Сборник летописей. Том II

Чагатай был вторым сыном Чингиз-хана; его матерью была его [Чингиз-хана] старшая жена Бортэ-фуджин, дочь Дайи-нойона из племени кунгират, мать четырех сыновей, пользовавшихся влиянием. У Чагатая было много жен и наложниц, но самыми влиятельными из них были две жены: первая — Йисулун-хатун, которая была матерью всех его выдающихся сыновей, дочь ... нойона, сына Даритая, государя [племени] кунгират. Бортэ-фуджин, старшая супруга Чингиз-хана, и отец Йисулун-хатун были [между собой] двоюродными братом и сестрой. Вторая — Туркан-хатун, сестра упомянутой Йисулун-хатун. Он женился на ней после смерти Йисулун.

Памятка о его сыновьях и внуках, которые до сего времени [от него] произошли

А у него [Чагатая] было шесть[349] сыновей в таком перечислении и порядке:

Первый — Мутугэн,

Второй — Муджи Яя,

Третий — Белькеши,

Четвертый — Сарабан,

Пятый — Есу-Мункэ,

Шестой — Пайдар,

Седьмой — ...,[350]

Восьмой — ...,[351]

Подробная родословная упомянутых восьми сыновей представляется в таком виде, как это [здесь] написано о каждом из них в отдельности. А Аллах лучше знает!

[А] Первый сын Чагатая — Мутугэн, появился на свет от Йисулун-хатун, отец любил его больше других детей, и так как Чингиз-хан его [также сильно любил],[352] то [Мутугэн] большей частью находился постоянно при нем. В то время, когда Чингиз-хан послал его отца Чагатая [вместе] с Джучи и Угедеем на осаду Хорезма, а сам занялся осадой крепости Бамиан, этого Мутугэна поразили из крепости стрелой, и он скончался.

|A 140а, S 334| Чингиз-хан поэтому впал в великое расстройство, и когда он взял ту крепость, то совершенно ее разрушил и убил всех ее жителей; он назвал ее злой [крепостью].[353] Когда Чагатай вернулся из [Хорезма], он прибыл как раз в то время, когда разрушали крепость. Чингиз-хан приказал, чтобы ни один человек не сообщал ему о смерти [Мутугэна]. В течение нескольких дней он ему говорил, что Мутугэн уехал куда-то. А потом под каким-то предлогом он однажды нарочно начал бранить сыновей: «Вы не слушаете моих слов и не исполняете того, что я вам говорю». Чагатай, преклонив колена, сказал: «Как прикажет Чингиз-хан, так я и поступлю; умереть мне, если я проявлю [в этом] нерадение». Чингиз-хан несколько раз переспросил: «Верно ли ты это говоришь и так ли поступишь?». [Чагатай] сказал в ответ: «Пусть я умру, если я поступлю вопреки [своим словам]». Тогда [Чингиз-хан] сказал: «Мутугэна не стало, не надо плакать и сетовать». [Вс]е загорелось внутри Чагатая, но следуя приказу отца, он стерпел и не заплакал. Спустя некоторое время он вышел под предлогом какой-то надобности, в уголке немного втайне поплакал и, утерев глаза, отправился к отцу.

У Мутугэна были четыре сына в таком порядке: Байджу, Бури, Йисун-Дува и Кара-Хулагу.

А родословная этих четырей сыновей представляется в таком виде, как это [здесь] подробно изложено о каждом из них в отдельности.

[I] Первый сын Мутугэна — Байджу.

У него был [1] сын по имени Тудан, а у этого Тудана есть [а] сын, имя его Буджай, и у Буджая есть сын по имени Абдаллах.

[II] Второй сын Мутугэна — Бури.

Об обстоятельствах его рождения так рассказывают. Раньше был такой обычай, что жены домашних слуг эв-огланов собирались в ставках для работы. Однажды Мутугэн пошел в ставку и увидел множество женщин. Одну из них, обладавшую красотой, он увел в уголок и соединился с ней. Ему пришло на ум, что она, вероятно, забеременеет. Он приказал, чтобы ее разлучили с мужем и оберегали. Случилось так, что она забеременела, у нее появился на свет Бури, а ее снова отдали ее мужу. Этот Бури был крайне смел и дерзок. Когда он напивался, он говорил грубости. Дело дошло до того, что [однажды] в эпоху Менгу-каана, когда он пил вино, то ругал Бату по злобе, которую в душе питал к нему. Когда Бату услыхал об этом, он потребовал его к [себе.] По приказу Менгу-каана Мункесар-нойон отвез его к Бату, и тот его убил. Этот Бури имел пять сыновей в таком перечислении:

[1] Кадаки-Сечен, у него четыре сына в таком порядке: [а] Налигу,[354] он имеет трех сыновей: Тимура, Орадая и Тумана; [б] Бугу, [он] имеет двух сыновей: Зу-л-карнайна[355] и Али; [в] Бука-Тимур, имеет двух сыновей: Урук[356]-Тимура и Олчая; [г] Бука, [детей] не имеет.

[2] Ахмед, у него есть два сына: [а] Баба, имеющий трех сыновей: Хабил-Тимура, Кабил-Тимура и Юлдуз-Тимура, [б] Сати — не известно.

