя на спальном мешке, Шэрон держит в руке фотографию. Я спускаюсь к ней. Ее лицо залито слезами. В ее голосе рыдания:


- Ему было всего девятнадцать ...


Я фотографирую. Красивый молодой человек в белой форме позирует с улыбкой.


- Я не знаю, что я скажу маме… - начинает Шэрон.


Затем внезапно её глаза расширяются. Она кричит:


- Ник!


Я быстро оборачиваюсь. Куанрум, с которого капает масло, только что вошел через люк. Лицо искривилось в яростной ухмылке, он достает пистолет и дважды нажимает на курок.


В мгновение ока я прыгнул влево, вынул из кармана люгер, оружие, щелкнул предохранитель и выстрелил.


Пуля попала в лоб, Куанрам роняет оружие, отшатывается и с громким «всплеском» падает обратно в люк.


Я собираюсь сказать Шэрон, но когда мой взгляд падает на нее, звуки застывают у меня в горле.


- Что происходит ? - кричит голос Джейкобса.


Стоя на коленях рядом с Шэрон, я не отвечаю. Ее белый комбинезон усыпан вишнево-красными пятнами. Одна из пуль попала в нее чуть выше левой груди, а другая - под правым глазом.


Она умерла мгновенно.


Когда подошвы Джейкобса щелкнули по металлическим перекладинам лестницы, я обнял её.


С первого взгляда он все понимает.


- Боже ! Но откуда он взялся?


- Он прятался в грузовых трюмах.


Он ругается. - Сволочь! В масле!


Он быстро приказал одному из своих людей вызвать группу дезактивации. Труп Кванрума должен быть радиоактивным, и с ним нужно обращаться осторожно.


Я сжимаю тело Шэрон, глядя на ее изуродованное лицо. Сильный гнев пожирает меня изнутри. Имя крутится в моей голове, как побитая пластинка.


Кобелев… Николай Федор Кобелев…




Примечания.



[1] См. Ник Картер №1: Связь с койотом.


[2] Кувейт имеет площадь 17 818 км2.


[3] 1 миллион жителей








The Istanbul Decision



Стамбульское решение




Ник Картер


Стамбульское решение


Посвящается сотрудникам секретных служб Соединенных Штатов Америки.


Пролог


Доктор Гарри Бичемп пошел по пустому коридору к конечной двери, где стояли двое часовых с винтовками в руках.


«Доброе утро, мальчики».


«Доброе утро, сэр», - ответил один из часовых.


"Как пациент?"


«То же самое», - сказал молодой человек, жестом показывая Бичемпу поднять руки. Врач со вздохом согласился.


«Можно подумать, что некоторые из нас могут быть освобождены от этого постоянного обыска».


«Вы знаете приказы, сэр. Никто не войдет в эту дверь без тщательного обыска. Никто». Он провел руками по одежде доктора, кончил на манжетах брюк. Затем, вынув небольшой портативный металлоискатель, он повторил процесс до конца.


«Просто все это становится немного утомительным. Как Бернис держится?»


«Лейтенант Грин, кажется, в порядке, сэр», - сказал молодой человек, складывая детектор и сунув его обратно в карман. «Хотя с таким спитфайром было нелегко». Он протянул руку и открыл дверь.


Комната была скудно обставлена; больничная койка, тумбочка, комод для одежды - все в белом. Белое одеяло на кровати, белые занавески, единственным пятном цвета где-либо были иссиня-черные волосы молодой женщины, которая сидела в инвалидном кресле лицом к окну, спиной к двери.


Рядом с ней сидела медсестра морского дозора, тоже в белом, с осунувшимся лицом, лишенным эмоций. Когда Бичемп вошел, она встала и вышла вперед. "Могу я поговорить с вами минутку, доктор?" спросила она. "В одиночестве?" Это последнее слово было добавлено с примечанием о срочности.


«Конечно, лейтенант, но я хотел бы сначала увидеть своего пациента, если вы не возражаете».


«О, да», - сказала медсестра, отступая. "Простите меня, доктор". Она шагнула в сторону дальней стены, тревожно работая руками перед собой.


Бичемп подошел к инвалидной коляске и устроился на подоконнике, чтобы смотреть прямо на молодую женщину. Он почувствовал, как у него перехватило дыхание. Ее удивительная красота всегда удивляла его. "Как самочувствие сегодня?" - мягко спросил он.


Ее темные глаза смотрели на него.


"Больно?"


Она не ответила.


«Я представляю, - продолжил он.


Опять тишина. Она впилась в него взглядом, ее глаза были такими же злобными и чужими, как взгляд змеи.


Он открыл свой блокнот, как будто где-то напечатал секрет того, как заставить ее поговорить с ним. Вверху листа появились слова ТАТЬЯНА КОБЕЛЕВА. Национальность: РУССКАЯ; Ссылка от: ЗАКРЫТО; Продолжительность пребывания: КЛАССИФИЦИРОВАНО; Личная история: ЗАКРЫТО; Анамнез болезни: Хорошее самочувствие, за исключением травмы позвоночника.


