Часть первая. Рассказ об его высоком происхождении, подробное перечисление его жен, сыновей и внуков, которые доныне [от него] произошли, памятка об его зятьях, некоторых родственниках и их делах и родословная таблица его потомков.
Часть вторая. События, предшествовавшие его благословенному восшествию, изображение престола, хатун, царевичей и эмиров во время восшествия его на ханский престол, летопись поры царствования, рассказы о войнах, которые он вел, и о победах, которые случились.
Часть третья. Похвальный образ жизни и душевные качества его, мудрые речи, поучения, притчи и прекрасные приговоры, которые он изрекал, рассказы о событиях, которые [случились] в пору его царства, из тех, что не включены в две предыдущие части и стали известны порознь и не по порядку от разных лиц.
Аргун-хан — старший сын Абага-хана. Он появился на свет от Каймиш-эгэчи и у него были[359] жены и наложницы. Прежде всех он посватал за себя Кутлуг[360]-хатун дочь Тенгиз-гургена. Когда ее не стало, он посватал за себя ее племянницу Олджей дочь Суламиша, мать которой Тудугеч. Поскольку она была еще ребенком, она с ним не сошлась. Потом [посватал] Урук-хатун дочь Саручи, сестру эмира Иринчина из рода кереит, а Саруча был братом Докуз-хатун. После нее он взял Сельджук-хатун, дочь румского султана Рукн-ад-дина, а затем старшую Булуган-хатун, которая была женой Абага-хана. Когда она скончалась, он посватал за себя Булуган-хатун дочь Отмана, сына Абатай-нойона, которая существует по сию пору. Затем из наложниц он взял наложницу отца Тудай-хатун и посадил ее на место Мертей-хатун. И еще Култак[361]-эгэчи, некую Кутуй дочь Кутлуг-Букая, сына Хусейн-аги, и Эргэнэ-эгэчи, которая раньше была наложницей Абага-хана. Сыновей же у него четыре, в таком изложении и порядке, как упоминается: первый сын Газан-хан, его мать Култак-эгэчи; второй сын Йису-Тимур, его мать Урук-хатун; третий сын Олджейту-султан, его мать тоже Урук-хатун; четвертый сын Хитай-огул, его мать Кутлуг-хатун; а называли его Сенгиргес. Дочерей же у него тоже четыре в таком |S 522| изложении и порядке: первая дочь, Олджейтей-хатун, ее мать Урук-хатун. Сначала она была просватана за Кунчукбала, а после него ее отдали за Акбукая. В настоящее время [ее] имеет сын его эмир Хусейн. Вторая дочь, Олджей-Тимур, ее мать тоже Урук-хатун. Ее сперва выдали за Тугела, а после него за великого эмира Кутлугшах-нойона, и скончалась она раньше него. Третья дочь, Кутлуг-Тимур, она тоже произошла на свет от Урук-хатун и умерла,[362] не выйдя замуж. Четвертая дочь Диленчи, появилась на свет от Булуган-хатун и скончалась в детском возрасте. Аминь.
На основании того, что подробно изложено, все хатуны, царевичи и эмиры, после смерти Ахмеда, собравшись у реки Шур в округе Юзагач, согласились на царство Аргун-хана. Выступив оттуда, он |A 231b, S 521| [Аргун-хан] расположился на стойбище Сукту. Прибыли царевичи Хуладжу и Гейхату и с ними по этому делу пришли к соглашению. В пятницу 27[363] числа месяца джумада-л-уля лета 683 [11 VIII 1284], соответствующего 29 числу алтынч-месяца года курицы, после выбора [срока] звездочетами, под счастливым знаком созвездия Стрельца, Хуладжу взял Аргун-хана под правую руку, а Анбарчи под левую и посадили его на царский престол. Все согласно набросили на шею пояса [и], как установлено, преклонили колени и отдались угощениям, пиршествам и увеселениям.
После того как они покончили с пиршествами и увеселениями, прежде [всего] отправили по владениям царский ярлык о снискании расположения ра’иятов, дабы встревоженный мир успокоился. Он оказал тогда царевичам полную ласку и обнадежил [их] добрыми обещаниями. В последний день месяца джумада-л-уля приехал царевич Киншу и, хотя раньше он и Джушкаб не были довольны и замышляли мятеж, в тот день все согласно дали обязательство.[364] Затем судили Эбугэна сына Ширемун-нойона, сына Чурмагуна, и, так как он был из приближенных Ахмеда, его казнили. После этого был издан указ, чтобы ни одна душа не беспокоила и не обижала бы приверженцев Ахмеда. Сделали воззвание, чтобы все соблюдали путь отцов и дедов своих, не чинили друг над другом насилия и обид и ра’ияты со спокойным сердцем принялись бы за благоустройство и земледелие. Он [Аргун-хан] соизволил определить царевичей Джушкаба и Байду, а из эмиров Арука, чтобы они отправились править и начальствовать в Багдад |A 232а, S 524| и Диярбекр. Царевичей Хуладжу и Гейхату он послал в Румское владение, а Грузию отдал своему дяде Аджаю. Владения Хорасан, Мазандеран, Кумис и Рей он вверил своему сыну Газану и назначил в помощь ему царевича Киншу, а Новруза — хорасанским эмиром. Расставшись, он выступил оттуда, направился в Сугурлук и издал указ на имя Букая о [назначении его на] должность везира [всех] владений. 3 числа месяца раджаба 683 года [15 IX 1284] он приказал его осыпать деньгами так, что тот почти стал в них невидим. Он [Бука] среди монголов был мужем крайне способным и смышленным, рассудительным и сметливым. [Аргун-хан] вверил ему общие и частные дела государства и сделал [его] полновластным. Аминь.
Когда Алинака убили в Хорасане и Ахмед обратился в бегство, сахиб Шамс-ад-дин, сев на быстроходного верблюда, бежал из окрестностей Джаджерма с двумя-тремя нукерами и дорогой через пустыню прибыл в Исфаган. Когда жители Исфагана осведомились о перемене судьбы, то хотели его схватить. Они советовались по этому делу с иездским атабеком, которого исфаганский воевода, по имени …[365] задержал и не выпускал из Исфагана за то, что он был приверженцем Аргун-хана и никогда не ездил к Ахмеду. Тот, поскольку еще не знал истинного положения, увиливал от ответа. Сахиб проведал о намерении тех людей, под предлогом паломничества вышел из города и, сев на отборных лошадей, направился в Кум. Прибыв туда, он расположился в святилище, которое [находится] за городом и уединился для молитвы в этом благословенном месте паломничества. Люди, состоявшие при нем, призадумались над его положением и все согласились на том, чтобы ходжа поехал в гавань Хормуз и там наладил бы свое дело. Сахиб сказал: «Не дело оставлять своих детей пленниками в руках монголов. Лучше я направлюсь на служение к его высочеству. Ежели при посредстве эмира Букая, который мой давнишний друг, удастся удовлетворить сердце Аргуна, то это и будет предметом [моего] желания, а ежели нет, то положусь на суд божий и сдамся». Несколько дней он пребывал в таком раздумье.