[3] Ачиги, у него есть три[357] сына: [а] Урук, имеющий двух сыновей: Юл-Буку и Газана; [б] Изшил-Туркин, [в] Урук-Тимур.[358]

[4] Эбугэн, [детей] не имеет.

[5] Абишка, у него есть один [а] сын, по имени Урук.[359] [Этот Абишка] во время раздора [Ариг-Вуки][360] с Кубилай-кааном был [на службе] у [Кубилай-]каана, он послал его стать вместо Кара-Хулагу государем улуса Чагатая и захватить Ургана-хатун. По дороге его захватило войско Ариг-Буки и увело туда.[361] Он приказал, чтобы сын [Менгу-каана], Асутай, который был с ним заодно, казнил его.[362]

|A 140б, S 335| А этот Абишка постоянно находился при Кубилай-каане, а в настоящее время он у Тимур-каана и очень состарился. Он влиятельнее всех царевичей, которые там находятся, и весьма уважаем и почитаем.

[III] Третий сын Мутугэна — Йисун-Дува. У этого Йисун-Дувы было три сына в таком перечислении и порядке:

[1] Му`мин,[363] у него есть два сына: [а] Яя, имеющий сына по имени Билька-Тимур; [б] Урук Борак, у него есть пять сыновей в такой последовательности: Тоха, Уладай, Бомза, Дува [и] Бек-Тимур.

[2] Ясаур, он проезжал сюда[364] послом в том году, когда Абага-хан отправился в Херат против караунасов и когда Ахмед бежал из Хорасана. Его убили эмиры.

У [3] Борака много сыновей и внуков, так как их имена стали известны [уже] после написания [этой] книги, то излагать [их] здесь неуместно, по этой причине они [здесь] не приводятся, а упоминаются в разделе о нем; там и следует смотреть.

Му`мин было большим пьяницей, гулякой и великим грешником. А Борак находился постоянно при Кубилай-каане и похвально исполнял служебные обязанности. Кубилай-каан приказал, чтобы он и Мубарек-шах ведали улусом Чагатая. Когда они туда прибыли, то некоторое время изъявляли [друг другу] искренние чувства, а потом один из эмиров-битикчиев Мубарек-шаха по имени ...[365] и некоторая часть воинов стали заодно с Бораком и свергли Мубарек-шаха. И Борак стал полновластным правителем.

Так как граница улуса Чагатая соприкасалась с областью, [принадлежавшей] Кайду, [то Борак] захватил часть [владений] Кайду. А Борак, расположенный к Кубилай-каану, несколько раз сразился с Кайду; первый раз одолел Кайду. Когда они снова начали битву, то Кипчак, внук Кадан-Огула из дома Угедей-каана, устроил между ними мир; они поклялись [в этом] и стали друг другу побратимами.[366] Кайду до сих пор называл Борака «анда», и в настоящее время их дети называют друг друга «анда». После этого он стал враждовать с кааном, а также с Абага-ханом. Он захватил в тех областях их приверженцев, забрал в свою казну [их имущество,] принялся угнетать и притеснять людей и разорять области. Он договорился с Кайду о том, что переправится через реку [Аму-Дарью] и будет воевать с Абага-ханом. Так как Кайду [сам] опасался его козней и тоже враждовал с Абага-ханом, то он дал на это согласие [для того,] чтобы [Борак] удалился из этого царства.[367] Он [Кайду] послал вместе с Бораком сопутствовать ему Кипчака, внука Кадана, и Чабата, сына Нагу сына Гуюк-хана, которые оба приходились Кайду двоюродными братьями. Каждого из них он [послал] вместе с войском. Когда они переправились через реку, Кипчак по малодушию повернул назад, и Чабат сделал так же. Борак послал вслед за ними своих братьев Му`мина, Ясаура и Никпей-Огула привезти его, если он вернется по доброй воле, а в противном случае — занять его переговорами, пока не подоспеет Джалаиртай, которого он послал вслед за ними с тремя тысячами конных, и не захватит его. Когда они настигли Кипчака, а он [не пожелал] вернуться, они хотели дать ему вина и отвлечь [его]. Он [это] понял и сказал им: «[Вот] у вас какой умысел; уходите добром, иначе я вас заберу и уведу с собой». Испугавшись, они повернули обратно, а когда увидели Джалаиртая, сказали ему: «Он далеко ушел, ты его не настигнешь». Он тоже с ними вернулся. Когда Борак, потерпев поражение, переправился через реку Аму и [когда] большая часть родственников и воинов от него отвернулась, он послал Ясаура к Кайду и поручил [ему] передать: «Родичи и лица, которых ты послал, не проявили твердости |A 141а, S 336| и верности, и каждый из них под каким-нибудь предлогом вернулся назад, а начало [этому] сделал Кипчак; такие действия и были причиной поражения войск». Когда Кайду услышал то, что было поручено передать [ему], он задал вопрос Ясауру: «Когда он [Борак] послал тебя: с Му`мином и Никпеем за Кипчаком, послал ли он с хитростью вслед за вами какое-нибудь войско, или нет?». Ясаур сказал: «Нет». Кайду были известны обстоятельства дела, он сказал: «Поражение явилось [следствием] того зла, что у вас на языке не то, что на сердце, не в тот ли раз шел вслед за вами Джалаиртай, чтобы захватить Кипчака?». Ясаур крайне испугался; Кайду забрал его и заковал. Посоветовавшись с эмирами, он выступил в поход под видом помощи Бораку, [втайне думая, что], может быть, ему удастся каким-нибудь способом отразить его. Когда он приблизился,[368] то появился слух, что людей Борака, которые отправились вслед за Муджа Яя, Ахмедом и Никпей-Огулом, убили. Борак послал гонца [передать]: «Зачем анда Кайду сам беспокоится и [сам] прибыл, пусть возвращается обратно, так как в помощи нет нужды». Он не послушал, сразу отправился и расположился вокруг ставки Борака. В ту же ночь Борак умер. Так как никто к ним не являлся, то [Кайду] послал навести справки. [Оказалось], что Борак действительно умер. Кайду вступил в его ставку, совершил [обряд] поминовения и послал похоронить его в горах.