Он закрыл крышку и рассеянно постучал по ней карандашом, все еще глядя на нее. Скаттлбатт сказал, что это была девушка, которая стреляла в президента и убила агента секретной службы, а затем сама была ранена в драке. Пресса была сбита с толку. Им сказали, что ее убили. На ее месте похоронена другая девушка; был «обнаружен» дневник, показывающий психическую историю нестабильности. Затем, когда общественность удовлетворилась, Кобелеву доставили сюда, в военный госпиталь Кэмп Пири, под строжайшей охраной.


Но все это были домыслы, мельница слухов. Ни один уважающий себя офицер не поймет сути, повторяя такую ​​чушь. Тем не менее, он не мог не задаться вопросом, не является ли жесткое отношение девушки результатом страха быть расстрелянным в любой момент.


«Я здесь не для того, чтобы судить», - сказал он ей, мягко касаясь ее руки. «Я врач. Ты мой пациент. Для меня не имеет значения, что ты сделал».


Она повернулась и угрюмо посмотрела в окно.


Он наклонился к ней ближе. Он несколько лет изучал русский язык в колледже, думая, что когда-нибудь сможет прочитать Толстого в оригинале, но отказался от этого, когда у него было слишком много времени на его доврачебные занятия. Теперь он мог вспомнить лишь немногое из этого. «Я хочу быть твоим другом», - сказал он запинаясь на ее родном языке.


Она снова посмотрела на него глазами, ненависть исходила из-за темных зрачков.


Он наклонился еще ближе, теперь достаточно близко, чтобы почувствовать ее дыхание. «Поверь мне, Татьяна, мне все равно, что ты наделал», - сказал он по-английски. «Я христианин. Я верю, что мы все равны перед Богом».


Ее губы сморщились, и она плюнула.


Тут же медсестра, которая стояла в другом конце комнаты, бросилась вперед. "О, доктор Бичемп! Мне очень жаль!" - воскликнула она, вытаскивая смятую салфетку из кармана своей формы и вытирая слюну с его лица. «Она злая девушка. Абсолютно злая».


«Все в порядке», - рассеянно пробормотал доктор. "Пожалуйста." Он взял салфетку и вытер глаза и нос. "Это моя вина. Они сказали мне, чего ожидать.


Я отказался им верить, вот и все. Я больше не совершу эту ошибку, могу вас заверить, - добавил он, выпрямляясь.


Медсестра затащила его в угол у ванной. «Возможно ли, - прошептала она, - что эта девушка притворяется, что не может ходить?»


Доктор выпрямился. «Абсолютно абсурдно! Конечно, нет. Вы видели ее карты, лейтенант. Вы знаете степень нервного повреждения, которое она получила. Как вы вообще можете развлекаться…»


«На днях она сказала, что хочет помочиться. Я пошла за чистым тазом, когда меня вызвал в коридор санитар, у которого в другой палате возникла чрезвычайная ситуация. Энсин Поулсен. Я думаю, вы знаете, о чем я».


«Случайный взрыв гранаты. Слепой, не так ли? Я понимаю, что он довольно тяжело переживает».


«Он был в истерике, сэр. Он достал откуда-то скальпель и схватил одну из медсестер за горло. Нам всем потребовалось больше часа, чтобы успокоить его. Во всяком случае, я совершенно забыл об этом. Когда я вспомнила, я подумала, что она либо будет в агонии, либо промочит кровать к тому времени, когда я вернусь. Но это не так, сэр! Она ничего не сказала об этом. Кровать было сухим, а унитаз был недавно промыт! "


«Лейтенант, я уверен, что вы представляете…»


«Нет! Я знаю, что унитаз был смыт, потому что я оставила в нем пепел от сигарет, а когда я вернулся, его уже не было».


«Курение в этих комнатах строго запрещено!»


«Я готов принять любое наказание, которое вы сочтете правильным. Но я говорю вам, что эта девушка лжет. Она может ходить. Я поставлю на это свою пенсию».


Бичемп улыбнулся. «До того, как вы окажетесь в нищете в старости, лейтенант, я думаю, я должен сказать вам, что с медицинской точки зрения эта девочка не может ходить. Это абсолютно невозможно».


"Совершенно верно, сэр?"


Врач подстраховался. «Возможно, существует очень малая вероятность того, что нервные окончания не были разорваны. Возможно, мы пропустили это в наших тестах. Но вероятность настолько мала, что ее даже не стоит обсуждать. А что касается вашего туалета, я уверен, что это один из снаружи вошли мужчины, промыли его и не сказали вам. Вы спросили? "


"Нет."


«Вот ты где. Я уверен, что если бы мы вышли на улицу прямо сейчас и…»


Женщина схватила его за руку. Эта девушка нас обманывает! Я чувствую это!"


Бичемп внимательно посмотрел на нее. «Эта обязанность начинает изнурять вас, лейтенант? Возможно, вам нужно немного отдохнуть на день или два. Я поговорю с полковником Форбсом о временной замене».


«Может быть, ты прав», - сказала она, смущенно убирая руку с руки доктора. «Может быть, я воображаю что-то. Но я скажу вам одну вещь, - продолжила она, поворачиваясь к девушке, которая сидела спиной к ним и смотрела в окно, - в ней есть что-то холодное, как лед, и это пробирает до конца ".


«Да, ну…» - неуверенно пробормотал доктор, его глаза проследили взгляд медсестры на угловатую, непреклонную спину девушки, которая, казалось, не обращала внимания на их присутствие. «Боюсь, никто из нас не любит ее. Я поговорю с полковником».