Внезапно от его высочества приехал для расследования дела сахиба мелик Имам-ад-дин Казвини, а после него подряд прибыли лурский атабек Юсуф-шах и Кумари и известили, что Аргун-хан соизволил [сказать]: «Поскольку-де господь предвечный мне оказал милость и пожаловал мне венец и престол моего славного отца, я всем преступникам прощаю вину. Ежели сахиб-диван соберется на служение, я окажу ему ласку». Кумари случилось встретиться с сахибом в Савэ. Через два дня они отправились в путь и в пятницу 10 дня месяца раджаба лета 683 [23 IX 1284] [сахиб Шамс-ад-дин] прибыл в Курбанширэ и остановился у Букая. Так как между ними была старая дружба, они обрадовались присутствию друг друга. На другой день Бука повел его на служение к Аргун-хану, чтобы он исполнил обряд изъявления верноподданнических чувств.[366] Аргун-хан не уделил ему большого внимания, но не проявил также и недовольства. Когда [сахиб Шамс-ад-дин] вернулся домой, к нему стали обращаться челобитчики. Сахиб говорил: «Отныне я никакой должности править не буду, разве только замещать эмира Букая, да и то буду ли».
Эмир Али, тебризский тамгачи, пошел, захватил сына его [Шамс-ад-дина] Яхью, посадил в тюрьму и завладел имениями и добром[367] сахиба. Фахр-ад-дин, мустовфи, и Хусам-ад-дин, хаджиб, ставленники сахиба Шамс-ад-дина, завидуя его высокому положению, сговорились против него и сказали Букаю: «При жизни сахиба делу твоему не будет успеха. Когда он будет в состоянии, то поступит с тобою так же, как поступил с Аргун-агой и прочими эмирами». Они довели Букая до того, что он на служении Аргун-хану ему [Шамс-ад-дину] пригрозил. К сахибу приставили Бугдая-эюдэчи под видом непрестанно следящего за тем, чтобы просители ссуд [его] не тревожили. Когда отправились на зимовку в Арран, то в местности Уджан вышел указ, чтобы у сахиба отобрали две тысячи туманов денег. Он послал к Букаю: «У меня-де никаких наличных денег нет, ибо подобно глупцам золота в землю не зарываю. Все, что мне доставалось, я вкладывал для [извлечения] дохода в имения, а ныне на |A 232b, S 523| лицо моих средств столько, что ежедневно от дохода с них получается тысяча динаров». Он [также] переслал Букаю весть: «Эмир Бука, брось! Не поучай государя к убийству везира, ибо сегодня убьют меня, а быть может вскоре убьют и тебя, будь уверен». Пользы [от этих слов] не было.[368] Доладая-яргучи и Кадана послали, чтобы они судили его [Шамс-ад-дина]. Он не признавался в наличных деньгах и говорил те же речи. Тогда же он попросил письменный прибор и бумагу: «Я-де перечислю [мои] средства», — а написал завещание, список с которого, как оно было написано его рукою, вошел в настоящий рассказ. Список таков: «Когда я загадал на Коране, вышло: ‛К тем, которые говорят: «Бог есть господь наш!» и потом поступают праведно, нисходят ангелы: «Не бойтесь, не печальтесь, утешьтесь благою вестию о рае, который вам обещан».’[369] Творец всевышний, поскольку жаловал раба своего в этом бренном мире и не отказывал ему ни в одном предмете желания, пожелал подать ему благую весть уже в бренном мире из мира вечного. Поскольку было так, [бог] обязал поделиться этой благой вестию с мовляна Мухьи-ад-дином, мовляна Фахр-ад-дином, братьями по вере, мовляна Афзаль-ад-дином, мовляна Шамс-ад-дином, мовляна Хумам-ад-дином и великими шейхами, упоминание каждого из которых растянулось бы и не хватило бы [для этого] места, дабы они ведали, что, порвав с [мирскими] привязанностями, я отправился в путь. Пусть они помогут молитвою за меня. Да будет вечным блаженство! Все дети [мои], ‛да хранит их всевышний господь’, пусть помолятся за упокой [меня]. Их препоручил я всевышнему богу — ‛бог не губит отданного ему на сохранение’. В помыслах было, что, быть может, [удастся] свидеться и будет сделано завещание, но поскольку [этого] на мою долю не выпало, то [свидание] приходится на тот свет. Надобно им[370] не делать упущений, оберегая [моих] детей и поощрять их к учению и, само собою, не дозволять, чтобы они гнались за должностями по управлению, а мирились бы с тем, что подаст им господь. Ежели сын Атабек и родительница его Хушек-хатун пожелали бы отправиться на родину, то пусть им будет позволено. Новруз и Мас’уд вместе с родительницей чтобы состояли при Булуган-хатун и оба брата чтобы находились у моей могилы. Ежели они смогут дать процветание ханкаху шейха Фахр-ад-дина, то пусть оказывают помощь всем, [допуская в него], да сами тоже там находились бы. А еще вот о такой-то, она никогда от меня не имела покоя, ежели пожелает, то пусть выходит замуж. Фаррух и родительница [его] пусть будут с Атабеком. Закарию с имениями тумана Шаханшах-и Ани[371] и другие земли я ...[372] эмиру Букаю. Пусть его предоставят ему, а другие имения[373] пусть представят [на высочайшее усмотрение]. Ежели что-либо отвергнут — хорошо, а ежели нет, то чтобы удовольствовались малым. Да смилуется надо мной творец всевышний, а вас благословит. Теперь помыслы мои да будут [направлены] к величию божию. Что бы ни случилось, пусть не забывают мой высокий удел. Да будет вечным счастье. Ежели пожалуют что-либо из имений, то пусть примут и этим удовлетворятся. Куда бы ни выехал из Тебриза великий гарем, пусть они будут там же. ‛Да будет мир над тем, кто пошел прямым путем’».
Эту бумагу он бросил приставам. Когда ее прочитали и никаких денег [в ней] не оказалось, Туклук-караунэ из джалаиров бил его много палкой, но пользы не было. Было приказано, чтобы его казнили. В понедельник 4 дня месяца ша’бана 683 года [16 X 1284], после предвечерней молитвы, у ворот города Ахара, на берегу реки, его предали смерти. ‛Да смилуется над ним господь всеобъемлющим милосердием’. В ту пору мовляна Нур-ад-дин Расади повесть о событии с ним переложил на стихи.
Порядок стран обширных, сахиб-диван
Мухаммед сын Мухаммеда, единственная жемчужина века,
В лето шестьсот восемьдесят третье, ша’бана четвертого,
Пополудни в понедельник, у реки Ахара,
Покорной рукою, по воле насилия,
Испил из полной чаши меча шербет яда.
