Сборник работ. Двухтысячные

Дима Георгиев родился и вырос в Старой Руссе Новгородской области. Ушел в армию, там, в Комсомольске-на-Амуре, скончался: гнойный менингоэнцефалит.

Командир Елькин, отправляя скорбный груз в Старую Руссу, заплакал.

— Какого офицера потеряли…

Это правда, Диму любили. За минувший год — четыре благодарности, внеочередное звание.

По факту смерти было возбуждено уголовное дело. Следователи вынесли решение: умер по своей халатности — медики войсковой части требовали, чтобы он лечился, а больной отмахивался. Дело прекратили: «…лиц, виновных в смерти, нет».

Обо всем этом было рассказано в статье «Он не умер, он погиб» — более двух лет назад («Известия» № 59 от 3 апреля 1999 года).

И не только об этом.

Родители Валентин Петрович и Светлана Анатольевна Георгиевы должны были получить единовременное пособие — 120 денежных окладов. Но заместитель генерального директора ОАО «Военно-страховая компания» А. Тимошенко отказал: «Смерть наступила в квартире… Нахождение дома не является исполнением обязанностей военной службы».

Нашел где умереть. Упал бы в красном уголке части, поближе к знамени, да пусть бы даже и на пути домой, но не доходя до КПП, а так — в 20 метрах от него, снаружи. А уж когда и где он получил энцефалитный яд, кто и где его укусил, это никому не интересно.

Администрация Ельцина в лице консультанта Трусова перебрасывает письмо Георгиева в Министерство обороны. Трусов — то ли малограмотный, то ли неряшливый: железнодорожные войска к Министерству обороны не относятся. МО перекинуло письмо в войска, те — в Военно-страховую компанию. И опять Георгиеву-отцу отвечает слово в слово тот же Тимошенко: умер не при исполнении…

Еще эти неряшливости. «Старя Русса», — пишет начальственный железнодорожник Вдовин. «Уважаемый Валентин Павлович!» — перевирает отчество военно-страховой Тимошенко.

Неужели предлагали сделку только мне?

После публикации событий было много.

В полной ярости позвонил замгендиректора Военно-страховой компании Тимошенко: вы — желтая пресса! Почему вы не пишете о нас, когда мы выплачиваем пособия? Уцепились! Подумаешь, отчество Георгиева перепутали! Мы не будем ему выплачивать по закону, в котором вы не удосужились разобраться.

— Почему вы не соизволили прийти к нам перед писаниной?!

— У меня не возникло к вам вопросов. И сейчас — нет.

Более всего были задеты в Публикации железнодорожные войска. Вот кому, казалось бы, в первую очередь встать в позу защитников «чести мундира». Но офицеры поняли честь мундира в истинном смысле, без кавычек. Командующий железнодорожными войсками Г. Когатько наложил жесткую резолюцию: «Разобраться! Доложить!» На Дальний Восток отправились военные комиссии. По факту смерти офицера было возбуждено новое уголовное дело. В войсковых частях провели собрания. Вскрылись новые факты, в частности, гроб Димы Георгиева в Старую Руссу сопровождался под руководством офицера, который по дороге загулял и в доме Георгиевых не появился.

Всех ли наказали? Не знаю. Но многих.

В «Известия» прибыла внушительная военная делегация во главе с замкомандующего железнодорожными войсками генерал-лейтенантом Виктором Григорьевичем Якименко. Случай по нынешним дням редкий: в оценке армейских безобразий газета и военные оказались едины.

Главный вопрос — о пособии — решен не был.

— Это решает ВСК, — сказал Якименко. — Единственное, что мы можем сделать и сделаем, окажем родителям свою помощь — поменьше, но все же. Мы строим и ремонтируем мосты, дороги. Заработаем и через пару месяцев отвезем.

Ровно через два месяца в Старую Руссу к родителям Георгиевым отправился с извинениями полковник Бышевец.

Ах, если бы все ведомства, военные и гражданские, так реагировали на публикации, половина проблем в России разрешилась бы, а другая, может быть, и не возникла.

Парадокс: те, кто, казалось бы, должен защищать интересы своего военного ведомства, приняли сторону родителей погибшего офицера, а те, кто должен быть на стороне пострадавших, отказывают в помощи.

«Известия» готовы были сотрудничать и с Военно-страховой компанией, даже после звонка Тимошенко. Замглавного редактора «Известий» В. Захарько связался по телефону с генеральным директором ВСК С. Цикалюком. В назначенное время мы с юристом «Известий» Максом Хазиным ждали представителей ВСК.