* * *


Татьяна услышала, как уходит глупый американский доктор, но не обернулась. Он и его дурацкая попытка на русском! Как будто его мерзкий язык может воздать должное выразительности этого языка!


Но ей пришлось сдержать гнев. Ей пришлось хранить молчание, возводить вокруг себя стену. И подождите, пока не придет время.


И когда этот лайм наконец-то появится, ей придется полагаться на инстинкт. Инстинкт отца научил ее полагаться и использовать. «Атака», - сказал он. Атакуйте и продолжайте атаковать, пока противник не перестанет поднимать голову. А потом продолжайте - продолжайте, пока вы полностью не раздавите его!


Она подумала о своем враге - его лицо было покрыто жидкой массой крови - и это заставило ее улыбнуться. Это было лицо Ника Картера, человека, всадившего ей пулю в спину, человека, которого она ненавидела больше всех на свете. Когда она придет, месть ему будет сладкой. И это придет. Во время. Во время.


Она пошевелила пальцами ног в тканевых больничных тапочках. Ее секрет. Ей пришлось любой ценой скрыть это от этих глупых докторов. Никто не мог знать, как бы они ни пытались застать ее врасплох, сколько бы булавок ни вонзили ей в ноги. Ничто не могло испортить сюрприз, который она приготовила для них всех. Она делала упражнения по ночам. Она занималась изометрикой в ​​постели, чтобы избавиться от слабости, которая закралась в ее тело после недель лежания и сидения в этой отвратительной комнате. Затем, когда придет время, она покажет им, как хорошо она ходит. И побежит.


Первой умрет эта хныкающая медсестра. Она узнает, с кем имела дело все это время. Какое удовольствие было бы наблюдать, как свет жизни угасает в этих тусклых глазах, позволить смерти раздуть ее острый язык и навсегда замолчать! Но вовремя, а не сейчас. А пока она должна подождать.




Один Ник Картер, самый главный враг Татьяны Кобелевой не обращал внимания на ненависть, направленную к нему из больницы в Кэмп-Пири, более чем в трехстах милях от него.


Он закурил еще одну сигарету и бросил спичку между сиденьями небольшого репетиционного зала, расположенного на Западной 49-й улице в Нью-Йорке, затем снова сосредоточил свое внимание на том, что происходило на сцене.


Режиссер остановил шоу, чтобы внести незначительные изменения, но теперь они снова продолжались, работая над сценой из второго акта «Трамвай Желание »Теннесси Уильямса.


Большинство актеров были плохими, некоторые даже ужасными - жесткими, неуверенными в себе или настолько самоуверенными, что их играм не хватало баланса и тонкости. Но молодая женщина в роли Бланш излучала мощь. Это была Бланш Дюбуа. Когда она заговорила, Картер слышал звуки гавани и чувствовал запах пота и вони трущоб Нового Орлеана. Она была эпицентром всей постановки, и режиссер, казалось, знал это, снова и снова проверяя с ней, как она хотела бы снять сцену и встретила ли такая-то и такая-то перемена ее одобрение. Наконец они прервались на обед, дав Картеру возможность, которую он так долго ждал. Он проскользнул за кулисы и постучал в дверь ее гримерной.


"Это кто?" - нетерпеливо спросила она.


"Это я."


"Кто, черт возьми, такой" я "?" - спросила она, распахивая дверь. Она посмотрела ему в лицо, и ее рот приоткрылся от удивления. "Ник!" - радостно воскликнула она, обнимая его.


«Привет, Синтия».


«« Привет, Синтия »? Это все, что ты можешь сказать через два года? Я тоскую по тебе половину моей юности, и все, что ты можешь сказать, это.« Привет. Синтия »?»


"Могу ли я войти?"


"Да, конечно."


Комната была забита ящиками с костюмами, париками и прочей атрибутикой. Он снял со стула копию сценария и сел. «Хоук послал меня», - просто сказал он. «У нас есть для вас работа».


"Бизнес, не так ли?" - сказала она разочарованно. «Я должен был знать. Вы бы не пошли сюда полностью, чтобы позвонить по телефону».


Это не правда. Синтия. Когда мне сказали, что тебя выбрали для этого задания, я не мог дождаться, когда приеду сюда ".


«В самом деле, Ник? Если бы ты не был таким доном Жуаном, я бы почти поверила этому. Дэвид Хок. Я давно не слышал этого имени. Как поживает старый ублюдок?»


«Он выживает. Он стойкий. Он должен быть. Но на этот раз ему нужна твоя помощь».


«Я слышал эту песню и танец раньше. Мне кажется, я помню, как мы с вами бродили по иранским пустыням на шаг впереди аятоллы».


«Мы ценим то, что вы сделали».


«Отлично. Я получила благодарственное письмо от президента, и я даже не могу его никому показать. Это и разбитое сердце. Теперь вы хотите, чтобы я сделал это снова?»


"Я не разбивал тебе сердце, не так ли?" спросил Картер с улыбкой.


Она стояла, прислонившись к туалетному столику. Она подошла к тому месту, где он сидел, и провела рукой по его волосам. «Ты мудак, Ник. Ты знаешь, что любила. Ты заставил меня полюбить тебя, потом ты сбежал в Алжир или в какое-то проклятое место, и на этом все закончилось. Скажи мне, эта работа, которую задумал Хок, - ты будешь работать со мной? "


Картер встал и обнял ее. "Да."