Бука послал в Тебриз эмира Али, чтобы он завладел имениями и средствами его. Через несколько времени на площади в Тебризе казнили также и его [Шамс-ад-дина] сына Яхью. Об участи каждого из остальных сыновей будет изложено в своем месте, ежели богу всевышнему будет угодно.
|A 233а| Когда Аргун-хан прибыл в Сарай Мансурийе в Арране, от каана приехал чинсанг Пулад, Иса Кульчи [?] и другие гонцы. В ту зиму судили Легзи и дали [ему] сто палочных ударов. Весною отправились на летовку между Серавом и Ардебилем. В местности Саин созвали великий курултай и 11 числа месяца раджаба [6]84 года [12 IX 1285] послали в Багдад Арука. После того как летовали в Сугурлуке, [Аргун-хан] 20 раджаба [6]84 года [21 IX 1285] прибыл в Тебриз, а оттуда отправился зимовать в Арран. Когда прибыли в Арран, судили атабекшу Абиш-хатун за то, что ее приверженцы убили Имада Аляви, который по указу Аргуна поехал в Фарс на должность хакима. Мелик-хана, который был родственником Абиш-хатун, после установления виновности, казнили, а фарсских хакимов били палками. 27[374] числа месяца зи-л-хиджджэ [68]4 года [23 II 1286] |S 526| от каана прибыл Урдукия и привез ярлык: Аргун-хану быть ханом вместо отца, а Букаю [присвоить] почетное звание чинсанга. 10 дня месяца сафара 685 года [7 IV 1286] Аргун-хан во второй раз воссел на ханский престол, и они выполнили правила и обряды. Аминь.
20 числа месяца сафара 685 года [17 IV 1286] вышел указ, чтобы эмиры Мазук-кошчи, Нурин-ага и Газан, брат Эшек-Туклу из джалаиров, с шестнадцатью тысячами всадников отправились в горы Хаккар в Курдистане и перебили бы часть курдов, разбойничавших на дорогах и разжигавших смуту. В пятницу 23 числа месяца сафара лета 685 [20 IV] на берегу реки Куры скончалась Булуган-хатун. Гроб с нею отнесли на гору Седжас. Весною Аргун-хан прибыл в Тебриз. Чинсанг Бука устроил ему торжество и [преподнес] достойные дары. В пятницу 12 числа месяца раби’-ал-ахыра [7 VI], выехав оттуда, он по дороге через Мерагу тронулся в путь в Сугурлук. В то лето приехал на служение к его высочеству эмир Арук с багдадскими битикчиями. При нем состоял ходжа Харун, сын сахиба Шамс-ад-дина. Арук сгоряча, рассчитывая на могущество брата своего, Букая, без позволения государя казнил Маджд-ад-дина ибн ал-Асира, Са’д-ад-дина брата Фахр-ад-дина, мустовфия, и Али-чекибана.[375] Так как Маджд-ад-дин ибн ал-Асир был инджу Гейхату, [этот] рассердился на Арука и стал на него злоумышлять. Йису-Бука-гурген тоже был замешан в этом деле. Бука благодаря могуществу, которым обладал, втайне покровительствовал брату. Кое-кто сказал Гейхату, что Арук это деяние совершил по наговору Харуна. Он [Гейхату] ехал в Рум. Он увез с собою Харуна до Аладага и там его убил. Вскоре не стало и Йису-Бука-гургена, и усобица утихла.
Осенью Аргун-хан прибыл в Тебриз и расположился там в пятницу 6 числа месяца ша’бана лета 685 [27 IX 1286], а в четверг 28 числа месяца рамазана [68]5 года [18 XI 1286] направился в Арран. Однажды он расчесывал гребнем волосы и их много, выпав, осталось на гребне. Он сказал: «Это следы яда, который мне дал Ваджих сын Изз-ад-дина Тахира». Придя в ярость от такого обстоятельства, он приказал, чтобы его предали казни. Это было 20 числа месяца зи-л-ка’дэ [6]85 года [7 I 1287], а 5 числа месяца зи-л-хиджджэ [22 I 1287] Аргун-хан взял себе [в жены] Тудай-хатун и посадил ее на место Мертей-хатун. 19 числа месяца сафара [6]86 года [5 IV 1287] он прибыл в Билясувар, а 4 числа месяца раби’-ал-ахыра[376] [19 V] того же года — в Тебриз. Летом он отправился в Аладаг и, вернувшись оттуда, 2 числа месяца рамазана [6]86 года [11 X 1287] двинулся на зимовку в Арран. 15 числа месяца мухаррама лета 687 [20 II 1288] из Хорасана прибыли гонцы и известили от Киншу и Новруза, что тридцать тысяч всадников войска Кайду, предводителем [которых является] Йисур-нойон, перешли реку Пендж,[377] разграбили области Балха, Мерва и округу Шабургана и дошли до Хафа и Сенгана [?].[378]
7 числа месяца сафара [13 III] того же года скончалась Кутлуг-хатун дочь Тенгиз-гургена из [рода] ойрат, мать царевича Хитай-огула. 7 числа месяца раби’-ал-авваль [11 IV] от улуса Нокая приехали гонцы на берег Джуй-и нов и доставили шариль. У идолопоклонников такое [поверье] есть: когда сжигали Шакьямуни-бурхана, его пишдиль, кость прозрачная, подобно стеклянному шарику,[379] не сгорел. Мнение |A 233b| у них такое: если кого-либо, кто достиг высокого положения, подобно Шакьямуни-бурхану, будут сжигать, шариль его не сгорит. Короче говоря, когда его [шариль] везли, Аргун-хан вышел навстречу, его осыпали деньгами, ликовали и несколько дней предавались пиршествам и увеселениям. В последний день месяца раби’-ал-авваль, когда Аргун-хан пребывал в Билясуваре, пришло известие, что Тама-Токта-Муртад с пятью тысячами всадников прошел Дербент и ограбил всех уртаков и купцов. В субботу 1 дня месяца раби’-ал-ахыра [6]87 года [5 V 1288] [Аргун-хан] двинулся, чтобы их отразить. Перейдя реку Куру, он 5 числа упомянутого месяца [19 V] достиг Шемахи, остановился на одном холме, а Букая с Кунчукбалом и некоторыми царевичами отправил передовым отрядом. Дней через четыре-пять, они возвратились и привезли радостную весть, что враги повернули обратно и ушли за Дербент.