Никто не пришел. Зато заму главного стали звонить недовольные армейские генералы.

Руководитель «Известий» снова набрал телефон генерального директора. «Разве наши не приходили? — удивился Сергей Алексеевич. — Обязательно придут», — снова пообещал генеральный директор.

Названы те же фамилии, заказаны пропуска.

И снова никто не пришел.

Зато опять вместо встречи — звонок. От бывшего известинца, теперь уже сотрудника пиаровского информагентства «Акта-публика». Он позвонил мне домой.

— К нам обратились за помощью представители ВСК. Как бы это дело уладить? Может, договоримся? Ну, часть денег им дадим и замнем… Тысячу долларов — сойдемся?

Со мной стали торговаться, и я понял, что я — в доле. Больше всего поразил уровень комбинаций Военно-страховой компании. Уровень наперсточников.

Я и до этого много размышлял, сомневался в необходимости подобных посредников, которых нынче развелось во множестве. Банки-посредники многократно прокручивают деньги для шахтеров. Профессора рассказывали мне, какая выгода была бы для всех, если бы предприятия заключали договора с лечебными учреждениями напрямую, минуя страховых агентов. Обобщать, конечно, нельзя, дело — в каждом конкретном случае.

Но разве нормально, разве не порочно, когда посмертную судьбу воина решают не государственные чиновники (военные или гражданские), а коммерческая компания, коммерсанты — частники.

…Неужели они пытались «договориться» только со мной?

Происхождение защиты

В суд? В суд.

Но где, скажите, найти могучего адвоката?

На телеэкранах они мелькают часто, чаще, чем надо. С горящими глазами режут правду-матку, не боятся вступиться за честь и достоинство опальных олигархов, магнатов, отстаивают права богатых компаний.

За неистовую адвокатскую правду-матку они берут, как мне сказали, 200 долларов в час. При условии, что несчастные родители Георгиевы все же вырвут у ВСК деньги за погибшего сына, им этой суммы не хватит, чтобы расплатиться за сутки.

Не исключаю, что кто-нибудь из этих свободолюбивых узников капитала согласился бы витийствовать и за умеренную плату, если бы это витийство широко разрекламировали (это ведь новые будущие деньги). Но кто же станет раскручивать борьбу провинциальных пенсионеров?

Защитники нашлись, точнее — защитницы.

Общественный фонд «Право Матери» защищает интересы родителей тех, кто погиб в армии в мирное время. Правление фонда под председательством Вероники Марченко работает бесплатно. Пенсии, пособия, страховки, льготы — юристы фонда оказывают правовую помощь (в том числе заочно), выступают защитниками в судах. Вот типичное дело.

У 19-летнего Дениса Салькова болело сердце. Накануне армейского призыва он проходил обследование в московской горбольнице № 52. Врачи сочли юношу за симулянта. Через полтора месяца армейской службы Денис скончался от сердечного приступа. Хорошевский межмуниципальный суд заседал пять раз, прежде чем юристы фонда Л. Голикова и Д. Бундина вместе с врачом фонда Н. Власовой убедили судью в очевидном. Мама Дениса получила 50 тысяч рублей — «в качестве компенсации за моральный вред».

Больное место — дедовщина. Доказать убийство в армии трудно, вместе с военными держат оборону и суды: это не убийство, а несчастный случай.

Общественный фонд «Право Матери» бьется с могучими государственными ведомствами — военным, судебным, прочими. Дела тянутся годами.

Понадобилось несколько судебных заседаний, чтобы доказать, что рядовой Евгений Пик был именно доведен до самоубийства. Истязатель получил срок.

Антон П. из Краснодарского края в Чечне сошел с ума. Дома изрезал ножом родителей.

Солдатское сумасшествие — не новость, и тем более самоубийство в армии — не новость. А новость теперь — самоубийство родителей. Фонд «Право Матери» занимается психологической реабилитацией родителей, собирает для них пожертвования — на розыски детей, пропавших в Чечне без вести, на ритуальные услуги, на памятники, ограды на могилы да чтоб просто не пропасть с голоду. У москвички Евгении Давыдовой, потерявшей в армии сына, случился пожар. Кроме денег — 3366 рублей, фонд собрал ей вещи: матрас, посуду, табуретку, зимние сапоги, две подушки, одеяло, теплую одежду, электроплиту, кухонный стол, оконную раму.