"Близко?"


Он поцеловал ее в шею. "Очень."


Она издала низкий горловой звук, наполовину стон и наполовину вздох, и отстранилась от него. «Это бесполезно. Мы открываемся в Филадельфии через семь дней на месяц, а затем возвращаемся сюда. Я не могу просто уйти от них сейчас».


«Я видел репетицию. Ты лучшая фигура в шоу».


«Для меня это большой шанс, Ник. Я больше не просто дублер. Я училась».


«Это важно, Синтия».


Ее глаза не отрывались от его лица. «Насколько важно, Ник? Скажи мне, что судьба мира висит на волоске. Сделай это для меня проще».


"Ваш русский еще сносный?"


«Я выросла там, помнишь? Пока мой отец не сбежал».


«Кто самый важный человек в советской иерархии?»


"Вы имеете в виду официально, или у кого больше всего власти?"


«Самый мощный».


«Я бы сказал, глава КГБ. Его все боятся, даже премьер».


«Что, если бы я сказал вам, что есть человек, стоящий в очереди, чтобы захватить эту власть, человек настолько злой, настолько одержимый разрушением и своей страны, и нашей, что он делает Гитлера похожим на бойскаута?


От ненависти в его голосе она внезапно похолодела, и она попыталась рассмеяться. "Вы не серьезно, не так ли?"


«Смертельно. Однажды я пытался убить его, но не смог убедиться, что работа выполнена. Я больше не совершу ту же ошибку».


«Кто этот маньяк? Как его зовут?»


«Николай Федорович Кобелев».


Лицо девушки побелело. "О, Ники!" воскликнула она.


"Вы знаете о нем?"


Она тяжело села на стул позади нее. "Я хорошо его знаю. Его имя было проклятием в моей семье в течение многих лет. Он был шифровальщиком в государственной безопасности,


до повышения по службе, и это было между ним и другим клерком. Конфликт длился недолго. Другой клерк был найден дома с ранением в шею. Этим другим клерком была моя мать. Мне тогда был год ".


«Я не знал».


Она покачала головой, тяжело вспоминая. «Он дернул за ниточки, сумел переложить вину на брата-алкоголика моей матери. Дядя Петр все еще живет в Сибири».


Руки Картера упали. «Мне очень жаль, - сказал он. «Мне не сказали. Если бы я знал, я бы попросил назначить кого-нибудь еще».


«Нет, Ник! Я хочу это сделать. Я должна. Разве ты не понимаешь? Я в долгу перед своей матерью и своей семьей. Если ты собираешься провести операцию по Кобелеву, я должна быть там».


Картер покачал головой. «В этом задании нет места для личной вендетты. Человека нужно убрать чисто, профессионально, полностью. Никаких промахов быть не может».


«Я могу это сделать, Ник. Клянусь, я сделаю именно то, что ты говоришь. Но я должна быть рядом, когда ты вонзишь в него нож».


Картер вздохнул. Времени было мало. На поиск другой актрисы могут уйти месяцы. Кроме того, сходство Синтии с дочерью Кобелева было почти сверхъестественным.


«Хорошо», - сказал он наконец, вытаскивая карточку из кармана. «Покажи это секретарю базовой больницы в Кэмп Пири завтра в четырнадцать часов. Боюсь, нам придется сделать небольшую операцию на твоем лице».


«Мне все равно. Делай, что хочешь».


Он взял ее за подбородок и посмотрел ей в глаза. «Хорошая девочка», - сказал он.


* * *


На следующий день Картер позвонил по неуказанному номеру в Вашингтоне, округ Колумбия, и ему сказали, что «объект» принят, и «эксперимент» начнется, как и планировалось. Таким образом, он знал, что Синтия Барнс, урожденная Катерина Буржески, записалась на прием в Кэмп Пири и что отобранные ЦРУ врачи сочли ее подходящей для операции. Той ночью он собрал чемодан и сел на самолет до Феникса.


Его конечным пунктом назначения было маленькое ранчо для парней на окраине Темпе. Якобы это была заброшенная туристическая достопримечательность, пережившая лучшие времена, но на самом деле это была гавань для отдыха агентов AX, сверхсекретной организации по сбору информации и политических действий, членом которой был Картер. AX был вдвойне секретным, секретным даже от Центрального разведывательного управления, его финансирование было спрятано в лабиринте бюджетных справок и сносок и, наконец, безопасно спрятано в собственном счете специальных расходов президента, чтобы его невозможно было отследить. Картер прошел свой путь по служебной лестнице и получил звание N3, Киллмастер, имя, которое говорило о его целях и способностях красноречивее любых должностных инструкций.


Муниципальный аэропорт Личфилд в Фениксе довольно маленький, несмотря на размер города, с залами для высадки пассажиров в одном конце и большим вестибюлем с двойной багажной каруселью в центре. В дальнем конце двери ведут на парковку. Картер прибыл в 21:58. ровно и пошел прямо к багажной карусели.


Он был относительно уверен, что обычный старый универсал с надписью Mesa Verde Dude Ranch на двери отслаивающимися золотыми буквами будет ждать его снаружи, чтобы довезти его до Темпе, и он был в равной степени уверен, что водитель сможет тоже был более чем готов позаботиться о сумках, но Картер предпочел позаботиться о собственном багаже.