В лето 683 [1284/85] Тонсукея[380] послали воеводою в Багдад. Когда он туда прибыл, то назначил своим наибом и хаджибом Са’д-ад-довлэ сына Хибаталлаха, сына Мухаззиб-ад-довлэ из Абхара, который |S 525| был человеком способным, богатым и сведущим в общих и частных делах государства. Поскольку у него не было иного пути, он по своей способности, опытности и осведомленности в делах стал полновластным правителем. В ту пору должность багдадского хакима принадлежала некоему Кутлугшаху, сыну раба Ала-ад-дина, сахиб-дивана, и его нукерам Маджд-ад-дину [сыну] Кибти[381] и другим, но из-за присутствия его [Са’д-ад-довлэ] они не имели силы. В лето [6]86 [1287] г. они явились на служение в летнее становище в Сугурлуке, жаловались на него эмирам и везирам и говорили Чуши, Кучану и зонтоносцам: «Са’д-ад-довлэ бесподобный врач и достоин того, чтобы быть в услужении [хана]». Они доложили это обстоятельство, и было приказано, чтобы он состоял неотлучно при [хане] и не ездил в Багдад. В ту осень и зиму он положил основание дружбы с Урдукия, так как увидел в нем очень влиятельного [человека]. Он открыл ему: «В налоговых-де доходах с Багдада большие излишки.[382] Ежели ты возьмешь [себе] должность тамошнего хакима, я, раб, буду [тебе] служить. Мы и казенные доходы лучше других будем поставлять, да и для самого эмира окажутся излишки. А за чиновниками багдадскими числятся несметные недоимки,[383] мы и их истребуем». Урдукия доложил [об этом] на служении Аргун-хану. [Тот] спросил: «Сколько недоимок за Багдадом?». Са’д-ад-довлэ ответил: «Пятьсот туманов». Способности и доклад Са’д-ад-довлэ понравились государю. Он, пожаловав их, с ярлыком и пайзой отослал в Багдад для истребования недоимок и сбора казенных налогов.[384]
Они отправились туда, палочными ударами и пытками собрали огромные средства и вернулись обратно. В местности Кунгуруланг они прибыли на служение и представили казну. Государю [это] очень понравилось. 4 числа месяца джумада-л-уля [6]87 года [6 VI 1288] он отдал должность багдадского эмира эмиру Урдукия. Так как Тонсукей[385] умер, на воеводство был назначен Байду-шукурчи, Шараф-ад-дин из Семнана на должность мелика, а Са’д-ад-довлэ над ними мушрифом. Они вместе отправились в Багдад и приступили к этим важным делам.
В эти же дни [Аргун-хан] оказал милость эмиру Кунчукбалу и пожаловал ему должность его деда Абатай-нойона, то есть начальство над средней ратью.[386]
Когда счастливого сахиба Шамс-ад-дина казнили, дела Букая пошли в гору. В короткое время он нажил большое богатство и, крайне гордясь своим высоким положением и богатством, он стал зазнаваться и к |A 234а| личным эмирам[387] Аргуна Тогачару, Кунчукбалу, Доладаю-эюдэчи, Султану-эюдэчи, Тугану, Чуши и Урдукия, которые были приближенными его высочества, относился с презрением. По этой причине они оскорбились и с ним перессорились. В особенности Султан-эюдэчи и Туган постоянно рассказывали друг другу об обстоятельствах высокомерия и спеси Букая и доводили [об этом] также до благородного слуха государя. Тот, ценя заслуги [Букая], не слишком придавал [этому] значение. Туган, вследствие того, что ему дважды пришлось перенести наказание палками по приговору Букая и выслушивать его поношения, был очень сердит на него и жаждал ему отомстить. Короче говоря, упомянутые люди при каждом удобном случае открывали Аргун-хану его [Букая] дела в виде мерзкого безобразия.
Арук в Багдаде тоже жил не как приличествует эмирам, а наподобие государей, не обращал внимания на гонцов Аргуна и не посылал тамошних налогов[388] в казну. Когда однажды Урдукия и Са’д-ад-довлэ, собрав разными способами, привезли пятьсот туманов дохода, они доказали Аргун-хану, что Арук ежегодно присваивает такое же количество. Однако [Аргун-хан] не проявил следов гнева, а послал туда Урдукия, Шараф-ад-дина и Са’д-ад-довлэ на должность эмира, мелика и мушрифа. Арук же был отставлен. С [другой] стороны [на Букая] восстали Тогачар и наиб его Садр-ад-дин Зенджани, потому что Бука с него требовал недоимки с Фарса. [Садр-ад-дин] говорил Тогачару: «Бука приуготовил царство для себя, ибо делает все, что хочет без указа государя и совета эмиров и расходует деньги по своей воле. Ни одна душа не почитает государем Аргун-хана, а только Букая. Дело дошло до того, что тебризский вали, эмир Али, не обращает никакого внимания на гонцов, которые приезжают в Тебриз с ярлыком и пайзой, ежели не имеется ал-тамги Букая, и они без пользы возвращаются обратно». Когда подобные слова довели до слуха Аргун-хана, он очень рассердился на Букая, так что даже стал тяготиться его присутствием.
В ту пору Бука захворал, и упомянутые эмиры страстно желали его смерти. Когда он выздоровел, Аргун-хан по обычаю его обласкал и послал на должность, однако инджу, которыми он ведал, передал эмиру Тогачару, а эмиру Кунчукбалу [вверил] среднюю рать, должность его деда. Бука был этим обижен и реже стал являться в ханскую ставку, вследствие чего всякого человека, который у него бывал, подозревали в приверженности к нему. По этой причине люди остерегались и воздерживались от общения с ним, за исключением части монгольских эмиров. Он в другой раз захворал и поскольку в глазах людей у него не оставалось прежнего веса, они под предлогом болезни не бывали |S 528| у него. На служении Аргун-хану доложили, что Бука хворает притворно. Вышел указ, чтобы из его дома доставили реестры и счетные книги,[389] а наибы и приверженцы его из чиновников дивана были отстранены от должности. Прежде всех был отставлен эмир Али-тамгачи, бывший хакимом Тебриза. Бука потерпел поражение, и дела его пришли в расстройство. Вслед за тем прибыли фарсские айгаки и насчитали сто пятьдесят туманов денег на Хусам-ад-дина Казвини, который ездил туда его [Букая] наибом. Из Диярбекра и тех краев приходили одна за другой разного рода жалобы на Арука, и Бука совсем упал в глазах Аргуна. Когда он понял, что дело уйдет из [его] рук, он совершенно отчаялся. Он выбросил безмерные деньги, задобрил и сделал своими единомышленниками против Аргун-хана ряд эмиров: своего брата Арука, сына Ханду-нойона — темника Курумиши, эмира Учана из эмиров оружейничих, Кадана-ильчи, Зенги[390] сына Яя[391]-нойона, начальника ставки Олджей-хатун, тысячника Майджу[392] и других, а из своих приверженцев Газан-бахадура, эмира четырех тысяч Ишик-туклу, его брата Эшек-туклу и тысячника Туглука-карауна, все эти люди джалаиры, а [затем] Баяна и Мекритэя сына Алгу-битикчи, Черика-битикчи и других приверженцев и сторонников, упоминание которых полностью растянулось бы.