После Борака государем Чагатаева улуса стал его двоюродный брат Бука-Тимур, сын Кадана. А после него [улус] отдали Дуве, сыну Борака, и у него с Кайду и с его сыновьями полное согласие. [Еще] до этого, когда он постепенно собрал войско Чагатая и когда восстал Ноуруз, он отправился к нему и к Кайду, и [так как] он знал дороги и положение Хорасана, то возбуждал их, пока они не совершили набега на Хорасан и не разграбили Исфарайн. Этим поступком, который совершил Ноуруз, областям было нанесено много вреда, и было убито много невинных мусульман, как о том изложено в счастливом повествовании о государе ислама Газан-хане, да увековечит [Аллах] его царствование. А после этого Уйгуртай, сын Кутлуг-Буки, бежал и отправился к Дуве, а он хорошо знал дороги Мазандерана. В то время, когда Кайду враждовал с Гейхату и эмиры Гейхату, совершив предательство, окружили его и убили, государь ислама [Газан-хан], да увековечит [Аллах] его власть, пришел вместе с войском, захватил Кайду, убил его и [сам] воссел на ханский престол. Дува, воспользовавшись удобным случаем, что войска [Газан-хана] пришли из Хорасана в эту страну,[369] и тем, что Уйгуртай был его проводником, прошел через пустыню в Мазандеран, разбил часть обоза воинов государя ислама Газан-хана, да увековечит [Аллах] его власть, которые были в тех пределах, и вернулся назад.

Эти события будут изложены в повествовании о государе ислама [Газан-хане], да увековечит [Аллах] его царствование. Дува вместе с Кайду несколько раз сражался с войском каана и был разбит. А в последний раз они оба были ранены. Кайду умер от той раны, а Дува остался парализован. У него есть сыновья, в том числе Кутлуг-ходжа, которому поручили область Газну и войско караванэ, которые издавна находятся в зависимости от них. Летом они селятся в пределах Гура и Гарчистана, а зимою — в области Газны и в той стороне. Им постоянно приходится воевать с делийскими султанами. Войско Дели неоднократно их разбивало. Они всегда вступают в пределы этой страны разбойничьим и воровским путем и вносят с собой смуту. Бузма хотел отправиться к каану, Кайду узнал [об этом] и убил его. А Аллах лучше знает и лучше может [о том] судить.

[IV] Четвертый сын Мутугэна — Кара-Хулагу. У него был один [1] сын по имени Мубарек-шах, а этот Мубарек-шах имел пять сыновей в таком порядке и перечислении: [а] Оджчай-Бука, у него есть сын по имени Кутлуг-шах; [б] Буралги, у него есть сын по имени Кутлуг; [в] Уркудак, [г] Иисун, [д] Булат-Кадак.

|S 337| Чагатай[370] этого Кара-Хулагу сделал наследником престола вместо его отца Мутугэна. Его женой была Ургана-хатун. Мубарек-шах появился на свет от нее. А когда Кара-Хулагу скончался, Алгу, сын Байдара, который был его двоюродным братом, стал по приказу Ариг-Буки государем Чагатаева улуса и посватал [за себя] Эргэнэ-хатун. Спустя некоторое время он скончался, и этот Мубарек-шах сел на место отца.

И Борак по приказу Кубилай-каана прибыл [туда]. Так как Мубарек-шах стал государем,[371] он ни слова не сказал, а постепенно собрал вокруг себя разбросанное [повсюду] войско, захватил в [свои] руки царскую власть и улус,[372] обвинил Мубарек-шаха и довел его до такой степени [унижения], что сделал его начальником своих ловчих.[373] А когда Борак пришел в Хорасан воевать с Абага-ханом, Мубарек-шах был с ним. Он бежал[374] и явился к Абага-хану. Рассказ об этом впоследствии будет подробно[375] изложен в своем месте,[376] если Аллаху всевышнему будет угодно.