На плече он нес небольшую кожаную сумку, в которой хранились его туалетные принадлежности и другие личные вещи, а также книга, которую он сейчас читал, обычно по грамматике иностранного языка или современной политической истории. Но это был его другой случай, искусно изготовленный инструмент ручной работы, по которому он больше всего скучал во время полета, и теперь он пристально наблюдал за тем, как карусель начала поворачиваться и багаж начал падать на поручни. В этой сумке хранился небольшой арсенал личного оружия, который он всегда имел с собой: 9-мм немецкий «Люгер» с глушителем, нежно названный Вильгельминой; и маленький, тонкий, как карандаш, стилет. Гюго, который помещался в замшевых ножнах, которые он всегда носил на предплечье. У него было еще одно оружие, прозванное Пьером, - газовая бомба, которая помещалась высоко на его левом бедре, почти как третье яичко. Но он был пластиковым и мог проходить через металлоискатели без единого звукового сигнала, что невозможно для другого оружия. Их пришлось уложить, и они уже почти шесть часов были вне досягаемости. Воздействие на него не могло быть сильнее, если бы он все это время ходил без одежды.


Подобно маленькому составу машин на американских горках, сумки, одна за другой, подъезжали к вершине карусели, затем падали вниз, представляя себя с лязгом перед несколькими десятками измученных путешествием пассажиров внизу, которые приблизились к ней. чтобы схватить их, когда они проезжали мимо. Картер ждал, ожидая знакомого очертания своей сумки, когда внезапно он почувствовал взгляд кого-то в толпе.





. Тревожный звонок в его затылке начал звенеть, сигнал опасности зазвенел во всех нервах его тела.


Он не подал виду, что знает. Он спокойно собрал сумку и направился прямо в мужской туалет.


В отражении окна стенда он увидел, как мужчина в легких брюках и спортивной куртке отделился от толпы и двинулся в том же направлении - явная выпуклость под левой рукой его куртки. В мужском туалете никого не было, за исключением пожилого джентльмена, стоящего у одного из писсуаров. Он не потрудился обернуться, когда Картер вошел, выбрал последнюю туалетную кабинку в очереди, вставил монетку в щель и вошел.


Он снял брюки, сел и поставил чемодан себе на колени. Через несколько секунд старик закончит и уйдет, оставив Картера одного в комнате. Это, несомненно, то, чего ждал снаружи мужчина.


Картер открыл чемодан, когда старик закончил, подошел к раковине и пустил воду. Затем он подошел к диспенсеру для полотенец. Тот громко задрожал, когда он вытащил несколько футов бумажного полотенца.


Из-под аккуратно отутюженных брюк Ив Сен-Лорана на дне чемодана Картер достал деревянную коробку.


Дверь распахнулась, и суматоха терминала внезапно заполнила комнату. Старик ушел. Еще секунда, и дверь снова распахнулась, на этот раз впустив человека, шаг которого был намного увереннее и отчетливее, чем шарканье старика.


Картер затаил дыхание, пока эти новые шаги ненадолго задержались у двери, затем продолжили путь.


Время было на исходе. Картер нашел нужный ключ и открыл коробку. Вильгельмина блестела и слабо пахла оружейным маслом. Справа, также в пенополистироле, находился зажим, а наверху ящика располагался короткий цилиндрический глушитель. Картер вынул пистолет и глушитель и соединил их, производя ровно столько шума, сколько необходимо для вращения их идеально подогнанных, хорошо смазанных резьб.


Шаги остановились у следующего отсека. Картер вытащил из коробки обойму и держал ее в руке. Звон монет в кармане подсказал Картеру. В тот же миг монета проскользнула в щель и с грохотом проскользнула в механизм дверного замка. Картер воткнул обойму в приклад пистолета, используя звук монеты, чтобы замаскировать металлический щелчок, когда он загонял обойму. Мужчина вошел в кабину, и Картер направил в камеру боевой патрон и снял предохранитель.


Мужчина в спортивной куртке повернулся лицом к унитазу, слабо насвистывая, когда непрерывная струя его мочи хлынула в воду внизу, его плохо начищенные флорсхаймские носки торчали из-под светлых брюк в нескольких дюймах от того места, где Картер наблюдал за нижним краем перегородки.


Затем обувь покинула пол. Один ботинок был поднят к диспенсеру для бумаги, привинченному к перегородке. Болты слегка скрипнули под необычным весом. Другой исчез, когда его положили на сиденье унитаза. Картер обернулся, глядя на верхний край перегородки.


Полумесяц головы человека появился над ровным горизонтом перегородки, и Картер выстрелил, пуля издала два практически одновременных звука в облицованной плиткой ванной комнате: грохот взрывчатых газов, рассеиваемых в глушителе, и глухой звук. удар по черепу мужчины, как сильный удар пальца по дыне.


Вся линия кабинок сильно затряслась, когда тело человека откинулось назад. Тишина длилось всего долю секунды, затем раздался еще один удар, когда тело врезалось в небольшое пространство над туалетом, пистолет с грохотом упал на пол. Он остановился у ног Картера, огромный Грац-Буйра, стандартный выпуск «Комитета».