Рассказывают, что поскольку Бука понимал, что выступить против Аргуна он может при помощи царевичей, [а] царевич Джушкаб находился на берегу Ефрата, [он] послал к нему гонца и известил: «Аргун-хан разгневался на меня по наговору Тогачара, Султана-эюдэчи, Тугана и |A 234b| других моих завистников и позабыл мои заслуги. Тебе, всем царевичам и всему улусу ведомо, что он обрел престол отца моей заботою, а ныне предпочел мне некоторых других и сделал их поверенными своих тайн. Слава богу, в роду Чингизхановом царственная благодать лежит на тебе, а без твоей помощи это дело не наладится. Ежели ты послушаешься моих слов и постоишь за это важное предприятие, я готов служить [тебе] и добуду тебе престол и венец, ибо множество эмиров и дружин согласны со мною в этом деле». Когда эта весть дошла до Джушкаба, он изумился и сказал: «Боже мой, этот человек [должно быть] потерял разум и помешался, что назначает других на [место] Аргун-хана, который является государем царства. Чего еще ему надобно более того положения, которое он занимает. Видимо, он уже и на престол зарится, а меня соблазняет тщеславной мечтой о царстве. С Ахмедом он сыграл шутку и провел его и, конечно, на меня тоже замышляет предательство». Он сказал гонцу: «Поезжай обратно, передай от меня привет Букаю и скажи: «Замысел-де твой относительно меня очень прекрасен, да только сердце мое не может довериться вашим словам. Ежели [это] правда, то ты с людьми, которые согласны в этом решении, подпишите свои имена и пришлите обязательства,[393] дабы у меня была полная уверенность». Бука и все эмиры, состоявшие в том заговоре подписали и отослали обязательства. Когда Джушкаб увидел эту бумагу, он перепугался и снова отправил Букаю известие: «Ежели-де твое намерение не остыло, то надобно приготовиться к делу, так как я, приведя в порядок войско, прибуду в такую-то определенную ночь, ожидай», — а [сам] решил как можно скорее доложить об этом обстоятельстве Аргун-хану, чтобы его не затронул вред от него. С таким решением он отправился в путь. Бука же в условленную ночь вооружил отряд ратных людей, посадил [на коней] и остановился в ожидании его [Джушкаба]. Он [Джушкаб] сам в ту ночь не приехал. На утро Султан-эюдэчи сообщил Аргун-хану: «Сегодня-де ночью видели отряд вооруженных всадников». Тут как раз прибыл Джушкаб и сразу прошел в приемный шатер. Аргун-хан оказал ему ласку и радовался его приезду. Когда эмиры разошлись, Джушкаб представил отчет о замыслах Букая. Аргун-хан сказал: «У меня к нему доверия больше, чем когда-либо в прошлом, а [от] наговоров разных лиц на него я могу совсем извериться. Каким доказательством я смог бы приподнять завесу с его деяний?». Джушкаб извлек и представил обязательства его [Букая] и эмиров. Когда Аргун-хан увидел эти бумаги, он воспылал огнем ярости и сказал: «Для того ли я отличил Букая перед всеми эмирами, [для того ли] вверил его властной руке владения, отдал ему ра’иятов и войско, чтобы он со мною хитрил и лукавил?». И в ту же ночь он приказал, чтобы войска воссели [на коней] для поимки Букая и оцепили бы его лагерь и берег реки Куры.
На заре Султан-эюдэчи, Доладай и Туган поспешили в его дом, но Букая не застали, ибо он, проведав об этом, на судне уже переправился через Куру и искал убежища в жилище Олджей-хатун. Однако она его не приняла. Когда он повернул было обратно, его укрыл в своем жилище эмир Зенги сын Яя, начальник ставки Олджей-хатун. Доладай и Туган, услышав, что [Бука] ночью переправился через реку, поспешили в лагерь Олджей-хатун. Эмир Зенги очень перепугался и явился трепеща. У него спросили о Букае. [Зенги] сказал: «Он сидит в этом шатре». Тотчас же его схватили и доставили на служение к Аргун-хану. Эмир Шиктур ему сказал: «Что за мятеж и усобицу ты поднял? Каждый день ты хочешь сажать сызнова [другого] государя?». Бука ответил: «Я-де к государю ничего не имею, а только к Султану-эюдэчи да Тугану Кухистанскому, моим врагам. Я собрался устранить их». Джушкаб вынул письма его и товарищей. Дрожь напала на члены Букая, и он онемел. Аргун-хан немедленно подал знак, чтобы его прикончили. Его поволокли на двор. Джушкаб попросил [позволить] ему самому убить его. Когда дошли до лобного места, Туган пнул его ногою в грудь и сказал: «Ты-де таил в себе жажду [завладеть] престолом и царством, — вот же тебе воздаяние за это», — и Джушкаб одним ударом отсек ему голову, после того как своей рукою вырезал [у него] из спины ремень. Кожу с его головы |S 527, A 235а| набили соломой и повесили в назидание [прочим] на краю Чаганского моста у перекрестка четырех базаров в субботу 21 числа месяца зи-л-хиджджэ 687 года [16 I 1289].
На другой день принялись творить суд. Некоторых эмиров, которые с ним были в заговоре и которые [выше] упоминались, казнили. Кадан, поскольку он был гонцом каана, получил свободу. Баян-битикчи, поскольку показывал правду, тоже был освобожден. Мекритэю по ходатайству эмиров простили. А из тазиков казнили эмира Али-тамгачи, Хусам-ад-дина Казвини, Имад-ад-дина, звездочета, Шамуна, известного под [прозвищем] Рум-ка’ла, и христианина Беха-ад-довлэ Абу-л-Керема. В тот же день, когда схватили Букая, Байтмиша-кошчи, Тамудая-ахтачи и Шадая сына Буку[394] с пятью сотнями всадников, отправили в Диярбекр, чтобы схватить Арука и подначальных ему людей. Из Аррана в шесть дней достигли Ирбиля и там же казнили старшего сына Букая по имени Газан, который состоял окольничим при Аруке. Схватив Арука в замке Кушаф, они его доставили. Когда он доехал до Чаганского моста и увидел повешенную голову Букая, он спросил: «А где же голова оружейничего Учана, который был его [Букая] нукером?». 29 числа месяца мухаррама лета 688 [22 II 1289] Арука и Учана тоже убили. Когда дело дошло до эмира Зенги, Аргун-хан сказал: «Делом его ведает Олджей-хатун», — и его отправили к ней. Олджей-хатун приказала отрубить ему голову и сказала: «Ежели на месте Зенги был бы мой сын Анбарчи, его постигла бы такая же участь».
Абачи сын Букая, после события с отцом, состоял окольничим при Тугане. Туган ему покровительствовал и хотел его отпустить, [но] поторопился. Однажды он доложил [Аргун-хану]: «Может быть, Абачи явится и изъявит верноподданические чувства?».[395] Однако, поскольку гнев государя еще не простыл, он приказал, чтобы род его [Букая] искоренили, и Абачи с его братьями Меликом, Тархан-Тимуром и Кутлуг-Тимуром казнили. Аминь.
Аргун-хан после казни Букая и Арука и окончания суда и расправы в конце месяца сафара [6]88 года [III 1289], милостиво пожаловав царевича Джушкаба, отпустил его обратно. А после этого Аргун-хан узнал, что он [Джушкаб] кривит с ним душою. [Аргун-хан] послал вслед за ним несколько эмиров, чтобы вернуть его назад. Он [Джушкаб] направлялся в Сирийский край. На берегу реки Караман, между Арзаном и Маяфарикином, Аркасун-нойон, Байтмиш-кошчи, Гурбатай-гурген, Буруджу сын Дурабая и Бугдай его настигли. Он с ними сразился и бежал, а через три дня его схватили и повели на служение к Аргун-хану. 15 числа месяца джумада-л-уля [6]88 года [6 VI 1289] его доставили на служение к его высочеству и тоже убили.