Чагатай был государем умным,[377] способным, внушающим к себе уважение. Его отец Чингиз-хан сказал эмирам: «Всякий, кто имеет сильное желание познать ясу, билики и правила, как блюсти царство, пусть последует за Чагатаем; кто любит деньги, богатство, покой и благородные манеры, пусть идет за Угедеем, а кто хочет [научиться] обхождению с людьми, наукам, отваге и владению оружием, пусть состоит при Тулуй-хане». В то время, когда он распределял войска, он дал ему четыре тысячи человек, как об этом подробно написано в повествовании о нем, в главе о распределении войска. Из эмиров он передал ему[378] Карачара из рода барулас и Муке — отца Йисун-нойона из рода джалаир, а из областей — юрты от Алтая,[379] который был юртом родов найман, до берегов Джейхуна. Во времена Чингиз-хана, как об этом [уже] было сказано в повествовании о нем, [Чагатай] постоянно находился при отце, выступал согласно его приказу в походы, исполняя дела с полным рвением и старанием, и согласно тому, как излагается, покорил [многие] области. Осенью коин-ил, то есть года барана, соответствующего [месяцу] шабану 607 г.х. [18 января — 15 февраля 1211 г. н.э.], когда Чингиз-хан выступил в поход с намерением [покорить] область Хитая, Чагатай, Угедей и Тулуй вместе взяли пять городов: Аун-Ауй, Фонг-Хинг, Фу-Чжиу, Сунг-Чжу и Фунг-Чжиу. А после этого, когда осадили город Чжу-Чжоу, они втроем в год обезьяны пришли [в] …, и взяли все города, области и крепости от города Юнг-Чжиу до города Фунг-Хим. Оттуда, дойдя до реки Кара-мурэн и повернув обратно, они захватили города Фунг-Лиг-Фу и Тай-Юань-Фу и их уезды …, и разграбили, а агар-тумар Тай-Юань-Фу принадлежал Чагатаю. После этого, зимою лу-ил, то есть года дракона, начало коего соответствует [месяцу] зу-ль-хиджэ 617 г.х. [27 января — 24 февраля 1221 г. н.э.], когда Чингиз-хан выступил в поход с намерением [покорить] области тазиков и достиг города Отрара, он оставил для осады [этого города Чагатая] с братьями Джучи и Угедеем. Они завоевали [его]. А после этого они взяли Фенек[380] и большую часть гордов Туркестана и после побед прибыли к отцу в Самарканд. А после этого он послал его с Джучи и Угедеем осадить Хорезм. А так как у [Чагатая] с Джучи не было согласия, то [Чингиз-хан] приказал, чтобы старшим и начальником был Угедей, хотя он и был младше [годами]. И он благодаря [своим] способностям установил между братьями согласие, и они сообща взяли Хорезм.[381] Джучи со своим обозом ушел, а они летом [года] морин-ил, то есть в году лошади, соответствующем 619 г.х. [15 феврался 1222 — 6 января 1223 г. н.э.], прибыли в Таликан[382] к Чингиз-хану, предстали пред ним и поднесли дары в знак своей преданности. Проведя то лето в пределах Таликана, Чагатай, Угедей и Тулуй все трое вместе отправились во главе с отцом к берегам реки Синда, преследуя султана Джелал-ад-дина. Они разбили войско султана, и султан, обратившись в бегство, перешел реку. Проведя то лето в тех краях, они занялись покорением окрестных областей. А после этого во главе с отцом пришли в [свой] коренной юрт. А потом в |A 143а, S 342| такику-ил, то есть в году курицы, соответствующем 622 г.х. [13 января — 4 декабря 1225 г. н.э.], когда Чингиз-хан выступил в поход против страны Тангут, которая снова восстала, он приказал Чагатаю быть над [одним] крылом войска в тылу ставок; согласно указанию, он был этим занят, пока не вернулись его братья Угедей и Тулуй, которые были с отцом, а вслед за ними доставили и в ставки гроб Чингиз-хана.

Исполнив сообща в точности обряды оплакивания, каждый [из них] отправился в свой юрт и жилище. Так как из братьев Чагатай был в тесной дружбе только с Угедеем и Тулуем, он приложил много стараний [в хлопотах] о восшествии Угедея на каанский престол и проявил рвение, чтобы согласно приказанию отца посадить его на престол. Вместе с братом Тулуем и другими родственниками он девять раз земно бил челом и совершил «тикшимиши». Несмотря на то, что он был старшим братом, он оказывал Угедей-каану полный почет и весьма соблюдал [все] мелочи чинопочитания. Между прочим, был такой [случай]. Однажды они поехали верхом, каждый на быстром коне. И в опьянении он [Чагатай] сказал ему [Угедею]: «Пусти коней об заклад наперегонки». Побившись об заклад, они поскакали. Конь Чагатая шел немного резвее и на голову обогнал [коня Угедея]. Дома ночью Чагатай вспомнил об этом случае и подумал: «Как это допустимо, чтобы я бился об заклад с кааном и чтобы мой конь обогнал его; такой поступок большая грубость. Глядя на это, и другие станут дерзкими, а это приведет к вредным последствиям». Рано утром он созвал эмиров и сказал: «Я вчера впал в грех и совершил такой-то поступок; отправимся к его величеству каану, дабы он обвинил меня и воздал мне то, что следует». Он выступил с эмирами большой толпой и прибыл во [дворец] раньше урочного времени. [Очередные стражи] доложили [каану], что Чагатай прибыл со множеством людей. Угедей-каан хотя и имел к нему полное доверие, но все же забеспокоился, что могло быть тому причиной; он выслал к нему людей расспросить. [Чагатай] ответил: «Мы, все родичи, на курилтае уговорились и присягнули в том, что Угедей будет кааном, что мы пойдем по пути подчинения и повиновения и что ни под каким видом не будем ему противиться и не будем с ним [спорить]. Вчера я побился с ним об заклад и пустил скакуна в перегонки. Разве нам пристало битье с кааном об заклад? Поэтому я виноват и приехал сознаться в своей вине, чтобы подвергнуться наказанию. Убьет ли, даст ли палок, — он судья». Угедей-каан устыдился [своих подозрений], умножил к нему свою любовь и милость, проявил внимание, послав [передать]: «Что это за слова? Он мой старший брат, стоит ли [обращать] внимание на такие мелочи?». Тот не слушал. В конце концов он согласился на то, что каан дарует ему жизнь, а он верноподданнически подносит девять лошадей. Битикчии огласили: «Каан дарует жизнь Чагатаю, дабы все слышали и знали, что он совершает „тикшимиши" по случаю прощения вины». После этого [Чагатай] вошел в ставку и со свойственным ему красноречием рассказал об этом всему собранию. По этой причине между ними укрепилось согласие и союз. И другие родственники все склонились пред его приказом и избрали путь подчинения.