Деньги матерям шлют Дудинка, Екатеринбург, Мангит (Каракалпакия), Пушкино Московской области, Тамбов, Татарстан, Рязанская область, Челябинск.

Даже странно, что в наше хищное время существует такая бескорыстная организация — фонд «Право Матери». Через несколько дней, в июне, фонду исполнится 12 лет.

Вы поняли, читатель, благородное происхождение представителя родителей Георгиевых: Людмила Юрьевна Голикова — юрист фонда «Право матери».

В фонде, узнав фамилию судьи, загрустили. Они ее знают.

Судья Шиканова

Письменные неряшливости в обращениях очень точно характеризуют отношение властных особ к маленькому человеку. Разве переврал бы отчество чиновник ВСК Тимошенко, если бы обращался к кому-то наверх?

Судья Мещанского межмуниципального суда г. Москвы Ирина Васильевна Шиканова направила в Старую Руссу судебную повестку: «Григорьевым». Хорошо, что в райцентре почтальон знает жителей, повестку вручили Георгиевым.

Бессонная ночь до Москвы. Георгиев не знает в столице никого, останавливается у меня. Глотает массу таблеток. Едет на Каланчевскую — в суд. У него важные документы: сообщение командира в/ч Елькина в военкомат Старой Руссы (сразу после трагедии) о том, что смерть Дмитрия Георгиева «связана с исполнением обязанностей военной службы» и еще такое же точно сообщение от нового командира в/ч Макарова, при котором проводилось новое расследование после публикации «Известий».

Ответчики — ВСК — в суд не явились. Сообщили письменно о том, что у них — своя выписка из приказа за подписью того же Елькина и ст. писаря штаба Крюковой: «Смерть не связана с исполнением военной службы». ВСК уведомляет суд о том, что якобы ими сделан запрос в в/ч по поводу разноречивости бумаг.

Шиканова переносит суд на 31.05.2000 г.

Снова — таблетки, Георгиев лежит на диване. Бессонная ночь в поезде на обратном пути.

31 мая 2000 г. Людмила Голикова уехала лечить сломанную ногу, ее заменяет юрист Анна Валагина, из того же фонда «Право матери». В маленьком зале, в уголочке — группа веселых студентов — будущие судьи. Заседание — открытое, но секретарь суда Анна Робертовна Зачко сурово допрашивает меня: кто? откуда? зачем? Через паузу входит адвокат ВСК Сергей Александрович Зверев, веселый, улыбающийся. Да что я их по отчеству — молодые красивые люди. Они распахнули руки навстречу друг другу, как будто потерялись когда-то в войну и только теперь встретились.

Служебная радость встречи. Именно Шиканова вместе с еще одной судьей ведет абсолютно все дела ВСК. Судья и ответчики замечательно знают друг друга.

— Высокий суд, — ответствовал адвокат ВСК. — Ваша честь! — Он обращался уважительно, употребляя благородный слог. Провинциальный Георгиев сидел, как в темном лесу, не понимая больше половины высокопарных слов.

Зверев просил снова отложить суд, поскольку ВСК не получила ответ на запрос.

— А вы его посылали? — неожиданно спросила Валагина. — Разрешите посмотреть исходящий номер, от какого числа, месяца? — Она протянула руку. Возникла долгая неловкая пауза. Растерявшийся адвокат ВСК машинально вложил в протянутую руку пачку бумаг. Неожиданно он вскочил и через стол… кинулся на Валагину. Милый, обходительный юноша оказался обыкновенной дворовой шпаной. Он хватал Анну Викторовну Валагину за руки, вырывал назад свои бумаги. Она держала их крепко. Завязалась рукопашная.

Шиканова молча, не без удовольствия наблюдала. Она знала, что в рукопашной побеждает сильнейший. Между прочим, это она должна была бы поинтересоваться запросом.

Я думаю, студенты — будущие судьи многому научились в этом маленьком зале.

Судебное заседание вновь перенесли — в ожидании ответа на запрос.

Лекарства, диван, бессонная ночь на обратном пути.

Через несколько месяцев Георгиеву придет письмо из в/ч: «Запроса от Военно-страховой компании в части не зарегистрировано, т.к. такого не было».

Вы поняли? ВСК продолжает игру в наперстки.

Я написал командиру в/ч Елькину: как могло оказаться, что он подписал два противоположных документа?

«Речь идет не о вашей личной репутации, а о достоинстве и чести железнодорожных войск.