По той причине, что Новруз, сын Аргун-аги, поднял мятеж в Хорасане, а царевичи Хуладжу и Каранокай сын Юшумута были заподозрены в соглашении с ними по слову брата Урдукия Мукбиля, служившего Каранокаю и открывшего его крамолу, их 8 числа месяца джумада-ль-уля [30 V], схватив, отправили в замок Гирдекух, а 20 числа месяца рамазана [7 X] в Дамгане дело их также прикончили. 28[397] числа того же месяца [15 X] Туган с дружиною выступил в Хорасан на помощь царевичу Газану для отражения Новруза. Аминь.
В этот упомянутый год, когда Аргун-хан возвратился с зимнего стойбища в Арране и расположился летовать в Кунгуруланге, вновь прибыли из Багдада Урдукия и Са’д-ад-довлэ и еще раз доставили значительную казну. Аргун-хану [это] очень понравилось. Са’д-ад-довлэ доложил: «Ежели противящиеся битикчии не чинили бы помех, денег этих было бы вдвое больше». Было приказано, чтобы тех людей казнили. |A 235b| Рабиба Аведжи и Кутлугшаха убили, а головы их отослали в Багдад. Маджд-ад-дина ибн ал-Кибти[398] и Мансура сына ходжи Ала-ад-дина доставили из Хиллы и казнили у ворот [дворца?] Дар-и Шатийэ.[399] Джелаль-ад-дин Семнани тоже был заподозрен в мятеже Букая вследствие козней Тугана, но по ходатайству Берендэ-бахши оставлен в живых. Однако еще долгое время он не осмеливался явиться к государю. В начале месяца джумада-л-ухра лета 688 [конец VI 1289] Аргун-хан на летнем стойбище в Сугурлуке назначил Са’д-ад-довлэ на должность везира. Брат мелика Джелаль-ад-дина — Шараф-ад-дин Семнани по причине недоимок с Багдада находился в заключении. Однажды утром мелик отправился повидать его. По дороге он встретил эмира Пулад-агу. Тот справился тепло о здоровье мелика и стал расспрашивать об обстоятельствах [его] отставки и ее причинах. Мелик сказал: «За мной-де вины нет. Государь предпочел мне еврея и ему покровительствует». Эти слова тотчас же довели до слуха государя. Он допросил Пулад-агу. Тот рассказал как было дело. Государь сказал: «Это моя вина, зачем я оставил его в живых», — и он |S 530| приказал Текечеку, который состоял в ханской страже, пойти и казнить мелика 18 числа месяца раджаба 688 года [7 VIII 1289] в Сарай Музаффарийе[400] в Сияхкухе.
После того как его убили, дело Са’д-ад-довлэ пошло в гору. Он стал очень могущественным, и пышность и великолепие его росли со дня на день.
Сыновья ходжи Беха-ад-дина Мухаммеда, сахиб-дивана, Махмуд и Али подали челобитную о расстройстве их дел. Вышел указ, чтобы им отдали часть имений сахиба в Ираке. Али с родительницей своей, дочерью Изз-ад-дина Тахира, по этому делу поехал в Исфаган. Маджд-ад-дин-и Му’минан Казвини, который был мутасаррифом [земель] инджу в Иране, донес [ильхану], что вследствие того, что все возделанные инджу захватили в [свое] распоряжение сыновья сахиба, доходы с иракских инджу сразу потерпели урон. Аргун-хан поэтому разгневался и приказал, чтобы казнили всех сыновей сахиб-дивана Шамс-ад-дина. 30 числа месяца раджаба[401] в Тебризе Мас’уда и Фараджаллаха предали смерти. Махмуда уберегли Пандид-бахши и воевода Нарду под тем предлогом, что в ярлыке написано сыновей, а он-де внук. От этого ужаса [Махмуд] стал страдать недугом сердцебиения и скончался в конце поры [царствования] Гейхату. Йисудеру, которого посылали схватить иездского атабека, приказали, чтобы он в Исфагане казнил Али.
Он из Кашана отправил одного нукера, чтобы тот схватил и убил Али. Место его казни и могила стали очень почитаемыми местами. Йисудер же тоже через шестнадцать дней был убит в Иезде. Из детей сахиба Атабек умер, а Закария пребывал в Абхазе и спасся из этой пропасти, все же остальные погибли. Дело Са’д-ад-довлэ поэтому очень расцвело. В Багдаде наккарэ-ханэ[402] от ворот дворца халифов перевели к воротам его дома.
7 числа месяца ша’бана [6]88 года [26 VIII 1289] он отправил на должность хакима в Багдад своего брата Фахр-ад-довлэ, Мухаззиб-ад-довлэ и Джемаль-ад-дина Дестджердани, владение Фарс отдал Шамс-ад-довлэ, сыну звездочета Мунтаджаб-ад-довлэ, а Диярбекр вверил другому брату — Амин-ад-довлэ. Должность тебризского мушрифа он отдал своему двоюродному брату лекарю Мухаззиб-ад-довлэ Абу-Мансуру. Он постоянно опасался старших эмиров Шиктур-нойона, Тогачара, Самагара, Кунчукбала и других и из предосторожности и осмотрительности желал [себе] такого помощника, на которого он мог бы положиться. На служении Аргун-хану он доложил: «Раб [твой] один лично не может управиться со всеми важными делами и нуждается в нескольких нукерах, бескорыстных и дельных, чтобы они каждый вечер докладывали об излишке и недостаче[403] и [давали] отчет о делах за день». Он взял [себе] Урдукия, и тот стал находиться только в его личном распоряжении. Должность ширазского эмира он отдал Чуши, а тебризского — Кучану, и все трое стали его товарищами и помощниками. Он так устроил, что ни одна душа не осмеливалась подойти к дверям дома кого-либо из эмиров, исключая тех трех, что были его нукерами.
В том году эмир Чуши и Сарабан сын Сунджак-аги отправились в Фарс на должность эмира и для извлечения податей.[404] На другой год они вернулись обратно. Джелаль-ад-дин Сервистани дал обязательство: «Я-де дам с Шираза сто[405] туманов дохода». А уездные эмиры и тамошние битикчии дали обязательство: «Мы-де представим пятьсот туманов дохода, ежели свяжут Джелаль-ад-дина и выдадут нам». Его заковали и отправили к ним. По этому делу Чуши и Сарабан вернулись |A 236а| обратно. Когда сахибы булюков и битикчии отправились туда, то много старались, но ничего не вышло, и поскольку они не сумели сдержать своего слова, то вышел указ, чтобы их казнили, а Джелаль-ад-дину даровали свободу. Шамс-ад-дина Хусейна Алякани, его сына везира Низам-ад-дина Абу-Бекра, Сейф-ад-дина Юсуфа, Маджд-ад-дина Руми и Фахр-ад-дина Мубарекшаха казнили в селении Кушк-и Зар Ширазского округа.
Са’д-ад-довлэ был человеком очень искусным в диванских делах и в заведывании налоговой частью и не упускал ни одного соображения касательно трудов и стараний по этой части. Аминь.
4 числа месяца рамазана лета 688 [21 IX 1289] Аргун-хан расположился в Мераге и отправился осмотреть обсерваторию.