Те страны, которые во времена Чингиз-хана [еще] не были покорены, в эпоху Угедей-каана все покорились, и царствование дома Чингиз-хана и положение его войск укрепилось. Поскольку Чагатай так жил с кааном, то каан назначил состоять при нем одного из своих сыновей, Гуюк-хана, и поставил его на должность «кезика», и [Гуюк-хан] ему служил. Величие Чагатая достигло такой степени, что он правил улусом и войском, которые ему дал Чингиз-хан, и был в Бишбалыке полновластным на царском престоле своего государства. Каан посылал гонцов и совещался с Чагатаем о всех значительных[383] делах и не начинал их без его совета и одобрения. А тот тоже во всех отношениях шел путем согласия и содействия и рассказывал обо всем, что у него происходило, о каждом событии, и всегда, когда случалось какое-нибудь важное, большое дело, |A 143б, S 343| являлся на курилтай к каану. Все царевичи и эмиры выезжали ему навстречу, он являлся к его величеству каану и, совершив «тикшимиши», шел во внутренние покои. И в течение тринадцати лет, что [Угедей-каан] пребывал на царском престоле своего государства, двенадцать лет [из них] Чагатай таким образом проявлял к нему дружбу и оказывал помощь. И меньше чем через год после[384] смерти каана в 640 г.х.[385] [1 июля 1242 — 22 мая 1243 г. н.э.] скончался. Вот все!

Рассказ об обстоятельствах царствования в улусе Чагатая после его смерти, о последовательном восшествии на престол его потомков вплоть до сего времени