Я 40 лет в журналистике. Герои мои — люди обездоленные, я их никогда не бросал. Не брошу и Георгиевых».

Сергей Николаевич Елькин отозвался быстро: «Подлинной является выписка из приказа, подписанного мною, которая была выслана в адрес Старорусского ГВК Новгородской области, а также была подшита в материалах уголовного дела». Командир приложил к письму выписку из приказа об убытии Георгиева в служебную командировку в тот период. И объяснительную ст. писаря А.Крюковой, очень любопытную. По поводу выписки из приказа, ею якобы заверенной и оказавшейся непонятно как в руках ВСК («Смерть не связана с исполнением военной службы»), Крюкова поясняет: «Данную выписку своей подписью я не заверяла, подпись, поставленная на выписке, мне не принадлежит».

Подлог. Серьезный повод для возбуждения еще одного уголовного дела.

Я знаю, кто совершил этот подлог для ВСК. Офицер в звании, старшем, чем командир части. Тайну попридержу, она еще пригодится.

Ошибки в пользу государства

Есть свидетели последних мучений Димы, свидетели того, как он умирал. Почти свидетели: не видели, но слышали.

Е. Кузнецова с мужем И. Кузнецовым и сыном Андреем живет по соседству. Она показала на следствии: «Слышала скуление… Скуление продолжалось всю ночь, потом еще весь день». Только в ночь на 19-е все стихло.

Неизвестно, писал я тогда, более двух лет назад, кем вырастет теперь Андрей Кузнецов, родители которого спокойно слушали, как за стеной мучительно воет, скулит человек, слушали ночь, день и еще целый вечер.

Наверное, когда он вырастет, Россия станет еще страшнее.

Сегодня мне важно, какими вырастут и дети тех, кто занял такую прочную круговую оборону против сирот-родителей. Есть и другая мысль на тему: родители—дети. В общем, примитивная, но все же. Не дай Бог, никому, конечно, но — если бы на месте Димы оказался сын, брат, отец Ирины Васильевны Шикановой, она, судья, вела бы себя точно так же? Если бы на месте Димы Георгиева оказался родной человек молодому адвокату ВСК Сергею Звереву, он так же яростно вырывал бы документы из рук у представителя пенсионеров Георгиевых? Если бы на месте Димы оказался сын генерального директора Военно-страховой компании Сергея Алексеевича Цикалюка, компания так же, всеми неправдами отбивалась бы от уплаты?

Ну да, нехорошо, я знаю. Еще раз повторяю: не дай Бог! Никому… Раньше времени… Просто мысли вслух.

Бывает, наступает чувство опустошения: чем дальше двигаешься, тем больше — в никуда.

— Может быть, нам как-то попытаться отозвать судью? — спрашиваю Людмилу Голикову.

— Юридических оснований нет. Все происходит в рамках закона. К сожалению. И потом Шиканова — не худший вариант.

— Да что вы!

— Вы других судей не знаете.

Весной 1995-го, когда пошли первые гробы из Чечни, именно фонду «Право Матери» пришла идея подавать иски к государству, в лице которого чаще всего выступало Министерство обороны.

За эти трагические годы выявились судьи-рекордсмены. Самыми непробиваемыми оказались Замоскворецкий и Пресненский межмуниципальные суды. Конкретно — судьи Печенина, Болонина. В декабре 1999 года Мария Александровна Болонина за один только день отклонила шесть (!) исков родителей детей, погибших в Чечне, отведя на каждый по 10 минут. А всего она отказалась принять к рассмотрению более трехсот (!) исков. О самом первом своем отказе она сообщила родителям лишь через полгода (!) после подачи иска.

Вмешались Генеральная прокуратура, Верховный суд России. Никто не поставил ей на вид, никто не объявил порицания. Наверное потому, что судья Болонина ошибалась в пользу государства. Мосгорсуд посоветовал: хотите отказать истцам — откажите в судебном процессе. Пришлось принимать иски к рассмотрению.

Но как отказать в суде? Истцы опротестуют.

Возникла идея: иски принимать, но с рассмотрением — тянуть. Идея более чем надежная. Почти находка. Ведь иски подают люди усталые, разбитые, тяжело больные после трагедий. Отступятся. Не выдержат.

В 1995 году в одном бою погибли два мальчика, их тела перепутали и выслали матерям. Уже после похорон вскрылась ошибка. Провели эксгумацию. Вера Павловна Некрасова (из Тюменской области) опознала сына по коронке на зубе. Опять новые, двойные похороны.