Там он начал принимать черное лекарство, о котором [ниже] будет упомянуто. [Оттуда] он выехал на летовку в Арран. В среду 9[406] дня месяца раби’-ал-авваль [6]89 года [22 III 1290], соответствующего 2 числу икинди-месяца года барса, он посватал [за себя] Булуган-хатун, дочь Отмана сына Абатай-нойона и посадил [ее] в ставке[407] Булуган-хатун. 13 числа месяца раби’-ал-авваль приехали гонцы и сообщили о наступлении со стороны Дербента вражеской рати. Было приказано, чтобы Тугел, Шиктур-нойон и Кунчукбал с войском выступили в поход. 15[408] числа [28 III] вслед [за ними] двинулся Тогачар и другие эмиры. Одна за другой приходили вести о смятении [чинимом] врагом. В первый день месяца раби’-ал-ахыра [13 IV] государь выступил из Билясувара и дошел до холма Туйнак по ту сторону Шаберана, а 15[409] числа [27 IV] он прибыл в Шаберан к обозу. 17 числа того же месяца [29 IV] передовым отрядам войск случилось сойтись на берегу реки Карасу, что по ту сторону Дербента. С той стороны были Абачи, Менгли-Бука сын Менгу-Тимура, Йекече и Токта-Муртад с одним туманом, а с этой стороны — Тогачар, Кунчукбал, Тогрулча и Тайджу, сын тысячника Буку. Кунчукбал, Тогрулча и Тайджу бросились в реку, чтобы переправиться. От их отваги вражье войско обратилось в бегство и из него было убито около трехсот всадников, а сколько-то человек захвачено в плен. В числе убитых были |S 529| тысячники Боролтай, Кадай и брат Йекече, а среди пленников — Чериктай, из старших эмиров Токтая. Оттуда вернувшись назад с победой и славой и 20[410] числа месяца раби’-ал-ахыра прибыв в Билясувар, [государь] расположился в ставках, и несколько дней предавались пирам, увеселениям и играм. Са’д-ад-довлэ через вестников разослал сообщение об этой победе во все стороны. Аминь.
В конце месяца раби’-ал-ахыра [начало IV] из Хорасана прибыло известие о движении вражеской рати и [чинимом ею] смятении. Тогачар отправился в поход с намерением ее отразить. На той же неделе в качестве нукера Тогачара в Хорасан послали ходжу Наджиб-ад-довлэ, чтобы он распределил между войсками [собранные] там деньги.[412] 7 числа месяца джумада-л-уля [18 V] объявили известие о кончине царевича Йису-Тимура его отцу Аргун-хану, а еще до этого в Мераге умерли Сунджак-ага и его сын Шадай. В конце месяца раджаба [начало VIII] высочайшие знамена прибыли в Тебриз, а 2 ша’бана [10 VIII] казнили в Тебризе Маджд-ад-дин-и Муминана Казвини, и высочайшие знамена отбыли на летовку в Аладаг и прибыли туда 13 числа [21 VIII]. Оттуда [Аргун-хан] соизволил возвращаться обратно по дороге через Ван и Вастан. На этой стоянке явился на служение великий мовляна Кутб-ад-дин Ширави и представил чертеж моря Магриба[413] и заливов и берегов его, |A 236b| включавший в себя множество северных и западных стран. Государю Аргун-хану очень понравилась беседа с ним, потому что он описывал Румские владения. Между прочим, взгляд государя упал на [город] Амурийю, который является внутренним Румом, и он велел мовляна рассказать о нем. Тот произнес весьма красивую речь, содержащую в себе славословие государю и описание того [города]. Ему [государю] она очень пришлась по душе. Он сел [на коня], чтобы ехать на охоту и сказал мовляна: «Когда я вернусь обратно, приходи, мы побеседуем, уж очень ты красно говоришь». А Са’д-ад-довлэ сделал [ему] знак: «Скажи-де, чтобы позвали всех троих», т.е. Эмиршаха, Фахр-ад-дина мустовфи и сына Хаджи-Лейли, — потому что всех троих схватили и доставили из Рума. Мовляна Кутб-ад-дин ради Эмиршаха последовал [указанию] Са’д-ад-довлэ. Он побежал вслед за государем и его [Эмиршаха] освободили. Сына же Хаджи-Лейли убили, а к Фахр-ад-дину приставили стражу и через неделю его казнили.
23 числа месяца рамазана лета [6]89 [29 IX 1290] из Рума прибыли Акбука, Доладай, Алчи и Кабан. 5 числа месяца шавваля [11 X] Акбука поехал туда обратно. Когда Аргун-хан приехал в Тебриз, был близок праздник рамазан, и он приказал поставить в городе Тебризе четыре минбара. Явились казии, имамы и все мусульмане и в точности, по всем правилам, сотворили праздничное моление. Казии и хатиб с почетом и обласканные вернулись обратно. Так как Аргун-хан имел склонность к великим постройкам, то он основал в местности Шам, в окрестностях Тебриза, громадный город, заложил там прекрасные здания и сказал: «Каждый смертный, кто захочет, пусть [себе] там строит жилище». Он провел [в городе] кяризы и назвал его Аргунийе. В Шервиязе он тоже основал большой город и на стройку его было израсходовано много средств, но остался он недостроенным. [Аргун-хан] питал большую страсть к алхимии, потому что многие его склоняли к этому искусству. Аминь.
Аргун-хан очень верил бахшиям и их правилам и постоянно оказывал этим людям покровительство и поддержку. [Однажды] из Индии пришел некий бахши и уверял, что он долговечен. У него спросили, каким же образом жизнь тамошних бахшиев становится долговечной. Он ответил: «Особым снадобьем». Аргун-хан спросил: «Это снадобье здесь водится?». Бахши сказал: «Водится». [Аргун-хан] велел, чтобы он его составил. Бахши приготовил месиво, в котором были сера и ртуть. Около восьми месяцев [Аргун-хан] его принимал, а в довершение сорок дней соблюдал пост в Тебризской крепости. В то время кроме Урдукия, Кучана и Са’д-ад-довлэ ни одно существо не имело к нему доступа, не считая бахшиев, которые денно и нощно неотлучно состояли при нем и занимались рассуждениями о верованиях. Когда Аргун-хан вышел из уединения, он отправился на зимовку в Арран и там стряслась беда с его здоровьем. Лекарь ходжа Амин-ад-довлэ неотлучно находился при нем, лечил его и старался с помощью других врачей, пока через некоторое время здоровье не стало поправляться благодаря их отличным приемам. Вдруг однажды вошел один бахши и дал Аргун-хану три чаши вина. Так как оно проникло [в кровь], болезнь опять возвратилась и недуг стал постоянным, а врачи не знали чем помочь. Через два месяца недомогания эмиры стали поговаривать и доискиваться причины болезни. Некоторые люди говорили: «Причина-де дурной глаз, надобно раздать милостыню», — и [много денег роздали нуждающимся].[414] А некоторые рассказывали: «Шаманы — де, погадав на [бараньей] лопатке, говорят, что причиной недомогания является колдовство». Заподозрили в этом [колдовстве] Тугачак-хатун. Под палкой и пыткой ее допрашивали на суде и в конце концов эту хатун со многими женщинами бросили в реку. Это событие произошло 16 числа месяца мухаррама [6]90 года [19 I 1291]. Аминь.