После смерти каана и Чагатая, хотя наследником престола был Кара-Хулагу, самый старший из детей старшего сына Чагатая — Мутугэна, который еще при жизни отца, во времена Чингиз-хана, скончался от ранения стрелой у крепости Бамиан, Гуюк-хан для противодействия, которое он оказывал Менгу-каану, послал на царство Чагатаева улуса Йису-Менгу,[386] сына Чагатая. Когда Менгу-каан стал кааном, он дал Кара-Хулагу ярлык убить Йису-Менгу и как наследнику престола стать государем того улуса. Кара-Хулагу, не дойдя до улуса, скончался в пути, а его жена Ургана-хатун, дочь Туралчи-гургэна из племени ойрат, убила Йису-Менгу на основании ярлыка и сама царствовала вместо [своего] мужа. Когда Менгу-каан скончался, Кубилай-каан послал Абишку, старшего сына Бури, который был третьим[387] сыном Мутугэна, захватить Ургана-хатун и стать вместо Кара-Хулагу правителем улуса Чагатая. Так как в то время между Кубилай-кааном и Ариг-Букой была распря, то Абишку в пути захватило войско Ариг-Буки и увело к нему. [Ариг-Бука] приказал Асутаю, сыну Менгу-каана, убить его [Абишку], а Алгу, сыну Байдара, шестого сына Чагатая, который находился при нем, выдать ярлык быть государем Чагатаева улуса и охранять те рубежи от войска Кубилай-каана и войска дома [Чагатая].[388] Он посылал ему собранные с областей [съестные припасы], провиант и [все] нужное для войска, дабы он спокойно выступил с войском против Кубилай-каана. Алгу прибыл в [улус], представил ярлык и стал полновластно царствовать. А Ургана-хатун отправилась к Ариг-Буке и пожаловалась на Алгу. Она пробыла там долгое время. Спустя некоторое время Ариг-Бука послал в те пределы гонцов, чтобы [они] вывели от [каждого] десятка вьючных животных по две головы и заготовили много оружия и денег. Трех гонцов звали: Иркакун, Буритай и Шади. Они выехали, доставили Алгу ярлык и стали заготовлять вьючных животных, вооружение и деньги. Когда часть была собрана, они собрались уезжать. В 661 г.х.[389] Алгу задержал их и сказал, что когда прибудут, закончив дело, другие нукеры, то они отправятся вместе. Спустя некоторое время [нукеры] прибыли. [Гонцы] потребовали от них отчет: «Почему вы задержались?». Те ответили: «Алгу чинил препятствия». Они явились к дверям [ставки] Алгу и послали передать: «Мы прибыли [сюда] согласно ярлыку Ариг-Буки, он взимает налоги, какую власть ты имеешь над нами, что чинил препятствия нашим нукерам?». Так как он зарился на это добро, то разгневался на грубые слова гонцов, схватил их и заковал. После этого он устроил со своими эмирами совещание о том, как лучше поступить. Они сказали: «Совещаться надо было до того, как схватили гонцов, а теперь, когда мы стали с Ариг-Букой врагами, [единственный] путь — это окончательно порвать с ним и служить Кубилай-каану». Тогда он убил гонцов и забрал [все] то добро и вооружение. Таким образом он стал много сильнее. Вернулась Ургана-хатун, Алгу взял ее в жены и получил неограниченную власть на престоле Чагатая. Когда известие об этом дошло до Ариг-Буки, он повел в Мавераннахр войско против Алгу. Они сражались; два раза Ариг-Бука был разбит, потерпел поражение, а в третий раз обратился в бегство Алгу. Он вошел в Бухару и Самарканд, забрал у богачей много денег, вьючных животных и вооружения и роздал своему войску. А Ариг-Бука разграбил его обозы. Спустя год он ушел из тех пределов, чтобы отразить войска каана. В следующем году, [в 662 г.х.],[390] умер Алгу, а Ургана-хатун, поскольку все эмиры и воины были у нее в подчинении, посадила на царство своего сына от Кара-Хулагу — Мубарек-шаха. А войско по старым обычаям грабило в области и совершало бесчинства. А так как Мубарек-шах был мусульманином, то он не позволял обижать подданных. Когда Ариг-Бука по необходимости отправился на служение к каану, а в тех областях утихла смута, каан послал в улус Чагатая Борака, сына Йисун-Дувы, второго сына Мутугэна; он долгое время состоял при его величестве. [Каан] выдал ярлык на то, чтобы Мубарек-шах и он ведали [вместе] тем улусом. Когда Борак туда прибыл и увидел, что Мубарек-шах и Ургана-хатун имеют власть и силу, он не предъявил ярлыка. Мубарек-шах спросил [его]: «С какой целью ты приехал?». Тот ответил: «Я долгое время отсутствовал в улусе и доме; люди мои разбрелись и рассеялись. Теперь, испросив разрешение, я приехал, чтобы собрать приверженцев и кочевать с вами». Мубарек-шаху пришлась по душе эта речь. Борак жил с ним скрытничая, с умом и понемногу изо всех уголков собирал вокруг себя ратных людей. Неожиданно с ним оказались заодно эмир-битикчи Мубарек-шаха и часть [его] войска. Они устранили Мубарек-шаха от дела, и Борак стал самодержавным правителем. Он довел дело Мубарек-шаха до того, что сделал его начальником своих ловчих.