Судья Болонина никак не могла начать судебный процесс. То она заболела, то ушла в отпуск, потом была просто занята. Потом судья Болонина и секретарь перепутали дату суда: объявили матери не тот день… Каково это — мотаться впустую из Тюменской области? Потом суд, не спеша, долгие, долгие месяцы истребовал документы.

В такие же майские дни минувшего года, когда судья Шиканова еще только начинала мять и затаптывать дело несчастных Георгиевых, судья Болонина продолжала круговую оборону: Вера Павловна Некрасова пыталась добиться рассмотрения иска в очередной, девятый (!) раз.

Опять она, судья Шиканова

4.10.2000 г. Очередное слушание дела. Кажется, все ясно. Подлинность подписи установлена.

Но дело опять откладывают. Представитель ВСК сомневается в законности приказа командира. Может быть, он, Елькин, — жулик, родители Георгиевы могли, например, подкупить его. Надо обратиться к военным прокурорам.

Судья Шиканова, конечно, соглашается. Суд отложен на 29.11.2000 года.

Диван, капли, таблетки, обратная ночная дорога.

«Известия» обратились к депутату Государственной думы от Хабаровского края Борису Резнику. Резник направил запрос в Дальневосточную военную прокуратуру.

Военный прокурор Краснознаменного Дальневосточного военного округа полковник юстиции Ю. Никольский прислал ответ: «Следствием бесспорно установлено, что… старший лейтенант Георгиев был направлен в служебную командировку в в/ч 11892 для обучения молодого пополнения, ему было выдано командировочное удостоверение № 92. …Смерть старшего лейтенанта Георгиева Д.В. связана с исполнением обязанностей военной службы. Приказ (командира в/ч Елькина. — Э.П.) соответствует требованиям Закона. Оснований для его опротестования не имеется».

Командировка, она и ночью командировка, даже когда спишь.

29.11.2000 г. Письмо не успело прийти. ВСК вновь подтвердила, что у нее — свои запросы к военным прокурорам. По просьбе ВСК суд снова перенесли.

17.01.2001 г. Очередное, пятое заседание. Георгиев представил суду ответ военного прокурора Никольского. Адвокат ВСК Зверев засомневался в законности выводов теперь уже дальневосточных прокуроров. А может быть, Георгиев и Никольского подкупил? «Надо подождать ответа из Главной военной прокуратуры в Москве, — сказал Зверев. — Мы же запросили».

Шиканова, естественно, соглашается. Суд перенесли.

Очень скоро Георгиеву придет ответ из Главной военной прокуратуры. Нет, ВСК никаких запросов не делала. Да и зачем? Суд обязан принять выводы дальневосточных коллег.

Квитанция на каждую слезу

В дни, когда поединок с судьей Шикановой только начинался, пресс-секретарь фонда Валерия Пантюхина вручила мне свежий пресс-релиз за май 2000 года. Как бы предупредила, каким терпением надо запасаться.

Из-за путаницы в списках погибших Светлана Леонидовна Яхонтова из Кургана целый месяц не знала о смерти сына, тело которого под другим именем валялось в вагоне-рефрижераторе в Ростове-на-Дону. 18 мая Пресненский межмуниципальный суд (судья Т. Печенина) отказал матери в иске о взыскании морального вреда.

— Вы понимаете, — говорит пресс-секретарь фонда Валерия Пантюхина, — этим судьям сам «факт наличия» таких страданий нужно доказывать с помощью документов, у них же все «по закону»: на каждую слезу нужна квитанция.

24 мая все тот же Пресненский суд, все та же Болонина начали рассмотрение очередного иска к МО Людмилы Вилисны Голоцан из Челябинской области. Тема та же — моральный вред.

Ее сын Андрей погиб в Грозном в уличном бою, это было еще 7 января 1995 года. Разыскивая тело сына, мать с отцом пересмотрели трупы в трех рефрижераторах. Из третьего вагона-холодильника Сергей Андреевич вышел совершенно седым. Когда тело вынесли из вагона, какая-то женщина приняла его за своего сына и хотела забрать. Людмила Вилисна не отдавала. Одна уцепилась за голову, другая — за ноги. Мать и чья-то мать тащили, рвали тело к себе.

После похорон сына Сергей Андреевич, как от цинги, потерял зубы — все до одного, стал похож на деда, а не на отца. Людмила Вилисна, надышавшись трупным ядом, «посадила» сердце. Ее мать, бабушка Андрея, после похорон сошла с ума, быстро скончалась и легла рядом с внуком.