|A 237а| 24 числа месяца мухаррама лета 690 [27 I 1291] Аргун-хан, перейдя реку Куру, расположился на стойбище Багчэ в Арране. Вследствие того, что болезнь [его] одолевала, эмиры отчаялись в его жизни. Тогачар и другие эмиры были в обиде друг на друга и все [вместе] плохи с Са’д-ад-довлэ и раздосадованы его надменностью и невниманием. 4 числа месяца сафара согласились между собой Тогачар, Тугел, Туган и Кунчукбал. 14[416] сафара [6]90 года [16 II 1291] они дали клятву, составили заговор и приступили к борьбе со своими противниками. Сначала они обсудили жалобы на Султана-эюдэчи и рассказывали: один шаман, дескать, сказал: «Я-де видел малых детей Хуладжу и Каранокая, которые пришли к Аргун-хану и ему говорили: «За какую вину ты приказал нас убить?». А он ответил: «Я об этом ничего не знаю, это Султан-эюдэчи убил вас без моего позволения».
В пятницу 28[417] числа месяца сафара [2 III] Султана-эюдэчи с толпою других эмиров схватили и потянули в суд: почему-де ты убил детей упомянутых эмиров и Тугачак-хатун? Он сказал: «По [ханскому] указу». Эмиры послали Урдукия в ставку, чтобы он спросил [Аргун-хана]. [Урдукия] вернулся и сказал: «Государь говорит, мне-де ничего об этом неизвестно». Султан сказал: «Государь от сильной хвори уже давно не может говорить. Чудно, ежели он сказал эти слова». Эмиры согласно сказали: «Раз он не может говорить, видимо, ты погубил их по своей прихоти, а причина хвори государя — твое насилие и притеснение. Зачем это надо, чтобы преступления совершал ты, а возмездие нес он». По этой причине 1 дня месяца раби’-ал-авваль [4 III] его казнили. В тот же день, празднуя день рождения царевича Хитай-огула, схватили Урдукия и Чуши, а Тугана послали, чтобы он схватил и доставил Кучана и Са’д-ад-довлэ. Той ночью убили Чуши и Кучана, а на другой день в доме Тогачара подвергли суду Урдукия и Са’д-ад-довлэ и обоих убили. Тугел и Туган отправились в лагерь Са’д-ад-довлэ, а ратные люди приступили к грабежу, начисто разграбили жилища мусульман и евреев, которые там находились, и перерыли землю [под] палатками и шатрами в поисках сокровищ. Наутро пришли в движение войска и, учинив беспорядок, тащили все, что находили, а народ был объят смятением и усобицей. Аминь.
Аргун-хан пребывал в том недомогании с 1 числа месяца шавваля до начала месяца раби’-ал-авваль [27 IX — начало III] и по этой причине дела государственные пошатнулись и жизнь у всех расстроилась. В конце концов в субботу[418] 7 числа месяца раби’-ал-авваль лета 690 [10 III 1291], соответствующего[419] икинди-месяцу года ...[420] в предполуденный час, в местности Багчэ в Арране он отошел и бренный мир оставил своему славному роду. В его ставках совершили обряды оплакивания и в понедельник 9 числа месяца раби’-ал-авваль [12 III] гроб с ним отнесли на [гору] Седжас. Бог всевышний да сделает государя ислама Газан-хана на многие лета и бесчисленные века наследником жизней и наделит его счастьем, величием и могуществом, ‛ради пророка-избранника Мухаммеда, рода его и избранных сподвижников его’.
В четверг 12 числа месяца раби’-ал-авваль [15 III], соответствующего 13 числу икинди-месяца, Кабана-ахтачи послали в [Хорасан][421] за царевичем Газаном, а на другой день Тайтака[422] сына Кубая, который был молочным братом Абага-хана и начальником ставки Ахмеда, отправили в Багдад за царевичем Байду, а Легзи в Рум за царевичем Гейхату. Эмиры разбились на несколько отрядов, так что в час выступления в литавры били более, чем в двадцати местах. Поскольку Байду был царевичем скромным и серьезным, не распоряжался эмирами и войском и не |A 237b| злоупотреблял властью, Тогачар, Кунчукбал, Туган и Тугел и многие, которые возбуждали смуту и боялись величия и могущества Газана, желали [на царство] Байду. Эмиры Шиктур-нойон и Самагар-нойон, Доладай-эюдэчи, Текнэ, Ильчидэй-кошчи, Бугдай и эмиры левой руки были согласны с ними. Но он еще не прибыл. 11[423] числа месяца раби’ал-авваль [14 III] они по этому делу держали совет, а 16 числа [19 III] утвердили то мнение и доложили хатун. В понедельник 16 числа месяца раби’-ал-авваль Самагар-нойона послали в Рум, а на другой день в догонку за Легзи отправили в путь ...,[424] чтобы тот вернулся назад. В субботу 21 числа месяца раби’-ал-авваль [24 III] убили Изз-ад-дина Джелаля, который был |S 531| наибом Са’д-ад-довлэ и постоянно недомогал. До 1 числа месяца раби’-ал-ахыра [3 IV] из Хорасана дважды приезжали гонцы и извещали о смятении. В пятницу 26[425] числа месяца раби’-ал-ахыра [28 IV] эмиры собрались вместе в ставке и отпустили гонцов, прибывших от царевичей. 8 дня месяца джумада-л-уля [9 V] из Хорасана и Ирака прибыл эмир Аладу и привез известие, что поднялись луры, заняли Исфаган, убили исфаганского воеводу Байду и многих других, напали на монгольские дружины, которые сидели в тех краях, и их рассеяли, и непрерывно шла молва об их мятеже и [чинимом] смятении. В тот же день Шадая сына Буку и Боралиги сына Чинкура послали за царевичем Байду, а Доладая-эюдэчи назначили для отражения нашествия луров. В среду 22 числа месяца джумада-л-уля [23 V] царевич Сукей, а из эмиров Чобан и Курумиши сын Алинака двинули ставки хатун в путь в сторону Аладага с намерением служить Гейхату. Заговор этот состоялся с согласия Тугела. Буларгу-кыйоти,[426] эмир четырех тысяч, ушел вслед за ними. По этой причине предприятие Байду разбилось. Это дело было надумано Урук-хатун. На другой день в местности Койбулдаг в округе Сугурлука эмиры прибыли на служение к царевичу Байду, а ночью 25 числа [26 V] Саты, Кабан и Тудаджу бежали и направились в Рум, чтобы примкнуть к царевичу Гейхату. На следующую ночь ушли также эв-огланы ставок, на следующую ночь Ильчидэй-кошчи и Тимур-Бука и на следующую ночь отправился к Гейхату Кунчукбал и все. По этой причине дело возведения на царство Байду не удалось, и [царство] укрепилось за Гейхату. ‛Господь всеведущий знает правду, он есть прибежище, к которому прибегают’.