Картер быстро встал и оделся. Он положил «люгер» в карман пиджака, а русское оружие - в чемодан. Затем он залез на перегородку и заглянул в следующую кабинку.


Этот человек был мертв с тех пор, как пуля Люгера пронзила лобную долю его мозга, прошла через череп и вырвала большую часть его затылка. Перегородка позади него была залита кровью, серым веществом и осколками костей. Теперь с этим ничего нельзя было поделать.


Спустившись в кабинку. Картер поспешно просмотрел карманы мужчины. В водительских правах Нью-Йорка он был идентифицирован как Йозеф Мандаладов, тридцати восьми лет, и дан его адрес в том же здании, в котором размещалось советское представительство при Организации Объединенных Наций.


Картер только что сунул бумажник в свой карман, когда дверь туалета снова распахнулась, и вошли двое молодых людей, громко разговаривая под ударный диско-ритм, исходивший из «бум-бокса», который они несли. Один из них подошел к писсуарам, а другой остался у раковины. Картер затаил дыхание, не решаясь пошевелиться.


Когда тот закончил у писсуара, он присоединился к своему товарищу у раковины, где они оба разговаривали в течение нескольких минут.


От души смеясь, они, наконец, ушли, и звук их смеха и настойчивый ритм музыки постепенно утих на кафельных стенах.


Картер больше не терял времени. Он продолжал обыскивать тело, пока не нашел то, что искал, - билет Frontier Airlines, из которого было видно, что Йозеф Мандаладов садился на тот же самолет, что и Картер, в национальном аэропорту Вашингтона. Он был забронирован до Лос-Анджелеса, но высадился здесь, в Фениксе, без сомнения, когда увидел, что Картер выходит. Это означало, что он понятия не имел о конечном пункте назначения Картера, и что существование и местонахождение базы отдыха AX здесь все еще в безопасности.


Картер сунул билет на самолет в карман. Затем, убедившись под углом тела, что просачивание крови на пол будет минимальным, он перебрался через перегородку в свою кабинку, собрал свой чемодан и вышел, оставив кабинку Мандаладова закрытой. «Занято» отображается в крошечном окошке на замке.


Тело будет найдено через десять или двадцать минут, а к тому времени он планировал быть за много миль от него.


Он пересек терминал и вышел на улицу. Как он и ожидал, у обочины ждал автофургон Chevy. Мануэль Санчес прислонился к двери. Когда он увидел Картера, его лицо расплылось в улыбке.


«Добрый вечер, сеньор», - сказал он, беря чемодан и бросая его на заднее сиденье. "У вас был хороший полет?"


«Гладкий, как задница младенца», - сказал Картер, входя и хлопая дверью. "Поедем?"


* * *


На следующий день в Sun появилась короткая статья о том, что в туалете аэровокзала было найдено неопознанное тело. Это все. Картер следил за газетами в течение следующих нескольких дней, но дальнейших действий не последовало. Он предположил, что русское происхождение этого человека было раскрыто, и ФБР взяло дело на себя, заблокировав средства массовой информации. Он также предполагал, что ФБР будет больше заинтересовано в том, чтобы выяснить, что кто-то с этого конкретного нью-йоркского адреса делал в Фениксе, чем в том, кто его убил. Следовательно, сеть безопасности вокруг AX и его помещения для отдыха в Фениксе останется нетронутой, и это будет секретом даже для внутреннего следственного агентства Америки.


И хотя ФБР могло никогда не разгадать, как агенту КГБ удалось забрести в туалет в аэропорту Феникс и умереть, его присутствие не было тайной для Ника Картера. Это был Кобелев, у которого в руках все руководство КГБ, исполнявшее свою угрозу убить его.


И все же, по мнению Картера, это была глупая затея, мотивированная чистой местью с очень небольшим планированием, вряд ли достойный человека изобретательности и ресурсов Кобелева. Это указывало на то, что мужчина был в отчаянии теперь, когда его дочь держали в этой стране, и он знал, что не сможет до нее добраться. И отчаяние было как раз тем настроением, в котором Картер хотел его. Отчаявшийся Кобелев Картера вполне устраивал.


Так начался период интенсивных тренировок Ника Картера в центре отдыха в Фениксе. Это закончилось почти месяц спустя, когда ему позвонил Дэвид Хок, основатель организации AX и единственный человек, которому Ник Картер когда-либо звонил. В соответствии с известной нелюбовью Хока к долгим телефонным разговорам, сообщение было кратким: «Она готова».


Вторая глава.


Через двадцать четыре часа после получения вызова Хоука Картер прибыл в базовый госпиталь в Кэмп Пири. Он без посторонней помощи прошел через два контрольно-пропускных пункта службы безопасности: один у ворот перед больницей, а другой рядом с лифтом на четвертом этаже. У дверей камеры «С» его задержали, когда грубый сержант морской пехоты звонил по телефону. Через несколько минут из него вышел худощавый мужчина благородного вида в деловом костюме и представился доктором Резерфордом. Он подписал сержантскую книжку и повел Картера по длинному коридору.


Резерфорд объяснил, что Кэмп Пири был местом, куда Компания привозила своих военных стажеров из иностранных правительств, а также своих политических перебежчиков и лиц, нуждающихся в строгой защите. Он был спроектирован так, чтобы люди внутри не могли понять, где они содержатся, ни в какой стране и даже на каком континенте. Доктор сказал ему, что охрана здесь герметична.