24 мая представители ответчика в суд не явились. Судья Болонина задала вопрос юристу фонда «Право Матери» Анне Валагиной, представлявшей убитых горем родителей:

— Готовы ли вы рассматривать иск в отсутствие представителей ответчика?

— Да, обязательно.

Спросила, получила согласие и… отложила слушание.

Надежный, очень надежный прием — тянуть время.

Предупредить-то предупредила нас пресс-секретарь фонда, а все равно всегда кажется: то, что коснулось других, тебя минует, даже обычная смерть. И провинциальному пенсионеру Георгиеву долго мерещилось: это — с другими, не с Димой и не со мной.

Сейчас много говорят о судебной реформе. Реформа — это хорошо. Но мне не очень понятно, от кого надо защищать, например, лукавого или корыстного судью, от чьих посягательств? И какая нужна дополнительная независимость такому судье? Свобода ЧЕГО нужна такому судье? При властной неподконтрольности, при полной независимости ни от кого и ни от чего у лукавых и корыстных судей появится еще больше возможностей для приятной зависимости и сладкой несвободы от богатых компаний, магнатов, олигархов.

Реформа нужна. Но с учетом малой частности: независимость и свобода всякого судьи, любого другого должностного лица должна быть прежде всего — внутри себя. В ином случае очередное провозглашение очередной свободы не просто бессмысленно, но и вредно.

Школьный спектакль

Ни одно заседание суда не начиналось вовремя, даже если оно было назначено на утро.

28.03.2000 г. Очередное слушание назначено на 9.45.

В 11.00 стороны были приглашены в зал заседаний.

В 11.20 раздался звонок мобильного телефона судьи Шикановой. Она подняла трубку и любезно передала адвокату ВСК: «Это вас».

11.30. Переговорив с кем-то о чем-то, Зверев сам набирает номер. «По факсу? Прямо на суд? Хорошо».

Судья, секретарь, те, кто в зале, послушно ждут.

11.40. Представитель истца в лице Людмилы Голиковой предлагает начать рассмотрение иска, поскольку все необходимые ответы получены. Встает Зверев: да, заключение дальневосточной прокуратуры по закону дает право истцу на выплату пособия. Но я только что, вы слышали, получил звонок от руководства ВСК, оказывается, в Главной военной прокуратуре другое мнение: не выплачивать. Через минуту они сбросят факс в адрес суда. Прошу подождать.

Стали ждать. Шиканова спросила в паузе у представителя железнодорожных войск: «А вы-то как считаете?»

— Вы же видите: надо выплачивать, — ответил полковник Евгений Павлович Сощенко, сотрудник юридического отдела федеральной службы железнодорожных войск.

Ждали — час! Тишина.

— Ну, что ж, — сказал Зверев, — видимо, техническая накладка. Предлагаю перенести…

Что это было — школьный спектакль или просто мелкое хулиганство? На выходе из зала заседаний Сощенко спросил Зверева: «Что же происходит-то?» — «Я знаю столько же, сколько и вы», — зло ответил представитель ВСК.

Послепослезавтра, 29 мая, в 9.45 на Каланчевской улице состоится очередное — седьмое по счету — заседание Мещанского муниципального суда под председательством Шикановой.

Георгиев все равно приедет, если позволит здоровье.

В последний раз он пролежал на диване почти сутки: давление — за двести — не спадало.

Стыдно быть несчастливым

Кто остался еще из кровной родни, из близких, хотя бы духовно? Оглянись, кому еще ты нужен и кто нужен тебе? Так бывает после жизненных катастроф, при неизлечимых болезнях или в глубокой старости: жизнь теряет смысл. В очередной раз приходится извлекать, как лекарство из аптечки, целительную мысль драматурга Александра Володина:

«Стыдно быть несчастливым».

Слова, правда, звучат одиноко и больше ложатся не на музыку, а на метроном.

Все просторнее вокруг, не остается никого из тех, ради кого стоит жить.

И все же жизнь еще жива, и другой — ни хуже, ни лучше — больше не будет.

Стыдно. Стыдно быть несчастливым.

В конце концов оба выжили и не сошли с ума. Двое, это тоже — семья.

И мертвого Диму никто не рвал на части и не присваивал себе.

И не подсунули чужой гроб.

Стыдно, стыдно. Стыдно быть несчастливым.

Еще побьемся.

2001 г.