[391] Так как Кайду и Ариг-Бука были [друг с другом] в союзе и согласии и, договорившись, отказывались ехать к его величеству каану, то каан для того и послал Борака, чтобы тот отразил Кайду. В соответствии с этим указанием он, как только собрал силу, повел войско против Кайду. Они сразились. Сначала Борак потерпел поражение, они во второй раз приступили |A 144б, S 345| к сражению. Кипчак-Огул, сын Кадан-Огула сына Угедей-[каана], у которого была дружба с Бораком, примирил их и устроил между ними союз и договор. Они побратались друг с другом. Борак, став уверенным и обеспеченным также и с его стороны, укрепился на престоле Чагатая. Устроив после этого курилтай он сказал Кайду: «Наши войска увеличились, и эти области не могут выдержать[392] их [содержания], я переправлюсь через реку, чтобы забрать область Хорасана: нужно, чтобы анда Кайду оказал мне помощь». Так как Кайду хотел, чтобы [Борак] ушел из этих краев, и [еще потому, что] он враждовал с Абага-ханом, то он согласился на это и повелел Кипчаку-Огулу и Чапат-Огулу, сыну Наку сына Гуюк-хана, чтобы каждый из них пошел войском в помощь Бораку. Борак повел войско, переправился через реку и остановился у границы Мерва. Когда он дал бой Тобшину, брату Абага-хана, эмир-тысячник по имени Суджакту, услышав, что с Бораком пришел Кипчак, бежал и перешел на их сторону и сказал: «Я [данник] Кипчака и вот пришел к своему государю». И вывел в [подарок ему] прекрасных лошадей. После этого Кипчак приказал ему: «Приведи несколько лошадей и сделай также подношение Бораку». Суджакту так и поступил. На следующий день в ставке Борака Джалаиртай сказал Кипчаку: «Борак пришел со столькими тысячами войска, чтобы за тебя рубить саблей». Кипчак спросил: [«Что из этого следует?»]. Тот ответил: «То, что должно последовать. Хотя Суджакту и данник и зависит от тебя, почему он столько времени не являлся к тебе? Сегодня благодаря Бораку он сюда пришел, ты повел его к себе и прекрасных лошадей, которые приличествуют Бораку, ты взял [себе], а тех, что [больше] подобают тебе, приказал поднести в дар Бораку». Кипчак сказал ему: «Кто ты такой, что становишься между нами, родственниками?». Джалаиртай ответил: «Я слуга[393] Борака, а не твой, чтобы [ты мог] спрашивать меня, кто я таков». Кипчак сказал: «Когда это [карачу смел] спорить с [кем-нибудь] из дома Чингиз-хана? Что ты, собака, мне возражаешь?». — «Если я и собака, то Борака, а не твоя, — ответил [Джалаиртай], — ты блюди свою честь и знай свое место». У Кипчака было задето самолюбие, он сказал: «Ты мне [так] отвечаешь? Я тебя разрублю пополам! Борак старший брат и ничего мне не скажет за тебя». Джалаиртай схватился за нож и сказал: «Если ты замышляешь против меня, то я тебе распорю живот». Когда уже дошло до такой крайности, а Борак ничего не сказал, то Кипчак понял, что он держит сторону Джалаиртая, из самолюбия вышел из ставки Борака и, посоветовавшись со своим войском, снял свою ставку под Меручаком, бежал со своим войском и переправился через реку. Когда Борак [об этом] узнал, то послал за ним своего брата Никпея, а вслед за ними отправил еще Джалаиртая с тремя-четырьмя тысячами всадников, как об этом [уже] подробно было написано в конце родословной Борака. После этого убежал со своим войском также и Чапат и ушел к Кайду. В итого Борак потерпел поражение, и большая часть его воинов была убита войском Абага-хана, а те немногие, которые остались [в живых], разбрелись. Борак, обращенный в бегство, шел до Бухары, обманутый, он заболел с досады и тайно[394] выступил против Ахмед-Огула, сына Муджи-Яя сына Чагатая, который отказал ему в помощи. Он послал к Кайду Ясара со [следующим] поручением: «Царевичи[395] проявили упущение в деле оказания помощи, и вследствие этого войска потерпели поражение; а я, несмотря на слабость, следую за ними, если анда еще окажет помощь, то мы их заполучим и воздадим по заслугам». Как было [уже] рассказано, Кайду захватил Ясара и, заковав [его], шел с войском под видом оказания помощи, чтобы [воспользовавшись] слабостью Борака совершенно изгнать его. А Борак, когда его люди заполучили в [свои] руки Ахмед-Огула и убили [его], стал раскаиваться в том, что в ту самую пору призвал Кайду. Он послал человека [передать ему]: «Нужды [больше] нет, анда Кайду пусть себя не беспокоит и возвращается обратно». А тот, не приняв во внимание эти слова, пришел и остановился вблизи ставки Борака, охватив [ее] кольцом, как [уже] было сказано в родословной Борака. Борак в ту же ночь скончался. На следующий день Кайду совершил обряд оплакивания, и его похоронили. Эмиры и царевичи, которые были в его ставке, пришли к Кайду и поклонились [ему] в землю: «До сих пор нашим правителем был Борак-ака,[396] в настоящее время [наш] государь |A 145а, S 346| Кайду-ака, как он прикажет, так будем служить». Кайду обласкал их, а имущество Борака разделил между своим войском. Нагрузив [его] он повернул обратно и ушел в свой юрт. После этого восстали и ушли к каану Бек-Тимур, старший сын Борака, и сыновья Алсу, Чупай и Капан. К каану также ушел с группой эмиров Чапат, пленник Угедей-каана. А потом к Абага-хану прибыли также сыновья Мубарек-шаха и сын Кара-Хулагу, они были отмечены почестями и уважением и назначены начальниками войска Никудара, которое было в пределах Газны. А в тот год, когда Абага-хан отправился в город Херат, чтобы отразить караванэ, к нему прибыли сыновья Мубарек-шаха со всеми своими ставками [ордами] и до конца были здесь [в Иране]. И Ясар,[397] брат Борака, в то же время прибыл как подданный и покорный на служение [к Абага-хану].