Картер терпеливо слушал, хотя все это он уже слышал раньше. Он знал, например, что Татьяну Кобелеву держат именно в этом здании, всего двумя этажами выше.


На полпути доктор остановился перед пустой белой дверью. «Вам придется идти отсюда одному, мистер Картер», - сухо сказал он. «Меня не пускают внутрь».


«Очень хорошо, доктор. Было приятно познакомиться с вами», - сказал Картер, положив руку на ручку и ожидая ухода доктора.


Но он этого не сделал.


«Я сказал вашему начальнику, мистер Хок, что я глубоко возмущен тем, что мне не разрешают участвовать в заключительных этапах нашего небольшого проекта», - сказал он с ноткой гнева в голосе. "В этих делах нужна деликатная рука, иначе можно пожертвовать неделями работы.


Я сказал ему, что у меня самый высокий уровень допуска в больнице. И необычность этого эксперимента и то, как он был проведен… »


«Если Дэвид Хок сказал, что вас не пускают внутрь, я уверен, что у него были свои причины», - сказал Картер, прерывая его. «Я никогда не видел, чтобы он делал что-нибудь без уважительной причины. Теперь, если вы не возражаете. Доктор, меня ждут».


Резерфорд на секунду внимательно разглядывал суровое лицо Картера, затем, осознав, что его жалобы остаются без внимания, он внезапно сказал: «Понятно», повернулся на каблуках и ушел.


Картер подождал несколько секунд и открыл дверь. Хоук сидел в маленьком вращающемся кресле в центре кабинета врача и курил сигару. Напротив него на смотровом столе сидела молодая женщина в больничном халате, вся ее голова была перевязана марлевой повязкой, за исключением двух маленьких прорезей для глаз.


«Заходи, Картер, - хрипло сказал Хоук.


«Доброе утро, сэр», - сказал Картер.


«Доброе утро, Ник, - сказала молодая женщина.


«Доброе утро, Синтия», - сказал Картер, узнав ее голос.


"Резерфорд доставил тебе неприятности?" - спросил Хоук, вставая, чтобы убедиться, что Картер запер дверь. «В этом проблема всего ЦРУ - слишком многие люди думают, что им нужно всё знать. Я бы хотел, чтобы мы могли использовать наши собственные средства».


«Если вы не возражаете, сэр, почему бы и нет? Эта организация протекает, как решето».


«Это именно то, на что я рассчитываю, Картер. Когда придет время, мы хотим убедиться, что нужная информация передается цели. Но эта часть, - сказал он, обращаясь к Синтии, - должна быть Совершенно секретно. Мы разделили это на три части, и над каждой работал другой врач. Никто из них не знал, как будет выглядеть готовый продукт. Вот, - сказал он, протягивая Картеру тупоносые ножницы медсестры. "Почему бы тебе не оказать почести?"


"Я, сэр?"


«Просто будь нежным с ней».


Картер начал разрезать повязку, которая проходила вдоль ее шеи, затем проделал путь вверх по линии подбородка к виску и по ее лбу. Повязка легко спала, обнажив покрасневшую, тугую кожу, на которой не было шрамов. Когда повязка была полностью снята, он отступил, чтобы лучше рассмотреть ее. «Удивительно, - сказал он.


"Странно, не так ли?" - заметил Хоук, производя фотографию Татьяны Кобелевой в натуральную величину и поднося ее к лицу Синтии.


«Я не мог отличить их друг от друга», - удивился Картер.


«Будем надеяться, что ее отец тоже не сможет. По крайней мере, сначала».


"Могу я увидеть зеркало?" спросила Синтия.


Картер достал из шкафа маленькое стоящее зеркало и протянул ей. Она медленно повернула голову из стороны в сторону, изучая ее с разных сторон.


«Красивое лицо», - предположил Картер.


«Это не мое лицо».


«Ты по-прежнему очень красива».


«Когда это дело закончится, вы сможете вернуть себе старое лицо», - сказал Хоук. «Между тем у вас двоих есть дела. Я хочу, чтобы вы начали тренироваться вместе, снова узнали друг друга, думали, как команда. . Клиника Дениса за пределами Дижона. Предположительно, французский хирург будет там, чтобы сделать последнюю операцию на ее спине. Она будет идеальной, изолированной, тихой. Кобелев не сможет устоять. Ему придется понять это даже если это ловушка, то это будет единственный раз, когда Татьяна окажется достаточно близко к Советскому Союзу, чтобы схватить ее. Чего он не узнает, так это того, что он схватит не Татьяну ».


"Ты имеешь в виду…?"


«Верно, Синтия», - вмешался Картер. «Ты приманка».


* * *


Картер не видел Синтию снова до следующего дня, когда они вместе начали тренироваться на малоиспользуемом чердаке в больничном комплексе. К этому времени большая часть покраснения исчезла, и ее лицо вернулось к своему естественному цвету. Сходство, которое раньше поражало, стало еще более поразительным.


«Ты выглядишь так же, как она», - сказал он, когда она вошла в комнату. «Я надеялся на разумное физическое сходство, но это действительно что-то. Единственный способ отличить вас - это ваш голос».


«Я работала над этим», - сказала она, снимая халат, обнажая свое красивое тело, одетое в черный купальник. «Возможно, эти американцы не похожи на огров, - сказала она, понижая голос на полоктавы и растягивая гласные в британском стиле, - но у них самые буржуазные вкусы».


Картер рассмеялся. "Это она на Т!"


«Хоук дала мне несколько пленок для изучения. Думаю, я только что ее скопировала».


«Вы, конечно, могли бы меня обмануть».


"Могу я, Ник?" - спросила она с внезапно серьезным выражением лица. «А как насчет ее отца? Могу ли я его обмануть?»


«Тебе не нужно надолго его обманывать, достаточно, чтобы мы позаботились о нем». Он улыбнулся. Она заставила себя улыбнуться, но обеспокоенное выражение не сходило с ее лица.


Наступило короткое молчание, но Картер снова быстро уловил нить. «Хоук хотел, чтобы я провел тебя через несколько упражнений, чтобы уберечь тебя от опасности, когда начнут лететь пули. Он говорит, что ты немного ржавая».


«Хорошо», - сказала она, пожав плечами. Она стояла очень близко к нему, и ее аромат наполнял его ноздри. На мгновение ему вспомнилась ночь, которую они провели вместе в пустыне за пределами Тегерана. Это было приятное воспоминание. Они разбили лагерь в оазисе. Войска аятоллы временно потеряли их из виду, и они воспользовались возможностью, чтобы заняться любовью на одеяле под звездами. Закончив, они легли в объятия друг друга и прислушались к ворчанию верблюдов и легкому ветру, сгибающему ладони. Приятно. Но с этим было связано что-то еще, другая бессознательная ассоциация, совсем не приятная, и это оставило у него смущенное чувство.


"Как нам начать?" спросила она. «Ты хочешь напасть на меня и посмотреть, какова моя защита? Ник? Ты со мной?»


«Я здесь. Просто задумался на мгновение».


«Нападай на меня, и я посмотрю, смогу ли я тебя отбить».


Он протянул руку, как будто хотел схватить ее за плечо, но она схватила его за руку, повернула ее, шагнула внутрь, и в одно мгновение он растянулся на спине на десять футов ниже циновки.


«Неплохо», - сказал он, вскакивая на ноги. «А теперь прикончи меня».


Она подошла к нему с бычьей решимостью в глазах, и внезапно он понял, что смущало его раньше. Выражение ее глаз, ее волосы, ее лицо были точно такими же, как у Татьяны в ту ночь, когда она якобы убила своего отца на их даче под Москвой. Угроза и отвращение, которые, казалось, наполнили все ее существо, когда она выбежала из кабинета с ножом в руке и вонзила его в грудь отца, мгновенно вернулись к нему, вместе со всей ненавистью и страхом, которые он чувствовал. для нее в тот момент. Не осознавая, что он делает, он опустил плечо, схватил Синтию за предплечье и катапультировал ее в воздух. Она неуклюже повернулась один раз, как мягкая кукла, и с тошнотворным стуком приземлилась на край циновки.


Как только он понял, что натворил, он побежал к ней. "Ты в порядке?" он спросил.


Она застонала и перекатилась на бок, хватая ртом воздух.


«Ложись, - сказал он ей. «Ты потеряла сознание».


Несколько минут она лежала с закрытыми глазами, пытаясь дышать. Затем она подняла глаза. «Ты воспринимаешь… все это… довольно серьезно… не так ли?»


«Это то, как ты выглядишь», - сказал он, помогая ей сесть. «Вы напомнили мне Татьяну и все, через что я прошел в России».


«Это должно быть было грубо». - сказала Синтия, наконец-то глубоко вздохнув и ощупав ребра, чтобы убедиться, что ничего не сломано. «Хоук рассказал мне об этом в общих чертах, но я так и не узнал подробностей».


Он сел рядом с ней. «Ваш друг Кобелев прошел долгий путь с тех пор, как был шифровальщиком. Он по-прежнему безжалостен, но его заговоры обрели новую изобретательность - изобретательность, граничащую с абсолютным гением смерти и разрушения. Мы наблюдали его успехи в качестве оперативного сотрудника, а затем в течение некоторого времени администратора в отделе S. Затем, когда они перевели его в Executive Action, мы забеспокоились, но он все еще был чем-то неизвестным. Все это изменилось с инцидентом в Акаи Мару. время, когда мы поняли, что ситуация вышла из-под контроля ".


"Акаи Мару?"


«Японский нефтяной танкер. Мы обнаружили на борту бочки с нефтью, которую Кобелев облучил стронцием 90, одним из самых токсичных веществ в мире. По нашим оценкам, если эта партия нефти когда-либо будет доставлена, случаи рака в Калифорнии будут увеличились на пятьдесят процентов ".


«Это безумие! Это выходит за рамки шпионажа. Это акт войны».


«Вот почему его нужно остановить. Вскоре после этого мы узнали, что Кобелев, или Хозяин Марионеток, как они его называют, должен был стать главным администратором всего КГБ. Если бы это случилось, его власть была бы безграничной. уже заявил о желании увидеть наши две страны в состоянии войны. У него есть недоработанная идея о захвате власти после ядерной конфронтации ».


"Он сумасшедший?"


«Он вполне может быть. Вы не узнаете этого, если бы поговорили с ним, но он должен быть сумасшедшим, как сумасшедший Гитлер».

Загрузка...