После смерти Борака царство улуса Чагатая отдали Никпею, сыну Сарабана, его [Борака] двоюродному брату. Три года он был государем, а после этого [царство] отдали Бука-Тимуру, сыну Кадака, седьмого сына Чагатая. Он некоторое время был государем и заболел коростой, у него выпали все волосы [на голове] и [на лице].[398] Он умер от этой болезни. После него царствование над тем улусом Кайду отдал Дуве, сыну Борака. В настоящее время он является государем, но он больной и немощный, вследствие того что в прошлом 610 г.х.[399] [23 мая 1213 — 13 апреля 1214 г. н.э.] он одновременно с Кайду был ранен в сражении с войском каана. Кайду скончался от той раны, а Дува остался больным и не мог излечиться. Вот и все!

Рассказ о наибах Чагатая — Везире и Хабаш-Амиде

У Чагатая было два наиба: имя одного было Везир, а другого — Хабаш-Амид. А обстоятельство дела Везира таково: он был родом из Китая и был служителем лекаря-китайца, состоявшего при Чагатае. После смерти того лекаря он стал пастухом Кушук-нойона, [одного] из эмиров Чагатая. Случилось так, что однажды Чагатай расспрашивал того Кушук-нойона из племени джалаир, который был стар и обладал опытом и был осведомлен о прежних делах, об обстоятельствах Чингиз-хана и о том, какую область тот завоевывал каждый год. Так как он хорошо не помнил, то отправился домой и стал расспрашивать каждого из челядинцев о том, как обстояло дело. И каждый говорил то, что ему было известно. Этот упомянутый китаец, который был его пастухом, слушал снаружи жилья и объяснял, что было в тех рассказах верно и что неверно. [Он объяснял] таким образом, что и тем людям стало ясно и все они соглашались с тем, что он рассказывал. Кушук позвал его внутрь и спросил: «Откуда ты получил сведения об этих делах?». Он вынул свиток, куда он изо дня в день заносил все происшествия и истории, которые были ему желательны. Кушук-нойон обрадовался и повел его со свитком к Чагатаю. Так как Чагатай очень любил билики и мудрые изречения, то ему понравились его слова и речи, он потребовал от Кушука этого китайца и сделал его своим приближенным. За короткое время он совсем осмелел на службе [Чагатая], стал влиятельным и прославился. Каан узнал его ловкость и одобрял ее. Так как он считал его приближенным Чагатая, то назвал его Везиром. Этот Везир был низенького роста, жалкий на вид, но очень отважный и острый на язык, находчивый и красноречивый. В еде и питье был очень силен. Его положение достигло такой степени, что он сидел выше большинства эмиров и при Чагатае высказывался смелее всех, до того, что [когда] однажды хатун, супруга Чагатая, во время докладов начала что-то говорить, Везир на нее крикнул: «Ты — хатун, тебе не пристало об этом деле говорить». И еще [один случай]: одну из новобрачных Чагатая заподозрили [в сношениях] с каким-то лицом. Везир, не посоветовавшись с Чагатаем, убил ее. Когда [это] стало известно Чагатаю, [Везир] доложил: «Как это твоя молодая жена совершает непохвальные дела и позорит звание жены?». Чагатаю это понравилось, он одобрил.

|A 145б, S 347| Поскольку в то время был такой обычай, чтобы каждое слово, которое скажут государи, изо дня в день записывали, — все они говорили большую часть речей складно и со скрытым смыслом, — то каждый [государь] назначал одного из приближенных записывать его слова. Слова Чагатая записывал упомянутый Везир. А у каана был наиб из уйгуров, по имени Чингкай. Однажды [каан] спросил Чагатая: «Кто лучше — твой Везир или мой?». Чагатай ответил: «Вероятно, Чингкай лучше». Однажды на пиру оба брата изрекли билики, а [Везир], усвоив их, вышел, чтобы записать. Каан, и Чагатай оба запомнили [то, что говорили], и хотели испытать, сможет ли Везир так же точно записать или нет. Он занялся писанием биликов. Менгу-каан проходил мимо и начал с ним разговор. Везир сказал: «Не трожь меня, дабы я записал то, что слышал». После того как он принес [написанное] и они проверили, [оказалось], что он так и написал и всю совокупность [выражений] усвоил, за малым исключением в начале и в послесловии. Каан отдал [ему] справедливость, что прав Чагатай — его Везир-де лучше моего наиба. И пока был жив Чагатай, Везир поэтому имел при нем [большое] влияние.

Говорят, что во времена[400] Угедей-каана Чагатай написал ярлык что часть областей Мавераннахра, которые по приказу каана были во владении Ялавача, отдал кому-то другому. Ялавач объяснил каану это обстоятельство. Каан послал к Чагатаю ярлык с запросом и приказал написать ответ. Чагатай в ответ написал: «Я необдуманно совершил непутное и не имею ничего, что я мог бы написать в ответ, но так как каан приказал мне написать, то я на это отважился и [вот] столько написал». Каану [это] понравилось, и он принял его извинение и отдал ту область в инджи-[икта] Чагатаю. После этого Ялавач прибыл к Чагатаю, тот его допросил и выбранил. Ялавач сказал Везиру: «Я имею к тебе слово наедине». Когда они сидели наедине, [Ялавач] сказал Везиру: «Я наиб каана, Чагатай без совещания с тобой[401] не может меня убить, а если я на тебя пожалуюсь, каан [прикажет тебя убить].[402] Если уладишь мне [дело], тем лучше, а не то я донесу на тебя каану, чтобы он тебя [казнил],[403] а если ты эти мои слова скажешь Чагатаю, сколько бы он меня ни спрашивал я буду отрекаться, а у тебя нет ни одного свидетеля». Таким образом Везир был принужден уладить его дело.

Есть много рассказов об этом Везире. Здесь было приведено [только] немного. Везир неоднократно говорил Чагатаю: «Ради тебя я ни одно существо не сделал себе другом. После тебя никто меня не пощадит». Когда Чагатай скончался, его умертвили по обвинению в том, что он [якобы] дал Чагатаю зелья.

А обстоятельства Хабаш-Амида таковы: он был мусульманином, битикчием Чагатая, а родом из Отрара.